Суббота
14.12.2024
12:47
 
Липецкий клуб любителей авторского кино «НОСТАЛЬГИЯ»
 
Приветствую Вас Гость | RSSГлавная | "ЧУЖИЕ ПИСЬМА" 1975 - Форум | Регистрация | Вход
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
"ЧУЖИЕ ПИСЬМА" 1975
Светлана_РуховичДата: Среда, 27.02.2013, 19:45 | Сообщение # 1
Группа: Проверенные
Сообщений: 69
Статус: Offline
Хорошие фильмы всегда многомерны и имеют различные интерпретации. Ключевая фраза «Почему нельзя читать чужие письма? Нельзя, и всё» не отражает глубину и содержание фильма. «Нельзя сказать, что это конфликт юности и зрелости, поиска и знания, как может показаться из краткого описания. Здесь всё гораздо сложнее. В стенах обыкновенной малогабаритной квартиры происходит драматическое столкновение двух личностей: напористой, уверенной в своей правоте, не знающей сомнений и упреков совести Зинки и всепонимающей, деликатной, готовой к самопожертвованию, интеллигентной Веры. У тех, кто смотрит фильм в юные годы, болевые точки соприкосновения с героиней Светланы Смирновой. С возрастом повышается интерес к позиции героини Ирины Купченко. Но неизменно этот поединок, навязанный 16-летней максималисткой 30-летней интеллигентной женщине, вызывает искреннее соучастие зрителей» (режиссёр Илья Авербах о своём фильме).

Авторы фильма, продолжая традицию русской классики, раскрывают тему конфликта интеллигентности и хамства человека из народа без морализаторства и снисхождения к орлёнку с ангельским лбом. Социальная драма, начавшаяся с символического зашторивания портрета Ахматовой, не заканчивается мифом о духовном перерождении. Фильм запомнится мудростью, неоднозначностью и замечательными актёрскими работами, особенно образом Зины Бегунковой.


«ЧУЖИЕ ПИСЬМА» 1975, СССР, 93 минуты
— психологическая драма Ильи Авербаха








Молодая учительница Вера Ивановна решает на время взять к себе девятиклассницу Зину. Девочка из неблагополучной семьи привязывается к учительнице и считает, что теперь может решать её судьбу и вмешиваться в её жизнь.

Съёмочная группа

Автор сценария: Наталья Рязанцева
Режиссёр: Илья Авербах
Оператор: Дмитрий Долинин
Художники: Владимир Светозаров, Михаил Суздалов
Композитор: Олег Каравайчук
Звукорежиссёр: Эдуард Ванунц

В ролях

Ирина Купченко — Вера Ивановна
Светлана Смирнова — Зина Бегункова
Сергей Коваленков — Игорь
Зинаида Шарко — Ангелина Григорьевна
Олег Янковский — Женя Пряхин
Майя Булгакова — мать Зины
Иван Бортник — Шура, брат Зины
Людмила Дмитриева — Зоя, невеста Шуры
Наталья Скворцова — Света Егорова, подруга Зины
Зинаида Глущенко — Анна Трофимовна
Пётр Аржанов — Николай Артёмович
Нина Мамаева — Елизавета Сергеевна
Валентина Владимирова — Антонина Карповна

Интересные факты

В фильме звучит музыка Рихарда Вагнера из оперы Gottendämmerung (Гибель богов/Сумерки богов).

Награды

1976 — Специальный приз жюри на I Международном кинофестивале в Неаполе (Италия)
1976 — Приз редакции журнала «Советский экран» «За лучший актёрский дебют» на IX Всесоюзном кинофестивале — Светлане Смирновой
1977 — Поощрительный приз за лучшую режиссёрскую работу на Всесоюзном конкурсе «Корчагинцы» — Илье Авербаху
1980 — Главный приз «Золотая богиня Нике» на IX Международном кинофестивале в Салоники (Греция)

Смотрите фильм

http://vk.com/video16654766_162976666
 
ИНТЕРНЕТДата: Среда, 14.09.2016, 20:15 | Сообщение # 2
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
КОПЫЛОВА Р. Илья Авербах. Л., 1987. С. 138

После «Чужих писем» в воздухе носилось: «Как Авербаху повезло со Светланой Смирновой!» Теперь невозможно уже представить Зинку Бегункову иной — не с этими светлыми, почти прозрачными глазами, то готовыми загореться злорадным огоньком, то сияющими вдохновенным светом, как в эпизоде, когда она переадресовывает себе чужие любовные признания. Без этой саркастически презрительной усмешечки, без этого непередаваемого выражения простодушного превосходства. Повезло? Но ведь внешний облик Светланы Смирновой, да и ее человеческая суть очень мало соответствовали характеру Зины Бегунковой.

«Везенье» такого рода — это особая проницательность глаза (которой наделен отнюдь не каждый режиссер кино), позволяющая разглядеть в актере нереализованные возможности, такие качества его личности, о которых, быть может, и сам он пока не подозревает […] В большинстве фильмов Авербаха есть непрофессиональные исполнители. Они не только не «выпадают» из общего ансамбля, но являются необходимейшей его составной, мерой слаженности и стилистического единства. […] В «Чужих письмах» непрофессиональному исполнителю поручена одна из главных ролей — художника Игоря (С. Коваленков).

ИЛЬЯ АВЕРБАХ О РАБОТЕ СО СВЕТЛАНОЙ СМИРНОВОЙ

Это очень сложное взаимодействие — актера и роли, того, кто играет, и того, кого он играет. Каждый раз актер что-то в себе разрушает, перестраивает, перегруппировывает. Это процесс медленный, сложный, в нем могут быть и сопротивление, и отталкивание, и борьба. Борьба неизбежна. Когда мы со Светланой Смирновой делали в «Чужих письмах» роль Зинки Бегунковой, очень трудно было добиться «совмещения» актрисы и образа. По характеру Светлана не похожа на Зинку, но в ней была колоссальная воля, воля нереализованная. И это то, что ее связывало с Зинкой, на этом мы и пытались строить характер. А дальше, после фильма, с ней произошла история, думается, показательная. Я ее долго не видел, и когда мы встретились, мне было непросто ее узнать. Она изменилась фантастически, даже внешне. Вся как-то вытянулась, исчезли коренастость, все ее прочностояние на этой земле. В ней появилось что-то оленье, длинная шея, нежные глаза, какая-то мягкость во всем. Она стала прелестным светящимся существом. Совсем не та актриса и не тот человек, которого я знал. Мне снова захотелось ее снять, но в совершенно иной роли. И я подумал: ее внешние и внутренние перемены, не во всем, конечно, но во многом — не результат ли взаимоотношений с образом Зинки Бегунковой?

ИЛЬЯ АВЕРБАХ О ФИЛЬМЕ

Сценарий фильма построен на обыденном материале, но от этого не уменьшается значительность затрагиваемых в нем проблем. Это сценарий о том, что человек буквально ежеминутно проверяется жизнью, весьма коварной, разнообразной и даже «провокационной» подчас. «Условия…», «другие еще хуже…» — говорит себе человек, и это уже падение, нравственный закон нарушен, и беда, как круги от камня, брошенного в воду, долго будет расходиться от возникающих в такой ситуации событий…

Вера по своей сути человек сосредоточенный и негромко мужественный. С постоянной готовностью к самопожертвованию. Бескорыстие для нее — это, пожалуй, выход из одиночества. А по пластике, по внешнему рисунку, Вера… аист. Неловкий, жмущийся, деликатно выбирающий, куда бы ступить, прежде чем сделает шаг. Она боится быть навязчивой, боится быть в тягость. Применение насилия для нее невозможно. И Зинка, порабощающая Веру, прекрасно это понимает. Поэтому, когда Вера, доведенная Зинкой до взрыва, дает девчонке пощечину, Зинку потрясает не сама пощечина, а то, что учительница совершила невозможное… […]

http://2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=7323
 
ИНТЕРНЕТДата: Среда, 14.09.2016, 20:16 | Сообщение # 3
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Татьяна МОСКВИНА. ["Чужие письма"] // Сеанс. 1993. № 8

Она не была аморальна, она была имморальна; она не преступала заповеди - она не знала о ее существовании. Авербах рассказал увлекательную историю психологической дуэли двух женских типов: кроткого и хищного. Прекрасна была синяя тишина ласковых глаз Ирины Купченко, но по-своему обворожительна оказалась и героиня Светланы Смирновой. Грехи Зины Бегунковой сейчас, по прошествии лет, уже не кажутся тяжкими. "Юность - это возмездие" (Ибсен, "Строитель Сольнес"). Иная, неведомая еще реальность вставала за этой Зинкой, свидетельствуя о том, что "мир жесток и груб"; о том, что из земли помоек и новостроек с дикой настойчивостью лезут на свет дивно жизнестойкие, но и колючие растения, злые от мук своего рождения и с огромной яростной жаждой жить - здесь, сейчас, под этим солнцем. "Чужие письма" запечатлели первый энергетический жест нового поколения, рожденного в конце пятидесятых - начале шестидесятых годов: готовность к бою, жажду жизни, способность многое на себе "перетащить". Зинка - простолюдинка, варварка, потому все это выражено у нее грубовато, прямолинейно. Но окультуренный тип "Зинки" вскоре стал приносить пользу.

Однако дело не только в истории новостроек. Поместите лицо Смирновой в коричневый су­мрак старых холстов, окружите белым испанским жабо - и на вас глянет надменная дама Возрожде­ния. Зинка Бегункова - дитя истории, но, право, что-то и вечное есть в этом нервном упрямстве, в этом энергетическом таране, в этой силе желания прорваться сквозь любые условности - "юность - это возмездие".

http://2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=7323
 
ИНТЕРНЕТДата: Среда, 14.09.2016, 20:16 | Сообщение # 4
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Чужие письма
Психологическая драма


Во время своего появления на советских экранах в момент «расцвета застоя» этот фильм, а особенно его персонаж, девятиклассница Зина Бегункова, стали предметом для особых дискуссий. Казавшаяся внимательной, заботливой и душевно открытой (пусть и максималисткой в словах и поступках), юная Зиночка сумела втереться в доверие своей учительницы Веры Ивановны, а потом почти сесть ей на шею и уже диктовать менторским тоном, как этой якобы неудачнице в жизни следует на самом деле жить. Кукушонок, покинув собственное неустроенное гнездо (ни с матерью, которая сидела в тюрьме, а теперь пьёт, ни со старшим братом нет у этой девушки будто ничего общего, не говоря уже о подлинном родстве), вторгается в чужую судьбу и начинает распоряжаться ею как своей личной. Интеллигентный удивлённый возглас другой учительницы-пенсионерки, что «нельзя читать чужие письма, просто нельзя и всё», вряд ли когда-нибудь будет воспринят молодым созданием из новой исторической формации, которая сделала перлюстрацию, доносительство (даже на своих родителей — ведь Павлик Морозов стал идеальным героем, примером для подражания) и манипулирование жизнями людей доминирующим принципом общественной политики.

Зина Бегункова — не просто советский enfant terrible в девичьем виде (хотя нельзя было не заметить у неё тонко подчёркнутые черты мужского, подсознательного сексуально-агрессивного и вообще диктаторского поведения, в том числе — по отношению к Вере Ивановне, которая выглядит слабой и беззащитной женщиной). Она именно чужой ребёнок, бастард как раз нашего (и никакого иного) образа жизни, словно некий душевный монстр, порождённый мутациями в сознании нации, «социалистическое отродье Франкенштейна», которое решило восстать против своего создателя (сравните, любопытства ради, этот образ с постперестроечными социально-памфлетными фантазиями Сергея Ливнева в «Серпе и молоте»). Дочь, которая желает заместить будто вовсе не существовавшего отца (о нём нам и знать необязательно). Представительница женского начала, склонная к жестокому навязыванию своей воли. Ещё дитя, но уже с манией демиургова величия. «Маленькая Зина», которая хочет быть большой. А фильм Ильи Авербаха по сценарию Наталии Рязанцевой («Крылья», «Долгие проводы») — это умный и, увы, оставшийся втуне сигнал о вырождении поколения «чужих детей», многие из которых ныне стали «новыми русскими».

Сергей Кудрявцев
https://www.kinopoisk.ru/review/952548/
 
ИНТЕРНЕТДата: Среда, 14.09.2016, 20:16 | Сообщение # 5
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Чужие письма

Небольшой провинциальный город, школа, молодая учительница, трудные подростки и теряющие над ними власть родители... Можно назвать еще десяток советских фильмов конца 60-х - начала 80-х годов, так или иначе варьировавших эту схему. Им даже рубрику тогда придумали: "школьный фильм". "Чужие письма", однако, в рубрику не укладывались при всем внешнем соответствии. Как не укладываются в нее "Ноль за поведение" Виго, "400 ударов" Трюффо, "Если..." Андерсона и другие "школьные" истории в мировом кино. Школа в них - метафора общества, со всеми его застарелыми и благоприобретенными болезнями.

Точно так же в "Чужих письмах" речь не о школе, а о всей нашей жизни, незаметно поменявшей к середине 70-х свое направление, цвет, язык, повседневные правила... Это ей ставят диагноз сценарист Наталья Рязанцева и режиссер Илья Авербах. Коллизия с письмами, давшая фильму название, - всего-навсего тест, по которому проверялось состояние нашего социума на том этапе.

При всем при том "Чужие письма" не лабораторный социологический эксперимент, а полноценная драма. Скрещение характеров и судеб. Здесь любят, мучаются, ранят, переживают боль, защищаются и опускают руки люди 70-х - идеалисты и новопришедшие прагматики. Первые представлены в фильме учительницей Верой Ивановной, молодой интеллигенткой, живущей под портретом Ахматовой и бегущей в ночь по сигналу чужой беды. Вторые - ее ученицей, шестнадцатилетней Зиной Бегунковой, с лисьей преданностью льнущей к учительнице и с бесцеремонностью вмешивающейся в ее личную жизнь.

Вот она, в школьном платьице, с перекинутой на грудь плотной косой, на веранде старого дома прокурорски пламенно отчитывает бедного Онегина устами пушкинской Татьяны. Вера Ивановна на мгновение задерживается на подходе к дому, всматривается в этот гордый девичий профиль в раме распахнутого окна. Затем их взгляды встречаются... Чересчур искрящийся Зинин (сверху, с террасы) и несколько смущенный (с улицы) - Веры Ивановны. Так экспонированы главные героини фильма. Конфликт еще не завязан, но мизансцена уже многое сказала.

А потом набегут волной события и прибьют их друг к другу - убежавшую из дома жестокосердную Зину и по-матерински, по-сестрински согревшую ее своим участием Веру Ивановну. Ученица в классе, Зина становится безапелляционным учителем в доме у классной руководительницы Веры Ивановны, определяя ее распорядок дня и "порядок" в делах сердечных. Символический смысл обретает кадр, когда Зина со словами "Как у вас дует, Вера Ивановна", задергивает оконную портьеру таким образом, что почти закрывает висящий в простенке у окна поздний портрет Ахматовой...

А еще раскрутится та самая история с чужими письмами, которые Зина сначала прочитает, потом перепишет, заменив имя адресата своим, чтобы пофорсить перед подррккой фиктивным романом. Естественно, все раскроется, но Зина удивительным образом выйдет из этой некрасивой истории чуть ли не победительницей и снова навяжет Вере Ивановне свою назойливую опеку. В конце концов заслужит пощечину, которую совестливая Вера Ивановна сочтет крахом всех своих педагогических и человеческих убеждений. Зина озлобленно вспыхнет, почувствует себя на минуту беззащитной жертвой, какое-то время походит с лицом неправедно отвергнутой и одинокой, но после все-таки явится, постоит немым укором в сторонке (когда ребята будут выносить стариковский скарб из дома с терраской, идущего на слом), напросится на жалость и, прощенная, присоединится к классу. Как ни в чем не бывало быстренько расставит всех по местам - приведет в завидный порядок хаотичную ребячью мельтешню.

О, если бы нынешний зритель знал, каким волнением, до перехвата горла, в нас тогда отзывался протяженный финальный план, на котором в глубину кадра, к домам-новостройкам, под нервное фортепианное клокотанье Олега Каравайчука уходил, едва выбираясь из распутицы старого переулка, нагруженный антикварной жизнью грузовик, с которого ребята кричали Вере Ивановне:

"Догоняйте нас!.."
Догоняйте...

Два поколения, два ритма жизни, два языка, две нравственности... Впрочем, в фильме представлено и третье поколение: старые интеллигенты учителя, духовные наставники Веры Ивановны. Это в их доме не знающая сомнений Зина репетирует монолог Татьяны. И это они, люди уходившего поколения, произнесут в конце фильма ключевую фразу в ответ на растерянное признание Веры Ивановны, что не умеет-де объяснить ребятам, почему нельзя читать чужие письма. "Почему нельзя читать? - удивится старая учительница. - Нельзя, вот и всё!"

"Конечно, не в этой бесспорной истине сущность сценария Рязанцевой, - справедливо рассудил в предисловиии к нему, вышедшему отдельной книжкой, знавший толк; в такого рода материях Евгений Иосифович Габрилович. - Суть его (сценария. - А.Т.) глубже, прицельней - в самом образе Бегунковой, такой наивной, юной и страшноватой. Причем победа искусства в том, что страшноватость тут именно в неразрывной спаянности с этой юностью, лучезарностью, с открытым, незамутненным взором".

Да, конечно: именно в этот тип (он точно воплощен в фильме Светланой Смирновой), в так называемых "новых людей", всматриваются в первую очередь авторы "Чрких писем", прозревая их корни и угадывая перспективы. (Правда, тогда, в середине 70-х, даже при самом смелом воображении вряд ли можно было представить, как эти шестнадцатилетние "Саванаролы в мини-юбках", по меткому определению Габриловича, причудливо трансформируются в постперестроечную эпоху, сохранив снисходительно-презрительную жалость к "непрактичным" и "тонкокожим" и присвоенное с юности право решать за них.) Но, мне кажется, суть этой драмы не только в Зине. Суть в равной степени в Вере Ивановне, которую так умно, так обостренно-нервно играет Ирина Купченко. Она играет по-современному хрупкую веру. Уставшую. Обессиленную. "Я не люблю их, я не люблю детей. Когда они стали взрослыми..." - вот что в конце концов открывается социально-инфантильной героине Купченко и лишает ее воли. Такой героиней "шестидесятники" Наталья Рязанцева и Илья Авербах самокритично оценили исторические шансы поколения идеалистов на повороте эпохи. Даром что в кадре рассыпается, перед страшным признанием Веры Ивановны, горка старых книг, снятая рапидом.

Судьба простых истин в их повседневном употреблении, их цена - сквозная тема одновременно и режиссера Авербаха и сценариста Рязанцевой, работали ли они вместе или порознь. Потомственный питерский интеллигент Илья Авербах - к сожалению, рано умерший и не реализовавший в полной мере свой духовный и творческий потенциал - исследовал эту породу людей с медицинской въедливостью (недаром по первой профессии врач), тестируя своих героев состояниями счастья и поражениями. В "Чрких письмах" - на мой взгляд, лучшей его картине - историю одной общественной болезни (она же история одной веры) режиссер инструментовал почти как музыкальную пьесу. И обреченный исчезнуть старый сад с падающими налитыми яблоками, и сам город, наполовину еще деревянный, покосившийся, с церковью на пригорке, и немытые стекла местного рейсового автобуса, и необжитая комната молодой учительницы, где из каждого угла глядят добровольные "безбытность, бездомность" (ЛЯ. Гинзбург об Ахматовой), и эти падающие книги в старинных переплетах - не менее важные краски в многоголосье фильма, богатом смысловыми обертонами.

У Натальи Рязанцевой эта история тоже не вдруг написалась. Например, мотив "чужих писем" у нее однажды уже работал: в "Долгих проводах", поставленных за три года до этого Кирой Муратовой. Там героиня Зинаиды Шарко, издерганная страхом потерять подростка-сына, вступившего за ее спиной в переписку со своим отцом, ее бывшим мужем, отчаянно умоляет молоденькую почтальоншу дать ей знать, когда придет очередное послание "до востребования". И дальше следует замечательная по точности психологического рисунка сцена, когда они стоят, не глядя друг на друга, у широкого окна в зале вокзального почтамта, и готовящаяся стать матерью почтальонша молча, с опущенным, как на похоронах, лицом придвигает к героине лежащую на подоконнике посылку. Та, в свою очередь, тоже еще колеблется какое-то мгновение. Но материнское страдание, чувство, что из-под ног уходит почва, берут верх.

В "Чужих письмах" конверты вскрываются уже без рефлексий, под напором голого обывательского любопытства - этакого морально-психологического атавизма, сродни тому, к которому сегодня бойко адресуются не отягощенные рефлексией производители медийного продукта "За стеклом". ("Атавизмы и рудименты" называлась, по иронии, тема сорванного девятиклассниками урока биологии, на котором история с письмами как раз всплыла.)

Пересматривать этот фильм спустя четверть века необыкновенно интересно. Видишь, где сценарист и режиссер торопились назвать вещи своими именами и впадали местами в излишнюю учительскую пафосность (тогда-то она была вполне уместна - оформляла, так сказать, наши уже изрядно запутавшиеся к тому времени отношения с идеалами), а где, наоборот, провидчески угадывали дальнейшее развитие болезней. Но, разумеется, не только в том, что что-то "угадали", секрет неутраченной притягательности этой картины. "Чужие письма", как всякое подлинное произведение искусства, живут во времени и проницаемы для нового опыта, новых чувствований, новых сомнений.

Александр Трошин
http://www.russkoekino.ru/books/ruskino/ruskino-0096.shtml
 
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Copyright MyCorp © 2024
Бесплатный хостинг uCoz