|
"ФРАНЦ" 2016
| |
| Александр_Люлюшин | Дата: Пятница, 08.09.2017, 21:14 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 3249
Статус: Offline
| Описывая последствия Первой мировой войны, режиссёр создаёт трогательную мелодраму о сильных и запутанных переживаниях. Его чёрно-белый экран поистине очарователен и окрашивается, лишь чтобы вспомнить счастливое прошлое или забыть о сегодняшней душевной боли. Но она не уходит, вновь и вновь обманывая тех, кто по какой-то причине стал участником недавно имевших место событий. Ощущаемая на протяжении всех без малого двух часов недосказанность в нужное время проявит себя, заставив задуматься о знаменитой картине Эдуарда Мане и взглянуть на фильм как историю об искуплении, лжи во благо и принятии врага.
«ФРАНЦ» (фр. Frantz) 2016, Франция-Германия, 114 минут
Анна и Франц жили в небольшом немецком городе, были молоды, влюблены друг в друга и собирались пожениться. Но в тихое счастье двоих вмешался большой сумасшедший мир — шла Первая мировая война, Франца отправили на фронт во Францию, где он, 23-летний скрипач, обожавший стихи Верлена, погиб. Война закончилась, а жизнь Анны теперь свелась к поддержке пожилых родителей любимого и посещениям кладбища. Однажды там она видит незнакомого человека, который принёс цветы на могилу Франца. Он, Адриен, — француз, а, значит, враг. Но встреча с ним переворачивает её жизнь.
Съёмочная группа
Режиссёр: Франсуа Озон
Сценарий: Франсуа Озон, Philippe Piazzo, Эрнст Любич
Оператор: Паскаль Марти
Композитор: Филипп Ромби
Художники: Мишель Бартелеми, Сюзанна Абель, Паскалин Шаванн, Мареза Бурместер, Катрин Жаррье-Приё
Монтаж: Лор Гердетт
В ролях
Паула Бер — Анна
Пьер Нине — Адриен
Антон фон Люк — Франц
Эрнст Штёцнер — доктор Хофмайстер
Мария Грубер — его жена, Магда Хофмайстер
Йоханн фон Бюлов — Кройц, глава кружка националистов
Сириель Клер — мать Адриена
Алис де Ланкесен — Фанни
Интересные факты
Фильм основан на сюжете драмы «Недопетая колыбельная», которую в 1932 году снял Эрнст Любич.
Награды
Венецианский кинофестиваль, 2016 год
Победитель: Премия Марчелло Мастроянни
Номинация: Золотой лев
Сезар, 2017 год
Победитель: Лучшая работа оператора
Номинация: Лучший фильм
Номинация: Лучший актёр (Пьер Нинэ)
Номинация: Самая многообещающая актриса (Паула Бир)
Номинация: Лучший режиссёр (Франсуа Озон)
Номинация: Лучший адаптированный сценарий
Номинация: Лучшие костюмы
Номинация: Лучший звук
Номинация: Лучший монтаж
Номинация: Лучший саундтрек
Номинация: Лучшие декорации
Смотрите трейлер и фильм
https://vk.com/video16654766_456239157
https://vk.com/video-76456136_456240689
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 09.09.2017, 15:49 | Сообщение # 2 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Милый Франц, дорогой Адриен. «Франц», режиссер Франсуа Озон
«Франц» – не первый опыт Франсуа Озона в области исторической мелодрамы. Кому, как не этому режиссеру с его вкусом к стилизации, реанимировать салонный жанр. Но такие картины, как «8 женщин», скорее убивают его своей откровенной пародийностью. Зато почти десятилетней давности «Ангел» – крупнобюджетный англоязычный фильм из эдвардианской эпохи – оказался желчной, самоироничной рефлексией о природе массового успеха и о его жестокой изнанке.
Героиня, сочинительница популярных книжек, переживала раннюю славу и ее откат так интенсивно, что ухитрилась почти не заметить мировую войну, не говоря о таких мелочах, как отчуждение самого близкого человека. «Ангел» был разыгран в пышной декорации с экспрессивными крупными планами, с преувеличенным выражением эмоций, словно в немом кино эпохи модерна – хотя и с экзотическим буйством цветов.
Озон – один из последних стилистов, обладающих аппетитом к интерьерному, постановочному, костюмному, звездному кино. Но сдержанный, преимущественно черно-белый «Франц» с вытравленным на компьютере цветом питается и другими источниками, тоже уже частично разработанными режиссером. Тихий вуайерист Озон любит наблюдать за тем, что происходит в кругу семьи, и обнаруживать в идиллическом семейном интерьере скрытые драмы, комедии и трагикомедии. На сей раз, впрочем, идиллия изначально нарушена таким глобальным стрессом, как война.
Молодой француз Адриен (Пьер Нине, в чьем активе образ Ива Сен-Лорана из одноименного фильма), вчерашний солдат первой мировой, едет в страну своих соседей и побежденных врагов. Эстет и пацифист, он оказывается на кладбище немецкого городка, кладет цветы на могилу своего сверстника Франца, пацифиста и франкофила, который с войны не вернулся. Преодолевая естественное отторжение и франкофобию местного населения, Адриен входит в семью родителей покойного и заводит дружбу с его безутешной невестой Анной (восходящая немецкая звезда – чудесная Паула Бир, отмеченная в Венеции премией памяти Марчелло Мастроянни). Эта дружба, перерастающая во влюбленность, продолжается уже на территории Франции – в Париже и Салье – и претерпевает неожиданные повороты.
«Франц» поставлен как вольный римейк антивоенной драмы 1932 года «Недопетая колыбельная» Эрнста Любича, одной из его голливудских картин, где наиболее зримо проступают немецко-еврейские корни классика. В ней все достаточно очевидно: попытка примирения и прощения, любовь мужчины и женщины, зарождающаяся на пепелище. Озон заимствует у Любича и драматурга Мориса Ростана исходную сюжетную линию и почти дословно воспроизводит некоторые сцены: например, когда Анна покупает платье, впервые после гибели жениха собираясь на танцы. Однако Озон строит совсем другую вселенную – гораздо более сложную, турбулентную, парадоксальную.
Отношения Германии и Франции принято характеризовать как отношения враждующих сестер, но это притяжение-отталкивание, эту любовь, чреватую войной, могут воплощать и мужчины. Погибшего немца зовут Франц: имя рифмуется с Францией, страной, которая манила его и заманила в могилу. Черно-белый экран вдруг окрашивается «импрессионистскими» пастельными цветами: мы видим, как Адриен с Францем, два чувствительных юноши, словно два любовника, бродят по Лувру и замирают перед картиной Эдуара Мане «Самоубийца». На самом деле это небольшое, полное трагизма полотно хранится в одном из музеев Цюриха – собрании Фонда Эмиля Бюрле, а в 1919 году, когда происходит действие «Франца», находилось в частных руках. Проданный с молотка на аукционе, «Самоубийца» оказался в коллекции Поль-Дюрана Рюэля, арт-дилера, патрона импрессионистов и художников барбизонской школы.
Но лжет не Озон, а герой фильма, создавая красивую утопию, которая обречена разбиться об окопную реальность. И это не единственный сознательный обман в фильме, герои которого лгут «из высших побуждений» – чтобы не ранить чувства близких или не нарушить табу. В этом смысле нравы в немецком доме скромного врача, где живет Анна, не так уж отличаются от атмосферы элитарной французской семьи Адриена: там тоже в шкафу свои скелеты и свои сакральные жертвы. Главная же ложь состоит в том, что отцы оплакивают своих погибших сыновей, пьют за их посмертную славу, забывая, что сами послали их на бессмысленную бойню.
Попытка всепрощения и строительства новой Европы наталкивается на незажившие раны и на шовинистический «ветеранский» угар (что немецкий, что французский), показанный во всей красе и актуализирующийся – не прошло и ста лет – сегодня в атмосфере вновь расцветшей ксенофобии и агрессии. Вместе с тем режиссер не склонен к лобовому «разоблачению милитаризма», и даже можно сказать, что он больше сочувствует побежденным – немцам.
На роль отца Франца Озон приглашает актера Эрнста Штёцнера и сравнивает его с Максом фон Сюдовом из фильмов Бергмана. Впрочем, суровость и вселенское отчаяние отца быстро тают под благими порывами Адриена, которого он начинает воспринимать как инкарнацию сына. А Мари Грубер, исполнительницу роли матери Франца, режиссер называет «немецкой Джульеттой Мазиной», то есть вводит своих героев в гуманистический контекст большой европейской культуры. Тут не только кино, но и живопись, и – музыка: ведь Франц, игравший на скрипке, и в этом передает эстафету Адриену. Помимо оригинальной партитуры Филиппа Ромби в фильме звучат Шопен и Чайковский.
Прикасаясь к болезненной немецкой теме, автор «Франца» вступает на территорию, помеченную еще одним крупным режиссером уже нашего времени – Михаэлем Ханеке в «Белой ленте». Не будучи (в отличие от Любича) связан голливудскими англоязычными канонами, Озон снимает первую половину картины по-немецки, вторую по-французски. Это не первый его заход в зону немецкой культуры: в свое время французский режиссер экранизировал пьесу Фассбиндера «Капли дождя на раскаленных скалах». Озона сближают с Фассбиндером не только интерес к бисексуальным сюжетам и любовь к творчеству Дугласа Серка, но также темпы работы: он не останавливается ни на год, ни на минуту. Однако, учитывая более интимный и часто легкомысленный характер многих его фильмов, критика предпочитает называть Озона «французским Вуди Алленом»: весьма поверхностное сравнение.
Франсуа Озон не зря имеет репутацию искусного провокатора, любителя сюжетных обманок, перевертышей, тонких намеков. Все это есть и в новой картине. Так, мы догадываемся, что, вероятно, Франц был бы лучшим партнером для Адриена, чем для Анны. А сам Адриен влюблен не столько в свою французскую невесту Фанни, сколько в ее брата, тоже погибшего на войне. Но все эти намеки отодвинуты на периферию и могут остаться не считанными, в общем-то, без большого ущерба для целого.
Начав как маргинал, Озон быстро вплыл в мейнстрим, но чем дальше двигался в эту сторону, тем больше выходили наружу его травмы и внутренний надлом. В каждом киноопыте последних лет режиссер стремится вырваться из клаустрофобии однополой любви и из синефильского гетто (связь между этими понятиями давно подмечена). Он снимает фильмы один за другим, почти параллельно, но кодирует их в совершенно разных частотах, чтобы можно было легко переходить из одного диапазона в другой: от интимной драмы к бульварной комедии. Мгновенно переключаясь на другую частоту, Озон, кажется, почти пришел в согласие с собой. Он по-прежнему дурачит зрителя невероятными, циничными и часто искусственными сюжетами, что нисколько не мешает искренности и даже нравоучительности высказываний.
Раздвоение стиля стало принципом, а тень одного фильма рассчитанно падает на другой: так складывается цепь «моральных историй». По сути, перед нами наследник Эрика Ромера, хотя последний при этом заявлении, вероятно, перевернулся бы в гробу. Но, на мой взгляд, это так, и к Ромеру можно добавить других классиков, французских и не только. Озон, если прочертить принципиальную линию его движения («Крысятник» – «8 женщин» – «Ангел» – «В доме» – «Франц»), все больше утверждает себя единственным во французском кино мастером большого авторского стиля, не убитого ни академизмом, ни архаикой.
«Недопетая колыбельная» – не самое совершенное и знаменитое из творений Любича, и современному режиссеру удается не ударить перед ним лицом в грязь. Труднее оказывается для Озона выдержать неизбежное сравнение с «Жюлем и Джимом» – шедевром Франсуа Трюффо, первым фильмом, где война показана как символическая проекция частной жизни в декадентской Европе. Однако Озон и тут удерживается на коне, давая элегантный парафраз немецко-французского любовного треугольника. Стиль «Франца» не законсервирован, объемен, он дает выход в широкое пространство вопросов, которые ставят история общества и история культуры, а также их современное состояние.
Андрей Плахов, «Искусство кино», №10-2016
http://www.kinoart.ru/archive....ua-ozon
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 09.09.2017, 15:49 | Сообщение # 3 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Баллада о солдате
Одним из лучших фильмов Венецианской Мостры стал «Франц» Франсуа Озона
Новый фильм Озона – классическая мелодрама и при этом превосходно исполненная. Как таковая, она вызывает во время просмотра сильные чувства, которые неизбежно рассеиваются после окончания сеанса, заставляя расчувствовавшихся людей как бы даже стыдиться испытанных эмоций. Огромный переполненный венецианский зал смотрел фильм на одном дыхании - только чтобы вознаградить потом жидким аплодисментом. Те же самые не дышавшие, смотревшие фильм на краешке кресла критики будут дружно возмущаться, если вдруг жюри Сэма Мендеса удостоит Озона каким-нибудь важным призом. То же самое происходило в этом году в Канне, когда критики дружно сопели и утирали украдкой слезы на фильме Кена Лоуча «Я, Дэниэл Блейк», а потом обличали его как традиционный и не заслуживающий призов – в отличие, скажем, от трехчасового румынского, на котором увлеченно листали айфоны.
«Франц» - ремейк фильма лучшего комедиографа всех времён Эрнста Любича, к которому Озон всегда неровно дышал (этого влияния нельзя было не заметить, явным знаком был великолепный фильм Озона под названием «Ангел» - так называлась и одна из лучших картин Любича). Но фильм 1932 года «Недопетая колыбельная» (его оригинальное название лучше не упоминать, потому что оно прозвучит как спойлер) - из серьезных работ режиссёра, которого Трюффо справедливо называл принцем. Две трети своего фильма Озон воспроизводит сюжет Любича, правда с точки зрения героини, а не героя: невеста убитого на Первой мировой молодого солдата Франца встречает на его могиле его ровесника-француза, который называет себя другом убитого, водившего его некогда по залам Лувра. Родители погибшего поначалу принимают француза в штыки как врага Германии, но потом оттаивают и даже начинают видеть во враге утешительную замену сына. Что уж говорить о живущей у них его несостоявшейся девушке, заядлой франкофонке? Бывший французский солдат, музыкант и пацифист, оплакивает смерть солдата-немца и мечтал бы оказаться вместо него в могиле - надо ли говорить насколько актуальным оказывается этот сюжет сейчас, в начале века, почти через сто лет после событий Первой мировой, когда в воздухе опять сгущаются тучи? Но ни плакатности, ни публицистики в картине нет – только убийственно нежная человечность.
Озон и раньше снимал картины о смерти, но «Франц» - пожалуй, первый его фильм, в котором он не боится предстать серьезным и взрослым. При этом ни парадоксальности своего почерка, ни стилизаторского таланта, ни чувствительности, ни даже некоторого озорства он отнюдь не утратил. Картина снята абсолютным мастером: все компоненты - от идеального кастинга до безукоризненного изображения - подчинены рассказываемой истории. Не удивлюсь, если былой анфан террибль Франсуа доберется вместе с «Францем» до своей первой оскаровской номинации.
Стас Тыркин, 04.09.2017
https://www.msk.kp.ru/daily/26577.7/3592575/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 09.09.2017, 15:49 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Война отражений
В прокат выходит "Франц" — неожиданно тихий черно-белый фильм Франсуа Озона, одного из главных мелодраматистов Франции, снявшего ремейк классической антивоенной драмы
1919 год. Маленький немецкий городок пытается пережить последствия только что окончившейся войны, похоронившей половину здешних сыновей. Молодая красавица Анна (Паула Бир), потерявшая в окопах жениха Франца, теперь живет с его скорбящими родителями — добросердечной матерью и почерствевшим отцом-врачом, который считает повинной в смерти сына всю Францию. Сама же девушка ежедневно ходит на пустую могилу возлюбленного, где однажды встречает заплаканного француза Адриена (Пьер Нинэ). Анна и мать Франца, поборов сопротивление отца, принимают молодого человека у себя дома в качестве давнего друга погибшего. Вскоре между молодыми людьми начинает зарождаться чувство, но история отношений Адриена и Франца, конечно же, оказывается не так проста, как хочется верить окружающим и самому ее рассказчику.
Завидный уровень производительности Франсуа Озона служит ему дурную службу. Один из самых разносторонних режиссеров Франции снимает в среднем по фильму в год, но зрителям по большей части запоминаются самые аляповатые из них, из-за чего репутация у их автора складывается несколько юмористическая. "Франц" — даже и в формальном плане — выступает абсолютной антитезой этой аляповатости. Фильм почти полностью выполнен в холодном и чистом ч/б, отсылающем к какой-нибудь "Белой ленте" Ханеке, да и говорят здесь преимущественно на немецком. Актеры играют экономно и сухо, первая музыкальная нота, если не брать в расчет титры, звучит минуте на двадцатой. Весь цвет и музыка в фильме отданы эпизодам воспоминаний о событиях, которых, кажется, и не было вовсе.
Со стороны режиссера это, впрочем, не только показательное упражнение в аскезе; формальные приемы фильма на выходе оказываются более чем оправданны. "Франц" — ремейк не слишком известной картины Эрнста Любича "Недопетая колыбельная" 1932 года, поставленной по пьесе Мориса Ростана. Оригинал был мастерски сделанным, но довольно прямолинейным антивоенным фильмом, с горьковатым счастливым финалом. Существенный нюанс заключается в том, что зачин "Колыбельной" (в случае пьесы — так и вовсе название) относительно "Франца" оказался бы спойлером невеликого, но сюрприза. Озон переместил точку входа в середину фильма, поменял центрального персонажа, тем самым вывернув сюжет чуть не наизнанку и на какое-то время превратив всю историю в мелодраму.
Использовав все имеющиеся в оригинале истины, Озон принимается за Любичем с Ростаном дописывать, и "Франц", до поры побыв мелодрамой, превращается в своеобразный детектив — и хоть в этом качестве он местами и буксует, но именно ради этого второго акта все явно и затевалось. Две половинки "Франца" складываются в рифму, обнаруживающую, что история, которую рассказывает Озон,— грустная история про Зазеркалье. Франция и Германия здесь — два зеркальных королевства, между которыми ненадолго возникла трещина, когда у одного из героев пропало отражение, в то время как строгий порядок вещей остается незыблемым.
Оригинальный фильм был высказыванием про искупление, ложь во благо и принятие врага. Озон все это тоже имеет в виду, но этим не ограничивается. Он жестко возвращает персонажей на предписанные им места. И его "Франц" скорее оказывается фильмом про переживание скорби через осознание своего места в миропорядке — очень пессимистичном осознании.
Василий Миловидов, 07.10.2016
https://www.kommersant.ru/doc/3101455
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 09.09.2017, 15:50 | Сообщение # 5 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Франц
На Западном фронте любви
Трогательная артхаусная антивоенная мелодрама о французском солдате, который после Первой мировой войны приезжает к семье убитого им немца.
Вскоре после Первой мировой войны в маленький немецкий городок приезжает французский юноша Адриен (Пьер Нинэ). Он приносит цветы на могилу своего ровесника Франца, погибшего на войне, и объясняет семье покойного, что дружил с парнем, когда тот учился в Париже. Адриен не скрывает, что был на фронте и убивал немцев, но после короткого замешательства родители Франца и его невеста Анна (Паула Бир) принимают француза как родного и с упоением выслушивают его рассказы о родственнике. Они даже не подозревают, что Адриен многое знает о Франце не потому, что его знал, а потому, что нашел письма на теле убитого им немца.
Преимущественно работавший в Голливуде немецкий режиссер Эрнст Любич снимал почти исключительно комедии. В частности, в 1939 году он поставил классическую романтическую комедию «Ниночка», где Грета Гарбо играла советскую чиновницу, которую соблазняют прелести западной жизни. Однако были в жизни Любича и эксперименты с другими жанрами. В 1932-м он снял антивоенную мелодраму «Недопетая колыбельная» о французском ветеране Первой мировой войны, который тяжело переживает убийство на фронте своего немецкого ровесника. В прокате эта картина провалилась, но ее высоко оценили некоторые критики.
В «Недопетой колыбельной» отца покойного солдата сыграл Лайонел Берримор, двоюродный дедушка нынешней звезды Дрю Берримор
«Франц» знаменитого француза Франсуа Озона – редкий для артхаусного кино ремейк, основанный на «Недопетой колыбельной». Подчеркивая родство своей постановки с довоенным кино, Озон снял «Франца» в черно-белой гамме. Изображение обретает цвет, лишь когда герои вспоминают счастливое прошлое или ненадолго забывают о своей душевной боли. Но даже в такие моменты картинка «Франца» сохраняет визуальный налет старины.
Почему Озон обратился к европейской антивоенной драме во времена, когда Франция и Германия даже не задумываются о боевом противостоянии? Во-первых, настроения в Европейском союзе сейчас не самые радужные, и некоторые претендующие на власть западноевропейские партии отстаивают тот национализм, который некогда привел сперва к Первой, а потом ко Второй мировой войне. Такие эксцессы лучше предупреждать, чем расхлебывать. А во-вторых, «Франц» – неплохая тестовая площадка для исследования весьма интересующей Озона темы «благая ложь». Ведь в картине сперва Адриен рассказывает семье Франца красивые сказки, а затем Анна, узнавшая страшную правду, продолжает поддерживать иллюзию, так как не решается расстроить пожилых родителей покойного жениха.
Если «Недопетая колыбельная» была слащавой голливудской лентой с хеппи-эндом (насколько счастливый финал вообще возможен в фильме, выстроенном вокруг безвременной гибели), то «Франц» представляет собой более печальное и более «взрослое» кино с открытым финалом. Новая лента почти в два раза длиннее постановки Любича, и путешествие Анны во Францию, отсутствовавшее в «Колыбельной», позволяет Озону не только усложнить мелодраматичную линию фильма и показать послевоенную жизнь родной страны, но и провести пугающие параллели между тогдашними настроениями в Германии и во Франции. Ведь далеко не все, как Адриен и Анна, в то время пытались оставить прошлое в прошлом и примириться с заклятыми врагами.
Впрочем, политика во «Франце» играет хоть и важную, но подчиненную роль. Прежде всего это трогательная мелодрама на фоне депрессии и чувства вины – отлично разыгранная интимная история о сильных и запутанных переживаниях. Действие ленты развивается размеренно, без провисаний, и в таком кино легко утонуть на два часа, если его сентиментальность окажется вам по нраву.
К сожалению, у «Франца» есть аспекты, которые немного портят от него впечатление. Сильнее всего раздражает то, что иллюзорные совместные сцены Адриена и Франца смотрятся как общение любовников, а не как мужская дружба. В этом кино такая чувственность совершенно неуместна, и Озону стоило забыть любимую «фишку». Или уж надо было раскрыть эту тему, а не просто использовать ее как своего рода ерническое подмигивание поклонникам Озона. Особенно тем, кто верит, что мужская дружба невозможна, потому что природа неизбежно возьмет свое.
Также надо иметь в виду, что это не страстная картина в духе «мыльных опер», а интеллигентное любовное повествование, в котором куда больше несказанного и недосказанного, чем жарких объятий и откровенных признаний. Если вас это не смущает, добро пожаловать в кино!
Борис Иванов, 17.10.2016
https://www.film.ru/articles/na-zapadnom-fronte-lyubvi
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 09.09.2017, 15:50 | Сообщение # 6 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «Франц» Франсуа Озона
В 16-й полнометражной картине режиссера по пьесе пацифиста Мориса Ростана есть место и любви, и антимилитаристскому посылу.
Немецкая провинция, 1919 год. Анна, так и оставшись невестой убитого на войне Франца, продолжает жить в доме у его родителей, милых немецких бюргеров, каждый день посещаая его пустую могилку. Так бы и протекала ее однообразная жизнь, если бы однажды на могиле не появились свежие цветы, а вместе с ними — загадочный француз Адриен.
Сценарий фильма написан по пьесе известного пацифиста Мориса Ростана, которая была экранизирована в 1932 году Эрнстом Любичем под названием «Недопетая колыбельная». Пьеса и фильм были созданы до второй мировой войны, и поэтому мелодраматичный хеппи-энд, заканчивающийся любовью героев, не выглядел таким иллюзорным. Франсуа Озон, изменил пьесу, сделав главной героиней Анну (Паула Бир). Это она совершает большой путь героя, заняв место убитого жениха. Но для этого вначале она услышит его историю о том, что приезжий француз до войны был лучшим другом Франца (они вместе играли на скрипке и читали стихи Верлена в Париже), проникнется к нему чувствами и узнает страшную тайну об истинной причине визита Адриена в Германию. Она должна решиться сохранить эту тайну от родителей Франца, простить Адриену его вину и поехать искать его в Париж, где откроет для себя обратную сторону послевоенного мира.
Франсуа Озон – большой любитель поиграть с жанрами, и его новая картина выстроена по принципу жанровых пятнашек: разбег начинается с хичкоковcких аллюзий, а затем история немного пробуксовывает, погружая зрителя в слащавость театральной мелодрамы. Адриен в исполнении Пьера Нинэ проявляет всю свою статусною импозантность актера «Комеди франсез» - светит красивым торсом, хмурит тонкие брови, блестит черным глазом. В глухой немецкой провинции, где в живых остались только старики и кондовые националисты, невозможно не влюбиться в такого неожиданного гостя, будь он даже заклятый враг–француз. В черно-сером пространстве фильма зарождающиеся чувства героев подсвечены сепией, а рассказы о парижской довоенной жизни – яркими импрессионистскими красками. В тот момент, когда молодой девушке открывается настоящая причина визита Адриена, фильм приобретает оттенок немецкого экспрессионизма, чтобы затем превратиться в атмосферный роуд-муви. Финальная сцена ставит точку в духе романа взросления или точнее, романа женской эмансипации.
Как говорил Альберт Эйнштейн, «безумие - делать одно и то же, и каждый раз ожидать иного результата». Франсуа Озон, обратившись к общеевропейской культурной памяти, пытается достучаться до современной публики понятным для нее символическим образом - с помощью картины Эдуарда Мане «Самоубийца» с изображенным на нем лежащим замертво молодым человеком. Для Озона рост национализма и шовинизма всегда ведет к самоубийству, а в смерти сыновей виноваты отцы, отправляющие их на фронт.
Невозможно не сделать сравнение с одним из первых пацифистских высказываний между двух войн, фильмом французского режиссера Жана Ренуара «Великая иллюзия» 1937 года. На войне гибнут и калечатся пацифисты и вояки, богатые и бедные, немцы и французы. Но если у Ренуара спетая в лагере для военнопленных «Марсельеза» является символом стойкости и сопротивления, то у Озона французский гимн, спетый в бистро в порыве патриотизма, - это упорное стремление закончить свою жизнь в окопах. Сегодня как никогда это высказывание может показаться актуальным, ведь мы, как и ренуаровский персонаж Жана Габена, хотели бы, чтобы предыдущая мировая война оказалась последней, но, почитав последние новости, нехотя соглашаемся, что это великая иллюзия.
17.10.2016, Алиса Амблар
http://thr.ru/cinema/recenzia-franc-fransua-ozona/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 09.09.2017, 15:51 | Сообщение # 7 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Чувственный пацифизм Франсуа Озона
Черно-белая мелодрама о последствиях Первой мировой обнаружила двойное дно
Озорной провокатор Франсуа Озон в последние годы всё больше тяготеет к мелодраматизму, порой даже с налетом морализаторства. Впрочем, хулиганские рожки автора «Криминальных любовников» и «Бассейна» так или иначе проглядывают во всех его работах. И эта пикантность составляет, пожалуй, их главную прелесть. Не стала исключением и лента «Франц» (16+), представлявшая Францию на прошедшем Венецианском фестивале.
Десятилетие спустя после «Ангела» Озон возвращается к теме Первой мировой. Действие фильма разворачивается сразу после капитуляции Германии. Немецкая девушка Анна потеряла на войне жениха Франца. Однажды безутешная красавица замечает незнакомца, который приносит цветы на его могилу. Разговорившись с ним, Анна узнает, что Адриан Ривуар (так зовут юношу) дружил с ее возлюбленным, когда тот до войны учился во Франции.
Знакомые Анны принимают непрошенного гостя в штыки: он француз, а значит — враг! Однако постепенно родители убитого проникаются к Адриану сочувствием — его рассказы о совместных прогулках по Лувру и скрипичных занятиях радуют стариков. Анна же замечает, что рядом с Адрианом ей так же хорошо, как и с Францем, которому она собиралась хранить верность...
Поначалу кажется, что «Франц» — это добротное кино о пагубности войны и живительной силе любви, зарождающейся вопреки национальным обидам.
Режиссер не боится банальных, но проверенных решений: так, например, редкие вкрапления цвета в монохромную картинку символизируют пробуждающиеся чувства главной героини и моменты счастья.
Но те, кто знаком с ранним творчеством Озона, понимают, что без подвоха здесь не обошлось. И действительно, чем дальше, тем больше понимаешь, что в истории Франца и Адриана есть какая-то недосказанность.Нестандартный любовный треугольник «Франц — Анна — Адриан», где один из участников — мертвец, оказывается еще более оригинальным, чем это воспринимается на первый взгляд.
Как хорошее французское вино или деликатес мишленовского ресторана, «Франц» раскрывается не сразу, и послевкусие оказывается гораздо богаче и интереснее, чем непосредственные ощущения во время трапезы. Особо стоит отметить, что изысканность смыслового букета Озон не нарушает ни единой пошлостью или хотя бы откровенностью. Достаточно сказать, что это редкий для него фильм вообще без эротических сцен. На «Франца» можно смело привести девушку или свою бабушку и не краснеть во время сеанса.
Но самое удивительное, что Озон водит за нос не только тех, кто смотрит картину как честную пацифистскую мелодраму, но и тех, кто сразу подозревает типичный для режиссера провокационный поворот сюжета. Того самого ожидаемого хулиганства здесь как раз-таки нет (по крайней мере, в явной форме). Зато у фильма появляется новый смысл, доступный всем категориям зрителей: любая форма симпатии одного человека к другому может быть ничуть не менее благотворной и возвышающей, чем реальная взаимная любовь.
19 октября 2016, Сергей Уваров
https://iz.ru/news/638389
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 09.09.2017, 15:51 | Сообщение # 8 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «Франц»: это неважно
Новый фильм Франсуа Озона, вышедший в прокат некоторое время назад, все еще можно посмотреть в кинотеатрах. Но надо ли? Алексей Гусев рассказывает о послужившей основой для «Франца» картине Эрнста Любича и о том, что бывает, когда французы заходят на немецкую территорию.
1919 год. Мировая война кончилась. Всеобщее празднество. Звонят колокола, палят пушечные салюты, в огромном заполненном соборе служат торжественную мессу. Медали в ряд, и костыли в ряд. Но вот служба закончена, собор пустеет, и священник собирается уже было запирать двери, как вдруг замечает на одной из скамей солдата и подходит к нему. Тот говорит, что хочет исповедоваться. И, уже сквозь решётку исповедальни, с трудом произносит: «Отец, я убил человека».
Так начинается фильм Эрнста Любича «Разбитая колыбельная» («Недопетая колыбельная», 1932). Когда на днях один простодушный студент спросил меня, отчего это Любич в 1919 году снимал не про закончившуюся войну, а про мадам Дюбарри, я от неожиданности пустился в пространные рассуждения, хотя ответ прост: Любич не был абсурдистом. Не его эстетика. Для него, адепта структуры и синтаксической стройности, война (какая бы то ни было) — не величественная трагедия или грандиозное историческое событие, она — нонсенс, глупость, нескладица. Десять лет спустя, в «Быть или не быть», он сможет, рассказывая о евреях в оккупированной нацистами Польше, показать войну как фарс — точнее, как подражание фарсу. Но для того, чтобы там превратить террор в россыпь гэгов, ему прежде надо выявить все логические нестыковки, что таятся в самом понятии «войны» и остаются обычно незаметны за грохотом фанфар — что триумфальных, что траурных. И вот, единственный раз в жизни решившись поговорить всерьёз и убрав с лица свою фирменную лукавую ухмылку мудреца-сластолюбца, он снимает «Разбитую колыбельную» и холодным кристаллом своего метода — шаг за шагом, эпизод за эпизодом, уровень за уровнем — высвечивает не горести, не беды, не скорбь, — не симптомы и последствия, короче говоря, но их подлинную причину: внутреннюю противоречивость, нелогичность войны как таковой. Убийственную нелогичность. Война не несёт разлад в мир, она им является, она разрывает и крошит мироздание не своими снарядами, но своей бредовостью — и потому, вообще говоря, непригодна для превращения в сюжет. Незамысловатый и невыносимо наивный с виду хэппи-энд, к которому Любич с превеликим трудом сводит-таки свой фильм, — менее всего авторский месседж, скорее — условность, делающая фильм вообще возможным (причём условность эта выстроена на звуковом решении и хоть как-то работает — на пятом году звукового кино — лишь поэтому; уже года три спустя, когда звук в кино стал окончательно нормален, она бы не сработала вовсе). Во многих любичевских фильмах у установленной автором гармонии горький привкус, ибо за безмятежность приходится платить, либо смертью, либо ложью, — но цельность мира ценна не всеобщим счастьем, а шансом на смысл. «Но это же был твой долг», — растерянно увещевает священник героя, узнав, что так мучающее того убийство совершилось на поле брани. «Долг? Долг?! Долг убивать?!« — кричит тот. — «И это единственный ответ, который я получу в храме Господнем?!” Любич, раз уж взялся быть автором, обязан предложить другой ответ. Пусть не очень убедительный и куда менее утешительный, пусть трудный, почти неисполнимый, пусть требующий той чистоты и ясности мышления, которой, кроме как в фильмах Любича, пожалуй, нигде и не встретишь. Главное, чтобы не такой идиотский.
В титрах фильма Франсуа Озона «Франц» указано: «свободно основан на фильме Эрнста Любича „Разбитая колыбельная“ (1932)», — иными словами, «снято по мотивам». Это и слишком мало, и слишком много одновременно. Слишком мало — потому что и фабула оригинала повторена почти в точности (француз приезжает в Германию к родителям и невесте убитого им немца и постепенно занимает его место), и несколько эпизодов пересняты чуть не один в один (с точностью до невоспроизводимой любичевской раскадровки, разумеется), прежде всего — великий монолог отца в пивной среди друзей-патриотов: «мы сами убивали своих сыновей, когда радостно провожали их на фронт», где некоторые фразы воспроизведены текстуально. А слишком много — нет, не потому, что фабула удлинена вдвое и к исходнику присоединена «зеркальная» вторая половина про немку, приехавшую во Францию, — эта зеркальность как раз в любичевском духе. Но потому, что ни одного из мотивов фильма «Разбитая колыбельная» во «Франце», собственно, нет. И проблема не в том, что Озон-де «сместил акценты» в исходном материале; просто те акценты, что расставил он, исходный материал обессмыслили. История про подмену убитого жениха женихом-убийцей осталась, даже расширилась. Вот только война здесь больше ни при чём. Озон убирает пролог с попыткой исповеди и обнаруживает подоплёку лишь к середине фильма не для одной только пущей детективности интриги. Он просто не может начать свой фильм с абсурда войны как источника конфликта. Для него здесь вовсе нет никакого абсурда. Одна лишь пичалька.
Потому что экранный мир, предстающий перед зрителем «Франца» и датированный 1919 годом, не просто «не похож на послевоенный» — здесь о войне вообще ничего не знают. В нём само это понятие не определено. Чистый, спокойный, тихий. Гладкий, опрятный, отутюженный. Ни в пространстве, ни в атмосфере и ритме, ни на лицах персонажей — ни следа перенесённого кошмара, ни шрама, ни спазма. Не об исторической достоверности речь, не о запахе позора и чумных зёрнах реваншизма, не о кризисном национальном сознании, перекипающем Красной Баварией и готовом вот-вот породить Калигари и Гитлера, — нет, о той, сугубо сюжетной «войне», что дана как исходное обстоятельство и именно поэтому вроде бы должна быть отражена в визуальном строе фильма. О войне как о беснующейся стихии патриотического долга, заставляющей забыть всё человеческое, говорит отец в своём монологе, — но в том мире, что показывает Озон, стихии не беснуются, нет тут никаких стихий, одна лишь погода, притом весьма умеренного климата. Никто, наверно, в классическую пору истории кино не уделял так мало внимания атмосфере, как Эрнст Любич, ни у кого павильон так откровенно не заявлял, что он павильон, ни у кого декорации так не походили на собственный макет, — но рядом с фильмом Озона Любич просто Линч какой-то. Его бюргеры, заливающие пивом скорбь от потери сыновей и, как на пивных дрожжах, взращивающие в себе ксенофобию и манию реванша, слушали монолог друга, и неумолимые, жестокие слова разума с трудом пробивались сквозь их горе и ненависть. И сам Лайонел Бэрримор, кряжистый и матёрый, своими признаниями словно раздирал себе нутро, уничтожая и топча всё, чем он жил и во что всю жизнь свято верил, во имя памяти о погибшем сыне, которого он, отец, с воодушевлением и радостью отправил на смерть. У Озона же в пивной — сплошь интеллигентные, рассудительные люди, которые стояли было на одной позиции, но их товарищ вот высказал другую точку зрения; они считали, что война это хорошо, а он привёл аргументы, что война это плохо, так что сейчас они эту новую идею, пожалуй, обдумают. У Любича совесть главного героя, не обретшая мира даже на исповеди, понуждала его к отчаянному поступку и — по цепочке, воплощённой в сюжет, — пробуждала разум в других героях, отравленных ложными идеями, ослеплённых горем и обуреваемых тупыми страстями, постепенно восстанавливая гармонию мироздания. У Озона, решившего до поры скрыть подлинную интригу, движущей силой оказывается идея о том, что французы не хуже немцев, а немцы не хуже французов, так что не очень понятно, почему им надо убивать друг друга. В таком виде эта идея, по некотором размышлении, возражений у героев фильма не вызывает. Так что можно с этим покончить и перейти наконец к куда более насущному вопросу: возможно ли полюбить одного, если прежде любила другого, и если да, то не слишком ли это печально. Внимание, спойлер: в финале Озон придёт к выводу, что да, печально, и даже очень, но в принципе жить можно. Кажется, сейчас такие выводы принято именовать «тонкий финал».
Не о том речь, как может показаться, что фильм Озона, мол, хуже, чем фильм Любича или как-то «искажает» оригинал. Речь о том, что сюжет Любича железно укоренён в проблематике фильма. Делая ремейк, вполне допустимо ставить под сомнение (а то и прямо опровергать) выводы оригинала, или логику его построения, или даже правомерность поставленных вопросов, — но Озон всё это не опровергает и не ставит под сомнение, он попросту всё это игнорирует, оставляя понятия вроде «войны» в тексте реплик и никак не вводя в ткань фильма, из-за чего ткань неминуемо начинает расползаться, а события — обессмысливаться. «Вы разделяете наши мечты о крепком, могучем государстве?» — вопрошает героиню самый упёртый из здешних обитателей. Какие «мечты»? О крепком и могучем германском государстве годы напролёт вещала кайзеровская пропаганда, с этими словами посылали на фронта Первой мировой сотни тысяч немецких солдат, и в 1919-ом, на переломе между павшей империей и Веймарской республикой, идею о крепком и могучем государстве можно назвать как угодно, только не «мечтой»; в ней жажда возрождения былого величия, в ней яростная тяга изжить позор поражения, в ней гнев праведной мести, она темна, грозна и пламенна, — и нет вины актёра в том, что лицо его, когда он задаёт свой роковой вопрос, так безмятежно, словно он спрашивает партнёршу, будет ли она кушать вкусных карасей, а она почему-то не будет. В том безвоздушном, безыдейном, бесстрастном, безвоенном мире, в котором обитают герои Озона, крепкое и могучее государство — и впрямь просто мечта, воздушный замок, умозрительный и безобидный; в нём нет опасности, как здесь нет её ни в чём. Из всех персонажей, населяющих этот мир, разве что один гостиничный портье, чья роль в сумме занимает, самое большее, минуту экранного времени, кое-что рассказывает о Германии 1919 года — той изумительной брезгливостью, которую он, выдавая ключи французу или просто упоминая о нём, скрывает за бесстрастной учтивостью клерка. Все остальные чертовски ловко на протяжении всего фильма обходятся тремя-четырьмя мимическими фигурами: грустная сосредоточенность, внезапный свет в очах, безграничная печаль, спокойная вежливость. И меняют их, не особо придираясь к выданным режиссёром мотивировкам. «Давайте выкупаемся», — предлагает вдруг заезжий француз благовоспитанной немецкой барышне, прогуливаясь с ней за городом. «Но у нас же нет купальных костюмов», — резонно возражает она. «Это неважно», — парирует он. Ну ещё бы. Озону же нужна идиллия с солнцем, дробящимся в речной воде. Барышню он, конечно, вынужден будет оставить сидеть на берегу (потому как он, согласно оптимальному возрастному рейтингу, рассказывает не про телесное, но про душевные метания), зато изысканно-нервный француз, лучась блаженством, продефилирует перед возлюбленной в промокших насквозь подштанниках. Дабы потом ей было что вспомнить настолько, что захотелось бы утопиться с тоски. Да и кому бы не захотелось. Подобные сцены считались штампами ещё во времена Любича.
В первой половине фильма, впрочем, благодаря оригиналу Любича, концы с концами в сюжете и взаимоотношениях между героями ещё кое-как сходятся; зато во второй, самолично дописанной Озоном половине логика повествования окончательно идёт вразнос. И опять же: то, что Озон отменяет любичевский хэппи-энд, в котором музыкальный дуэт немки и француза восстанавливал мировую гармонию после мировой войны, не только позволительно, но и, пожалуй, неизбежно. Как и сценарный ход с немкой, приезжающей, в свой черёд, в послевоенный Париж, дабы найти возлюбленного. Можно даже отставить в сторону премутную историю с путаницей имён и мнимым самоубийством (которое нужно Озону, чтобы ввести в фильм картину Мане «Самоубийца», призванную символически разрешить коллизию фильма по аналогии с музыкальным дуэтом у Любича). Но, возможно, нигде Озон настолько не выдаёт себя с головой, как сочиняя — тоже вроде бы «зеркально» — помеху для воссоединения влюблённых уже во Франции: оказывается, у главного героя на родине уже есть невеста, с которой он дружен с детства. И, в отличие от погибшего немецкого жениха, которого он вроде бы тщился заменить, живую французскую невесту приезжей немке заменить не получится никак. Поняв это, та разворачивается и собирается уезжать. «Анна!» — в отчаянии восклицает главный герой. «Слишком поздно», — обречённо роняет она. Что поздно-то? Кто тут с чем опоздал? Он, который обручён сызмальства и приезжал в Германию совсем не к невесте убитого, а к его родителям? Или она, которая заменила одного жениха другим, воображаемым, без промедления? Озон, наперекор Любичу, разворачивает сюжет к трогательной сентенции, звучащей в его фильме, «любимых заменить нельзя», — ну, нельзя значит нельзя; и — не значит «слишком поздно». Из каких залежей дамских романов и к чему извлёк Франсуа Озон этот роковой вздох, не связующийся ни с идеей фильма, ни с фабулой? Ах да. «Это неважно». Видимо, так уж принято отвечать у французов, забредающих на немецкую территорию, когда им, расшалившимся, пытаются указать на приличия.
В фильме «Франц», впрочем, тоже есть сцена исповеди. Солгавшая и возлюбленному, и родителям экс-жениха, Анна идёт к священнику и кается — в этой лжи. А затем, получив от него позволение продолжать, лжёт всё больше и больше. У Любича родители тоже оставались в неведении, что приехавший француз — убийца их сына, и то была цена, которую — сообща — платили влюблённые за воцарившийся в доме и в мире мир. У Озона же это цена, которую платит — единолично — героиня за то, чтобы, порвав со всеми, остаться наедине с картиной Мане, в мире своих иллюзий и грёз. И этот финальный изгиб сюжета говорит о фильме — да и вообще о кинематографе — Франсуа Озона едва ли не лучше и яснее любых прочих киноведческих выкладок. Для Любича ложь — жертва, приносимая во имя гармонии, тот самый горький привкус; для Озона же она — основа искусства как идиллии, личного убежища; он, похоже, и вправду не видит разницы между ложью и вымыслом, окрашивая в своём фильме то и другое цветом в противоположность постылой и безысходной чёрно-белой реальности. Любич бы, сомнений нет, без труда объяснил, где в этой концепции логическая нестыковка и почему её результатом может явиться одна лишь глупость. В отсутствие Любича, пожалуй, достаточно будет ограничиться, вместо слова «глупый», словом «поверхностный». Тем более, что в искусстве это одно и то же.
Алексей Гусев, 25 октября 2016
http://seance.ru/blog/ozon_vs_lubitsch/
|
| |
| |
|
