меня очень тронуло то, как отношения супругов все-таки восстанавливаются! как он по-мужски понял то, что от него сейчас зависит будущее его семьи и пошел на то, что сам отвез жену на последнюю встречу с арестантом.

и, честно сказать, до слез тронул тот эпизод, когда она вышла из зала свиданий и все вместе - она, ее муж и их ребенок - начали играть в снежки! в таком месте, при таких обстоятельствах, но мне показалось, что они были счастливы!!!

отличный фильм!!! отличное обсуждение! одно из тех самых-самых редких, что бывает. за свои 4 года и вот уже 5-ый я всего несколько таких действительно здоровских обсуждений могу вспомнить (продуктивных, интересных и просто хороших!)

1. почему для весны, лета и осени героиня приносит обои, а для зимы нет?
2. почему в тот момент, когда заключённый разглядывает нарисованную на стене женщину, его любвеобильный сокамерник смотрит в окно?
3. почему муж решается оставить свою любовницу только после того, как увидел на экране страстные объятия супруги с заключённым?
4. почему героиня, отдаваясь заключённому, зажимает ему в это время нос?
5. играет ли роль для понимания фильма такой факт, что муж и жена являются представителями творческих профессий (композитор и скульптор)?

обои зимой она, на мой взгляд, не приносит, потому что зимой все голо, пусто, для них - это завершение, до зимы она рассказала всю историю своей жизни, рассказывать больше нечего, т.к. начинается новая жизнь, а она еще не написана.

муж, увидев свою жену в объятиях заключенного, увидел там свою историю - его жены и себя, т.к. потом он сказал жене, что вспомнил, как они познакомились (или что-то такое, точно не помню), он понял, что жена им дорожила, если рассказывала заключенному о нем как о мужчине, которого она полюбила тогда. знаете, иногда необходимо увидеть свою историю со стороны, чтобы каким-то образом переосмыслить ее, так и он, увидев себя там, решил изменить свою жизнь, изменить отношения внутри своей семьи - спасти ее

их профессии.... не знаю, возможно это помогает им решить проблемы внутри семьи таким вот нестандартным образом... "творчески подойти к этому"... но в итоге они ведь оказываются вместе, значит, способ, выбранный ими, является действенным - оба они его принимают, понимают в итоге друг друга

а почему второй заключенный смотрит в окно, когда первый рассматривает портрет девушки на стене - этого я не знаю... может, кто-нибудь поможет мне это понять?

Первые два вопроса, как мне кажется, тесно связаны между собой, и отвечать на них нужно, начиная с размышления о том, что видит сокамерник заключённого в окне, когда тот рассматривает рисунок, перенесённый с фото на стену!

Вопрос номер четыре, скорее, заставляет нас задуматься о том, что происходит с человеком до того, как он успел вздохнуть (и метафорически с женщиной, для к-ой этот вздох значит что-то гораздо большее)!

На пятый вопрос, каюсь, у меня ответа нет, но версию о творческом подходе к решению проблемы всё-таки поставлю под сомнение, тк здесь мы, наверно, должны говорить не о способе решения, а о причинах, вызвавших такую ситуацию (не отвергаю того, что подобное случается и у представителей других профессий, но именно творящие искусство часто нуждаются в эмоциональных подъёмах, к-ые, увы, находятся ими на стороне)!

Из теленовостей Хюн узнаёт, что в местной тюрьме пытался покончить жизнь самоубийством заключенный Чэнь, приговоренный к смертной казни. Поругавшись с мужем, женщина отправляется на свидание с Чэнем, где рассказывает удивленному зэку о том, как едва не утонула в детстве. За этой встречей последуют другие. Обклеивая комнату для свиданий фотообоями разных сезонов (весна, лето, осень, зима) и исполняя перед арестантом веселые песни под музыку из магнитофона, Хюн будет делиться с Чэнем размышлениями о собственной жизни. За всё время заключенный не произнесет ни слова (глубокие раны горла не способствуют общению) и кажется, так и не поймёт, чего добивается эта странная женщина. Зато поймёт муж Хюн…

Кореец Ким Ки-Дук снимает много и достаточно быстро, что, однако, не сказывается на качестве выходящих на экраны картин (явные промахи – скорее исключения, чем правило). Постановочный вокабуляр режиссёра богат, но не эклектичен. Из фильма в фильм, вне зависимости от тематики и сюжета, Ки-Дук уверенно гнёт свою линию, создавая трогательный и хрупкий на вид мир с чуть-чуть сумасшедшими жителями, живущими по правилам и заветам режиссёра-демиурга, который, как правило, с персонажами не церемонится. «Вздох» – ещё одна глава этой бесконечной истории.

В истории взаимоотношений Хюн и Чэня необходимая рекогносцировка на местности в виде мотивации героев происходит лишь ближе к финалу. Ки-Дук умышленно уходит от необходимых, насущных во время просмотра ответов. Закономерно, исходя из логики всего действа, что данные, наконец, объяснения станут отправной точкой для новых вопрошаний, но на этот раз риторических, к моменту их появления режиссёр опустит занавес.

Новый фильм Ким Ки-Дука едва ли способен поведать о своём создателе нечто новое. Нет. Перед нами всё тот же узнаваемый стиль, подача материала, контекст (в широком смысле). Но это и неплохо. После ряда скандальных лент начала 2000-х режиссёр обратился к вполне мирным, совсем не эпатажным сюжетам, доказывая, что способен быть разным. Как минимум – содержательно. В этом смысле, «Вздох» не удивляет, но имеющиеся до просмотра ожидания оправдывает. Единственная, но очень приятная неожиданность – южнокорейский римейк легендарной «Tombe Le Neige» Сальваторе Адамо в исполнении Хюн и её супруга. После такой трогательной музыкальной шутки понимаешь, что Ким Ки-Дуку по-прежнему есть что сказать.

(с) Станислав Никулин
http://www.kinomania.ru/movies/s/Soom/index.shtml

Многое из того, что пишут о Киме, основано на его собственных словах, но слепо доверять им было бы весьма наивно. Так, он уверяет, что режиссуре не учился и кино почти не смотрит. Но если судить по изображению, монтажу и внутрикадровым находкам его картин, это никакой не парень из джунглей, а культурный режиссер, который не прочь приобрести имидж Тарзана. Такие выводы напрашиваются, когда смотришь новую работу корейца «Вздох».

Зная историю кино, плодовитости автора (три фильма в два года), удивляться не стоит. На заре кинематографа фильмы пекли как пироги. Протазанов снял сотню с гаком лент. Тарковский в своем «Мартирологе» с отчаянием пишет, что мог бы делать по два фильма в год, а сделал всего семь за четверть века, и нет никаких сомнений, что мог – да кто ж ему дал бы? Одним из самых плодовитых в истории кино считался немецкий режиссер Райнер Вернер Фассбиндер. Если исключить феномен Германа, причина длительности работы над картинами не творческая, а производственная: чем больше бюджет, тем дольше процесс и тем меньшее отношение к искусству имеет конечный продукт. Если не снимать катастрофы, массовые побоища, космические дали, океанские глубины, далекое прошлое и проблематичное будущее, на хороший фильм хватит нескольких сот тысяч долларов. Ким больше и не тратит.

Во «Вздохе» господствует минимализм. Действие захватывает тюрьму, в которой герой, беспричинно убивший жену и двух дочерей, ждет казни с тремя другими смертниками. Сюжет развивается и в квартире героини-скульпторши, которая живет с дочерью и с изменяющим ей мужем-музыкантом, и по дороге от тюрьмы к дому. Первоначальная коллизия трагикомична – убийца регулярно пытается покончить с собой, а его каждый раз возвращают с того света, чтобы отправить обратно с помощью контролируемой процедуры, о чем с той же регулярностью сообщает местное ТВ. Посмотрев на этот ужас, героиня отправляется в тюрьму и получает свидание с осужденным, причем дело тут вовсе не в либеральности южнокорейского правосудия, а в том, что лицо начальника тюрьмы, чье отражение мы видим в стекле монитора слежения – лицо самого Ким Ки-Дука. И это едва ли не самое многосмысленное режиссерское «камео» за все сто с лишним лет кино (вот и верьте после этого басням про самородство Кима). Мало того, что этот факт обнажает условность фильма, но и как бы саморазоблачает: вот он я, демиург, вуайер, провокатор и гуманист в одном лице.

Ну и, конечно, шутник постмодернистского толка. Героиня оклеивает тюремную комнату свиданий китчевыми фотообоями на тему лучшего кимовского фильма «Весна, лето, осень, зима и… снова весна». И дурным голосом поет герою сезонные песенки, пародирующие не столько фон Триера с его «Танцующей в темноте», сколько китайского соседа, приколиста и выпендрежника Цая Мин-Ляна. Муж героини, обеспокоенный ее отлучками и запущенной квартирой, прямо по старику Фрейду ляпает: «Если я хожу к другой женщине, я же не забываю свои домашние обязанности!». А сквозная тема удушья, дважды разряжающаяся в финале – в сексуальной и в смертной сцене, отсылает за разгадкой не в корейские горы, откуда спустился Ким, а к «Империи чувств» Нагисы Осимы, где об асфиксии, либидо и мортидо сказано более чем достаточно.

Но при всей своей культурной всеядности, национальной экзотичности (хотя в самой Корее Ким – что Куросава в Японии, «своими» не больно-то и признается) и несомненной расчетливости Ким Ки-Дук не фокусник и не манипулятор, а художник, для которого приемы являются только средствами выражения того, что он хочет передать. Ему не всегда это удается, но если получается, то парадоксальные режиссерские решения выталкивают зрителя из бытовой плоскости в метафизическое пространство. Шоковые эффекты оказывают завораживающее и просветляющее действие, то есть вызывают катарсис. Хорошее такое корейское слово родом из Древней Греции.

Виктор МАТИЗЕН
http://www.newizv.ru/news/2008-04-28/89351/

Фильм Ким Ки Дука «Вздох» в прошлом году стал участником конкурсной программы юбилейного Каннского фестиваля. Каждая работа этого режиссера, как правило, участвует в престижном конкурсе и, как правило, ничего не получает. Необычная (других у Ким Ки Дука не бывает) история короткой и странной любви молодой женщины и заключенного-смертника – о том, как легко сделать человека счастливым даже накануне казни.

«Четырнадцатый фильм Ким Ки Дука» – как всегда, первый титр ленты этого режиссера сообщает, в который раз мы удостоились чести видеть творения корейского хулигана-художника-фантазера. В этом есть что-то по-детски заносчивое – «Вы сколько сняли за 10 лет? Три фильма? А я – 14». Не учившийся кино, более того – не смотревший его никогда деревенский бузотер в 36 лет снял первый фильм – «Крокодил». И открыл новую эпоху не только в заснувшем южнокорейском кинематографе, но и для начала – во всем азиатском кино, уверенно потеснив прижившийся «феномен китайского кино».

Снимая по фильму в год, через четыре года Ким Ки Дук представил скандальную картину «Остров». Ее смотрели открыв рот – от восхищения красотой, от ужаса перед брутальностью необычных самоубийств. Многие оторопели от страха, что на нас обрушилось совсем новое кино – сделанное руками неуча, любителя, торопливого, самоуверенного, но феерически талантливого.

Ким Ки Дука швыряет радикально. От смертельной красоты «Острова» – к умной, глубокой и тоже невыносимо красивой философской притче «Весна, лето, осень, зима… и снова весна», от нее – к непродуманной «Самаритянке», от нее – к горькому, веселому, глуповатому на первый взгляд и мудрому – на второй «Вздоху». Между ними – еще 11 лент.

Семья: муж-композитор (Ха Джун Ву), жена-скульптор (Пак Джи А), дочь-малышка. Муж ходит налево, о чем узнает жена и не придумывает ничего лучше, как обратить свой взор на заключенного камеры смертников (Чен Чань), про которого рассказывают все телеканалы, – он в очередной раз пытается покончить с собой заточенной зубной щеткой. Охмурение скучающей дамочкой смертника под наблюдением тюремной охраны выглядит поначалу таким дремучим капризом, что остальные кимкидуковские герои кажутся монстрами логики. Дама приносит на каждое свидание магнитофон, чудовищные аляповатые фотообои, изображающие каждый раз разное время года, облачается в одежды, соответствующие времени года на фотообоях, и устраивает смертнику в великодушно отведенной для этого тюремным начальством комнате показательные выступления. Душевная близость двух человек крепнет, естественным образом переходя в близость физическую – на полу камеры, один из них в наручниках, в углу комнаты – надзиратель, за стеной тюрьмы – муж с дочкой весело лепят снеговиков.

Режиссер ни сам не пытается понять, ни зрителю не стремится объяснить, что же на самом деле происходит в голове у женщины, во имя чего эти сумасшедшие отношения. Ким Ки Дук так и остался в первую очередь художником. Причем не тем художником, что рисует сотни эскизов, священнодействует с красками, выстраивает композицию картины. Ничего похожего. У него и сценария-то, как правило, нет. У него есть сразу картина целиком, в его фантазиях уже живут краски, они сами перемешались и создали дивное полотно. Осталось в это полотно вдохнуть мысль – и дело готово. Каждый фильм Ким Ки Дука – это выдох, который заставляет картину ожить, потребовать порядковый номер и занять свое место в сумасшедшем красочном хороводе других его картин.

Фильм идет меньше полутора часов. На коротком вздохе уходит из жизни герой-смертник, вобрав в себя перед смертью всю красоту мира, всю любовь и краски всех времен года. И с его смертью словно заново рождается жизнь в маленькой семье других двух героев. Они избавились от обид, от тяжести, они, как новорожденные, вырвались на свободу и, сделав первый вздох, ознаменовали свое рождение звонким криком. Громко, почти истошно поют они хором в машине по дороге из тюрьмы, с последнего свидания, слегка переделанную под корейскую мелодику знаменитую песню.

Весна, лето, осень, зима… и снова весна. Все закольцовано. Конец – это чье-то начало. Твое несчастье может помочь другому стать счастливым вопреки всем привычным нравственным законам. Весна неизбежна – надо только глубоко вздохнуть.

Независимая 2008-04-23 / Екатерина Барабаш
http://www.ng.ru/culture/2008-04-23/16_kimkiduk.html

Ким Ки-Дук в России популярнее, чем в Корее. На премьере его «Вздоха» в «Пушкинском» — полный зал. И так каждый год — режиссер-конвейер работает безостановочно, порой по два фильма в сезон. За одиннадцать лет 14 картин. Сам признается, что снимает больше, чем смотрит. «Когда заканчиваю фильм, думаю, что пора браться за следующий. Это как у офисных служащих, идущих на свою работу день за днем. И я должен либо думать о новом проекте, либо делать новый проект — это и значит «быть режиссером»…».

Случаются у него и неудачи, зато публику выдрессировал на диво. Теперь в светской тусовке витает дежурный вопрос: «Как тебе последний Ким Ки-Дук?..» Да и солиднейшие фестивали мира больше не воротят нос от модного режиссера-самоучки. Вот и «Вздох» пробился в конкурс юбилейных Канн.

Его первые фильмы («Крокодил», «Остров») шокировали публику сочетанием нетривиальной жестокости и наивности. Потом умные критики определят генезис его эстетики в театре жестокости Арто и киноавангарде. Впрочем, сомневаюсь, знает ли Ки-Дук про радикальные эксперименты предшественников.

Корейский маэстро объявил себя лидером движения «противоречивое и уникальное», и теперь фильм за фильмом, стежок за стежком с восточной последовательностью и упорством шьет свое безразмерное киноплатье из причудливых сочетаний гротеска и обыденности.

«Вздох» — очередная малобюджетная притча, рассказанная вполголоса, стоившая менее чем полмиллиона долларов, снятая всего за 10 смен. Верная жена, скульпторша, обнаруживает, что в доме ее поселились пустота и тоска. «Встретилась бы хоть с кем-нибудь», — советует муж, уезжая на свидание к любовнице. Вешая белье на балконе, она внимательно смотрит, как выстиранная кипенно-белая рубашка, в отчаянии размахивая крыльями рукавов, летит в лужу…

Сама она едет в такси на свидание с приговоренным к смертной казни убийцей, которого только что показали по телевизору (не дожидаясь наказания, душегуб снова и снова пытается саморучно покончить счеты с жизнью). Тоску не разогнать руками, в этом случае можно попробовать применить электрошок. Точнее, «электрошоу». Находчивая женщина запасается рулонами фотообоев, вентилятором и магнитофоном. День за днем приезжает на свидание с обреченным, превращая комнату для встреч в быстросменяемые времена года. Лиловые цветы форсиции на желто-зеленом фоне плюс песня про зарождение новой жизни, новых чувств — это Весна. Волна бьет через порог на пол камеры, на фоне моря девушка в ярком сарафане и солнцезащитных очках, волосы развеваются на ветру (от вентилятора). Форсируя голос, она поет неуместно радостную попсу про прогулки по берегу и «пылающие губки, хранящие след любви…». Это Лето. Потом будут еще и Осень, и Зима. В детстве она умерла на 5 минут, теперь рассказывает ему про это состояние «порога», «края», когда все решает один вздох.

В скромной картине режиссер создает любопытнейшую визуальную партитуру. Кино в кино. Все эпизоды в комнате для свиданий, вертя любопытным носом, фиксирует камера слежения. За происходящим наблюдает начальник тюрьмы, тень которого маячит поверх изображения на мониторе. Внимательный глаз разглядит в начальнике самого Ким Ки-Дука. Поэтому начальник не только наблюдает. Он режиссирует действие, в нужный момент нажимая красную кнопку, звонком прерывая свидание. Кажется, вот-вот мы услышим голос самого режиссера: «Снято! Всем спасибо!».

В других кадрах — сразу две решетки. За одной — заключенные, за другой — мы, зрители. Для Ким Ки-Дука это принципиальная метафора: «Мои персонажи живут, будто в клетке. Жизнь и есть клетка, из которой можно вырваться только со смертью». Даже первый поцелуй в картине — через тюремное стекло: если на него подышать, поцелуй станет видимым.

Квартира и тюрьма — собственно, вот и все съемочные объекты, между ними — дорога, запруженная машинами.

Все действие сострочено из парадоксов. Смертную казнь можно отменить… попыткой суицида. Семью сохранить, переспав с другим мужчиной. Жену вернуть, препроводив ее на встречу с любовником. А вздохнуть… лишь после долгого удушения. Серия музыкальных номеров увенчается фантастическим зимним финалом Tombe La Neige Сальваторе Адамо. Снег будет падать привычно нежно и сентиментально, но… на корейском языке.

Алгоритм режиссера — в движении от противного, в столкновении прозаического и иррационального, в преображении обывателя в бунтаря. Смысловыми электрошоками, точнее , шоками, он пытается опрокинуть привычные представления, вывести из плена бесчувственной опустошенности не только героев, но и публику.

Картины Ким Ки-Дука (во всяком случае, лучшие из них) обладают характерной структурой — в их каркасе всегда есть свободные просторные ниши — для домыслов зрителя. Так в «Пустом доме» герои забредали в чужие жилища и отменно в них обживались. Некоторые фильмы Ким Ки-Дука и есть подобные обители с открытой дверью — хочешь: заходи, дыши, воображай себе и кино, и его культурные истоки… Только после титров начнешь задаваться вопросом: а было ли на самом деле это «новое платье» от Ким Ки-Дука или некоронованный король корейского кино гол, просто никто этого не замечает…

Лариса Малюкова
http://www.novayagazeta.ru/data/2008/28/25.html

Если не считать включения в сюжет проблемы правомерности смертной казни, "Вздох" — новый фильм Ким Ки Дука — не содержит ничего особенно нового в сравнении с прежними работами знаменитого корейского режиссера. На вопрос, хорошо это или плохо, пытается ответить АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.

Сходство с ранними лентами Ким Ки Дука наблюдается и по типу героя, и по характеру героини. Он — укокошивший жену и двоих детей, приговоренный к смерти, молчаливый и харизматичный "крокодил" (так режиссер, по имени своего любимого героя, назвал когда-то свой самый первый фильм). Она — фрустрированная молодая женщина, несчастливая в браке, ей осточертел унылый безлюбый быт, и она готова пойти на край земли за тем, кто обещает ей вместо тоски настоящее страдание.

Жена-скульпторша, узнав, что муж-композитор ей изменяет, погружается в телевизионный сюжет об одном из обитателей камеры смертников, который пытался вогнать себе в горло заточенную зубную щетку, и наносит ему визиты в тюрьму. Эта коллизия напоминает фильм "Пустой дом" того же режиссера, где героиня, затравленная мужем, отдавала свое сердце взломщику, проникшему в ее квартиру.

Визиты в тюрьму получаются не только романтическими, но и тематическими: женщина обклеивает камеру сезонными фотообоями, одевается в соответствующий наряд и исполняет перед изумленным преступником музыкальные шлягеры "Весна", "Лето", "Осень", "Зима". Этот сюжет, естественно, отсылает к самому знаменитому фильму Ким Ки Дука "Весна, лето, осень, зима и снова весна" — притче о жизни буддистского монаха на фоне заповедного озера и окружающих его природных красот. Но если раньше одним из ключевых компонентов мира режиссера был пейзаж, то теперь действие замыкается в стенах тюремной камеры, где заключенные предаются суррогатным мужским утехам, или в квартире, которая для героини та же самая тюрьма.

Связь между двумя этими замкнутыми, аскетичными пространствами осуществляется через комнату свиданий, тоже пустую и безликую. Вместо живого пейзажа — его жалкий слепок на фотообоях, а общение героев заменяет музыкальный перформанс. Впервые сделав что-то вроде мюзикла, Ким Ки Дук добавляет к своей обычной мере условности еще одну порцию. И обычно-то его герои неразговорчивы, а в данном случае он вообще лишает мужчину диалогов, благо играющий его тайваньский супермен Чан Чхен не говорит по-корейски, заменяя слова пронзительным "сексуальным" взглядом. Правда, женщине (Пак Джи-а) все же разрешено немного поплакаться, рассказав о своем детстве.

Бессловесность опять же напоминает о фильме "Остров" — первом фильме, принесшем Ким Ки Дуку славу певца насилия. Там была бессловесная женщина-рыба, она ненавидела мужчин и по одному сводила их со свету. Насилие, которое Ким Ки Дук в такой концентрации ввел в корейское кино, перешло в почти пародийную фазу, напоминая теперь что-то вроде чаплиновской эксцентриады.

"Вздох" ведет свое происхождение от восприятия мира таким, каким он был еще до возникновения кинематографа. Или когда кинематограф только что родился, встал на ноги и назывался Великим немым. Теперь он лишь изредка возвращается в это блаженное состояние в фильмах Аки Каурисмяки, Такеши Китано, Цай Миньляна. Этот мир похож на сказку с ее вечными и вечно повторяющимися сюжетами. Но каждый раз они рассказываются по-другому. Фильмы Ким Ки Дука — современные мифы, связанные один с другим, как у античных греков или ваятелей телевизионных сериалов. Не в том смысле, что одни и те же герои переходят из картины в картину, но повторяются темы и типы персонажей. Всегда есть пара — мужчина и женщина, связанные роковой, мистической связью. Всегда есть искушение и искупление. Есть и наблюдающий за человеческой трагикомедией Бог: в данном случае он принимает облик начальника тюрьмы, со сладострастием вуайера наблюдающим на мониторе за тюремным романом.

От творчества корейского эпатажника и бунтаря, каждый вздох которого еще недавно вызывал скандал или сенсацию, все больше веет примиряющим экуменизмом. Некоторые подозревают, что это лишь декорация, прикрывающая конформизм. Другие, как британский критик и эксперт Тони Рэйнс, вообще шьют ему плагиат и всячески травят, не в силах простить, что это редкий из восточных режиссеров, кто добился успеха сам и не заискивает перед фестивальными кураторами. Да, Ким Ки Дук повторяется, как повторяются Эмир Кустурица, Джим Джармуш, Вонг Карвай и даже Аки Каурисмяки. Но будьте спокойны, ему пока еще есть что повторять.

Газета «Коммерсантъ» № 66 (3883) от 18.04.2008
http://www.kommersant.ru/doc-y.aspx?DocsID=883674

Про Кима Ки-Дука известно все и неизвестно ничего. Все известное построено на его собственных словах – но по той доле фантастичности, что присутствует во всех его фильмах, очевидно, что верить его словам (тем более, что и в его фильмах они не имеют значения) было бы весьма наивно. Ким уверяет, что не учился режиссуре и что смотрит не более, чем по два чужих фильма в год (почти столько же, сколько снимает сам), но судя по картинке, монтажу и внутрикадровым находкам, он вовсе не парень из джунглей, а культурный режиссер, который создает себе имидж Тарзана. Но создает – что тоже видно по его лентам – не на пустом месте, а на том же, на котором основаны почти все шедевры мирового кино – на детских и подростковых впечатлениях. Отсюда и почти всеми отмеченное сочетание грубости и нежности, дикости и человечности, которое сквозит в лучших его картинах.

Зная историю кино, не стоит удивляться и "фассбиндеровской" плодовитости автора. На заре кинематографа фильмы пекли как пироги. Протазанов снял сотню с гаком лент. Тарковский в своем "Мартирологе" с отчаянием пишет, что мог бы делать по два фильма в год, и нет никаких сомнений, в том, что мог – да кто ж ему дал бы? Если исключить феномен великого и ужасного А.Ю.Германа, причина длительности работы над картинами не творческая, а производственная: чем больше бюджет, тем дольше процесс и тем меньшее отношение к искусству имеет конечный продукт. Если не снимать катастрофы, массовые побоища, космические дали, океанские глубины, далекое прошлое и проблематичное будущее, на хороший фильм хватит нескольких сот тысяч долларов, а Ким больше и не тратит.

Во Вздохе господствует минимализм: действие захватывает тюрьму, в которой с тремя другими смертниками ждет казни герой, беспричинно убивший жену и двух дочерей, а также квартиру героини-скульпторши, которая живет с дочерью и с изменяющим ей мужем-музыкантом, и дорогу между ними. Первоначальная коллизия трагикомична – убийца регулярно пытается покончить с собой, а его каждый раз возвращают с того света, чтобы отправить обратно с помощью контролируемой процедуры, о чем с той же регулярностью сообщает местное ТВ. Посмотрев на этот ужас, героиня отправляется в тюрьму и получает свидание с осужденным, причем дело тут вовсе не в либеральности южнокорейского правосудия, а в том, что физиономия начальника тюрьмы, чье отражение мы видим в стекле монитора слежения – это лицо самого Ким Ки-Дука. И это едва ли не самое многосмысленное режиссерское "камео" за все сто с лишним лет кино (вот и верьте после этого басням про самородство Кима) - мало, что обнажающее условность фильма, но и как бы саморазоблачительное: вот он я, демиург, вуайер, провокатор и гуманист в одном лице.

Ну и, конечно, шутник постмодернистского толка. Героиня оклеивает тюремную комнату свиданий кичевыми фотообоями на тему прелестного (в старинном смысл слова) кимовского фильма Весна, лето, осень, зима и… снова весна и дурным голосом поет герою сезонные песенки, пародирующие не столько фон Триера с его Танцующей в темноте, а китайского соседа, приколиста и выпендрежника Цая Мин-Ляна. Муж героини, обеспокоенный ее отлучками и запущенным хозяйством, прямо по старику Фрейду ляпает: "Если я хожу к другой женщине, я же не забываю свои домашние обязанности!". А сквозная тема асфиксии, еле заметная в названии Вздох и в том, что убийца маниакально пытается перерезать себе горло, проклевывающаяся в рассказе героини про задержку дыхания и дважды разряжающаяся в финале – в сексуальной и в смертной сцене, отсылает за разгадкой не в корейские горы, откуда спустился Ким, а к Империи чувств Нагисы Осимы, где про это сказано более чем достаточно.

Но при всей своей культурной всеядности, национальной экзотичности (хотя в самой Корее Ким – что Куросава в Японии, "своим" не больно-то и признается) и несомненной расчетливости, Ким Ки-Дук не фокусник и не манипулятор, а художник, для которого приемы являются только средствами выражения того, что он хочет передать. Ему не всегда это удается, но если получается, то парадоксальные режиссерские решения выталкивают зрителя из бытовой плоскости в метафизическое пространство. Шоковые эффекты оказывают завораживающее и просветляющее действие, то есть вызывают катарсис. Хорошее такое корейское слово родом из Древней Греции.

Виктор Матизен
http://www.cinematheque.ru/post/137024

Еще лет… семь, пожалуй, назад только псих мог приобрести для проката у нас южнокорейскую картину. Но за столь короткий срок Ким Ки Дук стал абсолютным прокатным рекордсменом России. Не по количеству, понятно, заработанных денег (его фильмы выходят в одной-двух-пяти копиях) — по количеству проникших к нам фильмов. В том числе и потому, что плодовит, как никакой другой режиссер, не как скромный племенной бык, но как истинно расторопный племенной кролик.

«Вздох» — десятая его картина (из 14 снятых начиная всего-то с 1996-го), которая легально пересекла границы единой России. Прежними были «Остров», «Реальный вымысел», «Адрес неизвестен», «Плохой парень», «Береговая охрана», «Весна, лето, осень, зима… и снова весна», «Самаритянка», «Пустой дом» и «Время».

Причины моды: все его картины фирменно узнаваемы. Стиль Ким Ки Дука — выверенная красота каждого кадра. И непредсказуемость сюжетов, на европейский вкус слегка абсурдистских. Про жестокость, которая тоже непременная составляющая мира Ким Ки Дука, и говорить-то банально.

Поскольку сюжеты непредсказуемы, то для пропаганды фильмов Кима К. Д. приходится приоткрывать больше деталей и хитросплетений, чем в случае с лентами других мэтров. Дело на сей раз в странном тюремном романе. Благополучная домохозяйка (из творцов-интеллигентов), узнав, что муж (тоже из творцов-интеллигентов) ей неверен, вдруг проникается страстью к заключенному, про которого по всем каналам ТВ рассказывают, что он в ожидании смертной казни опять попытался совершить суицид. Обратим внимание на «опять». Удивительная, однако, страна Ю. Корея: если попытка суицида заключенного становится новостью дня, то жизнь там, вероятно, совсем уже благополучная. Удивителен для нас, впрочем, и вывод, который делает по отношению к заключенному правосудие: раз есть опасность, что он таки себя порешит, надо бы его скорее казнить. И вы будете по-прежнему отрицать, что то русскому благо, что немцу, тем более южному корейцу смерть? Что американец и, скажем, иранскоподданный способны понять друг друга?

Из свиданий с заключенным домохозяйка устраивает яркие, попсовые, призванные вернуть его к жизни шоу. Они завершаются все более долгими любовными разминками-поцелуями и однажды закончатся любовным актом — их дозволяет не видимый нами начальник тюрьмы, наблюдающий за героями с помощью мониторов: то ли вуайерист, то ли любитель экстремальных психоэкспериментов.

Когда заключенный окончательно влюбляется в посетительницу (к ревности запавшего на него сокамерника), а ее муж тоже начинает сходить с ума и порывает со своей пассией, внезапно выясняется, что женщина играла.

Не влюбилась в заключенного, а использовала его, как вампир, выпила его душу. Зачем: тут простор для трактовок. Не просто допустимость, а требование трактовок со стороны зрителя — еще один фирменный знак фильмов Ким Ки Дука. В данном случае дело, возможно, в том, что женщина, приблизив к себе, а затем жестоко отринув человека с суицидальными наклонностями, изжила таким образом собственную тайную тягу к самоубийству. Все фильмы Кима К. Д. разные, но все — о загадочной корейской душе.

Фанат ли я Ким Ки Дука? Безусловный, если речь о его картинах до 2005-го, особенно «Весне, лете, осени, зиме… и снова весне». Но талантливый самоучка Ким Ки Дук, один из последних истинных киноавангардистов (он снимает фильмы последовательно, по сценарию, от сцены к сцене, как, по коммерческим соображениям, давно не делает никто), кажется, слишком прикипел к себе, любимому. Чему свидетельством рекламная нумерация своих картин: «12-й фильм Ким Ки Дука»… «13-й»… Ой, какие мы важные! Я тут запутался: «Шепоты и крики» — 13, 42 или 70-й фильм Бергмана?.

Юрий Гладильщиков Для Ведомостей 15.04.2008, 68 (2090)
http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2008/04/15/146043

Фильмы корейца Ким Ки Дука завоевали фестивали и арт-хаусные рынки мира. Выходящая у нас новая картина "Вздох", считает Андрей Плахов, не разочарует поклонников режиссера именно потому, что так похожа на его последние фильмы.

Началось все в 2000 году: самым экстравагантным фильмом Венецианского фестиваля стал "Остров", на котором чувствительных зрителей выносили из зала, а эстеты замирали от нечеловеческой красоты.

Посреди окутанного туманом озера расположились рыбачьи плоты с уютными, красиво раскрашенными домиками. Гармония, впрочем, обманчива. В домиках нет удобств, и справлять естественные нужды героям приходится прямо в воду — через отверстие, специально проделанное в плоту. Иногда в таких ситуациях случается, что в самые деликатные мужские места из-под воды впивается шило. Это проделки живущей на одном из плотов молодой женщины, которая днем развозит рабочим еду, а ночью торгует своим телом. Она — женщина-рыба (почти до самого конца кажется, что немая), ненавидит мужчин и сводит их одного за другим со света.

Единственный, кому благоволит жестокая русалка,— бывший полицейский, одержимый манией самоубийства. Некогда он отправил на тот свет свою неверную подругу и теперь мучается тотальным отвращением к жизни. Он заглатывает рыболовный крючок, харкая кровью и буквально наматывая кишки на спиннинг. От смерти его спасает русалка. Потом она, в свою очередь, засовывает целую горсть крючков в свое интимное место. В общем, скучать на просмотре не приходится, учитывая, что герои измываются не только над собой, но — с не меньшей увлеченностью — и над окружающими.

"Остров" создал моду на южнокорейское кино с его брутальным садомазохизмом и пробил ему дорогу на фестивали. Заговорили о корейском киноренессансе, который идет на смену китайскому. Выяснилось, что после двух десятков лет кризиса, вызванного экспансией телевидения, корейская киноиндустрия ожила, и страна обладает как минимум десятком режиссеров экстра-класса.

Внутри корейского кино высветился художественный феномен — Ким Ки Дук. Феномен родился в заброшенной горной деревне, был трудным подростком, который мог в драке сломать руку сверстнику, но в то же время удивить взрослых каким-нибудь самодельным электронным устройством. Потом родители переехали в город, Ким подростком пошел работать на фабрику, двадцатилетним парнем завербовался на флот. Чуть не стал проповедником в церкви для незрячих, начал рисовать, без копейки денег отправился в Париж в полной уверенности, что ценность представляет только ручной труд, а культура — это роскошь для богатых.

В один прекрасный день Ким "проснулся" и открыл мир кино. Он никогда не учился режиссуре, не болел киноманией (обычная норма его просмотров — один-два фильма в год, сам он как режиссер производит больше) и вообще вел образ жизни, резко отличный от того, что свойствен большинству кинематографистов. До сих пор считает даже самых радикальных своих коллег представителями мейнстрима, а их радикализм — интеллектуальной придурью. Его же числят в корейском кино маргиналом, поскольку он не считается с правилами построения фильма и полностью подчиняется интуиции. Он сам называет себя партизаном, однажды послал в газету факс с заявлением "Я ненавижу журналистов" и подвергается нападкам со стороны феминистской критики, которая приклеила ему клеймо психопата и садиста. Постоянно травит Ким Ки Дука европейский эксперт по дальневосточному кино Тони Рэйнс, обвиняя в плагиате, самоповторах и всех прочих смертных грехах. Ким не ангел, но суть дела, скорее всего, в том, что в отличие от других азиатских режиссеров он перед "папой Рэйнсом" не заискивает.

Свою первую картину под названием "Крокодил" Ким снял в 1996 году, когда ему уже исполнилось 36 лет. Ее действие происходит на берегу реки Ханган, которая стала такой же настырной частью кинематографического пейзажа в Корее, как во Франции — Эйфелева башня. Но Ким использует эту туристическую декорацию в совершенно иных целях — как площадку для самоубийц. Плохой парень по имени Крокодил поджидает здесь потенциальных утопленников и торгует их мертвыми телами. Однажды он спасает девушку, брошенную возлюбленным, и затем принуждает ее остаться с ним, насилует и оскорбляет. Девушка все-таки бросается в реку, а за ней и Крокодил, хороня себя в подводном гроте, который он давно присмотрел, оборудовал и обжил.

Главная тема, которой неизменно предан Ким Ки Дук,— тема "прекрасного насилия". "Мои персонажи живут как будто в клетке. Но жизнь — это и есть клетка, из которой можно вырваться только со смертью",— утверждает режиссер. Подобно апологету "театра жестокости" Антонену Арто Ким Ки Дук заново открывает через кинематограф природу насилия как глобального способа человеческой коммуникации, который неистребим и в нашу "гуманную" эру.

Действие фильма "Адрес неизвестен" происходит в городке рядом с американской военной базой, и практически все местные жители — жертвы полувековой давности гражданской войны или американского военного присутствия в этой стране. Неполные семьи, дети-полукровки, чернокожие с раскосыми глазами. Одна из героинь, живя в заплеванном вагоне, постоянно пишет письма афроамериканцу, отцу своего ребенка, но письма возвращаются со штампом армейской почты "Адрес неизвестен". В другой семье, едва сводящей концы с концами на пенсию погибшего отца-ветерана, брат выбивает сестре глаз. Одноглазая девушка крутит роман с американским солдатом, который помогает ей вернуть зрение и красоту с помощью хирургов. Но, когда у влюбленных происходит конфликт, кореянка вновь выкалывает себе "чужой" глаз.

Фоном служит изысканный осенний пейзаж, который как бы изнасилован вторжением в лоно этой красоты иноземной военной базы. Поскольку насилие тотально, оно распространяется и на макро-, и на микроуровнях. Двое изгоев занимаются отловом окрестных собак, не только бродячих. Много раз повторяется сцена, когда собаку подвешивают и забивают палкой, а потом отправляют на мясо. Собак используют в качестве пищи и сексуальных объектов, и точно так же поступают с человеческим телом: в финале мать, оплакивая, поедает труп своего погибшего сына. Эти сцены, отдающие запредельностью, образно-метафоричны и содержат определенную долю черного юмора. В них можно усмотреть праисторические, фольклорные корни насилия, но все же главный его мотор связан с современной историей Востока, зомбированного западной цивилизацией.

В финале фильма мы видим, как осенний пейзаж сменяется зимним. По заснеженному полю ползут американские солдаты, а ветер гонит по земле конверт с письмом прямо в руки к одному из них, чернокожему. Это тот самый, чей адрес неизвестен. Другой символический кадр: трое героев бредут по полю друг за другом, и каждый держится за свой поврежденный глаз. Брейгелевские "Слепые" в современном азиатском варианте.

Потом Ким Ки Дук поразил мир невероятной красоты притчей "Весна, лето, осень, зима... и снова весна", которая заставила вспомнить Тарковского. На заповедном озере, окруженном горами и лесом, специально для фильма была построена плавучая пагода. Действие охватывает четыре времени года и соответствующие ему периоды жизни человека. Старый монах воспитывает мальчика в духе буддизма, но не может воспрепятствовать пробуждению в нем жестоких желаний и сексуальности. Герои фильма не выпускают себе подобным кишки наружу, как в "Острове", но мальчик, еще не начав говорить, уже издевается над змеями и лягушками. Потом он подрастет, в его жизни появится женщина, и ради ее жестоких чар он совершит убийство — правда, за кадром. Он вернется в монастырь, оставив за спиной грехи, и займет место совершившего самосожжение старого монаха. А зимой, когда пагода врастет в лед, он привяжет к своему телу камень и потащит на гору статую Будды — символ смирения перед законами жизни, которые нам не дано постичь, но дано с ними примириться. В монастырь приносят маленького мальчика — возможно, это сын главного героя. Цикл человеческой жизни продолжается.

Известный брутальными и шокирующими лентами Ким Ки Дук сделал на сей раз совсем другую — нежную и сдержанную. Но при этом насытил ее, как всегда, потрясающими выдумками — вроде сцены, где старый монах пишет буддистскую мудрость, используя вместо кисти живую кошку и макая в черную краску ее белый пушистый хвост.

Еще одним пиком карьеры корейского режиссера стал "Пустой дом" — кино про бездомных влюбленных, которые вскрывают пустующие чужие квартиры, чтобы немного пожить в комфорте. Сначала, впрочем, герой-взломщик один, и только по ходу дела он попадает в не совсем пустой дом, где встречает затравленную мужем молодую женщину. Появляется и сам муж, но к тому времени сердце женщины уже принадлежит взломщику. Происходит это без единого слова, да и дальше, практически до самого конца, герои остаются немы как рыбы и изъясняются исключительно жестами. По сравнению с ранними фильмами меняется стиль Ким Ки Дука. Раньше он предпочитал крупный план, теперь все чаще смотрит на героев и события с дистанции.

Выходящий у нас "Вздох" во многом похож на "Пустой дом". Молодая женщина (сама — скульпторша, муж — композитор, жизнь — сплошная тоска) влюбляется по телевизору в одного из обитателей камеры смертников, который пытался покончить с собой, и наносит ему романтические визиты в тюрьму. Визиты к тому же тематические: они называются "Весна", "Лето", "Осень", "Зима"; женщина обклеивает камеру соответствующими фотообоями и исполняет перед изумленным преступником сезонные музыкальные шлягеры. Впервые сделав что-то вроде мюзикла, Ким Ки Дук добавляет к своей обычной мере условности еще одну порцию. Он ухитряется завершить картину абсолютно неожиданным и при этом закономерным финалом.

Ким Ки Дук работает фантастическими темпами, заслужив титул "корейского Фассбиндера". Был год, когда он насытил своими фильмами главные фестивали мира, включая ММКФ. Ясное дело, что не все они равноценны, а некоторые ("Натянутая тетива" или "Самаритянка") скорее неудачны. Но это не повод, чтобы ниспровергать режиссера целиком.

Ким Ки Дук утверждает, что в жизни он был очень похож на Крокодила, а также на героя фильма "Адрес неизвестен" — того самого, что занимается уничтожением собак. Зато продюсер Ли Сон Че говорит, что Ким Ки Дук способен очаровать любого своей детской и нежной душой, а экстремальность его воображения проистекает из полнейшей невинности. В это можно было поверить, видя Кима лежащим в джинсах и майке защитного цвета, с лицом, закрытым кепкой, на венецианском пляже Лидо среди почти голых фигур в прозрачных бикини. Так режиссер пролежал в своих никому не ведомых мыслях несколько часов. На майке большими буквами выведено: "Unsurpassed for comfort and durability" — "Непревзойденно по удобству и прочности". Возможно, впрочем, что надпись относится не к майке, а к тому, кто ее носит.

Журнал «Власть» № 14 (767) от 14.04.2008
http://www.kommersant.ru/doc-y.aspx?DocsID=879077

Новым фильмом «Вздох» самый авторитетный кореец в кинематографе Ким Ки-Дук продолжает свое исследование человеческой психологии, а особенно тех странных чувств, которые мы привыкли называть симпатией, любовью и прочей «магией».

В применении к «Вздоху» вся эта терминология максимально условна. По-азиатски избегая прямых указаний и формулировок, никто в фильме ни разу не называет вещи своими именами, отдав это на откуп зрительским догадкам. Или простому наблюдению.

Это не любовь, это какой-то причудливый эксперимент, в котором по совершенно невероятному алгоритму проверяется степень родственности двух абсолютно случайно взятых душ. Здесь не задают вопросов, но отвечают на них многозначительным молчанием.

Быть может, главная героиня и сама не знает, зачем в первый раз поехала на встречу с приговоренным к смертной казни убийцей, зачем рассказала ему о своей смерти в детстве и прожила целую жизнь за четыре сезона, уложившиеся в четыре дня. Весна, лето, осень, зима… Но новой весны не будет ни для кого: ни для смертника, которому все же назначили дату казни, ни для влюбленного в него сокамерника, ни для былого холода в отношениях между главной героиней и ее мужем.

«Вздох» — кино кимкидуковское на все 100 %. Узнаваемый неизменный стиль, безмолвный главный герой, нетривиальные решения тривиальных жизненных ситуаций, калейдоскопично создаваемые любовные многогранники и странные эмоции. Авторским автографом на работе стоит полупрозрачное камео самого Кима в роли начальника тюрьмы. Его еле заметное отражение в мониторе системы наблюдения является очень точной метафорой кинорежиссера: вы его никогда не видите, но он всегда незаметно присутствует, наблюдая за происходящими процессами, в нужный момент нажимая красную кнопку.

Самые яркие пятна фильма в прямом и переносном смысле — это монопредставления главной героини в тюремной комнате для свиданий. Фотообои на стенах, какой-то символический реквизит на столе, магнитофон и живое исполнение «сезонных» песен для создания подходящего настроения. Это нечто большее, чем просто странная женская причуда. Это способ самовыражения, форма рефлексии с долей сострадания. Но не любовь — нелюбовь.

Достойный венец музыкальных номеров «Вздоха» — это финальное исполнение «зимнего» хита Сальваторе Адамо на все времена Tombe La Neige по-корейски. Даже если отбросить смысловое наполнение, это стоит увидеть и услышать просто из-за исключительной уникальности самого факта.

Не сказать, что «Вздох» как-то особенно примечателен как необычная кинолента, просто это — фильм Ким Ки-Дука. А это, помимо оправданного пиетета перед корейским мастером, еще и знак неизменного качества, отметка, позволяющая с уверенностью утверждать, что зрелище это самобытное и наверняка наталкивающее на размышления.

Алексей Коропский
http://kino.vl.ru/films/soom/11489/

"Я безумно боюсь любви, но мне приходится с ней мириться". В апреле на российские экраны выходит новый фильм знаменитого корейского режиссера Ким Ки-Дука "Вздох" — драма о женщине, которая полюбила преступника, осужденного на смертную казнь. Мировая премьера картины состоялась прошлой весной на Каннском кинофестивале. Ким Ки-Дук, автор фильмов "Самаритянка", "Пустой дом", "Весна, лето, осень, зима... и снова весна", встретился с The New Times

Как вы относитесь к смертной казни?

В Корее эта проблема вызывает ожесточенные споры, а я все никак не определюсь, на защиту какой из сторон мне нужно встать. Когда я представляю себя родственником жертвы, я требую для преступника смертной казни. Когда я задумываюсь о правах человека, то прихожу к выводу, что закон не может отнимать жизнь. Не знаю, мне до сих пор не доводилось быть ни жертвой, ни убийцей.

В фильме "Весна, лето, осень, зима... и снова весна" вы явно восхищались самим процессом смены времен года. Зачем вам понадобилось изображать разные сезоны и в фильме "Вздох"?

Конечно, в этом фильме смена времен года играет другую роль. Это же обман. Героиня знает, что герою осталось жить всего неделю, и она украшает комнату для свиданий то в весенние цвета, то в летние... То есть пытается подарить заключенному как бы целый год, а заодно объяснить ему, что смерть — это не страшно, это просто особый способ обновления.

В ваших последних фильмах герои с открытого пространства переместились в малогабаритные квартиры. Что произошло? Вы сменили место жительства?

Самое смешное, что это раньше я жил в городе, а сейчас живу на природе, так что в моей личной жизни все происходит наоборот. А что касается "Вздоха", то мне хотелось показать, что невозможное возможно. В тюрьме заключенные не видят ничего, кроме стен и клочка неба за решеткой. А героиня берет и обклеивает тюрьму живописными пейзажами. Конечно, это ложь, но такой выход из положения тоже имеет право на жизнь.

Трудно было снять фильм в трех комнатах?

Обычно корейские режиссеры строят удобные декорации и в них снимают кино. Я же специально сделал съемочную площадку предельно компактной. Да, было очень неудобно, но мне хотелось, чтобы актеры натурально задыхались в этих крошечных комнатах, и по-моему, в фильме это чувствуется.

В финале женщина действительно хочет задушить героя?

Не знаю. По-моему, нет. Хотя за несколько минут до этого она пыталась убить собственного мужа... В первом варианте сценария фильм действительно заканчивался тем, что женщина убивала узника. Но потом я пришел к выводу, что смерть — это не всегда трагедия, иногда это сюрприз. И изменил финал.

Ваши фильмы стали завсегдатаями международных фестивалей. Чем вы объясните популярность корейского кино в Европе?

Я могу говорить только за себя. Десять лет назад я отправился в Европу, путешествовал по Греции, Италии, Франции, и именно тогда родилось множество идей, которые я позднее использовал в своих фильмах. Я уехал за границу, чтобы научиться живописи, а вернулся кинорежиссером. Большинство моих корейских коллег не покидают пределов страны, не стремятся научиться иному способу делать кино. В их фильмах на первом месте стоит сюжет, а меня интересуют образы, символы. Некоторые кадры в моих фильмах напоминают картины. Если вернуться к живописи, то в ней моими кумирами остаются Рубенс и Рембрандт.

Как у вас на родине реагируют на ваш международный успех?

Меня, конечно, знают как режиссера, который представляет корейский кинематограф за границей. Но популярностью мои фильмы не пользуются. Корейцы не смотрят мое кино, а если кто-то и смотрит, то не слишком-то понимает. Большинству моих соотечественников кажется, что фильмы Ки-Дука являют миру дурные стороны корейского общества.

Отчасти они правы...

Когда стали выходить мои ранние картины — "Крокодил", "Остров" и "Адрес неизвестен", меня постоянно спрашивали, есть ли у меня моральные убеждения. Я обычно отвечал "нет". На самом деле они у меня конечно же есть. Я не боюсь в своих фильмах показывать темные и малопривлекательные стороны корейского общества — это как раз и есть проявление моей морали.

Ваши фильмы нередко начинаются со сцены насилия. Вы намеренно шокируете зрителя?

Надо же как-то заставить его задуматься о смерти. Я сам-то о ней нечасто думаю, но когда задумываюсь, понимаю, что она ужасно близко. Вот ты дышишь, вот ты задержал дыхание, перестал дышать — и она уже здесь.

Ваши герои редко обдумывают свои поступки. По-вашему, людьми руководят страсти?

Честно говоря, я безумно боюсь любви, но ничего не поделаешь, приходится с ней мириться. А что касается страстей, то мне кажется, что люди, сталкиваясь с какой-то проблемой, вместо того чтобы ее решить, почему-то бросаются в сторону. Вот и моя героиня, узнав, что муж ей изменяет, отправляется в тюрьму. Она не хочет влюбляться в того смертника, она хочет то ли выиграть время, то ли испытать какие-то совсем новые ощущения.

Ваши герои почти всегда несчастливы в семейной жизни. Почему?

К сожалению, настоящая любовь с годами превращается в любовь по экономическим соображениям. Что с этим делать, не знаю.

Как вам удалось снять десять фильмов за десять лет?

Тут нет большого секрета: я просто снимаю то, что вертится у меня в голове. Как только мне в голову приходит идея, я хочу превратить ее в фильм. Когда я заканчиваю один фильм, то думаю, что пора браться за следующий. Я постоянно должен думать о новом проекте или делать новый проект — это и значит быть режиссером. Вот и все, это единственная причина. Но я не знаю, что ждет меня в будущем. Есть шанс, что я перестану быть режиссером. Возможно, я больше не буду показывать свои фильмы публике, и тогда мне не будут нужны никакие фестивальные призы.

Источник: Сергей Грацианский, The New Times, 14.04.2008
http://www.arthouse.ru/news.asp?id=7240

Теперь несколько слов о том, почему она приносила всегда цветные обои, кроме зимнего времени. Это нельзя было не заметить. Если хорошенько подумать, то можно вспомнить её в самом начале. Она лепила ангела, у которого крылья пробивались будто из самого сердца, а когда снимала белье на балконе, белая рубашка выскользнула у неё из рук и ТАК красиво полетела вниз, так плавно, так завораживающе. Это было самое начало её поисков, когда всё так красиво. Поэтому она носила все эти обои, все эти украшения. Она хотела приукрасить жизнь этого человека. Осень была последней. Не случайно она выбрала именно пейзаж того места, где она была когда-то с мужем и где страстно любила его, как она сама призналась заключенному. И не просто так. Она знала, что за ней поедет муж. Она видела, как он преследовал её на машине. И при этом у неё был такой вид, будто этого она и добивалась. Той сценой, когда она целовалась с заключенным на фоне дерева, режиссер, наверное, хотел показать, что тогда она показала мужу, что ей не хватает таких ярких моментов и той самой любви, которая у них тогда была. Может, именно поэтому муж решил бросить любовницу, потому что понял, что он сам загнал её в то состояние, в котором она оказалась. Может, именно поэтому он не стал её отговаривать, когда она поехала к заключенному последний раз, а даже напротив, сам повез её туда, прихватив ребенка, показав таким образом, что они всегда с ней. Что же было до последней их встречи. Был ещё один полет рубашки, но уже намеренный. Рубашка не летела, она просто шмякнулась на землю, так по ней ещё и проехалась машина. Это означало конец тому летящему чувству, которое у неё было, потому что оставался всего один день жизни того человека, который был готов любить её и даже любил. Всё подходило к логическому завершению. Поэтому никаких больше красивых обоев. Да и к чему они в белой камере? Да и к чему они им вообще тогда были нужны? Тогда им были нужны только они сами. Она получила от него любовь и за это подарила ему тот самый ВЗДОХ, о котором идет речь весь фильм. Он не мог дышать. Но он мог испытывать то, что испытывала она, когда после смерти вернулась к жизни. И у него был вздох, который подарил ему ещё одну маленькую жизнь, перед смертью, которую ему устроили сокамерники. После этого она вышла в настоящий мир совсем иным человеком. Она стала любящей женой и матерью. И это прекрасно!

Стоит также сказать и о самом заключенном и его отношениях с другими. Мы ясно видим, что у него был поклонник, который его сильно ревновал к новой девушке. Может, он и ревновал не потому что та лучше, а потому что та могла дать больше, чем он, чем его простые прикосновения, поглаживания, прижимания… Но выглядел он очень любящим.. Хоть я и не поддерживаю однополую любовь, но не могу отрицать того, что тут она показана так нежно, что иногда трудно найти такую между мужчиной и женщиной… Сам же заключенный довольно спокоен.. Он даже сам пытался себе вынести смертный приговор.. Его сокамерники на это реагировали очень спокойно, кроме того, кто любил его. Но когда они забрали у него жизнь, которая не имела смысла без той девушки, они все были спокойны. Они просто решили таким образом ему помочь. И сделал это именно тот человек, кто всегда сильно боялся его смерти.

Мы видим в этом фильме две линии любви. Одна подарила ВЗДОХ, другая подарила покой. Очень красивая финальная сцена, где они вдвоем лежат на полу, такая невероятно трогательная. Любовь до конца… Даже сейчас о ней у меня возникают самые нежные ощущения… И не могу сказать, что у меня после этого фильма осталась какая-то грусть на душе или даже тень грусти. Она смогла заново любить, он прожил целую жизнь перед смертью, влюбленный остался с ним на полу в объятьях навсегда, ведь дальше неё нам не показано ничего больше…

На самом деле очень красивый фильм, просто невероятно нежный и будто бы просвечивающийся и светящийся изнутри…