|
"СЕКС, ЛОЖЬ И ВИДЕО" 1989
| |
| Эльвира_Тяпушкина | Дата: Воскресенье, 28.08.2011, 00:39 | Сообщение # 1 |
Группа: Проверенные
Сообщений: 2
Статус: Offline
| «Мужчина учится любить ту женщину, которая его влечёт. А женщину влечёт к тому мужчине, которого она любит».
Фильм о личном, о сокровенном. Первые минуты просмотра меня не покидало ощущение «подглядывания в замочную скважину». Реальные диалоги, реальные герои, реальные ситуации. Это наша жизнь с театральной фальшью, ложью, попытками закрывать глаза на явные проблемы. А у истоков происходящего банальный вопрос одиночества и непонимания, который может проявиться и в таком ракурсе.
Фильм не рекомендую смотреть сторонникам категоричного разделения действительности на «хорошо» и «плохо»! Он об историях, которые остаются у каждого за закрытой дверью спальни.
«СЕКС, ЛОЖЬ И ВИДЕО» (англ. Sex, Lies, and Videotape) 1989, США, 100 минут
— психологическая драма Стивена Содерберга о взаимоотношениях женщины, разочаровавшейся в своей семейной жизни, и мужчины, отчаявшегося найти счастье в любви
  
  
  
Грэм приезжает в родной город (который покинул девять лет назад) по приглашению Джона, приятеля по колледжу, — ныне преуспевающего адвоката, имеющего отличный дом, любящую жену Энн и в качестве страстной любовницы её сестру Синтию. Но на самом деле Энн мучается от непонимания и неудовлетворенности совместной жизни с Джоном, пока не узнаёт о его неверности. Возникшая к Грэму симпатия перерастает в чувства, и она уходит от Джона.
Съёмочная группа
Режиссёр: Стивен Содерберг
Автор сценария: Стивен Содерберг
Оператор: Уолт Ллойд
Композитор: Клифф Мартинез
Художники: Джоэнн Шмидт, Виктория Спэйдер
Монтаж: Стивен Содерберг
В ролях
Джеймс Спейдер - Грэм Далтон
Энди МакДауэлл - Энн Бишоп
Питер Галлахер - Джон
Лаура Сан Джакомо - Синтия Патрис
Стивен Брилл – Барфлай
Художественные особенности
Дебют двадцатишестилетнего Стивена Содерберга получил главную премию на Каннском кинофестивале, а актёр был удостоен приза за лучшую мужскую роль. Успех неожиданный, в определенном смысле показательный. Режиссёр нашел новый язык на стыке кинематографа и видео.
Интересные факты
* Фильм «Секс, ложь и видео» - первая работа Стивена Содерберга в кино.
* Сценарий был написан за две недели.
* Режиссер фильма Стивен Содерберг представил продюсерам список возможных названий фильма; среди них было и «46:02», к которому благоволил сам Содерберг (46:02 — это фигурирующая в сценарии продолжительность видеозаписи, сделанной Энн для Грэма).
* На роли Грэма и Джона пробовались соответственно Дэвид Духовны и Дэвид Хайд Пирс.
* Первой претенденткой на роль Энн была актриса Элизабет МакГоверн, именно её в этом образе хотел видеть Стивен Содерберг, когда писал сценарий.
* Среди других претенденток на роль Энн была актриса Брук Шилдс.
* В одной из сцен, Грэм показывает одну из сделанных ранее записей. Для съёмки этого видео Содерберг приглашал Дженнифер Джейсон Ли, актриса согласилась, но так и не смогла найти времени на съёмку.
* Разговор в последней сцене стал импровизацией самих актёров, идея понравилась Содербергу и он включил её в фильм.
* Фильм стал культовым в университетских городках и собрал внушительную для малобюджетной картины кассу — 20 млн долларов.
Награды
Каннский кинофестиваль, 1989 год
Победитель: Золотая пальмовая ветвь
Победитель: Серебряная премия за лучшую мужскую роль (Джеймс Спэйдер)
Победитель: Приз международной ассоциации кинокритиков (ФИПРЕССИ)
Санденс, 1989 год
Победитель: Приз зрительских симпатий в категории «Драматический фильм»
Номинация: Гран-при в категории «Драматический фильм»
Оскар, 1990 год
Номинация: Лучший сценарий
Золотой глобус, 1990 год
Номинация: Лучшая женская роль (драма) (Энди МакДауэлл)
Номинация: Лучшая женская роль второго плана (Лора Сан Джакомо)
Номинация: Лучший сценарий
Британская академия, 1990 год
Номинация: Лучшая женская роль второго плана (Лора Сан Джакомо)
Номинация: Лучший оригинальный сценарий
Сезар, 1990 год
Номинация: Лучший фильм на иностранном языке
4 приза «Независимый дух» — за фильм, режиссуру, главную и второплановую женские роли
В 2006 году «Секс, ложь и видео» включён в Национальный регистр фильмов.
Смотрите трейлер и фильм
http://vkontakte.ru/video16654766_160618395
http://vkontakte.ru/video16654766_160618387
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 28.08.2011, 00:43 | Сообщение # 2 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Секс, ложь и видео / Sex, Lies, and Videotape (1989) Киносценарий
Автор сценария, режиссер, монтажер видеоряда и ассистент звукооператора Стивен Содерберг.
Оператор Уолтер Ллойд.
Композитор Клифф Мартинец.
Звукооператор Ларри Блейк.
В ролях: Джеймс Спейдер (Грэм Далтон), Энди Макдауэлл (Анна Милани), Лаура Сан Джакомо (Синтия Бишоп), Рон Воутер (Доктор).
Производство «Outlaw Productions», USA, 1989.
«На свете много такого — и плохого, и хорошего,— что может приобрести основополагающее значение в вашей жизни: религия, алчность, филантропия, наркотики»,— звучит за кадром голос психоаналитика.
«Я знаю,— возражает пациентка,— но это... У меня такое чувство, что все до единого мои знакомые помешались на сексе».
Анна всеми силами пытается не поддаваться поветрию. Она нагружает себя мыслями о глобальных проблемах: о жертвах авиакатастроф, голодающих детях или кучах мусора, грозящих заполнить планету. Анна старается соответствовать гуманитарному «новому мышлению». А так как некоторые мысли и состояния становятся навязчивыми, она идет проторенной тропой — к психоаналитику, свято веря, что против любого недуга есть лекарство.
Анна — американка, а Стивен Содерберг утверждает, что «все мы, американцы, одинаковы». Когда член каннского жюри европейский суперинтеллектуал Петер Хандке сказал автору фильма-победителя, что он напомнил ему Чехова, в голове Содерберга, как он сам иронически констатирует, промелькнуло имя Павел, а не Антон.
Основательность образования, широта и объемность кругозора не являются сильными чертами нации, страдающей провинциальным комплексом и одновременно считающей себя пупом земли. Зато эта нация не устает поражать своим детским прагматизмом, вербальной прямотой и непосредственностью. Не мудрено, что психоанализ, сыгравший в Европе роль скорее культурологическую, за океаном превратился в атрибут потребительского образа жизни, охватив и самые заурядные сферы общества.
Психоанализ обещает отдушину, готовую замену страданий и внутренней работы. С его помощью человек надеется преодолеть свою сексуальную подавленность, вырваться из тенет рутинной лжи. Лжет ведь не только Джон, муж Анны, который спит с ее сестрой. Лжет и сама Анна — невиннейшее существо, которое пытается убедить себя и окружающих в том же, в чем были убеждены многие наши соотечественницы,— в том, что «в СССР секса нет»: сгинувшую аббревиатуру несложно заменить на актуальную. В СССР, однако, нет психоанализа, иначе мы могли бы убедиться, что и он не всесилен.
Но секс есть, а значит, есть ложь, и, чтобы разорвать эту цепочку, необходим третий компонент, который в сценарии и фильме Содерберга приходит в лице видео. Видеокамера — более совершенный аналитик: оказывается, перед ней труднее солгать, а раз сказав правду, от нее уже нельзя отречься. Грэм, стоящий за камерой, недаром возбуждается потом от своих записей: они более натуральны и глубже выражают естество женщины, нежели она сама в живом общении.
«Секс, ложь и видео» — ироническая притча о современном человеке, отчужденном от самого себя и от своих близких и потому катастрофически нуждающемся в посреднике. Пускай Грэм — сексуальный извращенец, и видео для него (вплоть до финала) выполняет ту же функцию, что ширма в эпоху рококо для любителей галантных игр. Но ведь и супернормальный Джон только благодаря видеозаписи познает свою жену, обнаруживает ее скрытую эмоциональную жизнь.
Более того — новое техническое средство позволяет проникнуть в философскую изнанку реальности точно так же, как фотоувеличение у Антониони и односторонне проницаемое стекло в доме свиданий у Вендерса («Париж, Техас»). Именно Вендерс, будучи председателем жюри в Канне, стал инициатором награждения главным призом фильма-дебюта Содерберга. В этой картине соединилось европейское и американское восприятие иллюзий постиндустриального общества, которое преобразовало среду, условия человеческого существования и даже отчасти самого человека. Но только отчасти.
У Содерберга не говорят о любви, о родстве душ, о предначертанности судеб. Весь этот романтический хлам вытеснен на «закате американской империи» буднично-деловитой полуправдой о жизни, безличной и бесполой «сексуальностью». Но сквозь комедийные картинки нравов проглядывает тоска по другой жизни — столь же несбыточная, сколь и физически ощутимая. И впрямь — нечто чеховское.
Название фильма выстрелило в десятку и было растиражировано во множестве вариаций вроде офф-бродвейского спектакля «Секс, наркотики и рок-н-ролл». Снятая за гроши в дешевой Луизиане, картина сама напоминает студенческую театральную постановку. Однако же в ней есть три открытия, существенные для кинематографа.
Это включение в изобразительную ткань видео-рефлексии, о чем уже говорилось. Это появление в роли Анны Энди Макдауэлл — актрисы с удивительной укрупненной пластикой, немного напоминающей Инну Чурикову. Это, наконец, блистательные по своей точности диалоги: даже по критериям американской «железной» драматургии экспертам не удалось выявить в них ни одной проходной или случайной реплики.
Частью этих достоинств, надеемся, сможет насладиться читатель в русском переводе сценария.
Андрей Плахов
Посвящается Тар, которая ждет
1
Шоссе. День. Грэм Далтон, двадцати девяти лет, едет на своем «катлассе» образца 1969-го года, покуривая сигарету. В его внешности есть что-то от панка, что-то — от богемного юноши, впрочем ни то, ни другое определение не являются исчерпывающими. Он человек явно неглупый, и лицо у него приятное. На его брелке только один ключ, и тот — от зажигания.
А н н а (голос за кадром). Мусор. Я все думаю, что происходит со всем этим мусором. Как мы с ним только управляемся — ведь рано или поздно места для его хранения не хватит? Я и прежде об этом думала, когда выставляла контейнер для мусора, а никто его не забирал. Помните?
2
Кабинет врача. День.
Анна Бишоп Милани, двадцати шести лет, на приеме у психотерапевта. Она крайне привлекательная женщина, одета в стиле созревшей школьницы. На левой руке — обручальное кольцо.
Д о к т о р. ...Да, я помню. И что же вы делаете, когда вами овладевают подобные настроения?
А н н а. Ничего. То есть на самом деле ничего. Стараюсь не делать того, после чего остается мусор: ну,
еда и всякое такое... Вы знаете, что в среднем человек производит три фунта мусора в день?
Д о к т о р. Нет, не знаю.
А н н а. Вам не кажется, что это слишком много? И я хотела бы знать, куда его девают.
Д о к т о р. У вас есть хоть малейшее представление о том, что порождает ваше беспокойство?
А н н а. В этот уик-энд Джон выносил мусор; то одно, то другое без конца выпадало из контейнера, и я представила себе контейнер, который производит мусор, сам наполняется, сам переполняется — если такое действительно случится, то как его остановить?
Д о к т о р. Анна, вы замечаете, что ситуации сходны?
А н н а. О чем вы?
Д о к т о р. На прошлой неделе мы говорили о том, что вас преследуют мысли о семьях жертв авиакатастроф, теперь мы говорим о беспокойстве, вызванном мусорной проблемой.
А н н а. И что?
Д о к т о р. Если вы задумаетесь, то, по-моему, поймете, что фактор, который постоянно вызывает у вас беспокойство,— это нечто негативное, не поддающееся контролю.
А н н а. А вы считаете, повсюду снуют люди, полагающие, что они абсолютно счастливы, а жизнь вокруг великолепна? Может, таких и много, только они не подвергаются психотерапии. К тому же чувствовать себя счастливым совсем не так уж хорошо. Депрессия только на пользу моей фигуре. В прошлый раз, когда я была абсолютно счастлива, я прибавила двадцать пять фунтов. Я думала, Джона хватит удар.
Д ж о н (голос за кадром). Это чистая правда, уверяю вас.
3
Кабинет юриста. День. Джон Милани, двадцати девяти лет, сидит за столом и разговаривает по телефону. Одет очень хорошо: настоящие спортивные подтяжки, оксфордская рубашка, хлопковый костюм. Он крутит обручальное кольцо на левой руке.
Д ж о н. Стоит только надеть обручальное кольцо на палец, как противоположный пол начинает проявлять к тебе основательный интерес. Кроме шуток, мне хочется завести по бильярдной лузе для каждой девахи, которая заговаривает со мной, не имея ничего в виду. Такого никогда не случалось до моей женитьбы. Черт, знать бы раньше, я бы уже в восемнадцать лет купил себе кольцо и сэкономил кучу времени и денег. (Смотрит на часы.) Надо сматываться. (Быстро) Слушай, во вторник сыграем? Спи спокойно. (Надевая пиджак, Джон нажимает кнопку вызова секретарши.) Джанет, перенеси встречу с Кирклэндом. Скажи, чтоб пришел в четверг в час тридцать.
Д о к т о р (голос за кадром). Вы по-прежнему скрываете свои мысли от Джона?
А н н а (голос за кадром). Да.
4
Ванна при кабинете юриста. День. Джон чистит зубы и очень аккуратно причесывается.
Д о к т о р (голос за кадром). Боитесь его реакции? Что он сочтет вас и ваши мысли глупыми?
А н н а (голос за кадром). Нет. Не знаю. Я ничего ему не сказала про мусор, потому что я и так от него в улете. Он позволил своему однокашнику пожить у нас несколько дней, а мне и слова об этом не сказал. То есть не то что я против, но он все-таки должен был спросить.
5
Кабинет врача. День.
Д о к т о р. Почему вас это так расстраивает?
А н н а. Наверное, меня угнетает как раз то, что я не имею права расстраиваться. Ведь это его дом, он платит за аренду.
Д о к т о р. Но он настоял, чтобы вы ушли с работы, и у вас много работы по дому.
А н н а. Да, я знаю.
Д о к т о р. Ладно, оставим этот неожиданный визит. Как обстоят дела с Джоном?
А н н а (пожимая плечами). Да вроде хорошо. Если не принимать во внимание, что в данный момент я не хочу, чтобы он даже прикасался ко мне.
6
Квартира Синтии Бишоп. День.
Синтия Бишоп, сестра Анны, открывает дверь Джону Милани. Они страстно целуются и начинают раздеваться. Синтия слегка напоминает Анну, но не столь хороша собой. В то же время ее отличают открытая чувственность и самоуверенность, недостающие Анне.
Д о к т о р (голос за кадром). Когда у вас развилось это чувство?
А н н а (голос за кадром). С неделю назад. Не знаю, откуда оно взялось, но просто я почувствовала, что не хочу, чтобы он до меня дотрагивался.
Д о к т о р (голос за кадром). А до возникновения этого чувства вы нормально переносили физическое соприкосновение с ним?
А н н а (голос за кадром). О, да. (Пауза) Но видите ли, я никогда особенно не увлекалась сексом; то есть мне нравится и все такое, но он не будоражит меня, и если бы его не было вовсе, я бы не испытывала недостатка в нем, понимаете? Да и вообще, последнее время мы совсем ничего и не делали. Я уже говорила, что мне безразлично это отсутствие. Просто интересно, как это некоторые вещи вдруг ни с того ни с сего затухают.
Джон и Синтия в это время занимаются сексом.
Д о к т о р (голос за кадром). Может быть, он уловил ваше неприятие его прикосновений?
А н н а (голос за кадром). Но он же перестал заниматься сексом со мной до того, как я испытала это чувство, поэтому мне и кажется все таким странным. И вообще я уверена, ему хотелось бы, чтобы я хоть раз проявила инициативу, и я бы проявила, но только мне это и в голову не приходило. Я всегда думаю о чем-то другом, а когда несколько раз мне хотелось этим заняться, я оказывалась дома одна.
Д о к т о р (голос за кадром). И вы что-то предприняли?
Пауза.
А н н а (голос за кадром). Что вы имеете в виду?
Д о к т о р (голос за кадром). Вы мастурбировали?
7
Кабинет доктора. День.
А н н а (обескураженная). Боже, нет.
Д о к т о р. Насколько я понял, вы никогда не мастурбировали?
А н н а (в замешательстве). Ну, однажды я попыталась. Но только это было так глупо, я все смотрела на себя, как я лежу там, и думала, как это глупо!.. А потом, ну не знаю... я подумала, видит ли мой покойный дедушка, чем я занимаюсь. И вообще это так глупо, когда не знаешь, что делать с мусором, понимаете?
Д о к т о р. Итак, вы лишь недавно попробовали этим заняться?
А н н а (вздыхает, опустив голову). Да, недавно. Но не очень недавно.
Пауза.
А н н а. И мне совсем не нужен гость в доме.
8
Квартира Синтии Бишоп. День.
Джон и Синтия лежат на кровати, мокрые от пота.
Д ж о н. Мне надо назад в контору.
С и н т и я. Так что, сегодня только разок? Ну и дела...
Д ж о н (переворачивается и начинает одеваться). Мой обеденный перерыв не может длиться вечно. Я уже пропустил одну встречу.
С и н т и я. Оставь со мной этот гадкий оборонительно-наступательный тон. Надо уйти — уходи. Моя жизнь не кончается, когда ты захлопнешь за собой дверь, понял?
Д ж о н. Почему ты не говоришь о своих настоящих чувствах? (Встает и продолжает одеваться.) Ко мне друг приезжает из другого города. Я, наверное, буду занят с ним несколько дней.
С и н т и я. Это означает, что мы пока повременим со встречами?
Д ж о н. Совершенно верно.
Молчаливое пожатие плечами со стороны Синтии. Джон почти одет.
Д ж о н. Я бы хотел, чтобы ты оставила работу буфетчицы.
С и н т и я. Почему?
Д ж о н. Мне противно думать, как разные парни норовят хлопнуть тебя по заду.
С и н т и я. Я умею с ними управляться. К тому же деньги немалые, а некоторые из ребят вполне миляги. И у тебя нет права на ревность.
Д ж о н. Кто сказал, что я ревную?
С и н т и я. Я сказала.
Джон не отвечает.
С и н т и я. Знаешь, мне хотелось бы попробовать у тебя дома. Мысль о том, что можно заниматься этим в постели моей сестры, готовит меня к нескончаемому оргазму.
Джон в раздумье.
С и н т и я. Как мне хочется рассказать всем на свете, что Анна ни к черту в койке. Прекрасная, неотразимая Анна Бишоп Милани.
Д ж о н. Это небезопасно.
С и н т и я. Ну, может, я хоть слушок пущу?
Д ж о н. Да нет, я о том, чтобы заняться этим у меня дома.
С и н т и я. Боишься попасться?
Д ж о н. Может быть.
С и н т и я. Имеешь шанс. Можно познакомиться с твоим другом?
Д ж о н. Синтия, я не уверен, что он в твоем вкусе. Видела бы ты, как он одевается. По-моему, с ним не все в порядке.
С и н т и я. Я заинтригована.
Д ж о н. Ты заинтригована?
С и н т и я. Еще бы, он тот, может, кого я ищу. И мне не надо будет больше трахаться без передыху с озабоченными чужими мужьями.
Джон смотрит на нее с минуту, прежде чем направиться к двери.
Д ж о н. Пока.
9
Дом Джона и Анны Милани. День.
Грэм подъезжает к дому Милани. Он открывает багажник, в котором лежит восьмимиллиметровая видеокамера «Сони» и черный рюкзак. Он достает рюкзак и закрывает багажник. Грэм стучится в дверь. Когда Анна открывает, он затаптывает сигарету потрепанной кроссовкой. Анне не удается скрыть изумление при виде Грэма.
Г р э м. Анна?
А н н а. Да?
Г р э м (протягивая руку). Грэм Далтон.
Анна пожимает ему руку.
Г р э м. Вы позволите мне воспользоваться вашим туалетом?
А н н а. Да. Да, проходите, пожалуйста.
Грэм заходит в дом.
10
Дом Джона и Анны Милани. День.
Анна закрывает дверь и указывает Грэму направление.
А н н а. Туда, первая дверь налево.
Грэм идет в ванную. Анна — к телефону. Набирает номер конторы Джона.
Г о л о с по телефону. Форман, Брент и Милани.
А н н а. Джона Милани, пожалуйста. Это его жена.
Грэм выходит из ванной. Анна быстро кладет трубку.
А н н а. Как вы шустро.
Г р э м. Ложный позыв.
А н н а. Ага. Садитесь, пожалуйста.
Грэм садится, несколько оживляется — что идет ему на пользу. Достает из кармана видавшего виды черного кожаного пиджака пачку «Житан», ищет глазами пепельницу.
А н н а. Обычно у нас... не курят. Если хотите, там есть внутренний дворик.
Г р э м. Да нет, нет проблем. Могу потерпеть.
Наступает пауза. Грэм неотрывно смотрит на Анну. Но взгляд не вызывающий, скорее — оценивающий: он пытается понять, что она за человек. Анна в свою очередь смотрит на Грэма. Нечто неосознанное мелькает в их взглядах.
А н н а (глядя на рюкзак). У вас есть еще вещи?
Г р э м. Да. (Пауза.) То есть вы хотите сказать — с собой? Нет. Это все, что мне понадобится.
А н н а. Ага.
Грэм улыбается. У него необычное лицо — необыкновенно привлекательное и в то же время простоватое.
Г р э м. Вас когда-нибудь снимали для телевидения?
А н н а. Телевидения?
Г р э м. Да.
А н н а. Нет. Почему вы спросили?
Г р э м. Так просто, полюбопытствовал.
Включается кондиционер. Анна улыбается.
А н н а. Какое у вас необычное имя.
Г р э м. Да уж. У меня мать стопроцентная англофилка, все, что связано с Англией, исторгает у нее слюну, как у младенца. Видно, в каком-то фильме услыхала это имя. Она во всем идет на поводу у телевидения.
А н н а. Вот как...
Г р э м. Вас смущает, как я выгляжу?
А н н а (переигрывая). Нет... по-моему, вы тут вполне уместны.
Г р э м (улыбаясь). Ну, тогда меня смущает мое присутствие. Я здесь явно не ко двору.
А н н а. Но...
Г р э м. Раньше мне доставляло большое удовольствие подчеркивать свое отличие от других людей и показывать всем нос. Вы так не поступали, когда были помоложе?
А н н а (подумав). Нет. Так — нет.
Г р э м. А я — поступал. Я играл в группе в свое время, и играли мы по принципу — чем хуже, тем лучше, только бы оскорбить как можно большее число людей.
А н н а. Вы играете на каком-нибудь инструменте?
Г р э м. Моим инструментом был микрофон, я стоял перед микрофоном и монотонным голосом произносил вирши, способные развить в любом человеке депрессию. Все это было таким незначительным. Вам нравится быть замужем?
А н н а (застигнутая врасплох). О, очень. Очень нравится.
Г р э м. А что именно вам нравится? Я не критиковать собираюсь, мне правда интересно.
А н н а. Ну... Ну, привычная банальность про чувство защищенности — это правда. У нас свой дом, и мне это нравится, понимаете? Мне нравится и то, что Джон стал младшим партнером и что у него постоянная работа, что он не какой-то...
Анна смотрит на Грэма и осекается. Он снова улыбается.
А н н а. ...охотник до случайных заработков. Знаете ли.
Г р э м. Да. Значит вы испытываете чувство уверенности, безопасности. Кажется, так будет вечно.
А н н а. Вот именно. Этот последний год пролетел как миг. Я и не заметила.
Г р э м. А вы знаете, что если запереть кого-то в комнате и единственные часы будут отбивать на два часа больше каждые сутки, организм свыкнется с этим? Просто потому, что если мозг принимает 26 часов за 24, тело слушается. К тому же время разделено на периоды. И жизнь ваша тоже может быть поделена на временные периоды, формирующие вашу личность (если вы обладаете оной). Например, в двенадцать лет у меня состоялся 11-минутный разговор с отцом, по сей день определяющий наши с ним отношения. Я, конечно, не утверждаю, что все на свете произошло за этот конкретный отрезок времени, но сейчас кажется, будто все главные события моего детства, связанные с отцом, вместились именно в эти одиннадцать минут.
Анна заворожена, хотя и ошарашена.
Г р э м (с улыбкой). Я считаю, что мозг очень подвижен применительно ко всему, что касается понятия времени.
А н н а. Вы имеете в виду выражение «время летит»?
Г р э м. Да. Я бы сказал, что ваше впечатление от первого года вашего брака, промелькнувшего так быстро, свидетельствует о многом. Или может свидетельствовать.
А н н а. Как давно вы не виделись с Джоном?
Г р э м. Девять лет.
А н н а. Девять лет?
Г р э м. Да. Я был удивлен, что он разрешил мне остановиться у вас, пока я найду собственное пристанище.
А н н а. Почему удивлены? Вы что, недостаточно хорошо знали друг друга?
Г р э м. Я знал его более чем хорошо. Мы были предельно близки, пока я не слинял.
Пауза.
А н н а. А почему вы слиняли?
Г р э м. По множеству причин, большинство из которых скучны. Но до того, как... слинять... мы с Джоном были очень похожи.
А н н а. В это трудно поверить. По-моему, ничего общего.
Г р э м. Думаю, теперь мы совсем не похожи. Наверное, на этот раз я готов наконец воспользоваться вашим туалетом.
Грэм встает и направляется к ванной. Анна наблюдает за ним с какой-то неопределенной улыбкой. Услыхав, что дверь закрылась, она не может удержаться от желания рассмотреть его пожитки.
В ванной Грэм всюду сует свой нос, рассматривает медицинские принадлежности, обнюхивает полотенца.
Д ж о н (голос за кадром). Вызовите полицию.
11
Дом Джона и Анны Милани. Вечер.
Джон, Грэм и Анна за ужином.
Д ж о н (Грэму). Это было первое, что промелькнуло у меня в голове, когда я тебя увидел. Я подумал, это уже не тот человек, который когда-то голым проехал на мотоцикле сквозь толпу возвращавшихся с парада людей.
А н н а (Грэму). Вы это сделали?
Г р э м. У каждого есть прошлое.
Д ж о н (улыбаясь, Грэму). Как, по-твоему, что сделали бы греки с одеждой, которую ты носишь?
Г р э м. Сожгли бы, наверное.
Джон отпивает виски «шивас».
Г р э м (Анне). Еда великолепна.
А н н а. Спасибо.
Д ж о н. Да, неплохо. Обычно Анна слишком перекладывает соль. Я ей все время говорю: захочется — всегда можно добавить, но изъять ее из блюда уже нельзя.
Г р э м (Анне). Ваша семья тоже здесь живет?
А н н а (кивает, продолжая жевать). Отец, мать, сестра.
Г р э м. Сестра старшая или младшая?
А н н а. Младшая.
Джон делает большой глоток виски.
Г р э м. Вы близки с ней?
Грэм видит, как Анна и Джон обмениваются взглядами.
Г р э м. Простите, я, кажется, снова сую нос не в свое дело.
Д ж о н. А что, ты уже успел?
Г р э м. Да, сегодня днем. Я пытал Анну по поводу вашего брака.
Д ж о н. Серьезно? Ну и что из этого вышло?
Г р э м. Она держалась отлично.
Анна смеется.
Г р э м (Анне). Итак, я спросил про вашу сестру.
Улыбка Анны тает. Джон снова начинает есть.
А н н а. Мы неплохо ладим. Только она очень... она экстраверт. Мне кажется, она слишком шумная. Наверное, она со мной не согласится. Наверняка не согласится.
Д ж о н (Грэму). Ты собираешься встречаться с Элизабет, пока ты здесь?
Понять, как реагирует Грэм, почти невозможно.
Г р э м. Я не знаю.
А н н а (заинтересованно). Кто такая Элизабет?
Д ж о н. Девушка, с которой встречался Грэм. Все еще живет тут, насколько я знаю.
Грэм молча ест.
А н н а. Мы с Грэмом обсуждали квартирный вопрос, и я посоветовала ему поискать неподалеку от парка — там много славных маленьких домиков с гаражами и всем прочим.
Д ж о н (Грэму). Держись подальше от парка. Там опасно. Не знаю, какого рода квартиру ты подыскиваешь, но и в других местах полным-полно подходящих однокомнатных помещений.
Г р э м. Я бы только обрадовался, если бы мне вообще не надо было где-то жить.
Д ж о н (смеется). Что ты хочешь этим сказать?
Грэм задумывается на минуту, затем кладет брелок с единственным ключом на стол.
Г р э м. Видишь ли, сейчас у меня есть только один этот ключ, и мне это нравится. Все, что мне принадлежит, находится в машине. Если я найму квартиру, у меня будет уже два ключа. Если я найду работу, там тоже придется что-то отпирать или запирать время от времени, а это означает еще больше ключей. Я куплю что-то, буду бояться грабителей, заведу замки, и число ключей опять увеличится. А мне нравится иметь только один ключ. В этом есть что-то чистое, понимаете?
Грэм смотрит на брелок, прежде чем убрать его в карман.
Д ж о н. Когда обзаведешься жильем, избавься от машины, и у тебя опять будет только один ключ.
Г р э м. Но мне нравится иметь машину, это очень важно — иметь машину.
Д ж о н. Особенно, если откуда-то надо срочно сматываться.
Г р э м. Или куда-то смотаться.
Анна относит свою тарелку на кухню.
Д ж о н (улыбаясь, Грэму). Ты платишь налоги?
Грэм тоже встает с пустой тарелкой в руке.
Г р э м. Налоги? Разумеется, плачу. Только лжецы не платят налоги, а я не лжец. Лжецы на втором месте среди низших форм человеческого естества.
А н н а (из кухни). А кто на первом?
Г р э м. Юристы.
Джон, задумавшись о чем-то, улыбается. Грэм следует на кухню к Анне. Джон кричит им вслед.
Д ж о н. Эй, Анна, почему бы тебе не помочь Грэму в поисках жилья? Покажи ему, как изменился город.
Анна смотрит на Грэма.
А н н а. Хотите?
Г р э м. Да.
А н н а (кричит Джону). Ладно, я поеду!
Джон, оставшийся за столом и поигрывающий собственным брелоком для ключей, кивает головой.
12
Дом Джона и Анны Милани. Ночь. Все спят — кроме Анны. Она встает с постели и прокрадывается в спальню Грэма. Осторожно подходит к его кровати и наблюдает за ним спящим. Лунный свет ласкает его умиротворенное сном лицо. Вздохнув, он поворачивается спиной к Анне.
Она поднимает его пиджак и ощупывает его. Затем подносит к лицу, вдыхает запах хозяина. И бесшумно кладет пиджак на место.
13
Квартира Синтии Бишоп. День.
Звонит телефон. Подходит Синтия.
С и н т и я. Алло.
Д ж о н. Синтия, это Джон. Встречаемся у меня дома ровно через час.
С и н т и я. Мерзавец. Приеду.
14
Сдаваемая внаем квартира. День.
Грэм и Анна осматривают комнату. Их шаги тяжело отдаются на деревянном полу. Тут же мистер Миллер, владелец квартиры. Похоже, его заинтересовала Анна.
М и л л е р. Здесь достаточно места для двоих.
Г р э м. Речь идет обо мне одном.
М и л л е р. Студент?
Г р э м. Нет. (Пауза.) Так, говорите, триста пятьдесят?
М и л л е р. И задаток за первый и последний месяц.
Г р э м. Вы согласны на помесячную оплату?
М и л л е р. Но не за триста пятьдесят.
Г р э м. А если пятьсот?
Миллер переводит взгляд с Грэма на Анну и обратно.
М и л л е р. Это можно.
15
Дом Джона и Анны. День.
Входит Синтия. Осматривается.
С и н т и я. Джон?
Д ж о н (из глубины квартиры). Сюда!!
Синтия проходит в спальню, где совершенно голый Джон лежит на постели. Она улыбается и сбрасывает туфли.
С и н т и я. Ты прямо как с картинки.
Синтия начинает раздеваться. Кладет бриллиантовые сережки на штифтах в карман пиджака и кидает его на пол. Затем залезает в кровать к Джону.
А н н а (голос за кадром). Может, ты и поймешь это, ты ведь знаешь Джона, но иногда он смущает меня.
Г р э м (голос за кадром). В каком смысле?
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 28.08.2011, 00:44 | Сообщение # 3 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Секс, ложь и видео / Sex, Lies, and Videotape (1989) Киносценарий
(продолжение)
16
Кафе. День.
Грэм и Анна завтракают. Анна, похоже, слегка перебрала с вином. Грэм пьет содовую с наполнителями.
А н н а. Трудно объяснить. Это словно... Джон ведет себя со всеми одинаково, понимаешь? Он так же рад свиданию с первым встречным, как и при виде меня. Вот мне и кажется, чем же я отличаюсь от какого-то знакомого, если он и с ним и со мной одинаков? Если кто-то мне не нравится, я не веду себя с ним так, как будто он мне нравится. Наверное, поэтому многие считают, что я сука.
Она делает глоток вина.
Г р э м. Да, знаю. То есть я не хотел сказать, что знаю людей, считающих тебя сукой, просто я знаю, о чем ты говоришь. А я даже и не знал, что тебя считают сукой. Это в самом деле так?
А н н а. По-моему, так.
Г р э м. Гм. Может, ты и в самом деле сука. Но мне все равно.
Анна улыбается.
Г р э м. Некоторые люди не притягивают меня — я и не трачу на них время.
А н н а. Верно, верно. И я не испытываю притяжения от многих. А Джон другой.
Грэм кивает.
А н н а. Можно сказать тебе кое-что личное? По-моему, тебе можно. А Джону сказать этого не могу. И не скажу. Ни за что.
Г р э м. Как хочешь. Только предупреждаю: если ты скажешь мне нечто личное, я могу сделать то же самое.
А н н а. Ладно. Я думаю, что... По-моему, секс переоценивают. Все придают ему слишком большое значение. И то, что говорят, будто женщинам он также необходим, я считаю чепухой. Я не говорю, что он вовсе не нужен женщинам, просто мне кажется, он им нужен не из-за того, из-за чего... мужчинам кажется... он им нужен... (Улыбается.) Я запуталась.
Грэм улыбается.
А н н а. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать?
Г р э м. По-моему, да. Я где-то читал, что мужчины приучаются любить того, кого желают, в то время как женщины все больше и больше начинают хотеть именно того человека, которого они любят.
А н н а. Да! Да! Я думаю, это очень верно. Очень.
Грэм наблюдает за тем, как Анна потягивает вино.
Г р э м. А как же дети?
А н н а. Дети? Что дети?
Г р э м. Ты хочешь иметь детей?
А н н а. Да, вообще-то. А Джон — нет. Во всяком случае, не сейчас.
Г р э м. Почему?
А н н а. Не знаю. Говорит, что хочет подождать. Я перестала спрашивать.
Грэм кивает.
А н н а. Ну и где твое личное? Ты вправду хочешь мне что-то сказать?
Г р э м. А ты этого хочешь?
А н н а. Если это не что-то вульгарное, ну, какой-нибудь шрам или что-то в этом роде. Это должно быть такое же личное, как мое — про тебя.
Г р э м. Ладно.
Грэм делает глоток содовой.
Г р э м. Я — импотент.
Анна внимательно на него смотрит.
А н н а. В смысле?
Г р э м. Импотент.
А н н а. Это серьезно?
Г р э м. Ну, скажем так: в присутствии партнера у меня не происходит эрекции. Таким образом, на практике я импотент.
Анна делает огромный глоток вина. Грэм закуривает сигарету.
А н н а. Это тебя беспокоит?
Г р э м (вдыхая дым). Как правило, нет. Честно говоря, я знаю не так много парней, способных хоть как-то соображать во время эрекции, так что мне кажется, я дам любому из них несколько очков форы по части самоконтроля.
А н н а. Ну... а это смущает тебя?
Г р э м. Вообще я застенчив, но не так, как ты. Ты, наверное, самая привлекательная из всех застенчивых особ, что я встречал в жизни.
А н н а. Почему ты считаешь меня застенчивой?
Г р э м. Потому что я наблюдал за тобой. Наблюдал за тем, как ты ешь, наблюдал за тем, как ты говоришь, наблюдал за тем, как ты двигаешься,— и видел человека, крайне стесняющегося того, что на него смотрят. Я думаю, ты в самом деле веришь, что люди непрестанно смотрят на тебя. И знаешь что?..
А н н а. Что?
Г р э м. Им есть на что смотреть. Анна, от тебя даже дух захватывает. Я не уверен, что ты осознаешь, какое впечатление производишь на окружающих. Мужчины хотят обладать тобой, женщины — походить на тебя. И те, кому не удается ни то, ни другое — негодуют. А то, что ты вдобавок ко всему еще и славная, только ухудшает ситуацию.
А н н а (размышляя). Мой психоаналитик говорит, что...
Г р э м. Ты ходишь к психоаналитику?
А н н а. А ты — нет?
Г р э м. Ха! Нет, я — нет. Вообще-то я ходил, но мой психоаналитик оказался никудышным и не помог мне справиться с моими проблемами. Я ему, правда, нес околесицу, так что он вроде и не виноват...
А н н а. Так ты не веришь в психотерапию?
Г р э м. Верю, что в принципе кому-то она может помочь. Но мне лично все это кажется глупостью. И я сочинил собственную теорию, которая гласит: никогда не прислушивайся к советам представителя противоположного пола, если не знаешь его достаточно близко.
А н н а. Но мой психоаналитик знает меня достаточно близко.
Г р э м (изумлен). Ты занималась любовью со своим психоаналитиком?
А н н а. Разумеется, нет.
Г р э м. А, понятно, я так и думал. Это не идет вразрез с моей теорией.
А н н а. Прости, что спрашиваю, но ты-то откуда знаешь?
Г р э м (улыбается). Я же не всегда был импотентом.
Анна делает еще один глоток и на минуту задумывается.
А н н а. Итак, ты сказал, никогда не следуй советам того, кого не знаешь достаточно близко, верно?
Г р э м. В общем, так.
17
Синтия уходит. На прощание одаривает Джона сладким поцелуем.
А н н а (голос за кадром). Значит, поскольку я никогда любовью с тобой не занималась, то, следуя твоему же совету, я не должна следовать твоим советам.
Г р э м (голос за кадром). Точно. (Пауза) Ничего себе дилемма, да?
В ушах Синтии нет бриллиантовых сережек на штифтах.
18
Кабинет врача. День.
А н н а. Ну, я не знаю. Началась неделя неплохо, но потом, когда я поливала растения во дворе, у меня закружилась голова от жары, я подумала о парниковом эффекте, пошла в дом, включила кондиционер на полную мощность и почувствовала себя лучше, но тут стала думать о родоне, проникающем сквозь пол и...
Д о к т о р. Проникающем родоне?
А н н а. Да, это такой радиоактивный газ, содержащийся в земле; дома, как магниты, вытягивают его из почвы — вы что, никогда об этом не слышали?
Д о к т о р. Нет, не слышал.
А н н а. Между прочим, когда он накапливается, то результат бывает не слишком хороший, позволю себе заметить. (Пауза.) Знаю, что не должна была поливать эти цветы.
Д о к т о р. У вас была ссора с Джоном из-за гостя?
А н н а. Какого гостя?
Д о к т о р. Друга Джона, который остановился в вашем доме.
А н н а. А, вы о Грэме. Нет, я с ним об этом не говорила. На самом деле это даже оказалось довольно забавно. Я ждала, что Грэм окажется чем-то... вроде Джона, понимаете? Он же говорил, что они вместе ходили в школу, и я ждала, что они будут без конца вспоминать, как напивались, потихоньку лапали девчонок и все в таком роде. Но он оказался таким... знаете, у него такой характер — как бы из мира искусства, но нормальный, понимаете?
Д о к т о р. Он все еще живет у вас?
А н н а. Нет, уехал на прошлой неделе.
Д о к т о р. Он показался вам привлекательным?
А н н а. Что вы имеете в виду — физически?
Д о к т о р. Я задам вопрос иначе. Он привлек вас?
А н н а (задумывается). Пожалуй, но не внешним видом. Просто он иной, какой-то новый, с кем можно поговорить. Я страшно устала обсуждать со знакомыми, покупать автофургон или нет. Это так скучно. Не знаю. Он как-то не похож на других. И его беспокоит проблема правды, он честен, и мне это понравилось, я чувствовала себя с ним спокойно. (Пауза.) После его отъезда мне приснилось, что он снял у нас комнату для гостей.
С и н т и я (голос за кадром). А откуда он?
19
Квартира Синтии Бишоп. День.
Анна стоя наблюдает за тем, как Синтия одевается перед уходом на работу.
А н н а. Я не знаю. В школе он учился здесь, потом некоторое время жил в Нью-Йорке, переехал в Филадельфию и с тех пор просто путешествует.
С и н т и я. Славно. А как он выглядит, похож на Джона?
А н н а. Нет, совсем не похож. Да мне кажется, Джон к нему охладел. Он сказал, что Грэм стал вести себя странно.
С и н т и я. В самом деле? Я хочу сказать, он и в самом деле странный?
А н н а. Нет, не совсем. То есть если бы я встретила его на улице, я бы тоже так подумала, но поговорив с ним... Он просто... ну не такой, как все, что ли.
С и н т и я. Ага. А как он выглядит?
А н н а. Зачем тебе?
С и н т и я. Просто хочу знать, какой он. И все.
А н н а. Чтобы закадрить его?
С и н т и я. Господи, Анна, не заводись. Я просто спросила, какой он.
Анна ничего не говорит.
С и н т и я. К тому же даже если бы мне пришло в голову затрахать его до смерти, тебе-то какое до этого дело?
А н н а. Тебе обязательно надо было это произносить?
С и н т и я. Что?
А н н а. Ты прекрасно знаешь, что. Ты сказала это, чтобы подразнить меня.
С и н т и я. Я сказала потому, что это — емкое выражение.
А н н а. Ну, как бы то ни было, он не произвел на меня впечатление человека, которому такие вещи пришлись бы по вкусу.
С и н т и я. Анна, ты всегда меня недооцениваешь.
А н н а. Хотела бы я знать, почему.
С и н т и я. По-моему, ты боишься соперничества. Боишься, что он безоговорочно выберет меня.
А н н а. Ах, ради Бога. Честно, ну честно, Синтия, я не считаю, что он в твоем вкусе.
С и н т и я. «В моем вкусе»? Откуда ты знаешь, что в моем вкусе?
А н н а. Могу себе представить.
С и н т и я. Ты даже и понятия не имеешь. Слушай, я не знаю, зачем мы все это обсуждаем; я просто позвоню ему сама - и все.
А н н а. У него нет телефона.
С и н т и я. Ну, позвоню, когда установят.
А н н а. Не установят.
С и н т и я. Что ты хочешь этим сказать?
А н н а. Он не хочет заводить телефон, он не любит болтать по телефону.
С и н т и я. Надо же какой! Ладно, тогда дай мне адрес этого дзен-буддиста, я найду предлог, чтобы заскочить.
А н н а. Сначала я спрошу у него.
С и н т и я. Зачем? Дай мне адрес, я о тебе и не упомяну.
А н н а. Я не считаю себя вправе давать тебе его адрес, чтобы ты могла прийти туда и...
С и н т и я. И что?
А н н а. И... делать, что тебе заблагорассудится.
Синтия громко смеется. Анна, вконец раздосадованная, наблюдает, как сестра ищет что-то в шкатулке с драгоценностями.
А н н а. Что-то потеряла?
С и н т и я. Чертова бриллиантовая сережка — стоила офигительно дорого.
А н н а. Ты будешь покупать что-нибудь маме на день рождения?
С и н т и я. Не знаю — открытку пошлю или еще что-нибудь.
А н н а. Открытку? На пятидесятилетие?
С и н т и я. А чем плоха открытка?
А н н а. По-твоему, она не заслужила чего-либо получше открытки? Эта женщина произвела тебя на свет. Ей исполняется пятьдесят лет...
С и н т и я. Хватит, а? Боже.
А н н а. Я просто подумала, может...
С и н т и я. Хорошо, Анна, хорошо. Давай так, купи что-нибудь славное, я оплачиваю половину, идет?
А н н а. Ладно.
С и н т и я. Вот и хорошо. А теперь, прошу прощения, но мне пора на работу.
20
Кабинет врача. День.
А н н а. Я думаю, мне следует прекратить сеансы.
Д о к т о р. Откуда такие мысли?
А н н а. Я об этом думала уже некоторое время, а потом поговорила с одним человеком, и он как-то сразу многое прояснил.
Д о к т о р (улыбаясь). Мне казалось, что это делаю я. А кто был этот человек?
А н н а. Этот парень Грэм, я вам о нем говорила. Он сказал, что следовать советам человека, которого не знаешь с интимной стороны, это... ну, он много чего говорил.
Доктор вздыхает, задумывается на мгновение.
Д о к т о р. Анна, в жизни нельзя забывать о подводных течениях. Вам не приходило в голову, что у Грэма могли быть личные причины не рекомендовать вам сеансы психоанализа?
А н н а. О чем вы? Я не понимаю.
Д о к т о р. Вполне возможно, что у Грэма есть тайные причины неприятия психоанализа и психоаналитиков. Быть может, у него есть проблемы, с которыми он не может справиться, и ему хочется, чтобы и другие люди — вы, например,— барахтались со своими неприятностями, так же, как и он. Такое возможно?
А н н а. Думаю, да.
Д о к т о р. Вы понимаете, что можете свободно отказаться от терапии в любое время?
А н н а. Да.
Д о к т о р. Что у вас нет передо мной никаких обязательств?
А н н а. Да.
Д о к т о р. Хотите прекратить лечение?
А н н а. Не очень.
Д о к т о р. Считаете ли вы, что испытываете облегчение?
А н н а. Да.
Д о к т о р. Я рад, что вам так кажется, потому что и я так думаю.
А н н а. Но вами не руководят скрытые мотивы, правда?
Доктор смеется. Анна не вторит ему.
21
Квартира Грэма. День.
На телевизионном экране возникают образы, запечатленные восьмимиллиметровой видеокамерой. Грэм, голый, сидит на покрытом простыней стуле и смотрит на экран. Он просматривает запись, им самим отснятую, на которой он расспрашивает девушку о ее сексуальных пристрастиях. Запись сделана с руки и очень безжалостна. Чем откровенней становятся вопросы, тем больше возбуждается Грэм. Во входную дверь стучат. Он спокойно выключает видеоплеер и встает, заворачиваясь в простыню.
Г р э м. Не заперто.
Грэм проходит в спальню, чтобы одеться. Анна открывает дверь и входит в квартиру.
А н н а. Привет!
Г р э м (из другой комнаты). Анна, привет.
А н н а. Ты чем-то занят?
Г р э м (из спальни). Ничего такого, что нельзя было бы отложить.
А н н а (озираясь по сторонам). Я просто хотела посмотреть, как тут все выглядит с мебелью.
Г р э м (по-прежнему из спальни). Боюсь, смотреть не на что. Я приверженец минимализма.
А н н а. А я думала, тут книги. Думала, у тебя их прорва и ты читаешь с утра до вечера.
Грэм входит в комнату.
Г р э м. Я в самом деле много читаю. Но книги я беру в библиотеке. Так дешевле. И беспорядка нет.
Анна подходит к столу, на котором установлена видеоаппаратура.
Грэм пристально на нее смотрит. Она заглядывает в большую коробку с видеокассетами. На каждой кассете — наклейка. Наклейки выглядят следующим образом:
«ДОННА, 11 ДЕКАБРЯ, 1986. 1:07:36». И так далее. Всего — около тридцати или сорока кассет.
А н н а. Что на них?
Г р э м. Видеозаписи.
А н н а (улыбаясь). Это-то я вижу. А что за записи?
Грэм вздыхает.
Г р э м. Личный проект, над которым я работаю.
А н н а. А что за личный проект?
Г р э м. Ну просто личный проект, как все другие личные проекты. Только мой чуть более личный.
А н н а. Кто такая Донна?
Г р э м. Донна?
А н н а. Донна. На этой кассете написано «Донна».
Г р э м (задумавшись.) Донна была моей знакомой во Флориде.
А н н а. Твоей девушкой?
Г р э м. Не совсем.
Анна снова заглядывает в коробку.
А н н а. Почему здесь только женские имена?
Грэм задумывается.
Г р э м. Потому что мне больше нравится интервьюировать женщин, чем мужчин.
А н н а. Здесь только одни интервью?
Г р э м. Да.
А н н а. Можно посмотреть хоть одно?
Г р э м. Нет.
А н н а. Почему?
Г р э м. Потому что я пообещал каждой интервьюируемой, что никто не увидит этих записей, кроме меня.
Анна долго смотрит на Грэма, затем переводит взгляд на кассеты.
А н н а. А... А о чем эти интервью?
Г р э м. Интервью... о сексе, Анна.
А н н а. О сексе?
Г р э м. Да.
А н н а. А в каком смысле «о сексе»?
Г р э м. Все о сексе.
А н н а. Например?
Г р э м. Например, что они делали, что делают, чего не делают, чего им хотелось бы, но они боятся попросить, что они ни за что не сделают, даже если их попросят. Все, что мне приходит в голову.
А н н а. Ты просто задаешь им вопросы?
Г р э м. Да.
А н н а. А они просто отвечают?
Г р э м. В основном. Иногда проделывают разные штуки.
А н н а. С тобой?
Г р э м. Нет, не со мной, а для меня, для камеры.
А н н а (ошалев). Я не... почему... почему ты это делаешь?
Г р э м. Прости, что так все вдруг выяснилось.
А н н а. Это так... так...
Г р э м. Может, ты хочешь уйти?
А н н а. Да, хочу.
Анна кивает и рассеянно бредет к двери. Прежде чем уйти, она с изумлением смотрит на Грэма.
22
Дом Джона и Анны Милани. День.
Анна разговаривает по телефону с Синтией.
А н н а (все еще потрясена). Я не... он не хочет, чтобы ты приходила.
С и н т и я. Что значит, не хочет, чтобы я приходила? Ты что, рассказывала ему обо мне?
А н н а. Нет, не рассказывала.
С и н т и я. А почему?
А н н а. Потому что до этого не дошло.
С и н т и я. Почему же?
А н н а. Потому. Синтия, знаешь, Джон был прав. Грэм действительно странный. Очень странный. Ты не должна с ним связываться.
С и н т и я. Какого черта у вас там произошло? Он что, к тебе приставал?
А н н а. Нет!
С и н т и я. Тогда в чем дело? Кто этот придурок? Он что, на куколок дрочит?
А н н а. Нет, ничего подобного.
С и н т и я. Тогда что? Он опасен?
А н н а. Нет, он не опасен. Физически не опасен.
С и н т и я. Так что же?
А н н а. Не хочу об этом говорить.
С и н т и я. Зачем же ты мне звонишь?
А н н а. Не знаю.
Анна вешает трубку.
23
Квартира Синтии Бишоп. День.
Синтия выходит из душа. Звонит телефон. Она заворачивается в полотенце и берет трубку.
С и н т и я. Алло.
Д ж о н. Синтия, это Джон.
С и н т и я. Не сегодня. У меня другие планы.
Д ж о н. Ох! (Пауза.) А когда?
С и н т и я. Почему бы тебе не пригласить меня на обед?
Д ж о н. Ты знаешь, что я имею в виду.
С и н т и я. Да, я знаю, что ты имеешь в виду.
Синтия кладет трубку.
24
Квартира Грэма. День.
Грэм сидит, курит сигарету. В дверь стучат.
Г р э м. Не заперто.
Входит Синтия. Грэм смотрит на нее.
Г р э м. Кто вы?
С и н т и я. Я Синтия Бишоп.
Г р э м. Я вас знаю?
С и н т и я. Я сестра Анны Милани.
Г р э м. Экстравертка.
С и н т и я (улыбаясь). У нее, видно, было хорошее настроение, если она так сказала. Обычно она называет меня громыхалой.
Г р э м. Это она тоже говорила. Могу я спросить, как вы оказались здесь?
С и н т и я. Хотите, чтобы я ушла?
Г р э м. Я просто хочу знать, почему вы здесь.
С и н т и я. Как я уже объяснила, Анна — моя сестра. Сестры имеют обыкновение болтать. Остальное домыслите сами.
Г р э м. Не могу. Я считаю нездоровым оценивать людей, которых я не знаю, или беседы, которых я не слыхал. Я не знаю, что вы и ваша сестра говорили обо мне и о чем-то еще. Последний раз, когда я видел Анну, она ушла отсюда очень... я бы сказал смущенной. И расстроенной.
С и н т и я. Она и до сих пор такая.
Г р э м. И вы пришли сюда, чтобы отчитать меня за то, что я довел ее до такого состояния?
С и н т и я. Неа.
Г р э м. Она не сказала вам, что ее расстроило?
С и н т и я. Неа.
Г р э м. Она дала вам мой адрес?
С и н т и я. Неа.
Г р э м. Как вы меня нашли?
С и н т и я. А у меня приятель работает в электрокомпании.
Г р э м. Я не понимаю. Почему вам захотелось прийти сюда? Я не думаю, что мой портрет, нарисованный Анной,— выглядел так уж лестно.
С и н т и я. Ну, я не больно доверяю ей, когда речь заходит о мужчинах. Взять хотя бы Джона— бог ты мой. А вы ведь учились с ним в школе, верно? Вы, наверное, друзья, так?
Г р э м. Неа. По-моему, он лжец.
С и н т и я (улыбается). Думаю, вы правы. Так вот, я приперлась сюда, чтобы узнать, с чего это Анна так паникует; скажи, что произошло.
Г р э м (улыбается). «Паникует». (Показывает на коробку с видеокассетами.) Эта коробка ввергла Анну в «панику».
Синтия подходит к коробке, заглядывает в нее и долго изучает наклейки.
С и н т и я. Ага, ясно. Я, кажется, поняла.
Г р э м. Поняли — что?
С и н т и я. На них, должно быть, что-то связанное с сексом, потому что только этим дерьмом можно напугать Анну до полусмерти. На этих ваших кассетах снято, как вы трахаетесь со всеми этими девушками или что-то в этом роде?
Г р э м. Не совсем.
С и н т и я. Так да или нет, первое или второе?
Г р э м. Почему бы вам не позволить мне снять вас?
С и н т и я. И что я буду делать?
Г р э м. Говорить.
С и н т и я. О чем?
Г р э м. О сексе. О вашей сексуальной биографии, о ваших сексуальных пристрастиях.
С и н т и я. С чего вы взяли, что я буду обсуждать это с вами?
Г р э м. Ни с чего.
С и н т и я. Вы просто хотите задавать мне вопросы?
Г р э м. Я просто хочу задавать вам вопросы.
С и н т и я. И всё?
Г р э м. И всё.
С и н т и я (с коварной ухмылкой). Это вы так возбуждаетесь? Снимая женщин, рассказывающих об их сексуальном опыте?
Г р э м. Да.
С и н т и я. А кто-нибудь еще увидит эту запись?
Г р э м. Никто на свете. Это только для моих личных нужд.
С и н т и я. Как начнем?
Г р э м. Я включу камеру. Ты начнешь говорить.
С и н т и я. А ты — задавать вопросы?
Г р э м. Да.
С и н т и я. Как долго это продлится?
Г р э м. Зависит от тебя. У одной женщины на все ушло три минуты. Другая наговорила на три двухчасовые кассеты.
С и н т и я. Можно посмотреть какие-нибудь записи, просто, чтобы представить себе...
Г р э м. Нет.
С и н т и я (раздумывая). Я должна сидеть или стоять?
Г р э м. Как хочешь.
С и н т и я. Лучше сидя. Ты готов?
Г р э м. Одну минуту.
Грэм берет свою видеокамеру, вкладывает новую кассету и включает.
Г р э м. Запись начата. Твое имя?
С и н т и я. Синтия Патрисия Бишоп.
Г р э м. Опиши свой первый сексуальный опыт.
С и н т и я. Первый сексуальный опыт или первое сношение?
Г р э м. Первый сексуальный опыт.
С и н т и я (раздумывая). Мне было восемь лет. Майкл Грин, которому тоже было восемь, спросил, можно ли ему посмотреть, как я писаю. Я сказала, что можно, если он тоже покажет, как он писает. Он согласился, и мы пошли в лес за нашим домом. Мне все чудилось какое-то надувательство, потому что он не переставал повторять: «Дамы — вперед!» В общем, я сняла трусики и пописала, а он убежал прежде даже, чем я закончила.
Г р э м. А потом вы когда-нибудь это обсуждали с ним?
С и н т и я. Нет. Весь остаток лета он избегал меня, а потом его семья переехала. В Кливленд.
Г р э м. Как жаль. И когда же тебе удалось наконец увидеть пенис?
С и н т и я. В четырнадцать лет.
Г р э м. Вживе или на фотографии, или в кино, или еще как-то?
С и н т и я. Очень даже вживе.
Г р э м. И что ты подумала? Он выглядел так, как ты и предполагала?
С и н т и я. Не совсем. Я думала он гладкий, как пробирка, а он оказался весь в венах и складках.
Г р э м. Ты была разочарована?
С и н т и я. Нет. К тому же когда я пригляделась, он заинтересовал меня больше. Оказалось, у него есть характер, знаешь?
Г р э м. А когда ты его пощупала? Каков он был на ощупь и каким ты предполагала он будет?
С и н т и я. Он был теплее, чем я ожидала, и кожа была мягче, чем казалась на вид. Странно. Когда я думаю об этом сейчас, я понимаю, что орган казался мне чем-то отдельным, самостоятельной вещью. Я хочу сказать, что когда он его извлек и я смогла на него посмотреть и его потрогать, я совершенно забыла, что к нему прикреплен парень. Я помню, буквально остолбенела, когда этот парень заговорил со мной.
Г р э м. Что он сказал?
С и н т и я. Что прикосновение моей руки ему приятно.
Г р э м. Что произошло потом?
С и н т и я. Потом моя рука задвигалась, а он умолк.
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 28.08.2011, 00:44 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Секс, ложь и видео / Sex, Lies, and Videotape (1989) Киносценарий
(продолжение)
25
Квартира Грэма. День.
Синтия поправляет одежду, собираясь уходить. Вид у нее очень возбужденный. Ни она, ни Грэм не говорят и не дотрагиваются друг до друга.
26
Адвокатская контора. День.
Джон Милани берет трубку телефона и нажимает мигающую кнопку.
Д ж о н. Джон Милани.
С и н т и я. Я хочу тебя видеть.
Д ж о н. Когда?
С и н т и я. Немедленно.
Д ж о н. Боже, не знаю, как мне вырваться. Меня клиент ждет. Придется на бровях ходить и еще жонглировать.
С и н т и я. Уноси оттуда свои жонглерские яйца и мигом сюда.
Она вешает трубку. Джон раздумывает минуту, затем нажимает кнопку внутреннего телефона.
Д ж о н. Джанет, перенесите Кирклэнда на пятницу, если ему удобно. Постарайтесь все сгладить, скажите: неотложное дело. Я смоюсь через задний ход.
27
Квартира Грэма. День.
Грэм просматривает запись Синтии. Возбуждается.
С и н т и я (голос с экрана). Хочешь, чтобы я сняла трусы?
Г р э м (голос за кадром). Если хочешь. (Пауза.)
С и н т и я (голос на кассете). Тебе нравится, как я выгляжу?
Г р э м (голос на кассете). Да.
С и н т и я (голос на кассете). Я кажусь тебе хорошенькой?
Г р э м (голос на кассете). Да.
С и н т и я (голос на кассете). Я привлекательнее Анны?
Г р э м (голос на кассете). Ты другая.
28
Квартира Синтии Бишоп. День.
Синтия и Джон занимаются любовью.
С и н т и я (обращаясь к Грэму, голос с кассеты). Джон больше не трахается с Анной.
Г р э м (голос на кассете). Это он тебе сказал?
С и н т и я (голос на кассете). Без слов ясно.
У Синтии оргазм. Она сползает с Джона обливаясь потом.
Д ж о н. Господи Иисусе. Ты сегодня просто бешеная.
Синтия улыбается.
С и н т и я. Да. А теперь можешь идти.
Д о к т о р (голос за кадром). Я не смогу вам помочь, если вы не будете разговаривать со мной.
Оба молчат.
Джон начинает одеваться. Синтия лежит в постели, глаза закрыты, лицо безмятежно.
А н н а (голос за кадром). Я ненавижу свою сестру.
29
Кабинет врача. День.
Д о к т о р. Почему?
А н н а (бессвязно). Потому что она только и думает о парнях, за которыми увивается,— и я ненавижу ее, она поганенькая шлюшка — я так считала в школе и так считаю теперь. И почему люди придают такое значение сексу — тоже мне важность?! То есть у меня с этим все в порядке, но я не понимаю, когда люди теряют контроль и секс начинает доминировать, почему они допускают это?
30
Дом Джона и Анны Милани. Ночь.
Анна с открытыми глазами лежит в кровати возле Джона, который мирно спит.
Д о к т о р (голос за кадром). На свете много такого — и плохого и хорошего,— что может приобрести основополагающее значение в вашей жизни: религия, жадность, филантропия, наркотики.
А н н а (голос за кадром). Я знаю, но это... У меня такое чувство, что все до единого мои знакомые помешались на сексе.
Анна смотрит на Джона. Она медленно под простыней протягивает руку и берет его за пенис. Не просыпаясь, Джон поворачивается к ней спиной. Она снова обращает взгляд к потолку.
А н н а (голос за кадром). Кроме Джона, по-моему.
31
Дом Джона и Анны Милани. День.
Анна говорит с Синтией по телефону. Вид у Анны очень мрачный.
С и н т и я. Он только задавал мне вопросы.
А н н а. Вопросы какого рода?
С и н т и я. Вопросы о сексе.
А н н а. Ну, например?
С и н т и я. А если, например, я не хочу тебе отвечать?
А н н а. Значит, ты позволяешь совершенно чужому человеку задавать вопросы о твоей сексуальной жизни и записывать твои ответы на пленку, а родной сестре говорить не хочешь?
С и н т и я. Совершенно верно.
А н н а. Он просил тебя раздеться?
С и н т и я. Просил ли он меня раздеться? Нет, не просил.
А н н а. Но ты же разделась.
С и н т и я. Разделась.
А н н а (пораженная). Синтия!
С и н т и я. Что?!
А н н а. Зачем ты это сделала?
С и н т и я. Потому что мне хотелось.
А н н а. Но почему тебе хотелось?
С и н т и я. Мне хотелось, чтоб он посмотрел на меня.
А н н а. Синтия, кто может знать, куда попадет эта кассета. Он может ее... по какому-нибудь спутнику или еще что. Какой-нибудь старый извращенец из Южной Америки будет смаковать запись.
С и н т и я. Ничего подобного он не сделает.
А н н а. Ты не можешь быть абсолютно уверена.
С и н т и я. Теперь все равно слишком поздно, так ведь?
А н н а. Он тебя трогал?
С и н т и я. Нет. А я — трогала.
А н н а. Его?
С и н т и я. Нет, себя.
А н н а. Погоди... Ты хочешь сказать... ты говоришь... на его глазах.
С и н т и я. Да, Анна, на его глазах.
А н н а (серьезно). Ты влипла.
С и н т и я (смеется). Тебя послушать - в точности мама. О чем ты?
А н н а (в бешенстве). Я не верю, что ты это сделала!
С и н т и я. Почему?
А н н а. Я не могла бы этого сделать даже у Джона на глазах.
С и н т и я. Да ты вообще не могла бы этого сделать, и точка.
А н н а. Ты знаешь, о чем я говорю, ведь ты толком даже не знаешь его!
С и н т и я. А мне казалось, что знаю.
А н н а. Это не одно и то же. Ему и доверять-то нельзя, он... извращенец.
С и н т и я. Он безвреден. Он просто сидит и смотрит записи. Что тут особенного?
А н н а. Так у него целый каталог баб, щупающих себе всякие места? И тебя это не поражает?
С и н т и я. Нет. И я не уверена, что все они делали то, что делала я.
А н н а. Ты влипла по-крупному.
С и н т и я. Анна, я не понимаю, почему это так тебя пугает. Не ты же это сделала, а я, и если это не беспокоит меня, тебе-то что до этого?
А н н а. Я не хочу ничего обсуждать.
С и н т и я. Тогда чего ради ты меня расспрашиваешь?
32
Бар. День.
Синтия подает пиво некоему Дуду. Он кладет деньги на стойку и смотрит на нее.
Д у д (подражая Марлону Брандо). Ты — убийца?
С и н т и я. Простите?
Д у д (всё еще в манере Брандо). Ты мальчик на посылках, посланный бакалейщиком за... оплатить счет.
Анна входит в бар с пакетом в руках.
Д у д (Синтии). Да очнись же ты — это же Брандо, Брандо!
С и н т и я. Блеск. Но вы должны меня извинить.
Синтия передвигается вдоль стойки навстречу Анне.
А н н а. Жаль, что у тебя нет автоответчика.
С и н т и я. Тут тоже есть телефон.
Анна. Он вечно занят.
Анна вынимает из пакета прелестный сарафан.
А н н а. Ну — вот.
С и н т и я. Что это?
А н н а. Сарафан.
С и н т и я. Похож на скатерть.
А н н а. Ничего подобного.
С и н т и я. И на что ей сарафан? У нее на плечах веснушки и вены варикозные.
А н н а. Рано или поздно и у тебя так будет.
С и н т и я. Да, и тогда мне не придет в голову расхаживать в сарафане.
В баре звонит телефон.
А н н а. Я только хотела...
С и н т и я. Да погоди ты.
Синтия проходит в другой конец бара к аппарату. Дуд наблюдает за ней. Потом поворачивается к Анне, глядя на нее оценивающим взглядом. Он из тех, кто времени даром не теряет.
Д у д. Славное платьице.
Анна хранит молчание.
Д у д. Хочешь послушать, как я копирую Уолтера Маттау? Тебе понравится. (Под Маттау.) «Феееликс, ты что, дурноооооой?» (Нормальным голосом.) Здорово, да?
Синтия берет трубку.
С и н т и я. Алё.
Д ж о н. Синтия, это Джон.
С и н т и я. Ох и вовремя же ты. Твоя жена здесь, позвать?
Д ж о н. Она там? Что она там делает?
С и н т и я. Пришла показать подарок, который мы с ней покупаем для твоей тещи.
Д ж о н. А-а. Когда я тебя увижу?
С и н т и я. Не знаю. Я не уверена, что мне удастся воспроизвести ту степень страсти, что я продемонстрировала в прошлый раз.
Д ж о н. Отчего бы не попытаться?
С и н т и я. Боюсь, моей сестре это не придется по нраву.
Д ж о н. Ты хочешь, чтобы я тебе больше не звонил?
С и н т и я. Слушай, я тебе сама позвоню, хорошо?
Синтия вешает трубку и возвращается к Анне.
С и н т и я. Так каков мой вклад в сарафан?
А н н а. Тридцать два доллара.
Синтия вынимает тридцать пять долларов из кармана джинсов и наблюдает за тем, как Анна убирает деньги.
С и н т и я. И не беспокойся ты о платье. Уверена, оно ей понравится.
Д у д (Анне и Синтии). Эй! А как насчет Тома Брока? Никто его не может скопировать. (Под Тома Брока.) «В Иране сегодня...» [...]
34
Квартира Грэма. День. Грэм читает книгу. В дверь стучат.
Г р э м. Не заперто.
Синтия входит с весьма решительным видом.
Г р э м. Привет.
С и н т и я. Приветик.
Грэм откладывает книгу. Минуту всматривается в девушку, а затем затягивается сигаретой.
С и н т и я. Слушай, лучше уж я сразу перейду к делу и объясню, зачем сюда пожаловала, ладно?
Г р э м. Ладно.
С и н т и я. Я хочу сделать еще одну запись.
Грэм размышляет с минуту.
Г р э м. Нет.
С и н т и я. Нет? Ну, одну-единственную?
Г р э м. Я никого не снимаю больше одного раза. Прости.
С и н т и я. И тебя не переубедить?
Г р э м. Нет. Попроси кого-нибудь еще.
С и н т и я. Черта с два кто-нибудь согласится это сделать для меня.
Г р э м. Я уверен, немало обитателей этого города, относящих себя к его мужской половине, изъявит готовность.
С и н т и я. Но я хочу, чтоб это сделал ты — человек, который задает такие умные вопросы и ведет себя разумно, человек, с которым можно вступить в игру и не бояться, что он тебя подставит.
Г р э м. Ух ты. Ладно, я это заслужил. Синтия, ты что, не понимаешь? Лишь в первый раз все происходит спонтанно, потом — нет. Поезд ушел. Посмотри на кассеты, на каждой наклейке только одна дата. Я никогда никого не записывал дважды.
С и н т и я. Так сделай исключение.
Г р э м. Нет.
С и н т и я. А если записать на ту кассету, что мы уже записывали? Дата останется старой и кассета — тоже. Никто и не узнает.
Г р э м. Я буду знать.
С и н т и я. Так что, черт возьми, мне теперь делать?
Г р э м. Синтия, я не знаю.
С и н т и я. Поверить не могу, что ты способен так поступить со мной после того, как я позволила тебе меня снимать.
Г р э м. Прости. Я не могу.
С и н т и я. Черт подери. Тогда верни мне кассету.
Г р э м. Нет.
Синтия бросается к коробке с кассетами. Грэм пытается остановить ее.
С и н т и я (перерывая коробку). Эта ебаная запись принадлежит мне, ты, дырка в жопе...
Грэм проворно схватывает ее за запястья.
Г р э м (в гневе). Нет!!! Я предупредил тебя об условиях заранее, и ты согласилась. Это моя кассета. Я ее просматриваю. Я ее беру в руки, и никто больше.
Синтия и Грэм долго смотрят друг на друга.
Г р э м. Пожалуйста, уходи, я хотел бы, чтоб ты теперь ушла.
Синтия продолжает смотреть на него.
С и н т и я. Хорошо, хорошо.
Она выходит.
35
Дом Джона и Анны Милани. Ночь. Джон и Анна лежат в постели. Свет погашен. У Анны сна ни в одном глазу, а Джон уже почти отключился. Он переворачивается и кладет на нее руку. Она встает и садится на стул возле кровати.
А н н а. Джон!
Д ж о н. Мммммм...
А н н а. Я звонила тебе во вторник в полчетвертого, и мне сказали, что тебя нет. Ты помнишь, где ты был?
36
Квартира Синтии Бишоп. День. Джон и Синтия лежат в кровати и целуются. Часы Джона на полу возле кровати показывают 15 часов 11 минут.
37
Дом Джона и Анны Милани. Ночь.
Д ж о н. Во вторник? Я задержался на ланче.
А н н а. А тебе не передали, что я просила перезвонить мне?
38
Дом Синтии Бишоп. День.
Джон выходит из квартиры Синтии и направляется прямиком домой, приветствует Анну на пороге собственной обители.
39
Дом Джона и Анны Милани. Ночь.
Д ж о н. Передали. Но я был занят.
А н н а. Вот ведь интересно, а я ничего и не просила передать.
Джон потихоньку начинает просыпаться.
Д ж о н. Ну так, значит, мне передали какую-то старую твою записку. У меня на столе куча всяких посланий, знаешь ли?
А н н а. А с кем ты ланчевал?
Д ж о н. В полном одиночестве.
Пауза.
Д ж о н. Что-то не так?
А н н а. У тебя роман?
Д ж о н. Господи, с чего ты взяла? Я поздно поел, один, а выходит, в это время я кого-то трахал?
А н н а. Так трахал или нет?
Д ж о н. Нет, не трахал. И, честно говоря, твои подозрения для меня оскорбительны.
А н н а. Я предпочла бы знать правду. Я не хочу, чтобы ты лгал мне. Я, конечно, буду огорчена, но в гораздо меньшей степени, чем если обнаружу, что ты говоришь неправду.
Д ж о н. Да мне не в чем признаваться, Анна.
А.н н а. Ты и представить себе не можешь, как меня огорчит твоя ложь.
Д ж о н. Анна, ты полная психопатка. Еще и десяти минут не прошло, как я попытался заняться с тобой любовью — впервые за долгое время, а ты повела себя так, словно я перемазан в дерьме. Знаешь ли, немало есть на свете баб, которые не отказались бы от молодого, нормального мужика, который неплохо зарабатывает и в койке не из самых вялых.
А н н а. Например — моя сестра. Речь ведь идет о ней?
Д ж он. Ради бога, Анна. Я не трахаюсь с твоей сестрой. Я не считаю ее достаточно привлекательной.
А н н а. Это должно меня успокоить?
Д ж о н. Я сказал то, что сказал. Я же не начинаю сходить с ума, когда ты не в настроении и не хочешь заниматься любовью. А мне ничего не стоит предположить, что это происходит оттого, что ты завела интрижку.
А н н а. Но я не завела.
Д ж о н. И я не завел!!!
А н н а. А почему я тебе не верю?
Д ж о н. Слушай, это же смешной разговор. Давай вернемся к нему, когда у тебя появятся доказательства, а сейчас — хватит кормить меня догадками и предположениями.
А н н а. Адвокат в тебе неискореним.
Д ж о н. Совершенно верно. Ну представь на минутку: «Ваша честь, я убежден в виновности этого человека. У меня нет ни улик, ни доказательств, ни мотива, но интуиция подсказывает мне...»
А н н а. Ты на самом деле так считаешь?
Д ж о н. Прости. Но просто... Я весь вымотан из-за этого дела Кирклэнда — это первое большое дело, которое я веду в качестве младшего партнера, ишачу весь день, прихожу домой, соскучившись по тебе, а ты... Больно, когда тебя незаслуженно обвиняют.
Пауза. Анна вздыхает.
А н н а. Мне тоже очень жаль... Я... Я вбила себе все это в голову, и поскольку мне целый день совершенно нечего делать, я вот так сижу и стряпаю эти замысловатые сценарии. А потом, чтобы не чувствовать, что день прошел зря, заставляю себя в них поверить. На прошлой неделе я решила, что у тебя роман с Синтией. Понятия не имею, почему.
Д ж о н. И я не имею. Ладно бы кто другой, но Синтия? Она такая...
А н н а. Резкая.
Д ж о н. Ага. Нет, ты меня просто не уважаешь.
А н н а. Я не говорила, что пришла к такому выводу путем логических умозаключений, я сказала, что поверила в это.
Д ж о н. Что, психоанализ тебе совсем не помогает?
А н н а. Не знаю. Мне иногда кажется такой глупой эта болтовня о моих ничтожных проблемах, в то время как в мире от голода умирают дети.
Д ж о н. Если ты откажешься от аналитика, дети Эфиопии не станут питаться лучше.
А н н а. Знаю.
Пауза.
А н н а. Ты прежде никогда не употреблял слово «трахаться».
[...]
41
Квартира Синтии Бишоп. День.
Джон медленно раздевается, сидя на краю кровати.
Д ж о н. Это так чертовски глупо, что я поверить не могу в то, что ты это сделала.
С и н т и я. Что ж тут глупого?
Д ж о н. Но ты... ты толком и не знаешь его.
С и н т и я. Но ты-то его знаешь, он твой друг, не мой — по-твоему, ему нельзя доверять?
Д ж о н. Черт, после всего, что ты рассказала, я не уверен. Мне следовало догадаться, когда он появился в своем богемном отрепье.
С и н т и я. А мне нравится, как он одевается.
Д ж о н. А что, если эта кассета попадет в чужие руки?
С и н т и я. «Чужие руки»? Но это ведь не военная тайна, Джон. Это обыкновенные видеокассеты, которые он снимает, чтобы потом тихонько смотреть и возбуждаться.
Д ж о н. Господи Иисусе. И ни с одной он не трахался? Они только трепались?
С и н т и я. Точно.
Д ж о н. Господи. Я мог бы еще понять, если бы он перетрахал их — почти всех. Почему он просто не покупает специальные журналы, или порнофильмы, или еще что-то в этом роде?
С и н т и я. Это не помогает. Ему необходимо знать этих людей, ему важно взаимообщение.
Д ж о н. Отлично, взаимообщение, но для чего тебе понадобилось мастурбировать на его глазах? То есть...
С и н т и я. Ну что с того, что мне этого захотелось? Черт подери, вы с Анной раздуваете из этого Бог весть какую проблему.
Пауза.
Д ж о н. Ты и Анне сказала?
С и н т и я. Конечно. Она моя сестра. Я говорю ей почти все.
Д ж о н. Жаль, что ты это сделала.
С и н т и я. Почему?
Д ж о н. Я бы предпочел, чтобы она ни о чем подобном не имела представления.
С и н т и я. Она достаточно взрослая, чтобы все это переварить.
Д ж о н. Но я... Анна очень...
С и н т и я. Заткнись.
Д ж о н. Это было очень неумно с твоей стороны. Ты подписывала какой-нибудь документ или контракт, в котором говорилось бы, что кассета не будет предана гласности?
С и н т и я. Нет.
Д ж о н. Ты отдаешь себе отчет, что не можешь даже официально прибегнуть к судебной помощи? Он имеет право показать эту кассету где захочет.
С и н т и я. Он не покажет. Я доверяю ему.
Д ж о н (не веря своим ушам). Ты доверяешь?..
С и н т и я. Ага, доверяю. В сто раз больше, чем тебе.
Д ж о н. Что ты хочешь сказать?
С и н т и я. То, что сказала. Я верю ему больше, чем тебе. Уж яснее не скажешь.
Д ж о н. Мне больно слышать такое от тебя.
С и н т и я (смеется). О, ради Бога. Да ладно, Джон. Ты и года не женат, а уже трахаешь сестру собственной жены. Ты лжец. Кто-кто, а я-то знаю, что ты лжец. А вот тем, кто не знает,— таким как Анна,— надо поостеречься.
Д ж о н. Согласно твоей же логике, и ты обманываешь Анну.
С и н т и я. Это точно. Но, видишь ли, я не клялась перед Богом и всеми хранить верность собственной сестре.
Д ж о н. Слушай, мы наконец переспим или нет?
С и н т и я. Скорей всего, нет, я передумала. Мне не следовало звонить.
Д ж о н (подлизываясь). Но я уже здесь. И хотел бы... быть полезным...
С и н т и я. Может, гостиную уберешь?
Джон не улыбается.
С и н т и я. Хватит, Джон. Ты должен радоваться, что Анна пока ни о чем не догадывается, и я все для тебя облегчаю. Давай-ка топай отсюда, а когда-нибудь встретимся у тебя дома на славном семейном обеде.
Д ж о н. Это он тебя в этом убедил?
С и н т и я. Кто?
Д ж о н. Грэм.
С и н т и я. Нет, он ни в чем меня не убеждал. Господи, почему кто-то обязательно должен объяснять, что делать, а чего не делать. Я просто села — и мне это пришло в голову.
Д ж о н. Поверить не могу, что сам позволил ему остановиться в своем доме. У меня под носом. Этот извращенный ебарь укрылся у меня под самым носом, а я его не распознал.
С и н т и я. Был бы он под твоим членом, ты бы уж не промахнулся.
Д ж о н (смотрит на нее). Господи... о чем это ты?
С и н т и я. Уж я-то знаю. А теперь уходи.
Д ж о н. А если я не хочу уходить? А если я хочу поговорить?
С и н т и я. Джон, нам не о чем говорить.
Д ж о н. Я так и знал, я так и знал. Как все стало сложно.
С и н т и я. Нет, Джон, все стало гораздо проще.
42
Дом Джона и Анны Милани. День.
Анна, одетая в старые, цвета хаки, штаны Джона и его же рубашку, занимается уборкой. Она убирает не как обычный нормальный человек, а соединяя в себе одержимость с принудиловкой. Она долго оттирает пятна, которых давно уж и след простыл, без конца пылесосит одно и то же место на ковре, и так далее. Вдруг пылесос втягивает нечто такое, что продирается сквозь его утробу с оглушающим шумом. Выключив пылесос, Анна заглядывает внутрь и обнаруживает бриллиантовую сережку Синтии.
Анна долго-долго смотрит на нее.
Анна кладет серьгу на пол и начинает бить по ней стаканом, пытаясь расколоть ее. Но вскоре сознает, что попытки разбить бриллиант тщетны. Анна осматривает себя. Неожиданно вспомнив, что на ней вещи Джона, она начинает срывать рубашку и брюки, словно ткань их обжигает ее, пуговицы разлетаются по полу.
В одном лифчике и трусах Анна сидит посреди комнаты, обхватив себя руками.
43
Дом Джона и Анны Милани. День.
Анна, теперь в джинсах и майке, садится в машину. Вставив ключ в зажигание, она вдруг опускает голову на руль.
44
Обитель Грэма. День.
Анна отнимает голову от руля и смотрит вперед. Она сама изумлена тому, что приехала к дому Грэма. Медленно выходит из машины.
45
Квартира Грэма. День.
Грэм читает. Раздается слабый стук. Грэм прислушивается. Стук повторяется.
Г р э м. Не заперто.
Никто не входит. Тогда Грэм встает и открывает дверь сам. Анна стоит, прислонившись к притолоке, голова опущена, тяжело дышит. Грэм заботливо вводит ее в дом, и Анна бросается в его объятья. Непривычная к физическому прикосновению рука Грэма безжизненно повисает. Анна медленно отстраняется и садится. Грэм идет на кухню и приносит стакан с водой. Протягивает ей и садится на стул напротив. Анна держит стакан в руке и не сводит с него глаз.
Г р э м. Она из бутылки, а не из-под крана.
Анна слабо улыбается. Пьет, глотая с трудом.
А н н а. Сама не знаю, как я тут оказалась. Я вроде бы решила вообще с тобой больше не разговаривать после... ну ты знаешь.
Г р э м. Да, знаю.
Пауза.
А н н а. Этот сукин сын...
Анна смотрит на Грэма.
А н н а (саркастично). Джон и Синтия... трахались.
Г р э м. Знаю.
А н н а (обалдев). Ты знаешь?
Г р э м. Да.
А н н а. Откуда?
Г р э м. Она рассказала об этом, когда я ее снимал.
А н н а (в гневе). Почему ты не сказал мне?
Г р э м. Анна, когда собственно я мог тебе сказать? Если ты помнишь, мы с тобой больше не разговаривали.
Анна молчит.
Г р э м. Но даже если бы мы и разговаривали, я бы все равно тебе не сказал.
А н н а. Почему?
Г р э м. Мне не к лицу тебе говорить об этом, Анна. Ты должна была либо обнаружить сама, либо узнать от Джона. Поверь мне, я прав.
Анна качает головой.
А н н а. Моя жизнь... дерьмо. Все дерьмо. Словно кто-то говорит: «Стулья — вовсе не стулья, это самые настоящие бассейны». Я хочу сказать, что все оказалось не таким, как я себе представляла. Что со мной произошло? Я спала? Я смутно помню свою свадьбу, она представляется, как в тумане... словно все издалека. Я не могу ему верить. Почему я не прислушалась к своей интуиции?
Грэм не произносит ни слова.
А н н а. И я еще пылесошу его чертов ковер. Его ковер, который оплатил он и водрузил в своем доме. Ничто в нем не принадлежит мне. Я хотела перевезти туда часть мебели моей бабушки, а он мне не позволил. Вот я и пылесошу его ковер. Этого ублюдка.
Анна смотрит на Грэма.
А н н а. Я хочу сделать запись.
Пауза.
Г р э м. По-твоему, это хорошая идея?
А н н а. А ты разве этого не хочешь?
Г р э м. Хочу. Но мне во всем этом видится элемент мести.
А н н а. Какое значение имеет, почему я на это иду?
Г р э м. Я хочу, чтобы ты осознавала, что ты совершаешь и почему,— ведь при обычных обстоятельствах, я уверен, и в нормальном состоянии ты бы никогда этого не сделала.
А н н а. Откуда ты знаешь, что нормально, а что нет?
Г р э м. Хороший вопрос.
А н н а. Что тебе нужно для этого сделать?
Г р э м. Достаточно зарядить новую кассету и включить камеру.
А н н а. Так давай.
Грэм открывает новую коробку с кассетами.
А н н а. А как ты расплачиваешься за это? То есть за кассеты, аппаратуру, аренду квартиры?
Г р э м. У меня есть деньги.
А н н а. Что ты будешь делать, когда они кончатся?
Г р э м. Не кончатся. Ты готова?
А н н а. Да.
Грэм включает камеру.
Г р э м. Назови свое имя.
А н н а. Анна Бишоп Милани.
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 28.08.2011, 00:45 | Сообщение # 5 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Секс, ложь и видео / Sex, Lies, and Videotape (1989) Киносценарий
(окончание)
46
Квартира Грэма. Сумерки.
Зажигаются уличные фонари. Близится ночь.
47
Грэм останавливает видеокамеру. На указателе отснятого метража цифры 46:02.
Анна сидит возле Грэма на кушетке. Она смотрит ему в глаза, поглаживает его волосы. Через мгновение поднимается, собираясь уйти.
48
Дом Джона и Анны Милани. Ночь.
В тот момент, когда Анна входит в дом, Джон говорит по телефону. Он бормочет какие-то извинения в трубку и вешает ее, а Анна тем временем направляется к дивану с очень спокойным выражением лица.
Д ж о н (озабоченно). Господи Иисусе! Какого черта тут произошло? Пришел домой — машины твоей нет, дверь нараспашку, я уж думал, тебя какой-то насильник похитил и, честное слово, только что звонил в полицию. Что случилось?
А н н а. Я хочу развестись.
Д ж о н (искренне потрясен). Что?
А н н а (глядя на него). Я хочу развестись.
Д ж о н. Почему?
А н н а. Скажем, что не сошлись характерами — что угодно. Но я хочу развода.
Джон подсаживается к ней на диван. Она на него не смотрит.
Д ж о н (примирительно). Анна, родная, скажи мне, в чем дело. Нельзя просто так требовать развода, не объясняя, почему. Ты не можешь просто уйти и оставить меня в неизвестности.
Анна на мгновение поворачивается, чтобы взглянуть на него и отворачивается вновь.
А н н а. Да пошел ты. Я могу делать, что хочу.
У Джона в буквальном смысле слова отвисает челюсть. Он в ошалении.
А н н а. Перееду к маме.
Джон поднимается с дивана и начинает расхаживать по комнате.
Д ж о н. Куда ты поехала, когда вышла отсюда?
А н н а. Просто ездила по округе. А потом заехала поговорить с Грэмом.
Джон ударяет себя по ноге.
Д ж о н. Черт подери, черт подери!! Этот сукин сын!! (После раздумья.) По крайней мере, я могу быть уверен, что ты не трахалась с ним.
А н н а. Нет, но хотела. На самом деле хотела, отчасти — чтобы обосрать тебя.
Джон в бешенстве.
Д ж о н. Так ты бросаешь меня из-за него? Печальное совпадение: он не может, ты не хочешь.
А н н а. Я не собираюсь продолжать эту тему. Ты несешь чушь.
Джон подходит к Анне.
Д ж о н. Ты и эту чертову пленку дала записывать?
Анна молчит.
Д ж о н. Отвечай, черт тебя возьми!! Ты записала кассету?
А н н а. Да!!!
Джон взрывается, он стучит кулаком по стене, к которой прижалась Анна. Она напугана этим взрывом.
Джон вылетает из дома.
А н н а. Не смей прикасаться к нему!!!
49
Квартира Грэма. Ночь.
Грэм стоит посредине комнаты с сигаретой во рту, пробуя передвигаться как лунатик.
50
Джон с визгом выжимает тормоза, паркуется как попало и, выйдя из машины, бежит к дверям Грэма.
51
Квартира Грэма. Ночь.
Джон врывается внутрь, не постучав. Грэм, пораженный, смотрит на него. Он не успевает и слова молвить, когда Джон хватает его за грудки.
Г р э м. Приветик, Джон.
Д ж о н. Где видеозаписи, Грэм?
Г р э м. Какие видеозаписи?
Д ж о н. Сам знаешь, какие! Где они?
Грэм. Будучи адвокатом, Джон, ты должен бы знать, что эти записи являются частной собственностью.
Д ж о н. Как и моя жена, ты, засранец!
Г р э м. Она не собственность, Джон, она — личность. Или ты заявляешь о своих правах и впредь ей лгать?
Д ж о н. А ты что думал? Я люблю Анну. Или ты считал, что я расскажу ей о Синтии и нанесу удар ее чувствам?
Г р э м. Боже, да тебе помощь нужна.
Д ж о н. Это мне-то нужна помощь? Это я, что ли, сижу, один-одинешенек в комнате, обрабатывая свои принадлежности и рассматривая кассетки, а, Грэм? Нет, не я. Это ты, засранец. А теперь покажи мне кассеты.
Г р э м. Нет.
Д ж о н. Я не шучу, Грэм, лучше сделай, как я говорю. Дай кассеты.
Г р э м. Нет.
Ударом кулака в челюсть Джон опрокидывает Грэма на пол. Затем поднимает его за рубашку — рот Грэма полон крови.
Д ж о н. Грэм, Христом Богом клянусь, я твою костлявую задницу отдрючу. Давай сюда кассеты.
Г р э м. Нет.
Джон грубо швыряет Грэма на вертящийся стул, который опрокидывается, и Грэм снова оказывается на полу. Джон озирается. Увидев коробку с пленками, начинает копаться в них. Грэм поднимается и бросается к Джону, чтобы остановить его.
Г р э м. Не прикасайся! Они мои!!!
Джон ударяет Грэма в живот, в результате чего тот оказывается на полу.
Д ж о н. Давай ключи.
Г р э м. Мои ключи?
Джон наклоняется и обшаривает карманы Грэма.
Д ж о н. Твои ключи, задница!! Два твоих ... ключа!! Дай мне!!
Г р э м. Я не собираюсь отдавать тебе мои ключи.
Джон колошматит Грэма до тех пор, пока тот в состоянии оказывать сопротивление. Затем оттаскивает Грэма в прихожую и оставляет там. А сам запирается в комнате Грэма.
Джон подходит к коробке с видеокассетами и судорожно роется в ней. Находит обе записи: и Анны, и Синтии. После короткого раздумья он решает просмотреть кассету Анны. Включает видеомагнитофон. Придвинув стул к экрану телевизора, Джон нажимает кнопку.
Тем временем Грэм в прихожей подползает к двери. Прижавшись глазом к замочной скважине, он пытается уловить, что происходит внутри.
Экран загорается.
На нем возникает. Анна, сидящая на стуле.
Г р э м (на кассете). Твое имя?
А н н а (на кассете). Анна Бишоп Милани.
Г р э м (на кассете). Ты замужем, верно?
Д ж о н. Вот уж, что верно — то верно.
А н н а (на кассете). Да.
Г р э м (на кассете). Кто обычно является инициатором ваших сексуальных взаимоотношений?
Джон сжимает кулак.
Д ж о н. Ублюдок...
А н н а (на кассете). Он.
Г р э м (на кассете). Вы разговариваете?
А н н а (на кассете). Когда занимаемся любовью?
Г р э м (на кассете). Да.
А н н а (на кассете). Иногда. После того.
Г р э м (на кассете). Он кончает в тебя?
Д ж о н (кричит Грэму на экране). Сукин ты сын!!
А н н а (на кассете). Не слишком часто.
Г р э м (на кассете). Я бы кончал.
Джон так разгневан, что не в силах вымолвить ни слова. Он смотрит на экран в глухом бешенстве, крепко сжимая подлокотники кресла. Грэм по-прежнему подслушивает у двери.
Г р э м (на кассете). Тебе хотелось когда-нибудь заниматься любовью с кем-то, помимо твоего мужа?
Д ж о н. Черт возьми...
Анна в замешательстве.
Д ж о н (Анне — на экран). Отвечай же, черт тебя возьми!!
Г р э м (на кассете). Ты в замешательстве. Это значит, что хотелось.
Д ж о н (Грэму — на экране). Заткнись!!
А н н а (на кассете). Ты не знаешь, о чем я думаю.
Г р э м (на кассете). Это очень простой вопрос. Приходила ли тебе в голову идея заняться любовью с кем-то помимо мужа?
Джон наклоняется вперед.
А н н а (на кассете). Он это когда-нибудь увидит?
Г р э м (на кассете). Никогда в жизни.
Джон издает саркастический смешок. Грэм морщит лоб.
А н н а (на кассете). Я думала об этом, да, думала.
Д ж о н (Анне — на кассете). Сука ты. Я всегда это знал.
Г р э м (на кассете). У тебя были добрачные половые связи?
А н н а (на кассете). Да.
Г р э м (на кассете). И тот человек, с которым ты трахалась, удовлетворял тебя больше, чем муж?
Д ж о н (Грэму). Ах ты...
А н н а (на кассете). Да.
Джон поднимается, берет стул, швыряет его в дверь. Грэм, все еще подслушивающий под дверью, поражен.
Г р э м (на кассете). И ты думала о... представляла, что занимаешься любовью с тем человеком? Уже после замужества?
Джон смотрит на экран, его глаза увлажняются.
А н н а (на кассете). Не знаю, какое это имеет значение, я что — не вправе думать о чем хочу? (Пауза.) Не уверена, что мне захочется заниматься этим снова, боюсь, что... Я не возражала бы ответить на этот вопрос, но если кто-нибудь увидит эту запись...
Г р э м (на кассете). Я не вполне понимаю, почему ты так взволнована. Ты решила оставить Джона?
Анна думает. Джон смотрит.
А н н а (на кассете). Да, решила. И оставлю.
Г р э м (на кассете.) В таком случае тебе нечего беспокоиться об этой записи.
А н н а (на кассете). Пожалуй, что так.
Г р э м (на кассете). Хочешь, чтобы я остановил камеру?
Джон, поглощенный происходящим на экране, отрицательно качает головой.
А н н а (на кассете) Нет.
Г р э м (на кассете). А есть ли кто-то, помимо твоего любовника, с кем ты представляла себя в интимных отношениях?
Пауза.
А н н а (на кассете). Да. Каждый раз... ладно, слушай. Каждый раз, глядя на мужчину, который кажется мне привлекательным, я думаю, а каково будет с ним. То есть я, конечно, ничего такого не предпринимаю, любопытство и все, но я ненавижу себя даже и за такие мысли!! Лучше навсегда забыть обо всем таком!!
Г р э м (на кассете). Почему?
А н н а (на кассете). Потому что это — мысли Синтии!! Она только и думает об этом, а я это ненавижу и не хочу быть, как она, не хочу быть, как она!!!
Г р э м (на кассете). Ты совсем на нее не похожа. И не могла бы быть похожа, даже если бы
захотела.
А н н а (на кассете). Знаю. В глубине души я знаю. Но мне тревожно, когда у меня возникают мысли или желания, посещающие ее.
Джон поднимает брошенный им стул и ставит его на ножки. Он садится, бесстрастно уставившись на экран. Грэм продолжает подслушивать из-за двери.
Г р э м (на кассете). Так значит, тебя посещают фантазии?
А н н а (на кассете). Да.
Г р э м (на кассете). И с кем они связаны?
А н н а (на кассете). С тобой.
Г р э м (на кассете). Со мной?
А н н а (на кассете). Да.
Пауза.
А н н а (на кассете). А у тебя были фантазии, связанные со мной?
Г р э м (на кассете). По-моему, я ясно дал тебе это понять, сказав, что я бы в тебя кончил.
А н н а (на кассете). Я помню. А ты смог бы? Смог бы кончить в меня?
Г р э м (на кассете). Да.
А н н а (на кассете). А если бы я тебя попросила, смог бы? Я хочу сказать — не на кассете?
Г р э м (на кассете). Нет.
А н н а (на кассете). А на кассете?
Г р э м (на кассете). Нет.
А н н а (на кассете). Почему?
Г р э м (на кассете). Или все, или ничего. А все я не могу.
А н н а (на кассете). Не можешь или не хочешь?
Пауза. Джон по-прежнему сидит перед экраном с бессмысленным выражением на лице. Грэм по-прежнему слушает под дверью.
Полдень предыдущего дня. Перед нами Анна, но уже не на экране монитора. Мы наблюдаем за тем, как она и Грэм осуществляют запись на видеокамеру. Грэм тоже время от времени появляется на экране, потом мы их видим на экране вместе и так далее.
Г р э м. Не могу.
А н н а. Ты же говорил, что не всегда был импотентом.
Г р э м. Говорил.
А н н а. Значит, ты занимался любовью.
Г р э м. Да.
А н н а. И кто была последняя особа, с которой ты трахался?
Г р э м. Ее звали Элизабет.
А н н а. Что же произошло? Было так плохо, что тебя навсегда отвратило?
Г р э м. Нет, было замечательно. Проблема была не в этом.
А н н а. А в чем?
Г р э м. Проблема была во мне. Я был... Я был патологическим лжецом. И был и, честно говоря, остался. Вранье — как алкоголизм: рано или поздно наступает «похмелье».
А н н а. Так ты врал ей?
Г р э м. Да. Сознательно и непрестанно.
А н н а. С чего?
Г р э м. Я любил ее за сладостные минуты, мне доставленные, и ненавидел за сладостные минуты, мне доставленные. В то же время я тяготел к выражению своих чувств во внесловесной форме. Я не мог допустить, чтобы кто-то приобрел столь сильную власть над моими эмоциями.
А н н а. А теперь — можешь?
Г р э м. Теперь я слежу за тем, чтобы ни у кого не возникла возможность распоряжаться мной.
А н н а. И ты не испытываешь чувства одиночества?
Г р э м. Откуда взяться одиночеству, когда так много милейших людей приходят навестить меня? Правда заключена в том, что я слишком долго живу один, чтобы допустить рядом с собой присутствие другого человека. Удивительно, к чему только не привыкаешь с течением времени. Как бы то ни было, вопросы задаю я. Ты счастлива?
А н н а. Даже и не знаю. Думала, что да. Оказывается, ошибалась.
Г р э м. Ты дала Джону понять, что знаешь про него?
А н н а. Пока нет. И не уверена, что буду. Я просто хочу уйти.
Г р э м. Если ты разведешься, эта твоя заторможенность останется?
А н н а. Я не знаю. Это тоже связано с комплексом Синтии. Мне неприятна ее... готовность. Не остается места ни воображению, ни...
Г р э м. Утонченности?
А н н а. Утонченности, да. В довершение всего я никогда не умела раскрываться — ни перед кем. В том числе и с тем человеком, о котором я тебе рассказывала,— мне безумно нравилось заниматься с ним любовью, но совсем отпустить тормоза мне не удавалось никогда. Меня всегда преследовало чувство, будто кто-то за мной наблюдает, и я не должна ронять себя.
Г р э м. И с Джоном ты испытывала то же самое?
А н н а. Нечто в этом роде. Джон, он ну вроде... ремесленника. Он как плотник, но столы он делает, действительно, неплохие. Но ничего другого он сделать не может, а столов с меня достаточно.
Г р э м. Занятная аналогия.
А н н а. Я несу чушь.
Г р э м. Ничего подобного.
А н н а (подумав). Боже, как я зла на него!!
Г р э м. Ничего удивительного. Он обманул тебя. И Синтия тоже.
А н н а. Да, знаю, но от нее ничего другого не жди, она же спит с каждым встречным и поперечным... Не знаю, наверное, мне не следует защищать ее, но он!! Его ложь таилась стать глубоко!! Оооо, хоть бы он сдох!!
Анна сидит тихо. Грэм наблюдает за ней без слов. Камера продолжает снимать.
А н н а (взглянув на Грэма). Ты в самом деле никогда больше не будешь заниматься любовью?
Г р э м. Это не входит в мои планы.
Пауза.
А н н а. А если бы ты был в меня влюблен?
Г р э м. Я в тебя не влюблен.
А н н а. Но если бы был?
Г р э м. Этого... этого я сказать не могу.
А н н а. Я чувствую, что с тобой могла бы обрести покой.
Г р э м. Это очень лестно.
А н н а. Почему бы тебе не заняться любовью со мной? Я хочу сказать, почему ты не хочешь?
Г р э м. Анна, ты сейчас спрашиваешь гипотетически или всерьез?
А н н а. Всерьез. Я хочу, чтобы ты выключил камеру и занялся со мной любовью. Будешь?
Пауза.
Г р э м. Я не могу.
А н н а. Почему?
Г р э м. Я тебе уже говорил.
А н н а. Но я не понимаю...
Г р э м. Анна, ты что, не понимаешь, что все может повториться снова? Я не могу опять...
А н н а. Но как ты можешь быть уверен? Для того, чтобы убедиться, надо попробовать и...
Г р э м. Если я пересплю с кем-то другим, я никогда не смогу смотреть ей в глаза.
Пауза.
А н н а. Кому? Элизабет?
Г р э м (смущенно). Да.
А н н а. Ты хочешь сказать, что продолжаешь встречаться с ней?
Г р э м. Нет.
А н н а. Но собираешься возобновить встречи?
Г р э м. Не знаю. Возможно.
А н н а. Погоди, погоди. Что происходит? Ты что, вернулся сюда, чтобы снова увидеть ее?
Г р э м. Не совсем.
А н н а. Но в каком-то смысле...
Г р э м. Да.
А н н а. И — главным образом?
Г р э м. Может быть.
А н н а. Грэм, а как ты думаешь, как она поведет себя, если вы встретитесь?
Г р э м. Я не знаю.
А н н а. Посмотри на себя, посмотри, как ты переменился, посмотри, что стало с тобой? Ты не думаешь, что и она изменилась?
Г р э м. Я не знаю. И предпочел бы не обсуждать это.
А н н а (искусственно смеется). Ха! Как я рада, что все это записывается!! Ты и на один вопросик об Элизабет отказываешься отвечать, а я рассказала тебе во всех подробностях о своей интимной жизни!! Грэм, как, по-твоему, что бы она сделала со всеми этими видеокассетами? Ты собираешься ей рассказать о них? Не могу себе представить, чтобы она тут проявила должное понимание. Но поскольку ты больше не врешь, что-то ты же вынужден будешь сказать.
Г р э м. Я уже сказал, что пока не решил, как поступлю. Может, и никак.
А н н а. Ах так, ты просто приехал сюда, чтобы все обдумать, да?
Грэм молчит. Анна на него смотрит.
А н н а. О Боже, Грэм, все это так патетично... Ты даже не то, чем притворяешься, ты соткан из лжи, ты большая ложь, чем любая, когда либо тобой произнесенная.
Грэм опускает камеру, не выключая ее. Он явно расстроен.
Г р э м. Хорошо, если ты хочешь говорить о лжи, давай поговорим о лжи, Анна. Давай поговорим о самообмане. Ты была не в состоянии спать с собственным мужем, потому что больше не любила его, а может, и не любила никогда. Ты уже и не вспомнишь, когда в последний раз была по-настоящему честна сама с собой.
А н н а (распаляясь). Ага, ты прав. Но я никогда не провозглашала, что знаю все на свете, как ты, и не производила на свет эти дрянные теории. Я все еще учусь и отдаю себе в этом отчет. Но я не ощущаю, что время потрачено напрасно. Если мне было суждено вступить в брак, чтобы прийти к тому, к чему я пришла, — вот и хорошо.
Грэм ничего не отвечает. Анна берет камеру и направляет на него.
Г р э м. Не делай этого.
А н н а. Почему?
Г р э м. Потому.
А н н а. «Потому»? Этого недостаточно. Я задала тебе вопрос, Грэм. Я спросила: «Как вам это понравится?» Как вам это понравится, Мистер-Я-Хочу-В-Тебя-Кончить-Но-Не-Могу? Знаешь ли ты, скольких ты заволок в этот свой странный мирок? Включая меня. Так как вам это нравится?
Г р э м. Я так не могу говорить.
А н н а. А я буду спрашивать, пока ты не ответишь. Пленки наверняка хватит.
Г р э м. Я не считаю «ревизию письменного стола» интересной...
А н н а. Мне наплевать.
Грэм протягивает руку к камере. Анна отталкивает его.
А н н а. Она будет работать, пока я не получу ответ. Скажи, что ты испытываешь. Не то, что ты думаешь — этого я наслушалась предостаточно. Что ты чувствуешь.
Грэм почти сломлен.
А н н а. Давай же!!!
Г р э м. Хорошо! Хорошо!! Хочешь знать? Хочешь знать, что я испытываю? Мне стыдно. Ты это хотела услышать?
Пауза. Грэм понемногу приходит в себя.
А н н а. Почему тебе стыдно?
Г р э м. Господи Иисусе, Анна. Почему кому-то — что-то? По-моему, ты убеждена, что люди делятся на плохих и хороших, ты и мысли не допускаешь, что существует нечто среднее, серое — то, из чего состоит большинство из нас.
А н н а. Ты мне не ответил.
Г р э м (гневно). А какого ответа ты ждала, Анна? Что конкретно ты хочешь узнать?
А н н а. Я хочу знать, почему ты такой, какой есть!
Г р э м. Я тебе талдычу, что нет ни одной определенной вещи, в которую я мог бы ткнуть пальцем и сказать: «Вот почему»! Так не бывает с людьми, у которых есть проблемы, Анна, все совсем не так аккуратненько, так складненько, как тебе кажется. Это же не ряд коробочек, которые можно выстроить и пересчитать. Так просто не бывает.
А н н а. Но почему ты не можешь посмотреть действительности в глаза? Почему не можешь забыть все это? Все, что ты проделывал?
Г р э м. Нет, Анна, не могу. Забыть — не могу. Это не от меня зависит. Это сложнее. Есть нечто в моем мозгу... какой-то винтик... (Пространно.) Боже, Анна, когда ты находишься с другим человеком и... проникаешь в него, ты становишься таким уязвимым, ты раскрываешься до такой степени... ты так беззащитен. Тут можно сказать что угодно, поступить как угодно, ведь ты перед ним... гол... Тебе могут причинить боль — и бровью не поведут. Да ты и сам, может, не заметишь. (Смотрит на Анну.) И тогда ты уедешь. Чтобы ничего подобного больше не повторилось.
Анна долго смотрит на него, а потом опускает камеру. Она приближается к Грэму и опускается на колени.
А н н а. Я хочу прикоснуться к тебе.
Г р э м. Нет.
Анна тянется к нему, а Грэм инстинктивно отшатывается.
А н н а. Грэм.
Что-то в ее тоне заставляет его остановиться. Их взгляды скрещиваются. Грэм медленно возвращается. Рука Анны тянется к нему, глаза ее не отрываются от его глаз. Грэм закрывает глаза, позволяя Анне дотронуться до себя. Анна ласкает его. Медленно. Нежно. Прикасается к его рукам, лицу, волосам. Закрыв глаза, она берет его за руку и накрывает ею свою лицо. Она укладывает его на диван. Когда он слабо пытается оказать сопротивление, она мягко настаивает.
А н н а. Не открывай глаза.
Грэм ложится, безмолвный, покорный. Анна касается его лица.
Ее рука соскальзывает ему на шею, она начинает расстегивать его рубашку. Она не спускает глаз с его лица. Он спокоен. Анна гладит его грудь. И снова накрывает ладонью Грэма свое лицо. Проводит его рукой по своей шее. чертит его пальцами на своей коже. Вот уже руки Грэма и Анны судорожно шарят по телам друг друга, ищут запретные места.
Анна встает.
Их руки по-прежнему сцеплены, веки Грэма опущены. Анна устраивается на диване рядом с Грэмом. Она осторожно усаживается ему на талию и начинает медленно ласкать обеими руками его грудь. Они медленными волнами передвигаются то вверх, то вниз. Она смотрит на Грэма. Его лицо спокойно. Лицо Анны приближается к нему.
Вскоре расстояние между ними измерится дюймами, а ее длинные волосы упадут на его чело. Еще чуть придвинувшись, она прикасается губами к его лбу и — застывает в ожидании протеста. Когда его не последует, она опустится, чтобы поцеловать в глаза. И вновь, не встретив сопротивления, она продвигается дальше — к носу.
Едва заметная реакция Грэма. Анна замирает на мгновение. И переходит к губам: его лицо утопает в ее роскошных распущенных волосах. Она легко целует его. Целует снова.
Грэм откидывает голову назад, и она целует его шею.
Рука Грэма продвигается вверх по спине Анны, пока не достигает ее шеи. Он медленно прижимает ее лицо к своему. Он целует ее. Грэм полон тепла и восторга.
Он ласкает ее, пьянея от физической близости. Поцелуи обретают смысл, прикосновения — страсть. На мгновение кажется, что Грэм вот-вот воспарит в экстазе, его глаза излучают освобождение и счастье. Но взгляд его неожиданно устремляется на камеру, продолжающую работать. Опомнившись, Грэм вырывается из объятий Анны. Реальность медленно сковывает его.
А н н а. Грэм...
Г р э м. Со мной все в порядке, в порядке.
Анна тянется к его руке. Он позволяет ей рукопожатие.
Г р э м (совершенно ошеломленный). Все в порядке.
Грэм долго смотрит на Анну. В его глазах она видит благодарность, а не отвращение. Она легко улыбается.
Грэм выключает камеру.
Джон просматривает видеокассету. На мониторе теперь — лишь «снег» неотснятой пленки. Хронометр метража застыл на отметке 46:02. Джон медленно встает, достает кассету из плеера и направляется к двери.
Грэм, услыхав приближающиеся шаги, отпрянул от замочной скважины. Глаз у него, подбит, руку он держит в неестественном положении. Джон открывает дверь. Взглянув на Грэма, он достает из кармана ключи. Держа их в руке, он говорит Грэму.
Д ж о н. Я никогда тебе этого не рассказывал, считая, что это будет удар ниже пояса, но теперь мне насрать. (Пауза.) Я трахал Элизабет. И до того, как вы расстались. Даже до того, как между вами возникли трения. Так что хватит делать из нее святую. С ней было хорошо в койке, и она умела держать язык за зубами. Вот, пожалуй, и все, что я могу сказать о ней.
Джон роняет ключи Грэма на пол и уходит. Какое-то время Грэм стоит, сдерживая слезы, затем входит в комнату. Достает из плеера кассету с записью Анны. Открывает кассету и до бесконечности долго вытягивает из нее пленку. То же самое он проделывает с каждой кассетой, хранящейся в коробке. Спокойно. Основательно. Методично. Он подходит к видеокамере, волоча за собой гору испорченной пленки. Он выламывает объектив, а внутренний механизм разбивает о край стола. Он бросает обломки на кучу пленки, в которой они исчезают.
52
Адвокатская контора. День.
Джон Милани разговаривает со своими коллегами.
Д ж о н. Ребята, я, конечно, никому не обязан давать отчет... У меня такое чувство, словно я сбросил невыносимый груз с плеч. Я хочу сказать, что нет ничего плохого в том, что я решил жить один, так? Я ведь не в преступники подался, верно? Ну вот так я чувствую, и ничего тут не поделаешь, надо смотреть правде в глаза.
Джон набирает номер.
Г о л о с в трубке. I. В. М.
Д ж о н (в трубку). Позовите, пожалуйста, Брайана Киркленда.
Г о л о с в трубке. Кто его просит?
Д ж о н. Джон Милани.
Г о л о с в трубке. Одну минуту.
Д ж о н (коллегам). Да я и всегда говорил, главное — это работа. Без жены человек может прожить, но работа — совсем другое. И если Анна не может с этим смириться, это ее проблемы. Вообще, поймите, мы одиноки в этом мире. Я хочу сказать... твою мать. (Смотрит на аппарат.) Господи, где он застрял?
Загорается лампочка внутреннего телефона.
С е к р е т ар ш а (по селектору). Мистер Милани?
Д ж о н. Ага.
С е к р е т а р ш а (по селектору). Мистер Форман хотел бы, чтобы вы зашли к нему в кабинет.
Д ж о н. Ладно, сейчас. Я занят с клиентом.
С е к р е т а р ш а (по селектору). Он сказал: немедленно.
Д ж о н. Хорошо, господи.
Внутренний телефон отключается.
Г о л о с по телефону. Мистер Милани?
Д ж о н. Да.
Г о л о с по телефону. Мистер Киркленд просил передать, что у него теперь новый адвокат; в случае, если вы желаете что-то ему сообщить, можете передать через меня.
Джон сглатывает.
Д ж о н. Спасибо. Нет, передавать... ничего не надо. Спасибо.
Джон вешает трубку. Размышляет минуту, потирая лоб. Внутренний телефон снова оживает.
С е к р е т а р ш а (по селектору). Мистер Милани, мистер Форман ждет вас.
Д у д (голос за кадром). Слушай, ладно тебе, я ничего такого не требую. Просто маленький вопросец.
53
Бар. День. Синтия за стойкой. Уже знакомый нам Дуд все еще ошивается здесь, попыхивая сигарой.
Д у д. Ну скажи, когда ты кончаешь? Я работу имею в виду. Что ж тут плохого? Ну скажи, когда?
В бар входит Анна. Взгляд Синтии, наблюдающей за появлением сестры с горшком цветов в руках, выражает одобрение и удивление.
С и н т и я (Дуду). Извини.
Синтия движется навстречу Анне. Анна устанавливает горшок с цветами на стойке. Она изменилась, но враждебности в ней не ощущается.
А н н а. Я помню твой день рождения, и помню, что ты любишь цветы. Вот я и купила тебе это.
Синтия растрогана до предела, но старается изо всех сил скрыть свои чувства.
С и н т и я. Спасибо.
А н н а. Ну... я спешу.
Направляется к выходу.
С и н т и я. Можно я тебе позвоню?
Анна поворачивается, чтобы взглянуть на нее. Некоторое время сестры смотрят друг на друга.
А н н а. У тебя есть мой рабочий телефон?
С и н т и я. Нет.
Анна записывает номер на салфетке.
А н н а. От двух до четырех мне вздохнуть некогда.
С и н т и я. Хорошо.
Перед уходом Анна бросает последний взгляд на Синтию.
А н н а. Пока.
С и н т и я. Пока.
Анна уходит. Синтия еще долго смотрит на дверь, давно закрывшуюся за Анной.
Д у д. Славное растеньице.
Синтия поворачивается к нему.
С и н т и я. Сделай одолжение. Не приходи сюда больше.
[...]
55.
Квартира Грэма. День. Грэм сидит и читает. В его комнате появилась мебель. Полки с книгами, цветы в горшках и так далее. На столе, где прежде располагалась видеоаппаратура, теперь лежат газеты. Сигарет не видно. В дверь Грэма, ныне оснащенную задвижкой, стучат.
Г р э м. Кто там?
Стук повторяется. Грэм откладывает книгу и идет к двери. Отпирает задвижку, открывает дверь. В прихожей стоит Анна.
Грэм буквально вспыхивает при виде ее. Она безмолвно проходит в комнату, легкая, словно ветерок, с покойным лицом. Грэм наблюдает за ней. Она останавливается посреди комнаты, спиной к нему. Грэм медленно приближается к ней... Ощущая его приближение, она начинает дышать чаще. Грэм медленно заключает ее в объятья, погружая лицо в ее волосы. Она закрывает глаза, их пальцы сплетаются.
Перевод с английского Ольги Рейзен
Искусство кино, № 7 1992
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 28.08.2011, 00:45 | Сообщение # 6 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Рецензия. «Секс, ложь и видео»
Джон (Питер Галлахер) – лжец. Низшая форма грехопадения после «адвоката», коим он также является. Джон изменяет своей жене Энн (Энди МакДауэлл), более озабоченной проблемами голода в Эфиопии, нежели своей сексуальной жизнью. Изменяет с ее же сестрой (Лора Сан Джакомо), которой по большому счету плевать на Джона, с которым она просто спит. А еще она любит, когда ей дарят цветы в горшочках.
В этот тошнотворный предразводный семейный застой ненавязчиво вклинивается старый друг Джона – Грэм (Джеймс Спэйдер), приехавший по его приглашению Патологический правдолюб и прекрасный собеседник на интимно-щекотливые темы. Грэм любит поговорить о сексе (и только поговорить) со знакомыми девушками, снимая их на камеру. Только так он может получать сексуальное удовлетворение.
Для тех, кто не является завсегдатаем посиделок на кожаном диване у психоаналитика, дебютная картина Стивена Содерберга покажется уж чересчур личной. Интимной настолько, что впору краснеть и пристыжено отводить глаза. И это при том, что никакого обнаженного тела в кадре, никаких непристойностей. Только тесный вербальный контакт.
Но пуританизм Содерберга – это не клинический случай, не девиация на фоне проповедей о сексуальной революции. Это разумная норма. И, несмотря на сомнительное увлечение, поведение Грэма, его стремление к платонической любви также укладываются в систему координат «положительного персонажа» у Содерберга. И пусть даже режиссер не морализирует на полную (хотя сцена семейного и карьерного краха Джона отдает назиданием), подспудно, зритель сделает правильный выбор из четырех главных персонажей, а, соответственно, из четырех моделей поведения с заданными координатами – сексом и ложью.
В пику типично артхаусному сюжету, фильм смотрится с неослабевающим во время просмотра интересом. А все – из-за яркой актерской игры. И, если типажи, исполненные Питером Галлахером и Лорой Сан Джакомо, более или менее прозрачны, то Грэм и Энн с их душевными метаниями– это, конечно, нечто потрясающее. Даже не взирая на то, что почти все люди занимаются сексом, большинство лжет, а некоторые так любят оставлять пыльные приветы на зажеванных лентах видеокассет.
Автор: Александр Поляков
http://cinemantic.ru/archives/3002
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 28.08.2011, 00:46 | Сообщение # 7 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Секс, ложь и видео
Sex, Lies and Videotape
В совершенно обычной семейной жизни преуспевающего адвоката Джона (Питер Галлахер) и его жены Энн (Энди МакДауэлл) неожиданно появляется старый друг Джона Грэм (Джеймс Спейдер), который ведёт себя очень странно. Энн начинает проявлять интерес к новому знакомому и помогает ему подыскать квартиру. Она несчастна в браке с мужем, который совершенно к ней равнодушен. В общении с Грэмом Энн находит для себя новые ощущения и впечатления в жизни, пытаясь разгадать его странное поведение и причины, почему тот хранит у себя множество необычных по своему содержанию видеокассет. Но пока Энн не знает, что Джон втайне встречается с её сестрой Синтией (Лора Сан Джакомо).
В данном фильме очень невысокий бюджет и камерная постановка. Меж тем, он выявляет основную суть существования человека в обществе. Мы видим взаимоотношения между четырьмя абсолютно разными людьми через призму взглядов на секс и чувства. Кино ставит точку на многолетних жизненных догмах: «занимайтесь любовью, а не войной» и «секс, наркотики и рок-н-ролл» (можно даже заметить параллель между последним лозунгом и названием фильма). 26-летний Стивен Содерберг одним из первых показал в кино общеизвестные человеческие страхи и мысли, связанные с сексом и чувствами, в то время как в мире властвовало проявление свободной любви.
Нам представлены четыре основных варианта отношения людей к сексу. Они преподнесены публике в столь ярких проявлениях, что наверняка большинство зрителей найдут в фильме что-то личное. Если обращаться к психологии, то можно вспомнить, что по очень многим факторам люди могут делиться на четыре типа (взять, хотя бы, деление по темпераменту «холерик-флегматик-сангвиник-меланхолик»). Не зря Энн (Энди МакДауэлл) в разговорах с личным психологом периодически называет свою сестру Синтию (Лора Сан Джакомо) экстравертом, неоднократно делая впоследствии акцент на совершенную несхожесть её с собой. Являясь сама по себе интровертом, Энн видит в этом различии основную причину суть своей несчастливой жизни.
Молодой режиссёр, у которого в распоряжении был небольшой бюджет и свой сценарий, сумел сотворить в картине атмосферу исповеди. Не используя больше никаких визуальных приёмов и различных отличительных фишек, знакомых нам по фильму «Траффик» (2000), Содерберг делает основной акцент на работе с актёрами и на их взаимодействии в кадре – между Джоном и Синтией в постельных сценах, создавая атмосферу животной страсти, между Энн и Грэмом – в разговорных. Причём, можно заметить, как режиссёр удачно использует крупный план во время сцен с участием последних, чтобы показать взгляд каждого из них. Кстати, можно обратить внимание, что, в отличие от Энн и Грэма, Джон и Синтия носят очки. В этом есть какой-то символ душевной слепоты.
Отсюда можно перейти к самому актёрскому ансамблю и их конкретным типажам. Питер Галлахер на экране блестяще изображает перед зрителем этакого типичного представителя мужской части населения планеты. У него есть карьера, жена и любовница-свояченица, с которой он занимается настоящим «животным» сексом. Спустя десять лет мы встретим этого актёра в чем-то похожей роли в фильме «Красота по-американски». И надо заметить, само творение Сэма Мендеза 99го года во многом отдаленно напоминает фильм Стивена Содерберга. Лора Сан Джакомо, номинированная за «Секс, ложь и видео» на женскую роль второго плана в «Золотом глобусе» и премии БАФТа, создаёт в фильме образ представителя старых принципов свободной любви. Удачно жеманничая и изображая девушку, которой как будто по жизни ничего не надо, работая в баре и смело подходя к любому заинтересовавшему её мужчине, Сан Джакомо представляет зрителю негативный взгляд на старые догмы. Энди Макдауэлл, изображая закомплексованную женщину, несчастную в жизни с мужем, внушает своей игрой самую настоящую симпатию, хотя раньше такие человеческие типажи рассматривались как негативные. Ну а самый колоритный персонаж, безусловно, исполнен Джеймсом Спейдером. Его герой впервые предстаёт перед зрителями не как изгой, которым бы его считали по старым канонам. Он предстаёт как человек, к которому в процессе фильма проникаешься большим желанием помочь, понять его проблему и первопричину такой одинокой и изначально уродливой сущности. Именно героиня Макдауэлл старается это сделать весь фильм. Поэтому под конец фильма у зрителя, скорее всего, останется положительное отношение к ним обоим и совершенно потеряется интерес к существованию героев Питера Галлахера и Лоры Сан Джакомо.
Всего час сорок минут, две квартиры и четыре человека создают под началом режиссёра Стивена Содерберга новое видение в кино на семейную тематику. Неожиданная актуальность подобного рода «копаний» в сущности человека в контексте семьи, любви, отношений и секса дала толчок для создания множества подобных фильмов. И ни один из них настолько не приближен к этому по своей сути, как «Секс, ложь и видео».
http://cinema-ma.ru/reviews/sex-lies-and-videotape/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 28.08.2011, 00:46 | Сообщение # 8 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Секс, ложь и видео
Sex, Lies, and Videotape, 1989
Интеллектуальная драма-мелодрама
Дебют 26-летнего американского режиссёра Стивена Содерберга получил главную премию на кинофестивале в Канне, а актёр Джеймс Спейдер был удостоен приза за лучшую мужскую роль. Успех неожиданный, в определённом смысле показательный. Жюри во главе с Вимом Вендерсом решило отметить не только картину нового автора, его поиски нового языка на стыке кинематографа и видео, но и прозорливость молодого художника, который чутко уловил социально-психологические перемены в обществе. Французские критики предсказывали, что лента Содерберга произведёт такой же эффект на американцев, как картина «Закат американской империи» Дени Аркана — на жителей Квебека. Необходимо лишь уточнить, что упомянутый фильм канадца вызвал фурор и в США, и в Европе. «Закат американской империи», снятый в 1986 году, только намекал на рост неоконсервативных тенденций в эпоху СПИДа после почти двадцатилетнего периода проповедей свободной любви и секса, не ограниченного рамками морали. Стивен Содерберг же зафиксировал момент рождения «новой империи», где любовь и секс оказываются краеугольными камнями в основании семьи.
Казалось бы, на сюжетном уровне эта мысль опровергается. Грэм приезжает в родной город, который покинул девять лет назад. Его пригласил Джон, приятель по колледжу, ныне преуспевающий адвокат, который имеет отличный дом, любящую жену Энн, а в качестве страстной любовницы — её сестру Синтию. Но на самом-то деле, Энн мучается от непонимания и неудовлетворённости совместной жизнью с Джоном, пока не узнаёт о его неверности. Возникшая к Грэму симпатия перерастает у Энн в настоящее чувство — и она уходит от мужа. Эта сюжетная схема, которая действительно могла бы стать основой для картины о свободной и незакрепощённой любви где-то десятью и даже пятью годами ранее, используется Содербергом для совсем других целей.
Каждый из квартета героев персонифицирует тот или иной тип сексуального поведения. Джон — это самец, которому всё равно, с кем удовлетворять свои инстинкты. Он, по словам Грэма, «дважды лгун»: как адвокат, стоящий на службе интересов общества, и в качестве мужа, который ради сохранения семьи постоянно лжёт собственной жене. Синтия — самка, но для неё секс — не одна лишь физическая потребность, а форма реализации себя, даже стиль жизни, своеобразная религия. Формула свободной любви придумана как будто специально для неё. Энн же — закомплексованная натура, подавляющая в себе запретные, на её взгляд, желания, полная противоположность сестре, и хотела бы делать вид, что секса в жизни вообще нет. Наконец, Грэм — протагонист, словно герой от автора, который вносит сумятицу в сложившийся порядок, катализирует подспудно идущие процессы. Когда-то он был, видимо, таким же, как Джон, но, безответно влюбившись в одну девушку, ударился в другую крайность — любовь без секса, платоническую, словесную. Уехав из города, Грэм занялся съёмкой видеолент — исповедей женщин на темы секса, то есть стал для них своего рода «духовником».
В блистательной сцене разговора с Энн перед видеокамерой, когда исповедующийся и исповедник непроизвольно меняются местами, Энн доказывает, что Грэм так же одинок и бежит от секса, как она сама. Им обоим нужны искренние чувства — и они необходимы друг другу. Но перед тем как заняться любовью с Грэмом, Энн выключает видеокамеру. Любовь и секс — две составные, неразделимые части интимной жизни человека, которая не рассчитана на наблюдение, а тем более — вмешательство со стороны других людей. Это — тайна, принадлежащая только двум любящим. Секс, ложь и видео — явления из той, прежней эпохи, которая уже пришла к своему закату. А Стивен Содерберг всего лишь отметил возникновение новых ценностей. Секс, освящённый любовью, — вот формула, по которой двое попытаются отныне жить.
И, конечно, не случайно, что такой в большей степени интеллектуальный фильм, который просто обязан был стать культовым в университетских городках, не только заслужил почётную номинацию на «Оскар» за оригинальный сценарий, но и пользовался относительно высоким, особенно — для малобюджетного ($1,2 млн.) кинопроизведения новичка, успехом в американском прокате (более шести миллионов зрителей). Кстати, можно с полным основанием считать, что именно с выпуска данной картины Содерберга началось стремительное восхождение новой независимой компании «Мирамакс».
Сергей Кудрявцев
http://www.kinopoisk.ru/level/3/review/933448/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 28.08.2011, 00:46 | Сообщение # 9 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Секс, ложь и видео
Sex, Lies, and Videotape
Три слова в названии претендуют на охват всей жизни. И достигают желаемого. Во всяком случае, в «тамошней» жизни — достигают. Не случайны ни соответствующий значимости порядок их расположения, ни отсутствие в перечне слова «работа», вероятно, теряющее былое значение для многих американцев. «Секс, ложь и видео» — символическое название и символический фильм. Он знаменует смену ценностных ориентиров, происшедшую в обществе.
Еще не так давно популярнейшая «Деловая женщина» (режиссер Майк Николе) не замечала надвигающихся перемен; в картине шла речь о работе, карьере любой ценой и только потом о любви и сексе, правде и лжи, о видео — позже.
А если проследить генеалогию аналогичных рычагов, двигающих американское общество, еще дальше вспять, то — не вдаваясь в подробности — вспомним, например, ленту «Все о Еве» Дж. Манкевича (1950), рисующую идиллическую картину торжества работоспособности, таланта, порядочности, увенчанных заслуженными наградами — успехом, карьерой, любовью; а в противовес — наказание корысти и низости. «Деловая женщина» как бы подводит итог этой линии в кино, и хотя в ней утверждаются все те же идеалы, это в какой-то мере «Все о Еве» наоборот, ибо авторы позволяют героине отступления от «кодекса чести»: ложь, подлог, мошенничество — лишь бы работала.Но вот «Секс, ложь и видео» знаменует новые веяния и, похоже, не только в американском обществе: даром что фильм получил Золотую пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля, а исполнитель центральной роли Джеймс Спейдер — приз за лучшее исполнение мужской роли; окажись фильм на наших экранах, он не остался бы незамеченным.
«Эту ленту мог снять только очень молодой человек»,— сказала после фестивального просмотра бойкая московская критикесса о Стивене Содерберге, 27-летнем режиссере, столь блистательно дебютировавшем в мировом кинематографе. Трудно согласиться с ней. Ничто — ни мастерский подбор актерского ансамбля, квартета, в котором ни один исполнитель ни разу не дает сбоя, ни поражающий точностью ритма монтаж, без единого провиса или длинноты — не дает основания считать автора картины юнцом. О зрелом профессионализме, даже провидческой мудрости свидетельствует и выбор темы и четко схваченное — и переданное — время.
И все-таки критикесса была права. «Секс, ложь и видео» — картина, снятая человеком, принадлежащим к поколению без чувства традиции, группе одиночек, нынешних 25— 35-летних талантливых индивидуалистов, остро чувствующих ностальгию по прошлому и не находящих ничего «настоящего» в настоящем. Проще простого привычно объяснять «их» бездуховность и отчужденность реакцией на вьетнамскую войну, безработицу, угрозу атомных катаклизмов, «нашу» — застоем, Афганистаном, Чернобылем. И лишь выстраивая эти «параллельные» кривые можно заметить, как схожи эти уже далеко не столь юные молодые люди и условиями формирования, и — результатом: какой-то непригодностью к жизни. И пусть жизнь протекает в совсем разных материальных средах, они — похожи. Разными дорогами шли к храму. Не пришли ни они, ни мы.
Какая-нибудь Маленькая Вера в своей провинциальной глуши смертельно позавидует Синтии из «Секса, лжи и видео», позавидует ее шмоткам, машине, квартире, так, наверное, и не заметив, что духовно они родные сестры, пустые их жизни вращаются по одному кругу, и завидовать в сущности нечему.
Вопрос «Легко ли быть молодым?» в отечественной кинематографической среде — и не только в ней — решился сам собой, вернее, преобразился в «кого считать молодыми?». Незаметно молодыми стали тридцатилетние. Затем — сорокалетние. И?.. Польстим и поставим многоточие. Вечные мальчики и девочки в джинсах и свободных свитерах или майках — в зависимости от сезона — уже не знак поколения, а, скорее, дань уважения к старшим, их праву на покровительственное похлопывание по плечу: «Они еще молодые...» А молодые ли? И были ли молодыми?
В далекой от среды обитания маленьких вер интеллектуальной элите царила скука. Веселиться поколение нынешних тридцатилетних не умело. Росли разрозненно, каждый в одиночку; тянулись к старшим, шестидесятникам,— за опытом; собственный, копившийся с годами в расчет не принимался. И не случайно: не странны ли пространные обсуждения шестидесятников нынешними тридцатилетними? Они свое прошлое прожили, мы — прообсуждали. Жили какой-то умозрительной жизнью: книгами, спектаклями, кино, музыкой. Жили ли? Ведь жизнь была вторична по отношению к искусству или опыту старших; и все время упускалось что-то главное — то, что не удалось испытать самим.
Любая зацепка в повседневности выстраивала цепочку литературных или художественных ассоциаций, замещавших так и не сформировавшиеся бытовые ассоциации. Может быть, потому такую популярность приобрел у нас постмодернизм, столь зависимый от цитирования. Постмодернизм пророс в сознании поколения без собственного опыта и выразил это поколение.
Такой образ жизни требовал энциклопедичности, но она — парадоксально — произрастала не на духовности, а на бездуховности, своеобразном высоколобом культурном эскапизме. С каким чувственным снобизмом смотрели мы старые ленты, отгадывали цитаты в современных постмодернистских картинах, играли Стриндберга — и не только его. Равенство игры и жизни, кажется, достигло апогея.
Как ни странно, но, похоже, и в жизни Стивена Содерберга, сложившейся казалось бы, из «иной материи», утвердился все тот же закон. Не случайно же он на страницах журнала «Rolling Stone» назвал продюсеров своего фильма «гнилью, лишь внешне напоминающей людей», а в следующем номере куда как весомо извинился: «У меня не было с ними никаких контактов до начала работы, и они не заслужили моего небрежного замечания». Что это? Игра? Жизнь? Кое-что проясняет сам фильм Содерберга. Пора, наконец, обратиться к нему.Пересказать его, на первый взгляд, легко. В центре — банальный любобный треугольник: он (муж Джон), она (жена Энн), ее сестра Синтия. Классическая структура: треугольник, порожденный сексом, порождает ложь и осложняется появлением четвертого персонажа, вернувшегося в родной город друга мужа, Грэма. И тогда — не сразу, словно на переводной картинке — проявляется вся нетипичность и треугольника, и самого фильма, в котором видимое не соответствует тому, что скрыто за ним.
Рассказывая об адюльтере Джона со свояченицей, о вовсе уж извращенной сексуальности Грэма, находящего удовлетворение при просмотре видеозаписей женщин, делящихся своим сексуальным опытом, Содерберг не только ухитряется сохранить целомудрие при достаточно двусмысленном сюжете, но и представить героев незащищенными и чистыми. Он будто заключил с кем-то пари, обязавшись, балансируя на лезвии ножа, рассказать грязную историю, не запятнав уста. Однако второй пласт картины, скрывающийся за первым, банальным, опровергает гипотетическое предположение о таком «эквилибристическом» опыте.
На этом втором уровне исследуются психологические мотивировки поступков героев, исследуются так досконально, словно над лентой витает образ психоаналитика — он, кстати, и возникает в эпизоде. Итак, в центре картины уровновешенная Энн, которая вызывает холодной сдержанностью и скованностью разочарование Джона, который ищет успокоения у ее антипода экстравертнои Синтии, которая эгоистична, раскованна, но — мучима комплексом неполноценности: в детстве ей слишком часто ставили в пример благонравную старшую сестру и ныне, самоутверждаясь, она стремится отнять у Энн все — мужа, Грэма, который в свое время покинул город, утратив интерес к «нормальному сексу» из-за измены любимой девушки с Джоном, а, вернувшись, вновь становится полноценным мужчиной, отбив у Джона жену, которая... Таков «дом, который построил Содерберг»... В этой киноэнциклопедии фрейдизма трудно было бы усмотреть что-либо, помимо экранизации ряда историй болезней пациентов клиники неврозов, когда бы не изящная ирония режиссера по отношению к происходящему.
А в психологические мотивировки поступков героев можно вдаваться гораздо глубже, на иных уровнях рассматривать болезни людей — или общества — в зависимости от точки зрения на фильм. В известной степени он служит парафразом известной английской ленты «Седьмая вуаль», где героиня, талантливая пианистка, становится жертвой душевного кризиса, а психиатр, доискиваясь до его причин, заставляет ее сбрасывать одну за другой «вуали», погружаясь в ее прошлое. Но и «психологические вуали» у Содерберга — ложь, а главное припасено к финалу — видео.
Мы и не заметили, как быстро и прочно утвердилось видео в повседневности, как изменило ее. В доме Грэма, например, совсем нет собственных книг — одни библиотечные. Но умирание культуры чтения — лишь первый пласт многозначной темы «видео» в этом многозначном фильме. Видео подменяет культуру, секс, творческие способности, становится способом и методом познания... видео же (у Грэма целая видеотека исповедей женщин, заснятая им самим), ибо подменяет саму жизнь. Ведь несмотря на то, что в итоге Грэм выключит видеокамеру и ни Джон, ни зритель так и не узнают, чем закончилась его встреча с Энн, стереотипное сознание, выработанное не без участия видеокультуры, позволит — в ретроспективе — домыслить возможные варианты.
Видео лишило нашу действительность эффекта неожиданности. В квартире, на кухне доступно все, надо только вставить нужную кассету. Собственное прошлое, факты истории, любая иллюзорная мечта хранятся на полке и пленке. Выходит — свершилось? Мгновение остановлено? Содерберг считает, что нет. Его герой расправляется с суррогатом действительности, разламывая кассеты и разбивая видеокамеру, дабы окунуться в реальный мир, свою любовь к Энн. Однако идиллическая пастораль на крылечке уютного домика куда дальше от жизни, чем несчастливые судьбы, запечатленнные на растоптанных Грэмом кассетах.
Все смешалось — в который раз. Прежде в искусстве искали отдохновения от забот, назвали это эскапизмом и ругали. Как назвать попытку спрятаться от искусства в жизнь? Хорошо это или плохо? И возможно ли? Фильм Содерберга не дает ответа, он лишь предлагает один из путей выхода из тупика, созданного сексом, ложью и видео...
© Ольга Рейзен, Сборник «Киноглобус — двадцать фильмов 1989 года»
http://www.world-art.ru/cinema/cinema.php?id=155
|
| |
| |
|
