Вторник
08.10.2024
00:27
 
Липецкий клуб любителей авторского кино «НОСТАЛЬГИЯ»
 
Приветствую Вас Гость | RSSГлавная | "УБИЙСТВО СВЯЩЕННОГО ОЛЕНЯ" 2017 - Форум | Регистрация | Вход
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
"УБИЙСТВО СВЯЩЕННОГО ОЛЕНЯ" 2017
Александр_ЛюлюшинДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:11 | Сообщение # 1
Группа: Администраторы
Сообщений: 3269
Статус: Offline
«УБИЙСТВО СВЯЩЕННОГО ОЛЕНЯ» (англ. The Killing of a Sacred Deer) 2017, Ирландия-Великобритания, 120 минут
— драма греческого режиссёра Йоргоса Лантимоса


Фильм рассказывает о кардиохирурге Стивене Мёрфи, который знакомится с 16-летним Мартином — сыном пациента, умершего во время операции несколько лет назад. Стивен делает подростку подарки и знакомит со своей семьёй, однако вскоре начинает избегать слишком назойливого знакомого. Однажды младший сын доктора Боб перестаёт чувствовать ноги. Обследования ничего не дают: согласно всем анализам, его состояние должно быть нормальным. Загадку происходящего раскрывает Мартин: Стивен, которого юноша считает виновным в смерти отца, должен сделать непростой выбор и принести в жертву кого-то из членов своей семьи, иначе все его близкие умрут один за другим...

Съёмочная группа

Режиссёр: Йоргос Лантимос
Сценарий: Йоргос Лантимос, Эфтимис Филиппоу
Оператор: Тимиос Бакатакис
Художники: Джейд Хили, Дэниэл Бэйкер, Нэнси Стейнер, Холли Фиск, Адам Уиллис
Монтаж: Йоргос Мавропсаридис

В ролях

Колин Фаррелл — доктор Стивен Мёрфи, муж Анны, отец Боба и Ким
Николь Кидман — Анна Мёрфи, жена Стивена, мать Боба и Ким
Барри Кеоган — Мартин, близкий друг Ким
Рэффи Кэссиди — Ким Мёрфи, дочь Стивена и Анны, сестра Боба
Санни Сулджик — Боб Мёрфи, сын Стивена и Анны, брат Ким
Алисия Сильверстоун — мать Мартина
Билл Кэмп — Мэттью Уильямс

Награды и номинации

2017 — приз за лучший сценарий Каннского кинофестиваля (Эфтимис Филиппу, Йоргос Лантимос).
2017 — приз критиков на Каталонском кинофестивале в Сиджесе (Йоргос Лантимос).
2017 — участие в конкурсной программе Гентского кинофестиваля.
2017 — три номинации на премию Европейской киноакадемии: лучший европейский режиссёр (Йоргос Лантимос), лучший европейский сценарист (Эфтимис Филиппу, Йоргос Лантимос), лучший европейский актёр (Колин Фаррелл).
2018 — номинация на премию AACTA Awards за лучшую женскую роль второго плана (Николь Кидман).
2018 — две номинации на премию «Независимый дух»: лучшая мужская роль второго плана (Барри Кеоган), лучшая операторская работа (Тимиос Бакатакис).
2018 — номинация на премию Лондонского кружка кинокритиков лучшему британскому или ирландскому актёру года (Колин Фаррелл).

Смотрите трейлер и фильм

https://vk.com/video16654766_456240058
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:15 | Сообщение # 2
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Убийство священного оленя: боги падут

Йоргос Лантимос, единственный на сегодняшний день грек, работающий в Голливуде, напомнил о своих корнях: «Убийство священного оленя» — вольное переложение греческих мифов в целом, и Еврипида в частности. В роли Зевса-Агамемнона — бородатый Колин Фаррелл.

У кардиохирурга Стивена все хорошо — отличная работа, признание коллег, жена-красавица Анна (Николь Кидман), и двое умненьких детишек. Проблемы если и есть, то решаемые: скажем, сын все никак не хочет постричься, и на торжественном приеме настойчиво предлагают выпивку (а Стивен уже два года как в завязке). Или вот Барри, шестнадцатилетний подросток с явным отставанием в развитии: когда-то давно отец Барри был пациентом Стивена, потом он умер, и доктор по-прежнему чувствует себя в долгу. Он встречается с мальчиком в обеденных перерывах, дарит ему дорогие часы, а потом приводит в свой дом — и, как вскоре выясняется, очень зря.

С визитом Барри начинается странное: у сына Стивена отнимаются ноги. Врачи разводят руками, а Барри предупреждает: дальше будет только хуже. Хорошему доктору придется выбрать кого-нибудь из членов своей семьи и убить его как можно быстрее — почему, не скажем, потому что это главный спойлер фильма.

…Известность пришла к Йоргосу Лантимосу после фильма «Клык», в котором он переосмыслил миф о грехопадении современными средствами. Бог-отец не выпускал возлюбленных детей своих за пределы райского сада: подменял понятия добра и зла, наделял ошибочными знаниями. По установленным правилам, покинуть этот сад можно было только тогда, когда у ребенка выпадет первый клык — и непослушная дочь, которую в прошлой жизни, конечно, звали Евой, устав ждать, выбивает себе зуб гантелей.

«Клык» был номинирован на «Оскар» и получил одну из премий в Каннах. Потом был «Лобстер» (тоже, кстати, с Фарреллом в главной роли), об отсутствии в современном обществе права на выбор — точнее говоря, на свободный выбор, если только это не графа «против всех». В «Лобстере» тоже чувствовались религиозные аллюзии, как если бы о религии вдруг решил поговорить Франц Кафка.

В «Убийстве священного оленя» Лантимос замахнулся уже не на христианство, а на гораздо более древнюю мифологию: все происходящее на экране — это, конечно, оживший томик Куна «Легенды и мифы Древней Греции». Стивен — одновременно микенский царь Агамемнон и сам всемогущий Зевс, его дочь — Ифигения (в фильме ее зовут Ким, и она получает высший балл за школьное сочинение по Еврипиду). Малыш Боб — Самсон, но также и Эдип. Что касается второй половинки Стивена, Анны, то ее история, ее миф еще впереди — очевидно, что ее роль не ограничивается тем, чтобы притворяться живым трупом во время секса, и в ней дремлет и Клитемнестра, и одновременно Медея.

Боги и цари живут среди нас — как верили древние греки, как верит Лантимос. Они живут в богатых кварталах, ужинают с прямыми спинами и носят идеальные платья. Но потом наступает их черед страдать — неважно, по какой причине, приходит ли угроза от священного оленя или от умственно отсталого подростка. Можно назвать это фатумом, можно мойрой, можно злым роком, который не минует никого — так что будем готовы. И да, перед походом в кино нелишним будет освежить свою память, кто был кем в этом древнем пантеоне.

Ольга Маршева
https://www.timeout.ru/msk/artwork/361905/review
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:15 | Сообщение # 3
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Имитация трагедии. «Убийство священного оленя», режиссер Йоргос Лантимос

Феномен Йоргоса Лантимоса интригует. Это первый кинематографист после Тео Ангелопулоса родом из Греции, сделавший солидное международное имя. Он – лидер новой радикальной волны, существование которой подтверждается общими структурными и стилистическими чертами, объединившими фильмы нескольких сравнительно молодых греческих режиссеров. И он же – единственный представитель этой волны, который сумел вырваться и полноценно прописаться в большом международном (то есть англоязычном) звездном кино.

«Убийство священного оленя» – второй фильм, скажем так, британского периода Лантимоса. Первый, «Лобстер», прозвучал и даже приобрел репутацию культового благодаря оригинальной изощренности конструкции. Поизносившийся жанр антитоталитарной антиутопии Лантимос разыграл в реалистических интерьерах и костюмах, но заставил своих героев подчиняться пока еще фантастическому правилу: каждый член общества должен иметь постоянного (читай: сексуального и семейного) партнера. У кого нет – тех отправляют в специальный отель, своего рода лагерь перевоспитания. Если за полтора месяца одиночка так и не найдет счастья с одним из ему подобных, его превращают в какую-нибудь животную тварь и отпускают в лес, где ничего не стоит стать возможным объектом отстрела. Власти, о гуманисты, даже дают гражданам право выбрать вариант перевоплощения – от попугая до осла. Главного героя, который счел бы за благо превратиться в лобстера, играл Колин Фаррелл, его обретенную в суровых перипетиях возлюбленную – Рейчел Вайс. В фильме было много колоритных персонажей фона, и все это вместе с романтическим ирландским пейзажем переплавлялось в магическое экранное зрелище – одновременно холодновато-интеллектуальное и чувственное.

«Убийство священного оленя» самим названием намекает на продолжение – хоть и в еще более аллегорическом изводе – истории «человека-зверя». К тому же протагониста опять играет Фаррелл: на сей раз он, Стивен, работает хирургом в престижном американском кардио­центре. Его жена, тоже врач, только офтальмолог (Николь Кидман), – если по-честному, старше его на десяток лет. Над образцовой парой, которая растит двух детей-тинейджеров и даже изредка занимается сексом, с самого начала нависает Рок – непременный спутник античной трагедии. Рок приходит в образе настырного юноши по имени Мартин, явно имеющего на Стивена какое-то влияние или компромат. Стивен встречается с ним втайне от семьи, терпит его непрошеные визиты в больницу, дарит парню подарки, заходит к нему в гости, наконец, вовлекает в эти загадочные отношения жену и детей…

Роковое влияние нарастает на протяжении фильма, доводя сюжет до кровавой кондиции и до высокого эмоционального пика и катарсиса. Режиссер несомненно питается недрами культуры древней Эллады: над фильмом витают тени «Ифигении в Авлиде» Еврипида и царя Агамемнона, приносящего дочь в (сакральную) жертву. Но что извлекают авторы (с Лантимосом постоянно работает сценарист Эфтимис Филиппоу) из своего национального наследия? Может ли оно служить эффективным руководством к артистическому действию в XXI веке? Трагедия в чистом виде лишь дважды в истории культуры выражала себя адекватно – во времена античности и Ренессанса. А XX столетие (идею «оптимистической трагедии» оставим в покое) на долгий обозримый срок превратило трагедию в трагифарс.

«Убийство священного оленя» тоже имело шанс стать актуальным трагифарсом. Но этому помешало роковое для Лантимоса обстоятельство – перемена декораций. В фильме «Клык» и даже в более умо­зрительных «Альпах» режиссер, сколь условными ни казались бы его конструкции, отталкивался от реалий современной Греции – страны с великим прошлым, драматически переживающей свое периферийное положение в настоящем. Препарированные Лантимосом семейные и сектантские кланы представали наглядными моделями архаичного общества с его застарелыми комплексами.

Перейдя в роли почетного гастарбайтера в англоязычное, квазиголливудское кино с большими бюджетами и мегазвездами, Лантимос по-прежнему использует арсенал знакомых средств и понятий. В Греции они органично растворены среди древних руин и оливковых рощ, и когда едешь в электричке, а она вдруг ломается и останавливается на станции «Метаморфоза» или «Метафора», ты почти уже не удивляешься. А вот когда юный посланник Рока у Лантимоса, истекая кровью в подвале благополучного американского дома, называет себя символом и метафорой, немного смущаешься, понимая, что это насмешка – пускай довольно кривая.

Мартина, этого ангела истребления, олицетворяющего нечистую совесть, расплату, социальный и моральный реванш над сильными мира сего, играет юный ирландец Барри Кеоган, потенциально выдающийся артист, наделенный от природы нестандартной внешностью и сильной харизмой. С ним, как и с «безымянными» греческими исполнителями из ранних картин Лантимоса, можно было строить варварский, экзотический мир, где не действуют рутинные законы, в том числе каноны психологической кинотеатральной игры. Там трагедия может идти рука об руку с пародией, но это совершенно невозможно, когда имеешь дело с такими голливудскими «иконами», как Колин Фаррелл и Николь Кидман. Секс-символы сами по себе не способны служить символами чего-то еще, а если способны, для этого необходимо с корнем вырвать их из привычного контекста – «деконструировать», как сделал это фон Триер, пригласив ту же Кидман на самоубийственную, но ставшую для нее триумфальной роль в «Догвиле». Однако даже Кубрику в «Широко закрытых глазах» смелый эксперимент с Кидман и Томом Крузом не вполне удался: звезды инстинктивно сопротивляются, когда с них срывают маску.

Лантимос – очень талантливый режиссер. Его опыт создания суггестивной психоделической атмосферы заслуживает профессионального исследования – интересно следить хотя бы за тем, как он поддерживает саспенс с помощью музыкальных тем Шуберта и Губайдулиной. Но сравнивать фильм с шедеврами Кубрика на основе легкого подобия мизансцен, создающих эффект клаустрофобии, означает оказывать ему медвежью услугу. Убийственный, сардонический юмор, разлитый в «Сиянии» и умножающий чувство ужаса, в «Убийстве священного оленя» оборачивается разрушением жанра. Пытаясь укрепиться на чужой территории, балансируя между артхаусным конструктом и амбициозным триллером, Лантимос скатывается в «пережаренный» кич. И то, что он держит в уме котурны античной орхестры, не помогает ему на них физически подняться.

Искусство кино №4, апрель 2017 Елена Плахова
https://old.kinoart.ru/archive....antimos
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:15 | Сообщение # 4
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«Убийство священного оленя» – греческая трагедия с Николь Кидман и Колином Фарреллом

Грек Йоргос Лантимос («Лобстер») вспомнил про свои корни и для нового фильма вдохновился Еврипидом – получилась трагедия с Роком, хором и жертвоприношением. В российском прокате с 15 февраля.

Первым фильмом, в котором автор номинированного на «Оскара» «Клыка» грек Йоргос Лантимос начал работать с большими международными звездами, был «Лобстер». «Убийство священного оленя» на первый взгляд выглядит продолжением выбранного режиссером карьерного вектора. На поверку же снятый в Америке триллер с Николь Кидман и Колином Фарреллом оказывается настолько греческим, насколько это возможно. Более того – древнегреческим. C Роком, хором и жертвоприношением.

Фильм открывается сценой операции на сердце – оно все еще бьется, но это ненадолго: из-за ошибки не вполне трезвого кардиохирурга (Колин Фаррелл) пациент погибает. Из чувства вины врач, поначалу втайне от своей идеально фотогеничной семьи (Николь Кидман, Рэффи Кэссиди, Санни Сулджик), начинает общаться с шестнадцатилетним сыном своей жертвы (Барри Кеоган) – не подозревая, что очень скоро окажется жертвой сам.

«Олень» прикидывается ледяным, патологическим триллером: мальчик, видимо обладающий какими-то паранормальными способностями, становится угрозой семье героя, как брошенная героиня Гленн Клоуз была угрозой для другой семьи в «Роковом влечении». Фокус в том, что смотреть «Оленя» как чистый триллер не получится – будет слишком много вопросов, оставшихся без ответа. Логика, в которой существует это кино, – это логика греческой трагедии. Причем вполне конкретной: «Убийство священного оленя» – американский парафраз «Ифигении в Авлиде», пьесы Еврипида о царе Агамемноне, которому в государственных интересах нужно было принести в жертву богине Артемиде свою дочь, Ифигению.

Лантимос изящно вплетает отсылки к античным хоррорам в ткань фильма: музыка (хор не появится в кадре физически, как в «Великой Афродите» Вуди Аллена, но будет звучать за кадром), реплики (дочь героя писала в школе сочинение по «Ифигении»), даже способ съемки – широкоугольный объектив, верхняя точка – подчеркивает отстраненность авторского взгляда. Это точка зрения богов, не жестоких и не милосердных, на мир смертных. Мальчик, из-за которого жизнь героя превращается в липкий, чудовищный кошмар, не злодей и не колдун – он всего лишь посланник Олимпа, орудие Рока.

Лантимос, которому по-прежнему особенно удается полупатологический юмор и обыденный до намеренной банальности диалог, в итоге делает свою метафору буквальной. Кетчуп, заливающий картошку фри в тарелке героини, – это кровь, которая должна была пролиться. И это в то же время кинокровь – искусственная и настоящая одновременно. Как в определенном смысле и любая другая.

Елена Смолина, 15 февраля 2018
https://www.gq.ru/entertainment/ubijstvo-svyaschennogo-olenya
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:16 | Сообщение # 5
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
"Убийство священного оленя": шок, трагедия и тайна

В Каннах состоялась премьера самой скандальной ленты фестиваля - "Убийства священного оленя" греческого режиссера Йоргоса Лантимоса, в которой главные роли сыграли Колин Фаррелл и Николь Кидман. Блестящий дуэт двух звезд Голливуда и закрученный сюжет: этот фильм кинообозреватель "Вестей ФМ" Антон Долин называет одним из самых сильных и ярких киновпечатлений сезона.

"Убийство священного оленя" - бесспорно, один из главных фильмов года: ему гарантированы культовый статус, фанатичная любовь одних зрителей и ненависть других. И дело тут не в участии действительно блестящего дуэта - Колина Фаррелла и Николь Кидман (для нее эта роль - лучшая лет за 10 - это как минимум), а в жестоком, абсурдном, необъяснимом содержании, заключенном в радикальную форму. Теперь можно с уверенностью утверждать, что на карте важнейших режиссеров XXI века Греция представлена лидером так называемой "новой странной волны" Йоргосом Лантимосом.

Это пятый фильм автора нашумевшего "Клыка" и еще более знаменитого "Лобстера", в котором Лантимос уже снимал Фаррелла и перешел с греческого на английский. Лента "Убийство священного оленя" тоже сделана в размытых декорациях условного мира, который мы можем считать Америкой, а можем и не считать. И это самый новаторский, сложный, авангардный и при этом шокирующий его фильм.

Перед нами - новая интерпретация древнегреческой трагедии. И не только конкретной трагедии Еврипида "Ифигения в Авлиде", на которую автор впрямую ссылается в фильме, но и трагедии как концепции. На экране есть хор. Все события предельно условны. Диалоги - театральны. Сюжет до середины фильма необъясним, примерно как в "Царе Эдипе" Софокла; когда проясняется, то никакой привычной нам общечеловеческой логики за ним не обнаруживается. Похоже, хотя боги Олимпа куда-то скрылись, как и положено в греческой трагедии - на экране они сами не появятся, жизнями людей управляет тот же закон Рока, что когда-то.

Но перейдем к сюжету: главные герои фильма - кардиохирург Стивен и его жена - офтальмолог Анна. Они живут в большом светлом доме благополучно и счастливо, любят своих двух детей, поливают цветы и выгуливают собаку. Однако у Стивена есть секрет - тинейджер по имени Мартин, с которым он тайно встречается, дарит ему дорогие подарки, водит в кафе, разговаривает на любые темы. Насмотренный зритель заподозрит здесь эротический интерес или семейную тайну - может, перед нами внебрачный сын героя? Но трагедия равнодушна к таким пошлым поворотам. Дело совсем в другом, а в чем именно - до поры до времени догадаться невозможно.

Не будем раскрывать секрет, тем более что "Убийство священного оленя", по счастью, куплено для российского проката. Скажем лишь, что кровавый первый кадр в финале саркастически срифмуется с картошкой фри, на которую выдавливают кетчуп, а вы останетесь с одним из самых сильных и сложных киновпечатлений сезона.

Антон Долин, 23 мая 2017
https://radiovesti.ru/brand/61178/episode/1504353/
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:16 | Сообщение # 6
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«Убийство священного оленя»

Всероссийский Фестиваль британского кино продолжается и не устает радовать поклонников качественных авторских фильмов эксклюзивными хитами. Едва ли не самый нашумевший — «Убийство священного оленя», новая работа греческого эксцентрика Йоргоса Лантимоса («Лобстер»), получившая приз за лучший сценарий в Каннах. Как и предыдущие ленты Лантимоса, одного из наиболее провокационных постановщиков XXI века, «Убийство» производит оглушающий и обескураживающий эффект на зрителей. Кто не рукоплещет — тот плюется и призывает кары небесные на голову режиссера, вновь породившую нечто крайне своеобразное и пугающее радикальным отличием от большинства привычных нам мейнстримовых картин. Звездный дуэт Николь Кидман и Колина Фаррелла ничуть не облегчает восприятие. После «Лобстера» последний загорелся желанием еще разок сыграть у грека и не прогадал. Наряду с семейными блокбастерами вроде «Фантастических тварей» только таким смелым проектам и под силу спасти его буксующую карьеру, в данный момент, правда, как никогда близкую к ренессансу.

Хирург Стивен — обладатель импозантной бороды с проседью, безупречного пробора и тяжелого взгляда. На работе он бесстрастно проводит сложные операции, а дома возбуждается, когда супруга Анна притворяется потерявшей сознание. В свободные часы он встречается с подростком Мартином (омерзительно-прекрасная роль известного по «Дюнкерку» Барри Кеогана), сыном бывшего пациента. Делит с ним столик в кафе, преподносит ценные подарки вроде элегантных часов, а потом и вовсе приглашает к себе домой на ужин. Но истинную подоплеку их отношений Стивен скрывает и от жены, и от двух детей. Вскоре их семейному благополучию начинает угрожать внезапное несчастье, и, похоже, лишь связанная с Мартином тайна может пролить свет на его причины и подсказать варианты решения проблемы.

Даже спустя несколько дней после показа от «Убийства» веет ледяным, потусторонним холодом. Бесконечно длинные кишки больничных коридоров с выбеленными до блеска стенами, по которым плавно и нарочито тягуче скользит камера, смахивают на интерьеры космического корабля, бороздящего безвоздушное пространство в неизведанной галактике. Да и люди напоминают инопланетян или роботов — двигаются медленно, будто в полусне, говорят схематичными зазубренными фразами и ведут себя предельно странно. Могут, например, померяться количеством волос подмышками и тщательно подавляют любые проявления эмоций. Это по-лантимосовски вязкое, подчеркнуто абстрактное действо почти мгновенно гипнотизирует, погружает в состояние, близкое к легкому трансу, и превращает просмотр «Убийства» в подобие медитативной практики, некоего ритуала, завораживающего в первую очередь безукоризненной формой. Пусть в мозгу порой и вспыхивает тревожный сигнал — что за дьявольщина творится на экране? — оторваться от происходящего невозможно.

К чести Лантимоса, совсем запутывать зрителя он тоже не намерен и редко, но метко подкармливает его намеками, подсказками, позволяющими если не распутать клубок загадок полностью, то хоть потянуть за нужные нити. Так, дочь Стивена пишет сочинение об Ифигении, героине произведения Еврипида и дочери царя Агамемнона, которую он решает принести в жертву Артемиде, чтобы смягчить ее гнев из-за убийства священной лани. И Стивен, вслед за Агамемноном и прочими персонажами античной мифологии, вступает в противостояние с судьбой, причем победа ему явно не светит: власть злого рока как выражение воли всемогущих богов поистине безгранична.

Агамемнон, в частности, по версии Эсхила, погибает от рук Клитемнестры не столько из-за частного межличностного конфликта, сколько из-за проклятия, тяготеющего над родом царя после нанесения Танталом оскорбления богам. А в трактовке Лантимоса рок является в обличье чудаковатого парня с загадочной полупрезрительной ухмылкой и за счет этого ореола обыденности кажется еще более зловещим.

В «Убийстве» налицо и прочие признаки трагедии древнегреческого образца. Хор (школьный), маски (хирургические), разбивка на акты с финальным эксодом — уходом актеров со сцены. Но это, конечно, чисто внешние атрибуты, прикладные средства, необходимые Лантимосу для рассуждений о важных в любую эпоху проблемах. Оправдывает ли заклание одного человека спасение других? Какую цену придется заплатить ради воцарения справедливости? Все ли поступки подлежат рассмотрению с точки зрения обычной морали или для отдельных случаев есть особый, высший суд со своей системой оценочных координат, представлением о тяжести преступлений и характере воздаяния за их совершение?

The times they are a-changing — но всегда были и будут волки и овцы, убийцы и жертвы, те, кто мнит себя избранными, и те, кто расплачивается за их самонадеянность жизнью. От исчерпывающих ответов на фундаментальные вопросы Лантимос увиливает, но это не признак слабости, а скорее похвальное проявление нравственности. Вердикту «виновен!» он предпочитает иной, на удивление гуманный в атмосфере показного безразличия и отстраненности, — «не повезло». На персонажей «Убийства» можно злиться, презирать и высмеивать их тоже допустимо — с черным юмором у Лантимоса полный порядок. Но, в конечном счете, когда кончаются титры и гаснет экран, с ноющей тоской в сердце понимаешь: их просто нестерпимо жаль. Далеко не каждый способен быть достойным жалости. А там, глядишь, и героем стать получится. Хотя бы на день.

14 Ноября 2017 | Алексей Комаров
http://www.rollingstone.ru/cinema/review/24483.html
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:16 | Сообщение # 7
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Выбор Стивена

Уникальный сплав драмы и хоррора, в котором семье успешного доктора приходится расплачиваться за ошибку, допущенную хирургом много лет назад

Опытный кардиохирург Стивен достиг в своем искусстве исцеления больных такого мастерства, что порой позволяет себе работать спустя рукава. Одна из операций, закончившаяся смертью пациента, давно им забыта, но внезапно из прошлого возникает сын погибшего на хирургическом столе мужчины Мартин, и Стивен чувствует перед подростком некоторую вину, заставляющую мужчину проводить с посторонним ему человеком свободное время и дарить ему подарки. Впрочем, скоро мальчишка начинает злоупотреблять доверием своего покровителя, а на семью Стивена обрушиваются несчастья, остановить поток которых можно, только сделав непростой выбор и принеся сакральную жертву.

Пожалуй, в каждой стране сегодня есть режиссер, который выводит местный кинематограф на какой-то необычный, качественно новый уровень. Для греков таким новатором стал Йоргос Лантимос, человек, за пять лет совершивший невероятный прыжок от пошлых посредственных комедий к фильмам, которые причисляют к числу фаворитов на крупнейших киносмотрах планеты. Последнее произведение Лантимоса – драма «Убийство священного оленя» – вошло в программу прошлогодних Канн и заслуженно получило награду за лучший сценарий. Пришло время и отечественному зрителю узнать, почему главный кинофестиваль мира вдруг обратил внимание на картину в жанре хоррор, что связывает Лантимоса и Кубрика и существует ли у проклятия разумное объяснение.

Да-да, мы не ошиблись, упомянув «Убийство священного оленя» в связке с жанром фильма ужасов – в какой-то мере это классический хоррор о проклятии, преследующем человека, совершившего в прошлом фатальную ошибку. Но Канны не были бы собой, если бы отборщики конкурса не видели в конкурсных фильмах чего-то большего, чем простая месть за содеянное. И «Убийство» на деле много глубже и философичнее стандартного «ужастика», это в гораздо большей степени драма, история принятия собственного несовершенства и разрушения ореола непогрешимости, это трагедия крушения идеалов семьи, дома как неприступных крепостей, это обращение к иррациональности зла и немощности самых светлых побуждений. Как ни банально, но грек Лантимос идет стопами своих древних соотечественников – в драме одной семьи он прячет эпохальные разломы и внушающие трепет тектонические сдвиги.

Автор «Убийства» начинает свою прогулку в компании со зрителем весьма неспешно, фильм вроде бы злоупотребляет длинными планами, долгими перемещениями камеры по коридорам клиники, странными диалогами и вычурными позами персонажей, но все это лишь усыпляет нашу бдительность, расставляет ловушки и демонстрирует приоритеты героев. В результате на исходе часа, когда обухом по голове бьет первая внятная артикуляция главной дилеммы истории, мы оказываемся в щекотливом положении – как и Стивен, зритель не может определиться с жизненно важным решением, с той моральной «вилкой», которую когда-то пришлось разрешать главной героине «Выбора Софии» и которая сейчас обрушивается на героев «Убийства священного оленя».

Нет смысла пересказывать в деталях сюжет, картина достойна того, чтобы зритель сам узнал, чего стоила главному герою его ошибка, но не отметить великолепную работу коллектива создателей фильма просто невозможно. «Убийство священного оленя» удивительным образом цепляет с первых кадров и не отпускает, опутывая зрителя все новыми и новыми деталями – здесь и неспешно развивающийся, но постоянно добавляющий недоговоренностей сюжет, и завораживающая музыка, в которой струнные бьют так сильно, как удается не каждому ударному музыкальному инструменту, и широкий объектив камеры, старающийся не только ухватить детали, но и все время держать в поле зрения периферию. Вкупе с выдающимися работами актеров «Убийство» затягивает, чтобы затем резко разжать объятия и оставить вас с финальными титрами один на один.

Актеров стоит отметить отдельной строкой. Колин Фаррелл уже коллаборировал с Йоргосом Лантимосом, вместе они поразили публику грустной историей «Лобстера». «Убийством» актер делает шаг на ступеньку выше – потенциал Фаррелла до сих пор не только не исчерпан, но и толком не раскрыт, партнерство с необычными постановщиками явно идет ему на пользу. Николь Кидман возвращается к образу потерянной супруги из «Широко закрытых глаз» -– как и у Кубрика, она играет с надрывом, с нервом, который пробивается в ней далеко не в каждой работе. Чуть меньше удались детские и подростковые образы, в каждом из «младших» персонажей чувствуется некоторая фальшь, но фильму такая шероховатость только идет, иначе он был бы слишком идеален.

Некоторые критики поспешили сравнить «Убийство священного оленя» с кубриковским «Сиянием», но смысл в этом присутствует только отчасти. При схожести тем и решений работа Лантимоса выглядит интереснее хотя бы потому, что на наших глазах режиссер еще только формируется, тогда как Стэнли Кубрик к 1980-му уже был настоящим нерушимым колоссом. И в этом есть своя интрига – героям «Убийства» приходится меняться под давлением обрушившихся проблем, а Лантимоса теперь вперед будут двигать завышенные ожидания критиков и зрителей. Как с этим справится греческий постановщик – вопрос ничуть не менее интересный, чем то, кто из детей более дорог отцу и матери.

07.02.2018: Евгений Ухов
https://www.film.ru/articles/vybor-stivena
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:17 | Сообщение # 8
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Рожки да ножки

15 февраля на экраны выходит «Убийство священного оленя» — фильм режиссера «Лобстера» Йоргоса Лантимоса. В страшной и абсурдной картине по мотивам античной трагедии герои постепенно теряют все человеческое, и спасти их некому — в этом мире нет ни души, ни Бога, ни прощения

Поначалу «Убийство священного оленя» притворяется новым фильмом Ханеке или Озона: идеальная семья, странные сексуальные игры, предчувствие катастрофы. Муж — бородатый кардиохирург-зануда, жена — нестареющая блондинка-офтальмолог, дочь — поющая в хоре нимфетка, сын — длинноволосый херувим с какой-то итальянской картины. Молчаливая собака, лучше всего выполняющая, кажется, команду «умри». Семейный ужин, перестань горбиться, можно я пойду на вечеринку, когда ты наконец подстрижешься, я купила платье, которое тебе понравилось, — понятно, что ничем хорошим это не кончится. Особенно когда появится некрасивый мальчик, одинокий и навязчивый, который будет гулять с хирургом по набережным и получать от него подарки, — то ли внебрачный сын, то ли несовершеннолетний любовник. Очередная современная сатира на буржуазное общество, где все скоро опустятся на четвереньки и начнут кусаться, обнаружив свою истинную сущность.

Нельзя сказать, что фильм обманет ожидания: герои действительно будут и ползать, и рвать зубами плоть, — однако ни к современности, ни к сатире, ни к буржуазии все это не имеет никакого отношения. Название фильма и тема сочинения, написанного Ким, дочкой-хористкой, прозрачно намекают на трагедию Еврипида «Ифигения в Авлиде»: в ней царь Агамемнон, который убил на охоте лань, посвященную Артемиде, и хвастался своей меткостью, вынужден принести свою дочь Ифигению в жертву обидевшейся богине.

Родившийся в Афинах режиссер Йоргос Лантимос ставит своего героя в аналогичное положение: у доктора Мерфи, сыгранного Колином Фарреллом (в этом ирландце действительно есть что-то греческое — как бы странно он ни смотрелся в роли Александра Македонского), на операционном столе умер пациент, и теперь врач должен убить кого-нибудь из своих родных. Иначе все они заболеют: сначала отнимутся ноги, потом из глаз потечет кровь, а в конце концов наступит смерть. Об этом ему сообщает странный подросток Мартин, который кажется то одиноким ребенком, то заносчивым тинейджером, то мелким бесом, — именно его отец стал жертвой хирурга, выпившего перед операцией пару стаканов. И хотя главные звезды картины — это, вроде бы, Фаррелл и играющая его жену Николь Кидман, смотреть «Убийство священного оленя» стоит хотя бы ради двадцатипятилетнего Барри Кеогана, который изображает шестнадцатилетнего мальчика, вызывая одновременно оторопь и сострадание.

Есть, конечно, большой соблазн объявить фильм Лантимоса античной трагедией, разыгранной в современных декорациях, благо здесь есть и персонажи, которые разговаривают со странными интонациями, и маски, пусть даже хирургические, и обязательный хор. Вот только Аристотель от такого толкования трагедии даже не просто перевернулся бы в гробу, а забился бы в дальний угол своего склепа, чтобы не видеть этого ужаса. Вместо героев здесь обыватели, вместо «перелома от счастья к несчастью» — превращение бессмысленного существования в абсурдный кошмар, вместо катарсиса — пустота. Режиссер вообще утверждает, что сначала собирался снимать комедию, но нужно обладать очень необычным чувством юмора, чтобы посмеяться над забавными приключениями семейки Мерфи.

Йоргос Лантимос явно не собирается ни воспитывать зрителя, ни исцелять его душу, ни помогать принять правильное решение. Похоже, его больше всего занимает вопрос, что такое человек. С детской старательностью он разбирает людей на составные части, чтобы посмотреть, что же останется, если доломать игрушку до конца. Расчеловечивание было, в сущности, темой и предыдущих его картин — «Клыка», «Альп», «Лобстера». Где-то у людей отнимали язык, где-то личность, где-то любовь. В «Охоте на священного оленя» на первый план выходит человеческое тело — не зря же Лантимос назначил главного героя хирургом. Здесь постоянно говорят о менструациях, лижут друг другу руки, показывают волосатые подмышки, тыкают иголками в онемевшие ноги, откусывают и выплевывают куски мяса. Кажется, что если слой за слоем ободрать с человека плоть, как голоногая Ким обдирает об асфальт ладони и коленки, обнажится что-то главное — то, что даст героям право называться людьми.

Однако для того, чтобы эти поиски увенчались успехом, в мире, где живут герои Лантимоса, чего-то не хватает. В нем вообще много чего нет — как, например, полиции, если судить по тому, что никто не интересуется ни убийствами, ни похищениями людей. Но, что гораздо важнее, здесь нет ни слепого рока, ни капризных богов, ни единственного и всепрощающего Бога. Распад физических тел обнажает худшее — трусость, ложь, предательство. Режиссер хирургическим скальпелем препарирует своих героев, обнаруживая, что внутри нет ничего, придающего их жизням хоть какой-то смысл. Нет души, нет совести, нет любви. От священного оленя остаются только рожки да ножки. Да и ножки, в общем, уже не ходят.

9 февраля 2018, Саша Щипин
https://snob.ru/entry/157466/
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:17 | Сообщение # 9
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Дело детей врачей
Андрей Карташов об «Убийстве священного оленя» Йоргоса Лантимоса


В прокат выходит «Убийство священного оленя» Йоргоса Лантимоса, главного представителя «странной новой волны» греческого кино. Это пятый фильм модного и обласканного фестивалями режиссера («Убийство» получило приз за сценарий в Канне) и второй, снятый уже в Америке с голливудскими звездами в главных ролях. Странностей здесь по-прежнему хватает, но из способа переживания и осмысления реальности они окончательно превратились в самодостаточный аттракцион

Преуспевающий хирург Стивен (Колин Фаррелл) ведет безбедную буржуазную жизнь в пригороде усредненного американского мегаполиса. У него образцово-показательное семейство: белокурая жена Анна (Николь Кидман), тоже врач, и двое детей, мальчик и девочка. При этом Стивен водит дружбу со странным подростком Мартином (Барри Киган), которую старается не афишировать — по причинам, которые прояснятся позднее и пересказать которые без спойлеров невозможно. Но очевидно, что фильм, который начинается с крупного плана открытой операции на сердце обязан оказаться несколько кровожадным, даже если благополучие главных героев того не предвещает. Чтобы не раскрывать сюжетные перипетии, достаточно сказать, что юный друг Стивена сыграет в истории роковую роль, и «роковой» здесь не фигура речи, ведь в основе картины лежит античная драма.

Американские учебники по драматургии говорят, что работа над успешным сценарием начинается со слов «а что, если» — на голливудском жаргоне это называется high concept. Грек Йоргос Лантимос занимается чем-то похожим, только его «а что, если» решает несколько другие эстетические задачи. «А что, если» Лантимоса призвано максимально остранить реальность, парадоксальным образом приближая нас к ней, заставляя задуматься о чем-то, что раньше ускользало от нашего внимания, примелькалось, стало привычным и потому не способно вызывать удивления (а следовательно, быть подвергнуто критике и пересмотру). Прославивший Лантимоса, снятый в 2009-м еще в Греции фильм «Клык» был устроен следующим образом: а что, если семейная пара держит взрослых детей в частном доме в полной изоляции и абсолютном неведении об окружающем мире, управляя ими при помощи абсурдных правил? Теперь уже второй фильм (после нашумевшего «Лобстера») Лантимос снимает на английском и с мировыми звездами, но его подход к драматургии остается прежним: а что, если перенести в современную Америку древнегреческую трагедию — буквально, с преступной гордыней и семейным проклятием?

«Убийство священного оленя» не пытается превратить свой сюжет (отчасти основанный на «Ифигении в Авлиде» Еврипида) в метафору, как сделал, допустим, Фрейд с трагедией о царе Эдипе. Здесь все буквально и всерьез — должно быть, как-то так и воспринимали истории о своих богах и героях сами древние греки: рок есть рок, ведешь правильную жизнь — молодец, сделал что-то нехорошее или возгордился — имей дело с последствиями. Если виноват твой папа, то тебе просто не повезло, потому что гнев богов распространяется на ближайших родственников. В фильме нет Афины и Зевса, но некая невидимая сила действует из-за кадра — может быть, поэтому камера так часто смотрит на персонажей откуда-то сверху.

Хорошо, допустим, во вселенной Лантимоса есть правила, которые проясняются по ходу действия, и они безотказно работают, но как они соотносятся с нашей реальностью? Увы, этот вопрос так и остается без ответа. Поэтому к финалу не остается сомнений, что мы имеем дело не с высказыванием большого автора, а с герметичным и здорово упакованным дизайнерским объектом, который предлагается почтенной публике к рассмотрению. Здесь, действительно, есть на что посмотреть — прежде всего на актеров, которые играют в подчеркнуто отстраненной манере, почти декламируя свои реплики. Этот прием позаимствован у классиков авангардного кинематографа Жан-Мари Штрауба и Даниэль Юйе, в 1992 году поставивших кино по «Антигоне» Софокла. И Лантимос аккуратно переносит эту нарочитую театральность из экспериментального подполья в мультиплексы. Интересно смотреть и на то, как камера слегка искажает пропорции, добавляя происходящему едва заметной жути. Есть в «Убийстве» и довольно выдающиеся сцены — голая Николь Кидман изображает в постели для мужа-хирурга пациентку под анестезией; Барри Киган зловеще пожирает спагетти: «Мне столько раз говорили, что я ем пасту так же, как ел мой отец, но потом я понял, что все едят пасту одинаково».

Но в итоге остается ощущение, что пресловутая странность превратилась для Лантимоса в самодовлеющий прием — режиссер как будто оказался в плену собственной репутации человека, от которого каждый раз ждут чего-то все более парадоксального и причудливого. И Лантимос уже начал повторяться — скажем, комическая бесстрастность Фаррелла перешла в новый фильм прямиком из «Лобстера», где ирландский артист тоже играл главную роль. Но того же «Лобстера» можно было читать как остроумный парадокс в духе греческих логиков: предположим, что все критяне — лжецы, что 2 х 2 = 5, и дальше из этого что-то следует. В «Убийстве священного оленя» силлогизм не складывается: предположим, допустим, «а что, если»? Да, в общем, ничего — странная волна разбилась об американский берег.

Журнал "Коммерсантъ Weekend" №3 от 09.02.2018, стр. 26
https://www.kommersant.ru/doc/3535695
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:18 | Сообщение # 10
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
ВЫБОРА НЕТ. ПОЧЕМУ «УБИЙСТВО СВЯЩЕННОГО ОЛЕНЯ» — ОДИН ИЗ ВАЖНЕЙШИХ ФИЛЬМОВ ГОДА

До российских экранов наконец-то добрался удивительный фильм Йоргоса Лантимоса — человека, который, возможно, лучше всех владеет приемом метафоры в современном кино. Зинаида Пронченко по просьбе Кино ТВ рассказывает о картине.

Отсылающий уже в названии к старине до Рождества Христова (древнегреческий миф, вдохновивший Еврипида на трагедию «Ифигения в Авлиде») новый фильм Йоргоса Лантимоса «Убийство священного оленя» — тем не менее одно из самых актуальных высказываний о современности, а именно — об иллюзорности выбора, правом на который так кичится наша эпоха. Фильм открывается крупным планом человеческого сердца, только что прооперированного успешным хирургом Стивеном (Колин Фаррелл). Следующий кадр — чуть ли не спойлер: брошенные в мусорное ведро медицинские перчатки, недвусмысленная метафора личной ответственности за содеянное, врач «умывает руки», тем самым заявляя городу и миру — кровь жертвы не на мне.

Стивен ведет типичную благополучную жизнь буржуа новой формации — интеллигентная высокооплачиваемая профессия, эмансипированная красавица-жена (Николь Кидман), подчиняющаяся мужу лишь в постели, двое милых детишек, загородный дом, регулярные фандрайзинговые гала-ужины. Но сквозь идиллическую череду black tie, smart casual с первых минут проступает какая-то безысходность. Навязчивый реализм сочится мистикой. И фирменные приемы Лантимоса лишь усугубляют ощущение потусторонности происходящего. Вычурные диалоги, в процессе которых маниакально обсуждается всякая ерунда (качество лимонных пирогов или свойства водонепроницаемых часов), не прикрытая эмоцией механика актерской игры, персонажи снова уподоблены функции в лучших традициях постдраматического театра. Наконец, все эти достигнутые при помощи широкоугольника оптические эффекты, искривляющие пространство, кажется, будто любое движение замедлено, и так кстати здесь музыка известного нам по «Космической одиссее» венгерского авангардиста Дьёрдя Лигети, его «Струнный концерт» усиливает тревогу с каждым тактом.

Но в совершенном мире Стивена, увы, есть червоточина — алкоголизм. Он-то и причина грядущей беды, персонифицированной сильно смахивающим на молодого Нормана Бэйтса подростком Мартином (Барри Кеоган). У них со Стивеном странная дружба, сначала сбивающая зрителя с толку. Нет ли тут какой сексуальной перверсии? Но Мартин — отнюдь не объект вожделения, он ангел смерти, хотя Лантимос и его постоянный соавтор сценарист Эфтимис Филиппу не дают до самой развязки ответа — кто он, актор или всего-навсего гонец богов, волю которых в постсекулярном обществе, позабыв про канон, приписывают случаю, как бы надеясь смягчить контекст. Случай не столь неотвратим и жесток, как рок или судьба. Случай можно обойти или даже просчитать, цивилизация вооружила нас для этого всем необходимым — логикой, комбинаторикой, теорией чисел.

Стилистически «Убийство священного оленя» стартует как абсурдистская черная комедия, и, в общем, взятая интонация недалека от оной большинства фильмов Ханеке. Но где-то ближе к середине Лантимос отставляет шутки в сторону, последняя — коронное камео Алисии Сильверстоун в роли мамы Мартина, не желающей отпускать Стивена из гостей, пока тот не попробует ее пирог (аллюзии на арготическое значение слова tart). А дальше начинается совсем другое кино. Смесь табу-хоррора с bunny-boiler жанром, и практически в каждой сцене Лантимос цитирует классиков 1970-х годов — тут и «Ребенок Розмари» Полански, и «Экзорцист» Фридкина и, разумеется, «Сияние». Контраст между будничностью мизансцены и непредставимой в своей фантастичности коллизией суть простая метафора смерти, которую мы носим в себе ежедневно, но всякий раз, когда сталкиваемся с ней, поражены, насколько трудно осознать и принять ее необратимость. Все остальное можно так или иначе отыграть назад, и только живое, став мертвым, не подлежит воскрешению, несмотря ни на какие достижения науки.

В христианской традиции Бог есть любовь, свет, Бог есть жизнь. Философия модерна учит нас, что Бог мертв, осиротевшее человечество управляет собственной судьбой. В архаике Бог — это смерть, он вездесущ не в виде благой вести, а как финальное отмщение за грехи. Три опции, ни одна из которых сегодня не доступна. Вручить себя в руки всевышнего и жить чужим умом — не хватает веры. Жить собственным хотением, но без надежды — не хватает храбрости. А жить по совести — никто не умеет. Оправдываясь за врачебную ошибку, Стивен говорит: «Хирург не может убить человека, зато это может сделать анестезиолог». Обманчивое впечатление, навязанное обществом индивидууму: мы якобы вольны выбирать свой путь — и есть тот самый летальный укол «лекарства от жизни». Колин Фаррелл в многочисленных интервью признавался, что после съемок он был «fucking depressed». Действительно, когда осознаешь, что ничего от тебя не зависит, но за все нужно держать ответ, впору возопить к небесам и принести любую жертву, лишь бы рассеялся этот страшный дурман свободы, которая сегодня — высшая мера наказания.

Зинаида Пронченко, 13 февраля 2018
http://kinochannel.ru/digest....ov-goda
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:18 | Сообщение # 11
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
КОГДА ТВОЙ ПАПА АГАМЕМНОН: 5 СУРОВЫХ УРОКОВ ЙОРГОСА ЛАНТИМОСА

Оля Касьянова подробно анализирует новый фильм Йоргоса Лантимоса, получившего награду за лучший сценарий на фестивале в Каннах.

Сегодня в прокат наконец выходит «Убийство священного оленя» (если что – смотреть только с субтитрами, дубляж технически противопоказан). В прошлом году фильм получил приз за лучший сценарий в Каннах и размашистый аккорд в прессе — от трепета до сильного раздражения. Что неудивительно, ведь магический хоррор, замешанный на древнегреческом мифе, относится к категории картин-манипуляторов, про которые часто говорят что-то вроде «а не слишком ли много на себя берет». На этот вопрос каждый зритель может ответить сам.

Но очевидно, что в этом фильме, пересказывающем древнюю историю об Агамемноне, который убил не того оленя, и его дочери, которая искупила грехи отца на костре, есть целый спектр чрезвычайно актуальных вопросов. Более того, автор за них не прячется, а дает довольно категоричные и неприятные ответы (могут не совпадать с мнением редакции). Перед вами пять таких ответов (осторожно: спойлеры, метаспойлеры и архиспойлеры).

Благотворительность преступна

В истории хирурга Стивена и подростка Мартина – сына пациента, убитого им по халатности, – чрезвычайно важно, что Стивен сам пустил возмездие в свой дом (в том числе буквально). Он сблизился с подростком, задарил его типичными отцовскими подарками вроде наручных часов на дорогом металлическом ремне, давал житейские советы и играл в усыновление – только потом ветхозаветная справедливость поставила ему ультиматум: или усыновляй по-настоящему, или потеряй близкого, зуб за зуб. (Показательно, что в итоге Стивен теряет именно сына). Мартин не просто хочет чего-то «максимально похожего на справедливость», он приходит в дом по приглашению и затем учит Стивена быть в этом приглашении последовательным. Благотворительность, которую Стивен предлагает ему, – это, напротив, половинчатая мера. Причинив ущерб, человек хочет не просто выйти ненаказанным, но и обелить себя в собственным глазах, тревожа пострадавшего показными дарами, несопоставимыми с потерей. Собственно, благотворительность от тех, кто виновен в самой её необходимости, по логике фильма наказуема не меньше, а то и больше, чем само преступление, потому что в ней есть наглая уверенность в своей положительности (я сделал ошибку, но все же я хороший человек). Есть здесь и совсем социальная нота: испокон веку условно «богатые» позволяют себе меценатствовать тогда, когда настолько ущемили условно «бедных», что могут потратить на них часть своих излишних ресурсов – и поколение «ответственных», которые не покупают яркие машины и разделяют мусор, тут ничем не лучше. Лантимос показывает жуткий контраст между такими привычками порядочного гражданина (пригласить выпить кофе, подарить подарочек, съездить в детский дом, перечислить сто рублей на счет фонда дикой природы) и адекватной расплатой за свое негативное влияние на людей и мир вокруг.

Рациональность глупа

В центре истории – семья успешных врачей. Он чинит сердца, она – глаза. Это рациональная семья в современном рациональном универсуме: они знают, как грамотно налаживать страсть, как прогрессивно воспитывать детей, но защищенность знаниями не помогает им подготовиться к встречи с хаосом и смертью. Более того, знания им мешают. Медицинский рационализм обречен видеть лишь часть картины, и если приходится сталкиваться с ее неосвещённой стороной, он предпочитает просто уходить в отказ: нет, этого не может быть (типичная фраза врача, который видит случай «не по учебнику»). Женщины тут, конечно, чуть более прозорливы (офтальмологичны). Если Анна пытается пробиться к сути происходящего, потому что в соседней комнате умирают её дети, то Стивен, мужской и рациональный центр истории, лишь разводит руками и просит сварить ему пюре – повторюсь, в тот же самый момент, когда в соседней комнате умирают его дети. Когда ему указывают на «некомпетентность» его рацио, он усиливает защиту и устраивает истерику про поиски зубов крокодила и лобковых волос девственницы – иррациональное для него сводится к карикатурной магии из детских мультфильмов и передач про экстрасенсов. Речь здесь не в вере или невере во что-то нематериальное, а в том, что область компетенции разума в принципе значительнее уже жизни. Самый смелый эпизод в этом смысле – то, как Стивен идет в школу узнать об успехах детей, чтобы решить, кого из них убить.

Удивительно, что подобная сцена не превратила фильм окончательно в чёрную комедию (хотя, как любой абсурд, это смешно), а лишь увеличила трагизм и показательность в плане критики сухого «мужского» поиска объективной правды. Впрочем, героиня Кидман ближе к развязке тоже начинает иезуитствовать и использовать рацио как защиту: чтобы муж не убил её, она приводит золотой биологический аргумент: мол, всегда можно наделать новых детей. С точки зрения животного мира, главное – сохранить самку.

Справедливость — выдумка

Многое в фильме работает на дискомфортные ощущения «наползания» беды. Повсюду – приметы приближения бессердечного пристава. Музыка, стерильные диалоги и искривленные панорамирования, а Барри Кеоган тут ужасно похож на какого-то отсталого «колумбайнера» — мальчика, которого твой друг случайно обидел во втором классе, а теперь он за это снесет башку тебе, просто потому что ты видел. И в самом сюжете – жуть в духе «Мыса страха», чувство, что возмездие ударяет неточно, огульно, не по уголовному кодексу. Да еще и с вежливой миной. Перед ним хочется оправдываться, объяснять, что произошла ошибка, заискивать — и это маховик огромной тревоги. Ответом ей обычно служит потустороннее молчание. Или бессмысленная психопатия. Но в «Убийстве…» не так. На прямой вопрос Анны, почему она должна расплачиваться за грехи мужа, Мартин сначала заводит сентиментальную историю про спагетти, а потом, доведя до нужной концентрации истерики, отвечает, что не знает, «честно ли это», но это всё, что он смог придумать «as closing gesture», как способ «закрыть ситуацию». Получается такой воображаемый ответ Бога на все «за что» и «почему»: то, в чем мы часто ищем установление справедливости, правомерное возмездие и воздаяние, – это всего лишь последствия. Они не всегда ударяют в цель, часто рикошетят, перевирают, но ничего лучше, к сожалению, придумать нельзя.

Примерно об этом все греческие трагедии. Ошибки просто открывают портал в последствия — а те не обязаны быть справедливыми, но они определенно должны рано или поздно «закрыть историю». Пока история не будет закрыта, пока не наступит трагического катарсиса, все будут страдать и выкипать. Чрезвычайно неприятная теория, но все же лучше, чем многозначительное молчание.

Месть похожа на любовь

Помимо «Ифигении» Еврипида в фильме Лантимоса есть следы еще одной известной трагедии. Мартин преследует убийцу отца. Правда, тот не очень посягает на его мать и дом (потому что Мартин не принц и живет так себе). По-своему, это даже обиднее: ты убил нашего короля и даже не хочешь взять на себя наше королевство. Социальное унижение и жажда замещения окрашивает возмездие Мартина чем-то вроде влюбленности, если не сказать – обсессии, закупоренной в вежливость визитера. Сначала кажется, что это всё бесстыдная и злая лесть. Что его тактика давить навязчивостью, комплиментами, заботой даст фору Гамлетовской бесплотной злобе. Но ближе к финалу (после сцен в подвале), понимаешь, что в мести Мартина есть если не любовь, то искреннее восхищение – слабого перед сильным, бедного перед богатым, ноунейма перед знаменитым, реднека в майке перед интеллигентом с чистыми руками, мальчика с голой грудью перед мужчиной с пучками волос – и желание встать на одну с ним линию. «Я делаю это, чтобы сделать легче нам обоим», — говорит Мартин о своей мести, приравнивая себя к доброму ангелу смерти, заботливому искупителю грехов и т.д.

Идеалисты лицемерны

Ещё один интересный подсюжет – про отщепенца в семье. С самого начала дочь Стивена занимает сторону Мартина. Уединяется с ним, поет ему песенку об огне (тут-то мы думаем, что она будет покорной Ифигенией, но не все так просто), восхищается его телом и юмором, довольно быстро начинает стыдиться отца и посылать мать. За кадром Мартин ей первой рассказывает истинную историю своего знакомства со Стивеном и посвящает в план расплаты. Ким не приходит в ужас. Напротив, ее любовь растет. В рамках самой простой интерпретации «Убийства священного оленя» – про порочность и неизбежный крах любого почивающего на лаврах сообщества (и про то, что платить за него чаще всего приходится своими детьми), – эта линия отлично читается как «комсомол наш главный враг». Другими словами, ее бунт против семьи и сообщничество с Мартином напоминают авантюрное предательство благополучных молодых против системы, которая их выкормила. Ким каждую неделю теряет по плееру, но явно недолюбливает родителей за их успехи. Переход на сторону возмездия, против своего же класса, своей семьи и в итоге против самой себя, сначала выглядит романтичным и красивым, но под конец превращается в довольно циничную манипуляцию обеими сторонами. Родителей она уверяет, что любит их и готова на всё, а Мартина по-женски тиранит, думая, что в его власти распорядиться возмездием с учетом их близости: разрушить старый мир, но исцелить ее и вместе начать все сначала.Как известно, исторически такие штуки не очень работают.

Вообще, фигура Мартина, как и все фигуры «почти справедливого зла» (от Воланда до Кевина Спейси из «Семи») производит сильное впечатление, потому что зритель зачастую думает: при встрече с ним я все же смог бы выйти сухим, понравиться рассудительному злу и как-то красиво себя ему преподнести (Ким делает это буквально). Но Мартин и прочие подобные персонажи совершенно неподкупны, на то они и вестники рока. Они – отличное напоминание, что все ошибаются, все воспитаны ошибаться и живут в обществе поощрения ошибок. И хаотичные последствия ежесекундны. Для этого не надо смотреть «Убийство священного оленя», посмотрите новости.

Оля Касьянова, 15 февраля 2018
http://kinochannel.ru/digest....ntimosa
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:19 | Сообщение # 12
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«Убийство священного оленя» Йоргоса Лантимоса

Неоднозначная, неуютная и противоречивая картина, трактовать которую каждый может по-своему.

В семье кардиохирурга Стивена Мерфи (Колин Фаррелл) все прекрасно: он счастлив в браке с красавицей Анной (Николь Кидман) и растит двоих детей (Санни Сулджик и Рэффи Кэссиди). Периодически он встречается с Мартином (Барри Кеоган), которому делает неоправданно дорогие подарки и всячески заботится о подростке. Здесь легко ожидать развития, к примеру, романтической запретной связи, но фильм сворачивает совсем в другую сторону.

Уже прославившись такими фильмами, как «Клык» и «Лобстер», Йоргос Лантимос не собирается останавливаться на достигнутом. Греческий режиссер в процессе творческих поисков обращается к Еврипиду, древнегреческому драматургу, и сильно переиначивает его трагедию «Ифигения в Авлиде», перенося действие в современность. И если в начале фильм хотя бы прикидывается простым триллером, то ближе к концу наружу выходит вся его истинная суть.

Как и всегда, фильм прекрасно снят: да, в нем есть место неуютным «личным» ракурсам и неловким сценам, задающим общее настроение, но и они сделаны так, что не восхититься работой оператора практически невозможно. Длинные же планы коридоров и природы и вовсе захватывают дух. На атмосферу работает и звук: местной музыке позавидовал бы иной фильм ужасов, а уж когда музыка окончательно пропадает саунд-дизайн способен пробрать до костей.

При этом удивительно то, что, несмотря на постоянно нагнетаемый саспенс, картину трудно отнести к триллерам или хоррорам — она попросту не о том и не затем. И весь ужас, который тщательно внушается зрителю, на самом деле очень легко убрать из жизни семьи — достаточно использовать решение, которое проговаривается прямым текстом практически в самом начале. С моментами «проговаривания» у фильма вообще все хорошо: далеко не единожды герои фильма будут разговаривать словно бы друг с другом, по факту обращаясь к зрителю и давая ключи к пониманию происходящего.

Пытаясь подходить к картине с современным мерилом, очень легко попасть в ловушку того, что фильм попросту не укладывается в рамки: то и дело он стремится вывалиться то тут, то там, буквально заставляя постоянно вникать в происходящее и вылавливать отдельные намеки в общем потоке. Лантимос использует буквально все средства, чтобы вызвать дискомфорт у смотрящего: в ход идет несколько механическая игра актеров, резкие звуки, неуютные ракурсы и шокирующие сцены. Мозг упорно отказывается принимать местную логику, и это, как ни странно, можно отнести в плюсы фильма, ведь здесь действительно нет места законам современной трагедии. Уже обозначенный выше Рок довлеет над происходящим и он слеп, и лишь некая абстрактная справедливость движет происходящее вперед.

Крайне интересна в фильме и фигура Мартина, с которой, если верить Лантимосу, все и началось, но который для сюжета не то, чтобы сильно важен. Он кажется не более, чем функцией, и на его месте легко представить практически кого угодно. И это по-настоящему удивительная находка для фильма, который практически целиком строится вокруг совершенно неважной для сюжета фигуры.

Лантимос в очередной раз подкидывает пищу для ума и прекрасный повод для горячих споров о различных интерпретациях сюжета. Масла в огонь подливает и сам режиссер, подчеркивая, что сравнение с античными трагедиями здесь на самом деле напрасно. Так ли это на самом деле, впрочем, вопрос открытый.

15.02.2018 Сергей Сергиенко
http://thr.ru/cinema....ntimosa
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:19 | Сообщение # 13
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«Убийство священного оленя»: Американская трагедия

В прокате — «Убийство священного оленя» грека Йоргоса Лантимоса. Триллер, где Николь Кидман играет одну из своих лучших ролей.

Настоящую славу греку Лантимосу принес его англоязычный дебют «Лобстер». Он действительно подкупал легкостью, отточенностью и эффектностью. Изобретательное полуфантастическое кино про любовь — чего-то подобного ждали и от «Убийства». Но получилось нечто совсем иное, куда менее легкомысленное.

В прекрасном домике благополучно живет американское семейство: муж-кардиолог, жена-офтальмолог и их ангельские детишки. Дочь любит петь, сын трясет черными кудрями и слушает в плеере хард-рок. Этот рай разрушается с появлением чужака — сына бывшего пациента кардиолога. Вместе с мальчуганом в жизнь семейства входит хаос и разрушение. Детей поражает загадочная болезнь, и что с ними происходит, не может понять ни один коллега родителей.

Хотя Лантимос и играет с сюжетной структурой триллера — со скелетами в шкафу, тайнами и темными закоулками — метит он в трагедию. Казалось бы, несовместимые форматы складываются у него идеально. Мальчик-злодей играет ту же роль, что вестники и провидцы у Еврипида и Софокла: он не сам разрушает жизнь персонажей, только сообщает о злом роке, нависшем над ними.

Невыполнимой задача воплотить трагедию на экране кажется в первую очередь потому, что художественные средства для этого не подходят. Это в театре можно встать на котурны, надеть маску и читать нараспев прекрасно написанные строки. В кино такое не проходит. Актер по определению прикован к физике, быту: Эдип не курил, Медея не носила кружевных лифчиков, а Орест не ел пасту, сидя в трусах посреди гостиной. Тут, собственно, у Лантимоса и происходит главное чудо. Исполнители главных ролей Колин Фаррелл и Николь Кидман отрываются от обыденного мира и существуют как будто помимо всей бытовой данности, окружающей их. Для Кидман, работавшей и с Триером, и с Паком Чхан-уком, и еще очень много с кем, эта роль — вообще лучшая и точно самая сложная. Требует и отваги, и существования поверх барьеров. Самые трудные сцены — в больнице, в диалогах с мужем — она играет на тончайшей грани между истерикой и сдержанностью. Жилы лезут, глаза налиты кровью, но в голосе, пластике — сталь. Фаррелл, уже работавший с Лантимосом в «Лобстере» здесь, с одной стороны, продолжает гнуть фирменную линию рохли, вынужденного быть суперменом. С другой, эта манера работает как раз на трагизм. Фаррелл играет современного бородатого увальня, волей богов назначенного вдруг на роль Эдипа. Зрелище мощное.

«Убийство», при всём трагизме, ещё и зрелище. Постоянный оператор и земляк Лантимоса, Тимос Бакатакис отвечает во всех его лентах за визуальный ряд. Во многом благодаря ему режиссер и стал тем, кем стал. Бакатакис — мастер балетной отточенности, проездов, снятых на одном плане эпизодов, идеальной симметрии. Всего того, что любого зрителя подкупает. И того, что вносит в ленты Лантимоса долю театральности и условности.

В «Убийстве» это как никогда уместно. Отдельные сцены вообще напоминают, скорее, балет, чем драму: например, почти всё, что связано с болезнью детей, когда у них отказывают ноги и они теряют возможность ходить. Одним словом, именно благодаря Бакатакису «Убийство» даже в визуальном плане вырывается за границы триллера, становится именно современной трагедией. Может, единственной возможной в наши дни.

Иван Чувиляев, «Фонтанка.ру», 15 февраля 2018
https://calendar.fontanka.ru/articles/6084/
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:19 | Сообщение # 14
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
За оленя ответишь
Роковые страсти в новом фильме Йоргоса Лантимоса


В прокат вышел фильм Йоргоса Лантимоса, единственного греческого режиссера, входящего в фестивальный истеблишмент, «Убийство священного оленя». Бессмысленный и беспощадный фильм заставил Михаила Трофименкова почувствовать себя Львом Толстым.

В начале ХХ века кто-то из собеседников Толстого записал суждение великого старца о прозе Леонида Андреева: «Андреев все спрашивает меня: “Испугайся?” А я нисколько не испугался». В массовом сознании эти слова отлились в формулу: он пугает, а мне не страшно. К фильму Лантимоса она применима с существенной поправкой: он пугает, а мне противно. Главный и непростительный грех режиссера заключается именно в том, что он путает две эстетические категории: страшное и противное. Пуще того. Претензии Лантимоса настолько глобальны, что противное оборачивается нелепым.

А претендует Лантимос на парафраз «Ифигении в Авлиде», трагедии Еврипида, последнего из трех великих древнегреческих драматургов и, как принято считать, «упаднического» на фоне Эсхила и Софокла. Современный Агамемнон, навлекший на себя гнев богини Артемиды убийством ее священного оленя,— закладывающий за воротник кардиохирург Стивен (Колин Фаррелл). Клитемнестра, жена Стивена-Агамемнона,— офтальмолог Анна (Николь Кидман), любительница поиграть с мужем в сексуальную ролевую игру под названием «Полная анестезия». Условный олень, соответственно,— пациент, некогда умерший под ножом нетрезвого доктора. На роль Ифигении, дочери Агамемнона, которую тот, искупая свой грех, принес в жертву, претендуют сразу двое детей семейной пары. Роль же посланника богов, оглашающего приговор Стивену, отведена не то что неприятному, а отталкивающему и излучающему миазмы безумия подростку Мартину (Барри Кеоган), сыну погибшего пациента.

Есть такое понятие: поступь рока. Рок на то и рок, что неумолим, но дешевыми эффектами брезгует. Лантимос же, словно не доверяя ни мифологической подоплеке сюжета, ни собственным способностям убедительно модернизировать миф, с первого же кадра «надувает щеки». Операция, снятая крупным и долгим планом,— на открытом сердце. Надрывные звуковые эффекты. Диалоги как бы ни о чем, произносимые с утрированной многозначительностью. Ракурсы, превращающие Стивена в насекомое, ползающее по больничным коридорам. Все это, вместе взятое,— почти истерическая попытка внушить зрителям, что им предстоит что-то немыслимо страшное. Иначе говоря, судьба отбивает за кулисами нервическую чечетку, предупреждая о своем выходе, вместо того чтобы обрушиться на героя.

Рок именно что обрушивается на человека, к встрече с ним совершенно не готового. Лантимос же прилагает чрезмерные усилия, чтобы продемонстрировать выморочность, болезненность семейных отношений Стивена, словно бы в них корень его бед. Поэтому примерно до середины фильма «Убийство» кажется очередной психопатологической драмой о постыдных комплексах среднего класса. А отношения Стивена с Мартином, все более настойчиво вторгающимся в жизнь героя,— сексуальной связью двуличного буржуа с грязным мальчишкой. И по большому счету для Лантимоса было бы лучше, если бы он ограничился сексуальным памфлетом. Рок на всех один: что на мусорщика, что на топ-менеджера. Пусть буржуазия и заслуживает декалитры сарказма, которые льются на нее с экрана, но, коли уж Лантимос снимает трагедию судьбы, ухмылочки по поводу ритуальной фальши семейных ужинов неуместны.

Режиссер полагал, что снимает трагедию, но получился у него реанимированный фильм ужасов 1970-х. Тогда были скоротечно популярны истории о милых детишках, оказывающихся сатанинскими отродьями или одержимых дьяволом,— от «Экзорциста» (1973) Уильяма Фридкина до «Омена» (1976) Ричарда Доннера. Балаганные спецэффекты, которыми злоупотребляет Лантимос, от кровавых струпьев до кровоточащих глаз, заимствованы непосредственно из той блаженной эпохи. Мартин — дьявол а-ля незабвенная Риган с вращающейся головой («Экзорцист»). Все бы хорошо, да только космос древних греков существования дьявола вообще не предполагал. Так что Лантимосу следовало бы, если перефразировать известный анекдот, или хитон снять, или крестик надеть.

Михаил Трофименков, Газета "Коммерсантъ" №29 от 16.02.2018, стр. 15
https://www.kommersant.ru/doc/3549475
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 17.02.2020, 20:20 | Сообщение # 15
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«Убийство священного оленя»

Дмитрий Молчанов — о новой работе главного современного греческого режиссера, которая оказалась намного слабее его же «Клыка» и «Лобстера».

Преуспевающий кардиохирург Стивен Мёрфи (сильно бородатый Колин Фаррелл) когда-то потерял пациента на операционном столе. С некоторых пор к нему на работу время от времени стал наведываться сын умершего, 16-летний Мартин (Барри Киган). В подростке есть что-то отталкивающее, однако Стивен регулярно болтает с ним о том о сем в закусочной, проявляет почти отеческую заботу и даже делает ему довольно дорогие подарки — словом, вину свою чувствует и как бы пытается ее загладить. В один прекрасный день хирург и вовсе приглашает Мартина к себе домой, чтобы познакомить парнишку с семьей — женой-офтальмологом Анной (Николь Кидман), дочерью-подростком Ким (Раффи Кэссиди) и маленьким сыном Бобом (Санни Сулич). Вечер проходит вроде как неплохо, но именно с этого момента жизнь Стивена и его семьи превратится в сущий ад. После того как у Боба вдруг — без причин, известных современной медицине, — откажут ноги, Мартин сообщит, что за смерть его отца мистеру Мёрфи придется заплатить смертью одного из трех членов своей семьи. Иначе умрут все трое.

Насколько мастерски довольно обаятельный молодой актер Барри Киган сделал своего героя Мартина по-настоящему неприятным, настолько же виртуозно Йоргос Лантимос превратил свой последний фильм в действительно отталкивающее зрелище. Вероятнее всего, именно такого эффекта режиссер и добивался, однако есть одно но: в отличие от лучших образцов противного глазу и нутру кино, «Убийство священного оленя» с первых же кадров обволакивает непроглядной, убаюкивающей скукой — начиная с научно-популярной сцены операции на открытом сердце (на Discovery и BBC нынче и не такое увидишь) и заканчивая финалом, который должен был быть шокирующим, а оказался на редкость предсказуемым и нелепым.

«Убийство» не работает ни как шок-шоу, ни как серьезная драма. В первом случае Лантимос слишком гуманно готовит зрителя к тем кошмарам, которые ожидают героев истории, — результатом этого нагнетания саспенса в час по чайной ложке становится безразличие к судьбе абсолютно всех персонажей. Во втором же греку явно мешает выбранная в качестве отправной точки трагедия Еврипида «Ифигения в Авлиде». Лантимос слишком увлечен прочерчиванием параллелей, хотя с самого начала ясно, кто здесь современные Агамемнон, Клитемнестра, Ифигения (в двух экземплярах) и требующая жертвы Артемида. Куда интереснее выглядит попытка препарировать (то в духе Ханеке, то с уклоном в фон Триера) семейные (да и просто человеческие) отношения представителей среднего класса, почти утративших инстинкт самосохранения в условиях безнаказанного комфорта.

Однако и тут все не слава богу. Если «Клык» был блестящей деконструкцией семьи (и социума в целом) на уровне языка, определяющем практически всё, а сентиментальный, но «сложносочиненный» «Лобстер» обозначал стремление заново очеловечиться в максимально регламентированном антиутопическом обществе, то «Убийство священного оленя» то и дело срывается в назидательный тон (сам по себе заход с врачебной ошибкой чего стоит), и когда в финале герои дружно начинают терять человеческий облик, то этому, увы, не удается даже удивиться — просто потому, что персонажи на протяжении всего фильма не вызывают ни малейшего сочувствия. И если дети и отлично сыгравший своего героя Киган еще как-то пытаются расшевелить это болото (видимо, невольным образом — в силу природной непосредственности), то постные физиономии Фаррелла и Кидман, произносящих, как принято у Лантимоса, многозначительные фразы с интонациями вокзального диктора, становятся символами этой анемичной ленты.

Притворяясь то социальной драмой, то психологическим триллером, то эстетским хоррором, «Убийство священного оленя» терпит фиаско на всех фронтах и работает, пожалуй, лишь в том случае, если допустить, что нарратив, актерская игра, навязчивый нойзовый саундтрек и финальный режиссерский срыв в китч (дай бог, чтобы осознанный) намеренно собраны в двухчасовой экспериментальный видеоарт, призванный продемонстрировать, насколько дискомфортным — в худшем смысле этого слова — может быть кино.

Дмитрий Молчанов, 18 февраля 2018
https://www.kinomania.ru/article/57077
 
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Copyright MyCorp © 2024
Бесплатный хостинг uCoz