Суббота
14.12.2024
16:20
 
Липецкий клуб любителей авторского кино «НОСТАЛЬГИЯ»
 
Приветствую Вас Гость | RSSГлавная | "ИНТИМНЫЙ ДНЕВНИК" 1996 - Форум | Регистрация | Вход
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
"ИНТИМНЫЙ ДНЕВНИК" 1996
Александр_ЛюлюшинДата: Суббота, 10.03.2012, 08:29 | Сообщение # 1
Группа: Администраторы
Сообщений: 3282
Статус: Offline
«ИНТИМНЫЙ ДНЕВНИК» («Записки у изголовья», англ. The Pillow Book) 1996, 126 минут,
Великобритания-Нидерланды-Франция-Люксембург
— экранизация книги японской писательницы конца X - начала XI века Сэй-Сёнагон «Макура-нососи»








Нагико, с детства влюбленная в каллиграфию и роман Сей Сёнагон «Записки у изголовья», сбежала от жестокого мужа, чтобы в одиночку наслаждаться жизнью, литературой, менять любовников и искать моделей для совершенствования искусства написания текстов на мужских телах. Ее английский любовник Джером убеждает Нагико использовать моделей как бумагу для своих произведений. Следуя совету молодого красавца англичанина, в голове ее зреет грациозный план отмщения ее бесчестному издателю, и она посылает ему книги — тринадцать любовников, тринадцать тел, тринадцать книг, последняя из которых — Книга Смерти…

Съёмочная группа

Автор сценария и режиссёр — Питер Гринуэй
Продюсер — Кес Касандер
Оператор — Саша Верни
Художники — Андре Патмен, Вилберт ван Дорп, Эми Вада
Монтаж — Питер Гринуэй и Крис Уайетт

В ролях

Нагико Киёхара-но Мотосукэ Сэй-Сёнагон / Nagiko Kiyohara no Motosuke Sei Shonagon — Вивьен Ву / Vivian Wu
Издатель / The Publisher — Ёси Оида / Yoshi Oida
Отец / The Father — Кэн Огата / Ken Ogata
Тётя и горничная / The Aunt & The Maid — Хидэко Ёсида / Hideko Yoshida
Джером / Jerome — Юэн Макгрегор / Ewan McGregor
Мать / The Mother — Джуди Онгг / Judy Ongg
Муж / The Husband — Кэн Мицуиси / Ken Mitsuishi
Хоки / Hoki — Ютака Хонда / Yutaka Honda
Мать Джерома / Jerome’s Mother — Барбара Лотт / Barbara Lott
Сестра Джерома / Jerome’s Sister — Линн Лэнгдон / Lynne Langdon

Критика о фильме

Мотивы произведения японской классики — дневника Сэй Сенагон — Гринуэй поместил в современный контекст, но суть вещей не изменилась. Подобно тому как мужчина и женщина заключают любовный контракт в целях деторождения, так изображение и слово сливаются в японской каллиграфии. Героиня фильма пишет эротические стихи на коже своих любовников и, чтобы придать искусству оттенок бескорыстия, посылает юношей, чьи тела исписаны иероглифами, к издателю-гомосексуалисту. Гринуэй усматривает связь между старой каллиграфией и визуальной компьютерной рекламой. Режиссер, которого считают злостным постмодернистом, видит в новых художественных языках рывок к свободе, который уже был однажды в истории культуры. И был в эпоху кубизма, конструктивизма, модернизма, который «похоже, прошел, мимо кино. А может быть, само кино сознательно прошло мимо модернизма» (Андрей Плахов).

Награды

1996 Премия Каталонского международного кинофестиваля
Лучший фильм — Питер Гринуэй
Лучшая операторская работа — Саша Верни

1997 Премия Международного кинофестиваля в Сиэтле
Лучшая режиссура — Питер Гринуэй

1997 Премия Общества кинокритиков Лондона
Актер года — Юэн Макгрегор

Смотрите фильм

http://vk.com/video16654766_162074539
 
Ольга_ПодопригораДата: Суббота, 10.03.2012, 23:05 | Сообщение # 2
Группа: Администраторы
Сообщений: 824
Статус: Offline
Один из любимых фильмов! И доказывающих, что человек и книга - неразрывны!
 
Александр_ЛюлюшинДата: Четверг, 15.03.2012, 14:53 | Сообщение # 3
Группа: Администраторы
Сообщений: 3282
Статус: Offline
16 марта 2012 года
Киноклуб «Ностальгия» представляет
фильм №20 (285) сезона 2011-2012
«ИНТИМНЫЙ ДНЕВНИК»
режиссёр Питер Гринуэй, Великобритания-Нидерланды-Франция-Люксембург

***

О фильме «ИНТИМНЫЙ ДНЕВНИК» посетители сайта http://www.afisha.ru

***

Сразу скажу, что отношения с этим режиссёром у меня противоречивые. Несмотря на удивительно окрыляющие идеи в каждой своей картине, Питер Гринуэй настолько увлекается всевозможной расчленёнкой, что начинает подташнивать. Честно признаюсь – я брезгую смотреть это. Но «Записки у изголовья» - совсем другое. Бесконечно тонко и многострунно. Не так по-японски, как у истинно японских режиссёров. И тем интереснее.

***

О фильме «ИНТИМНЫЙ ДНЕВНИК» посетители сайта http://www.kinoexpert.ru

***

Очень красивый поэтичный фильм! МакГрегор во всей красе - нельзя не влюбиться.

***

Отличное кино!

***

потрясающее кино!!! каждый раз смотрю его с превеликим удовольствием!

***

Красивое кино из серии "не для всех".

***

О фильме «ИНТИМНЫЙ ДНЕВНИК» посетители сайта http://www.kinopoisk.ru

***

Произведение, безусловно, красиво.

***

Очень интересная книга-фильм, которая повествует нам о судьбе молодой девушки, родившийся когда-то в Японии и пытающейся постичь смысл своей жизни через свой интимный дневник.

***

Невероятно красивый, упоенный, втягивающий тебя в состояние, не совсем сонное, но близкое ко сну. Интересное решение режиссера — кадры то появляются в маленьком окошке, то идут на всем экране, как будто устраивая твоему сознанию лабиринт.

***

Фильм для тех, кто любит понаблюдать за тем, что хочет своим конкретным языком донести до зрителя режиссер, кто любит насиловать себя мыслями, кто любит Гринуэя. Вообще, о подобных фильмах можно говорить долго, но для того, чтобы решить смотреть или нет его этого достаточно…

***

Хочется отдать дань Гринуэю-художнику, который из фильма в фильм погружает зрителя в безупречный визуальный ряд, с продуманными цветами, акцентами, меняющимися картинками и буквально натюрмортно-пейзажными декорациями. Но посмотрев достаточно его картин, режиссер стал представляться не только, как художник, но и продуманный психолог.

***

Говорю сразу: я любитель Гринуэя, я предвзята до нельзя. Но важно не это, важна причина сей любви: красота. В его фильмах она зашкаливает. Красота пьянящая, вне условностей; красота как она есть. В жизни, смерти, в каждом мгновении, во всем сущем, и в свете, и в сумраке.

«Интимный дневник» я смотрела дома, с ужасными субтитрами,… но смотрела как завороженная. Человеческое тело; замысловатая письменность; культура, постигая которую, чувствуешь как к тебе прикасается Сама История; фетиш; боль; безумие.

Прекрасная Нагико с ее болезненным сознанием, пишущая на априори прекрасном человеческом теле; ее любовник, именно того типа мужчин, которые нравятся мне — количество красоты на экране было несоизмеримо с тем что я привыкла получать.

Для меня этот фильм — открытие.

***

Фильм похожий на многокамерную шкатулку фокусника. Сверху — чистый формализм и холодное эстетическое совершенство: четкая структура и до предела насыщенный визуальный ряд, благодаря которому Гринуэй пытается избавится от границ кадра — черно-белое изображение сменяется цветным, строчки бегут поверх статичных видов, изображение расслаивается, маленькая картинка помещается в большую, классическое произведение японской литературы — дневник Сэй Сенагон, постмодернистски помещается в современный контекст.

Это все обусловлено тем, что благодаря этим формальным принципам внимание зрителя направлено к визуальной метафоре, основному лейтмотиву фильма — иероглифу, который является, одновременно, и словом и картинкой. И сам фильм передает основную мысль через образы.

Фильм одновременно завораживает и шокирует — там столько болезненной, извращенной красоты, что передать сложно. Но настоящей живой боли в фильме нет. Режиссер относится к своим героям иронично, ведь они тоже всего лишь текст. Это абсолютно рациональное препарирование европейским холодным разумом нерациональных вещей — любви, страсти и смерти, а не их проживание. Все строго подсчитано и каталогизировано — список нелюбимого и любимого, количество грешков издателя, таблеток принятых Джеромом… А после, на основании подсчитанного, отмерено — кто сколько проживет в загруженном метафорами и символами пространстве фильма.

10 из 10

***
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 16.03.2012, 19:16 | Сообщение # 4
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Новый фильм Питера Гринуэя
Модная трагедия


Под конец года на кинематографической улице случился праздник: в Доме кино показали последнюю картину Питера Гринуэя, режиссера, который, хоть и с переменным успехом, но уже пятнадцать лет носит титул "самого изысканного". Представленный на Каннском фестивале минувшей весною, фильм The Pillow Book потом переделывался все лето, так что окончательную версию московские зрители увидели почти одновременно с лондонскими.

Идею Британского совета, решившего поддержать выступление английского посла перед российскими кинематографистами уже нашумевшей, но еще никем не виденной картиной, можно признать гениальной: ни один дипломат из побывавших в Доме кино не пользовался таким успехом — обычно полупустой зал был забит, публика стояла в проходах. Господин посол мог это принять на свой счет с тем большим основанием, что уже через пятнадцать минут после начала просмотра зрители стали уверенно расходиться: небывалый ажиотаж кончился небывалым провалом.

Раздавив в себе остатки патриотизма, надо признать, что Гринуэй не только "самый изысканный", но и самый интеллектуальный современный кинорежиссер, к восприятию которого публика Дома кино не слишком готова. Из многообразных аллюзий, задействованных в картине, даже вынесенная в заглавие и та не была считана переводчиками, предложившими разные названия для фильма The Pillow Book: и затейливый "Роман на ночь", и не вполне русскую "Книжку-подушку", и пошлейший "Интимный дневник" — творчество столь же изобретательное, сколь напрасное. Обильно цитируемая на протяжении всей картины и возникающая на экране в виде текста таинственная The Pillow Book — это хрестоматийная японская книга десятого века "Записки у изголовья" фрейлины Сей-Сенагон.

Как всегда у Гринуэя, сюжет картины подчеркнуто экстравагантен. Вдохновляясь Сей-Сенагон, героиня фильма вполне современная японка, живущая в Гонконге, предается невинному сочинительству. Поняв, что издатель, с которым она вынуждена работать, пленился ее другом, юная писательница каллиграфически выводит свои тексты на спине, животе и бедрах любовника. И достигает таким образом сразу двух целей. Как истинный менеджер она преподносит товар в наиболее выгодной упаковке, как истинная японка следует традиции отцов, почитавших человеческое тело за лучшую бумагу. Оттолкнувшись от восточной гривуазности, Питер Гринуэй сделал свое гринуэевское кино: давно облюбованные им темы барокко обрели некоторый привкус японщины. Как в фильме "Книги Просперо" — экранизации шекспировской "Бури" — в "Записках у изголовья" по-барочному насыщенное изображение, продуманно избыточное и полиэкранное. И, как в фильме "Книги Просперо", здесь барочная тема — тело и текст, — декоративно обставленная мотивом каллиграфии.

Каллиграфия, как любая изобразительность, блистательно разработана у Гринуэя и проходит через всю картину. Иероглифы соединяются с антиквой, эстетская китайская тушь — не просто с акриловым, а с кичевым красно-золотым, старинная рукопись — с диапроекцией. Вершиной всех этих соединений становится пена для бритья, понятая как грунт, по которому, нарушая его, скользит палец; герой проводит бритвой по щекам, по груди и животу, и текст исчезает: чистое тело снова оказывается чистым листом бумаги.

При этом каждый интерьер фильма выстроен как экспозиционная инсталляция. Патентованная японская лысость пространства, этот давно узаконенный и единственно хороший авангардный тон, способствует стопроцентной отыгранности любого предмета, сюда включенного: эффект витрины заставляет "говорить" всякую вещь. И тут, пожалуй, самый кардинальный гибрид. Красота японского бутика, впервые воспетая Гринуэем, сливается с чем-то для него вполне привычным, с эстетикой северного барокко, с Голландией, глядящейся в Италию: нидерландец конца XVI века Генрих Голциус был многообразно задействован в "Книгах Просперо". И все вместе — бесконечно повторенная рука на вагине, то ли из Джорджоне, то ли из того же Голциуса, этот жест стыдливости, идущий от античности, но ставший уже чистой формой, дизайном, иероглифом; квадрат полиэкрана, неизменно строгий; и ориентальный шкаф, неизменно текучий, освещенный, словно отовсюду, и сбоку и изнутри, — образует нечто до крайности пряное сегодня, но уже завтра повсеместно проглатываемое. Грандиозный Haute couture, предложенный в фильме "Записки у изголовья", неизбежно откликнется в каталогах и на подиуме.

Единичность, ставшая всеобщей, собственно, и есть мода. Какой бы ни был режиссер Питер Гринуэй, но он в любом случае величайший кутюрье современности и в каждую минуту фильма "Записки у изголовья" превращает свою монструозность в доступную для будущего универсальность. Дизайнеры, смотрящие фильм, могут либо пищать от восторга, либо покрыться крапивницей от завистливой досады — они знают ему цену. Кинематографисты, на удивление равнодушные к пластике, презрительно пожимают плечами. И у них есть два резона — формальный и социальный.

Формальный сводится к тому, что фильмы Гринуэя, конечно, очень красивы, но это "не кино". Что такое "кино", любители подобных доводов разъяснить затрудняются, полагая это, видимо, несказанным. Надо думать, речь идет всего лишь о монтаже. И впрямь картины Гринуэя даже не статичны, а статуарны: каждый кадр очень богат и изощрен, но качество в кино образуется между кадрами. Этого монтажного качества у Гринуэя, действительно, нет, поэтому в его картинах нет и развития. Сюжет движется за счет нагнетания экстравагантностей: в "Записках у изголовья" в битве между писательницей и издателем, конечно, гибнет юноша, и издатель, который не в силах расстаться, то ли с любовником, то ли с книгой, снимает с мертвого кожу: тело и текст становятся неразличимы. Это происходит где-то в середине картины, после затянутой экспозиции и в предвкушении множества новых экстравагантностей, которые ничего в сущности не добавляют. Сказанного — достаточно, но это верно и в том смысле, что любимые просвещенной публикой кинематографисты, владеющие, конечно же, монтажом, говорят куда невыразительнее.

Социальный резон смыкается с формальным. Гринуэя обвиняют в равнодушии к общественным и вообще простейшим нравственным коллизиям, составляющим смысл человеческого кино. Это обвинение можно даже усугубить: Гринуэй в принципе бессодержателен. Подобно Просперо, уничтожившему все книги, с помощью которых он когда-то одержал победу, а теперь отвергнул великое умозрительное ради плоского, но живого, писательница из "Записок у изголовья" в финале хоронит аккуратно переплетенные труды своего вдохновения. Но в отличие от шекспировского героя плоское и живое ей тоже уже безразлично. Каллиграфическое, декоративное сочинение она зарывает в землю под вполне декоративным бансаем. В принципе Гринуэю все равно, как развернуть излюбленную тему. Текст меньше тела, больше, равен ему: можно так, можно иначе, ворох упоительных подробностей никуда не исчезнет. И с каждым новым фильмом он складывает узоры, все более хитрые, все более ученые, и их все радостнее, все быстрее повторяют модные журналы.

АЛЕКСАНДР Ъ-ТИМОФЕЕВСКИЙ, Газета "Коммерсантъ", №215 (1173), 16.12.1996
http://kommersant.ru/doc/244978/print
 
Ольга_ПодопригораДата: Суббота, 17.03.2012, 12:36 | Сообщение # 5
Группа: Администраторы
Сообщений: 824
Статус: Offline
Я не хочу вдаваться в рассуждения на самом деле, что-то утверждать или вроде того. Хочу поделиться цитатами из фильма, которые лично мне показались важными для понимания этого кино и просто интересными для меня лично.

"Слово "дождь" дожно личться как дождь, а слово "дым" должно куриться как дым" - ведь мы такие, какие есть, зачем нам быть кем-то другим.

"Запах белой бумаги напомнил мне запах кожи, она пахнет как новый любовник на первом свидании"

Одна из любимых: "я стала женой, я вышла замуж, я преобрела мужа, как не говори, все равно понятно, что кончится это плохо"

- Ты читал мой дневник??
- А разве дневники не для того пишут, чтобы их читали?
- Нет, чтобы понять себя.

(глубокое заблуждение, что дневники пишут для других. люди пишут для себя, чтобы когда-то вернуться к прошлому и понять что-то, исправить или улучшить)

"Теперь я не только бумага, но еще и перо" - одна из ключевых фраз в фильме ведь! Каждый человек - книга, которую он пишет сам, но которую так же ему помогают писать. Потому, мне кажется, Нагико и полюбила Джерома. Он был тем человеком, который открыл ей это, так ненавязчиво и красиво.

Ну и последняя фраза фильма: "Плоть и письменный стол. Писать о любви и находить ее."

Фильм прямо-таки гениальный в своей красоте.


Сообщение отредактировал Оля_Подопригора - Суббота, 17.03.2012, 12:37
 
Владислав_НичипоровДата: Воскресенье, 18.03.2012, 16:31 | Сообщение # 6
Группа: Друзья
Сообщений: 111
Статус: Offline
Безусловно, сей фильм известного англичанина обладает необыкновенной красотой! Объят этикой и эстетикой Востока … и Красивым (!!!) развратом! Хотя что уж тут говорить, когда всё и так показано… что нечего добавить о красоте…однако в своём произведении автор, как мне кажется, ставит задачу не только показать, но и рассказать…

Что значит написать книги? И что значит быть писателем…

Каждый писатель – своего рода творец…пусть и только той книжной реальности, в которой он творит… но это поле созидания следует понимать куда более широко, нежели просто бумагу…он своего рода “бог-создатель” того мира, что творит! Этот мир сквозь вереницу его мыслей попадая на бумагу ( тело, в данном случае), материализуется… заставляя реальность меняться: пусть и многие не поймут, что происходящее не просто игра людей, “помешанных на эстетике письма, или, другими словами, которым “бабло девать некуда (моя ремарка) и вот они всё безумствуют, с жиру бесятся…” а нечто большее, покрытое тайной. Пусть я и сам не со всем согласен, но то, что в той реальной вселенной ОНО существует… и последняя (“The Book of the Death”…) подтверждает сие.

Писатель (настоящий) пишет “из души”, раскрывая себя полностью, ”оголяя”… свой внутренний мир: из его головы даже можно проследить некий процесс мыслей, высвобождающихся – поток, подобный магии! В этом потоке и часть автора…его души: именно поэтому мы замечаем как страдает героиня, после смерти её вроде бы всего лишь любовника…в нём умер кусочек её.

Так же, процесс письма ещё и процесс духовного совершенствования, познания героини (пусть и через разврат…) : она всё с новой и новой книгой постигает что-то: Любовник, Распнитель, Сделка, Смерть… именно к “Смерти” она и заканчивает процесс самопознания…как бы уйдя, даёт начало новой жизни… новой Нагико…ну или не Нагико уже…) Весьма символично ещё, что уходит, не только, дав новую Жизнь, но и наказав врага своей жизни...точнее: не наказав, а “закончив этим его (врага) “сюжет”.

И почему выбран “красивый разврат”? Мне кажется, Сей Сёнагон (автор «Записок у изголовья» же) выбрал сей метод письма “по голому мужскому телу”, ЧТОБЫ даже не привлечь больше эротизма (конечно, не так силён в восточной литературе и вообще в востоковедении…поэтому, если что, пардоньте! ), а чтобы именно максимально выразить эту отдачу автора! Самоотдачу своему произведению мысли! Поэтому именно книги становятся людьми (чаще мужчинами…мы не против и женщин, конечно…никаких притеснений!),и следовательно, связь автора и книги возрастает…духовная связь. И в добавлении, режиссёр избрал верный, свой сюжет для экранизации! Виват ему.

Дальнейшая жизнь…не знаю “…это уже нам всем темно представляется, и мы едва…”
 
Елена_ДмитриеваДата: Четверг, 22.03.2012, 15:08 | Сообщение # 7
Группа: Проверенные
Сообщений: 66
Статус: Offline
Я, наверное, попаду в те единицы, кто не любит "Интимный дневник".... даже со своим пристрастием к азиатскому кино и Гринуэю. Так получилось, что посмотрела я его уже после много того, что снято Гринуэем. Уже после «Отсчета утопленников», «Повара, вора…..», «Живота архитектора», "Контракта рисовальщика", если следовать фильмографии, то это фильмы до «Интимного дневника». Сравню именно с ними, потому что те же «Чемоданы», «8 1/2 женщин», «Тайны Ночного дозора» имеют уже другую сюжетную линию и идею.

Хочется отдать дань Гринуэю-художнику, который из фильма в фильм погружает зрителя в безупречный визуальный ряд, с продуманными цветами, акцентами, меняющимися картинками и буквально натюрмортно-пейзажными декорациями. Но посмотрев достаточно его картин, режиссер стал представляться не только, как художник, но и продуманный психолог.

Могу сравнить его с Ремарком в литературе, который методично убивал своих главных героинь. Так и у Гринуэя, мы видим, как погибают мужские персонажи. Причем, если говорить конкретно об «Интимном дневнике», то смерть Джерома показалась мне вторичной, и уж слишком сильно напоминала стилистически смерть Алекса в «Поваре, воре….», более того, с последующей местью. Хотя, бесспорно, литературная основа у фильмов абсолютно разная....но очевидно, что снимал их один и тот же человек.

Причем, если сравнивать именно две эти картины мастера, то единство мысли просматривается не только в этих моментах. В «Поваре, воре….» система знаков и метафор заключена в еду, в «Интимном дневнике» фактически тот же прием, но в буквах, словах, искусстве каллиграфии.

Хотелось бы сказать много красивых слов, но я очень хорошо помню костюмы Диора в "Поваре...", яблоки в ванной в "Отсчете утопленников", помню, как умирала Саския в "Ночном дозоре"....помню даже утопичные идеи Тульса в "Чемоданах....", которые, не совсем легки для просмотра вообще.....безумного голого человека - статую в "Контракте рисовальщика".....так вот "Интимный дневник" вылетел из памяти вообще, хотя смотрела я его и не так давно.....
 
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Copyright MyCorp © 2024
Бесплатный хостинг uCoz