|
"ВЕЛИКАЯ КРАСОТА" 2013
| |
| Марина_Румянцева | Дата: Суббота, 17.03.2018, 21:34 | Сообщение # 1 |
Группа: Проверенные
Сообщений: 170
Статус: Offline
| Восхитительный фильм, снятый в одном из самых великолепных городов мира. С первых же кадров так и хочется сказать: «Красота – это страшная сила», от которой можно упасть в обморок прямо на смотровой площадке. Казалось бы, история не нова. О пороках римской богемы говорили и Феллини, и Антониони, и многие другие. Но то было другое время. Другой была и эстетика. Соррентино важны общий ироничный тон, пародия на бездарность и нелепые перфомансы, пытающиеся наполнить жизненное пространство человека ну хоть каким-то маломальским смыслом. Получается, правда, не очень. Потому что этот «поглядывающий» на Колизей «паровозик» уже давно никуда не идёт.
«ВЕЛИКАЯ КРАСОТА» (итал. La grande bellezza) 2013, Италия-Франция, 140 минут
— эпическая киносатира на современное общество от Паоло Соррентино
  
  
  
Аристократки, нувориши, политики, преступники высокого полёта, журналисты, актёры, декаденствующие отпрыски благородных семейств, священники, художники, подлинные или мнимые интеллектуалы… Всех их поглощает современный Вавилон, пока они ткут канву непрочных взаимоотношений, предаваясь суетной жизни на фоне старинных дворцов, огромных вилл и великолепных террас. Все они здесь, и никто не предстаёт в выгодном свете. Апатичный и разочарованный 65-летний Джеп Гамбарделла, писатель и журналист, не расстающийся со стаканом джина с тоником, наблюдает за этим парадом влиятельных, но пустых и потерянных людей, которые производят на него гнетущее впечатление. Головокружительная картина потери нравственных ориентиров разворачивается в атмосфере великолепного и безразличного римского лета. Вечный город подобен умершей диве.
Съёмочная группа
Режиссёр: Паоло Соррентино
Сценарий: Паоло Соррентино, Умберто Контарелло
Оператор: Лука Бигацци
Композитор: Леле Маркителли
Художники: Стефания Челла, Даниэла Чианчио
Монтаж: Кристьяно Травальоли
В ролях
Тони Сервилло — писатель Джеп Гамбарделла
Карло Вердоне — Романо
Сабрина Ферилли — Рамона
Карло Буччироццо — Лелло Кава
Яя Форте — Трумо
Памела Виллорези — Виола
Галатея Ранци — Стефания
Франко Грациози — граф Колонна
Соня Гесснер — графиня Колонна
Джорджио Пазотти — Стефано
Фанни Ардан — в роли самой себя (камео)
Антонелло Вендитти — в роли самого себя (камео)
Интересные факты
Фильм посвящен другу Паоло Соррентино — знаменитому итальянскому игроку в регби и журналисту Джузеппе Д’Авандзо (Giuseppe D`Avanzo), который умер во время съемок фильма.
В своем интервью итальянской радиостанции Radio 2, Паоло Соррентино отметил, что в какой-то момент на стадии продакшна, он думал о том, чтобы назвать фильм «Аппарат человека» (L`Apparato Umano). Это название вымышленного романа, написанного главным героем фильма, которого сыграл Тони Сервилло.
Представление, сыгранное персонажем Талии Концепт, — это очевидный намек на художницу Марину Абрамович.
Награды
Каннский кинофестиваль, 2013 год
Номинация: Золотая пальмовая ветвь
Европейская киноакадемия, 2013 год
Победитель: Лучший фильм
Победитель: Лучшая мужская роль ( Тони Сервилло )
Победитель: Лучший режиссер ( Паоло Соррентино )
Победитель: Лучший монтаж
Номинация: Лучшая работа сценариста (Умберто Контарелло, Паоло Соррентино)
Оскар, 2014 год
Победитель: Лучший фильм на иностранном языке — «Италия»
Золотой глобус, 2014 год
Победитель: Лучший фильм года на иностранном языке
Британская академия, 2014 год
Победитель: Лучший фильм на иностранном языке
Сезар, 2014 год
Номинация: Лучший фильм на иностранном языке
Гойя, 2014 год
Номинация: Лучший европейский фильм
Смотрите трейлер и фильм
https://vk.com/video16654766_164898266
https://vk.com/video16654766_456239230
Сообщение отредактировал Марина_Румянцева - Суббота, 17.03.2018, 21:59 |
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 20.03.2018, 10:08 | Сообщение # 2 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Сладкая пустота
Фильм «Великая красота» Паоло Соррентино в конкурсе Каннского кинофестиваля-2013
В фильме «Великая красота», показанном в конкурсе Каннского кинофестиваля, Паоло Соррентино принял эстафету у Федерико Феллини, описав закат стареющей Европы на примере светской жизни Рима.
Полвека назад у нас был Федерико Феллини. Сегодня у нас появился Паоло Соррентино, до недавнего времени просто интересный итальянский режиссер (в глазах многих даже «самый интересный»), а теперь – автор фильма «Великая красота», который хочется назвать «Сладкой жизнью» XXI века. Какая жизнь, такая и сладость; какая эпоха, такой и Феллини. Возможно, Соррентино замахивался лишь на пародию, парафраз, обширную цитату из шедевра, получившего в Каннах в 1960-м году «Золотую пальмовую ветвь», но
его фильм получился такой же беспощадной летописью современного гламура, какой была в свое время «Сладкая жизнь».
И, хотя название «Великая красота» следует понимать исключительно в ироническом ключе, масштаб рожденной фильмом метафоры неоспорим.
Отсылки к фильму (на самом деле, двум фильмам: еще к «Риму») Феллини настолько многочисленны и откровенны, что вскоре перестаешь их замечать. Главный герой, модный журналист Джеп Гамбарделла, в первой же сцене бурно отмечает 65-летие. Он пишет в популярном глянцевом журнале, интервьюирует знаменитостей и с механической элегантностью принимает запоздалые комплименты за свой единственный роман - шедевр под названием «Человеческий автомат», созданный двадцать лет назад.
Джеп живет ночью, переходя по пустому и живописному до боли в глазах Риму с одной вечеринки на другую.
Время необходимо убивать до тех пор, пока оно не убьет тебя.
Сюжета как такового в фильме нет вовсе, и это признак не слабости, а независимости. В своем предыдущем англоязычном опусе «Должно быть, это здесь» Соррентино попробовал, как это делают американцы, «рассказать историю» (и это был самый неудачный его фильм), а здесь, вернувшись на родную почву, отдался атмосфере вальяжного и демонстративно бессодержательного декаданса. Сквозной нитью через «Великую красоту» проходит идея Флобера «написать роман ни о чем». Живущий ни для чего Джеп, по сути дела, пишет в соавторстве с режиссером этот самый роман. Наполняя пространство и время бесконечными деталями и эпизодическими персонажами, насыщая и без того плотную картинку виртуозного оператора-маньериста Луки Бигацци несмолкающими диалогами и оглушающей дискотечной музыкой (в моменты молчаливых ночных прогулок по улицам и площадям Рима она сменяется классикой), Соррентино создает идеальный портрет пустоты, засасывающей, как в воронку, главного персонажа, а вместе с ним – и зрителя.
У героя фильма нет друга-интеллектуала, страшно кончающего с собой, как происходило в «Сладкой жизни». Его знакомые писатели – такие же бездельники и дармоеды, как он сам:
друг-драматург бесконечно перерабатывает Габриеле д'Аннунцио, поскольку отчаянно боится написать что-то свое, а подруга напечатала 11 романов только потому, что у нее есть приятель-издатель, готовый финансировать ее писанину.
Эпизод, пробуждающий память и, страшно сказать, совесть героя связан не с литературой, а с неожиданным визитом пожилого мужчины: как выясняется, только что овдовевшего и прочитавшего после этого в дневнике жены, что всю жизнь та любила и ждала одного только Джепа. Прошлое безвозвратно, память лукава и обманчива. Великая красота – то, чего не существует в реальности. Даже в Риме.
Тем не менее, вечный город – дряхлеющий на глазах и, подобно эгоистичному патриарху, безразличный к своим тоскующим потомкам – все-таки прекрасен специфической угасающей красотой. Есть в фильме пронзительный эпизод: герой ускользает с очередной фиесты вместе с таинственной личностью, «хранителем ключей», у которого в чемоданчике есть отмычки от всех музеев и палаццо Рима, - и бродит по залам мимо безразличных античных статуй, мимо мрамора Микеланджело, мимо портретов Рафаэля – вечной красоты, которую кинематограф подхватить и передать не в состоянии.
На другом краю спектра – современное искусство, над которым приверженец эклектичного необарокко Соррентино глумится вволю:
Джепу доводится присутствовать и при перформансе эдакой эрзац-Абрамович (голая дама с лицом, замотанным вуалью, и лобком, раскрашенным под советский флаг с серпом и молотом, с разбегу ударяется головой о стену – и заслуживает экстатические аплодисменты).
А потом - при акции в галерее одного из приятелей, чья малолетняя дочь вынуждена по требованию папаши размазывать по гигантскому полотну разноцветную краску, под восторженными взглядами богемной публики.
С другой стороны, как им ни радоваться, как ни восхищаться любым, сколь угодно глупым, детским шалостям? В отличие от мира молодых и прекрасных героев Феллини с харизматичным Мастрояни во главе,
вселенная «Великой красоты» - геронтофильский паноптикум, где угасание и увядание окружающего пространства перекидывается, будто зараза, на его обитателей.
Не только постоянный актер Соррентино, умница и интеллектуал Тони Сервилло, сыграл героя на десять лет старше своего реального возраста (не в первый раз: этот трюк он уже проделывал в «Изумительном», кинопортрете Джулио Андреотти), но и все, кто его окружает, давным-давно прошли земную жизнь до половины и перевалили за нее. Даже стриптизерше, мимолетной подруге Джепа, здесь далеко за сорок!
Одна из самых ярких сюрреалистических сцен фильма – в салоне косметолога, накачивающего ботоксом всех подряд, от актеров до бизнесменов, от писателей до монахинь.
Эти недешевые уколы выглядят как святое причастие для элиты.
Надо сказать, что католическая иконография для эстетики и идеологии фильма как минимум не менее важна, чем наследие Феллини. Герой с неясной для него самого ностальгией поглядывает с террасы своей квартиры вниз, в сад соседнего монастыря, где бегают юные послушницы, - но, поскольку молодость для него остается зоной заповедной и недоступной, к финалу ему приходится встретиться с воплощением религиозной древности: 104-летней святой, приехавшей из Африки сестрой Марией. Встречи с ожившей мумией в морщинах, как манны небесной, ждут представители всех конфессий (эпизод приема у сестры Марии достоин сравнения с кардинальским модным дефиле в феллиниевском «Риме»),
однако разговаривать она соглашается только с Джепом, чей роман ей когда-то очень понравился.
«Знаете, почему я питаюсь только кореньями? Потому что корни очень важны!».
Откровение оборачивается двусмысленной банальностью, необъятный простор над Римом – звенящей пустотой, убивающей в буквальном смысле слова: в открывающей сцене турист-азиат с фотоаппаратом падает замертво, пораженный увиденным, прямо посреди смотровой площадки, под ангельское пение невидимого хора. Формально дело происходит на восходе, но уже в эту минуту становится понятно, что речь идет о закате Европы – предсказанном сто лет назад и наконец-то наступившем.
Антон Долин (Франция) 21.05.2013
https://www.gazeta.ru/culture....=feedly
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 20.03.2018, 10:08 | Сообщение # 3 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Грядет волна имитаций
Каннский фестиваль ненароком отдал дань великому Феллини
Если считать, что такие авторитетные кинофестивали, как Каннский, есть объективное отражение тенденций мирового кино, то нас ждет волна уже не просто ремейков, но имитаций.
Во всяком случае в эти дни главный конкурс один за другим предъявил фильмы далеко не самых последних мастеров, которые осознанно или невольно повторяют классические приемы хрестоматийных картин. И если в фильме Паоло Соррентино "Великая красота" почти цитирование Федерико Феллини было в какой-то мере неизбежно, то зачем понадобилось Стивену Содербергу повторять старые приемы Боба Фосса в фильме "За канделябрами", объяснить не могу.
Сорокатрехлетний итальянский мастер решил фактически повторить открытие Рима, которое Феллини примерно в том же возрасте предпринял в фильме "Сладкая жизнь". Точно так же протагонистом он избирает модного журналиста - правда, популярный актер Тони Сервилло много старше Марчелло Мастроянни и сообщает повествованию, у Феллини беспощадно саркастичному, скорее умудренную элегичность. А невероятная, величественная красота Рима, оттеняющая суетливое уродство современной жизни, - это красота прощания, отлетающая в прошлое вместе со стаей розовых фламинго, остановившихся на отдых на террасе квартиры героя, что прямо напротив Колизея.
Картина Соррентино начинается долгой и уже потому непереносимой сценой "светской" вечеринки с чисто феллиниевскими разрисованными женщинами, феллиниевским гротеском, но не с ностальгическим Нино Рота в саундтреке, а с режущими слух бесформенными бит-ритмами. Мы увидим неистово художественные натуры, увидим девицу, делающую миллионы на том, что с визгом разливает по полотну краски, увидим левацкие "шоу протеста", вся социальность которых в серпе и молоте на окрашенном красным лобке, увидим ужимки и прыжки престидижитаторов, станем свидетелями бесконечной интеллигентской болтовни, в которой легко перебрасываются именами Флобера, Пиранделло и Достоевского вперемежку с последними новостями скандальных ток-шоу. Как гермафродит в "Сатириконе" Феллини, здесь возникнет свой уродец-оракул в образе беззубой морщинистой сестры Марии, которой сто четыре года, и от которой ждут божественных откровений. Я уже точно знал, что вскоре должен появиться кардинал, и он, как в "Восьми с половиной", прошамкает что-то вполне банальное, - и кардинал действительно появился. Прогремевший полвека назад антибуржуазный выпад великого Федерико не потерял ни грана актуальности: Феллини уже нет, а буржуазность все та же, только стала еще более декадентской, бессмысленной, уродливой и бесконечно повторяющей собственные ходы, как застрявшая пластинка.
Автор фильма сколлекционировал в своей кинофреске многие мотивы итальянского кино, прозвучавшие за эти полвека: по фильму разбросаны аллюзии к Этторе Скола, Марио Моничелли, Марко Белоккио; как и у Феллини, автор как бы случайно впускает в кадр знакомые лица знаменитых актрис - мелькнут и растворятся в пространстве. Ясно, что для Соррентино этот фильм в какой-то степени подведение итогов очередного этапа культурного развития Италии, кощунственно контрастирующего с вечными образами великих творений, из которых составлен хрестоматийный портрет Рима - вероятно, единственного места на Земле, где срез времен так очевиден и поразителен.
Впрочем, если углубиться в эту пропасть, то выяснится, что и эти великие творения взошли на все той же непроходимой пошлости, из которой составлено человечество. Паоло Соррентино предпринял отчаянную попытку продолжить тему, но выяснилось, что Феллини, как всякий гений, ее исчерпал - дальше идут только повторения и подражания.
Валерий Кичин, 23.05.2013
Российская газета - Столичный выпуск №6084 (108)
https://rg.ru/2013/05/21/sorrentino-site.html?utm_source=feedly
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 20.03.2018, 10:08 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Красота и жизнь
Ближе к концу на Каннском фестивале начали показывать хорошее кино
"Великая красота" - портрет утопающего в декадентской неге современного Рима.
Ровный, не вызывавший ни особого раздражения, ни особых восторгов (до показа фильма Абделлатифа Кешиша «Жизнь Адели») конкурс Каннского фестиваля этого года не баловал не только шедеврами, но даже и фильмами сколько-нибудь масштабными и амбициозными.
Если оставить в стороне «Печать греха» Цзя Чжанке — программную картину, которую при всем уважении 100-процентной удачей не назовешь, единственной самопровозглашенной громадой каннского конкурса была эпическая комедия Паоло Соррентино "Великая красота" (La Grande Bellezza). Эта фреска феллиниевского размаха, неофициальный ремейк (или сиквел?) "Сладкой жизни" возвышалась над преимущественно незатейливыми "простыми историями", составившими основной массив главного конкурса — от глинобитного примитива «Григри» посланца республики Чад Махамат-Салеха Харуна до бессмысленного дизайнерского экзерсиса Николаса Виндинга Рефна "Только Бог простит".
"Великая красота" - портрет утопающего в декадентской неге современного Рима, пожалуй, как никогда близкого к очередному падению и распаду. Соррентино сделал этот город совсем уж несоразмерным человеку в его величии и - в самом прямом смысле - убийственной красоте. Заимствуя у Феллини и рыхлую эпизодическую структуру, и манеру бессюжетного скольжения «по волнам моей памяти», Соррентино тоже делает своим главным героем журналиста, сопровождающего зрителя по труднодоступным светским явкам, открывающим перед ним двери в самые статусные кампании. Сыгранный Марчелло Мастроянни герой «Сладкой жизни» был очень молод. Сыгранному сегодняшним итальянским актером № 1 Тони Сервилло герой «Великой красоты» уже 65. Но он, как и все остальные персонажи (молодежь среди них отсутствует как класс, а самой древней героине — еле живой католической старухе стукнуло все 104), не остановим в получении жизненных удовольствий. Ради сладкой жизни, полной великой красоты (герой носит Армани, а на террасе его квартиры, упирающейся прямо в Колизей, ночуют мигрирующие фламинго), можно отказаться и от мечты, и от любви, и от самореализации. Только к чему ностальгия по всему этому, если «великая красота» (архитектуры, природы, одежды, лиц и, наверное, мыслей) является универсальным заместителем и удовлетворителем?
Сам Соррентино лишь отчасти удовлетворяет то ностальгическое чувство, что возникает во время просмотра у любого зрителя, воспитанного на настоящем "авторском" европейском кино. Невозможно отделаться от мысли о том, что этот внутренне статичный, излишне серьезно (при всей видимой шаловливости) несущий себя фильм не соответствует заявленному масштабу. Что время великих авторов-демиургов необратимо прошло, а на смену им давно пришли дизайнеры.
Стас Тыркин, 24.05.2013
https://www.lipetsk.kp.ru/daily/26080/2984663/?utm_source=feedly
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 20.03.2018, 10:09 | Сообщение # 5 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| "Великая красота"
43-летний итальянец Паоло Соррентино — автор недавнего фильма "Изумительный" (2008), посвященного Джулио Андреотти и снятого настолько нестандартно, что и байопиком его не назовешь. Завсегдатай престижных европейских фестивалей (за "Последствия любви" в 2004-м был номинирован за Золотую пальму в Канне). И режиссер, которого считают одним из лучших в Италии, но не великим, а всего лишь выдающимся — потому что время великих прошло. Об этом отчасти он и снимал "Великую красоту" — историю престарелого светского льва и журналиста, когда-то обещавшего стать большим писателем. Джепу Гамбарделле (Тони Сервилло, сыгравший Андреотти в "Изумительном") исполнилось 65, а свой первый и единственный роман он опубликовал 40 лет назад, когда юным амбициозным приехал покорять Рим. С тех пор утекло много воды, Джеп превратился в завсегдатая светских вечеринок, отмеченных декадентским душком умирания и населенных тенями карнавальных персонажей Феллини. Он завзятый острослов, всегда готов к месту ввернуть цитату из Достоевского и Флобера — этакий арбитр изящного, который погрузился в теплую воду, но не вскрыл себе вены. Теплая вода — это предзакатный Рим, вечный город, открытый город и мертвый город, где "лучшие люди — это туристы", как безо всякой горечи, с усмешкой констатирует Джеп. Когда-то Италия была славна изобразительным искусством, в XX веке дала миру великий кинематограф, а теперь гордится модными домами и пиццей. Вместо великого искусства здесь бессмысленный акционизм: обнаженная актриса с серпом и молотом, нарисованными на причинном месте, с разбегу бьется головой о стену — Джепу смешны подобные спекуляции. Вместо религии теперь — эрзац: видные церковники выстраиваются в очередь в ожидании пророчеств от выжившей из ума старушки-миссионерки. Вместо любви у Джепа остались только воспоминания и сожаления, но это красивые воспоминания, дай бог каждому. Что можно со всем этим сделать — только уйти красиво, без истерик, без сожаления и суеты, элегантно и не переставая шутить. Нет, он не покончит с собой, а будет медленно погружаться в пучину времени, как последние аристократы у Висконти, знававшие лучшие времена. Выдающийся, но очень грустный фильм.
Татьяна Алешичева, 04.10.2013
https://www.kommersant.ru/doc/2307860
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 20.03.2018, 10:09 | Сообщение # 6 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Великая красота
Пышная трагикомедия о римском светском обществе
Джеп Гамбарделла (Сервилло) в молодости приехал в Рим из провинции и написал нашумевший роман «Человеческий аппарат». Теперь ему 65, он принимает на своей террасе с видом на Колизей сливки столичного общества, выпивает с влиятельными мужчинами, спит с моложавыми женщинами и берет искрометные интервью для интеллектуального журнала. Но второй книги он так и не сочинил, поэтому лежа в постели видит на потолке синюю гладь воды, вспоминает только что скончавшуюся юношескую любовь и испытывает экзистенциальную тоску.
Даже если бы «Красота» не начиналась с отрезка, который иначе как увертюрой не назовешь, к ней липли бы музыковедческие определения. Стиль Соррентино, уже безошибочно узнающийся, — то ли симфония для невидимого оркестра, то ли исполинский видеоклип, в звуковой дорожке которого «Dies irae» перемешан с Арво Пяртом, а тот с евродэнсом. Длинные, расчерченные с маниакальной тщательностью эпизоды не столько перетекают, сколько громоздятся друг на друга, выстраиваясь в монументальный портрет Рима и мира. Если архитектура это застывшая музыка, то «Великая красота» — уже следующее ее агрегатное состояние. Перед этой визуальной экспрессией трудно устоять, тем более что режиссер первым иронизирует над тоталитарной значительностью своего кино: несмотря на всю его мраморную меланхолию, в первую очередь это сатирическая комедия, наполненная пьющими карлицами, задумчивыми стриптизершами и кардиналами-кулинарами. В центре которой по обыкновению величественно плывет Тони Сервилло (выглядящий скорее на свои 50 с хвостиком, чем на сценарные 65), способный передать любую эмоцию движением бровей и потому редко разменивающийся на другие. Пусть Соррентино-сценарист не всегда поспевает за Соррентино-режиссером, объекты его насмешек — сладкая жизнь, религия, современное искусство, не говоря уже о пластической хирургии, — слишком аппетитно лежат на поверхности, а ответы, которые он дает своему герою, слишком явно не дотягивают до вопросов. Зато у итальянца есть азарт человека, заново переизобретающего кино — причем на том участке, который почтительно обнесли оградой еще до его рождения.
Станислав Зельвенский, 09.10.2013
https://www.afisha.ru/movie/216950/review/506950/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 20.03.2018, 10:09 | Сообщение # 7 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Упадки сладки
"Великая красота" Паоло Соррентино
"Великая красота" — довольно неуклюжий перевод названия фильма Паоло Соррентино "La grande bellezza". Итальянский язык гораздо больше русского подходит для выражения возвышенных понятий, к тому же в данном случае "великая красота" как бы берется в кавычки, так что недаром какой-то острослов предложил именовать картину "Красотища". Раскавычить это название попытался АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Если грубо: "Великая красота" — ремейк "Сладкой жизни". То название тоже было ироническим, еще как. Но вошло в историю практически без кавычек. La dolce vita — аутентичный стиль жизни, философия и мировоззрение европейской богемы легендарного, почти античного Рима, этого "Голливуда на Тибре" конца 1950-х — начала 1960-х годов, который с таким шиком и блеском показал в своем фильме Федерико Феллини.
Но где теперь Феллини? Где Висконти, Антониони, Пазолини — великая четверка итальянских гениев? Где Росселлини, Де Сика и еще с два десятка выдающихся творцов неореализма? Кажется, так же далеко, как титаны Возрождения. Совсем недавно двое последних могикан — Марио Моничелли и Карло Лидзани — выбросились с балкона, и больше не осталось почти никого. Бертолуччи, последний из великих, ездит в инвалидной коляске и не снял ничего лучше после "Ускользающей красоты", а и она уже была ущербной.
Между тем Италия, Рим остались — об этом "Великая красота". Ее поставил Паоло Соррентино: его сегодня считают режиссером номер один, или два, или, в крайнем случае, три в своей стране, но ясно, что это все равно другой счет. Герой его фильма — журналист, как и в "Сладкой жизни", но если Марчелло Рубини было между 30 и 40, то Джепу Гамбарделле исполнилось 65, а свой первый и единственный роман он опубликовал 40 лет назад в качестве обещающего писателя, приехавшего покорять Рим. Сегодня это усталый светский лев, готовый блеснуть острым словцом и литературной эрудицией на любой вечеринке и не готовый отказаться ни от одной из них. Его играет Тони Сервилло — точно уж актер номер один в сегодняшней Италии, но на Марчелло Мастроянни он не похож не только возрастом, но и типом харизмы: желчь вместо обаяния, цинизм вместо скепсиса. Его герой — барометр сегодняшнего состояния Рима, города с прошлым, вечного города, который внезапно стал мертвым, отдан на откуп туристам, лишился живой крови. Всюду мания суицида: молодежь — как престарелые итальянские режиссеры — сводит счеты с жизнью, практически ни у кого нет ощущения будущего.
Внешне вроде бы все то же самое. Люди так же развлекаются, совокупляются, напиваются, но на самом деле из них будто выкачали воздух. Нет роскошного тела Аниты Экберг, нет великолепного Мастроянни. В качестве персонажей фона — бескровные химеры: обнаженная актриса с серпом и молотом на причинном месте, церковники, выстроившиеся в очередь за пророчествами к старухе-миссионерке. Нет Штайнера — рефлектирующего героя Феллини, который убил себя и детей, трагически разуверившись в осмысленности человеческого существования. Но в том-то и дело, что Штайнера и не может больше быть. Это фильм об отсутствии штайнеровского начала. На самом деле герой Соррентино — это одновременно и журналист Марчелло, и Штайнер, но все в прошлом: когда-то незаурядный человек, он фактически превратился в манекен. Только в финале брезжит что-то живое: перед героем является образ юной возлюбленной, которая обнажается в прибрежных валунах,— но это лишь воспоминание.
Соррентино прыгнул выше самого себя — снял лучший свой фильм. Но мы знаем: просто рядом не было Феллини. Понятно, почему планка не взята. Феллини сам был способен к рефлексии такого рода, как Штайнер,— богоборческой или боготворческой, но при этом он был жизнелюбивым, земным, чувственным. И эту плотскость мы ощущаем во всех его фильмах, что абсолютно не мешало ему быть по-настоящему духовным. Теперь, похоже, сочетать то и другое по максимуму невозможно. Вот и возникает Соррентино, у которого все это происходит в режиме имитации. Имитация и является темой фильма, его сюжетом. И если про картины Феллини когда-то говорили что это декаданс, то "Великую красоту" следует считать декадансом декаданса.
Вольный ремейк "Сладкой жизни" оказался очень красивым и неглупым размышлением о том, почему сегодня в Риме не может быть Феллини (как в Петербурге больше не будет Германа). Вечный город славен прошлым — или античным, или ренессансным, или легендами 1950-1960-х годов о dolce vita. Сегодня в нем нет драйва, энергии, молодежь аутична, старики живут воспоминаниями, даже секс перестал быть эротичным. А город по-прежнему полон почти невыносимой, опьяняющей красоты — и по этому земному раю (легко превращаемому в земной ад) нас проводит усталый Вергилий. Кино высокого полета, хотя до итальянской классики полувековой давности ему все равно не дотянуть.
Андрей Плахов, 11.10.2013
https://www.kommersant.ru/doc/2316309
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 20.03.2018, 10:09 | Сообщение # 8 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Жизнь стала слаще
В прокат вышла «Великая красота» (La grande bellezza) Паоло Соррентино, исполненная в жанре комической фрески или высокой пародии на итальянскую киноклассику
Умри, турист, столько тебе не выдержать: в прологе «Великой красоты» какой-то несчастный, снимая величественный вид Вечного города, валится с сердечным приступом.
Зато остальные персонажи здесь как будто мумифицированы, пыль великих руин въелась в их морщины, и весь фильм эти мумии пляшут на дискотеках, пьют, едят, посещают модные события, обсуждают искусство и литературу. Здесь нет никого моложе сорока, а главный герой - светский лев Джеп Гамбарделла (Тони Сервилло) в начале фильма пышно отмечает 65-летие. Сорок лет назад он покорил Рим дебютным (и единственным) романом, а теперь в качестве знаменитости берет интервью для глянцевых журналов - в жанре «и звезда с звездою говорит». Это позволяет ему быть таким же вездесущим наблюдателем жизни римского бомонда, каким был молодой Марчелло, герой Мастроянни в «Сладкой жизни» Федерико Феллини. Только хроникер сегодняшнего комического упадка гораздо пресыщенней и болтливей. Марчелло, обольщавший аристократок и кинодив, был беден и жил в новостройке на окраине. Терраса Джепа, на которой он закатывает модные вечеринки, выходит прямо на Колизей. А женщины - в силу возраста - героя уже не очень интересуют. Богатство и безразличие к альковным приключениям дают ему свободу, которой почти не бывает у полнокровных персонажей, и, каким бы отличным актером ни был Тони Сервилло, играть ходячий комментарий от автора ему непросто. Сюжет «Великой красоты», как и «Сладкой жизни», - череда эпизодов, зарисовок, связанных героем-наблюдателем. Коктейли с интеллектуальными беседами, арт-перформансы, религиозные экстазы - бывший писатель с усмешкой оглядывается вокруг, подмечая во всем профанацию, будь то искусство или вера, акция радикальной художницы или приезд 104-летней святой.
Эта усмешка, рефлексия разъедает изнутри и сам фильм, который Паоло Соррентино, кажется, намеренно делает таким же эрзацем великой кинотрадиции, циклопическим клипом по мотивам Феллини (не только «Сладкой жизни», но и «Рима», и «8 1/2»). Разумеется, сравнения с классикой неизбежны. И, разумеется, они не в пользу Соррентино и современного итальянского кино, которое измельчало и вынуждено оглядываться на великое прошлое, - но эта типичная зрительская реакция уже заложена в структуру «Великой красоты», а значит, заранее обезврежена. Вы ищете у каждого итальянского режиссера влияние Феллини (варианты: Антониони, Пазолини, Висконти)? Ну так вот вам Феллини, раздутый до грандиозной карикатуры. Как и все итальянское, римское. Это уже не подражание, а скорее попытка бунта, настолько же эффектная, насколько обреченная. «Великая красота» чрезмерна во всем, начиная с названия, ее распирает, корежит изнутри, в ней всё - кич, пустые, но монструозные подобия. Возможно, поэтому она лишена трагизма, сопровождавшего знаменитые сюжеты о закате Европы. Здесь никто не пускает себе пулю в висок. Не объедается до смерти, как трое гурманов из «Большой жратвы» Марко Феррери. Пресыщенность больше не повод для экзистенциального отчаяния, жизнь комически бессмысленна, но довольно длинна и не лишена приятности - особенно на фоне римского великолепия, всех этих фресок, картин, руин, соборов, фонтанов, умопомрачительных видов, которые хотя бы отчасти позволяют смириться с собственным неминуемым превращением в развалину. Трагедия невозможна, мелодрама смешна, что ж - тогда дискотека!
Олег Зинцов, 15 октября 2013 / Ведомости
https://www.vedomosti.ru/newspap....slasche
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 20.03.2018, 10:10 | Сообщение # 9 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Сатирикон
Зара Абдуллаева посмотрела «Великую красоту» Паоло Соррентино, посвященную современному Риму, и регистрирует печальные изменения, произошедшие с вечным городом со времен Феллини.
Один московский человек давным-давно смотрел «Сатирикон» Феллини вдвоем с переводчиком в Доме кино перед показом публике. Направляясь к выходу, он столкнулся с премьерной толпой и, о ужас, увидел в ней лица персонажей «Сатирикона». Этот страшный устный мемуар забыть трудно.
«Великая красота» Паоло Соррентино колет глаза отсылками к «Сладкой жизни», «Риму» и даже «81/2», но теперешний Рим – пародия на феллиниевские мотивы. Ну, или гротескная городская панорама-обозрение.
Вечный город стал городом мертвых, веселящихся, болтающих, пьющих, закусывающих, проводящих время на модных тусовках, перформансах. Умирают тут только турист и вечная любовь протагониста, подруга его молодости. Но турист у зрителей на глазах, а она – за кадром. Турист, испытав «синдром Стендаля», грохается в сердечном приступе, не успев снять очередной вид римской красоты, оставшейся в скульптурах, бассейнах, дворцах и «просто» городских видах. А римляне постарели и утратили красоту. Но сдаваться не намерены. Соррентино, владеющий талантом пародиста, смакующего чрезмерности человеческих типов и реакций, представляет галерею, в сущности, вырожденцев. При этом иногда вполне милых, но все равно снятых с саркастической бравадой.
Герой этого повседневного упаднического и смешливого карнавала – Джеп Гамбарделла, в прошлом писатель, автор единственного романа «Человеческий аппарат». Ныне журналист какого-то глянца, берущий интервью у звезд этой виртуальной, насквозь реальной действительности. Его главный редактор – карлица, добившаяся столь завидного поста и кормящая в своем кабинете знаменитого сотрудника супчиком, разогретом на плитке. Единственные сцены трогательного затишья (если не вслушиваться в их деловые обсуждения) на этом балу монстров.
Тони Сервилло – герою стареющего 65-летнего плейбоя, проживающего близ Колизея, – играть особенно нечего. Остается только менять маски наблюдателя или утомленного участника праздника жизни, из которого – таковы правила игры бомонда – выпасть невозможно. Зато имитировать жизнедеятельность – пока смерть не разлучит с Римом – приходится денно и нощно.
«Город контрастов» Соррентино населен комическими светскими персонажами, особенно гротескными на фоне неиссякаемого великолепия фонтанов, фресок, руин. Но гротескность залихватской на первый взгляд «сладкой жизни» напрочь или навечно лишена здесь драматических обертонов. Пресловутая римская беспечность не подвластна даже возрасту, который тут донашивают с неутомимым – опереточным легкомыслием. Ну, а пресловутая опустошенность стареющих светских львов и львиц может стать «в лучшем случае» лишь предметом только светской болтовни, которую ведут на террасе Джепа с видом на Колизей его старые знакомцы. Пресловутую насмешку над тотальным омоложением Соррентино удовлетворяет цирковыми антре в кабинете пластического хирурга, полусекундный укол которого стоит 700 евро. Деградацию римской аристократии демонстрирует в язвительном эпизоде найма княжеской четы за круглую сумму и под чужим именем на званый обед в честь почти столетней святой, посетившей Рим. Пресловутую антиклерикальность, актуальную в римском пространстве, Соррентино являет в образе кардинала-кулинара, открывающего рот только для перечня ингредиентов своих рецептов. Так Соррентино удостоверяет деградацию – удешевление крамольного сарказма и демонстрации «великой красоты», незабываемых со времен эпизода из феллиниевского «Рима» – показа мод церковного облачения.
Старикам в нынешнем Риме самое место на дискотеках, где оттягиваются бывшие левачки, звезды телесериалов или нынешние стриптизерши, бизнесмены, журналисты. В таком обозрении герой Мастроянни – журналист-поденщик Марчелло из старинной «Сладкой жизни» выглядел бы книжным персонажем (из «Бедных людей»). А богатый герой Тони Сервилло, знакомый с лучшими римскими портными, претендует лишь на протагониста китчевого вертепа. В белом костюме и с шелковыми платочками в нагрудном кармане.
Зара Абдуллаева, 17 октября 2013
http://kinoart.ru/blogs/satirikon
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 20.03.2018, 10:10 | Сообщение # 10 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Красота не спасет Рим
Почему последнему фильму Паоло Соррентино было бы лучше оказаться мюзиклом
"Великая красота" (La grande belezza) Паоло Соррентино удостоена "Оскара" как лучший неанглоязычный фильм года. Кинокритики — пришелся им фильм по душе или нет, неважно — единодушно называют его современной версией, ремейком, сиквелом, объяснением в любви и едва ли не пародией на фильм "Сладкая жизнь" Федерико Феллини.
Столь же единодушно русские критики полагают, что любой перевод названия, например "Красотища", был бы лучше аморфного и бесчувственного прокатного варианта.
Будь на то моя воля, я бы перевел название, а заодно и пересказал фильм строфами Осипа Мандельштама: "Я скажу тебе с последней прямотой: Все лишь бредни, шерри-бренди, ангел мой. Там, где эллину сияла красота, Мне из черных дыр зияла срамота".
"Великая красота" Соррентино сияла не эллинам, а древним римлянам. Впрочем, как сияла, так и сияет, истертая, но и облагороженная веками. Но живущие внутри этой "красотищи" новые римляне тоскуют по ней столь же горестно, как петербургский варшавянин, выпускник Гейдельберга и Сорбонны Мандельштам "тосковал по мировой культуре", в чем и заключалась идеология акмеизма.
Поэт закончил жизнь "человеком эпохи Москошвея". Герои фильма — люди эпохи Армани. Но красоты нет ни тут, ни там.
Даже для 65-летнего светского хроникера Джепа Гамбарделлы (Тони Сервилло), даром что живет он в особняке с видом на Колизей, а на его террасе по-свойски полдничают транзитные фламинго, встреча с красотой возможна лишь как подпольная вылазка, если не подпольное чудо. Ему необходим ночной, почти потусторонний проводник, хозяин отмычек ко всем римским музеям.
Новые римляне, перейдя с шерри-бренди на кокаин-героин, превратили "красотищу" в декорацию срамоты, которую и созерцает, переходя с тусовки в бордель, с юбилея на вернисаж, Джеп — по долгу службы, из любопытства энтомолога. Только эксперт по насекомым может сохранять рассудок в мире фриков: жирных туш, карлиц, слабоумных исусиков, девушек в адском гриме. Впрочем, девушка, если ее раздеть, может оказаться истинной Венерой, но раз на раз не приходится.
Самая срамная срамота — актуальное искусство, говорить о котором (по мнению Соррентино, и с ним трудно не согласиться), уместно шершавым языком советского агитпропа, заклеймившего модернизм как "кризис безобразия". Эх, не видели советские профессора Лифшиц и Рейнгардт постмодернизма.
Сиреневая голая концептуалистка а-ля Марина Абрамович, нарисовав на лобке серп и молот и замотав тканью голову, с разбегу влетает башкой в опору виадука. Кроха-девочка рыдает в голос, но зарабатывает миллионы, выплескивая краску на гигантский холст.
Церковь и политика — тот же кабак.
О кардинале, с которым кто-то из фриков "встречался на карнавале, где был наряжен эскорт-девушкой", говорят, что у него "репутация лучшего экзорциста", с той же интонацией, с какой напоминают писательнице, что в университете она слыла лучшей минетчицей.
Теперь она козыряет классовой сознательностью, которой посвятила 11 книг, не считая книги по истории компартии и пьесы — страшно подумать, что это такое — "Девичья ферма". Ей вовремя напоминают, что вся эта макулатура увидела свет лишь благодаря ее связи с генсеком ИКП.
Соррентино четко обозначает возраст героев — под генсеком может подразумеваться (ну не Пальмиро же Тольятти) лишь благородный и трагический красавец Энрико Берлингуэр, настигнутый смертью прямо на митинге: прощанию с ним посвятил фильм ("Прощание с Энрико Берлингуэром", 1984 год) коллектив из 64 ведущих режиссеров Италии. Если с церковью у итальянского кино давняя ненависть-любовь, то насмешки над компартией — это не просто что-то новенькое, это таки кощунство, немыслимое во времена "Сладкой жизни".
К лестному сравнению своего фильма с шедевром 1960 года Соррентино буквально принуждает. Не довольствуясь множеством визуальных рифм, он вкладывает в уста Джепа утреннее приглашение удачно снятой накануне красавице съездить на побережье "посмотреть на морское чудовище". То самое чудо-юдо рыбу-кит, на которое пялились герои Феллини.
В результате, конечно, не поехали: стоило приглашениями разбрасываться.
Лучше и честнее было бы, если бы Соррентино превратил "Сладкую жизнь" в мюзикл, как это сделали на Бродвее, а затем — в Голливуде, с "Ночами Кабирии" ("Милая Чарити" Боба Фосса, 1969 год) и "8 ?" ("Девять" Роба Маршалла, 2009 год). Хотя по степени не то что непонимания, а нечувствования Феллини "Великая красота" — вполне себе мюзикл.
Претенциозные бездельники и шарлатаны, светские идиоты и уроды одинаковы во все времена. Если бы Феллини интересовала лишь пустота, как она интересует Джепа, вяло вдохновляющегося замыслом Флобера написать роман "про ничто", и самого Соррентино, снявшего "про ничто" фильм, "Сладкая жизнь" не была бы великой, загадочной поэмой, возможно, лучшим фильмом Феллини.
"Dolce vita" 1950-х не просто круглосуточная тусовка светской слизи. Это беспробудное поклонение богине-жизни как таковой. Война закончилась только вчера. И каждый, кто выкаблучивался у Феллини, родом из той войны, которая, казалось, навсегда убила саму радость жизни. Ударное слово — не "сладкая", а "жизнь". И поток жизни, по Блоку "пустой, безумной и бездонной", захлестывает и плещущуюся в фонтане Треви американскую звездочку, и распоследнего папарацци. Это жизнь не дает Марчелло (Мастроянни) написать свой роман.
Джеп свой роман под названием "Человеческий аппарат" давно написал и с тех пор повесил свой предполагаемый — в него Соррентино просит поверить на слово — талант на крючок. В 1968-м ему было 20 лет: надо полагать, тот грозовой год, самый великий в истории Италии после 1945-го, никак его не коснулся. Его собственная пустота не объяснима даже разочарованием в революции. Разочарование — вполне творческое чувство.
Предполагается, что Джеп не только талантлив, но еще и искренен и обладает трезвым умом, но маскирует эти достоинства цинизмом. Было бы что маскировать. Свидетельства его трагической, одинокой человечности Соррентино одолжил в секонд-хенде чувств.
У Феллини человеческая история не погребена под гротескными виньетками, Соррентино выдает виньетки за историю. Финальный катарсис Феллини подменен у Соррентино сценкой в жанре "Сиськи покажи!". Джеп вспоминает как о самом светлом переживании в своей жизни, как ему показала грудь девушка на пляже его юности. "Сиськи" в контексте фильма — это и юность, и любовь, и творчество. И мама, наверное.
Впрочем, разница между Соррентино и Феллини не меньше, чем между эллинами и римлянами. Красота Древнего Рима была не менее вульгарна и развратна, чем красота светских оргий. И, по совести, не итальянским режиссерам сокрушаться о срамоте, правящей бал на древних камнях.
Новые римляне, перейдя с шерри-бренди на кокаин-героин, превратили "красотищу" в декорацию срамоты, которую герой и созерцает, переходя с тусовки в бордель, с юбилея на вернисаж
Михаил Трофименков, 10.03.2014
https://www.kommersant.ru/doc/2411752
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 20.03.2018, 10:10 | Сообщение # 11 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Вечные итальянские вопросы
"Великая красота" Паоло Соррентино как закат жизни и искусств
Красота как скука и красота как смерть: по Вечному городу, Риму, бредет богатый плейбой-журналист – наследник героя «Сладкой жизни» Федерико Феллини. Столица Италии и искусства предстает перед ним фреской – события сменяют одно другое, камера вылавливает из темноты людей и созданные ими творения: уродство роскошной вечеринки, авангард в окружении эпохи Возрождения, современные ритмы в антураже древности. Герой становится наблюдателем, а зритель героем: но их истории меркнут на фоне распада нравственности и изысканных, но мертвых картин. Между жизнью и смертью вспыхивают отсверки красоты – хаотичной, бессмысленной и жестокой. Но оправдывающей все.
«Великую красоту» Паоло Соррентино показали на открытии Фестиваля нового итальянского кино в Москве. Картина уже успела получить «Оскара» в категории «Лучший фильм на иностранном языке», а также «Золотой глобус». Соррентино, вернувшись из Голливуда после не слишком успешного фильма «Где бы ты ни был», снял образцовое итальянское кино: его притча отсылает не только и не столько к Феллини, сколько ко всему мировому, в частности итальянскому, культурному наследию. Знаменуя их закат.
Главного героя картины зовут Джеп Гамбарделла (его сыграл Тони Сервилло): он одинокий прожигатель жизни, философствующий наблюдатель, журналист-миллионер, человек, разучившийся любить. Но не чувствовать: «Мне было предначертано стать чувственным. Мне было предначертано стать писателем. Мне было предначертано стать Джепом Гамбарделлой». Этот несколько стереотипный итальянский эгоизм («Я должен был стать королем богемы, который может сорвать любую вечеринку») приковывает внимание к герою, фиксирует на нем взгляд, удерживая натянутой нить повествования.
Личная трагедия Джепа суть сюжетная зарисовка, но не сюжет как таковой. Соррентино все же не идет против правил нарратива. Обращаясь к древнейшему его свойству – вечному возвращению, он поднимает изъезженные темы – жизнь, смерть, любовь и одиночество. Проклятые вопросы он втискивает в идею о закате искусств: пошлость авангарда – художник не может объяснить значения употребляемых им терминов. Вечный город режиссера – вместилище всех культур и религий, оплот порока – ад, где собрались величайшие художники и их творения. И по аду идет Джеп, стареющий маргинал с чуткой душой, прикрывающий добрые порывы едкими замечаниями, смешной и нелепый одновременно, рефлектирующий Вергилий – проводник зрителя.
Место действия – вот действительный главный герой. Здесь в безумии и пустоте, сквозь призму аморальных поступков, под сплетни и танцы цитируют Бретона и вспоминают о Марксе, Флобере и Моравиа. Воспоминания и фантазии стирают грань между реальностью и вымыслом: еще недавно фильм, казавшийся возможностью подсмотреть в замочную скважину за пресловутой сладкой жизнью сливок римского общества, оборачивается гротескной притчей, где искусство пересекается с цивилизацией, а судьбы людей тонут в урбанистическом гаме и немыслимой, невообразимой красоте.
Эта великая красота убивает своих созерцателей. Первого – уже через пять минут фильма. Красота складывается из фрагментов. Иногда они слишком мелки, иногда крупны до неприличия, а иногда подаются вразнобой – и приходится отходить, чтобы увидеть всю мозаику. «Великая красота» – это кино с изумительной визуальной составляющей, которая остается при этом крайне оригинальной. Порой Соррентино и вовсе лишает зрителя второго плана: кадры будто были склеены в быстром и рваном ритме, порожденном ассоциациями.
Кто-то не выдерживает. Рим вызывает разочарование. Красота уходит. Красота как фокус и как игра противоположностей: закадровое пение обрывается грубым смехом, за искусством следует мерзость; ключи от дверей лучших домов Рима носит «человек, которому можно доверять», а служит он трем принцессам, режущимся в карты, – истинные Клото, Лахесис и Атропос. Джеп – в прошлом писатель, автор всего одного романа. Олицетворение того, что ничего нового не создается; он мечтает написать книгу ни о чем: ничего – тема несостоявшегося труда Флобера. А о чем писать? Люди – животные, общество замуровано в искусстве прошлых веков, наивно и порой безжалостно в своих попытках придумать что-то новое.
Картина то и дело сваливается то в пафос, то в меланхолию, юмор, философию, религию, визуальные изыски. Эмоциональный фон повествования удерживается характером Джепа и его спутниками. Любовницей – 40-летней стриптизершей – и неудачливым другом-драматургом. Они просты и потому близки зрителю. Но и они уходят. Остаются воспоминания. Джеп стоит у маяка, размышляет. Да, смерть. Но ведь была и жизнь. И чувство. И были моменты красоты. И «бла-бла-бла».
Велимир Разуваев, 14.04.2014
http://www.ng.ru/cinematograph/2014-04-14/7_sorrentino.html
|
| |
| |
|
