Основанный на подлинной истории, позаимствованной из японской криминальной хроники 1930-х годов, фильм повествует о сжигающей страсти Китидзо Исиды (Фудзи Тацуя) к одной из его служанок и любовниц – Сада Абэ (Мацуда Эйко). Их взаимное влечение перерастает в одержимость – и настолько сильную, что трагический финал становится неизбежен…

Вообще-то ещё за год до премьеры картины в Канне и последовавшего скандала1 другой японский режиссёр, Танака Нобору, представил фильм «История Сада Абэ», предложив собственную версию той же самой сенсационной истории. Версию, получившую высокую оценку местных критиков, которые в отношении работы Нагиса Осимы оказались, напротив, вполне солидарны с цензорами, отнёсшими «Корриду любви» к категории порнографии. А между тем трудно не заметить, что в сей бесконечной сексуальной одиссее, возможно, самый талантливый представитель поколения «новой волны «Офуна» отнюдь не изменяет социально-критической направленности своего творчества. В данном отношении французский вариант названия представляется даже точнее. Ведь, не без язвительности демонстрируя сферу интимных отношений, во многих вопросах жёстко регламентируемую общественными устоями, возведёнными в ранг ритуала2, Осима предельно точен и безжалостен в анализе социально-политических условий существования великой нации. И, главное, в отображении давящего психологического климата страны. Абэ и Исида – отнюдь не исключительные подданные целой империи чувств, пребывающей на грани исторически неизбежного краха… Залитая кровью комната, где обезумевшая Сада так и не обретает успокоения, даже умертвив любовника, поневоле получает символическое – а то и вовсе пророческое – звучание.

Таким образом, напрашивается вполне логичный вывод в том духе, что в своей первой постановке, осуществлённой в сотрудничестве со старосветской державой3, Нагиса Осима оказался ближе, скорее, западному мироощущению. Что вроде бы лишь подтверждают многочисленные культурные реминисценции. И тем не менее даже поверхностное сопоставление ленты, например, с другим, сугубо европейским шедевром, «Последнее танго в Париже» /1972/4, позволяет выявить больше различий, нежели сходств. Осима и оператор Ито Хидэо обрушивают на зрителя пиршество красок, ближе к финалу становящихся всё сумрачнее, – взамен более привычного чёрно-белого изображения с соответствующими ему чёткими, геометрически выдержанными по композиции кадрами. Но вместе с тем автор не оставляет и надежды на осуществимость катарсиса, пусть длящегося не дольше, чем звучит танго. Он с дотошностью и беспристрастностью, достойной учёного-антрополога, исследует все возможные проявления сексуальных отношений, от пламенного взгляда и – вплоть до беспощадной «корриды». И действительно фиксирует своеобразный прорыв в трансцендентное, даже если обретаемый не тотальным растворением в любви, но прикосновением к смерти.
__________
1 – Это положило начало запретам картины сразу в нескольких странах (от Японии до ФРГ и Израиля) и… их последующим отменам по решению местных судов.
2 – Например, фактически принуждающих Саду вступать в сексуальную связь на стороне.
3 – Между прочим, инициатором выступил французский продюсер Анатоль Доман, обладающий, по всеобщему признанию, безупречным художественным вкусом.
4 – Возможно, на этом настаивает сам автор; во всяком случае эпизод, где герои используют в своих любовных играх пищу, видится перекличкой со схожей сценой у Бертолуччи.

Справка:
В 1976 году фильм "Империя чувств" стал сенсацией Каннского фестиваля, где его назвали "первым великим эротическим фильмом". Он также получил Специальный приз на МКФ в Чикаго и приз Британской киноакадемии. Несмотря на это, в Японии фильм "Империя чувств" был показан в укороченной версии (83 мин.), а в Америке и Европе был вообще запрещен к широкому показу.

© Евгений Нефёдов
Авторская оценка: 10/10
http://www.world-art.ru/cinema/cinema.php?id=15944

Нагиса Осима - крупнейший режиссер японской "новой волны", дебютировавший в 1959 г. революционной картиной "Улица любви и надежды", в которой впервые обратил внимание японских зрителей на лицо молодого поколения. В общем-то, японская "новая волна" двигалась плечом к плечу с "новой волной" французской, являя миру лицо молодого человека послевоенного и предвоенного (имея в виду терзавшую человечество как раз в те годы угрозу ядерной катастрофы) времени, лицо более открытое, чем когда бы то ни было, более страстное, менее сдержанное или скрытное, и оттого представляющееся более порочным.

Порок и страсти, их сочетание, проявляемые личностью как бы в ответ на извечную жестокость и бесчеловечность общественного устройства, определили с тех пор тематику творчества Осимы раз и навсегда. Но художественное решение этих проблем, естественно, с годами менялось. На пятом десятке Осима (род. в 1932 г.), всегда нелегко уживавшийся и с японской киноиндустрией и еще более - с японской цензурой, занялся так называемой копродукцией. В 1976 г., в содружестве с французским продюсером А. Доманом, он снял шедевр в той области искусства, что всегда и везде в Новое время была запретной, в области жесткой эротики.

Я не знаю другого фильма, нарушившего все табу, наглядно показавшего, что для художника нет не только запретным тем, но и запрещенных способов их решения. Иными словами, Осима снял совершенно порнографическую картину, которую тем не менее невозможно охарактеризовать как порнографию. Ибо "Коррида любви" ("Империя чувств" - французское наименование ленты) - это трагическая, а значит высокая поэзия черного эроса, делающего любовь не по-библейски сильной, как смерть, но ею самой, смертью. Любовь как неодолимое стремление к смерти, любовь как своего рода ритуальное самоубийство, любовь, в которой пожирающая сторона с легкостью могла бы поменяться местами со стороной пожираемой, любовь, в которой женщина - воистину сосуд скверны - прекрасна, как Джульетта, даже в тот последний, роковой миг, когда она пожирает своего Ромео.

Сюжет картины, снятой по мотивам реальных событий, произошедших в 1936 г. и потрясших Японию, сводится к мгновенно вспыхнувшей убийственной и самоубийственной страсти приличного молодого семьянина к новой служанке, проститутке и нимфоманке, столь же быстро и страшно разгорающейся в катастрофический пожар, утихомирить который может только смерть. В сущности, в картине нет практически ничего, кроме разнообразия совокуплений, поданных с разным уровнем откровенности, вплоть до жесточайшего садомазохизма. Но удивительнее всего, что фильм при этом не грязен, напротив, он так предельно откровенен и прост, что не вызывает, не может вызвать зрительского отторжения, но скорее вызывает горестное восклицание: "Се - человек!"

Да, это правда, что молодая проститутка, недвусмысленно названная в фильме Садой, убила своего господина и любовника, отрезала ему пенис и несколько дней ходила с ним по Токио, безумная и счастливая. Но это неправда, что он был ее любовником. Нет, он был ее возлюбленным, ее Ромео. И она была не безумна, она безумно любила.

Во всяком случае, без дальних разговоров об экзистенциальной сущности любви, бытия и смерти, в это веришь, смотря картину. (А веришь ли, например, де Саду, нанизывающему друг на друга вереницы нелепых жестокостей в своих тюремных сочинениях? А веришь ли, например, мадам Арсан, нагромождающих на свою героиню сотни мужских и женских, взрослых и детских тел?)

То же, чему веришь, и есть поэзия, красота, страсть, любовь, коррида жизни и смерти... Высокое искусство.

Правда, это мы все такие смелые сегодня. В начале же 90-х, когда "Империя страсти" взорвала наши экраны, кое-кого (лично знаком) за просмотр фильма в окружении лиц, не достигших половой зрелости, и с работы увольняли.

У "Корриды любви" был, естественно, непростой путь к широкому зрителю. Но она его преодолела, эта изящная, как старинная миниатюра, эта страстная и запредельно откровенная, перечеркнувшая все предельные откровения Бертолуччи и мастеров пожиже честной поэзией и простой констатацией правды о человеке, любви и смерти, классическая лента японского режиссера. Скрытный Восток вновь (в который уж раз в истории) открыто показал Западу, кто есть кто в нашей цивилизации.

Рецензия: В. Распопин
http://kino.websib.ru/article.htm?no=770

Детям до 35 – строго запрещено!

Лицам с заболеваниями сердечно-сосудистой системы - не рекомендуется!

Срамота, словом…

Наиболее интересное, как сообщается в послефильмовых титрах, этот случай имел место в действительно, в 1936 году, и произвел большой резонанс в Японии. Но как ловко сформулировано, вроде оттенок гордости за высоты японской страсти прибавлен. И именно этот случай вдохновил знаменитого продюсера Анатоля Домана, предложившего малознаменитому тогда Осиме первые европейские деньги на постановку.

Для Европы взяли название "Империя чувств". Но и японский и французский варианты неадекватны сути. К чувствам все показанное имеет весьма далекое отношение. Разве что - к жадности… О Ней сказано вполне прямо - "не может быть одна в постели". Он - хозяин престижного "дома" известного рода, чтобы всегда иметь под рукой, помимо жены, роту легко доступных девиц. Но нимфомания, одержимость хотя и базовые патологии героев, но, как и во всех азиатских фильмах такого рода, не единственные. Тут тебе и копрофилия, и эксгибиционизм, и садомазохизм (героиню зовут просто Сада)… Тяжелая страна! В результате - практически все снято в одной комнате (где уже начинает вонять, но им "этот запах нравится"), практически не одеваясь и практически непрерывные охи и айканья в саундтреке. Все время норовят привлечь к процессу если уж не дополнительных участников, то хотя бы соглядатаев… Тяжелое, однообразное зрелище, при самой либеральной цензуре квалифицируемое как порнография, но успевшее попасть даже в советские кинотеатры (впрочем, признаю, что фильмы, например, Рязанова той поры непотребство многократно большее).

Нечто похожее показал в 92-м в "Горькой луне" Р.Поланский: сексуальная жадность, желание испытать все глубины и оттенки ощущений. А.Блок как-то сделал случайную запись: "Запрещенность должна быть и в браке". Вот две иллюстрации пренебрежения этим правилом. Европейцы Поланского в результате получили опустошенность и ненависть друг к другу. На востоке иное дело. Герои Осимы ни на секунду не утратили накала страсти, более того - они недовольны, что человеческие возможности ограничены и все в этом мире непостоянно. Где-то на грани жизни и смерти ощущения, как минимум, усиливаются. И тут начинается сущая фрейдовщина. Дама все время норовит схватиться за нож (по неистовому Зигмунду - себе удлинить, ему укоротить), он же предпочитает удавку. И вскоре понимает - какой облом возвращаться обратно. Уже после его смерти дама таки воспользовалась ножом… Примечательно, что невзирая на различие отдельных стадий, конечный результат и для жадных европейцев и для ненасытных азиатов одинаков - смерть.

Поглядев фильм еще в начале 90-х, я долго удивлялся - отчего такой фестивальный фурор, восторги эстетов, запредельные баллы в любой шкале оценок? Фильм опасно далеко вторгся на территорию порнографии, утратив при этом значительную долю поэтичности и обаяния произведения ИСКУССТВА. Синтеза ни фига не получилось, получилась профанация обоих. Прошу понять меня правильно - минет во весь экран меня нисколько не смущает, но вместо героя "Корриды" я предпочел бы видеть в этот момент Рокко Сифреди или Джона Хомса. Вот в этом, сдается мне, все дело - интеллигенция нашла замечательный компромисс. Можно свалить на японскую ментальность, на остатки поэтики и метафизики, на отсутствие запретных тем для художника - и иметь престижную кассету для морального рукоблудия.

Ее, интеллигенции, конечно, дело - но, по мне, более здраво смотреть, когда пожелаешь, Кането Синдо, а когда в охотку - "Лучший восточный анал".

(Должен, для полноты картины, заметить: японская порнография - самая жестокая из всех существующих.)

Игорь Галкин
http://www.kino.orc.ru/js/elita/elita_corrida.shtml

В 1976-м на Каннском фестивале случилось нечто из ряда вон: отказ дирекции допустить в конкурс японскую картину «Империя чувств» до такой степени подогрел к ней интерес, что фильм пришлось показывать 13 раз (беспрецедентный случай в истории «чемпионата мира» по кино), правда, уже вне конкурса. Во время просмотров пресыщенный истеблишмент всякий раз впадал в ступор, поскольку не мог взять в толк, как к увиденному относиться.

А показали мировой киноэлите нечто и в самом деле непривычное, а для многих просто неприличное: почти беспрерывные, следующие один за другим половые акты. Умело эксплуатируя присущий кино эффект вуайеризма, японский режиссер Нагиса Осима спровоцировал зрителей на подсматривание откровенных эротических сцен. Зритель, в отличие от героини, стремительно беременел фильмом.

Молодая японка Сада Абэ, работающая служанкой в доме свиданий, становится любовницей Кишицо, хозяина заведения. С каждым разом сексуальные игры Сады и Кишицо обретают все более опасную форму. В результате Сада так сильно привязывается к любовнику, что одурманенная страстью, она во время очередного экстаза душит возлюбленного, а затем уже мертвого кастрирует. После этого она пишет кровью на его теле: «Кишицо и Сада — любовь навеки».

Следующие четыре дня Сада ходит по городу с отрезанным пенисом и блаженной улыбкой на лице. Ее ловят, но медицинская экспертиза признает Саду нормальной. Ее приговаривают к длительному заключению (по другой версии — признают невиновной и отпускают, во что, честно сказать, верится с трудом). Самое интересное, что фильм основан на реальных событиях, случившихся в 1936-м году.

Картина была задумана Осимой в 1972-ом, уже тогда японский режиссер вел переговоры с французским продюсером Анатолем Доманом о совместной постановке. Среди нескольких вариантов Доман выбрал историю Сады Абэ. Что любопытно: одновременно с Ai No Korrida на экраны Японии вышел еще один фильм об этом трагически знаменитом случае, он так и назвался «Подлинная история Сады Абе».

«Коррида любви» (в международном прокате получившая название «Империя чувств») – это, конечно, никакое не порно. Наоборот, одна из самых одухотворенных и непостижимо глубоких драм о всепожирающей плотской страсти в ее наиболее крайних проявлениях. И хотя режиссер задействует здесь обширный арсенал эротических и порнографических сцен, однако они не вызывает того примитивного физиологического и чувственного волнения, какое обычно провоцирует порнографическое кино.

Секс как символ освобождения для тех, кто в 1960-х устраивал сексуальную революцию, спустя каких-то 10 лет — в «Корриде любви» — принимает уже абсолютно противоположное значение: становится объектом порабощения. Механизмы полового угнетения, неосознанного устремления к смерти как высшего проявление экстаза любви, рассматриваются Осимой, как в лабораторной колбе. Подобно увлеченному энтомологу, он во всех подробностях изучает буйство страсти, которое сменяется мороком томления и в итоге оборачивается клиническим случаем поглощения одного любовника другим.

Осима разрушает последние табу, сталкивая крайнюю степень натурализма с изощренным эстетством, воссозданным в изолированном мире спальных комнат и усиленным игрой цветовых контрастов. Можно сказать, что грубое порно и высокая трагедия сходятся здесь в одной точке. Благодаря последнему картине удается избежать вульгарности, характерной для традиционного порно.

Здесь сексуальная одержимость приводит обоих героев к физическому, эмоциональному и духовному истощению. Осима смотрит на секс в традициях де Сада (хотя, в отличие от «Сало» Пазолини, это кино не вызывает отвращения, и его просмотр вряд ли разрушит или опошлит отношения зрителей, которых связывают романтические чувства. Похоть обретает здесь форму всевозможных -измов (садо-/мазо-…) и в то же время почти ритуального священнодействия, когда кастрация воспринимается как своеобразное жертвоприношение.

Любовники, абсолютно игнорирующие реалии окружающего мира, отгораживаются от него стенами спальни. Особенно важной в этом смысле является одна из редких (и вроде бы проходных) сцен, когда Кишицо оказывается на городской улице и видит марширующих солдат: Япония готовится к войне. Актер Тацуя Фудзи на единственном крупном плане ухитряется передать столь неописуемую степень обреченности и тоски своего героя, что тут же понимаешь: он несет на своих плечах куда больший груз, чем эти молодые воины, — бремя другой, не менее жестокой войны, истощившей его последний энергетический запас.

И, похоже, что именно здесь он бесповоротно решает, что неутолимая и все нарастающая сексуальность великой нимфоманки может быть остановлена только одним способом. Кишицо, по сути, тоже избирает путь воина, только «вражеская амбразура», на которую ему придется пасть, располагается не на поле брани, а между ног возлюбленной. Как и подобает настоящему камикадзе, он сознательно идет на смерть — ради женщины, которую любит.

В 1976-м фильм был запрещен во многих странах, беспрепятственно его удалось выпустить в прокат только в либеральной Швеции. Даже на родине, в Японии, его долгое время демонстрировали в сокращенном варианте. Но уже в начале 80-х «Корриду любви» назвали «лучшей эротической лентой всех времен и народов». В России ее впервые легально показали только в 90-м году.

5 апреля 90-го года мне довелось присутствовать на второй демонстрации этой картины в столице. Кирилл Разлогов, курирующий показ, привез еще чистенькую копию во ВГИК. Казалось, что в главный зал института тогда собралась едва ли не половина Москвы. Во всяком случае, посмотреть (да еще и на халяву) запрещенный шедевр съехались все способные передвигаться родственники и друзья студентов.

Сами студенты, многим из которых не хватило по этой причине даже приставных мест, стояли вдоль стен, лежали на сцене и даже сидели на коленях преподавателей. Все проходы были забиты, выйти бы все равно никто не мог, даже если бы приспичило. И к тому моменту, когда Разлогов завершил свое короткое вступительное слово, зал набрал воздух в легкие и выдохнул его только тогда, когда пошли финальные титры.

Судя по гробовой тишине, сопровождавшей просмотр, в тот день лишилось невинности немало юных созданий. Но об этой «утрате», похоже, никто не сожалел.

http://www.filmoscope.ru/?id=1168