|
Алексей Герман-мл. "ДОВЛАТОВ" 2018
| |
| Александр_Люлюшин | Дата: Вторник, 28.09.2021, 04:41 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 3250
Статус: Offline
| «ДОВЛАТОВ» 2018, Россия, 126 минут
— художественный фильм Алексея Германа-младшего
Фильм о нескольких днях из жизни писателя Сергея Довлатова в Ленинграде начала 70-х годов накануне эмиграции его друга, будущего лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского. Это круговорот из парадоксальных и смешных ситуаций. Столкновение с криминалом, светская и литературная жизнь Ленинграда, киностудия «Ленфильм», музыка, чтение стихов, ремесло журналиста, страстное желание купить для своей дочери куклу, которую не достать нигде. В череде жизненных коллизий, иногда смешных, а иногда пронзительных, зритель открывает для себя жизнь тонкого, блестящего, ироничного человека, который выбирает свой творческий путь, чтобы позже превратиться в одного из самых популярных русских прозаиков XX века.
Съёмочная группа
Авторы сценария: Алексей Герман-младший, Юлия Тупикина
Режиссёр-постановщик: Алексей Герман-младший
Оператор-постановщик: Лукаш Жаль
[pl]Художник-постановщик, художник по костюмам: Елена Окопная
Художник по гриму: Наталья Раткевич
Звукорежиссёр: Иван Гусаков
Вторые режиссёры: Максим Елагин, Наталья Калашникова
Музыкальный редактор: Михаил Ковалёв
Монтаж: Дарья Гладышева, Сергей Иванов
В ролях
Милан Марич — Сергей Довлатов
Данила Козловский — Давид
Хелена Суецкая — жена Довлатова Елена
Ева Герр — Катя Довлатова
Артур Бесчастный — Иосиф Бродский
Антон Шагин — поэт, метростроевец Антон Кузнецов
Светлана Ходченкова — актриса, подруга Довлатова
Елена Лядова — молодой редактор
Игорь Митюшкин — художник Шолом Шварц
Пётр Гонсовский — Семён Александрович
Тамара Оганесян — мать Сергея Довлатова Нора
Анна Екатерининская — зам. директора завода
Сергей Толстов — редактор заводской газеты
Ханна Слешинска — редактор литературного журнала
Мария Ярвенхельми — финская туристка
Григорий Данцигер — друг Довлатова
Игорь Коровин — друг Довлатова, художник
Николай Шатохин — друг Довлатова
Игнат Акрачков — друг Довлатова
Павел Левкин — друг Довлатова
Леонид Луценко — друг Довлатова
Полина Дудкина — подруга Довлатова
Валентин Самохин — друг Довлатова, Андрей
Эдуард Шелганов — друг Довлатова
Филипп Дьячков — друг Довлатова
Клара Бродская — подруга Довлатова
Полина Сидихина — девушка на заводе
Игорь Волков — «Гоголь»
Григорий Перель — «Пушкин»
Павел Сергиенко — «Достоевский»
Андрей Жуков — «Лев Толстой»
Алина Король — «Наташа Ростова» (Снежана)
Олег Гринченко — оператор
Елена Галактионова — работник завода
Сергей Наумов — продавец запрещенной литературы
Аревик Геворкян — девушка из Армении
Анна Блинова — жена Давида
Александр Иванов — Зверев и эстонец на зоне
Владислав Комаров — зам. главного редактора литературного журнал
Александр Кристиан Анриа — писатель из Финляндии
Татьяна Владимирова — Нина Петровна
Николай Мартон — пожилой писатель
Александр Хачатрян — Леонид Ильич Брежнев
Полина Красавина — секретарь Брежнева
Луис Адриан Менесес Торрес — Фидель Кастро
Рамиль Салахутдинов — водитель такси
Анатолий Кондюбов — капитан на зоне
Надежда Широкова — официант
Борис Левкоев — работник кафе
Александр Крымов — солдат
Екатерина Филиппова — учитель
Светлана Мамрешева — знакомая Семёна
Майя Набокова — женщина, задающая вопросы
Лилия Лаврова — член редколлегии журнала
Юрий Уткин — член редколлегии журнала
Дмитрий Воздвиженский — участник компании на крыше
Кати Оутинен — эпизод
Алексей Агранович — эпизод
Варвара Шаблакова — эпизод
Режиссёр о фильме
«Мы делали фильм-ощущение, джазовую импровизацию, которая вовсе не должна быть веселой и духоподъемной. К тому же сам Довлатов — не классический писатель, а собеседник и товарищ, который сидит рядом с вами на стуле и ничему вас не поучает. Он избавился от проклятия, что поэт в России больше, чем поэт».
Интересные факты
Семья Сергея Довлатова в полной мере участвовала в процессе художественной разработки фильма.
Чтобы добиться наибольшего правдоподобия в воссоздании прошлого, создатели фильма обратились за помощью к жителям Санкт-Петербурга. Петербуржцев просили приносить на киностудию «Ленфильм» одежду, фотографии, бытовые предметы и даже мебель — всё, что относится к периоду до начала 1970-х годов. Однако этого оказалось мало: аутентичные вещи для съемок собирали в других городах России, а также в Италии, Грузии, Армении. «В кино про 1970-е художники проходятся по первому вещественному ряду, зафиксированному максимально в памяти большинства. А мне интересна личная история, через которую предметы начинают оживать, — говорил А. Герман. — Мы активно общались с Катей и Леной, женой и дочерью Довлатова».
Прежде чем приступить к работе над картиной, продюсеры проекта заказали всероссийский соцопрос: «Нужен ли фильм про Довлатова?». 28,6% респондентов ответили «да», причём большинство из них — молодые люди.
Награды
Берлинский кинофестиваль, 2018 год
Победитель: Серебряный Медведь за выдающиеся художественные достижения (Елена Окопная)
Победитель: Приз газеты Berliner Morgenpost
Номинация: Золотой Медведь
Золотой орел, 2019 год
Победитель: Лучшая женская роль второго плана ( Светлана Ходченкова )
Ника, 2019 год
Победитель: Лучшая работа художника-постановщика
Номинация: Лучший фильм
Номинация: Лучший режиссер (Алексей Герман-мл.)
Номинация: Лучшие костюмы
Смотрите трейлер и фильм
https://u.to/4cGhGw
https://u.to/4sGhGw
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:03 | Сообщение # 2 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Соло на киноленте
Алексей Герман представил фильм «Довлатов»
В рамках культурной программы Петербургского международного экономического форума в кинотеатре «Аврора» прошел закрытый показ рабочей версии фильма Алексея Германа-младшего «Довлатов». Борис Барабанов оказался в числе ста первых зрителей ленты.
В широкий прокат «Довлатов» выйдет не раньше осени — еще нужно доработать звук, убрать последние шероховатости, навести лоск. Теперь в кинотеатре «Аврора» фильм показывали даже без вступительных и заключительных титров, только с английскими субтитрами. На помпезную светскую премьеру это было похоже мало. В зале были редкие гости ПМЭФ, досидевшие в Питере до субботы, и несколько близких Герману деятелей искусств, например режиссер Николай Хомерики и земляк Довлатова уфимец Юрий Шевчук с супругой.
Фильм излагает события одной ноябрьской недели в Ленинграде 1971 года. Эта неделя состоит из безнадежных попыток Сергея Довлатова написать репортаж для газеты, в которой он работает, попыток пристроить свою прозу в литературный журнал, а также не дать окончательно разорваться связям в распадающейся на глазах семье. Действительность предлагает только один способ выжить, в том числе и физически,— компромисс, разворачивающийся в череду своего рода бартеров. Чтобы остаться в штате газеты, нужно в правильном свете изобразить труд портовых рабочих, чтобы напечатать рассказ, нужно взять интервью у поэта-метростроевца и написать стихи про нефть. Чтобы сохранить любовь дочери, нужно достать дорогую немецкую куклу, а денег нет.
Чувство сгущающейся моральной тяжести Алексей Герман передает приемом, который никогда не подводил ни его самого, ни его отца. Он строит многолюдный тесный кадр, наделяет правом голоса всех многочисленных персонажей, населяющих ленинградские коммуналки, редакционные коридоры, мастерские богемных художников. Сидя в зале, хочется инстинктивно повернуться плечом к экрану: Герман и оператор Лукаш Жал заставляют зрителя вместе с героем буквально протискиваться между людьми. Эта телесно ощущаемая в фильме «Довлатов» теснота говорит о брежневском времени больше, чем любая историческая справка.
Единственный, кто в фильме словно окружен невидимым силовым полем, к кому вроде как не пристает вся эта липкая беспросветная повседневность,— это Иосиф Бродский, единственный настоящий друг и союзник экранного Довлатова. Впрочем, в отличие от своего товарища, поэт в фильме хоть как-то, но при деле: редактирует перевод стихов, звучащих в польском фильме «Романтики», и в итоге вкладывает в уста героев свои собственные строчки. Артур Бесчастный, выбранный на роль Бродского, не только обладает портретным сходством с поэтом, но и с пугающим правдоподобием воспроизводит его речь. Вообще, кастинг в фильме заслуживает отдельных аплодисментов. Еврейская интеллигенция, армянский ресторан, финские туристы, актеры-неудачники, кафе, похожее на «Сайгон»,— все группы персонажей вычерчены с максимальной достоверностью. И даже артисты-знаменитости Данила Козловский и Светлана Ходченкова, на первый взгляд, взятые в артхаусный проект для привлечения массовой аудитории, сыграли в «Довлатове», возможно, лучшие свои роли за долгое время. Оба персонажа, художник, пробавляющийся фарцовкой, и актриса без надежды на роли со словами, говоря о себе, проговаривают самое важное, что хотят авторы фильма рассказать об СССР.
С большим или меньшим успехом научившись выживать, жители страны с плановой экономикой просто не в состоянии планировать свое собственное приватное будущее. В тот показанный в фильме исторический момент для Довлатова и Бродского даже эмиграция не более чем смутная перспектива; они говорят о ней мало и без воодушевления (и тем не менее начинают понимать ее неизбежность: как мы знаем, Довлатов вскоре уедет работать в Таллин, Бродский через полгода эмигрирует в США).
Все будет так, исхода нет. И это ощущение словно ответ эпохи на еще свежую в памяти оттепель. (А фильм, выходит, ответ на сериалы, выставки и песни, эту оттепель живописующие.) Маятник качнулся в противоположную сторону. Жить не стало легче, но пропала яркость красок, пропало содержание. СССР в «Довлатове» — страна с ампутированной надеждой.
Важно не упустить из виду, что Алексей Герман не делает из Сергея Довлатова борца с режимом. Это писатель, который видит ценное в малом, он не хочет никого свергать и никому ничего доказывать, он знает себе цену и мечтает только о том, чтобы своей частной малокалиберной прозой заработать дочке на куклу. Писателя играет серб Милан Марич: режиссер не смог найти в России ни одного актера, достаточно похожего на Довлатова и притом достаточно притягательного, а главное, способного сыграть его без оглядки на «великую русскую школу», одной губой, одним хитрым глазом.
Возможно, самое большое достижение Алексея Германа в этой ленте — отказ от забронзовевших иерархий, от официального пантеона мастеров культуры, взгляд на героев как на частных людей. В эпоху обильно спонсируемых государством байопиков это — неформат. Да, Довлатову в кадре часто делают комплименты. Но сами авторы нигде не позволяют себе говорить с позиции «мы-то знаем, что он велик». Более того, в короткой справке о Бродском, которая возникает на экране ближе к финалу, сказано: «Считается одним из величайших русских поэтов». Не «был», а «считается». Алексей Герман уверял корреспондента “Ъ”, что это непринципиально и строчку можно поменять. Но, кажется, прелесть фильма именно в том, что никто в нем на самом деле не знает, что такое «хороший поэт» или «плохой поэт». Зато сама показанная в нем литературная среда — это (воспользуюсь определением Юрия Шевчука) талант, растворенный в воздухе.
Борис Барабанов, "Коммерсантъ" от 04.06.2017, 19:41
https://www.kommersant.ru/doc/3317712
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:03 | Сообщение # 3 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Воздух семидесятых
Правильно ли называется фильм «Довлатов»
Ноябрь 71-го года. Отвратительная погода с еще осенней грязью, но уже зимним снегом соответствует наступившему после оттепели 60-х застойному похолоданию. Человек, похожий на Довлатова (сербский актер Милан Марич действительно очень похож), лежит на диване в своей комнате в ленинградской коммуналке, перечитывает Стейнбека, созванивается с бывшей женой, досадует на тотальную невозможность напечататься и предвкушает вечернее выпивание под чтение стихов. Стихи как раз будет читать его друг Бродский.
Это не просто персонажи, «чьи образы навеяны фигурами Довлатова и Бродского». Это как бы они и есть — с именами, отчествами и прочими паспортными данными. То есть это вроде бы фильм биографический, описывающий «несколько дней из жизни Довлатова», претендующий на воссоздание жизненных ситуаций и даже сообщение какой-то информации («Ты откуда, девочка, знаешь про Довлатова?» «А я фильм смотрела!»).
Это жаль. Потому что тех, кто на этот маркетинговый (а он, несомненно, именно такой) крючок попадется, кто пойдет на фильм, чтобы «посмотреть про Довлатова», слишком многое будет раздражать, например, несоответствиями общеизвестным фактам, умолчаниями), и это будет отвлекать от того важного, я бы даже сказала, удивительного, что в этом фильме есть.
Потому что, конечно, удобно подсветить Довлатова отраженным светом непререкаемой звезды — Бродского — и представить их отношения какими-то особо доверительными. Хотя вообще-то они принадлежали разным компаниям, что называется, разным тусовкам. И сведение вместе их, имеющих имена на фоне сливающейся богемной толпы, — это игра в поддавки, ставка на узнаваемое, всем известное. В общем, да, это удобно. Слишком.
Ну или, вот, сам герой. Если уж он прямо Довлатов Сергей Донатович — этот самый человек и писатель. Надо же ухитриться снять фильм о нем так, чтобы не читавший его тексты человек и догадаться не смог, что он писал смешное. Этот молодой человек почти все время на слезе, рассуждающий о безысходности и то и дело в отчаянье приваливающийся к дверному косяку, описал в «Заповеднике», как «дружбист» Михаил Иванович сам себе читает старые открытки и сам же их комментирует: «…Здравствуй, папа крестный!… Ну, здравствуй, здравствуй, *** овечий!»?
Речь не о том, разумеется, что Довлатов не мог страдать или философствовать. Речь о том, что
если вы снимаете фильм о герое, который рассуждает о вечном, пьет умеренно (то есть на словах-то грозится впасть в запой, но обещания не выполняет), с женщинами общается заинтересованно, но сдержанно — то это не Довлатов, которого все-таки многие живые современники помнят.
Хотя это вполне возможно, тоже герой времени. Вот про него бы и снимали.
Так вот про время. Не про антураж, к которому тоже легко придраться (для Алексея Германа 70-е явно недостаточно ретро, округлые очертания «Победы» ему милее рубленых линий двадцать четвертой «Волги»), а про его, дух, а, вернее, воздух.
Это ведь на самом деле очень трудно передать. То, чем были 70-е для героев этого фильма, и таких, как они. Одновременно временем вынужденного молчания (не печатают, не дают делать выставки, кино кладут на полку); временем запертости (в фильме разные персонажи повторяют фразу «Я точно знаю, что никогда не увижу Парижа»); временем постоянной угрозы (при желании посадить могли и за копию «Лолиты», и за покупку у иностранца пары джинсов), и ровно также — временем совершенной внутренней свободы, предельной независимости. Независимости от коммерческого и даже от идеологического (ведь основные разногласия с властью были, по формулировке Синявского, стилистические). Временем, выразимся напыщенно, «примата нематериальных ценностей». Денег и карьеры все равно нет и не будет, так что о них и говорить и думать нечего, а говорить и думать стоит о Поллаке и Ротко, о Хемингуэе и Аллене Гинзберге, о Мандельштаме и Блоке.
Эти разговоры и жизнь вокруг них ощущались как нечто самодостаточное и самоопределяющее. Вайль и Генис — друзья Довлатова — писали о богеме того времени, что она «ориентировалась не на результат творческого процесса, а на сам процесс». Разговор, влюбленность, выпивание — часть этого процесса.
В монолите огромной несвободы довольно аморфная группа людей умудрилась отгородить себе пространство свободы почти полной. Это не значит, что государство туда не могло дотянуться. Это значит, что оно не могло ничего с этим поделать.
Эта странная вещь, которую словами-то трудно объяснить. А в этом кино это получилось передать. Создать именно такое настроение, именно такую интонацию, именно такой звук. (Последнее — даже в прямом смысле — звуковое решение в этом фильме наследует то, что было сделано в фильме отца режиссера «Мой друг Иван Лапшин», и исполнено виртуозно).
Это прямо важная для нашего сознания, нашей культурной памяти вещь. Которую удалось сделать Алексею Герману в фильме, который называется «Довлатов». Зря он так называется. Но это не отменяет.
Анна Наринская, специально для «Новой газеты»
https://novayagazeta.ru/articles/2018/02/17/75539-vozduh-semidesyatyh
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:04 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Талант настораживает
В Берлине показали "Довлатова" Алексея Германа-младшего
В субботу в конкурсе Берлинского международного кинофестиваля был показан фильм Алексея Германа-младшего "Довлатов". На утреннем просмотре для прессы почти полный зал на картину реагировал очень тепло. Хороший знак: на пресс-конференцию пришло много журналистов - в довольно квелой пока конкурсной программе российский фильм был первым, заслуживающим интереса прессы и зрителей.
Картина Германа далека от привычных стандартов "байопика" и не стремится придерживаться "буквы" биографии героя - ей важно создать образ времени, губительного для настоящих талантов. Передать, по слову Иосифа Бродского, "старых лампочек тусклый накал". То, что, по слову Довлатова, "исчезло давно в папиросном дыму". По большому счету, крутых разворотов судьбы в фильме нет - перед нами как бы документальная хроника жизни ленинградского художественного братства, запрещенного, безработного, нищего и вечно вызывающего у властей далеко идущие подозрения. На дворе начало 70-х, когда герой картины журналист Сергей Довлатов, впоследствии один из самых видных русских литераторов, безуспешно пробивался со своими текстами в издательства и журналы. В Союз писателей пробивался: без красной корочки в кармане напечататься в СССР было почти невозможно.
В этой роли - актер сербского театра и кино Милан Марич. Он органично вписался в ленинградскую богему и в то же время чем-то неуловимым из нее выделяется - экзотикой внешности, крупностью фактуры. Так в оперном спектакле любят акцентировать главного героя - ярким пятном в костюме, в гриме, чтобы сразу было видно: смотреть сюда! Как явствует из интервью режиссера, Марича перед съемками специально откармливали салом, чтобы потолстел, и его героя никак не назовешь "парнем из толпы". Его незаурядность подчеркнута уже визуально, что все-таки можно считать данью канонам байопика: классик должен быть наособицу!
Незаурядный талант героя, как и оттенки его личности, однако, остаются вещью в себе: Маричу, при всей его органике, ощутимо не достает внутренней близости к прототипу. Как известно, суть художника - в его творчестве, с этим творчеством нужно сродниться, лишь тогда актер может передать масштаб личности своего героя. Передать чем-то неуловимым, эфемерным и загадочным - интуитивным даром понимания, который, тем не менее, ясно читается в зрительном зале. Зато второй герой фильма, друг Довлатова и будущий знаменитый поэт Иосиф Бродский в исполнении Артура Бесчастного, вошел в роль без зазоров: его ироничности, интеллекту, его манере говорить и читать стихи веришь сразу и безусловно. Здесь самое точное попадание фильма.
Психологическое состояние художников, которым перекрыли кислород, и есть содержание фильма
Важный персонаж - сам Ленинград той поры, воспроизведенный любовно, бережно, в скрупулезно подобранных деталях и, главное, в атмосфере места и времени, равно уникальных, единственных в русской истории. Мне даже показалось, что здесь на помощь Алексею Герману-младшему пришел его отец, великий автор "Моего друга Ивана Лапшина" с его особым способом создавать свои миры, где время предстает нам в концентрате, но при этом абсолютно достоверно. Блуждание камеры польского оператора Лукаша Зала по загроможденным коридорам знаменитых ленинградских коммуналок неизбежно вызывает в памяти кадры из этого фильма Германа-старшего - одного из самых мощных примеров абсолютного погружения в эпоху и ее обстоятельства.
Похоже, эта атмосфера, своего рода рентгенограмма психологического состояния талантов, которым перекрыли кислород, и которые в СССР не могут реализоваться, - и есть содержание фильма. Здесь заканчивается сходство с "Лапшиным", где тягостная размеренность быта обязательно взорвется катастрофой, и, по контрасту, взрыв покажется особенно трагическим. В "Довлатове", по ощущению, ничего существенного не происходит. Герои понуро бредут по жизни, стучатся в разные двери, везде получая отлуп, уныло пьют на интеллигентских посиделках с неизбежной гитарой, слушают полузапретный джаз как знак иной свободы, и даже решение героя уехать от всего этого хотя бы в Эстонию остается за кадром. В действие входят новые персонажи в лице рабочего поэта (Антон Шагин), актрисы (Светлана Ходченкова) и художника-диссидента, который под подозрением у властей (Данила Козловский), но роли эти прописаны так пунктирно, что их функции в сюжете остаются невнятными - они лишь знаки, штрихи в общей картине удушливой атмосферы, где шаг вправо-влево нещадно карается. Механическая поступь этой железной, не переносящей ничего человеческого машины отлично передана в сцене, где мимо поэта проходит, печатая шаг, колонна одинаковых спин в матросских камзолах.
Мне кажется, и несомненные достоинства, и очевидные недостатки фильма коренятся в его сценарии, написанном Алексеем Германом в союзе с Юлией Тупикиной. С одной стороны, в нем тщательно выписаны чертежи, по которым режиссер сумел построить выразительный мир ушедшего времени с его тупиками, безнадегой и отчаянием. Динамику этого мира беспощадно определил Иосиф Бродский: "Этот край недвижим" - что и определило меланхолический тон фильма. С другой стороны, глубоко войдя в судьбы реальных прототипов, авторы слишком доверились эрудиции зрителей, из которых, при нынешнем уровне просвещения, далеко не все хотя бы слышали имя Довлатова. Отсюда такое множество по идее важных и знаковых, а по ощущению служебных персонажей, так много фабульных узелков, интересно завязанных, но не имеющих продолжения.
Фильм в Берлине смотрели с напряженным вниманием, в финале раздались продолжительные аплодисменты. Алексей Герман-младший снял, на мой взгляд, лучшую свою картину, и теперь остается ждать решения жюри под председательством Тома Тыквера. Победителей конкурса 68-го Берлинале объявят на заключительной церемонии 25 февраля.
Прямая речь
Алексей Герман-младший (с пресс-конференции):
- 70-е годы в Ленинграде - замечательное время, когда было очень много талантливых людей - писателей, режиссеров, художников, поэтов. Сейчас многим из них ставят памятники, а тогда их не публиковали, они фактически были под запретом.
На вопрос, не содержится ли в фильме перекличка с личной судьбой режиссера и будет ли показан фильм в России, Алексей Герман ответил:
- Показан будет, на большом количестве экранов. Покажут его и по телевидению. Фильм не подвергался никаким цензурным запретам, его поддержали и Министерство культуры, и Первый канал. Но фильм, безусловно, имеет отношение и к моей судьбе, потому что мой папа, замечательный режиссер, страдал от запретов: одна из его картин не выходила на экраны почти 15 лет. Наша семья все это пережила. Есть и сегодня много проблем, которые меня беспокоят. Беспокоит судьба Кирилла Серебренникова, который, я считаю, невиновен. Но в России сейчас нет такой тотальной цензуры, какая была в СССР. Если бы была такая цензура, наш фильм никогда не был бы снят. Как в любой стране мира, у нас есть определенная категория людей ультраправых реакционных взглядов, которые пытаются навязать свой взгляд на мир и ограничить свободу выражения. Число таких людей растет. Пока они не победили, но победить они могут. В этом смысле наш фильм можно считать предупреждением будущему: на уроке искалеченных судеб он показывает, что нельзя губить талантливых людей, нельзя мешать художнику быть художником.
Беда в том, что мы очень мало знаем друг о друге. Запад плохо понимает Россию со всем хорошим и плохим, что в ней есть. Русские тоже плохо понимают Запад. И с каждым годом мы все больше отдаляемся друг от друга по обоюдным причинам. Это, мне кажется, большая трагедия, которая может кончиться войной…
Мнения зрителей
После пресс-показа фильма наш корреспондент в Берлине Анна Розе попросила выходящих из зала зрителей поделиться первыми впечатлениями.
Гизела Херцфельд, журналист-фрилансер:
- Фильм прекрасный, я очарована! После прочтения анонсов я шла на показ со смешанным чувством, но сейчас могу сказать, что время потеряно не зря. В судьбе каждого человека есть периоды отсутствия признания, когда надо сцепить зубы и просто идти дальше, бороться, несмотря ни на что. Однако существуют и внешние силы, которые не позволяют этого делать - как в случае с писателями в условиях тоталитарных режимов. В порядке критики могу отметить, что картина все же длинновата, хотелось бы большей динамичности.
Даниэль Котеншульте, кинокритик газеты "Франкфуртер рундшау":
- Мне кажется, культурный андерграунд Ленинграда 70-х годов показан в фильме очень однобоко. Там, например, почти нет женщин. Как мне известно, в СССР было множество представительниц мира искусства, а в фильме "слабый пол" выполняет лишь служебную роль. Кроме того, непонятно, почему в ленте, заявленной как биография даже в названии, повествуется о судьбах людей в ту эпоху, но нет речи об искусстве, о творчестве героя. Все сводится к теме, будут или нет опубликованы произведения Довлатова. Без сомнения, это решающий момент, однако намного важнее было бы не только слышать стихи Иосифа Бродского, но и узнать о том, как работает писатель Сергей Довлатов. Об этом, однако, вообще не рассказывается. Ранние фильмы Германа-младшего были в визуальном плане очень интересны. Он снимает с большой затратой сил и с огромной тщательностью. Однако в результате получается все тот же социалистический реализм, который он сам и критикует.
Филипп Шатц, кинокритик портала kritik.de:
- С точки зрения киноискусства - неинтересный фильм. Такое впечатление, что режиссер просто ставит актеров в кадр, и они разговаривают. Хотя иногда думаешь - ведь из этого можно было бы что-то сделать... Возьмем, к примеру, сцену в метро, где были найдены трупы детей времен блокады. Трагичность ситуации не прорабатывается визуально, а просто кое-как рассказывается в камеру, причем в преувеличенно патетическом тоне... В целом, я считаю, что фильм не раскрывает основную тему - что происходит с писателем, когда его произведения не публикуются. Да, это множество раз повторяется, но нет психологического анализа состояния творческой личности. Мне немного жаль актера, которому режиссер дает очень мало возможности для реализации. Режиссер заставляет Милана Марича просто смотреть в камеру. Мы видим много крупных планов его лица, но при этом остается ощущение статичности характера.
Анн-Катрин Лоранже, канадский кинокритик:
- В постановочном плане фильм фантастический: необыкновенно точные кадры, как балет. Прекрасный сценарий, великолепные диалоги. Очень хорошо работает актерский ансамбль, удачно показана внутренняя борьба Довлатова. Я думаю, что это отражает и творческие метания самого Алексея Германа-младшего, чувствуется даже его некая связь с Довлатовым. Режиссеру удалось показать сильную личность писателя, страдающего от безнадежности ситуации, в которой он оказался. В картине описывается общество времен СССР, однако невольно спрашиваешь себя - а как сейчас в России? Думаю, что теперь уже прежняя солидарность между людьми, так ярко показанная в фильме, потеряна. В "Довлатове" чувствуешь ностальгию по времени, когда люди хотели писать стихи, заниматься искусством, а не думали только о деньгах, как, быть может, происходит сейчас.
Валерий Кичин, Российская газета - Федеральный выпуск № 36(7499), 17.02.2018
https://rg.ru/2018....le.html
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:04 | Сообщение # 5 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «Довлатов»: Несладкая жизнь
На Берлинском фестивале состоялась премьера фильма Алексея Германа-младшего
Действие происходит в 1971 году и охватывает неделю перед праздником 7 ноября, хотя самих празднеств в картине не наблюдается - Герман сторонится всякой официальщины, как сторонился ее сам Довлатов. Но если Довлатов, ни одной строчки которого не было опубликовано при советской власти, в своих повестях и рассказах откровенно насмехался над советским бытом и ритуалами, то Герман избегает каких бы то ни было иронических красок. Он дает широкую панораму аутентичной тогдашней жизни, предоставляя современному зрителю возможность кожей почувствовать холод и неуют тогдашней питерской жизни - сдержанно невыносимой не только для высоких интеллектуалов типа Довлатова или Бродского, но и для вполне рядового фарцовщика, пусть и с лицом Данилы Козловского.
И Бродский, и Довлатов (Артур Бесчастный и сербский актер Милан Марич соответственно, оба отличаются не только портретным сходством со своими персонажами, но и замечательным пониманием их обстоятельств), как могут, пытаются встроиться в систему - обивают пороги главных редакторов, получают задания в заводских газетах, знакомятся с «нужными людьми». Ни тот, ни другой не хочет уезжать и не рассматривает для себя (пока) такой возможности. Но к этой опции подталкивает само устройство тогдашней жизни - с необходимостью писать оды рабочему классу для того, чтобы быть принятым в Союз писателей, без чего ни один журнал не мог публиковать двух будущих классиков русской литературы. Бродский ходит под угрозой ареста, Довлатов весь фильм ищет деньги на то, чтобы купить дочери куклу… В прокуренных гостиных, где многочисленные персонажи фильма говорят исключительно о поэзии, живописи и прочем искусстве, выкачан воздух и нечем дышать. Это чувствуют не только мающиеся от своей ненужности литераторы, но и вполне себе деятельный фарцовщик Козловского - тоже нереализованный художник, и нервный метростроевец (Антон Шагин), по совместительству тоже поэт.
Наследующий и развивающий почерк своего отца, как Питер Брейгель-младший развивал манеру Питера Брейгеля-старшего, Алексей Герман-младший снял, конечно же, не биографический фильм. Его жанр - кинематографическая фреска, чьи истоки восходят не только к работам Германа-старшего, но и - совершенно отчетливо - к «Сладкой жизни» Феллини.
В плотную гиперреалистическую материю фильма (выдающаяся работа художника Елены Окопной) с редкой органичностью вплетены сны заглавного героя - в одном из них показанный со спины Леонид Ильич Брежнев в присутствии Фиделя Кастро предлагает Довлатову вместе написать книгу (не о Малой ли земле?), в другом короткостриженый писатель оказывается в местах, где отбывал военную службу - в качестве охранника лагеря, вспоминая о том, что заключенные и те, кто их охранял, не слишком отличались друг от друга ни внешне, ни внутренне.
Да и сам фильм - длинный зимний сон о том, казалось бы, уже не столь страшном по советским меркам времени, убивавшем людей нежно и медленно (Бродский умер в 55 лет, Довлатов - в 48, оба в изгнании). Нет, его, наверное, нельзя назвать тотальным кошмаром, но от него очень хочется поскорее проснуться.
ИНТЕРВЬЮ
Алексей Герман-младший: Я уговорил Данилу Козловского сниматься в блокбастерах
- Почему ты выбрал главным героем именно Довлатова? А не Бродского, например?
- Во-первых, о Бродском все-таки уже были фильмы. «Полторы комнаты» Андрея Хржановского, например. Во-вторых, мне показалось, что о Довлатове фильм может быть нежнее, чем о Бродском. Нежнее, тоньше. Я очень люблю Бродского. Но честно тебе скажу, есть моменты, связанные с Бродским, которые я не знаю, как передать в кино. Это немножко не мое - и жизненно, и эстетически.
Стас Тыркин, 17 февраля 2018
https://www.kp.ru/daily/26796.7/3830833/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:04 | Сообщение # 6 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Рецензия на фильм «Довлатов»
Изображение брежневских «заморозков» в культуре на примере молодого Сергея Довлатова в годы его жизни в Ленинграде
Молодой писатель и журналист Сергей Довлатов (Милан Марич) живет в Ленинграде в начале 1970-х. «Оттепель» подошла к концу, и в эпоху наступившего застоя Довлатов и многие его друзья-творцы не могут ни публиковаться, ни выставляться, если их произведения не вписываются в жесткие рамки соцреализма. Писать же так, как положено, у Довлатова не получается. Слишком уж он внутренне бескомпромиссен, и слишком уж он иронично настроен к окружающей его советской жизни.
Байопики бывают двух типов. Одни «галопом по Европам» охватывают всю жизнь героя, другие же сосредотачиваются на коротком временном отрезке, который авторам кажется наиболее выразительным или интересным. Новая лента Алексея Германа-младшего («Бумажный солдат», «Под электрическими облаками») принадлежит к байопикам второго рода. «Довлатов» отображает предпраздничную ноябрьскую неделю 1971 года и лишь намекает на предшествующую и последующую жизнь знаменитого писателя – будущего мэтра русской эмиграции.
Если бы авторы ленты хотели изобразить «точку перелома» в жизни Довлатова, то они бы, вероятно, выбрали его службу по призыву в охране исправительных колоний. И сам писатель, и хорошо знавшие его люди вроде поэта Иосифа Бродского говорили и писали, что колония перепахала Довлатова и определила его отношение к людям, к жизни, к творчеству.
«Довлатов», однако, снят с иной целью. Он показывает не внутреннюю эволюцию героя (Довлатов лишь немного меняется по ходу повествования), а застойный климат культурного Ленинграда 1970-х – заморозки после «оттепели». В фильме Германа Довлатов олицетворяет разочарованное поколение новых «лишних людей», которые обнаружили, что их знания, их способности, их авторские голоса не нужны чиновникам от культуры. Все в один голос твердят Довлатову, что он талант и даже гений, но то, что он пишет, для публикации не годится. Чиновникам нужен «позитив», а когда Довлатов сочиняет искренне или пишет о том, что видел своими глазами, то позитив не получается. Как позитивно описать найденные в закоулке метро останки детей, заваленных при взрыве во время войны?
В том же положении Бродский (Артур Бесчастный) и прочие – те, кто все же смог прославиться, и те, кто умер безвестным. Поэтому они либо через силу выполняют поденную творческую работу (Довлатов служит в заводской газете, Бродский занимается кинопереводами), либо, как невостребованный художник в исполнении Данилы Козловского, фарцуют запретными западными товарами и книгами. А еще они пьют, жалуются друг другу на жизнь, ерничают, тусуются на квартирах и в легендарном кафе «Сайгон», читают стихи, снова пьют… И поговаривают об эмиграции. Не потому, что «там» обязательно будет лучше, а потому, что «там» может быть хоть немного иначе. Это не антисоветчина, не принципиальное противостояние с режимом. Наоборот, это режим выпихивает из страны тех, кого сам же создал, дав молодежи образование, стремление к вершинам искусства и революционную бескомпромиссность.
Вполне очевидно, почему Герман снял такое кино именно сейчас, и режиссер не скрывает, что жизнь Довлатова в начале 1970-х – прозрачный намек на нынешнее положение дел в России, когда широко востребован позитив фильмов типа «Движения вверх», а прежде обласканные «непозитивные» творцы вроде Кирилла Серебренникова чувствуют холодное дыхание заморозков. Конечно, в советское время «Довлатов» не был бы снят, а сейчас его поддерживают Минкульт и Фонд кино, и это очень важное различие, которое Герман признает. Но и написать, что режиссер от страха дует на воду, рука не поднимается. Перемены в самом деле идут, и они заслуживают осмысления и художественного, метафорического отображения. В том числе через обращение к ситуациям из недавнего прошлого.
Суть «Довлатова» диктует особенности повествования. Застойность происходящего подчеркивается отсутствием стержневого сюжета. Вместо движения из точки А в точку Б фильм изображает бег на месте, череду ситуаций, происшествий и разговоров. Некоторые из них печальны и даже трагичны, некоторые – комичны и гротескны, и Герман часто позволяет герою продемонстрировать едкий юмор, которым Довлатов более всего известен. Но даже в самых смешных шутках ленты чувствуется грусть и подступающее к горлу отчаяние. Хотя герой еще надеется, что его начнут публиковать, это душевная инерция, а не искренняя вера в то, что дела могут наладиться. Из-за отсутствия сюжетного драйва смотрится картина тягомотно, однако это позволяет прочувствовать состояние главного героя.
«Довлатов» – портрет художника на фоне эпохи, и эпоха у Германа изображена выпукло и густо, с множеством полузабытых ныне нюансов. Можно спорить о точности деталей и правдоподобии ситуаций, но вряд ли стоит этим заниматься, поскольку фильм на абсолютную реалистичность не претендует. Скорее это отображение ощущения от того времени, которое было у людей определенного круга.
Прежде неизвестный у нас сербский актер Милан Марич в главной роли – открытие фильма, и мы, вероятно, еще увидим его в отечественном кино. Реальный Довлатов был побрутальнее, с более низким голосом, но у Марича превосходно получился «идеализированный Довлатов» – мужественный черноволосый красавец с проницательным взглядом, норовистым характером и артистичной душой. Он интеллектуален, но не мягок, и он из тех редких писателей, кто нравится женщинам, даже если они не знают, кто он такой (Довлатову приписывали сотни романов). Другие актеры в фильме подобраны так, что Марич всегда выделяется на их фоне, и его персонаж даже среди «своих» кажется чужаком. Впрочем, каждый из актеров внешне примечателен, и о каждом из прототипов второстепенных героев можно было бы снять аналогичную ленту. СССР стал не отцом, а отчимом для многих творцов.
18.02.2018 Текст: Борис Иванов
https://www.film.ru/articles/hudozhniku-hudo
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:05 | Сообщение # 7 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «Довлатов»: российский фильм в конкурсе Берлинале
На Берлинском кинофестивале состоялась международная премьера фильма Алексея Германа-младшего «Довлатов». 1 марта картина выйдет в ультракороткий (четыре дня) российский прокат. Примерно в тот же срок укладывается действие ленты, но таким и должен быть русский литературный байопик — считает Максим Заговора.
«Шестидесятые с их оттепелью закончились, похолодало», — говорит в прологе фильма его главный герой. На ленинградском дворе-колодце — 71-й год, зима, снег. Довлатова не печатают, потому что он не состоит в Союзе писателей и не берут в Союз, потому что нет публикаций. В семье дела не лучше: развод, дочка мечтает о кукле, на которую у него нет денег, дома, в коммуналке — снисходительная, всё понимающая, но всё равно грустно вздыхающая мама. Никто не видит в тридцатилетнем литераторе в помятом пальто великого русского писателя, никто его толком не прочитал.
Не стоит ломать копья за достоверность и фактологию. Эта история не про Довлатова, а про любого человека большого таланта, чья судьба, так получилось, оказалась во власти серых бездарностей. Их не убедить ни словом, ни делом. Их можно вывести из себя, вскрыв вены в кабинете редакции (так поступает один из персонажей), но и то ненадолго. Им бесполезно дарить коньяки (так поступает сам Довлатов), льстить или угрожать. Они всё равно отправят тебя делать репортаж с запуска корабля или очерк о поэте-строителе метро. И ты будешь (Довлатов будет) брать интервью у ряженых Достоевского, Толстого и Пушкина, воспевающих советскую власть. И у тебя не получится (у Довлатова не выходит никак) написать об этом всерьёз. И тебя снова не напечатают.
Алексей Герман-младший знает, как это бывает — фильмы его великого отца лежали на полке по пятнадцать лет. «Довлатов», пожалуй, самый личный фильм режиссёра, самое отчаянное его высказывание, которое нельзя свести к банальной параллели «прошлое-настоящее», как это пытались сделать журналисты на пресс-конференции после премьеры. Впрочем, это, кажется, те самые люди, которые в 70-х работали бы редакторами советских издательств. В целом, международная аудитория приняла «Довлатова» очень тепло, хоть в переводе фильм потерял очень сильно. К примеру, ироничное обращение «Николай Васильевич» превратилось в сухое «Гоголь», вполне конкретная «Наташа Ростова» стала абстрактным «персонажем Толстого», а грустный вопрос «тебе не стыдно?» обернулся назидательным «shame on you».
Стыд мучает героев картины не меньше цензуры. Кажется, один Бродский здесь знает, чего стоит и смотрит сверху вниз на тех, кто, де-юре, сидит выше. Остальные фатально неуверенны: «У меня не получается, никак не получается», — всё время повторяет Довлатов, и непонятно, чего в этом отчаянии больше: злости на систему или досады на себя самого. Он никакой не бунтарь, он может и согласен сделать так, как положено, просто не может.
Кроме писателей поколения Довлатова в кадре то и дело появляются современные петербургские литераторы — на секунду, а то и меньше, но зачем-то же их Герман позвал. Ещё раз: не надо интерпретировать этот фильм, как очередную рефлексию о настоящем через прошлое, но и не замечать её нельзя. Вот на советской вечеринке мелькает Павел Крусанов — блестящий писатель, автор семнадцати книг, все напечатаны, последняя — в 2016 году. Его никто не запрещает, но кто его слышит? Кто знает? Кто читал? Влияние его слова на массы не сильнее, чем слова Довлатова в 71-м. И бьюсь об заклад, распив бутылку водки, к примеру, с Сергеем Носовым, он говорит точно то же, что и герои фильма Алексея Германа: «Мы последнее русское поколение, способное спасти русскую литературу». И точно так же, как в фильме Алексея Германа, рядом находится женщина, которая, положив руку на плечо прошепчет: «Нужно иметь много храбрости, чтобы быть никем и оставаться собой». И через пятьдесят лет о Павле Крусанове снимут фильм и покажут на крупном европейском кинофестивале. И Россия тут ни при чём. Так будет всегда. И у всех.
Максим Заговора, 18 февраля 2018
https://kinotoday.ru/read....rlinale
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:05 | Сообщение # 8 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| "Довлатов" показался зрителям Берлинале политическим кино
В фильме Алексея Германа-младшего писатель превратился в героя и своего, и нашего времени
На Берлинском фестивале показали российский фильм – и пока, спустя четыре дня после открытия, «Довлатову» Алексея Германа-младшего в конкурсной программе равных нет. В отечественный прокат, ограниченный, но не количеством залов, а сроками, картина будет выходить почти сразу после окончания смотра – с 1 по 4 марта. Те, кто не успеет в кинотеатр, смогут увидеть «Довлатова» по телевизору, на Первом канале – скоро, пообещал Константин Эрнст.
«Закончилась оттепель, начались заморозки». В Ленинграде 71-го года наступил ноябрь, выпал первый снег, полным ходом идет подготовка к параду в честь годовщины Октябрьской революции: строем ходят солдаты, колоннами тянутся грузовики. Где-то здесь, в тесных коммуналках, живут писатели, которых не публикуют. Ходят друг к другу в гости, читают на кухнях стихи, безрезультатно обивают пороги редакций, иногда умирают от безысходности, иногда попадают в тюрьму, все чаще уезжают без обратного билета. «Талант настораживает, гениальность вызывает ужас», – подмечает один из них, Сергей Довлатов (его в картине играет сербский актер Милан Марич). «Того, о чем мы пишем, не существует», – отвечает ему приятель Бродский (Артур Бесчастный), у которого дела еще хуже. Существуют заводы, нефтяники, метростроевцы. Остальное – макулатура. Без героя, с ненавистной для издателей, редакторов, всей страны иронией и подтекстом. За это автору не платят, это, кажется ему, так никто и никогда не прочитает.
Прочитают, еще как прочитают. Только Довлатов об этом узнать не успеет – реальность врывается в это – во многом вымышленное – кинематографическое пространство не только портретным сходством героев с их прототипами (речь в первую очередь о Мариче и Бесчастном), но и горькими титрами, дважды всплывающими на экране, – об отъезде из СССР Довлатова и Бродского.
«Эти герои не были диссидентами, они просто хотели заниматься своим делом, а мы их уничтожили. А сейчас ставим им памятники», – говорит Алексей Герман-младший.
Параллели с сегодняшним днем поразительные, несмотря на то что картину режиссер задумал и начал снимать три года назад, что рассказывает она о делах давно минувших дней, что места действия фильма формально уже даже не существует.
«Наш фильм – предупреждение, – продолжает Герман-младший, ему в Берлине все ожидаемо задают исключительно политические вопросы. – Он говорит о том, что может случиться, что нельзя уничтожать талантливых людей, губить судьбы, нельзя не давать художнику быть художником, потому что трагических примеров много».
Один из них – Довлатов, которому на экране отведено семь дней: всю предпраздничную неделю он ищет деньги, чтобы купить дочери куклу. Надеясь, что заплатят, к примеру, за заметку о психоделическом заводском празднике с участием великих русских писателей. Вместо патетической оды выходит ироничная зарисовка о том, как «поэт Пушкин ненавидит поэта Блока по религиозным соображениям». Кажется, что проще угнать машину – так честнее будет.
Рост под 2 метра. Непонятно, как он вообще вмещается в узкие коридоры своей и чужих квартир, если даже в целом городе, в огромной стране будто не хватает для него места. Вмещается, втискиваясь между плотно сдвинутыми спинами и плечами друзей, наличие которых может еще на какое-то время отсрочить неизбежное. Разделить горе на всех – и вроде легче.
«Я восхищаюсь этим временем и людьми, их смелостью, несгибаемостью, преданностью профессии, – рассказывает Алексей Герман. — Это время, когда само занятие искусством было высочайшим призванием. Мне кажется, в русском искусстве это был последний великий всплеск».
Друзья и знакомые здесь, конечно, толпа, над которой Довлатов возвышается и в прямом, и в переносном смысле, не заглушенный даже доносящимися из соседней комнаты стихами Бродского в исполнении автора. Толпа, но далеко не безликая. Роли эпизодические, но играют их Данила Козловский, Елена Лядова, Светлана Ходченкова едва ли не лучше, чем главные партии в других своих проектах. Что до Милана Марича, то он, не говоривший по-русски и не читавший Довлатова до приезда в Россию, не ограничивается внешней похожестью на писателя, а внезапно улавливает и передает очень точно его внутреннюю интонацию и интонацию его произведений. Горькую иронию, которая и в довлатовской полуулыбке, и во всей окружающей действительности, до смешного абсурдной и до дрожи страшной.
Именно такой мир воскрешает и придумывает Алексей Герман-младший. Вместе с художником-постановщиком Еленой Окопной они проделали гигантскую работу по созданию вселенной «Довлатова», страны, которой больше нет, но от которой осталось – в этом случае, к счастью, – множество артефактов. Предметы быта, одежду, посуду, мебель, все это собирали не один год, сами и с помощью петербуржцев, бывших ленинградцев, отыскавших на антресолях что-то из 71-го. Настоящий краудфандинг, его результатом стало превращение фильма без большого бюджета в удивительной аутентичности и детализированности портрет эпохи. И не потребовалось никаких спецэффектов.
Герман, кажется, наконец выбрал тему, для лучшего воплощения которой оказались нужны именно его, германовские, стиль, киноязык, приемы. В его фильмах герои бесконечно блуждают в пространстве, хаотично двигаются внутри каждого кадра, еще и бормочут диалоги без интонации, без эмоции. Все это было вечным упреком в адрес режиссера – «монотонный», «затянутый», «занудный». И как вдруг сыграло в «Довлатове»! Трудно представить более точное выражение общего состояния страны и людей, в ней живущих. Именно на таком блеклом, монохромном фоне громче звучат – хоть и сказанные, не повышая голоса и не меняя тона, – реплики наблюдательного Довлатова, смехом спасающего себя и готового спасти страну.
Три года назад Герман-младший привозил на Берлинале картину «Под электрическими облаками». Теперь отрывки из того фильма будто бы снятся Довлатову, герою нового, – в этих срежиссированных Германом снах он встречается с Брежневым, и они говорят о чем-то далеком вроде «Пина колады», которая наверняка есть где-то там, за границей, но как же не хочется уезжать... И от этого «не хочется», наталкивающегося на «приходится», особенно щемит сердце. «Под электрическими облаками» в Берлине получил приз за операторскую работу. В этот раз, хочется верить, ставки еще выше, хоть сам режиссер и не перестает говорить, что «Запад мало понимает Россию и ее устройство». Картину на фестивале тем не менее приняли хорошо, поняли, возможно, чуть хуже – и имя Довлатова, окончившего дни за границей, но ставшего в итоге великим русским писателем, мало что говорит иностранцам, да и сама тема интересна разве что с политической точки зрения – российская политика точно у всех на слуху. «Безусловно, существуют определенные проблемы, которые меня беспокоят, например, ситуация с Кириллом Серебренниковым, – сам Герман острых вопросов не избегает, напротив, кажется ждет и готов, они предсказуемы. – Я считаю, что он невиновен, и открыто об это говорю. С другой стороны, в России сейчас нет такой тотальной цензуры, как в СССР. Если бы она была, фильм бы не был снят. У нас в стране существует категория людей очень реакционных взглядов, которая пытается навязать искусству свое видение и ограничить свободу выражения – с каждым годом количество таких людей растет. Пока они не победили, но могут».
Наталия Григорьева 18.02.2018
https://www.ng.ru/cinematograph/2018-02-18/100_7175_berlinale.html
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:05 | Сообщение # 9 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Берлин-2018: «Довлатов» Алексея Германа-мл.
1971 год, ноябрь, Ленинград. Не член Союза писателей, но все же писатель Сергей Довлатов, сыгранный чудным сербом Миланом Маричем, мыкается с никому ненужными рукописями по опостылевшим пыльным редакциям, работает в заводской многотиражке, ищет общий язык с бывшей женой Леной и немецкую куклу для дочери Кати (а точнее, деньги на эту куклу). По ночам ему снится солдатская служба в лагерной охране и генсек ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Хорошо хоть, не Иосиф Виссарионович Сталин, как дедушке, считает мама. Рядом с Довлатовым — безнадежные и вполне состоявшиеся в этой своей безнадежности поэты и художники, а также фарцовщики, актрисы, оппортунисты, конформисты, ну, и еще рыжий ленинградский гений Бродский, который уже через полгода уедет на Запад, а пока читает стихи на кухнях и работает на «Ленфильме», где озвучивают какой-то польский фильм. Бродский всё о себе уже знает, а Довлатов пока сомневается, но тоже на грани отъезда — где-то за титрами он соберет чемодан и отправится в свою провинцию у моря — балтийский Таллинн. Чтобы через пару лет вернуться в город на Неве и снова уехать — теперь уже за океан.
Для поколения родившихся на рубеже 1970-80-х, то есть моего поколения, Сергей Довлатов — писатель-чемпион, идеальный рассказчик, книги которого прятали в партах на уроках географии, физики и химии. Иногда даже на литературе. Большой, внятный. В моей школе за Довлатова не журили, его блестящий русский язык ценили и учителя. «Зона», «Заповедник», «Чемодан» в школьную программу, может, и не входили, но были обязательной частью культурного кода, по которому узнаешь своих в темной подворотне и случайном баре. Это важное знание. Сегодня код Довлатова — достояние широкой публики со всеми сопутствующими издержками: как отметил на пресс-конференции режиссер, Довлатову ставят памятники, о нем снимают телефильмы, в честь писателя в Петербурге проводят важный ежегодный культурный фестиваль. Слава пришла к Довлатову поздно. Сам о себе он писал, что вечно добирается до пункта назначения к шапочному разбору. Примерно так же пришел и фильм о нем: все статусы зафиксированы, достижения бесспорны, а роли распределены. Да кино и не уточняет, не хочет никому ничего доказать или показать — оно просто, чтобы закрыть глаза и помечтать. О том, каким может быть Сергей Донатович Довлатов.
У каждого он свой. У Германа — молодой, фланелевый, застенчивый как теленок, симпатичный и неуловимый.
Судьба писателя мягко говоря символична. Не только для 1960-70-х, но и для сегодняшних российских времен, достаточно вегетарианских, чтобы без опаски гундеть об ужасах советской власти или, напротив, влажно грезить о ней. И пока режиссер Герман-мл. от параллелей с сегодняшней Россией прилюдно отказывается, зритель не может их не считывать: мутный, прокуренный застой, кропотливо заполонивший экран книжными полками, немытыми стеклами, засиженными автобусами, пророщенным луком на подоконнике, чужими детскими игрушками и какой-то бесцветной одеждой — узнаваем, как последний осенний день. Твой день. Скоро зима, выпадет снег — и каюк.
Алексей Герман-мл. с польским оператором Лукашем Залом (знаете его по «Иде») делают все, чтобы подарить этот советский застой во всей полноте ощущений: по глубине и длине планов, насыщенности фактур, точной блеклости цветовых решений «Довлатов» даст фору большинству отечественных исторических фильмов. «Движение вверх» — тоже про начало 1970-х. Что называется, почувствуйте разницу. У Германа — экран, как липкий стол в советской чебуречной. И вместо салфеток — рваные квадратики дешевой упаковочной бумаги. А вместо мечты — хрип транспаранта. Я не жил в 1970-х, не застал «застой», но отчего-то ведь его так назвали, не правда ли?
Проклятие у фильма одно — это текст. Фильм о писателе немотствует. Слова, как и сам писатель, немного лишние. Где-то невнятны и путаны, как признание влюбленного, а где-то напротив просветительски объяснительны, слишком подробны, слишком лояльны к зрителю, ввалившемуся с мороза (или юному, или иностранному).
Понятно, что картину придется продавать тем, кто в силу возраста или национальной принадлежности не обязан хоть что-то знать о писателе Довлатове, понимать что-то о ленинградской жизни указанного времени и даже шире — социальных аспектах советских 1970-х. Но все же это не повод проговаривать за кадром азбучные истины и пускаться в неймдроппинг. «Введенский и Хармс погибли страшно и глупо». «Мандельштам тоже плохо кончил». «Мунка видели „Крик“?» «Ван Гог умер в ничтожестве, какая разница издадут тебя или не издадут?» Кандинский, Малевич, Голда Меир, ОБХСС, спасибо, конечно. Иногда, впрочем, и неймдроппинг работает. Как в разговоре про Бродского: «Вот Аронзон — это же поэт, а это что?»
Впрочем, этот текст можно не заметить, как не замечают его герои фильма, привыкшие к шелухе советских слов, шепчущие и переспрашивающие, погрязшие в своих речах, как в ноябрьской мгле, несущие что-то невпопад и наугад:
— Что ты сказал?
— Ничего. Тебе все время что-то слышится.
Услышится ли что-то в этом смущенном шуршании зрителю?
Думаю, что, сделав определенное усилие, каждый сможет распознать то, ради чего фильм и затевался — тихий крик о тщетном неумении хороших людей во всякое время поставить себя на твердую ногу.
Василий Степанов, 18 / 02 / 2018
https://seance.ru/articles/berlin-2018-dovlatov/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:05 | Сообщение # 10 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Рецензия: «Довлатов» Алексея Германа-младшего
Тесно, душно, шумно и сумбурно об эпохе потерянной молодежи.
1971 год, ноябрь. Сергей Довлатов пока еще живет в Ленинграде и испытывает груз того, что его не хотят издавать — рассказы никак не вписываются в политику любого издания, а писать «на заказ» у писателя не получается. Те же проблемы испытывают и друзья Довлатова, писатели, художники и другие представители творческих профессий.
Биопик можно снять по-разному, и Алексей Герман-младший выбирает формат «несколько дней из жизни». Довлатов при этом хоть формально главным героем является, но таковым в большинстве случаев не ощущается: герой Милана Марича все больше наблюдает со стороны за происходящим, изредка отпуская едкие комментарии да пытаясь как-то примириться с жестокой реальностью, в которой нельзя быть собой. Газета требует интервью о нелепом фильме, журнал просит ради публикации рассказов написать стихи про нефтяников и взять интервью у метростроевца-поэта (Антон Шагин) — конечно же, духовно-возвышенное и патриотическое. Вот только реальность Довлатова не делится на белое и черное, а балансирует где-то между этих двух граней, и рухнуть в одну из сторон не позволяет внутренний стержень.
С этой духовной возвышенностью вообще многое связано в фильме: друзья Довлатова, будь то фарцующий художник Давид (Данила Козловский) или знаменитый уже тогда Иосиф Бродский (Артур Бесчастный) — все как один страдают ровно от того же несоответствия требованиям жизни и эпохе. Их посиделки сняты в фирменной манере обоих Германов (младший очень тщательно копирует старшего): тесно, душно и неуютно, отчего представители творческой элиты кажутся потерянными и ненужными, в том числе — и самим себе. Эти теснота и душность здорово работают на атмосферу фильма, позволяя практически физически почувствовать это внутреннее несоответствие людей и эпохи. Удивительно же в этом другое: люди творческие, за редким исключением, творчеством своим словно и не интересуются. Да, в фильме есть Бродский, декламирующий свои свежие стихи, есть еще пара друзей, порывающихся что-то свое читать, Давид один раз покажет свою картину в кадре, да, кажется, промелькнет фоном молодой Макаревич с гитарой. И на этом все — и это в творческой-то тусовке.
Разговоры о творчестве при этом будут возникать в фильме с завидной регулярностью: то и дело Сергея будут спрашивать о его романе (который не идет), в компании будут просить почитать что-нибудь из рассказов. Повторяющиеся снова и снова темы вообще кажутся особой фишкой фильма: так, к примеру, Довлатов, по поводу и без, будет пытаться найти немецкую куклу для дочери. Где-то это работает удачно, а кое-где все же несколько утомляет к финалу. При этом, правда, выглядит все это действительно естественно и живо.
Немного странным выглядит и выбранный период жизни писателя: кажется, что подобная неделя — максимально невыразительна для отражения жизни Довлатова. В ней словно ничего и не происходит, но это лишь на первый взгляд. Удивительное дело: Довлатов действительно хоть и является главным героем фильма, но по своей сути является скорее центральной фигурой для отражения той самой эпохи людей, по своему складу вынужденных идти против системы. И, конечно же, Герман-младший не может не перекинуть мостик в наше время, иронически подтрунивая над тем, что «сверху» просят спортивные драмы и великие достижения, а не произведения о жизни такой, какая она есть. Эту боль за авторов «в изгнании» очень здорово отражает, пожалуй, сильнейшая сцена, где Довлатов ходит среди гор макулатуры и, вчитываясь в фамилии, узнает своих друзей и самого себя. И разговоры об эмиграции кажутся не каким-то упадничеством, а чуть ли не единственной возможностью быть — даже не самим собой, а просто.
18.02.2018 Сергей Сергиенко
http://thr.ru/cinema/recenzia-dovlatov-aleksea-germana-mladsego/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:06 | Сообщение # 11 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Фильм "Довлатов": Герман-младший идёт по стопам отца
Вчера на Берлинале состоялась мировая премьера фильма «Довлатов» Алексея Германа-младшего.
Перед младшим Германом, задумавшим фильм о человеке поколения его отца (не думаю, правда, что они были знакомы) стояла задача невообразимой сложности.
Почти, скажем так, невыполнимая: для человека с хорошим вкусом жанр байопика (то бишь биографического фильма) непереносим. Ибо вдохнуть жизнь в ходячие мифы, каковыми становятся знаменитости после своей смерти, обрастая нашими домыслами, - почти невозможно. Ну, если вы задумали реалистический фильм, а не постмодернистскую издевку.
Так вот: Герман-младший задумал именно что реалистическую картину, взяв на себя непосильный труд взглянуть на относительно недавние семидесятые сквозь магический кристалл, которым обладал, словно сокровищем, его отец, Герман-старший.
Передав, очевидно, эту редкостную штуку по наследству:
у Германа-младшего, судя уже по его раннему фильму «Гарпастум», это и правда что-то «генетическое», причём унаследованное не только через отца, но и через мать. Светлана Кармалита, сподвижница своего мужа и соавтор его сценариев, тоже, как никто на свете, «слышала» эпохи, чувствовала их «гул», их вещность, атмосферу, их природу.
Дар, если говорить патетически, небес: редчайшее качество, каковым обладали немногие, причем великие: Пазолини («Евангелие от Матфея»), Феллини («Сатирикон»), Тарковский («Андрей Рублев»).
Герман-старший обнаружил абсолютный слух в знаменитых «Двадцати днях без войны», - фильме, в свое время казавшемуся мне эмпирическим, лишенным той глубины, каковую ему приписывали. И только по прошествии многих лет, пересмотрев картину, я поняла, что германовская эмпирика, погружение в реку Времени, его настойчивое, почти маниакальное стремление воссоздать приметы давно минувших дней с пугающей точностью, граничащей с чем-то почти маниакальным, - и есть, собственно, «философия» фильма. Если понимать кинематограф не как сумму интеллектуальных «посланий» человечеству, а как мысле-образы, когда вещность, фактура, вплоть до дрожания воздуха и капель на осеннем листе перетворяют мир, рождая в зрителе вихрь ассоциаций. Что порой дороже всякой артикулированной мысли. Это и есть, строго говоря, мысль – но посланная нам при помощи пластики изображения.
Похожий эксперимент предпринял и Герман-младший –причем, как уже было сказано, на скользкой почве байопика: показать Ленинград семидесятых, по которому фланировал ныне прославленный, а тогда никому не нужный писатель Довлатов, вдохнуть жизнь в персонажей, окружавших его в реальной жизни, воссоздать эпоху «застоя» и немоготы, вынужденного молчания и «замерзания», последовавшего после либеральных шестидесятых, - такая вот разветвленная, сложная, почти непосильная задача стояла перед ним.
Ну, во-первых, язык: как говорят люди между собой, как они переходят от бытовых тем к литературным, «возвышенным», как льется их речь, уже, как ни странно, отличающаяся от современной?
На мой непросвещенный взгляд, здесь есть перенасыщение литературностью: недаром фильмы об интеллигенции снимать труднее, нежели об условном «рабочем классе», тут сложен именно переход от «бытовухи» к разговорам о насущном.
Зато – и это главное достоинство фильма – здесь есть, что называется, портрет эпохи, точность типажей, атмосферы времени (что было непросто, художник Елена Окопная проделала колоссальную работу), и, наконец, есть центральный герой, к которому и стягиваются все нити повествования.
По сути, здесь даже два главных героя, Довлатов и Бродский, один – неуверенный в себе и вечно сомневающийся, другой – надменный по чину, будто предчувствующий свою великую судьбу: из изгоя в нобелианты.
Но главное, что здесь есть: полнейшая, страшная, кромешная безнадежность, такой тихий ад стоячего болота, ад погибших замыслов, ад не-жизни.
Что есть, то есть.
Ощущение точное, точнее некуда: 1971 год, пик застоя, существование монотонное, погруженное в какую-то тихую мелодию небытия, не-жизни.
И посреди этого небытия (несмотря на попытки интеллигенции на свой скромный лад бороться с тоталитаризмом, о чем, собственно, и вопиет вся проза Довлатова) – эти двое, самые яркие представители русской литературы, чьи судьбы переломит пополам вынужденная эмиграция, потеря родины, языка, связей и своей среды.
На самом деле это трагическая картина – хотя трагедия эта тихая, малозаметная, как немой крик, как вопль глухонемого, пропадающий втуне, никем не услышанный.
Диляра Тасбулатова 18 февраля 2018, 11:16
https://newizv.ru/news....m-ottsa
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:06 | Сообщение # 12 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «ДОВЛАТОВ» АЛЕКСЕЯ ГЕРМАНА-МЛАДШЕГО
1971-й, Ленинград, канун очередной годовщины Октябрьской революции. По случаю праздников в городе случается удивительная природная аномалия — круглосуточные белые ночи. Снежно-молочный туман окутывает Васильевский и верфи, просачивается в помещения редакции журнала «Нева», смешивается с табачным дымом коммунальных кухонь. Не замечая странностей природы, по сказочному городу с добродушной улыбкой бродит молодой нигилист в пальто, безработный Сергей Довлатов — до слез мечтающий о публикации автор коротких рассказов о северных лагерях и маленьких людях, внештатник судостроительной малотиражки, раз за разом срывающий дедлайн по написанию душевной рецензии на любительский фильм о спуске на воду корабля «Платон Нифонтов». Всюду Довлатов встречает одних и тех же людей — рыжего поэта Иосифа, лысеющего художника Шолома, фарцовщика Давида в куртке с бахромой — и кого-нибудь из своих бывших. На них, на девушек, которые все без ума от него, молодой прозаик смотрит с ласковым «нет» во взгляде. Возможно, причина в том, что сейчас он не пьет. Ну почти.
Горячие телеграммы с показов Берлинале уже сообщили, что «Довлатов» — это «лучший фильм Алексея Германа-младшего». Берлинские зрители правы. «Довлатов» — действительно «лучший фильм» режиссера, но, конечно, совсем не в том смысле, что это итог какого-то позитивистского движения вперед. Вовсе нет. Как автор, в какой-то момент замкнувшийся на одном наборе тем, дней, характеров, голосов и мебели (предметная среда — важная часть кинематографа Германа-мл.), Алексей Алексеевич уже много лет бежит свой осенний марафон на месте, и события ноября 1971-го, скорее, наиболее конгениально выражают все те же авторские интенции — надрывно-сатирическое живописание надломленной советской интеллигенции, страты, по мнению Германа-мл, стойко пережившей распад СССР и навсегда укоренившейся в культурно-психологическом пространстве России.
О вечной актуальности этого типа нам было сообщено в прошлом фильме Германа (там, напомним, кухонные разговоры продолжались и в будущем, в преддверии Третьей мировой), так что в «Довлатове» автор с чистым сердцем возвращается к изучению своего излюбленного объекта в его естественной среде обитания, шлифуя свой фирменный стиль — сочетание папиного кино с атмосферной спектакулярностью нового русского телесериала. Уже очевидно, что элементы гиперреализма, характерные для фильмов Германа-старшего, превращены его сыном в подобие фамильной собственности, — и неразборчивый абсурдный бубнеж, повторяющиеся реплики третьестепенных героев, бессмысленный поток жизни, несущий протагонистов сквозь коммунальные и публичные пространства, знакомые нам по «Лапшину» и «Хрусталеву», продолжают свое удручающее воздействие на зрителя и в «Довлатове». С поправкой на время и кадры, разумеется. Чертовщина бесплотных голосов тут как-то совсем уже отслоилась от визуального (возможно, это непреднамеренный эффект процедуры озвучания — все-таки роль Довлатова играет сербский актер Милан Марич), выделив особую старательность актеров. Прихотливость постановки (чего стоит так любимая режиссером туманность), общее несдержанное презрение (его легко спутать с сочувствием) к советскому человеку, кастинг (вообразите себе в ролях советских граждан, замученных дефицитом и ОБХСС, Данилу Козловского или Светлану Ходченкову, члена Партии как минимум с 2010 года, — а Артура Бесчастного в роли Бродского и представлять не надо ) — все это делает «Довлатова» удивительно похожим на остальгический сериал Первого, на ту же «Таинственную страсть» (Константин Эрнст, кстати, — один из сопродюсеров «Довлатова»), только с хорошим оператором (Лукаш Зал, в частности, снимал «Иду»). Можно до пены у рта спорить о том, похож ли актер Марич на Довлатова, а Артур Бесчастный — на Бродского, но что оба их героя в глазах современного зрителя похожи на бесхребетных мудаков — тут, кажется, двух мнений быть не может. Впрочем, остальные персонажи еще никчемнее; взяв за эталон атмосферу «Июльского дождя», Герман напалмом выжигает из этих людей способность к рефлексии, вычеркивает из их скверных характеров любые основы для оправдания (представьте себе героя Визбора, но без фронтового прошлого — тут все такие). Особо циничная деталь: весь фильм Довлатов безуспешно пытается достать гигантскую немецкую куклу — своеобразную взятку, которой он хочет купить у дочери прощение за то, что ушел из семьи.
Было бы преувеличением считать «Довлатова» и исторической реконструкцией (все-таки застой в фильме чудо как живописен и возвышенно-меланхоличен), и комментарием по поводу текущих событий (ну правда, сейчас печатают даже Настю Рыбку), и завуалированной авторской саморефлексией: довлатовская максима «единственная честная дорога — это путь ошибок, разочарований и надежд» органически чужда Герману, его фильмы никогда не разочаровывали в своей мизантропической безнадеге. Скорее, это сон сегодняшнего школьника, перебравшего советской литературы, официальной и неофициальной, и грезящего о загадочном «Сайгоне» и зловещем ОБХСС, транспарантах и обэриутах, молодом Бродском и старых коммуналках, заморозках, наступивших после оттепели, Евтушенко в красных носках, наконец. Вещь, местами даже неприличная в своем школярском неймдроппинге (Мунк, Ван Гог, Кафка, Гюнтер Грасс, Голда Меир). Но завлекательная.
Василий Корецкий 19 ФЕВРАЛЯ 2018
https://www.colta.ru/articles/cinema/17359-leningrad-noyabr
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:06 | Сообщение # 13 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Железный занавес и железная женщина
На Берлинале состоялась премьера фильма Алексея Германа-младшего «Довлатов»
Рецензии зарубежных критиков на ленту Алексея Германа-младшего сплошь похвальные. Не говоря о наших.
Так что знакомство с писателем Довлатовым и новым для европейских зрителей брендом, теперь не только «другом Бродского», состоялось. Это важно само по себе, безотносительно к фильму, в котором Герман реконструирует атмосферу нескольких промозглых дней в начале ноября 1971 года, накануне так называемых октябрьских праздников. Разумеется, этот фильм – не биография, а воспоминание автора о времени, которое он застал, но детально не помнит. Этот сдвиг и определяет впечатление, для которого годится безобидная формула: так, да не так.
Литературоцентристское поколение, знаменитые и забытые представители которого появляются на экране, изъяснялось, как мы знаем из мемуаров (а кто-то из собственного опыта), цитатами, шутками, кодовыми экивоками. Недаром Довлатов писал, что самым главным несчастьем его жизни была смерть Анны Карениной. Не потому ли фильм перенасыщен текстом, огрубляющим импрессионистические картинки из жизни ленинградской богемы, снятые как бы в дымке, сквозь фильтры и склонные к образу сновидений о далеких семидесятых.
Но есть тут и вполне буквальные сны Довлатова, в которых ему является Фидель Кастро с Брежневым. А последний даже предлагает писателю, которого упорно не печатают, соавторство. Этот и другие сны должны свидетельствовать об абсурде реальности, в которой Кафку сделали былью. Для этой сквозной темы, близкой нашему зрителю, но не всегда очевидной публике иностранной, придуманы и ряженые Пушкин, Гоголь, Достоевский, участвующие в каком-то любительском фильме - в фильме, который Довлатов, сотрудник заводской многотиражки, обязан восславить. Но он, разумеется, в такие игры не играет. Но если смерть Анны Карениной – трагедия для его жизни и сознания, то в фильме на протяжении нескольких ему отпущенных дней он страдает только потому, что его не печатают.
Именно такой содержательный рефрен избран авторами для знакомства зрителей с Довлатовым. Как тут не вспомнить Мандельштама, кричавшего в «Четвертой прозе» пришедшему к нему жалобщику, которого не печатают: «А Христа печатали?» Ну, оставим эту тему, она не пригодна для фестивального отчета.
Все-таки фильм настроен на волну видений давнего времени. Эти видения поэтов, писателей, художников, фарцовщиков, нужных людей, редакторов, жителей коммуналки, ментов, начальников и прочих точны по кастингу. Это свойство – находить те самые лица – Герман-младший унаследовал от своего отца, гениального режиссера.
Но как только персонажи «Довлатова» попадают в придуманные по сценарию ситуации, случается сбой, а порой и неловкость. Ее лишен, пожалуй, разве только Антон Шагин в роли метростроевца и поэта-рабочего, о котором Довлатову заказали статью. Остальные персонажи, похожие-таки на своих прототипов, уступают Шагину, неподдельному и ненавязчивому.
Если судить строго, то оплошности «Довлатова» заключены в сценарии, который вынуждает режиссера педалировать то нежность протагониста (весь фильм он пытается «достать» дочке Кате заморскую куклу), то кровожадность режима по отношению к авторам, которых он прессует (эпизод самоубийства работника редакции), то скорбь фарцовщика, ущемленного художника, «не хуже Поллока».
Если же проявить снисходительность, то можно и сказать: поскольку нынешняя наша реальность сильно беременна застойной эпохой и даже более того, стоит напомнить (для несведущих) о цене на ценности, временам неподвластные. Напомнить мимолетно и доходчиво…
Зара Абдуллаева, спецкор «Труда», 19 Февраля 2018
https://www.trud.ru/article....na.html
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:06 | Сообщение # 14 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «Довлатов» Алексея Германа-младшего: серб и молод
Максим Сухагузов рассказывает о фильме «Довлатов», который участвует в конкурсе Берлинского кинофестиваля и обещает стать главным событием русского кино конца зимы и начала весны.
Начало ноября 1971 года, Ленинград накануне празднования Дня Октябрьской революции. В редакциях журналов ждут стихи про нефтяников, в газетах заказывают интервью с поэтом-метростроевцем, в честь неизвестного писателя Платона Нифонтова называют целый корабль, а к его запуску на воду снимают кинобалаган с ряжеными Гоголем, Пушкиным и Толстым. Реальные же писатели, художники и творцы ныкаются по коммуналкам, обивают пороги издательств, страдают от невостребованности, фарцуют, вскрывают вены, пьют.
В этом прокуренном и промозглом лабиринте обитает начинающий Сергей Довлатов (Милан Марич), которому все сложнее выдавливать из себя ироничную улыбку, писать фельетоны и не послать всех на три буквы. Его близкий приятель Иосиф Бродский (Артур Бесчастный) не знает толком, чем его поддержать, так как сам находится на грани, поэтому предлагает чай.
Само собой, в фильме гораздо больше Германа, чем Довлатова. В отличие от «Движения вверх», где действие происходит в те же 1970-е, это не попытка воздвигнуть памятник, а повод заглянуть в важную для автора эпоху глазами героя. «Довлатов» сразу отличается от «Легенды № 17» и других байопиков — здесь нет воспевания чьего-то таланта или конструирования достижений. Довлатов тут скорее наблюдатель, который что-то чиркает на полях, стоя в уголке.
Камера польского оператора Лукаша Зала (визуал оскаровских картин «Ида» и «Ван Гог. С любовью, Винсент») то описывает круги в душных комнатах вместе с Довлатовым, то падает вместе с ним ниц, то не может уместить его в кадр, как будто выдавливая его. В какой-то момент эта позиция даже напрямую проговаривается главным героем. Вообще, это чуть ли не самый внятный и прямолинейный фильм Германа-младшего. Но не стоит сбрасывать со счетов предыдущие германовские наработки — тут они все на месте, нашептывая зрителю на ушко нужные мантры.
На первых порах на роль молодого Сергея Довлатова рассматривался Иван Ургант, но в итоге выбор пал на уютного серба Милана Марича, которого, по словам режиссера, несколько месяцев откармливали пельменями с салом, обольщали русскими девушками и просто вводили в нужное состояние. В итоге некоторая нездешность Марича очень подходит фильму. Точно так же узнаваемые русские актеры вроде Данилы Козловского, Елены Лядовой или Светланы Ходченковой как будто осязаемо не находят себе места в предлагаемых обстоятельствах, выпирают или опережают свое время.
Для Германа-младшего это времена, когда его отец-режиссер снял «Проверку на дорогах», но из-за цензуры фильм 15 лет пролежал на полке, подкосив здоровье и карьеру Алексея Юрьевича. В фильме Довлатов говорит, что такие, как он, как будто не существуют для страны, их тексты никому не нужны, их реальность выведена за рамки, в городе он ходит, как призрак, в семье он тоже почти что отсутствующий элемент. Даже куклы для дочери, которую он ищет весь фильм, в итоге тоже нет. В фильме есть сцены, где Довлатову пытаются на пальцах объяснить законы драматургии и подсказывают, как и что лучше написать, пристают с античной литературой, пока окончательно не выведут его из себя. Как и сейчас, искусством пытаются управлять, государство национализирует поэтов и просит писать что-то посветлей. Конечно, тут Герман-младший проговаривает важные и актуальные для себя вещи.
Для фильма о писателе в «Довлатове» текст довольно странно работает со зрителем: либо всплывает большими познавательными титрами, либо забрасывает бесконечным неймдропингом. Не проходит и двух минут, чтобы с экрана не прозвучало имя хотя бы одного писателя и художника, что, наверное, закономерно для фильма, в котором фамилия писателя выведена в само название. Есть какие-то шуточки для своих, но большинство имен лепят, чтобы любители филологических каламбуров не переставали хихикать в зале.
Гораздо интереснее, как со зрителем без всяких слов разговаривает вещественный мир фильма. Художник-постановщик Елена Окопная снова создала для Германа-младшего удивительную предметную вселенную. Окружение Довлатова постоянно торчит какими-то вертикальными конструкциями, остовами, штырями, прутьями, как будто его до сих пор окружают лагерные вышки (они ему снятся), колючие проволоки или обглоданные скелеты. «Скелетики, скелетики», — пробормочет будто бы случайный мальчик в кадре, но, как известно, у Германа такие фразочки и составляют основную ткань фильма. И вот уже в кадре появляются кости детей, погибших в бункере во время войны и обнаруженных только сейчас во время стройки станции метро.
«30 лет уже прошло с войны», — так же впроброс подмечают в этом эпизоде, но, как и в предыдущей картине Германа-младшего «Под электрическими облаками», здесь тоже чувствуется призрачное присутствие войны, которая неясно — то ли прошла, то ли осталась, то ли будет. И кровь обязательно прольется в фильме. Смерть следует за героем по пятам, как и он в одной из сцен обхаживает выкинутые на макулатуру кипы рукописей литературных изгоев, будто это могилки. Это ощущение вне времени, где нет ни прошлого, ни будущего, подчеркивается снами Довлатова, который то видит Брежнева с Фиделем Кастро, то возвращается в годы своей службы в лагере, где не различал солдат и заключенных. В этой закольцованности показанный Ленинград 1970-х — тоже какая-то полуявь.
Очаровавшись другой берлинской премьерой «Остров собак», во время просмотра «Довлатова» я невольно стал замечать собак, появляющихся в кадре. С самого первого эпизода рядом с Довлатовым на кровати стоит кудрявый фокстерьер. Потом Довлатов выгуливает песика на поводке по утреннему Ленинграду. И чем дальше шел фильм, тем больше собак появлялось в кадре. Не навязчиво, а так, по-германовски, вполглаза. Вот кто-то тявкает за кадром, вот пробежал еще один на заднем плане, а вот величаво тащат на поводке целую ораву псов. А когда в кадр ввели огромного далматина, я уже не выдержал — это не может быть случайно! Ведь это же нужно специально привести пса на съемочную площадку, протащить его именно здесь как будто бы просто так. Нет, тут явно что-то нечисто.
Метафора того, что система держит на поводке таких, как Довлатов? Или они сами себя держат? Вот Довлатов на экране в очередной раз поправляет свой шарфик на шее, в который он кутается на протяжении всего фильма, забирает его у перепутавшего художника, а чем ближе к концу, тем больше распутывает узлы на шее и глядит на мир свободней, щенячьим взглядом сербского актера Марича. И картина складывается.
19 февраля 2018
https://daily.afisha.ru/cinema....i-molod
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:07 | Сообщение # 15 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| "Довлатов": писатель в резервации
На Берлинском кинофестивале прошла мировая премьера фильма Алексея Германа-младшего
На Берлинском кинофестивале прошла мировая премьера фильма Алексея Германа-младшего "Довлатов", который участвует в главной, конкурсной программе смотра.
Конец 1971 года - в Советском Союзе застой, а в Ленинграде, как будто, Belle Epoque: молодой писатель Сергей Довлатов (Милан Марич) вместе с молодым поэтом Иосифом Бродским (Артур Бесчастный) обсуждают литературу на кухнях, в студиях и в кабаках вместе с такими же, как они – преимущественно безработными и пьющими литераторами, художниками и прочими людьми искусства. Но Довлатову невесело: его не принимают в союз писателей, он вынужден работать в заводской газете, где ему заказывают "оптимистичные и искренние тексты" о нефтяниках и метростроевцах, у него сложные отношения с дочерью и женой, его друг Бродский размышляет о том, чтобы эмигрировать из страны. Довлатов (которому, по его собственному признанию, "отказали в литературных журналах более ста раз") больше всего мечтает об одном: чтобы его, наконец, опубликовали.
Рассказанная в фильме история из-за главных действующих лиц теперь кажется попросту легендой, и это ощущение - сна, иллюзии - лучше всего предает фильм Германа-младшего. То из тумана, то из снега на экране проступают фасады зданий, корабли, набережные, а вместе с ними памятники Ленину, фарцовщики и машины КГБ. Ленинград в фильме – это заколдованное царство, ощущение нереальности которого иногда разрушает внезапная трагедия, но потом все возвращается в дурман – к повторяющимся попойкам, литературным вечерам и назидательным беседам в редакции. Повторы задают фильму спокойный темп, это вообще кино очень размеренное (те, кому не понравится, скажут "монотонное"), но совсем не скучное.
Эта размеренность и в голосе Довлатова, которого сыграл чудесно похожий на писателя серб Милан Марич – периодически кажется, что это сам Сергей Донатович снялся в кино. Довлатов, что отражено в названии, несомненно солирует в фильме. В роли людей из его окружения в числе прочих снялись Данила Козловский, Светлана Ходченкова, Елена Лядова и Антон Шагин, большинство из них – в эпизодических ролях.
За событиями в жизни Довлатова следит камера оскаровского номинанта поляка Лукаша Зала. Она протискивается сквозь толпу за главным героем, иногда останавливается на людях в ней, которые как бы случайно оказались в кадре, а через пару секунд снова возвращается к главному герою, забыв про них. "Довлатов" манерой киноповествования очень напоминает фильмы отца режиссера, Алексея Германа-старшего, это фильм, в котором проявилось высокое мастерство режиссерской работы, настоящая магия кино.
Это мастерство отметили и приехавшие на Берлинале журналисты, которые после показа аплодировали ленте, а это происходит далеко не всегда. Поскольку "Довлатов" участвует в основном конкурсе фестиваля, он претендует на все главные награды смотра, включая "Золотого медведя". Какое решение приняло жюри, станет известно уже очень скоро - церемония награждения состоится 23 февраля. В начале марта лента выйдет в прокат в России.
Екатерина Загвоздкина 19 февраля 2018
https://www.interfax.ru/culture/600567
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:07 | Сообщение # 16 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «Довлатов» – достойный фильм про писателя в конкурсе Берлинале
В конкурсе Берлинского кинофестиваля показали «Довлатова» – новый (и долгожданный) фильм Алексея Германа-младшего про несколько дней из жизни писателя в Ленинграде.
1 ноября 1971 года. Ленинград как может готовится к главному советскому празднику. Ну то есть как готовится. Радостного в Ленинграде в ноябре и так немного, а в сочетании с застойным рассинхроном жизни официальной и всамделишной спущенные сверху приготовления выглядят, как им и полагается – коллективной галлюцинацией. Во дворе дома 23 по улице Рубинштейна играют школьники в ушанках, а надпись «Хлеб» на остановившемся на разгрузку грузовике – теперь только знак, понятный каждому, кто знаком со сталинскими репрессиями. Гипсовая голова Ленина – знак Ленина, праздник – знак праздника. Сергей Довлатов (Милан Марич) эту шизофреническую, возведенную в идеологию лживость ощущает хотя бы потому, что он – писатель, которого не печатают. То есть и сам в некотором роде фантом.
В фильме Алексея Германа-младшего молодой Довлатов шесть дней будет слоняться по засыпанному снегом Ленинграду, пытаясь пробить публикацию рассказа в толстом журнале, получить гонорар за очерк для заводской газеты, достать («купить» – это постсоветское слово) дочке Кате большую немецкую куклу. Ленинград 70-х, созданный в фильме режиссером Германом, художником Еленой Окопной и оператором «Иды» Лукашем Залом, – это переживший войну город призраков. В одной из сцен во время строительства новой ветки метро рабочие находят останки погибших при бомбежке детей, и метафора срабатывает буквально: под набережными, улицами, площадями, под учреждениями и памятниками, под парками, кафе и универсамами – незалеченная травма блокады, навсегда убитое будущее. Друзья Довлатова – такие же, как он, невидимки, несуществующие в официальной советской летописи писатели, поэты и художники, способные разговаривать только об искусстве и вещах. Малевич, Стейнбек, Ротко, Ремарк, Поллок, Белль, Набоков, стиральная машина «Вятка», пина-колада, «какой у тебя размер ноги?».
«Довлатов» Германа – не байопик не дожившего до успеха своих книг писателя. Тем более не экранизация его вещей – хотя в фильме появляются и Бродский (Артур Бесчастный), и собирательный фарцовщик (Данила Козловский), и «спокойная, как дамба» жена Лена (Хелена Суецка) и дочка Катя (Ева Гарр) с фокстерьером Глашей, похожей на «березовую чурочку». Это фильм, который не пытается быть смешным (наоборот: остроты актеры словно смазывают, смешные на бумаге фразы намеренно не отбиваются интонационно) и которому, возможно, не повредило бы некоторое сокращение хронометража. Но и медлительность «Довлатова», и его меланхоличность, и отсутствие ярко выраженных перипетий (дела у героев не очень на протяжении всего фильма) возведены здесь в прием – вряд ли стоило ожидать, что картина о всесоветской депрессии будет остросюжетной. Собственно эта меланхолия, по фильму, едва ли не единственное, что можно противопоставить застойному (и теперешнему) госзаказу на позитив – что в заводской многотиражке, что в толстом журнале от писателей ждут чего-то «искреннего, светлого», параллельно выпихивая их из страны или из профессии. В своем письме Сталину другой непубликуемый писатель Михаил Булгаков в 1931 году писал: «Нет такого писателя, чтобы он замолчал. Если замолчал, значит, был не настоящий. А если настоящий замолчал – погибнет». «Довлатов» – напоминание о том, на чьей совести такая гибель.
Елена Смолина 19 февраля 2018 г.
https://www.gq.ru/entertainment/dovlatov-review
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:07 | Сообщение # 17 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Фильм «Довлатов»: в сонном царстве, в советском государстве
На Берлинском кинофестивале показали картину Алексея Германа-младшего о Сергее Довлатове
В промозглом и окутанном серой дымкой Ленинграде готовятся к празднованию очередной годовщины Октябрьской революции. На дворе – ноябрь 1971-го. Сергей Довлатов (Милан Марич) скитается по редакциям в надежде опубликовать свои рассказы и параллельно работает журналистом в заводской многотиражке. Начальство, читая его тексты, недовольно качает головой: нужно что-то про героев, метростроевцев или нефтяников, а вот эти мелкие зарисовки, эта странная ирония – они вообще к чему?
Свою печаль писатель, не состоящий в Союзе писателей, делит с другими такими же непризнанными талантами, отлученными от официального культурного процесса: с художниками без выставок, с поэтами без публикаций. На посиделках в коммунальной квартире читает стихи Иосиф Бродский (Артур Бесчастный) – он, в отличие от сомневающегося и стеснительного Довлатова, уверен в себе и уже понимает (или предчувствует?), к чему все идет. «Не хочу уезжать, - несколько раз повторяет он. – Я же потом не смогу вернуться». Довлатов тоже не хочет. В фильме он никуда и не уедет, а просто проживет неделю, заполненную встречами, свиданиями, странными снами и ожиданием того, что при его жизни так никогда и не произойдет. Об эмиграции писателя в Америку и о его посмертной славе расскажут обстоятельные, в половину экрана, титры.
О картине Алексея Германа-младшего нельзя говорить как о «биографии Сергея Довлатова». Это не совсем биография, и это не совсем Довлатов. Показанный в кадре Ленинград туманен не только из-за дурной ноябрьской погоды. Место действия фильма изначально размыто, как и во всех предыдущих лентах Германа: то ли сон, то ли явь; то ли реальность, то ли морок. Среди персонажей второго плана есть узнаваемые личности (тот же Бродский), а есть собирательные образы вроде художника-фарцовщика (Данила Козловский), подруги-актрисы (Светлана Ходченкова), умного редактора (Елена Лядова) или метростроевца с поэтическим даром (Антон Шагин).
Такой подход к материалу наверняка не всем придется по душе, но зато он дает автору возможность оживить национальное достояние, не оскорбляя ничьих чувств (просто для сравнения – посмотрите, что происходит с тремя фильмами о Викторе Цое: ни один из них еще не закончен, а волна общественного негодования уже породила медийный шторм).
«Довлатов» Германа существует в особом, почти неосязаемом зазоре между подлинностью и вымыслом. Сербский актер Милан Марич, для которого это первая главная роль в карьере, до дрожи похож на своего героя. Он так же высок, широкоплеч, черноволос и необыкновенно хорош собой. В него влюбляешься сразу, бесповоротно: когда Довлатов в кадре оказывается к камере спиной, хочется забежать вперед, чтобы еще раз заглянуть ему в глаза – почти все женщины в фильме так и делают. Аналогичной узнаваемостью наделен и вещественный мир картины, созданный художником Еленой Окопной, полноценным соавтором и женой режиссера. Здесь все, от портретов Ленина до пророщенного лучка на кухне коммуналки, от выцветшего свитера до аккуратной пачки макулатуры, бережно собрано, уложено, встроено в единое пространство.
Вымысел – это диалоги. В фильме нет довлатовского языка, нет его иронии, нет рубленых, «под Хемингуэя», хлестких фраз. Герои разговаривают так, как они обычно разговаривают в фильмах Германа-младшего: мямлят, бормочут невпопад, временами глотают окончания. В одной из сцен Довлатов выходит к микрофону и вообще не может издать ни звука – наглядная метафора творца, владеющего словом, но лишенного голоса. Корить сценаристов не за что: так, как Довлатов, все равно не напишешь, а вторжение больших объемов литературного текста неизбежно нарушило бы хрупкое равновесие картины.
Удивительно, но ни один из коллективных страхов, сопровождавших этот фильм, не оправдался. Боялись, что серб Марич не справится с ролью – он справился (не без поддержки российского актера Александра Хошабаева, подарившего Довлатову свой голос). Боялись, что Козловский, Лядова, Ходченкова и прочие звезды попадут на экран вместе со шлейфом своих предыдущих ролей. Этого не произошло: каждый из них на месте и играет так, как давно не играл. Боялись – в связи с берлинской премьерой – что «иностранцы не поймут», что история про застойные советские 70-е, пришедшие на смену оттепели 60-х, окажется слишком локальной.
Однако картина Германа рассказывает не только и не столько о Довлатове. Это еще и сон об ушедшей эпохе, увиденный из настоящего. Притча о людях, которые во время стагнации государства – стагнации как экономической, так и нравственной – сохраняют мысль, честь и совесть. Не продаются и не прогибаются. Не меняют талант на статус. Помнят своих предшественников и учителей такими, какими они были, а не такими, какими их хочет представить государственная идеология.
В разговорах герои фильма не зря поминают Ван Гога и импрессионистов. Они знают, что не первыми и не последними проходят через демонстративное непризнание. Есть множество способов душить культуру и лишь один способ ее сохранить. Я творю – следовательно, я существую.
Ксения Реутова, 19 февраля 2018 года
http://www.chaskor.ru/article....e_43105
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:08 | Сообщение # 18 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| История о лишнем человеке: почему стоит посмотреть драму Алексея Германа — младшего «Довлатов»
На Берлинском кинофестивале состоялась премьера драмы Алексея Германа — младшего «Довлатов», повествующей о нескольких днях из жизни знаменитого писателя. Критики приняли работу российского режиссёра очень тепло: согласно данным журнала Screen, эта кинолента занимает второе место в рейтинге конкурсных картин Берлинале. В России фильм выйдет в ограниченный прокат: увидеть его в кинотеатрах можно будет лишь с 1 по 4 марта. Что представляет собой «Довлатов» — в материале RT.
Самое начало ноября 1971 года, дни перед празднованием Октябрьской революции. Хрущёвская оттепель давно закончилась, а вместе с ней — и надежда на свободу творчества, которая ещё не так давно теплилась в сердцах советских художников, музыкантов, прозаиков и поэтов. От этого в кругу творческой интеллигенции царят мрачные настроения: работать нельзя, средств к существованию не хватает, перспектив тоже, похоже, нет.
Действие фильма Алексея Германа — младшего происходит в предзимнем, ветреном Ленинграде, и лучшей декорации для этой истории просто не найти. Туманный, серый город способен произвести на зрителей удручающее впечатление. Но только не на героев: они — часть этого с невероятной скрупулёзностью воссозданного мира — радуются редкому солнечному дню, знакомству с новыми хорошими людьми в очереди к букинисту и возможности встретиться с единомышленниками. Встречи писателей и поэтов, как водится, проходят на коммунальных кухнях, в затянутых дымом комнатах чьих-то более просторных квартир и маленьких кафе «для своих», где играют прекрасный джаз.
По этому Ленинграду ходит один из самых ярких русских писателей второй половины XX века — Сергей Довлатов. И вот парадокс: даже на фоне весьма камерного города огромный Довлатов кажется маленьким человеком в пустом и злом мире. Писатель свой мир любит всей душой, но сам он ему, похоже, не нужен.
Главную роль доверили сербу Милану Маричу, и он с этой задачей справился столь мастерски, что поверить, будто герой мог выглядеть как-то иначе, трудно. Да и не хочется. Довлатов в исполнении Марича — обаятельный и ироничный, во всём видящий забавное, способный засмущать любого городского сумасшедшего. Но в то же время робкий, чуткий, виноватый.
О том, что он — «один из», Довлатов не подозревает (о своём успехе на родине писатель вообще так никогда и не узнает). Роман не выходит, рассказы упорно отказываются печатать. Герой кормится работой журналиста в заводской газете — но и оттуда его вскоре попросят, поскольку он не может серьёзно говорить об абсурдных вещах, даже если очень нужно. Одним словом — Довлатов.
На два часа мы оказываемся в реальности, где следование своим принципам в вопросах искусства является вопросом чести и ценится не просто выше материальных благ — выше даже спокойствия близких и собственной жизни. В этом мрачном мире творческие люди от безысходности или в состоянии аффекта от очередной неудачи порою принимают самые ужасные решения: мечтающие о славе заморского Поллока художники предпочитают неволе глупую смерть, а отчаявшиеся литераторы идут на самоубийство под аккомпанемент недоумённых замечаний коллег: «Подумаешь, многих не печатают!»
Окружение Довлатова делится на два лагеря: на тех, кто советует писателю пойти на сделку с властью и собственной совестью, и тех, кто поддерживает его стремление избежать этого опасного компромисса. К последним относится поэт Иосиф Бродский. Его роль (кстати, уже не в первый раз) исполнил Артур Бесчастный. И если Довлатов у Германа — это вполне земной человек, которому талант достался случайно, то Бродский — поэт от Бога. Он хоть и находится в самой гуще литературной жизни Ленинграда, но остаётся чуждым любой суеты сторонним наблюдателем. При этом Бродский ещё больше Довлатова не приемлет никаких компромиссов и так же сильно страдает от необходимости уехать из родного города.
Берясь за «Довлатова», Герман-младший не ставил перед собой цель выпустить кассовое кино или получить безусловное одобрение критиков. Ему было важно рассказать историю о людях, не вписывающихся в систему — особенно об одном очень знаковом лишнем человеке, — и максимально точно передать атмосферу времени, в котором он жил и творил.
Эту картину не нужно разгадывать или искать в ней символы — здесь их нет. Размеренное, практически лишённое динамики повествование слишком напоминает ход самой жизни — простой и сложной, весёлой и грустной одновременно.
Может быть, именно поэтому «Довлатов» принадлежит к тем фильмам, в которые влюбляешься не сразу: о нём, как о каких-то важных событиях своей жизни, захочется вспомнить и поразмыслить спустя какой-то срок — чтобы ощутить тоску по этим героям и желание ещё раз совершить удивительное путешествие во времени.
Валерия Меркулова 20 февраля 2018
https://russian.rt.com/nopolit....ladshii
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:08 | Сообщение # 19 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «Довлатов»: Мертвый сезон
1 марта всего на несколько дней в прокат выходит «Довлатов» Алексея Германа. Биография главного петербургского писателя XX века стала лучшим фильмом в карьере режиссера.
Сюжет ленты пересказан уже множество раз и, действительно, прост и изящен. Всего несколько дней: литератор Довлатов пытается писать роман, обивает пороги редакций, пьет, встречается с друзьями, гуляет с дочкой. В это время, по чеховским заветам, рушится его жизнь. И строится его судьба как писателя.
Довлатова здесь всё время обвиняют в том, что у него нет героя, позитивной программы, что его рассказы слишком депрессивные. Фильм наверняка будут обвинять ровно в том же — и заслуженно. Это самая мрачная и беспросветная лента Германа. И лучшая в его карьере.
Нет, ничего с методом и манерой режиссера здесь не произошло. Это такой же Герман, как в «Гарпастуме», «Бумажном солдате» и «Электрических облаках». Здесь ходят, кашляют, шаркают ногами, говорят, повернувшись к камере спиной. Много фигур, которые всплывают из ниоткуда и исчезают в никуда. Герои — интеллигенты в чистом виде. Поют Окуджаву, читают Блока, мечтают о лучшей жизни. Да и по эффекту — что главное — «Довлатов» совершенно германовское кино. Стерильное, словно отполированное. Ему не хватает спонтанности, неправильности, глазу буквально не за что зацепиться.
Аккуратный — самое подходящее определение для «Довлатова». Семидесятые восстановлены старательно: те же горки на детских площадках, те же ларьки, актеры похожи на своих прототипов, а если их не имеют — соответствуют эпохе по типажу. Эта стерильность «Солдату» и «Облакам» вредила — говоря прямо, просто губила фильмы. «Довлатову» она как минимум не мешает. Потому что соответствуют духу времени.
Самого Довлатова в «Довлатове» немного. Короля играет свита, окружение героя куда важнее, чем он сам. Герман всегда говорил, что снимает про своих родителей. Разделить ностальгию с ним могли очень и очень немногие: мешали те самые умозрительность и холод. Здесь — наоборот: вместе с Германом семидесятые будет вспоминать, как минимум, все поколение «Сайгона». На экране фигурируют не только Довлатов с Бродским, но и художник Шолом Шварц, упоминается Арефьев. Прототипы персонажей явно читаются: смею предположить, что фарцовщик и художник Давид, которого играет Данила Козловский, списан с недавно скончавшегося великого Глеба Богомолова: колечки, шапочка, бородка.
Те же, кому на семидесятые начхать — а таких большинство — увидят параллель с современностью. Выстроенную нарочно: помимо условных Шварца, Арефьева, Аронзона здесь есть вполне конкретные персонажи сегодняшнего дня. Тусовщики, галеристы. Каждый зритель наверняка увидит на экране пару-тройку знакомых физиономий. То промелькнут клубные барышни, изображая посетительниц дачной пьянки. То модная галеристка изобразит на крупном плане экзальтированную слушательницу Бродского. Странно, но срабатывает: семидесятые не просто оживают на экране. Они буквально переносятся в сегодняшний день. Оказываются ему равны и тождественны. Вот это и есть самое ужасное и беспросветное, что можно показать зрителю в 2017 году. Эй, ты, пользователь айпэда, фейсбук-юзер. Да, ты. Ничем не отличаешься от грязного, немытого, пропитого мужичка с портвейном сорокалетней давности. Нет у тебя никаких перспектив в жизни. Ты вечно будешь гнить в сером городе, скучать в беспросветности. Какая разница — пить портвейн или негрони в баре; писать заметки в заводские газеты или статусы в фейсбук. Всё едино — время остановилось, скука правит миром.
Единственное, что Герману тут правда можно поставить в вину — он идет на поводу у публики, её интересов и предпочтений. Для режиссера «Довлатов» — опыт стопроцентно зрительского кино, как «Дуэлянт» для Мизгирева или «Ледокол» для Хомерики. Просто те ориентируются на знакомые аудитории форматы высказывания, а Герман — на популярную фигуру, икону хипстеров, которому и памятник у модного бара, как нарочно, поставили. Эта же ориентация на зрительский интерес и любовь к ленинградской неофициальной культуре фильм спасает от полной беспросветности.
Скоро должны показать «Лето» Кирилла Серебренникова. Кино про время перемен и свободы. Его волей-неволей будут воспринимать как «Довлатов-2». Мертвый сезон кончится, начнется совсем другое время.
Иван Чувиляев, «Фонтанка.ру» 23 февраля 2018
https://calendar.fontanka.ru/articles/6135/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:08 | Сообщение # 20 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Из жизни привидений
Сегодня вышел на экраны фильм Алексея Германа-младшего «Довлатов». Картина могла бы стать биографией писателя и портретом эпохи, но оказалась меланхоличным путешествием в город мертвых, которое начинается наутро после Хеллоуина
С самого начала фильм балансирует на грани между сном и явью – непонятно, спит ли еще Довлатов в своей коммуналке или, уже проснувшись, бродит по исчезнувшему городу Ленинграду. Туманный мир вокруг похож на медленное грустное сновидение, и, когда сосед по автобусу начинает обличать сионистов, сообщая главному герою, что Голда Меир — ястреб, кажется, будто израильский премьер вот-вот появится в кадре, ударится о землю, обернется птицей. Во сне Довлатову набивается в соавторы генсек, гуляющий с Фиделем по холодному пляжу, наяву — уролог, предлагающий ему исследовать простату и написать античную трагедию. Кто из них привиделся, кто существует на самом деле? И кто реальнее — Гоголь с Толстым на верфи или Бродский с Довлатовым на безлюдных улицах, по очереди несущие на руках сонную девочку? Спустя почти полвека все кажутся фантомами в несуществующем городе — никого уже нет в живых. Все умерли, даже Фидель. И только девочка Катя продолжает что-то спрашивать сквозь сон, не получая ответов, — ленинградские призраки не слышат живых, не обращают внимания на наши предупреждения. Они и так прекрасно знают свое будущее.
«Довлатов» меньше всего похож на то, что принято называть гастрономическим словом «байопик» — на все эти истории о тернистом пути гения, получающем в итоге заслуженную награду. Герман все-таки придумывает герою квест со счастливым концом — поиски двадцати пяти рублей, на которые можно купить дочке гигантскую гэдээровскую куклу (кажется, тоже порождение чьего-то сна), — однако эта уступка традиционным жизнеописаниям выглядит скорее пародией. В остальном же здесь мало что происходит: Довлатов пишет репортажи для заводской многотиражки, ходит, как на работу, в литературный журнал, уговаривая напечатать свои рассказы, пытается продать душу, сочинив по заказу стихотворение про нефть. Он то погружается в мир коммуналок, по-германовски перенасыщенный звуками, то, обмотавшись отвоеванным у кого-то шарфом, выходит в разреженную атмосферу ленинградских набережных и площадей.
Кто реальнее — Гоголь с Толстым на верфи или Бродский с Довлатовым на безлюдных улицах, по очереди несущие на руках сонную девочку? Все они кажутся фантомами в несуществующем городе — никого уже нет в живых
Действие происходит в первые дни ноября 1971 года — странное, выморочное и почти не существующее время между революционным октябрем и стылым ноябрьским праздником. Все начинается 1 ноября, в католический День всех святых, он же День мертвых, — потому, наверное, вокруг столько призраков и мертвецов. Пушкин, Гоголь, Достоевский и Толстой вместе с Наташей Ростовой — ряженые работники верфи — приветствуют годовщину революции и спуск на воду корабля. Писатель, отчаявшийся увидеть в журнале свои рассказы, вскрывает вены в пустом кабинете. В ленинградских подземельях обнаруживаются скелеты детей, погибших во время войны. Поэт-метростроевец, придуманный когда-то из озорства героем Никиты Михалкова, теперь депрессивным Орфеем ищет в шахтах сбежавшую музу, снова и снова декламируя свои стихи: «Еще мороз певучий не охрип...», — и если досмотреть до конца финальные титры, окажется, что написал их сыгравший эту роль Антон Шагин.
Даже те, кто еще жив, скоро исчезнут — умрут, эмигрируют, отправятся в лагеря. 60-е закончились, весна обернулась оттепелью. Через полгода улетит в Вену Бродский, в 1978-м покинет страну Довлатов. Где-то там, в коридорах коммуналок или среди посетителей кафе, наверняка есть и художник Рухин, который спустя несколько лет сгорит в своей мастерской, и Рыбаков с Волковым, которые напишут на стене Петропавловки: «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков!», — сев за это в тюрьму, причем крамольную надпись в первые часы после обнаружения кто-то символически прикроет крышками гробов. В «Довлатове» вообще много художников — пожалуй, даже больше, чем писателей и поэтов, — и не случайно «Серебряного медведя» в Берлине получила Елена Окопная, художник-постановщик и художник по костюмам этого фильма. Она едва ли не заново построила больше не существующий город, с его ракетами на детских площадках, этажерками телефонных будок, тонконогими столиками кафе и массивными счетчиками на стенах коммунальных квартир, так не похожих на венецианские палаццо.
Ленинград в «Довлатове» — город-призрак, населенный фантомами. Даже главный герой в исполнении серба Милана Марича, большой и грустный, кажется немного бесплотным: он почти не пьет и, уже разойдясь с женой, все равно обращает мало внимания на прекрасных девушек вокруг. Довлатов, конечно, издевается над советскими гражданами, косплеящими классиков, выдает себя за капитана КГБ, катается на крыше автомобиля, но это все-таки не совсем тот шумный и брутальный журналист, который жил в настоящем Ленинграде начала 70-х, — скорее его душа, действительно нежная, как сообщает нам девочка Катя. Да и остальные персонажи этого сна выглядят слегка размытыми, чуть-чуть недовоплощенными — за исключением героя Данилы Козловского, художника-фарцовщика, на этом фоне слишком четкого и яркого. Впрочем, именно ему и предстоит проснуться.
В «Довлатове» вообще немного звезд — все больше какие-то смутно знакомые лица, которые, кажется, уже больше и не встретишь в этой жизни, словно Алексей Герман заново воссоздал их точно так же, как Елена Окопная восстановила по старым чертежам Ленинград. Помимо Козловского и Шагина, на экране появляются Елена Лядова и Светлана Ходченкова — с героиней последней, актрисой, у Довлатова вроде бы когда-то был роман, а теперь она снимается в роли без слов у гениального режиссера. Человек, который в конце этой сцены уходит в даль, напоминает Германа-старшего — в 1971 году он закончил свою «Проверку на дорогах», а позже даже хотел снимать Довлатова в фильме «Хрусталев, машину!», но не успел: в 1990 году писатель умер в карете «скорой помощи» по дороге в нью-йоркскую больницу. Пять лет назад скончался Алексей Юрьевич Герман. В прошлом году ушла из жизни его вдова Светлана Кармалита. Все умерли — остались только нежные призраки в исчезнувшем городе.
Саша Щипин 1 МАРТА 2018 16:06
https://snob.ru/entry/158063/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:08 | Сообщение # 21 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Рецензия на «Довлатова»
1 марта состоялась премьера фильма «Довлатов» Алексея Германа-младшего, лауреата премии «Серебряный лев» на Венецианском кинофестивале. Картина уже получила приз Берлинале и была выкуплена Netflix для проката на Западе.
Фильм называется преувеличенно-серьезно, но это не документально-биографическое полотно, сопровождающее героя с рождения и до смерти с затрагиванием памятных дат и событий. Это современный авторский байопик, очень подробно показывающий шесть дней жизни знаменитого советского писателя. На основе терзаний Довлатова на протяжении этого отрезка — с 1 по 6 ноября 1971 года, — нам предлагается судить об остальной биографии и творчестве Сергея Донатовича.
В своем туманном, плавном стиле, хорошо знакомом зрителям «Бумажного солдата», Герман-младший погружает нас в проблемы не только Довлатова, но и художников того времени в целом. Крупные и долгие планы, шелестящие, говорящие между собой и живущие будто вне кадра персонажи на фоне основного действия вводят в транс. Сам Петербург (точнее, Ленинград) и локации выглядят реалистично, с соблюдением духа того времени и вниманием к деталям. Камера постоянно находится «в толпе», будто давая нам шанс постоять рядом с героями и не упустить ничего из их слов на фоне чужой болтовни и суматохи.
Все это делает фильм скорее неким рассуждением, чем четкой сюжетной картиной. Персонажи недоговаривают, иногда бросают абстрактные фразы, да и сам ритм ленты настраивает на размышления. Еще один приятный плюс картины — очень уместные, в меру, юмор и ирония. Чаще всего шутки из разряда «и смешно и грустно» — как и в произведениях самого Довлатова.
Поклонников российской литературы порадуют отсылки к таким небезызвестным личностям как Евтушенко, Мандельштам и Набоков. Нередко в кадре появляется великий советский поэт Иосиф Бродский (Артур Бесчастный). Их диалоги с Довлатовым (Милан Марич) больше похожи на разговоры с самим собой, они будто подталкивают друг друга к каким-то мыслям, не дают размышлениям останавливаться.
Близкого друга Довлатова, Давида, играет Данила Козловский. Его персонаж — художник, который нелегально торгует джинсами, музыкой и прочими дефицитными товарами. Из этой роли Козловского мог бы получиться очень яркий образ, вытягивающий на себе весь фильм для зрителей, не очень интересующихся литературой и интеллигентскими рассуждениями. Но, на мой взгляд, Герман-младший как режиссер и сценарист не смог толком раскрыть этого героя. Давид постоянно жалуется, что как художника его не признают, но кажется, что его самого это мало заботит, а что его заботит на самом деле — не ясно.
Светлана Ходченкова заняла немного экранного времени в роли старой знакомой Довлатова, с которым она не виделась несколько лет. Безымянная героиня Ходченковой не разочаровала — но и полноценным образом ее назвать нельзя. Скорее и она, и Давид — просто двигатели повествования.
Образ Довлатова в фильме получился самый спорный. Он передан все так же недосказанно, неполно, и, может быть, не совсем достоверно.
Каким был Довлатов? Известно, что у него были проблемы с алкоголем, он был популярен у женщин и не тушевался перед ними. В фильме же он чаще всего спокойный, с женщинами общается равнодушно, что вроде как противоречит его репутации донжуана, а про проблемы с алкоголем была брошена всего пара фраз. Но я ни в коем случае не хочу сказать, что это огромный недостаток фильма. Мне кажется, режиссеру просто не хотелось представлять писателя с помощью приевшихся опознавательных знаков вроде, например, знаменитой кудряшки в духе Кларка Кента.
Возможно цель была в том, чтобы отвлечься от шаблонов и узнаваемых характеристик и обратить наше внимание лишь на сознание писателя, его мысли, что-то незримое, отвлеченное и не такое прямолинейное. Если бы в фильме были кутежи, пьянки, похмелья, то может быть они бы забили своим шумом такие тонкие вещи, как внутренние терзания и нервное напряжение.
Фильм Германа-младшего — про извечные терзания и проблемы человека и действительности. Конфликт желания в самореализации и обстоятельств, желаний и возможностей, борьбы с самим собой. Жить по правилам других, чтобы выжить, или следовать своим и не потерять себя, но рисковать благополучием, свободой или жизнью?
Идеологическое давление того времени было препятствием на пути многих писателей, не отвечавших требованиям цензуры, иронизировавших и поднимавших вопросы, в обсуждении которых правительство было не заинтересовано. Писателям было сложно добиться того, чтобы издательства их опубликовали. Также и еще неизвестный Довлатов в течение фильма пытается добиться публикации своих рукописей. А пока он вынужден работать журналистом и писать на заказ, чего он не любит и не может делать.
«Нам нужна статья о нашем фильме. Только искренняя, с чувством!»
Вот так его попросили написать статью о фильме, который завод заказал на годовщину революции. На секундочку, в том фильме рабочие, одетые как великие русские поэты и писатели, хвалили советские достижения (Пушкин точно был бы горд).
«Родной, стисни зубы пожалуйста и натяни улыбку»
другими словами. Кому захочется заниматься чем-то подобным? Даже если забыть о том, что выполнять такие требования это в некотором смысле не уважать себя, остается тот факт, что далеко не каждый художник способен создать что-то стоящее из того, что ему не интересно и противоречит его внутренним убеждениям. Востребованы не свободные творцы, а ремесленники. Человек ломается, его личность и талант в таких условиях пропадают. Ну а если кого-то мало волнует, как там психическое и эмоциональное состояние человека, а больше волнует результат его деятельности, тогда что прекрасного художники могут создать в таких условиях?
Горечь от подобного отношения к творчеству у фильма удается вызвать вполне успешно. Чего только стоит кадр, где Довлатов стоит среди стопок рукописей, которые отдали школьникам на макулатуру.
В «Довлатове» нет полной картины 70-х годов и полного портрета писателя, фильм не богат информацией и подробностями. Интерес к происходящему будет в основном у тех, кто знаком с личностью Довлатова и проблемами того времени.
Лента временами бесцельно дрейфует, но ведь найти направление — это как раз большая проблема в жизни художников. В целом это художественно мягкий фильм о памяти и мечтах, напоминающий о том, что искусство не должно поддаваться государственному (да и любому другому) контролю.
Влада Гончарук 02 марта 2018
https://kanobu.ru/articles/retsenziya-na-dovlatova-371663/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:09 | Сообщение # 22 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Чемодан пафоса
Сразу после премьеры в конкурсе Берлинского кинофестиваля, где фильм был удостоен двух наград, в короткий (всего четыре дня) российский прокат вышел фильм Алексея Германа-младшего «Довлатов», превращающий борца против пафоса в пафосного героя нашей скучной эпохи
Человек Сергей Довлатов был большой и тяжелый, писатель — наоборот, легкий. Тем интереснее понять, отчего теперь и писатель совсем тяжелый, откуда бронзы многопудье, зачем маска трагического героя, которой сам бы постыдился.
Стал знаменитым на родине под занавес перестройки, потом умер и сразу сделался еще более знаменитым. Для людей вроде меня — начинавших жить вместе с девяностыми — из главных спутников юности. Своих опознавали по цитатам. Скажешь своему: «Абанамат!» — и свой засмеется радостно. Скажешь про чужого — «идеалист, романтик», и снова свой радостно засмеется. Для чужих ремарка — так в «Невидимой газете» объясняли американскому спонсору смысл загадочного русского слова «нуймудак». И Бродский рядом, конечно. Кивнешь в сторону славной легкомыслием девы: «Не крановщица»,— ловишь понимающие взгляды.
В общем, все почти как в фильме Алексея Германа-младшего — острослов Довлатов и Бродский поблизости. Или не совсем.
Тогда Довлатов оказался чем-то вроде певца ностальгии нашей. Тоски по империи. Мы ведь сначала готовились в ней жить, может, даже за нее умереть, потом, пока она издыхала, учились ее осмысленно ненавидеть, а когда издохла, ощутили некоторую печаль. Не по танкам и мировому господству, даже не по дешевой колбасе (в отличие от нынешних совколюбивых юношей, мы ту колбасу успели попробовать). Нет, как раз по миру, о котором рассказывал Довлатов. По миру, где хорошая шутка весила много: вещь, за которую можно сесть, всегда весит много. И помогала не строить, даже не ломать, а жить — чуть в стороне от великих строек, танков, мирового господства, единственно верного учения и прочих колхозов. Отбиваться от пафоса, отгораживаться от пошлости.
Если Евтушенко против колхозов, то я за.
Нам-то мир достался другой: в нем был риск словить случайную пулю в разборке новых рыцарей у входа в казино, но зато были казино и не было риска присесть за шутку. Пачка американских сигарет перестала казаться чудом, государство не учило жить, а в книжных магазинах продавался Довлатов. Пафос куда-то делся, хотя пошлость осталась и процвела, но и остроумие продолжало быть ходовой валютой. Иронию майнили, как нынче биткойны, самоирония котировалась на импровизированных застольных биржах в модных кабаках даже выше, чем наличные доллары, на людей, которые из пошлости растили пафос, принято было поглядывать не без сострадания.
У входа в ГМИИ, справа, есть какая-то стела с изображением Ильича. Черт даже не знает, что на ней написано, и не сразу разглядишь ее за кустами. Но до сих пор подмывает за умеренную мзду показать иностранным туристам, а то и местным, народ нынче без хитрости, подлинную могилу Ленина, которую большевики скрывают от народа. Довлатова из себя не вытравишь, да и не хочется.
Не сразу заметили, что время сделало круг, спрос на пафос превысил предложение, а по империи, Довлатовым воспетой, можно больше не тосковать: она и так вокруг, навыки, им привитые, теперь вполне могли бы пригодиться. Есть от чего отгораживаться, и вполне можно присесть за шутку. Некоторые уже.
Но тот, наш (разумеется, правильный) Довлатов, похоже, больше не нужен. Нужен герой, противостоящий системе (тут сгодились бы заглавные буквы). Нужен борец. Нельзя быть в стороне от колхоза — следует записаться в правильный колхоз. Алексей Герман-младший что-то такое чувствует и, как полагается настоящему властителю дум, стремится соответствовать запросам эпохи. Его Довлатов — или нет, его «Довлатов», кавычки нужны — как раз такой. Раздавленный Советским Союзом, который даже страшнее, чем настоящий Советский Союз. Но не сдавшийся. Не покоренный. Не складывающий буквы в предложения, а идущий наперекор давящей государственной машине. Не уничтожающий пафос насмешкой, а стучащий по пафосу пафосом.
Вот он во сне беседует с Брежневым. А вот — наяву — бродит среди рукописей по-настоящему талантливых авторов, которые тупая редакторша официального журнала сдала в макулатуру. Приветствует друзей, наступая громадным башмаком на листки их творений: «Здравствуй, Иосиф!»
Да, Иосиф, добрый и человеколюбивый, грустный и мудрый, тоже, конечно, присутствует. Чтобы ни у кого не осталось сомнения: перед нами не остроумцы-эскаписты, а пламенные революционеры, которые в эмиграцию отправляются как на баррикады. Чтобы девы всплакнули, а юноши позавидовали.
Жить и строить (ипотека же у всех) теперь помогает компромисс, поэтому Довлатов в кино должен быть бескомпромиссным. «С надрывчиком», как сказал бы другой веселый певец той же невеселой эпохи, Венедикт Ерофеев. Собственно, он и сказал, зачем здесь это «бы».
Отдельно трогает, что сценаристы (Герман и Юлия Тупикина) не упустили шанса перешутить Довлатова. У него, например, в «Чемодане» есть безжалостная по отношению ко всем героям история про съемки авангардного клеветнического фильма. Автор в образе Петра Великого ходит по Ленинграду, ужасаясь переменам. Кончается все по-довлатовски: в очереди за пивом, на реплике спившегося пролетария. «Царь стоял, я видел. А этот пидор с фонарем — его дружок». В «Довлатове» фильм снимают пропагандистский, спившиеся пролетарии наряжаются в классиков русской литературы и хвалят советскую жизнь. Возвышенный герой над ними не без брезгливости издевается. И таких тонких отсылок не одна и не две.
И да, сам-то он все страдает, что не может написать великий русский роман, оттого и на пролетарского киношного Толстого с мочальной бородой глядит не без зависти. Так появляется еще одно измерение трагедии. В оригинале, конечно: «Ты пишешь роман? — Пишу.— И я пишу, махнем не глядя?» И черно-белый «Конец прекрасной эпохи» Станислава Говорухина, просто близко к тексту пересказывающий рассказ про доярку Линду Пейпс, оказывается честнее «Довлатова».
Сегодня Довлатов удобен всем. Начальники, не читая, ставят памятники: умер — значит классик, классик — значит патриот. Памятливые даже вспоминают шутки. А новые, младые, незнакомые, ищут пламенного борца с тоталитарными ужасами. Который, как положено пламенному борцу, хорошо смотрелся бы в твиттере. Тем, кто ищет пламени, Герман-младший дает огня.
Иван Давыдов, Журнал "Коммерсантъ Weekend" №6 от 02.03.2018, стр. 24
https://www.kommersant.ru/doc/3557162
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:09 | Сообщение # 23 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Невыносимый Довлатов Германа-младшего
Невыносимо - именно так можно охарактеризовать вышедшую на экраны картину режиссера Алексея Германа-младшего “Довлатов”.
С первых кадров задаешься вопросами: а это что? Зачем эта сцена? Что режиссер хочет сказать?
По экрану ходят какие-то люди, пытаются о чем-то говорить. О чем? Внимательно пыталась вслушаться и понять: о чем же речь?! Ни о чем! Обрывки фраз, поток сознания.
Например, вопрос: Вы были в Финляндии? Ответ: А у вас продается киви? И весь фильм в таком духе. Зачем, почему?
На экране мельтешат какие-то люди, о чем-то пытаются говорить - выходит плохо. Герои картины - какие-то праздношатающиеся персонажи с невнятным родом занятий. Конечно, зрителю предлагается догадаться о том, что все они - литераторы. Однако же, кроме их личных утверждений, других доказательств тому нет. Сам же Довлатов за все два часа экранного времени всего пару минут сидит за печатной машинкой.
Что касается отношения действа и реальных событий, то это отдельный разговор. Нет, конечно, Бродский, Евтушенко и другие имели место быть в реальности. Однако зачем нужно было “устраивать” самого Довлатова в заводскую многотиражку - не ясно. К реальности это не имеет никакого отношения. Зачем нужно было пытаться из Довлатова вылепить того, кем он никогда не был? Какой-то друг Давид Львович, о котором у Довлатова ни одного слова ни написано, ни сказано не было.
Отдельный вопрос - претензия на какую-то философию, глубокий смысл, арт-хаус. Претензия есть, а по сути ничего такого в самом фильме нет. Есть лишь невыносимая, скучная, невероятно затянутая картинка без действия, сюжета.
Не могу не вспомнить фильм по произведениям Сергея Довлатова “Компромисс” “Конец прекрасной эпохи”, который снял Станислав Говорухин. Мастер он и есть мастер, хотя к той картине тоже немало вопросов, но смотрится она куда лучше - и сюжет, и герой, и присущая самому Довлатову ирония и сарказм. И хочется перечитать сам “Компромисс”, чтобы еще раз проникнуться образами Жбанкова, Шаблинского и вспомнить “человека, обреченного на счастье”.
Герман-младший, вероятно,подражая отцу, хотел снять фильм про тонкую душевную организацию таланта, который рубят на корню, а получился банальный, скучный алкаш. И все это - в окружении каких-то странных, непонятно чем занятых людей.
Вообще проза Довлатова не несет в себе такой депрессии, как фильм Германа-младшего о нем.
Для нескольких поколений соотечественников есть по-своему святые имена: Высоцкий, Галич, Бродский. В их ряду и Довлатов. Это символы времени, образы настоящих художников. По мотивам их биографий можно наснимать десяток комедий или драм, но относиться к такому материалу необходимо хотя бы ответственно, поскольку делать из кумира идиота не совсем остроумно. Или не идиота, а заурядного унылого, рефлексирующего "манагера". А зритель оставляет за собой право не смотреть этот набор случайных сцен, которые режиссер предлагает под видом фильма. Зрители, которые не знают кто такой Довлатов, едва ли вообще поймут, о чем идет речь. Впрочем, как и те, кто хорошо знает его творчество.
Анна Московкина 03 марта 2018
https://vm.ru/opinion/557022-nevynosimyj-dovlatov-germana-mladshego
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:09 | Сообщение # 24 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Сны о Довлатове
Триумфально показанный в рамках Берлинского кинофестиваля «Довлатов» («Серебряный медведь» за выдающийся художественный вклад) идет в кинотеатрах всего четыре дня — так дистрибьюторы выстроили его прокатную стратегию. Значит, надо отложить в сторону все дела и идти в кино — 4 марта последний шанс увидеть картину на широком экране. Тем более что это определенно лучший фильм Алексея Германа-младшего. И едва ли не первый, где изощренная визуальная среда, которую умеет создавать режиссер, соединилась с внятной драматургией, с историей души главного героя.
Фильм рассказывает о нескольких днях из жизни Довлатова (его играет сербский актер Милан Марич), тогда еще молодого, 30-летнего писателя, который безуспешно пытается опубликовать свои рукописи. Он ходит по приемным ленинградских газет, журналов, но везде получает отказы. Редакторы требуют чего-нибудь героического, позитивного, а не рассказов про зону, где Довлатов служил в караульных войсках.
Но героизм давно выветрился из серой, промозглой действительности, как выветрился к 1971 году смысл праздника 7 ноября, в преддверии которого и происходит действие фильма. Зато нарастает абсурд каждодневного бытия, когда хозяевами литературной жизни становятся унылые функционеры, а то и практикующие специалисты по мочеполовым болезням. А талантливые художники, музыканты, поэты (одним из главных героев фильма стал будущий Нобелевский лауреат Иосиф Бродский в блестящем исполнении Артура Бессчастного) вынуждены прозябать в коммуналках, фарцевать, пить горькую или уезжать в чужие палестины.
При всей своей камерности фильм смотрится как эпическая фреска. Он наполнен десятками, сотнями не актерских, а своеобычных, на особицу, лиц, которые, мелькнув порой на секунду, навсегда врезаются в память набрякшими подглазьями, скошенными скулами, золотыми фиксами, наколками на руках, стриженными затылками, неопрятными огненными бородами, тусклыми проплешинами — всеми этими отметинами не киношной, а взаправдашней жизни.
Изредка появляющиеся в этом людском месиве известные актеры, будь то Данила Козловский, Антон Шагин, Елена Лядова, Светлана Ходченкова, напрочь лишены привычного гламурного лоска. Они не выбиваются из общего тусклого ряда, проживая на маленьких драматургических отрезках не эпизоды, но — людские судьбы, измятые, исковерканные выпавшим на их долю временем.
В «Довлатове» практически нет юмора, который уместно ждать от фильма о таком парадоксальном, остроумном, обманчиво легком, даже легкомысленном писателе. Фильм пронизан ощущением тотальной тоски и безнадеги. Выстуженные ранними холодами улицы, темные подворотни, забитые бытовым хламом квартиры… Непрочитанные рукописи, которые секретарши журналов пачками сдают школьникам на макулатуру… На экране физически ощутимо растворен стылый воздух застоя, его едкий, удушливый концентрат. Он проникает с экрана тебе в легкие, в саму душу. Алексей Герман едва ли не буквально материализует на экране метафору кого-то из классиков, точно заметившего, что Пушкина убила не пуля Дантеса, а — отсутствие воздуха. Довлатова, Бродского, их друзей-нонконформистов убивает невозможность свободно писать, издавать свои произведения, устраивать концерты и выставки. Они задыхаются в окутанном сигаретном дыме однообразных, не сулящих перспектив «квартирников».
Была ли атмосфера начала семидесятых такой безнадежно-горькой? Разумеется, нет. Были и радости, и любовь, и вера в лучшую жизнь, и солнце, которого совсем нет в фильме, иногда светило на небе. Но события картины как бы увидены глазами Довлатова. Это проекция его изъеденного рефлексиями сознания, а иногда и подсознания, в котором реальность переплетается со снами. Да и весь фильм кажется тяжелым, липким сном, после которого обязательно наступает пробуждение…
Леонид Павлючик 04 марта 2018
https://vm.ru/entertainment/557073-sny-o-dovlatove
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 28.09.2021, 06:09 | Сообщение # 25 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Неформат
это история не Довлатова, это — аллегория творческого и морального тупика
«Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья».
Иосиф Бродский «Конец прекрасной эпохи».
Серо-коричневые тона. Слякоть. Наспех одетые, бледные дети пытаются играть во дворе. Их шарфы — криво повязаны, а шапки смотрятся по-нищенски. Точно с помойки. Снег-дождь (или дождь-снег?). Везут агитационные транспаранты — скоро праздник. Не надо быть прозорливцем, дабы понять — красный день календаря будет столь же унылым. Разве что бравурных звуков прибавится. И матросы будут печатать шаг — мимо сгорбленных интеллигентов. «— Эх, Киса, мы чужие на этом празднике жизни», - молвил Остап. Но перед нами — вовсе не жулики в поисках бриллиантов, но - два гения словесности. Бродский и Довлатов. Поэт и прозаик. Оба, как выясняется, не нужны.
Ленинград в кинокартине «Довлатов» Алексея Германа-младшего — это в круге первом. Несмотря на сырость, мучит жажда. Наверное поэтому разнообразные персонажи — юные и пожилые, маститые и расхристанные - заливают себя спирто- содержащим пойлом. Бесконечно дымят. Беззвучно стенают. Кто-то непризнанный - порезал себе вены прямо в редакции журнала. Довлатов с Бродским - уехали. Первая мысль от просмотра — это не мой СССР, а какая-то инородная нежить. Более того, даже время в картине слабо ощущается, несмотря на точные атрибуты, вроде названий модных пластинок — их, разумеется, «толкает» фарцовщик Давид (в рассказах самого Довлатова фигурирует спекулянт по кличке Фред, однако, Давид Львович завсегда трагичнее — от Фреда тянет мятным баббл-гамом, стиляжьей беспечностью да коктейлями пряными, тогда как Давид — это надрывно. Давид — давит. Вернее, это его — Давида - задавили).
Книги Довлатова — ироническая усмешка при любых обстоятельствах. Это — умение лирического героя найти пассию, выпивку и работёнку. Поговорить, подраться, уйти в ночь, рвануть в Таллин. Умыкнуть ботинки у номенклатурного босса. Подвизаться экскурсоводом, неся безграмотно-фантазийную ересь и, не забывая пить всё, что горит и любить всё, что - женщина. В своей краткой автобиографии Сергей Донатович верен себе: «Я родился в не совсем дружной семье. Не очень хорошо учился в школе. Потом был отчислен из университета. Прослужил три года в лагерной охране. Часто писал рассказы, которые в последствии не мог опубликовать. Во многом из-за них был вынужден покинуть свою родину. В Америке я вовсе не стал богатым и преуспевающим человеком. К сожалению, мои дети неохотно разговаривают по-русски. Я напротив - неохотно говорю по-английски. В родном для меня Ленинграде построили дамбу. В столь любимом мной Таллине происходит не пойми что». В упоминании о дамбе и «не пойми чём» заключается весь Довлатов.
Версия Германа — беспросветная драма, хотя есть несколько забавных эпизодов — совершенно по-довлатовски. Например, эпопея со съёмками любительского кино, где работники заводской многотиражки посильно изображают Пушкина, Толстого и Достоевского, произнося пламенные речи о торжестве социализма. В первоисточнике сам Довлатов изображал Петра Великого, который нечаянно попал в современный Питер. Всё действо тогда завершилось очередью за пивом и - очередной абсурдной ситуацией: «Кто-то начал роптать. Оборванец пояснил недовольным: - Царь стоял, я видел. А этот ...с фонарем - его дружок. Так что, все законно! Алкаши с минуту поворчали и затихли». В фильме Германа ситуация доведена до идиотизма — работники многотиражки выглядят жалкими и глупыми. Трещат по бумажке. Несут всякую дурь, когда пытаются выразить личное мнение. Вместе с тем, никакой печальной хохмы, а ведь именно этот парадоксальный сплав и делает вещи Довлатова — гениальными. Публицист и общественный деятель Егор Холмогоров отмечает: «"Довлатов" – совершенно недовлатовский фильм, так как вся литературная автобиография Довлатова состоит из историй о маневрах, компромиссах, циничном соглашательстве и выживании. Советский Союз Довлатова – временами жестокое, всегда абсурдное, но, в целом, довольно весёлое место».
О Ленинграде писатель отзывался не с тоской, а с барственным снисхождением: Сочетание воды и камня порождает здесь особую, величественную атмосферу. В подобной обстановке трудно быть лентяем, но мне это удавалось». В картине же мы наблюдаем не весёлое лентяйство, но — изматывающий бег по кругу. Неистовое, сумасшедшее, почти звериное желание — быть напечатанным и - принятым. Актёр Милан Марич играет скорее трагедийного красавца, меланхолика на грани срыва, нежели развязного сангвиника-жуира, каковым выступает Сергей Донатович в своей великолепной прозе. «С тревожным чувством берусь я за перо. Кого интересуют признания литературного неудачника? Что поучительного в его исповеди? Да и жизнь моя лишена внешнего трагизма. Я абсолютно здоров. У меня есть любящая родня. Мне всегда готовы предоставить работу, которая обеспечит нормальное биологическое существование». Безусловно, Довлатов хотел увидеть своё имя в «толстом» журнале и на обложке фолианта, но, если судить по текстам, сие вожделение полностью отодвигалось на задний — почти невидимый — план. Главное — это жизнь с её разговорами о Стейнбеке и Кафке. В одной из сцен герой Милана Марича представляется Францем Кафкой — незамутнённая девушка верит на слово и лишь вопрошает: «Вы из Франции?» Подобная коллизия в рассказе выглядела бы комично, в кинокартине же — горько и пришибленно. Довлатов-книжный ёрничает, ибо такова его натура; в ленте Германа имеются шутки лишь потому, что юморок — последнее прибежище загнанного в угол человека. «И остался я без работы. Может, думаю, на портного выучиться? Я заметил — у портных всегда хорошее настроение…», - писал автор. Никакой слезы. Фильм - глубоко депрессивен.
Перед нами проходит целая череда лиц, отмеченных общей печатью - «неформат». Это история не Довлатова, как такового и не Бродского, который здесь выступает вторым глав-героем. Это — аллегория творческого и морального тупика, чудовищной «не вписанности» в конкретную систему. Довлатов-Бродский несут общий крест Неформата, как данности, а линия поэта-метростроевца Кузнецова (Антон Шагин) вызывает столько горечи, что её хватило бы на три подобных фильма. Довлатов бродит по туманному городу, ища пристанища и внимания. Снулая женщина-редактор хвалит слог, но даже не пытается что-то пообещать: наша литература должна быть солнечной и зовущей. «Напишите что-нибудь светлое!» А у него никогда не получится! Ни в кино, ни по жизни. Довлатов несколько раз пытался — всё скатывалось на стёб, издёвку, подколку. Созидательный пафос не был ему дан, как другим не даётся чувство юмора. В эмиграции он опять не вписался! Там снова потребовалась горячая патетика — на сей раз антисоветская, что зачастую — ...суть одно и то же. По духу и наполнению. Кстати, и эту ситуацию Довлатов описывал со смешком — все эти творческо-деловые контакты с маразматиками «почвенно-лапотного» типа или же с яростными сионистами, чья речь оказывалась перенасыщена агитпроповскими штампами... От которых вроде как убежали, сверкая пятками. Довлатов — повсюду неформат. Неформал. Он этим даже бравировал: «Мы не были карьеристами, не покупали автомашин, не важничали». С каким-то упоением подчёркивал, что с детства его тянуло к отбросам общества. К шпане и рвани. Кажется, что подсознательно Довлатов ...не желал быть напечатанным — иначе он перешёл бы в противную ему категорию гладких и, не дай Бог, обеспеченных людей. Его будто бы устраивало шляться по замусоренным квартирам, где есть кое-какая выпивка, гитара и стихи. Плюс — такие же вольные стрелки, как он сам. «А ведёшь ты образ жизни знаменитого литератора, не имея для этого самых минимальных предпосылок... С твоими пороками нужно быть как минимум Хемингуэем...», - говорила ему (точнее — его лирическому герою!) супруга.
А фильм Германа-младшего — об отчаянии. О талантливых, бездарных, средненьких и - ненужных. О тенетах. Советское житьё выглядит, как серое болото — из него нет выхода, и питерский морок только подчёркивает безнадёгу. Они собираются вместе и поют «Надежды маленький оркестрик...». Густо накурено. Женщины с распущенными волосами позволяют себя обнимать — без обязательств. Этот мир — непризнанных живописцев и «не членов» Союза Писателей - процветал параллельно системе и отчасти — благодаря ей же. Потому что у этих людей всегда была возможность объявить: «Мои художества не понимает совковая цензура!» и — годами влачить ...почётное существование изгоя. Но в СССР никто не подыхал с голоду — ребята пристраивались оформителями, внештатными корреспондентами, ...кочегарами и дворниками. Их бытие наполнялось великим смыслом — противопоставляться тупой и грубой Софье Власьевне (как называли диссиденты Советскую Власть). Только в книгах Довлатова это подано через насмешку — пусть и сквозь проступающие слёзы, а в кинокартине Германа — тотально через плач. Героев Довлатова — не жалко. Они — оптимисты, хотя часто пьяны, биты, изгнаны. Германовские персонажи — это спрессованная кручина. Более всего это ощущается даже не на прокуренных кухнях, а в тот момент, когда мимо Довлатова и Бродского маршируют краснофлотцы. Бравые и сытые ребята из параллельной вселенной. Обласканные и любимые всеми. Парни из моего СССР.
Возникает закономерный вопрос? Хорош ли фильм Германа? Да! Как самостоятельное произведение искусства он — прекрасен. Актёрский состав играет слаженно и — чётко. Им сказали выдать многолетнюю усталость от «совка» — они и постарались. Милан Марич не просто шикарен своей фактурой — он грамотно страдает в кадре. Артур Бесчастный в роли Иосифа Бродского тонко уловил идею. Сразу веришь. Его Бродский — непостижим, как это было и в реальности. Красавица Светлана Ходченкова достоверна в образе пожухлой дивы, которая годами играет в эпизодиках. Именно ей принадлежит фраза, которую можно считать слоганом кинокартины: «Сложно быть никем, при этом оставаясь собой». Эта реплика связывает Довлатова-киногероя и Довлатова-писателя. «Жизнь очень коротка. Человек очень одинок. Я надеюсь, это всё достаточно грустно, дабы я мог продолжать просто заниматься литературой...». Просто литературой. А кто неформат — оценят потомки.
Галина Иванкина 13 марта 2018
https://zavtra.ru/blogs/neformat
|
| |
| |
|
