Пятница
27.12.2024
05:30
 
Липецкий клуб любителей авторского кино «НОСТАЛЬГИЯ»
 
Приветствую Вас Гость | RSSГлавная | "ОДНАЖДЫ В АНАТОЛИИ" 2011 - Форум | Регистрация | Вход
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
"ОДНАЖДЫ В АНАТОЛИИ" 2011
Александр_ЛюлюшинДата: Среда, 15.08.2012, 00:58 | Сообщение # 1
Группа: Администраторы
Сообщений: 3284
Статус: Offline
О таком кино говорить нужно долго, т.к. любые слова, написанные во вступлении в тему, окажутся недостаточными, чтобы выразить всё испытываемое от него удовольствие. Посему кратко заключу, что эта красивая в своём трагизме, витиевато-метафорическая, удерживающая на протяжении 2,5 часов в напряжении сказка о смысле жизни, тайнах человеческих и о погребённых заживо, не желающих принять правду, совсем скоро отметит премьеру и в нашем клубе – негоже нам всё-таки проходить мимо, уверен, одного из лучших фильмов нового тысячелетия.

«ОДНАЖДЫ В АНАТОЛИИ» (Bir zamanlar Anadolu'da) 2011, Турция-Босния и Герцеговина, 150 минут
— экзистенциальная драма – лауреат Большого приза жюри Каннского МКФ








Группа полицейских под предводительством комиссара Наджи на трёх машинах разыскивает в степях Анатолии спрятанный здесь труп некоего Яшара. Их сопровождают прокурор Нусрет и доктор Джемал, который должен зафиксировать факт смерти. Подозреваемый Кенан, который сознался в убийстве, должен показать местонахождение тела, однако точно припомнить он не может и раз за разом указываемое им место оказывается не тем. Постепенно группа удаляется от города, скоро наступает ночь, и ситуация располагает к разговорам на самые различные темы.

Съёмочная группа

Режиссёр: Нури Бильге Джейлан
Сценарий: Эбру Джейлан, Нури Бильге Джейлан, Эрсан Кесал
Продюсеры: Зейнеп Озбатур, Мурат Акдилек, Эда Арикан, Нури Бильге Джейлан, Мюге Колат, Мирсад Пуриватра, Ибрахим Сахин
Оператор: Гёкхан Тирьяки
Художники: Çagri Erdogan, Dilek Yapkuöz Ayaztuna

В ролях

Мухаммет Узунер — доктор Джемал
Йылмаз Эрдоган — комиссар Наджи
Танер Бирсель — прокурор Нусрет
Ахмет Мюмтаз Тайлан — шофер Арап Али
Фырат Таныш — подозреваемый Кенан
Эрджан Кесал — председатель Мукхтар
Джансу Демирджи — дочь Мукхтара
Эрол Эраслан — Яшар, жертва убийства
Угур Арсланоглу — Тевфик
Шафак Карали — Абидин
Нихан Окутуджу — Гюльназ, жена Яшара

Дайджест российской кинокритики

«Однажды в Анатолии» Нури Бильге Джейлана — это настоящий tour de force авторской режиссуры, кинематографический персидский ковер ручной выделки, красивый, уютный и необхватный... Как и многие настоящие произведения искусства, Однажды в Анатолии говорит про все сразу, хотя и не проговаривает ничего конкретного. Как он устроен, понять не представляется возможным... (Алексей Гуськов, Синематека).

«Антижанровый квазидетективный эпос турецкого режиссера Нури Бильге Джейлана «Однажды в Анатолии», показанный в последний день фестиваля, в течение двух с половиной часов рассказывает о поисках, опознании и вскрытии трупа, зарытого собутыльниками жертвы после случайного убийства. Изысканная по форме и провокационная по содержанию, в отличие от предыдущих фильмов самого титулованного турецкого автора, эта картина посвящена сложным этическим вопросам, которые решают предполагаемые судьи: прокурор, доктор и комиссар полиции» (Антон Долин, Газета.ru).

«Фильм чем-то неуловимо напоминает кинематограф позднего СССР. То, что происходит в кадре, бесполезно описывать словами: это напряженное действие в отсутствие действия и чередование кадров невероятной насыщенности и глубины. Джейлан создает картину космического масштаба без всяких нарисованных на компьютере астероидов (как у Триера или Малика) — и возможно, это станет спасением для жюри и публики, измученной некинематографическим скандалом» (Мария Кувшинова, OpenSpace.Ru).

«Жизнь в маленьком городке схожа с путешествием по степи: что-то новое и необычное выскакивает из-за каждого холма», — такой фразой начинается анонс фильма турецкого режиссера Нури Бильге Джейлана. История его каннского конкурсного фильма «Однажды в Анатолии» — это история путешествия по извилистым дорогам в анатолийских холмах в поисках места, где было совершено преступление. Фабула фильма проста: подозреваемый в убийстве признается полицейским в содеянном и выражает готовность показать место, где зарыли труп. Полицейские с прокурором, медиком и подозреваемым поздно вечером выезжают за город. Они долго плутают в пути: подозреваемый в темноте никак не может найти искомое. И постепенно во время вынужденных остановок и разговоров во время перекуров зритель узнает истории героев: врача, который разводится с женой, прокурора, который немного астролог, мэра маленькой деревушки, где остановилась вся компания, который ищет денег на ремонт стены на местном кладбище...» (Инга Домбровская, RFI).

«В фильме внешний сюжет (поиск, опознание и медицинское освидетельствование трупа) тонко и сложно увязан с внутренним, возникающим в разговорах персонажей. Это большая, объемная, вероятно, лучшая картина Джейлана, но он остается Джейланом» (Олег Зинцов, Ведомости).

«Я потрясена до сих пор. Мы познакомились с Джейланом за кулисами. Он — потрясающий человек. Я ему сказала, что последний раз у меня такое впечатление было на первом курсе в институте после фильма Андрея Тарковского «Жертвоприношение». Это правда. Мне очень было важно этот фильм увидеть» (Марина Врода, обладатель Золотой пальмовой ветви за лучший короткометражный фильм).

Награды

Каннский кинофестиваль, 2011 год
Победитель: Большой приз жюри
Номинация: Золотая пальмовая ветвь

Кинофестиваль, Карловы Вары, 2011 год
Победитель: Приз Netpac Award

Кинофестиваль, Дублин, 2012 год
Победитель: Лучший режиссёр

Asia Pacific Screen Awards, 2011 год
Победитель: Гран-при жюри
Победитель: Лучший режиссёр
Победитель: Лучший оператор
Номинация: Лучший фильм
Номинация: Лучший сценарий

Смотрите трейлеры и фильм

http://vk.com/video16654766_163085125
http://vk.com/video16654766_163085119
http://vk.com/video16654766_163085104
 
Александр_ЛюлюшинДата: Среда, 05.12.2012, 09:01 | Сообщение # 2
Группа: Администраторы
Сообщений: 3284
Статус: Offline
7 декабря 2012 года
Киноклуб «Ностальгия» представляет
фильм №15 (307) сезона 2012-2013
«ОДНАЖДЫ В АНАТОЛИИ»
режиссёр Нури Бильге Джейлан, Турция и Босния-Герцеговина


***

О фильме «ОДНАЖДЫ В АНАТОЛИИ» посетители сайта http://rutracker.org

***

ИМХО, лучший фильм Джейлана. Потрясающая работа, один из лучших фильмов года!

***

Фильм понравился, хорошая операторская работа и игра актёров.

***

Первый раз смотрел современное турецкое кино, поэтому изначально было предвзятое отношение. Я ошибся. Поставлено и снято очень хорошо smile

***

О фильме «ОДНАЖДЫ В АНАТОЛИИ» посетители сайта http://my-hit.ru

***

Замечательный тонкий фильм. Смотрела на одном дыхании. Неизвестная Турция как она есть, неожиданный конец. 10/10 не для ленивых посмотреть, на утонченного любителя.

***

В кино, конечно же, должен быть сюжет. Но не всегда. "Однажды в Анатолии" - изумительный, "атмосферный" (хоть и не люблю я этого слова) фильм. Он не то, чтобы затягивает или завораживает, просто 2 с половиной часа я прожил в смутной и нереальной полуночности анатолийских просторов, ведя неторопливый диалог с немногословными, но эмоциональными и такими понятными героями.

***

Получила удовольствие от просмотра фильма. Многим он покажется скучным, но меня затянул. Искренний, задушевный, ненаигранный, с чистыми эмоциями, актерам веришь. Операторская работа бесподобна, особенно порадовали ночные съемки. Шорох костра, шелест листьев, вой ветра, такое чувство, что не смотришь фильм, а сама там находишься, ездишь, слушаешь их разговоры. 10/10

***

О фильме «ОДНАЖДЫ В АНАТОЛИИ» посетители сайта http://www.kinopoisk.ru

***

Кино для вдумчивого зрителя.

***

Фильм неторопливый, как неторопливы мысли человека, оставшегося наедине со своей тоской. На протяжении двух с половиной часов чувствуешь какую-то недосказанность, ответ обрывается на полуслове и продолжать его приходится самим.

***

«Однажды в Анатолии» — это точка, долженствующая показать иллюзорность любого созидательного действия, как в сфере эстетических доктрин, так и в этических императивах социума.

***

Уже давно замечено, с какой деликатностью, уважением относится Джейлан к зрителю. Заключается эта деликатность в благородном нежелании им, зрителем, манипулировать. В «Однажды в Анатолии» Нури Бильге дошёл в этом деле до совершенства. Никаких ориентиров. Никаких точек входа. Полная свобода восприятия, доходящая до пустоты. Когда проходит два с половиной часа, и по экрану начинают бежать титры, нет слов передать всю ту злость, с которой я мысленно обрушиваюсь на Нури Бильге, моего любимого Нури Бильге. Казалось бы, наоборот, таким образом Джейлан не то что отнёсся ко мне, как зрителю, с деликатностью, нет. Он раздавил меня как вшу на ногте. И как красиво это сделал.

***

После просмотра картины долгое время не мог ничего ни сказать, ни написать о фильме. Настолько полный и многогранный фильм, что зацепится за что-то одно и вычленить какую-то основную ветку невероятно сложно. Фильм как целое древо тонких переживаний и подсюжетов, многие из них лишь на пару минут всплывают из повествования, заставляя взглянуть на все происходящее еще с одной стороны.

***
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 07.12.2012, 19:58 | Сообщение # 3
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Однажды в Анатолии

Мастер задумчивых историй Нури Бильге Джейлан («Отчуждение» и «Три обезьяны»), всегда нацеленный на поведение человека в кризисе, с взглядом обращенным к худшему в каждом из нас, создал картину, в которой тайна убийства становится притчей, экзистенциальной драмой, поводом для черной комедии и восхитительным описанием абсурдных банальностей повседневной жизни. Для своего шестого фильма, Джейлан выбрал мрачный холст - расследование убийства, которое начинается в темноте анатолийских степей и заканчивается в холодном свете помещения для вскрытий в морге. По стилю, это самый эпический и метафорический фильм Джейлана. На первый взгляд - полицейская процедура - предлог, чтобы объединить разных людей перед лицом страшных событий. Но это очень далеко от традиционного полицейского расследования. Не обманывайте себя - картина также одна из самых загадочных и медитативных. Вы увидите хмурых мужчин: оперативники убойного отдела, следователь, патологоанатом, прокурор и двое их узников, которых подозревают в убийстве, они разъезжают по ночной степи в поисках тела жертвы. Кажется, эта ночь может длиться вечно. И большая часть трехчасовой картины, представляется, как болезненный, бесплодный вопрос, лишь определяющий тему, характеры и символы. Безукоризненно выстроены кадры, в которых действуют мужчины, во всеобъемлющем мраке, освещенные фарами автомобилей. Длинные планы позволяет нам заворожено рассматривать детали и характеры. При переходе от ночи в день, фильм, несомненно, теряет что-то неуловимое. В заключительном акте Джейлан рискует показом слишком буквального символа вскрытия человеческого тела, как всей сущности, и не хочется думать, что только для исключительно высокого драматического и изобразительного эффекта. У Джейлана, одного из лучших режиссеров в Турции, есть глубокое понимание человеческой природы. Нет ответов, нет черного и белого, нет резко «хорошо» и «плохо».

http://inoekino.ru/prod.php?id=7538
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 07.12.2012, 19:59 | Сообщение # 4
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Зара Абдуллаева. Жена

Зара Абдуллаева о показанном на ММКФ новом фильме Нури Бильге Джейлана. «Однажды в Анатолии» -- нейтральное название, отсылающее не к эпической американской саге, а к рассказам Чехова, которого читает-перечитывает Нури Бильге Джейлан. Почти трехчасовый фильм мог бы называться «Степь», например, или «Жена». Или «Убийство». Недолгие эпизоды в провинциальном городке обрамляют длинное путешествие по холмам и равнинам Анатолии «группы лиц» (прокурора, доктора, следователя, полицейских, подозреваемых в убийстве), расследующих преступление. А точнее, ищущих по ночным дорогам бесконечного однообразного пространства место, где спрятана (закопана?) жертва. Усталые и голодные, раздраженные и терпеливые, простодушные и себе на уме, с красными от бессонницы глазами персонажи Джейлана, рассаженные по машинам, без умолку говорят о повседневных семейных мелочах и заботах, направляясь от одного фонтана к другому, не отличимому от первого, второго и третьего, где было совершено преступление. И только доктор молчит. Он здесь – лицо не действующее, а наблюдающее. «Персонаж от автора». С красивым, тонким лицом интеллигента, оказавшегося в этих местах, похоже, недавно и почему-то здесь застрявшего. В финале, перед вскрытием трупа жертвы, которую на рассвете все-таки найдут, Прокурор, доверивший Доктору рассказ о самоубийстве жены, причины которого он никак не может или не хочет взять в толк, дословно повторит слова из чеховского рассказа «Жена». Турецкий Прокурор уверяет Доктора бежать из глухой провинции подальше и поскорее. Пока относительно молодой. Но доктор молчит. У него своя тайна. Мы видим его на фотографиях с какой-то барышней, его же в нежном возрасте, но истории Доктора зрители не узнают.

Поверх фабулы о расследовании убийства Джейлан ткет, действительно, вполне чеховский сюжет о времени повседневности, где все – и утонченные люди, и простые – обременены тоской, неудовлетворенностью, виной, роковым стечением обстоятельств, душевным или физическим ущемлением. Бедностью, грязью, гостеприимством (эпизод передышки в деревенском доме, где «оперативную группу» во главе с Прокурором накормят, обогреют, но и озаботят местными проблемами о назревшей постройке морга для хранения покойничков, ожидающих встречи с родственниками из Германии).

Джейлан, увлекая зрителей в долгое – на полтора часа – путешествие в ночь, по дорогам Анатолии, погружает в необычное роуд-муви. Тут у каждого не только своя тайна, но и свой рефрен, свои мании, требующие соучастия, понимания или просто того, чтобы его выслушали. С преступниками, то ли убившими, то ли живьем закопавшими местного бедолагу, все более или менее ясно. Даже если мотивы их действий Джейлан оставит за кадром, впустив в кадр голодного сына жертвы и его молодую, онемевшую от горя жену.

Режиссера волнуют совсем иные мотивы, объединившие по случаю эту «группу лиц», расследующую убийство, но «за это время» и в «ту ночь» обнажившую свои душевные раны. У простецкого полицейского болен сын, ему срочно, не позже утра надо раздобыть рецепт на лекарство, без которого мальчишка жить не может. Дома с сыном полицейскому невмоготу, но и на работе с отморозками сил больше нет у него никаких. Он срывается, истерикует, но выхода из замкнутого круга тоже нет. Прокурор заводит разговор с Доктором будто бы о жене друга (в финале мы поймем, что речь о его жене), решившей умереть в назначенный день и исполнившей обещание. Но человеку, «вершителю судеб» по должности, не дано примириться с мотивами самоубийства, которые переменят и его собственную судьбу. Даже с помощью проницательного Доктора, которому он исповедуется и которого терзает вопросами.

Что ж, Джейлан усвоил хотя бы те чеховские уроки в этом фильме, что озадачил зрителей разнообразными неразрешимостями. «Как в жизни», в которой одновременно «все просто и сложно». Но – вслед русскому классику – не удостоил ответом про ее смысл.

http://kinoart.ru/journal/jeylan.html
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 07.12.2012, 19:59 | Сообщение # 5
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
В прокат выходит фильм Нури Бильге Джейлана «Однажды в Анатолии».
Рецензия на фильм Вики Смирновой из №6 ИК


Выходит, что прав Льюис Кэрролл: страна может быть своей собственной картой, поскольку карта — это та же вещь в своем противоположном определении, а вещь не стоит принимать за саму себя.

Славой Жижек. «Кукла и карлик»


1

Три полицейские машины (двое охранников, преступник, врач, прокурор и люди с лопатами) кружат в анатолийской ночи в поисках жертвы. Двигаясь с утомительной монотонностью, машины то глохнут, то останавливаются. Убийца не помнит, где спрятано тело, и его гонят смотреть на очередные дерево и фонтан. Временами усталость достигает предела. Измотанные бесплодными ожиданиями люди взрываются. Ночь, как и история, кажется бесконечной и длится в обыденных разговорах о запахе йогурта (нынешний не тот, что делали раньше), о простатите у полицейского прокурора, о километрах пройденного пути и точной территориальной границе — принадлежит ли область, где спрятано тело, юрисдикции прокурора или проходит по ведомству соседней провинции.

На рассвете находят тело мужчины, и градус интереса к убийству стремительно падает. О причинах не скажут ни слова. Возможно, в силу усталости от однообразных и нескончаемых поисков, а может, по причине ужасающей тривиальности преступления. Вендеттам уже не удивляются в этих краях.

В отличие от предыдущих джейлановских лент (с их тяготением к камерности и строгостью фабулы), сюжет «Однажды в Анатолии» складывается словно по ходу движения, захватывая в свою орбиту персонажей второстепенных (вроде главы одной из провинций, к которой заглянут на импровизированный пикник, чтобы услышать о мелочных бедах, тривиальных политических маскарадах) и вторя извилистой траектории автомобиля, утомительно кружащего от вершины к вершине.

Впрочем, обманчивая случайность сюжетных линий не связана с «атмосферностью», не несет в себе чисто формальных и потому необязательных тем. Напротив, как у любого большого режиссера, здесь каждая скрипка ведет свою партию, каждое яблоко падает в свой ручей. Слов ровно столько, сколько их нужно на сантиметр пути, каждая реплика — неизбежно о «смысле жизни».

Пожилой полицейский то и дело взрывается фразой «не понимаю, как можно убить человека», упоминает о сыне, который неизлечимо болен, но «видимо, так захотел Аллах». Прокурор рассказывает врачу историю женщины, жены друга (а на самом деле его), ушедшей из жизни в тот самый день, который себе предсказала, и эта история становится камертоном, на который «настраиваются» как бы случайные, не имеющие очевидной связи коллизии и бесконечные разговоры о том, правит ли нами божественный промысел или мы сами прокладываем маршруты судьбы.

Теперь камера все чаще останавливается на лице полицейского доктора, интеллигентного скептика и, видимо, атеиста. Движимый чисто медицинской рациональностью, он расспрашивает прокурора о женщине, о том, было ли вскрытие и как именно складывались отношения супругов. Прокурор мягко, но решительно защищает непостижимость истории, проговариваясь, впрочем, о пустячных и необязательных адюльтерах, «которые случаются у любого». Таким образом, заключает доктор, причиной могло быть самоубийство. Женщина ревновала и убила себя, чтобы причинить боль близкому человеку.

Очевидность подобной развязки, кажется, удовлетворяет обоих, но не рассказ с его ускользанием от любого консенсуса, его неторопливым движением с вечно отклоняющейся перспективой.

Фильм, устроенный наподобие фуги (бесконечные вариации одних и тех же тем и мотивов), оказывается историей о поисках собственных оснований. При этом формальное отклонение от жанра (детектив, вестерн, роуд-муви; документальное, снятое почти в реальном времени уайзменовское кино, перетекающее в меланхолический и бесконечно абстрактный джейлановский fiction), здесь становится отклонением содержательным.

У Нури Бильге Джейлана все держится на словах — смыслы настаивают на собственной временности, то и дело меняя отношения к людям и обстоятельствам. Не случайно каждая ситуация повторяется дважды. Полицейский впадает в истерику, увидев тело, связанное тугими веревками (как можно так обойтись с человеком?), и буквально через минуту заталкивает жертву в машину, сложив пополам, — багажник слишком мал для убитого. На вскрытии врач обнаружит землю в легких мужчины (значит, его закопали живым!), но умалчивает об этом, не внося подробности в протокол. И здесь история достигает своей кульминации.

Нежелание доктора фиксировать факты (в силу отказа от бессмысленной тавтологии обстоятельств, еще одной спички, брошенной в костер межэтнических отношений?) навязывает рассказу иную концовку. Замалчивая детали, он узаконивает странную кривизну судеб убитого и убийцы, пишет наименее тривиальный и оттого более человечный финал.

Можно сказать, что врач намеренно повторяет жест прокурора (не пожелавшего делать вскрытие жены, «молодой и необыкновенно красивой») — ведь у каждой истории должно быть свое слепое пятно, своя тайна, неподвластная «ни знанию, ни молитве».

Впрочем, не менее справедливо и то, что судьба у Джейлана творится самим человеком, а слова (в том числе и несказанные) обладают эффектом освобождения.

Не случайно чем ближе мы подходим к истории «Анатолии», тем более замысловатыми становятся отношения — сын убитого оказывается сыном убийцы, который умоляет полицейского позаботиться о будущем мальчика. Полицейский — еще недавно в порыве отчаяния избивавший преступника — серьезно раздумывает над тем, как выполнить обещание, зачем-то данное в сентиментальном порыве.

2

В интервью Джейлан признавался, что вдохновлялся Чеховым, работая над сценарием. И действительно, в одном из эпизодов картины доктор вполне по-чеховски сетует на апатию (нет желания заводить детей, жениться, уезжать из провинции) и получает тонкий (и неожиданно книжный) совет от случайного человека: «Представьте, что ваша жизнь может перемениться сегодня, начавшись, как все истории, словами «Однажды в Анатолии».

Этот зачин — не простой флирт с рассказом или — шире — с самим языком, где разыгрываются всевозможные смыслы и истины. Речь идет не о том, чтобы отдаться на милость идее о превосходстве языка над реальностью, об избитых трюизмах первичности первого и призрачности (вплоть до полного исчезновения) второго. Напротив, у Джейлана именно речь возвращает к вещам, как если бы те обладали способностью говорить от себя. В картине различие проходит не между словом и вещью. Здесь рассказ буквально преображает реальность. (Поэтому так велика роль языка, сообщающего неуловимому, растворенному во времени событию эпическую сгущенность.)

Не случайно из безучастного зрителя, заброшенного в чужую историю, доктор становится главным ее персонажем. Подобно чеховскому инженеру Асорину («Жена»), пережившему катарсис от того, как его здравые и взвешенные суждения разбиваются о живую реальность1, врач неожиданно понимает, что опустошенность происходит от чрезмерной прямолинейности взгляда («мир не предлагает сюрпризов: он понятен, скучен и предсказуем»); и это преображение Джейлан зафиксирует с невероятной кинематографической утонченностью.

Перед уходом на вскрытие тела нам покажут героя, склонившегося над старыми фотографиями. На одной он позирует с женщиной (невестой, женой?), на другой — в компании беспечных студентов (возможно, друзей с медицинского факультета), на последней — мальчиком, застывшим у моря в позе нетерпеливого ожидания и трогательной детской решительности, о которой нам сообщает сжатый кулачок.

На этом последнем снимке камера задержится дольше обычного. Наверное, оттого, что в детстве слова еще не потеряли очарования конкретности, там еще сильна иллюзия фразы (этого инициирующего «Однажды в…», после которого все финалы теряют свойство необратимости)2. Не случайно в следующем кадре доктор допишет чужую историю, и путешествие, в которое отправлялись в поисках истины, станет путешествием по ее производству3.

Можно сказать и так — в фильме Джейлана ищут труп, как искали бы Бога, а находя, оставляют совсем без внимания, переписывая события с учетом сложившихся обстоятельств. Здесь следуют извилистой траектории, стараясь не упустить из виду поступок или деталь, и не дают ответов не из пустого релятивизма (все смыслы равны), но из понимания осмысленной кривизны судьбы, которая потребовала бы массу ответов по каждому конкретному поводу.

В этой медлительной и прекрасной картине, где камера льнет к жизни столь близко, что требуется три часа экранного времени, приходят к единственной невозможности — невозможности прямого ответа.

И поэтому мальчик, бегущий за матерью по краю холма, сделает крюк и вернется, чтобы дать пас стайке детей, гоняющей мяч. Сын убитого и убийцы, курд или турок неизвестной национальности, сам, не зная того, поставит финальную точку в этой, по сути, бесконечной истории.

1 «[…] пока я только слушал и глядел на него, он, как человек, был для меня совершенно ясен, но как только я начинал подводить к нему свои мерки, то при всей своей откровенности и простоте он становился необыкновенно сложной, запутанной и непонятной натурой» (А.П.Чехов. «Жена»).

2 Прокурор тоже знает об этом абстрактном, ничего не выражающем наречии взрослых. Он то и дело заигрывает с бюрократической интонацией и, диктуя следственный протокол, бросает фразу о «потерпевшем с внешностью Кларка Гейбла».

3 Один из самых красивых примеров такого «освобождения словом» мы видим в «Шультесе» Бакура Бакурадзе. Придумав сценарий, предшествующий амнезии, герой воплощает его и тем самым узаконивает несомненность своего присутствия в жизни.

http://kinoart.ru/journal/onceanatolia.html
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 07.12.2012, 19:59 | Сообщение # 6
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Однажды в Анатолии
Эпическая турецкая драма про поиски трупа


Три машины неспешно петляют по сельской дороге. В них — усталые мужчины среднего возраста: прокурор, врач, следователь, рядовые жандармы — и двое помоложе, в наручниках. На одном из холмов зарыт труп, где именно, непонятно. Поиски усложняет тот факт, что обвиняемые в ночь убийства крепко выпили и из ориентиров помнят только коровью поилку, поле и дерево. В округе такие за каждым поворотом и, в общем-то, ничего, кроме них, и нет. Темнеет, потом светает. К моменту, когда тело все-таки откопают, уже ясно, что дело не только в нем.

Нури Билге Джейлан, гордость турецкой кинематографии и многолетний любимец Каннского фестиваля, в этом году увез оттуда очередной Гран-при (точнее, половину — вторую отдали братьям Дарденн) и ворох газетных вырезок со словами «великий художник». Притом что формально «Однажды в Анатолии», с ее издевательским кивком в сторону Серджо Леоне, — намотанная на бесконечный рулон пленки и размазанная по однообразному ландшафту процедурная драма, где люди, обсуждая урологические и другие проблемы, полтора часа ищут труп, а потом еще примерно столько же думают, что с ним делать. Героя как такового нет (вплоть до заключительной части можно выбирать любого из мужчин с усами), диалоги наполовину состоят из реплик, от которых обычно избавляются еще на стадии сценария, в крайнем случае при монтаже. На сцене, где вскрытие заносят в протокол, легко пережить небольшой нервный срыв. Вместо действия — хронологическая последовательность. По всем признакам Джейлана хочется приписать к медитативным минималистам, и зря. Он страшно избыточен: плутает между детективом и роуд-муви, хмурым реализмом и притчей; из заурядных, мешающих ходу расследования разговоров вылезает десяток человеческих судеб, в какой-то момент появляется призрак и многозначительное яблоко. За эту способность натянуть прозаический сюжет на эпических масштабов картину про стремление закапывать своих мертвых как можно глубже Джейлану хочется немедленно дать шоколадку. Нет, половинку.

Ольга Страховская, 21 декабря 2011
http://www.afisha.ru/movie/206193/review/403227/
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 07.12.2012, 20:00 | Сообщение # 7
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Нури Бильге Джейлан: "Мне всегда кажется, что мои фильмы – и не кино вовсе"

Режиссер фильма "Однажды в Анатолии", получивший Гран-при Каннского фестиваля, рассказал АНТОНУ САЗОНОВУ о медленном кино и стамбульской интеллигенции.

Когда-то Нури Бильге Джейлана упрекали за расчетливое и немного неловкое подражание Антониони, излишний экзистенциализм и слишком уж хорошие отношения с фестивальными отборщиками, но после "Однажды в Анатолии" вдруг полюбили. Почему так произошло, режиссер попытался объяснить АНТОНУ САЗОНОВУ во время своего летнего визита в Москву.

— Расскажите про свои отношения с советским кино. Они же не ограничиваются Андреем Тарковским?

— По части кино Россия имеет большую традицию. Но, само собой, Андрей Тарковский для меня значит гораздо больше остальных режиссеров. Помимо него мне нравится Александр Сокуров. Еще я восхищаюсь одним вашим молодым режиссером — Андреем Звягинцевым.

— Звягинцев и Сокуров — это современные режиссеры.

— Из советских — Довженко, Эйзенштейн. Великих режиссеров в России много, но Тарковский для меня — особенный.

— Как они на вас все повлияли?

— Это трудно объяснить в двух словах. Они позволили мне взглянуть на жизнь иначе, под новым углом. Открыли новые миры.

— В фильме "Однажды в Анатолии" есть шутка про сходство главного следователя с Кларком Гейблом. На самом деле он куда больше походит на советского актера Леонида Филатова. Знаете его?

— Не слышал про такого.

— Вы поддерживаете отношения с другими режиссерами турецкого происхождения? Насколько вам близко то, что, например, делает Фатих Акын?

— Конечно, мы друзья. Фатих — мой хороший друг. Но я его нечасто вижу из-за того, что он живет в Германии.

— А с остальными?

— С теми, кто живет в Турции, довольно часто вижусь и общаюсь.

— А что вообще-то представляет собой турецкая интеллигенция?

— Многие интеллектуалы в Турции происходят из провинции, они переезжают в Стамбул уже в зрелом возрасте — как я, например. Это делает их опыт богаче, им известны обе стороны жизни — и в столице, и, к примеру, в Анатолии. Мне близко подобное мироощущение. Это знание нас сближает. По всей Турции интеллектуалы имеют нечто общее между собой. Некоторые из них псевдоинтеллектуалы, другие — настоящие. Остается выбирать — кто ближе именно тебе.

— Отчуждение, которое часто испытывают ваши герои, — это чисто турецкая черта или вы имеете в виду особенность современного общества в целом?

— Это характерно для всего общества, для людей из любой культуры. Если смотреть в целом, турки ничем не отличаются от жителей любой другой страны. Я, конечно, по себе сужу, но мы, турки, вообще меланхоличный народ.

— Вы меланхолик, вот оно что...

— Все это с нервами связано. Если с ранних лет ощущаешь себя особенным, возникает чувство вины за то, что ты какой-то... неправильный. Что все правы, а ты нет. Это порождает меланхолию. Но если ты удачлив и каким-то образом связан с искусством, это ощущение можешь использовать для творчества — как пищу.

— Эмоции, которые вы описали, обычно, наоборот, мешают что-либо делать.

— Мне помогают. Это как терапия. Таким образом я пытаюсь сделать себя лучше.

— Как вы относитесь к тому, что вас называют турецким Антониони?

— Ну что я могу сказать... (Смущенно смеется.)

— Вам это приятно или наоборот?

— У кого-то одно мнение, у кого-то — другое. Я не обращаю на это внимания, просто снимаю кино. Разумеется, я люблю Антониони. Мне нравится много разных режиссеров. Один из них — автор "Ночи" и "Красной пустыни". Также в их число входят Тарковский, Бергман и другие. Но если говорить о влиянии, то сильнее всего на меня подействовала литература.

— С чего начинаются ваши фильмы: с идеи, с пейзажа, с воспоминания?

— Со всего сразу. Смесь из того, что вы перечислили. Это очень сложный процесс, включающий в себя много разных вещей.

— Во "Временах года" вы решились сняться вместе с собственной женой в главных ролях. Ваши отношения изменились после фильма?

— Совсем не изменились. Съемки — это работа, профессиональный период. Когда ты играешь в фильме — это просто техника. Моя жена также помогла мне с написанием сценария "Времен года". Он личный, но в жизни совсем не то, что в фильме. То есть это не автобиография. Я знаю этих персонажей: мужчину, женщину. Но это не я и не моя жена.

— Том Круз и Николь Кидман, игравшие главных героев в последнем фильме Кубрика, тоже были мужем и женой. После съемок они расстались.

— Они бы и без фильма расстались, я думаю (смеется). Дело вовсе не в кино. Я в это не верю.

— Почему вы перестали снимать ваши фильмы как оператор?

— Понял, что в этом больше нет необходимости. Вначале я просто никому не доверял — особенно оператору. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как самому выступать в роли оператора. Тем более я хорошо знал, как это делается. Съемочная группа моего первого фильма вообще состояла из двух человек — меня и ассистента по фокусу. На кого-то еще у меня не хватило бы денег. Да я и не знал никого. Но когда ты только режиссируешь, а снимает другой человек, у тебя появляется возможность лучше сконцентрироваться на актерах.

— Медлительная размеренность ваших фильмов как-то связана с тем, что вы начинали как фотограф?

— Нет. Я всегда любил неспешное кино. Не думаю, что это как-то связано с фотографией.

— Русская пресса к вашим фильмам, за исключением последнего, относилась скептически, с иронией. После "Однажды в Анатолии" все изменилось. Как думаете, в чем причина?

— Не знаю. "Однажды в Анатолии" во многом отличается от моих предыдущих работ, но и схож с ними тоже. Зависит от того, как посмотреть. Я-то делал такой же фильм, как и раньше. Но мой последний фильм, несомненно, стал для меня самого вызовом — ведь нужно было уместить двенадцатичасовой период действия в два с половиной часа.

— У вас есть предположения, почему ваши фильмы имеют такой фестивальный успех? Особенно в Каннах.

— Не знаю (смеется). Я посылаю им свой фильм, они его выбирают.

— То есть вы не думаете о фестивалях, когда снимаете кино?

— Никогда. Наоборот, мне всегда кажется, что я сделал что-то ужасное и это никому не понравится; более того, что мои фильмы — и не кино вовсе. Я каждый раз удивляюсь, когда их отбирают на фестивали. Это прибавляет уверенности. Помогает продолжать делать то, что поначалу кажется странным.

Источник: Антон Сазонов, OpenSpace.Ru, 13.01.2011
http://os.colta.ru/cinema/events/details/33285/?attempt=1
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 07.12.2012, 20:00 | Сообщение # 8
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Нури Бильге Джейлан: "Возможно, это турецкий вестерн"

Основанный на воспоминаниях о реальных событиях, фильм "Однажды в Анатолии" Нури Бильге Джейлана вошел в программу Каннского кинофестиваля 2011 года и получил Большой приз жюри. Весь фильм это, по сути, одна перевернутая с ног на голову медленная полицейская процедура, cнятая самым тонким и лиричным турецким реалистом. Джейлан рассказал, как он нашел свою тему.

Как и герой Вашего фильма, Вы выросли в сельской местности. Основано ли повествование на детских воспоминаниях?

Я очень хорошо знаю людей, подобных героям фильма, потому что мой отец был одним из них. Этакий маленький городской бюрократ. И он также, как и два моих персонажа, вечно с кем-то боролся. Они изолировали себя от местных сообществ, потому что, если вы, например, судья — не так просто объективно судить людей, с которыми хорошо знакомы. Поэтому они лишь физически живут рядом, что порождает серьезную борьбу, в которой каждый пытаются унизить другого.

Это не только мои воспоминания, это нечто больше. Мой со-сценарист также был одним из этих людей. Он работает врачом, а в Турции по получении докторской лицензии необходимо провести хотя бы два года практики в отдаленных районах Анатолии. Он работал в городе, изображенном в фильме, и у него был ровно такой опыт, как в нашей истории: произошло убийство, и они провели целую ночь, разыскивая тело.

Он вспоминает об этом в более светлых тонах, чем это показано в фильме?

На самом деле, нет. Он не помнит, почему произошло убийство или где конкретно было сожжено тело, но он прекрасно помнит атмосферу. Чьи-то воспоминания, чаще всего, не способны создать цельный сценарий, поэтому мы многое в его записях изменили. А затем вновь переписали, с использованием отдельных отсылок к Чехову.

Ваш фильм напоминает вариацию фильма-нуар с элементами разговорного юмора.

Я не знаю, нуар это или нечто похожее. Мы просто попытались быть реалистами, насколько это возможно. И не имели намерения быть смешными, просто иногда наша повседневность бывает довольно смешна.

Название апеллирует к вестернам, как и вся структура фильма.

Название является реальным высказыванием одного из водителей в настоящей истории. Несмотря на то, что я люблю Серджио Леоне, отсылок к его фильму вы тут не найдете. Быть может, это турецкий вестерн, я никогда не думал об этом.

Фильм заканчивается на том, что ваш главный герой принимает не вполне понятное решение. Что его к этому подвело?

У меня как минимум пять причин этого, но, извините, не могу вам их назвать. Я аккуратно вношу их в ткань повествования, однако вы обязаны подключить собственную фантазию. Так устроена жизнь: мы получаем информацию, накапливаем детали, и нам необходимы наши мозги, чтобы сделать верные выводы.

Вы упомянули, что боретесь за реалистичность подхода. Тем не менее, у вас убийца видит жертву живой, пока идет поиск тела, и далее идет речь о призраке, блуждающем по городу.

Когда убийца увидел жертву, это был его сон, а сны — часть нашей жизни, вполне реалистичные ее элементы. Что касается сельских жителей, говорящих о призраке, то после убийства в маленьком городе такие разговоры не редкость. Это также реалии жизни, пусть и в рамках маленького городка. Людям нравятся варианты развития событий, cвязанные с мистикой, и они постоянно их обсуждают. Я, на самом деле, снял множество сцен в таком духе, но фильм и без того достаточно долог.

Диалоги в фильме большей частью довольно короткие и отрывочные, поэтому, я полагаю, Вы были очень внимательны ко всему, что произносят ваши герои.

Да, жители маленьких городов это особый сорт людей, отличный от меня. Они показывают вам другую сторону жизни, у них многому можно научиться. Если вы проживаете в большом городе, то думаю, кое-что в жизни упускаете...

Перевод: Наталья Рощина
Источник: Джозеф Проймакис, Cineuropa, 31.05.2011
http://cineuropa.org/2011/it.aspx?t=interview&l=en&did=204434
http://www.arthouse.ru/attachment.asp?id=14692
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 07.12.2012, 20:01 | Сообщение # 9
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Дикое турецкое поле
В прокат выходит фильм «Однажды в Анатолии»


В прокат выходит фильм «Однажды в Анатолии» Нури Бильге Джейлана — за метафизическую историю про поиск трупа турецкий режиссер получил Гран-при в Канне.


Вечереет. Три машины с полицейскими, следователем (Йилмаз Эрдоган), прокурором (Танер Бирсель), доктором (Мухаммет Узунер) и двумя подозреваемыми (Фират Таниш и Бурхан Йилдиз) колесят в меркнущем свете меж полей турецкой провинции Анатолии в поисках некоего места. Искомые приметы — старый колодец да деревцо — повторяются с незначительными изменениями за каждым поворотом. Нетрудно догадаться, что за очередным изгибом процессию должен ждать труп, только вот добраться до него никак не получается.

Герои измождены бессонной ночью, за которой неминуемо наступит день, но прожить его будет еще сложнее.

«Однажды в Анатолии» стамбульского режиссера Нури Бильге Джейлана («Времена года», «Три обезьяны») в прошлом году встряхнул под занавес публику и жюри в Канне и принес режиссеру Гран-при фестиваля. Впрочем, тому, кто рассчитывает на животворящий эффект, следует иметь в виду следующее:

когда по прошествии полутора часов закончится кино про то, как усатые мужчины едут впотьмах незнамо куда, это будет далеко не конец.

Вместе с доктором, чьими глазами смотрит на растворяющийся в ночи мир столичный интеллектуал Джейлан, зритель последовательно погружается в тягучий ритм провинциальной турецкой жизни. Жизнь эта и мир сродни тем, в которые пытался врасти другой доктор — из «Дикого поля» Михаила Калатозошвили. Другой родственный турецкому художник — мексиканец Карлос Рейгадас с «Безмолвным светом»,

в котором реальность также постепенно погружалась во тьму и возвращалась к свету, не столько дающему ответы на вопросы, сколько помогающему прочувствовать их избыточность.

Закат и рассвет играют у Джейлана важные роли, но и у него день не столько проливает свет на истину, сколько позволяет разглядеть тупик в конце пути. А полностью прочувствовать состояние участников ночного вояжа помогает подробная фиксация не слишком насыщенного событиями процесса. Когда в деревне, где импровизированный караван дожидается утра, отключается электричество — это уже событие.

Бытописание с долгими чаепитиями и разговорами о финансировании (деревня, в которой нет электричества, просит у участвующего в поездке представителя местной власти денег на новый морг) одномоментно превращается в иконопись (явление девушки в тусклом мерцании масляной лампы) и обратно.

За метафизическим ночным путешествием следует долгий день: физически можно ощутить, как тяжело героям после бессонной ночи.

Когда притчевость грозит съесть все живое, Джейлан иронично выдает усатого прокурора за Кларка Гейбла и вдобавок повторяет кажущееся бесконечным составление протокола дважды. Когда зритель сбивается со счета ложных финалов, режиссер с хрустом ломает кости.

Да, к искомому трупу прилагается детективная линия, но с самого начала понятно, кто убийца, а единственный по-настоящему важный вопрос всплывает ближе к финалу в ходе вскрытия. Если правда фактов лишь умножит скорби и страдания, то нужна ли она миру? Ответить на такую загадку криминалистика и холодный свет ламп в морге не помогают.

ТЕКСТ: Владимир Лященко — 10.01.12 —
http://www.gazeta.ru/culture/2012/01/10/a_3958921.shtml
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 07.12.2012, 20:01 | Сообщение # 10
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«Однажды в Анатолии»
Турецкий последователь Антониони Нури Бильге Джейлан наконец-то снял свое «Приключение»


Кавалькада потрепанных автомобилей едет сквозь ночь по бескрайним анатолийским холмам. Фары выхватывают из темноты пожухлую осеннюю траву, силуэты деревьев и каменные глыбы. В машинах трясутся мрачные усачи: жандармы, полицейские, деревенский доктор и прибывший из самого райцентра следователь. Плюс подозреваемые — побитый, не до конца еще протрезвевший сельский красавец в кожаной куртке и его бессловесный подельник. Все ищут труп, закопанный где-то на скошенном поле, «рядом с круглым деревом». Тело не находится, начальство нервничает: следователю нужно с утра быть в городе, жандармы переживают, что дело передадут им, а не соседям, и маниакально высчитывают расстояние от захоронения до административной границы участка, полицейский чин боится ударить в грязь лицом перед коллегой из центра. Остальные просто устало курят.

Кафкианское скитание по открыточным ландшафтам (режиссер Джейлан и здесь верен своему методу безбожной лакировки жесткой реальности) разбавляется крепкими мужскими разговорами за жизнь, настолько универсальными, насколько вообще наднациональны последние фильмы Джейлана. Ей-богу, такие же констатации волчьей природы людей могли бы звучать и в фильмах Звягинцева или Малика. Невольные ассоциации с кинематографом Абдрашитова, посещающие русских зрителей «Анатолии», обусловлены, скорее, чисто портретным сходством большинства героев с абдрашитовским сценаристом Александром Миндадзе — сквозная для последнего тема мужской солидарности отсутствует здесь напрочь, страдающие турки среднего возраста не могут разделить свою скорбь с попутчиками, каждый из них находится в глухом экзистенциальном одиночестве.

Это тяжкое одиночество довольно быстро заслоняет собой криминальную линию сюжета. В какой-то момент Джейлан даже начинает отделять звук от изображения, в результате досужие мужские беседы у обочины превращаются даже не в речевой, а в чисто телепатический акт — слова диалогов звучат откуда-то из-за кадра, сами беседующие мрачно смотрят в темноту, не разжимая губ.

Замыкая героев в себе, наедине со своей утратой (довольно скоро становится понятно, что по мокрому шоссе едет клуб одиноких сердец), Джейлан одновременно спрессовывает пространство. Во второй половине фильма, на исходе 12-часовой рабочей смены, эти измотанные люди вместе с найденным-таки трупом перемещаются с пленэра в тесноватые здания поселка городского типа, в неуютные, похожие на общежитские комнатки, квартиры и неказистые коридоры сельской больницы — примерно такими обшарпанными интерьерами славится «румынская волна». Чем ближе к дому — тем печальнее сизые от недосыпа и щетины лица. Человеческие связи рвутся, жизненные трагедии тонут в абсурде повседневности (постоянная тема для светских разговоров тут — вопросы обустройства сельского морга), общие планы внезапно сменяются портретами. Ровно в начале последней трети фильма, там, где голливудский герой глядел бы в глаза смертельной опасности, небритый доктор устало смотрит в зеркало: самые страшные захоронения, очевидно, находятся на дне памяти.

Джейлану давно ставили на вид несколько ученическое увлечение грустными драмами Антониони, но здесь «подражатель» наконец-то оставляет своего учителя позади. Работая в жанре псевдодетектива, чем-то напоминающего «Приключение», Джейлан совершает важный концептуальный рывок: он вытесняет за кадр не только детективную интригу (а тут как минимум три неразгаданные загадки), трагедию расставания и дискоммуникации влюбленных. То, что у Антониони заполняло собой весь экран, здесь превращается в означаемое, скрытое где-то в прошлом, в старых фотографиях, воспоминаниях и печальных взглядах героев. Перефразируя слова Моники Витти из «Красной пустыни», можно сказать: в реальности каждого из этих людей есть что-то ужасное, но нам не говорят, что именно. И эта формула, конечно, — квинтэссенция антониониевской экзистенциальной тоски.

Василий Корецкий • 13/01/2012
http://os.colta.ru/cinema/events/details/33288/?attempt=1
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 07.12.2012, 20:01 | Сообщение # 11
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«Однажды в Анатолии»: пятикратный каннский лауреат Нури Бильге Джейлан сделал образцовое фестивальное кино

Обладатель каннского Гран-при — 2011, турецкий фильм «Однажды в Анатолии» (Bir zamanlar Anadolu'da), — пример того, как публика обычно представляет «фестивальное кино». Длинное, тягучее, но смотреть надо


В каждой кинематографии есть режиссер, над которым принято издеваться. Как правило, он снимает притчевое, дидактически-задумчивое кино и имеет с ним успех на больших фестивалях. Международная критика считает его главным представителем новой национальной волны, локальная — пинает за конъюнктурность, нацеленность на экспорт и злоупотребление красивостями.

В Корее таким был Ким Ки Дук, в России — Андрей Звягинцев, в Турции — вне сомнения, пятикратный каннский лауреат Нури Бильге Джейлан, автор хмурых фильмов о тщете человеческих чаяний, где каждый кадр сколь мрачен, столь и глянцевит. Коллеги, общавшиеся с турецкими кинокритиками, рассказывают, что у тех имеет хождение термин «джейлановское небо» — так характеризуют кадр с отфотошопленными до блеска облаками.

Тем же попрекали постоянного оператора Звягинцева Михаила Кричмана — показательно, что именно на последнем фестивале в Каннах и Звягинцев, и Джейлан, сняв по лучшему своему фильму и получив за них знаковые Гран-при в «Особом взгляде» и основном конкурсе соответственно, доказали родной прессе: они стали художниками, чья честность и талантливость сомнению не подлежит. Речь о «Елене», уже покорившей не только российский прокат, но и общенациональный телеэфир, и картине «Однажды в Анатолии», вышедшей вчера на наши экраны.

Новый фильм Джейлана длится два с половиной часа — и действие развивается, мягко говоря, небыстро. Следственная бригада — плюс врач, плюс прокурор, плюс пара подозреваемых — петляет по ночной равнине в надежде на следственный эксперимент: где-то здесь зарыто тело — но где именно, да и есть ли оно вообще, никому не ведомо. Потихоньку занимается заря — и представителям закона, погрязшим в личных проблемах вроде острого простатита, болезни сына или смерти жены, становится слегка наплевать на цель путешествия. Найденный под утро, но уже никому не важный труп становится метафорой некой жизненной цели, смысла существования, который так важен в начале поисков и малозначим в конце. В конце находятся вещи поважнее.

Герои блуждают по Анатолии, а камера — по небритым лицам, но ближе к финалу становится ясно: главный герой повествования — воплощение рациональности, доктор, которому всего-то и надо, что произвести вскрытие и надиктовать результаты в протокол. Однако, достигнув покойницкой с утра, он неожиданно скрывает страшноватые результаты аутопсии. Джейлан неоднократно расписывался в увлеченности Чеховым — и грустный патологоанатом видится турецким Ионычем, что поверяет реальность собственным рацио и обнаруживает, что первая не желает подчиняться второму. Долгая, большей частью унылая и не имеющая конечного пункта дорога, называемая жизнью, тем не менее слишком извилиста, чтобы быть предсказуемой, — в этом состоит режиссерское послание и относительная отрада всем, кто вынужден преодолевать этот путь.

Ольга Шакина Vedomosti.ru 13.01.2012
http://www.vedomosti.ru/lifestyle/news/1473956/dolgo_edut
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 07.12.2012, 20:02 | Сообщение # 12
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Чеховские мотивы
Турецкий фильм «Однажды в Анатолии» еще раз доказывает вечную актуальность прозы Антона Чехова


В московском клубном кинотеатре «Фитиль» состоялась премьера «Однажды в Анатолии» Нури Бильге Джейлана, одного из главных фильмов прошлого года.

53-летний уроженец Стамбула Джейлан — пожалуй, самый известный в мире турецкий режиссер. Не просто этнический турок, как фестивальный любимец Фатих Акин, а человек, продолжающий жить и работать на родине. В этом году в Канне «Анатолия» уступила «Золотую пальмовую ветвь» Терренсу Малику и его «Древу жизни», получив «Гран-при жюри». Эта награда стала уже пятым каннский призом Джейлана — если его фильм участвует в конкурсе, без наград он не остается.

Месяцем позже Джейлан приехал на Московский кинофестиваль, где «Однажды в Анатолии» показывали в программе «Восемь с половиной фильмов». И был поражен переполненным — на самом позднем, фактически ночном, сеансе — большим залом кинотеатра «Октябрь». Удивление его можно понять: фильм не то чтобы зрительский.

Продолжительностью в два с половиной часа, тягуче-протяжное, «дорожное» кино про то, как следственная бригада, включающая полицейских, судью и доктора, везет преступника, чтобы тот указал место, где зарыл труп. Убийца то ли хитрит, то ли тупит: талдычет про какое-то «круглое дерево», но вспомнить, где оно, никак не может. День сменяется вечером, вечер — ночью, один пейзаж за поворотом — другим, точно таким же. И эта унылая монотонность постепенно перерастает в метафору жизни. Жизни всех этих людей, в которой события если и происходят, то сливаются в один сплошной, безнадежный гул. Ни у кого из них это протеста не вызывает — либо привыкли, либо не подозревают, что может быть иначе. Разве что доктор — самый молодой (хотя далеко не юный) и самый нервный из всех, кажется, способен, подобно трем сестрам, мечтать о другой жизни, которая где-то — в Москве ли, в Стамбуле — наверняка есть, а если нет, то лет через 200 обязательно будет.

Дух Чехова витает над этим фильмом, в основе которого, как утверждают авторы, — реальная история, произошедшая с одним из сценаристов. Но «Однажды в Анатолии» — несмотря на то что ближе к финалу неожиданный сюжетный поворот принесет зрителям немало сюрпризов — фильм не сюжета, а настроения. И настроение это лучше Антона Павловича не выразил, пожалуй, никто.

Кстати, несмотря на отсутствие его имени в титрах фильма, чеховский рассказ «Следователь» воспроизведен здесь фактически целиком. Про то, как следователь и врач едут куда-то по полицейским делам и один рассказывает другому о молодой, красивой, совершенно здоровой женщине, которая предсказала свою смерть заранее и действительно в «назначенный» день умерла. Рассказ этот так органично вплетается в ткань джейлановского повествования, что и его вполне можно воспринять как личный опыт турецких авторов.

Видимо, ощущение людей с европейским сознанием и полуазиатским образом жизни — жизни тоскливой, диковатой, но не отпускающей от себя, сближает нас со страной самых популярных средиземноморских курортов гораздо сильнее, чем принято думать. И переполненный зал «Октября» — не случайность и не дань фестивальной моде. «Однажды в Анатолии» в гораздо большей степени русский фильм, чем многие изделия отечественного кинопрома. Дорога в два с половиной часа, которую стоит осилить.

13 января 2012, Лариса Юсипова
http://izvestia.ru/news/511774
 
ИНТЕРНЕТДата: Пятница, 07.12.2012, 20:02 | Сообщение # 13
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Пленительное издевательство
Фильм "Однажды в Анатолии"


В кинотеатре "Фитиль" вчера состоялась премьера фильма "Однажды в Анатолии" Нури Бильге Джейлана, награжденного в прошлом году специальным призом в Канне. Шанс увидеть один из лучших образцов современного авторского кино призывает не упустить АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

В юбилейном каннском альманахе "У каждого свое кино" есть уморительная новелла, принадлежащая братьям Коэн. Открыточный ковбой приходит в кинотеатр и узнает, что там идет турецкий фильм "Времена года". Ковбой спрашивает: "А что, фильм действительно на турецком? И надо читать субтитры?" Его охватывает настоящая паническая атака. Ковбой абсолютно уверен, что кино делается только на его родном языке. Поколебал это убеждение турок Нури Бильге Джейлан: его картину и крутили в ковбойской глубинке.

Он считается на сегодняшний день самым верным апостолом учения, богами которого стали Тарковский и Антониони. В его прежних фильмах "Отчуждение", "Времена года", "Три обезьяны" проигрывались темы кризиса супружества и неуклюжих попыток мужчины пробиться к загадкам женской души, причем ситуация фатального дисконтакта была развернута с изощренным искусством и, что приятно, с некоторой инъекцией юмора. И вот Джейлан с новой картиной в четвертый раз участвует в каннском конкурсе и уже привычно, словно яблоко, которое покатится в ручей в одном из кадров "Анатолии", срывает серьезный приз.

Даже на фоне прежних джейлановских издевательств над публикой это — самое изощренное. Картина длится два с половиной часа и изображает попеременно целый спектр жанров, ни к одному из которых она не имеет прямого отношения. Название сулит мафиозную сагу или вестерн а-ля Серджо Леоне, далее фильм прикидывается детективом, роуд-муви и даже комедией положений, в конце концов один из критиков определил его как ghost movie — фильм о призраках — и оказался не так уж неправ.

Сюжет "Анатолии", если можно так выразиться, состоит в ночном путешествии нескольких мужчин (следователь, врач, полицейские и двое подозреваемых в наручниках), которые сообща ищут сначала труп, зарытый где-то в поле, а потом — ускользающую истину бытия. Последнее оказывается куда более сложным делом, и в процессе его почти забывают о первом, рутинном.

Все мужчины, участвующие в ночном бдении, одинаково несчастны, и у каждого — а не только у явных преступников — свой скелет в шкафу. В отличие от предыдущих лент Джейлана, здесь в кадре практически нет женщин: если они и появляются, то задерживаются не дольше, чем упомянутое яблоко, что визуализирует райский соблазн. И разговоры преимущественно из области мужского быта: про простатит и про вкус деревенского йогурта. Однако на самом деле каждый проговаривается о главном, наболевшем. Следователь рассказывает историю друга (ясно, что это он сам), который довел до самоубийства жену. Полицейский то ужасается жестокостью преступника, то сам ведет себя как отморозок, то вдруг опять проявляет неожиданную человечность. Излишне говорить, что само убийство так и останется не до конца разгаданным, окруженным пеленой намеков и околичностей.

В чем же смысл обязательного смотрения этого неполноценного детектива, несостоявшегося триллера, недоигранной мелодрамы? В том, чтобы утонуть в потрясающих ночных съемках, как на холстах Бассано. Три машины в облачке желтоватого плывущего света движутся по мифологическому пейзажу древней Анатолии: мы наблюдаем за ними с дистанции и в то же время погружаясь в изображение с глубиной, которую не способно обеспечить никакое 3D. Джейлан снимает не на "цифре", а на 35-миллиметровой широкоэкранной пленке — и в этом смысле тоже остается апостолом классического авторского кино. Которое не есть "история", а скорее философская медитация, или стихи в прозе, или образец киноживописи: каждый кадр просится в рамку и на стену картинной галереи.

Андрей Плахов, Газета "Коммерсантъ", №4 (4789), 13.01.2012
http://www.kommersant.ru/doc/1849404
 
Татьяна_ТаяноваДата: Пятница, 07.12.2012, 20:04 | Сообщение # 14
Группа: Проверенные
Сообщений: 41
Статус: Offline
В нашем Магнитогорском киноклубе первыми и главными вопросами об этом кино стали: «пустое, бледное, искусственное, скучное, вялое, бескостное?», «или глубокое, выразительное, настоящее, мудрое, имеющее и плоть, и кровь, и скелет?». Я бы ответила так: мудрое - о скуке и обыдёнщине, выразительное - о бледном и бескровном, настоящее - о фальшивом и обманном… Плоть от плоти, кровь от крови, кость от кости кино. И дело не в витиеватости режиссерского послания. Джейлан, как и положено всем, кто переплавляет истину в кровь и плоть кинематографа, прям и откровенен до муки и чуда откровения. Дело в том, что так и бывает в жизни. Откровение вырастает не из стигматов-терний-язв и не из роз-грез-радуг. Оно приходит в серых тонах, в будничных, не очень новых одеждах и надтреснутым усталым голосом отнюдь не поет и отнюдь не гимны, а просто рассказывает что-то о том, например, как баба хлебает щи.

Мелочи, сор, пыль бытия… Пылинки живого. «Когда б вы знали, из какого сора…». Права Ахматова. И Бела Тарр с его киноФиналом «Туринская лошадь» тоже прав. «Люди пьют чай, люди просто пьют чай, а в это время рушатся их судьбы», - прав Чехов. Люди пьют чай, люди просто пьют чай, а разносит его и смотрит им прямо в глаза, и улыбается несуществующей, до дрожи непонятной улыбкой сама Красота (Добро, Истина, Мечта Несбывшаяся, Ускользающий Свет…). Прав Джейлан, снявший свой самый мрачный и в то же время чудесно одушевленный, будто насквозь светящийся фильм. О том, что всегда остается неуловимым, ни учету, ни протоколу, ни анализу не поддающимся. О судьбе света, который гаснет в людях… и вокруг. О тоске по нему.

И вот что еще делает этот фильм плотью от плоти кино, костью от кости. Режиссер думает образами, а не словами, теориями, идеями. Это так же сложно, как вычерпывать вдохновение из взгляда на «эти бедные селенья, эту скудную природу» и, как Тютчев, видеть в них, за ними что-то, «что сквозит и тайно светит». Это так же трудно, как болеть чужой болью и истекать чужой кровью. Годар, всегда мысливший парадоксами, сказал: «Если тебе есть что сказать, скажи это, напиши книгу, в крайнем случае письмо, но, ради бога, не снимай фильм». И Балабанов, который мне чем-то напоминает Джейлана, вторит Годару: «Мы с идеями не снимаем. Потому что с идеями кино плохое». Джейлан ворожит образами, пространством, светом-тьмой, тишиной и шуршаньем, ритмом, ветром, дождем, яблоками и дынями... В их нехитром и в то же время магическом сплетении словно и нет послания, веских фраз и истин. Но в настоящем искусстве отсутствие (боязнь) фразы есть тоже фраза. Негромкая, незаметная. И услышать ее можно лишь окунувшись в глубины собственной тишины.

Думая сейчас, когда прошло уже достаточно времени после просмотра, об «Однажды в Анатолии», я вижу круг. Светящийся круг в темноте, по которому движутся, без надежды на остановку, машины с людьми. И кружение их словно жизнь в поисках смерти. Все мы ее неизбежно ищем и обязательно находим. Всегда. Круженье это можно расшифровать и как символ круговой поруки перед общей для всех нас участью (неслучайно в фильме все герои друг на друга похожи – несчастьями ли, преступлениями ли, одиночеством ли, томленьем, грустью, «непонятостью», болью…). Можно увидеть в этом круге нечто бесформенное и неуловимое как наш духовный опыт. Можно прочитать его словно образчик смирения – существования, лишенного перспектив (и вообще попыток) что-то изменить, на что-то повлиять. Потому что заблудились и обезумели все. И потому что «пойти некуда». И все равнины одинаковы. И сотни лет дождь. И куда ни глянь – сплошная загадка. И всё текут, текут года, не оставляя и следа. И только мрак накроет душу без следа…

Неумолимая, поражающая простота жизни и смерти в фильме Джейлана, их неразрывная и тоже простая скрученность, слитность (мертвожизние) заставляют подумать, что каждый из его героев так или иначе закопан заживо, что у всех кусочки вины (смерти) в легких, что всем нечем дышать. Исследовать, эксгумировать, вскрывать, препарировать это состояние душ нельзя. Получится жестокая и циничная черная комедия, где режиссер – прокурор, объясняющий смерть абсурдной диктовкой фактов: длина 180 см., усы, трехдневная щетина… Но можно разгадывать, нащупывать, угадывать, пронзая и пронзаясь тайной, добавляя мягкой, нежной поэзии в сумерки хмурых людей. Мешая миги загадок и красоты с мигами ошеломляющих простотой откровений: нет ответа, как следует жить. Нет веры тем, кто скажет, что знает. Нет и не было никаких причин. И за краем неба в окне тоже ничего нет. И вся жизнь – это «хижина с полустертыми пятнами чьей-то крови, куда приходим учиться ужасу и тоске» (Гумилев).

Мой P.S. сегодня - И. Анненский. В его стихотворении, кажется, спрятано всё о фильме Джейлана «Однажды…».

То было на Валлен-Коски.
Шел дождик из дымных туч,
И желтые мокрые доски
Сбегали с печальных круч.

Мы с ночи холодной зевали,
И слезы просились из глаз;
В утеху нам куклу бросали
В то утро в четвертый раз.

Разбухшая кукла ныряла
Послушно в седой водопад,
И долго кружилась сначала,
Все будто рвалася назад.

Но даром лизала пена
Суставы прижатых рук, -
Спасенье ее неизменно
Для новых и новых мук.

Гляди, уж поток бурливый
Желтеет, покорен и вял;
Чухонец-то был справедливый,
За дело полтину взял.

И вот уж кукла на камне,
И дальше идет река...
Комедия эта была мне
В то серое утро тяжка.

Бывает такое небо,
Такая игра лучей,
Что сердцу обида куклы
Обиды своей жалчей.

Как листья тогда мы чутки:
Нам камень седой, ожив,
Стал другом, а голос друга,
Как детская скрипка, фальшив.

И в сердце сознанье глубоко,
Что с ним родился только страх,
Что в мире оно одиноко,
Как старая кукла в волнах...
 
ИНТЕРНЕТДата: Вторник, 19.02.2013, 17:37 | Сообщение # 15
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
ОДНАЖДЫ В АНАТОЛИИ
И жизнь по эту сторону оконного стекла…


Есть фильмы с особым послевкусием, которое остаётся после просмотра, что заставляет вспоминать о них с приятным чувством, а иногда возвращаться (и даже не раз), чтобы вновь пережить те же ощущения расслабленного покоя и своего рода неги.

Бывают картины, которые будоражат сразу, оказывают сильное воздействие, тревожат и волнуют ещё в момент знакомства с ними, хотя позже это испытанное потрясение может как-то сгладиться, утихнуть и даже перейти в разряд всего лишь любопытного казуса.

Но встречаются и такие редкие киноленты, которые не отпускают от себя, вызывая целый рой мыслей по поводу и без повода, вгоняя в состояние некоего «последумия», когда просмотренное становится, как ни странно, чем дальше, тем загадочнее и непостижимее, и множество трактовок и интерпретаций отнюдь не приближает к подлинной сути, а уводит, напротив, куда-то в сторону, и все ассоциации, пришедшие в голову, только запутывают тебя самого и вообще затемняют смысл.

Фильм «Однажды в Анатолии» 52-летнего турецкого режиссёра Нури Бильге Джейлана, отмеченного во второй раз Большим призом Каннского кинофестиваля (увы, именно он, а не надуманное, худосочное, безжизненное и старомодное «Древо жизни» Терренса Малика заслуживало главную награду), является удивительным примером скрытого концептуального высказывания, значение которого, как я предполагаю, будет лишь возрастать с течением времени.

Опус 6,5 в творчестве Джейлана - не только самый лучший (я специально ознакомился ещё и с теми картинами, которые не видел раньше), но и принципиально этапный и водораздельный для него, также прочно вписывающийся в контекст мирового кинематографа последних пятидесяти лет - от открытий Микеланджело Антониони до откровений Михаэля Ханеке и Ларса фон Трира (кстати, в Канне соперником по конкурсу была «Меланхолия», тоже не оценённая по достоинству).

Проще всего искать в ленте «Однажды в Анатолии» приметы различных жанров, которых наберётся там чуть ли не с десяток, но все они окажутся ложными и ведущими в никуда, как и обманчиво детективная изначальная история долгого поиска могилы, где предполагаемый убийца вместе с подельником спрятал труп мужчины. Хотя и закопанное тело наконец-то найдут, и полицейский протокол составят, а потом вскрытие произведут, и тоже зафиксируют результаты, пусть и с некоторыми допусками - но вопросов останется ещё больше, чем было. Однако напрасно прокручивать действие туда-сюда в поисках ответов, поскольку их нет и в реальной жизни, а вот те, что наивно показались нам таковыми, всего лишь иллюзия, как бы «соблазн мозга», который всегда цепляется за что-то привычное и очевидное, прямолинейное и однозначное.

Почти все, писавшие о фильме Джейлана, обращали внимание преимущественно на частности, увлекались незначительными деталями, зацикливались на мелочах. Вроде бы никто не попытался взглянуть на эту многофигурную и разноуровневую сюжетную композицию как на современный эпос, чей пафос задан и в названии. Кто-то сравнил ради смеха с «Однажды на Диком Западе» Серджо Леоне - а ведь в переводе с греческого Анатолия означает Восток, и тогда можно было бы именовать так: «Однажды на Востоке». Впрочем, для самих турок Анатолия - это Запад. Но дело-то, в конце концов, не в географии и даже не в культурных ориентациях между Азией и Европой.

«Однажды в Анатолии» - вроде как начало повествования, новая глава в жизни, рубежное событие в судьбе. Но в то же время складывается парадоксальное ощущение, что герои попадают в некую кафкианско-беккетовскую ситуацию всеобщего абсурда бытия, и последующее упоминание о появившихся призраках в городке - будто и не анекдот и не слух, а материализовавший страх, который возник из ничего и приобрёл вид реальных преступлений. Местный полицейский уверяет, исходя из своей многолетней практики, что в любом деле следует искать влияние женщины. Может, и тут не обошлось без этого, если выясняется, что сын жертвы - на самом-то деле ребёнок убийцы. Хотя убивал ли именно он, а не второй собутыльник, похожий на умственно отсталого, чью вину мог взять на себя тот, кто не прощает себе, что сын растёт без него и считает отцом другого человека? И почему жена жертвы готова опознать в морге тело мужа лишь после продолжительной и многозначительной паузы? И вообще остаётся неясным, как был убит этот человек? И с чего вдруг произошла ссора между тремя мужчинами, если мы в прологе картины видим мирное и даже весёлое застолье за оконным стеклом?

Вот это самое оконное стекло, показанное вообще на крупном плане, рифмуется в финале с другим окном, в которое выглядывает доктор после произведённого вскрытия трупа и долго наблюдает за тем, как жена жертвы вместе со своим сыном идёт по дороге на холме, а далеко внизу играют дети в футбол, и в какой-то момент мяч после чьего-то удара улетает вверх, откуда чуть подотставший сын не столь уж безутешно выглядящей вдовы посылает его назад. Ну, чем не перекличка с загадочно эмблематическим окончанием «Фотоувеличения», аналогии с которым напрашивались и в течение предшествующего действия?!

Но в отличие от Микеланджело Антониони, сопоставление с которым давно преследует Нури Бильге Джейлана, как и постоянное сравнение с Андреем Тарковским (и тут, кстати, тоже уловили ассоциации со «Сталкером»), турецкий режиссёр на новом витке своего творчества приходит к пониманию того, что вовсе не сама реальность обладает чертами абсолютной непознаваемости и непроницаемой иллюзорности, а отношения людей якобы страдают от полной некоммуникабельности и тотального отчуждения. Несмотря на все различия, противоречия, несогласия, споры, конфликты и даже проявления мгновенной жестокости, персонажи «Однажды в Анатолии» неожиданно и непостижимо начинают ощущать некое подобие общности чувств, разделяют друг с другом испытываемые переживания, почему-то проникаются симпатией и состраданием, более того - обретают летучее, действительно мгновенное состояние душевной близости и духовного родства, как, например, в изумительной сцене явления «ангела света», прекрасного создания по имени Джамиле (по-арабски это и есть «прекрасная»), юной дочери деревенского старосты.

Вот и неуловимое таинство жизни - неторопливо текущей, порою словно продлённой во времени, как это долгое ночное совместное странствие по просёлочным дорогам Анатолии, и будто останавливающейся, застывшей, почти мёртвой и запредельной в сценах после возврата в городок, особенно в больнице и морге, но вновь возрождающейся, оживлённой, кипучей и энергичной в эпизоде игры детей в футбол - оно остаётся для кого-то сокрытым и гадательным, видимым «сквозь тусклое стекло, а не лицом к лицу». И религиозные аллюзии, неизбежно возникающие по ходу повествования (предполагаемый преступник напоминает Иисуса, или Ису в мусульманской традиции, но также может быть принят за Моисея-Мусу, который ведь в молодости стал случайным убийцей, защищая постороннего человека; а про момент «божественного озарения» уже шла речь), лишь помогают постижению данной ленты как экзистенциальной притчи о том, что только от самих людей зависит, как они будут воспринимать окружающую жизнь, а главное - как выстраивать себе эту жизнь.

Человек - это путь. Пока он находится в движении, что-то исступлённо ищет, стремится к какой-то цели, не успокаивается и не останавливается - он жив. Не случайно, что именно во время бесконечной поездки, которая изматывает и доканывает, герои фильма чувствуют себя более нужными и значимыми. Они даже шутят, что жизнь - это дорога в ад, но сущая преисподняя настигает их потом, после возвращения в городок. Их опять засасывает бессмысленная рутина, унылая и однообразная, беспощадно скучная и натуралистическая, как составление протокола аутопсии. Может, и вообще не надо вскрывать всю подноготную, обнаруживать спрятанные секреты, знать горькую и безжалостную правду - как в случае с прокурором и его женой или при расследовании точных обстоятельств смерти того, кого закопали в наспех вырытой могиле у источника.

Жизнь - она сложнее и непредсказуемее, многограннее и неуловимее. Ухватить этот краткий миг ощущения полнокровности и жизнеспособности бытия - это ведь и онтологическая задача кинематографа как искусства. И именно в фильме «Однажды в Анатолии» уже умудрённый автор вновь пытается на другом витке спирали своей творческой судьбы запечатлеть на экране то, что он увлечённо стремился разглядеть по эту сторону оконного стекла (оказывается, и тогда присутствовал данный рефрен на экране) ещё в первой картине «Посёлок», во многом автобиографической и действительно передающей дух личного детства в шестидесятые годы.

Сергей Кудрявцев
http://vk.com/feed?w=wall36006768_16480
 
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Copyright MyCorp © 2024
Бесплатный хостинг uCoz