Остров (Seom)
Богиня Тёмных Вод

Ким Ки-Дук несомненно относится к особой касте кинематографистов. Метафорически можно сказать, что он современный жрец высшей сакральности в искусстве. И подобно жрецам исчезнувших цивилизаций он рассказывает нам истории богов: некую осовремененную мифологию. Но суть этой мифологии всё же древняя, как само сознание и подсознание человека. Жрец современности рассказывает её на нашем языке, но как и полагается любому творящему тайнодействие говорит он для посвященных – символами, метафорами, притчами, или мифами. Даже посвящает свои творения проявлениям разных стихий. Сейчас хотелось бы начать с воды. Его водная мифология весьма обширна, но, пожалуй, новый Мир о «темных водах» заслуживает первичного внимания.

Несомненно, режиссер показывает нам в фильме «Остров» замкнутый Мир, замкнутый Мир воды, отделенный от всей цивилизации и посторонних глаз - мироздание «где-то» Ким Ки-Дук показывает по-своему, на языке фирменных кино-метафор. Некое условное пространство, внутренний Мир Женщины, в котором она хозяйка, властительница, богиня. Возможно, Ким Ки-Дук говорит в первую очередь о неприкосновенном внутреннем Мире Женщины. Это Мир ценностей и всего связанного с женским восприятием. И молчание героини – это не особенность персонажа, а скорее знак, олицетворение.

Само название «Остров» - это символ одиночества, отдельного Мира, души. Возможно, Ким Ки-Дук и говорит в своей картине о глубоком одиночестве, даже в своей стихии Женщина одинока, даже бог одинок в сотворенном Мире. Так о чём же эта картина? Какую, несомненно, глубокую идею закладывает режиссёр в эти тёмные воды и обитающую в их стихии Женщину.

Фильм начинается с прекрасного, но одинокого в своей замкнутости пейзажа, словно режиссёр вводит нас в некую вселенную, утопающую в воде и переливающуюся в небо. Хозяйка этого мироздания привычно садится в лодку и развозит каждого героя к его плавучему домику. Каждый из живущих там персонажей глубоко связан с героиней и олицетворяет что-то глубоко внутреннее для неё. Всеми присутствующими в её мироздании она распоряжается по своему усмотрению. Если хозяйка желает, она отправляется под покровом ночи удовлетворить своё чувственное желание – становится шлюхой, деньги для которой не важны. Это её глубоко внутреннее желание окунуться в своей стихии во что она пожелает. И, пожалуй, режиссер довольно откровенно высказывается о том, что он вкладывает в своё понимание женской сути. Мужчины, играющие ночью в карты, которые потом берут героиню как шлюху, лишь олицетворяют её же жестокость. И вот увесистый боров, беседующий по телефону и загрязняющий своими экскрементами, как физическими, так и духовными становится утопленником в её руках, ведь в своей стихии она может всё: жить под водой, быть невидимой, вездесущей и во все проникающей. Так она и проникает в трагедию нового постояльца этого бытия, который хочет застрелиться. Во сне она видит его же сон, где он убил с любовником жену и потому теперь прячется в этой тихой заводи. Интерес героини к преступнику символизирует, что женщина в своих потаённых, истинных желаниях (во внутреннем Мире) всегда желает переступить черту. Что преступление есть своего рода некая страсть затаённого женского начала. Пожалуй, Ким Ки-Дук ещё и добавляет, что стихия страсти, крови преступлений и недозволенного – есть истинное желание женщины, ведь именно к убийце разгорится пламя страсти героини. Но преступления идут рука об руку со страданиями, а последние как нечто невидимое и соединят этих героев. Что особенно интересно, ночная ипостась женщины становится архетипическим и мифологическим выражением, самой тайной и разрушительной силой, ведь именно ночью она становится мифом, живя под водой и властвуя из самых темных недр живущими в плавучих домиках.

Особую роль в картине режиссер отводит образному выражению всего через простые предметы: удочку, крючок, наживку и пойманную рыбу. Если углубиться в этот доминирующий образ фильма, то открывается ещё более глубокий смысл происходящего: первый раз героиня сама насаживает червяков на удочку своего возлюбленного, кормит его птицу, заботится о нём – тут-то и отыгрывается образ попавшейся рыбки. Все мы попадаемся на наживку любви, наживку не быть одинокими, но об этом позже. В Мир героини приходят и уходят одноразовые мужчины, просто проходящие через её жизнь и ещё больше подчеркивающие одиночество и желание близости душевной. Мужчина, в которого она влюбляется, пытается превратить её диалог в молчании под дождем в прихоть своего сексуального желания. Она ему отказывает, потому что чувствует близость, а для женщины, чем ближе душа другого, тем обиднее и не гармоничнее случайный сексуальный порыв. Режиссёр разоблачает природу женской души, её устремления и боль до предельной наготы: героиня сама заказывает для возлюбленного проститутку. Это некий акт мести и особый способ говорить на своём, женском языке. Ещё один символ её власти над ним и происходящим. Потому точно так же, как она заказала женщину – она её связывает и обрекает на гибель, став преступницей в своем чувстве. Впрочем, к этому приведёт её тоже попавшаяся на крючок рыба, которую поймают престарелый ловелас и его юная любовница, отрезавшие рыбе бока для суши. Живая, израненная, живущая без своей части рыба словно символизирует главных героев, если перевести это существование на их духовный Мир. И не случайно герой, поймав, не может убить эту рыбу, ведь она отражение его самого.

Образный ряд в этой картине построен с предельной точностью и великолепием, на которые только способен художник в кинематографе. Рыба в картине является отражением тех или иных состояний души. Даже способ её ловли – герой ловит рыбу через дырку в полу плавучего дома – там он позже сам окажется как пойманная рыба. Обыгрывание образа удочки и рыбы демонстрирует величие и небывалую точность режиссуры. Пожалуй, вот так выстраивать образы картины вокруг повседневных предметов это и есть настоящая режиссура. Появляющаяся ночью из той же дырки в домике следящая героиня словно становится на языке Ким Ки-Дука той же рыбой. Что недавно поймал герой. Даже та четкость и смена акцентов вокруг туалетной дырки – ещё один показатель отшлифованной режиссуры.

И вот с появлением полиции главный образ картины находит невероятное по мощи разрешение. Пока полицейские ловят одного, другой проглатывает крючки и тащит их из себя, раздирая нутро, словно пойманной рыбе. Тут главный образ картины раскрывает нам еще один смысл: мы сами попадаемся на собственную удочку, мы сами становимся и ловчим и пойманным, каждая наша страсть, любовь и поступок – это крючки, которые мысами же и заглатываем. Но даже когда мы пойманы самими собой, есть тот кто вытягивает и спасает – способный вынуть из нас эти «крючки», залечить ободранное нутро – этот единственный человек и становится нашей судьбой. Человек, который не испугается кровавого нутра тела и души. Тот, кто способен без брезгливости принять нашу разодранность. По сути это и есть единственный человек, в чьем мироздании мы можем раствориться и слиться. Пожалуй, это и есть чувство в понимании режиссера. По крайней мере, такое обыгрывание образа приводит к такому пониманию.

Но вернёмся ещё раз к тому образу. Героиня выковыривает крючки и принимает весь физиологический ужас героя, лечит его нутро – так рождается чувство: в муках и ужасе крови кишок. Но преступником пока является только герой, и только его нутро выковыривала героиня, поэтому любовь или растворение в тёмных водах женской любви пока невозможно с философской точки зрения Ким Ки-Дука. Каждый должен перейти черту, чтобы обрести. Но когда влюбленная проститутка погибает в темноте вод, только тогда становится возможен переход к взаимности – каждый должен совершить преступление. Этот переход Ким Ки-Дук выстраивает по истине гениальной режиссурой. Утопив проститутку и сутенера, герои становятся соучастниками преступления. В воде они уже отражаются вдвоем – но путь к единению не может быть пройден без ещё одного вывернутого нутра: мужчина прогоняет женщину, пытается сбежать из её мироздания. При попытке уплыть его снова ловят на удочку. Утром герой всё равно уходит от женщины, и она засовывает крючья в своё влагалище и рвёт нутро, связующее её с возлюбленным. Этот акт самоуничтожения в невозможности обрести цельность и смысл точно так же вторит символическому поступку героя. Точно так же, благодаря удочке он вытаскивает героиню. И только вынимая из женского лона острые крючки и увидев то ужасное и истинное, что есть в природе женщины, герой понимает внутренний смысл её любви. И крючья складываются в очертания сердца.

Наконец после акта единения через нутро, они обретают общность. Мы видим сцену, в которой герои красят домик желтой краской, соединяя свои кисти, но единение людей в современном Мире подобно преступлению и поэтому снова появляется парочка старый ловелас и его юная возлюбленная, с помощью которых обнаруживаются трупы – тайны, живущие в Мире двоих. И герои символически навсегда, словно скрывая любовь как преступление, уплывают в доме по реке. Ким Ки-Дук говорит нам, что люди, нашедшие друг друга в своих внутренних Мирах, становятся преступниками для всего одинокого Мира внешнего. Они уходят друг в друга, а значит уходят от людей, ради внутреннего Мира любимого, как в конце растворяются возлюбленные друг в друге – они как реальные и метафорические убийцы бегут от Мира.

Великолепная блистательная режиссура, образность, точность сюжета и совершенство деталей – это гений Ким Ки-Дука. Финальная сцена фильма выводит его в область олицетворения, когда герой входит в лоно лежащей под водой архетипической женщины. Этим финальным образом режиссер заявляет, что фильм о проникновении не только в любовь, но и о растворении мужчины в темных водах женского начала и естества.

Екатерина Лоно
http://www.mirovoekino.ru/review.php?id=4728/

Остров
The Isle (Seom)
Де Сад отдыхает

Скандальная южно-корейская «Ложь» пыталась (и небезуспешно) конкурировать с наследием Маркиза Де Сада и с «Сало» Пьера Паоло Пазолини. «Остров» — следующий шокинг южных корейцев — по части мазохистской изощренности вполне способен составить ей конкуренцию.

Плавучие рыбацкие домики дрейфуют по залитому туманом озеру. Здесь живет девушка Хви Чжин, которая занимается тем, что доставляет рыбакам и всякого рода подозрительным личностям еду и гостей — от девиц легкого поведения до служителей порядка. Однажды в одной из таких плавающих хибар поселяется странный молодой человек с суицидными наклонностями. Его преследует видение жестокого убийства подруги, и потому он раз за разом пытается покончить с собой. Но в тот момент, когда он уже подносит пистолет к виску, из воды выныривает Хви и «предупредительно ранит» юношу в ногу.

Очередная попытка расстаться с жизнью чуть было не завершается «успехом». Парень заглатывает связку рыболовных крючков, а затем принимается остервенело тянуть их наружу, разрывая собственные внутренности. Но тут снова на помощь приходит Хви, которая щипцами извлекает снасть из горла самоубийцы. Между юношей и его спасительницей тут же пробуждается «роковое влечение», необъяснимое с позиций здравого смысла.

Когда оклемавшийся парень собирается покинуть Хви — не то русалку, не то амазонку, не то сирену, способную преодолевать неправдоподобно большие расстояния под водой, да еще и выходить из нее сухой — она не находит ничего лучшего, как тоже «прибегнуть к помощи» рыбацкой снасти. Те же самые крючки она загоняет себе в вагину. Дикий крик заставляет парня вернуться и сделать возлюбленной гинекологическую операцию. Садомазохистский кошмар набирает силу.

Отсутствие традиционных психологических мотивировок и масса алогичных (особенно для европейского зрителя) действий не расшифровывают, но обнажают яростную природу человеческих отношений. Влюбленные предпочитают сначала заняться любовью — с еще не извлеченными из плоти крючками — и только затем приступают к их изъятию.

Главный корейский шокмен Ким Ки-Дук в своем четвертом фильме уже окончательно определяется с собственным неповторимым авторским стилем, с индивидуальной брутальной поэтикой, замешанной на членовредительстве. Он мастерски уравновешивает первобытную жестокость своих героев поэтическими красотами озера, будто замершего посреди мироздания. Магия цветов и звуков, минимум слов, максимум недосказанности и любовного томления.

Символом фильма, однако, становится не остров, который буквально здесь даже не присутствует, а именно крючки, на которые добровольно, по очереди, насаживают себя влюбленные.

malov, 04.06.2004.
http://sqd.ru/movies/reviews/5133/

Остров
Seom, 2000
Экзистенциальная драма

Этот южнокорейский фильм впервые в нашей стране был показан во время фестиваля «Лики любви» в январе 2001 года и вызвал неоднозначное отношение. Редкий кинокритик, описывая произведение режиссёра Ким Ки Дока, шокировавшее публику ещё на Венецианском кинофестивале 2000 года, отказал себе почти в садистском удовольствии долго перечислять натуралистические подробности всевозможных манипуляций с рыболовными снастями и человеческими телами, что, несомненно, присутствует в данной ленте. Однако является ли это главным?! Можно предположить, что критическое смакование садомазохистских страстей в картине «Остров», как и непременное упоминание якобы имевших место фактов, что кто-то упал в обморок во время сеанса, а другие заходились от крика, на самом-то деле, даже вредит этому фильму. Он вообще обманчив и всё время норовит направить зрителей по очередному ложному следу, что даже присуще творческой манере Ким Ки Дока, как можно судить по его следующей работе «Реальный вымысел», которая была представлена в конкурсе Московского кинофестиваля в 2001 году и, увы, вовсе не отмечена жюри.

Ведь история, рассказанная в «Острове», тоже многовариантна (вот и премии достались ленте только на смотрах фантазийного кино!), а в финале оставляет ощущение так и не прояснённой загадки, растворившейся в утреннем тумане, который поднимается над озером, где и происходило всё действие этого явно странного «курортного романа». Да и была ли любовь (или как там это называется — безумное влечение, саморазрушительная страсть, несдерживаемая похоть?!) между немой служащей на туристической водной базе, которая также готова запросто отдаваться своим клиентам, и неким парнем, приехавшим сюда, чтобы свести счёты с жизнью после того, как где-то на суше он расправился с собственной женой и её любовником…

Невероятно красивая природа, на фоне которой творятся изощрённые убийства, неслыханные самоистязания и прочие безобразия, словно выступает от имени Вечности, куда так отчаянно стремятся в своём неосознанном трансцендентном порыве оба несчастных главных героя, будто надеясь исчезнуть навсегда и без какого-либо следа среди прибрежных камышей… Это даже не «коррида любви» (вспомним оригинальное название шедевра Нагисы Осимы «Империя чувств»), в которой неосуществимой мечтой каждого из любовников было намерение до конца аннигилироваться друг в друге. Как это ни покажется странным, Ким Ки Док с его варьирующейся идеей непознаваемости чувств, личностей, явлений жизни и всего мироздания, скорее, может быть признан «корейским Антониони». И его «Остров» в этом смысле следует соотносить с наиболее безысходной «Красной пустыней», тогда как «Реальный вымысел» напрямую связан с «Фотоувеличением».

Сергей Кудрявцев
http://www.kinopoisk.ru/review/901112/