Четверг
28.03.2024
22:49
 
Липецкий клуб любителей авторского кино «НОСТАЛЬГИЯ»
 
Приветствую Вас Гость | RSSГлавная | "КРЫЛЬЯ" 1966 - Форум | Регистрация | Вход
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Форум » Тестовый раздел » ЛАРИСА ШЕПИТЬКО » "КРЫЛЬЯ" 1966
"КРЫЛЬЯ" 1966
Светлана_РуховичДата: Среда, 13.06.2012, 21:58 | Сообщение # 1
Группа: Проверенные
Сообщений: 69
Статус: Offline
Фильм с открытым финалом, в котором несколько раз менялось название («Повесть о лётчице», «Гвардии капитан», «Крылья»), рассказывает о трёх днях бывшей военной лётчицы, двадцать лет спустя так и не вышедшей из боя. Душевная драма героини в осознании себя «живым экспонатом» местного музея и непонимании, почему «колотишься с утра до вечера, а толку чуть – ни себе радости, ни людям». Несовместимость старых представлений об идеале с новой реальностью, где прежние высокие, но прямолинейные суждения наталкиваются на сопротивление людей. Житейские невзгоды, тоска, одиночество и поиски прошлого. Глубина и подлинность переживаний героини, символизм, множество метафор придают фильму и его названию историко-философское значение. Интересное операторское решение: трогательные и поэтичные кадры молодости и войны чередуются с кадрами будничной жизни в строгой, почти документальной съёмке.

«КРЫЛЬЯ» 1966, СССР, 86 минут
– фильм-драма Ларисы Шепитько








Давно окончилась война, но для героини фильма, бывшей летчицы, только те годы и были наполнены подлинным смыслом. Она глубоко переживает разлад с действительностью, отсутствие контакта с дочерью. Ей никак не удается приспособиться к этой мирной, обыденной жизни, в ней не гаснет пронзительное желание летать…

Съёмочная группа

Режиссёр: Лариса Шепитько
Сценарий: Валентин Ежов, Наталья Рязанцева
Директор фильма: Валентин Маслов
Оператор: Игорь Слабневич
Композитор: Роман Леденев
Художники: Иван Пластинкин, А. Докучаева
Монтаж: Лидия Лысенкова

В ролях

Майя Булгакова
Сергей Никоненко
Жанна Болотова
Пантелеймон Крымов
Леонид Дьячков
Владимир Горелов
Юрий Медведев
Николай Граббе
Жанна Александрова
Римма Маркова

Интересные факты

Лариса Шепитько сказала во время съёмок фильма: «В нашей героине как бы живут два человека».
Актриса Майя Булгакова сыграла в этом фильме свою единственную главную роль.

Смотрите фильм

http://vk.com/video221964552_170800076

Смотрите выпуск программы «100 Лекций. История отечественного кино для школьников»

https://vk.com/video16654766_456239122
 
Владимир_ТактоевскийДата: Четверг, 27.06.2013, 14:16 | Сообщение # 2
Группа: Проверенные
Сообщений: 98
Статус: Offline
Всего пару слов, чтоб не впадать в рецензирующее многословие, об этом удивительном произведении о Красоте Человека (не привожу, в силу очевидности, отсылку к Чехову). В пространстве фильма светло, свободно и много легкого чистого воздуха. Гениальная красавица Шепитько сделала невозможное -- сотворила по-мужски спокойно серьезный фильм о Высоком, а убедительность образа Макаровой просто лишают дара речи, вызывая очищающие слёзы... И -- какие лучистые женские лица/образы!... Кстати, через год, прямо в пару к этому доброму фильму -- вышли не столь однозначные "Короткие встречи" талантливейшей Муратовой

Сообщение отредактировал Владимир_Тактоевский - Четверг, 27.06.2013, 23:13
 
ИНТЕРНЕТДата: Воскресенье, 30.04.2017, 20:14 | Сообщение # 3
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
КРЫЛЬЯ

Психологическая драма " Крылья " - второй фильм (после "Зноя" по Чингизу Айтматову) недавней выпускницы ВГИКа Ларисы Шепитько. Международное признание и слава придут к ней десять лет спустя, после "Восхождения", но уже здесь она зарекомендовала себя большим мастером, способным проникнуть в самые сокровенные глубины человеческой сущности. Это рассказ о трех днях из жизни бывшей военной летчицы, а ныне директора ПТУ Надежды Петрухиной. Она, уважаемый в городе человек, депутат горсовета, переживает тяжелый душевный кризис. По натуре Петрухина максималист. Война для таких, как она, стала одним из высших проявлений человеческого духа. Поэтому героиня и вспоминает войну с ужасом и вместе с тем как свой звездный час. Она, на ее беду, так и не смогла перестроиться и теперь со своим максимализмом и жертвенностью выглядит порой неуместно, а то и нелепо. Едва ли не лучшую свою роль сыграла в этой картине Майя Булгакова, но все же это не "актерское", а "режиссерское" кино. Как отмечала критика, Лариса Шепитько в содружестве с оператором Игорем Слабневичем строят изобразительное решение в соответствии с тревожно-пульсирующим состоянием ума и сердца страдающей героини. Кадры ретроспекций возникают как воспоминания Петрухиной о молодости и любви, они словно бы высветлены и очищены памятью. Авторы сумели найти выразительно-поэтическую форму, просто потрясающе снята сцена прощания влюбленных. Современные сцены, напротив, даны в хроникально-будничном стиле, однако прозаическое на вид повествование наполнено множеством скрытых метафор.

Геннадий Белостоцкий
http://www.kino-teatr.ru/kino/movie/sov/3326/annot/
 
ИНТЕРНЕТДата: Воскресенье, 30.04.2017, 20:14 | Сообщение # 4
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«Крылья» Ларисы Шепитько
Кино военной травмы


«Он от голода умирал. / На подбитом танке сгорал. / Спал в болотной воде. И вот / Он не умер. Но не живет. / Он стоит посредине Века. / Одинешенек на земле. / Можно выстроить на золе / Новый дом. Но не человека. / Он дотла растрачен в бою. / Он не видит, не слышит, как / Тонут лилии и поют / Птицы, скрытые в ивняках» (Александр Межиров, "Прощай, оружие")

«Нет, мы не были солдафонами, как Надежда Степановна! В какой бы тяжелой обстановке мы ни находились в дни войны, мы всегда оставались женщинами: мы украшали землянки цветами и белой скатертью, даже в солдатскую форму стремились внести незаметные изменения: пилотку, берет или шлем носили не так, как ребята" (Агния Полянцева, командир эскадрильи 586-го истребительного авиационного полка).

Лариса Шепитько — воплощенная категоричность принципа "все или ничего". Дебютный "Зной" (1963) она снимала на киргизской целине, загибаясь от желтухи: на площадку ее буквально приносили. Категоричной хочется назвать даже ее легендарную красоту, и даже гибель в 41 год — вместе со съемочной группой фильма "Прощания". Но категоричнее всего ее отказ прилагать усилия, чтобы "соблазнить" зрителя.

"Крылья" — ультиматум, который Шепитько ставит зрителям: или вы верите мне, следуете за мной, терпите меня в ожидании смысла фильма, или нам не о чем говорить.

Принимать этот ультиматум не вынуждает ничто, кроме мобилизующей зрителя тревоги, с которой камера следит за директором ремесленного училища Надеждой Петрухиной (Майя Булгакова). Шепитько не снисходит до объяснений этой тревоги: объяснением будет финальный катарсис по Аристотелю. Но пока не подоспело "очищение через страдание", недоумеваешь: "Крылья" — это вообще что? Плач об одинокой бабьей доле? Но одиночество героини сопротивляется любому сочувствию. Портрет "тирана" низшего звена? Но для сатиры слишком много режиссерского сочувствия к "тирану".

Что с ней вообще не так? Фото на доске почета, интервью дает, уважаемый человек, народный заседатель, член жюри конкурсов художественной самодеятельности. Ударится в бега трудный подросток Быстряков, она звонит в милицию — тон генеральский, все под козырек.

Мужа нет и не было, зато есть Танюша (Жанна Болотова) — приемная дочь. Есть мужчина, чересчур чуть деликатный — Павел Гаврилович, директор музея, рассказывает ей симпатичные глупости о динозаврах.

Все хорошо, но хуже некуда.

Мужчина откровенно боится Надежды, Танюша сторонится и стыдится. Коллективное отношение воспитанников Петрухиной выразил пресловутый Быстряков: "Я ненавижу вас". Лишь однажды она встречает родную душу. Надежда, как всегда, закованная в броню директорского костюма, и ее немудреная ровесница — буфетчица Маша, "зацепившись языками", понимают друг друга с полуслова. Припомнив любимый фильм "Большой вальс", вдруг пускаются кружить по шалману в венском вальсе. Надежда, вообще, органичнее всего чувствует себя в пивной, в кругу мужиков. Не потому, что пьющая или нимфоманка: просто она знает мужскую жизнь и верит в мужскую дружбу.

Пытаясь объяснить всеобщее ее отторжение, критики сочиняли, что она груба и бесчувственна, но это неправда. Она искренне волнуется за судьбу учеников и самостоятельную жизнь дочери, пытается быть свойской с ее новыми друзьями, строгой, но справедливой с зятем. Самый ужасный ее проступок — декламация Танюше и ее гостям: "Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне". Да, ужас, но ради мамы можно даже лирику Степана Щипачева перетерпеть.

На самом деле нет никакого конфликта между ней и реальностью, а есть простая несовместимость. Реальность не отвергает Надежду, а игнорирует. Надежда не понимает, не принимает, не ощущает мир — мир отвечает взаимностью. Ощущение несовместимости с жизнью разжигает внутреннюю истерику, идеальным медиумом которой оказалась Булгакова. Пугающе удивительно, что отношения актрисы с группой изначально складывались по образцу отношений Надежды с миром. Костюмеры отчаялись подобрать ей костюмы — ей к лицу только "стандарт, 48", гримеры — гримировать, операторы — выставлять свет. "Трудное лицо: скулы, лоб круглый, глаза завалены, нос далек от классических пропорций". Да еще Шепитько на съемках "приводила в тонус" актрису, оскорбляя ее героиню. Ужасная, но эффективная практика.

Именно потайная истерика придает саспенс фильму, в котором, кажется, не происходит ровным счетом ничего достойного интереса. Точнее говоря, происходит что-то до поры до времени невнятное: на Надежду "находит". Предвестием "приступов" возвращается песня ее юности: "Там, где пехота не пройдет / И бронепоезд не промчится, / Тяжелый танк не проползет — / Там пролетит стальная птица". Ничего страшного: просто перед ее глазами плывут облака. Каждый раз кто-то — соседка, школьная уборщица, Павел Григорьевич со своими динозаврами — вторгается в ее "приступ", обезболивает ее жизнь, хотя именно боль, скрытая в этих видениях, составляет смысл ее жизни.

Портрет Надежды висит не только на доске почета, но и в музее: фото юной героини-летчицы. Школьник простодушно спросит экскурсовода: "Она ведь погибла, да?" Надежда слышит, но вряд ли шокирована: да, погибла в те немыслимо долгие мгновения, когда кружила вокруг падающего, горящего самолета своего единственного возлюбленного. Да, умерла, и единственное ее посмертное желание — взлететь и не вернуться, воссоединиться со своим Митей.

Шепитько перевернула всю мифологию кино о войне, используя его же клише. На первых порах (и это, наверное, правильно) возвращение фронтовиков происходило не то чтобы безболезненно — сплошной праздник жизни. Ветеран, как мифологический "культурный герой", возрождал родное пепелище, заново обучив народ забытым навыкам, за что народ выбирал его председателем колхоза, сельхозартели или райисполкома.

О распаде семей во время войны, о воюющих мужьях, оставленных женами, первым заговорил Пудовкин ("Возвращение Василия Бортникова", 1953). Но эту коллизию смягчал повторяющийся — пока его не отринет Владимир Венгеров ("Город зажигает огни", 1958) — мотив: жена считала мужа погибшим. Но даже если она не возвращалась к нему, созидательный труд и новая любовь врачевали душевную рану.

Со временем образ фронтовика спускался с небес на землю. Лев Кулиджанов ("Когда деревья были большими", 1961) позволил фронтовику спиваться. Венгеров отважно сделал героем "Рабочего поселка" (1965) слепого инвалида, топящего отчаяние в грязи и водке. Но все эти герои были излечимы, и смысл фильмов заключался именно в их излечении: общую мораль подытоживало название фильма Льва Рудника "Жизнь сначала" (1961).

У Петрухиной шансов излечиться нет. И жизни у нее нет. Совсем. По всем параметрам она — образцовый ветеран. Общественница, воспитательница молодежи, Танюшу поставила на ноги. Вполне молода, полна сил. Но ей так плохо на земле, которую она защищала, как не было плохо даже слепцу из рабочей трущобы.

Раскрыв тайну Надежды, Шепитько наконец сжалилась над ней. Но сжалилась по-своему категорично: подарила героине желанные крылья.

Михаил Трофименков
https://www.kommersant.ru/doc/3130598
 
ИНТЕРНЕТДата: Воскресенье, 30.04.2017, 20:15 | Сообщение # 5
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Крылья (1966) / Krylya / Wings

Потрясающий, проникновенный, мысле- и душу-стимулирующий – очень зрелый - фильм 28-летней Ларисы Шепитько, по сценарию Наталии Рязанцевой и Валентина Ежова. Всего несколько дней из внешне благополучной жизни Надежды Степановны Петрухиной (Майя Булгакова, 19 мая 1932 – 7 октября 1994) – дней, когда – прорвало, затопило, когда душевный кризис достиг апогея.

Шепитько как-то призналась, что первый месяц работы с Булгаковой был чрезвычайно трудным - все отснятое пошло в корзину. Актрисе, сыгравшей до этого немало ярких эпизодических ролей, нужно было внутренне перестроиться и, отказавшись от уже нажитых навыков "характерности", принять на себя всю тяжесть сложнейшего образа, ставшего для нее испытанием на высшую категорию мастерства. Испытание актриса с честью выдержала. Без Булгаковой, с другой исполнительницей, "Крылья" немыслимы. (из статьи)

Каждый эпизод так красив, так важен, хочется упомянуть - все... Открывает фильм довольно длинная сцена портновских замеров – у Надежды Петрухиной "стандартный 48-й размер". Намёк на обыденность последующей истории, или внешности её героини? Скорее, на необычность внутреннего состояния в такой "стандартной" форме.

...Ссора учеников ПТУ, Сергея Быстрякова и заигрывавшей к нему Ермолаевой – явно любимицы Петрухиной. Не разобравшись, та обрушивает силу своего гнева на Быстрякова – Ермолаева не защитила своего возлюбленного, сказав правду...

Юность Надежды Петрухиной пришлась на годы Великой Отечественной; она была военной лётчицей. Весёлая отважная команда, рядом – любимый человек, тоже лётчик.

Прошло 20 лет. Любимого унесла война. Надежда Степановна, убеленная у висков сединами и увенчанная наградами, - депутат горсовета, директор стройучилища, выступает по телевидению, ей посвящен один из стендов в местном краеведческом музее... И живет – вернее, существует – совершенно опустошенным человеком, подпитывают которого только часто посещающие, пронзительные видéния полётов – над облаками...

Под кукольно-домиковую музыку - уютные чаепития со старым другом, Павлом Гавриловичем, – Пашей (Пантелеймон Крымов, 13 февраля 1919 - 19 июня 1982)...
- Паша, - одними губами шепчет Надежда.
- Ты меня звала? – откуда-то из коридора возвращается Павел. Этот взгляд Надежды – боль и нежность.

Дочь Таня (Жанна Болотова) как-то незаметно стала чужой. Ученики не готовы мириться с максимализмом руководителя. Петрухина «всегда была то инспектором, то инструктором, то директором» – заполняя пустую, ненастоящую свою жизнь...

Режиссёр Лариса Шепитько: "В нашей героине как бы живут два человека. Один из них - юный, непосредственный, в чем-то даже наивный, увлекающийся, радостно воспринимающий жизнь. Второй - суровый, излишне уверенный в себе, в своей непогрешимости. В этом конфликте с собой побеждают юношеская чистота, воля, нерастраченное творческое богатство. Мне хочется решить круг этих проблем в жанре фильма-исследования".

Итак, с одной стороны, непреклонный грубоватый руководитель, с другой - неуверенная в себе, смущенно хихикающая девчонка, пацанка, и – фантазерка-мечтательница (чистит картошку и вдруг: «Смотрите, утёнок! Нет, я не буду его резать...»). В ней вообще проглядывает много девчоночьего, молодого – того, из лет войны и влюблённости. А походка! - немного неуклюжая, птичья – тех птиц, которые созданы летать, приземляясь только вынужденно, которым неуютно на земле...

...Не зная, куда себя деть – да и почему в воскресенье она должна чистить картошку? – Надежда отправляется в ресторан. «Не положено,» - звучит стандартная советская фраза с невнятно-тупым объяснением.

Пожилой знакомый, бывший коллега (Целый год работали народными заседателями в суде) приглашает её – в пивную. Здесь же под плакатом "Пьянству - бой" она сталкивается с «трудным» ПТУшником Быстряковым (Сергей Никоненко)...
Почему-то для меня именно это – унылые сосиски с горошком в прокуренной пивной – особенно явно резануло бесприютностью, бездомностью, неприкаянностью этой женщины...

На следующий день (?) Надежда идёт в гости к дочери – большеглазой красавице Тане. Я начала было лихорадочно высчитывать, в каком возрасте её родила Надежда – разница лет между нестарой мамой и взрослой дочкой всё не вязалась; потом выяснилось – дочь приёмная...

- От урод, - простодушно комментирует Надежда пса, выгуливаемого Таней.
- Слушай, Тань, а ты не стесняешься? Ты ж ему в дочки годишься, - хихикает Надежда...
Она пришла знакомиться с зятем; они с Таней не расписаны, мать это беспокоит - как и разница в возрасте...

Она соскучилась за дочкой, но всё же возникает непобедимое впечатление, что та ей – чужая. «Подожди... Дай посмотрю на тебя...» - вдруг просит мать...
- Обои, - поглаживает она стены прихожей дома, где живет дочь и незнакомый гражданский зять...
У Тани с Игорем – гости. Из двери подслушав «выступление души общества» Миши (Евгений Евстигнеев) – Надежда решает, что он и есть Игорь. Она ужасно смущена – и от смущения ведет себя «смело».

- Игорь.
- Я не расслышала?..

- Изба-читальня, - это о квартире; и - снова хихикает.

- Сколько вам лет? – 37. – Были женаты? Детей нет? – допрашивает она зятя. - Когда вы познакомились с Татьяной? – и как краюху хлеба пластует зажатым с кулаке ножом – торт..

(В эпизодической роли - одного из гостей Тани и Игоря - Виталий Вульф).

Вечером Надежда изливает душу - Паше: вот, взяла девочку, думала – ближе к сердцу, а получилось вон как...

На робкое возражение Паши (Но ведь дети должны уходить) бросает: Философ. Хорошо тебе – не твоя.
Это звучит нестерпимой грубостью - очевидно, что Паша давно и безответно любит её, и поэтому "своих" у него нет...

Столь же резка и прямолинейна Петрухина в общении с подчиненными, например, со своим заместителем, Борисом Григорьевичем (Юрий Медведев, 1 апреля 1920 - 31 мая 1991).

Ермолаева, в подростковой противоречивости не сказавшая слова во имя справедливости и в защиту Быстрякова, на которого сама наскакивала, теперь убивается.
На конкурсе самодеятельности вездесущая руководитель, не долго думая, напяливает на себя «главную» матрёшку, в которой должна была быть рыдающая Ермолаева... Грустно-смешное зрелище – марионеточно-лубочный танец, где директор старательно машет матрёшкиным платочком... Кроме костюмов – ничего.

За выступлением грустно следит предыдущая участница: ясно, что против "матрёшечного" номера ей с "безыдейной" пантомимой не потянуть...

Сухарю-Петрухиной на утверждение приносит статью юная журналистка.
(В этой роли - Ольга Гобзева, род. 16 марта 1943 в Москве. Окончила Всесоюзный государственный институт кинематографии (1966, мастерская Б. Бабочкина). В 1966-1990 - актриса Театра-студии киноактера. С 1991 года живет в монастыре, была пострижена в иноческий чин 1993 году).
Она модно одета и явно торопится поскорее закончить беседу с несговорчивой Петрухиной. Но – разве та – сухарь? Вот – примеряет солнцезащитные очки журналистки; тут же упоминает «наболевшее» - свою дочь, которая тоже в университете... Ну, не нравится ей слово «почин» (Вот: передовой почин. Какое-нибудь другое слово...).

- Какая разница - начинание, почин? – удивляется журналистка и, стуча каблуками модных туфелек, исчезает. И каким же взглядом – боль, зависть? – провожает её Петрухина.

Мысли Надежды Степановны явно не о конкурсе самодеятельности, в жюри которого она сидит, – уходит, забыв сумочку... Быстряков сбежал – видимо, это не даёт ей покоя.
Неприкаянно бродит пустыми коридорами училища... И вдруг – видение: небо, облака, самолёт – спасение от неурядиц и проблем, которые так непонятны и чужды этой женщине...

Интересный эпизод с бабулей-соседкой Быстряковых: она сначала общается с Петрухиной через щелочку почтового ящика, потом приоткрывает – но дверь закрыта на цепочку...

От словоохотливой – одинокая старость - бабуси Надежда узнаёт о незавидной судьбе «трудного» Быстрякова: старший брат сидит, родители работают на заводе, отец часто поколачивает «меньшого». Бабуся симпатичная:
– Пирожка попробовай. Тёпленький еще – сама пекла.
Она явно жаждет общения - но дверной цепочки не снимает: Как же я открою? Тут ведь чепочка, - бормочет старушка в оправдание.

Дома Таня пакует вещи. - У меня тут парень сбежал. Сперва ты... – говорит Надежда дочери...

Надежда абсолютно не от мира сего: стоит ей отвлечься – и её взгляд уходит куда-то – внутрь себя? в прошлое? в несбывшуюся реальность? Бог весть...

- Может, останешься? - с усилием над собой просит она дочь. – Ты же его не любишь.
Максималистка, она сравнивает любовь дочери со своей – к Мите военных лет, рядом с которой - всё мелко и ненастояще...

- Выйди замуж, - советует дочь.
- Вот и выйду, - беспомощно хихикает Надежда. И её так пронзительно жаль за это хихиканье.
- Пусть другие возятся с твоими оболтусами.
- Не нравится тебе мать: серая, необученная, солдатня... Всю жизнь работала и за себя, и за других, где прикажут. Ты меня не жалей. Ты лучше мне позавидуй. – уверенно отрезает Надежда.

Но шёпотом зовёт ушедшую: Таня... В отличие от любящего Паши, – дочь на молчаливый зов не возвращается...

В качестве терапии Надежда слушает магнитофонную запись друзей-однополчан – они, весело галдя, наперебой обращаются к «Петрухе», поют - и она снова заряжена, полна сил.

Быстрякова нашли (по просьбе Петрухиной, позвонившей кому-то в милицию). Он с видимыми усилиями над собой «перед лицом своих товарищей» произносит стандартные извинения: не буду позорить честь училища и т.п...

С облегчением улыбается добродушный Борис Григорьевич – ему наверняка стоило больших трудов убедить Быстрякова «покаяться». Петрухина молчит; просит Сергея остаться – для ласкового напутственного слова. Но вместо этого совершает очередную грубость, безжалостно ткнув юношу в больное место – «Хочешь пойти дорожкой брата?».

Тот дёргается, как от удара. Наверняка эти же слова он слышал от отца, соседей... а Петрухина ничего не замечает – она убеждена, что действует мягко и мудро, улыбается дружески... «Я вас ненавижу», – звучит оплеухой ей, неумелому педагогу...

В терзаниях Надежды Степановны – ставшая чужой дочь, неуют быта, нелюбимая работа, всё вкривь и не так – это последняя капля.

Она пускается бродить по городу. Жарко. Заходит в пивную, к Александре Ивановне (первая большая роль Риммы Марковой). Бесприютная Надежда здесь обедает – «как дома». И расспрашивает - благоговейно-завистливо: семья есть? и муж?..

- Хорошее пиво, - как-то неловко-трогательно утирает губы рукой Надежда... – Я подруг лет 5 не видела. В письмах писать нечего. Ни себе радости, не людям. Оказывается. А в школе я артисткой считалась. Пела, - хихикает она. Та, вторая, несостоявшаяся Надежда – светлая и смешливая...

У неё действительно оказывается дивной силы голос.
Тамара Сёмина о Майе Булгаковой: "Лариса Шепитько ее вознесла, единственный режиссер, который дал ей главную роль - в фильме "Крылья". А как она сыграла! ...Как она пела, какая там, к черту, Эдит Пиаф. Если бы ей дали запеть с экрана, Пиаф на родине называли бы французской Майей Булгаковой. Такого драматизма, такого трагизма актриса - глыбина".

После пения мелодии из "Большого вальса" и танцев с буфетчицей (в пивную заглядывают страждущие посетители – и женщины смущаются, как школьницы, застигнутые врасплох) – в хорошем расположении духа Надя покупает... виноград, «мне 200 грамм». А помыть - негде.

И вдруг срывается обещанный дневной жарой - дождь. Она беспокойно-ожидающе вглядывается в опустевшую улицу...
И приходит воспоминание-сон, снято удивительно: Надю не видно, мы смотрим камерой - её глазами; вдруг застывающие кадры – Митя, Митя (Леонид Дьячков, 7 мая 1939 - 25 октября 1995)... Каменный город, ушедший народ...

она: Ты меня вспоминал?..
он: Хочешь, я попрошусь в твою часть?

... И снова реальность. Надежда в музее, где работает Пал Гаврилыч, Паша. Она – сама почти экспонат – сидит на кресле-экспонате ...
- Перед вами фотография летчика Дмитрия Грачева. Он был посмертно награжден... – всё торопливее заученная речь посматривающей на часы экскурсовода...
- А они погибли? – любопытный детский голосок... По поводу Петрухиной можно сказать – да, она погибла – тогда, 20 лет назад, вместе с Митей...

Стенд с фотографиями – вечно-юный Митя, светловолосая, с открытой улыбкой - Надя... Бесконечное падение Митиного самолёта – и раненой птицей кружение около – самолета Нади...
А тут – болтовня Паши про «натуральный бифштекс из мамонта»... Так некстати...
- Возьми меня замуж. Директор музей женится на своём экспонате... Я ушла из училища...

Между ними, на фоне - аквариум без рыб, с какой-то мутноватой, мертвой водой. Паша видит, что с Надей - неладное, но он на работе, а это, оказывается, важнее...

Куда теперь идти?... В аэроклуб. Мучительные, отчаянные попытки – костюм, шариковые ручки из кармана, - взобраться в самолет. Весёлая молодежь катает «с ветерком» знаменитую лётчицу - и как злобная пасть перед ней – ангар, смерть... С ужасом и слезами смотрит Надя на приближающуюся тьму – и – взлетает!
Этим взмывом – в небо, к Мите, к своей яркой юности, к настоящей жизни и настоящей себе, - фильм заканчивается.

Великолепная работа; без слов сказано - всё, настолько исчерпывающе и пронзительно, как редко бывает в кино.

"Петрухина по натуре, по судьбе, по сложившейся биографии - человек абсолюта. Война стала для таких, как Петрухина, порой наивысших проявлений человеческого духа. Поэтому она вспоминает войну с ужасом и вместе - как свой звездный час. Двадцать лет спустя Петрухина с ее максимализмом и жертвенностью выглядит неуместно, если не нелепо. Время переменилось, и люди, вечные его послушники, тоже. Между тем как Петрухина - еще больше укрепилась, окостенела в своей требовательности." (из статьи)

"Героиня Булгаковой выдерживает вторую битву уже после войны - битву с отчаянием. Здесь Шепитько, кстати, как и в «Восхождении», опирается на вполне христианскую мысль. Христианская мысль права, когда говорит, что, если человек не отчаялся, то и погибая, может спастись. Если человек отчается – он умрет еще при жизни.

Шепитько любила снимать про экстремальные ситуации, про человеческое мужество, человеческое достоинство, про все то лучшее в человеке, что помогает нам выжить и в настоящую войну, и про ту войну, которую мы ведем в нашей повседневной жизни". (из статьи)

* * *
Сценарист Наталия Рязанцев, Воспоминания о Валентине Ежове:

«1963-й год. Мы сидим в красном домике в Болшево, непрерывно курим и как бы сочиняем наш сценарий, а на самом деле Валя рассказывает свои великолепные сюжеты, военные, послевоенные, те, что не могут быть у нас никогда поставлены, и те, что потом превратились во всем известные фильмы, и случаи из жизни, и просто сплетни про обитателей болшевского дома, и местные легенды. И вдруг у нас кончились спички. Ну ни одной спички! Рыщем по всему красному домику, обшарили все углы, выходим к главному корпусу — все окна погашены, все спят, не у кого спичку попросить. А мы еще ничего не сочинили, все отвлекались на «коловращение» (так это Валя называл), играли на бильярде и в преферанс, он еще и в шахматы играл, гуляли со стариками по дорожкам, и пора было взять себя в руки. Смотрю — Валентин Иванович где-то в шкафу раздобыл утюг и ножичком его развинчивает. А там спираль, мы прикуриваем от утюга, и Валя, такой гордый, воодушевленный своей находчивостью, возвращается к нашему сценарию, которого еще не было, и вообще весь «проект», как теперь бы сказали, висел на волоске. Как потом он еще много раз висел, прежде чем из него получился фильм «Крылья», который, в свою очередь, тоже претерпел после краткого успеха у критиков массу злоключений и был, по сути, запрещен везде, кроме ВГИКа. Но про все не расскажешь. История фильма — это всегда целый сериал, особенно в те годы.

Я интересовалась женским авиационным полком, примеривалась, кому-то рассказывала, даже ходила к одному режиссеру — ветерану войны, обещала написать либретто, вообще тема эта носилась в воздухе и многих соблазняла, но с разных сторон. . И вдруг меня зовут в гостиницу «Пекин», чтобы встретиться там с известным уже режиссером Тенгизом Абуладзе и директором грузинской студии — тоже Тенгизом — Горделадзе. Оказалось, что Тенгиз Абуладзе уже год как ждет обещанный Ежовым сценарий «Дунькин полк», комедию на военную тему. Вот и заявочка на страницу. Абуладзе всерьез надеялся, а Ежов исчез. Куда-то уезжал, другое писал, а сейчас его нет в Москве, он в Коктебеле. Меня попросили принести свою заявку, и помню, как я вслух им читала некий дежурный текст, набранный из воспоминаний ночных бомбардировщиц.

Я трепетала не только потому, что все вокруг взрослые и заслуженные, а я — кто такая? — уже хлебнувшая после ВГИКа достаточно унижений, уже понимавшая, что наступит час расплаты и сценарий нужно будет писать, — не представляла себе комедии про войну, вообще не представляла, как такое может быть, еще было далеко до известного фильма В. Мотыля «Женя, Женечка и «катюша». Во всяком случае, если и можно что-то веселое писать про войну, то не мне, а тем, кто это сам пережил на собственной шкуре. И вот час расплаты наступил как раз в Болшево. Я к тому времени придумала и написала целую историю про довоенных девочек из летной школы, там получалось что-то задорное и забавное, но война — это было для нас святое. И я с ужасом осознала, что для того, первого, режиссера я бы тоже не смогла писать, он хотел, наоборот, жесткой правды и единственного смысла — «женщина и война несовместимы», и я допытывалась — почему? — зная, как много женщин воевали по собственной воле и вспоминали потом боевую юность с гордостью, и сейчас вспоминают. И сегодня мой неуместный тогда вопрос к человеку, прошедшему всю войну, когда я еще пешком под стол ходила, к сожалению, снова уместен, как никогда. Того режиссера давно нет в живых, он не дожил до женщин-смертниц, взрывающих себя и все живое вокруг.

А Валентин Иванович Ежов дожил и прожил, в общем, долгую счастливую жизнь, и про него все вспоминают какие-то веселые истории. А тогда, когда мы в Болшево прикуривали от утюга, надо было на что-то решаться, мне — признаться, что комедию писать не могу, что не надо обнадеживать Абуладзе и что интересует меня только современная жизнь этих женщин, отдавших юность войне. Стало быть, договора и режиссера мы лишались, и надо было на свой страх и риск без всяких заявок сочинять новую историю, и Валя с завидным легкомыслием согласился на это дело. И подхватил, и мы тут же решили, что не будем нашу летчицу привязывать к знаменитому женскому полку ночных бомбардировщиц, пусть она будет истребителем, были и такие в обычных мужских полках, он даже знал одну лично.

Но надо было, возвратясь в номер, писать сценарий, Ежов уже обещал его журналу «Искусство кино». Писать в никуда и никому, без студии и режиссера, очень трудно. И вдруг однажды Валя появился с новостью: надо показать сценарий Ларисе Шепитько. Он уже договорился с ее мужем Элемом Климовым, их обоих уже зачислили на «Мосфильм» в объединение Михаила Ильича Ромма, и Ларису наша летчица может заинтересовать.

Я прекрасно знала и Ларису, и Элема еще по ВГИКу, мы дружили с Ларисой, и поженились они буквально у меня в гостях, и я даже была у них свидетелем в загсе, мы встречались и перезванивались чуть ли не каждый день, но мне и в голову не приходило показывать ей недописанный сценарий, из которого еще неизвестно что получится.

Лариса схватилась за сценарий и немедленно стала руководить. Руководить мной ей было несложно, у нее был лидерский характер, громкий, уверенный голос, я могла противопоставить ей только тихое упрямство, но до этого еще дело не дошло. Мы были с ней очень откровенны и могли обсуждать старшее, военное, поколение с нашей 25-летней точки зрения. Ежов опять исчез, не вынес Ларисиного командного тона, она не церемонилась, ни его лауреатство, ни разница в возрасте в семнадцать лет для нее ничего не значили, могла хлопнуть по плечу, пошутить как-нибудь обидно, он сердился, но как-то добродушно, все-таки мы были перед ним — две девчонки, и он снисходительно посматривал, как мы будем выплывать.

Вообще, Ежов не выносил конфликтов, легко прощал чужие грехи, как и свои, ненавидел эту советскую доблесть — «требовательный к себе и другим». Он не мог бы быть никаким начальником и счастливо этого избежал. Когда у нас с Ларисой возникали конфликты, откуда ни возьмись появлялся Ежов как миротворец.

Один такой случай описан в книге Анатолия Гребнева, в воспоминаниях о Болшеве. Когда я, не дописав последней страницы окончательного четвертого варианта сценария, улизнула в подвал, в бильярдную, Лариса ворвалась с проклятьями и слезами и раскидала шары на глазах у почтенной публики. Я тоже заплакала, нервы у нас были на пределе, и смотреть мы друг на друга не могли. А жили в одной комнате. Ежов и Марлен Хуциев нас утешали в разных концах коридора и по отдельности провожали на станцию. Сценарий то принимали, то не принимали, то запускали, то откладывали. Сменялись приставленные к нам редакторы и кураторы, мы пережили пять коллегий и худсоветов, а когда уже вот-вот должны были запустить, произошел всеизвестный переворот — сняли Хрущева. И нас опять не запустили — выжидали, затаились, какие теперь наступят времена, никто не понимал.

Времена настали самые лицемерные, когда уже все, кажется, всё понимают, но выполняют все коммунистические ритуалы, как прежде. Мы учились хитрости у старших, переживших и не такие времена и не сломавшихся — веселых, остроумных, щедрых».

* * *
Наталья Рязанцева: Сценарий фильма «Крылья» написан в соавторстве с Валентином Ежовым, напечатан в журнале «Искусство кино» в 1964 году под названием «Повесть о летчице». Это мой дебют в игровом кино. Фильм был тепло встречен критикой, но вскоре «лег на полку» на двадцать лет.

* * *
Евгений Габрилович: Сценарий ее [Рязанцевой] первой значительной картины озаглавлен «Крылья» — история фронтовой летчицы. Тот, кто видел войну, понимает значение этого слова. А тому, кто не видел, не так-то легко до глубин растолковать его смысл, хотя столько отличных писателей и кинематографистов не раз пытались это совершить. Война кончена, героиня Рязанцевой возвращается в мирную жизнь: судьба миллионов. Но это женщина. И женщина, долгие месяцы смотревшая смерти в глаза. Как пойдет в дальнейшем такая жизнь? В годы, когда умолк гул бомбежек, стоят на покое боевые «У-2», когда вернулось все мирное и домашнее, казалось, такое несложное и привычное. Рассмотрением этого, анализом пристальным, без приглаживаний и обычных поблажек, и занят автор сценария «Крылья». Просто-напросто удивительно, как Рязанцева, никогда не знавшая фронта, поняла эту женщину-фронтовичку, все то, что выкристаллизовала в ней война, весь ее нрав, душу, неприспособленность, с которыми она возвратилась в мирную жизнь. Именно эта неприспособленность к обычному и связанная с ней нравственная суматоха являются той главной линией сценария, которая пробивает видимую оболочку сюжета и идет к общезначимому. К нравственной ошибке героики с общепринятым, вошедшим после громов войны в свои берега. Рязанцева не дает поблажек своей героине. Тут нет ни слезливости, ни сантиментов, ни обычных сценарных успокоений. Если уж тяжело, так это действительно тяжело. Если весело, то это именно так, как должно быть весело именно ее героине. Да и к нраву и поступкам ее она предъявляет самые резкие требования, без умильности и прикрас. И все же глубочайшее уважение внушает нам эта женщина даже после такого разбора-разноса. Мы любим ее, горюем и радуемся с ней. Мы сердцем с ней, хотя она без котурн и даже как бы перед судом нашим. В этом большая победа сценариста.

http://cinemotions.blogspot.ru/2008/10/1966-krylya-wings.html
 
ИНТЕРНЕТДата: Воскресенье, 30.04.2017, 20:16 | Сообщение # 6
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Крылья

Что-то неразгаданное, а может, и непостижимое есть в судьбе Ларисы Шепитько: как будто некая сила до поры до времени отступала перед этой светоносной, волевой, красивой и талантливой женщиной, но все же подстерегла момент и нанесла ей смертельный удар. Сорок первый год жизни Лариса Шепитько встретила в зените славы, путь к которой стал ее восхождением к высотам постижения человеческого духа, не зря один из лучших ее фильмов назывался "Восхождение". И погибла в расцвете сил и творчества в 1979 году. Начинала выпускница ВГИКа в 1963 году фильмом "Зной" по повести Чингиза Айтматова. "Крылья", второй по счету фильм режиссера, вышел на экран в 1966 году. По ходу съемок дважды меняли название: "Повесть о летчице" стала "Гвардии капитаном", наконец, "Крыльями". Думается, окончательный вариант наиболее точно выразил внутренний смысл произведения, в котором конкретная судьба отдельного человека, выписанная в сценарии Валентина Ежова и Натальи Рязанцевой, стала для режиссера предметом не только психологического анализа, но и историко-философского осмысления.

По выходе картины на экраны ее оценили по-разному. Тогда было принято ленты "про рабочий класс" обсуждать с участием передовиков производства, рецензии на картины "про врачей" заказывать известным медикам и т. п. Фильм Шепитько опробовали в аудитории бывших военных летчиц - ровесниц экранной героини. Показанное было воспринято зрительницами с простодушной установкой на то, что художественное произведение должно быть чем-то вроде зеркала их реальных биографий. В зале после сеанса раздался ропот: не слишком ли тяжела послевоенная судьба героини? Ведь есть же примеры того, как бывшие летчицы овладели новыми профессиями и не испытывали на обретенной стезе душевных драм, в отличие от показанной на экране Петрухиной. Не надуманы ли и ее переживания?

Однако публика в обычных кинотеатрах приняла картину хорошо. Благожелательно отнеслась к ней и профессиональная критика, хотя толкования характера Петрухиной сильно разошлись. Одни видели причину ее внутренних коллизий в том, что оставленное ею летное дело было ее единственным призванием Другие обвиняли Петрухину. в мирное время, как и на войне, она осталась всего лишь исполнительницей, сохранила психологию человека, готового действовать не размышляя и требовать того же от других...

Ключ к верному пониманию образа дала в одном из интервью сама Шепитько: "В нашей героине как бы живут два человека". Художественный строй фильма, созданного режиссером, как раз и служит впечатляющему раскрытию двойственного, противоречивого характера главной героини фильма.

Ее воплотила на экране актриса Майя Булгакова. Шепитько как-то призналась, что первый месяц работы с Булгаковой был чрезвычайно трудным - все отснятое пошло в корзину. Актрисе, сыгравшей до этого немало ярких эпизодических ролей, нужно было внутренне перестроиться и, отказавшись от рке нажитых навыков "характерности", принять на себя всю тяжесть сложнейшего образа, ставшего для нее испытанием на высшую категорию мастерства. Испытание актриса с честью выдержала. Без Булгаковой, с другой исполнительницей, "Крылья" немыслимы - выбор режиссера был снайперским.

Важно оказалось все. То, например, что Надежда Петрухина не блещет особой красотой, не выделяется в толпе и похожа на персонаж документальной хроники. Внешние данные актрисы типичны, даже, если угодно, стандартны. В фильме, кстати, это подчеркнуто: пожилой портной, к которому приходит героиня, чтобы заказать костюм, делает положенные замеры, чтобы заключить: "Все. Стандартный. Сорок восьмой". Достоверно и легко узнаваемо как бы примелькавшееся в толпе лицо этой женщины - без каких-либо заметных изъянов, но и без особой привлекательности.

Однако в ней, словно бы уже давно зрителю знакомая, кроется никем не разгаданная тайна, открыть которую и брались авторы фильма. Начать с того, что Петрухина по натуре, по судьбе, по сложившейся биографии - человек абсолюта. Война стала для таких, как Петрухина, порой наивысших проявлений человеческого духа. Поэтому она вспоминает войну с ужасом и вместе -как свой звездный час. Двадцать лет спустя Петрухина с ее максимализмом и жертвенностью выглядит неуместно, если не нелепо. Время переменилось, и люди, вечные его послушники, тоже. Между тем как Петрухина - еще больше укрепилась, окостенела в своей требовательности. Берет все чаще окриком - резким своим, пронзительным голосом...

Осознает ли она сама степень собственной отчужденности от жизни? И кто, в конце концов, прав в разворачивающемся на экране споре Петрухиной, которая олицетворяет героические времена, с новым, безгеройным временем? На этот вопрос авторы фильма не дают однозначного ответа. "Крылья" - из тех картин, которые требуют самостоятельной работы зрительской мысли.

Сюжет фильма охватывает всего три дня из жизни Петрухиной - директора профессионально- технического училища. Поначалу у Надежды Степановны все обстоит как будто более или менее благополучно. Она человек известный - депутат горсовета. Фотографии, запечатлевшие некогда юную военную летчицу, красуются на стендах местного краеведческого музея. Петрухину уважают, а интеллигентный и спокойный человек, директор музея Павел Васильевич (Пантелеймон Крымов), давно и безответно любит Надежду Степановну.

И все же назревавший в ней душевный кризис именно в показанные на экране три дня достигает мучительной остроты. В эти дни она навещает свою дочь Таню. Когда-то она удочерила эту девочку, вырастила ее, но совсем недавно их совместное житье-бытье в аккуратно прибранной, хотя и не очень удобной квартире нарушилось: Таня ушла к человеку, за которого вышла замуж вопреки воле матери.

Придя к дочери без предупреждения, Петрухина обнаруживает Таню в обществе мужа и его друзей. Шепитько изображает типичную компанию "шестидесятников" на кухне: пунктирный, рассчитанный на понимание с полуслова разговор, обрывки исповедей, жалоб, мгновенные шутки, интимность растворенного в воздухе дружелюбия, противопоставляемого казарменноной атмосфере, господствующей вовне - в обществе, в государстве.

Всем своим обликом, каждой фразой Надежда Степановна свидетельствует о полной своей чужеродности тому, что происходит на кухне. Чувство неловкости испытывают и она, и они. Разговор продолжился было, с заминками, а потом и вовсе угас.

Вот эта-то отчужденность ранит горько Надежду Степановну, хотя она и сама по отношению к другим, например к воспитанникам ПТУ, ведет себя зачастую по форме правильно, а в сущности - бессердечно.

Применяя к "трудному" подростку Быстрякову (эту роль играет Сергей Никоненко) все полагающиеся по инструкции педагогические меры, не пытаясь при этом понять ни душевного его состояния, ни тяжких обстоятельств жизни, Надежда Степановна доводит паренька до состояния крайнего отчаяния. С отрешенностью человека, обреченного на самое страшное, он негромко, отчетливо и убежденно говорит ей в лицо: "Я вас ненавижу!"

На это страшное признание, как и на бесчувствие собственной дочери, Надежда Степановна отвечает отнюдь не озлоблением, а тяжелой тоской и задумчивостью. Она пытается найти спасение от душевной смуты в привычных для нее местах. Идет в музей, в тот зал, где с фотографий на стене смотрят она сама, ее подруги-летчицы и еще один светловолосый, ясноглазый молодой летчик, ее, Надин, любимый Митя. Тем временем экскурсовод со служебным пафосом долдонит лекцию, после которой одна из экскурсанток-школьниц задает, как и полагается слушательнице, вопрос. Интересуется: "А они все погибли?" Надежда Степановна, тихонько застывшая у какого-то стенда, вдруг начинает ощущать себя историческим экспонатом. Об этом в фильме не сказано словами, это показано, выражено прежде всего актерским исполнением Булгаковой.

Еще горше и мучительнее чувствует себя Надежда Степановна, ища утешения на торжественном заседании в Доме культуры, а потом - на устроенных там же танцах. Она просит знакомого пригласить ее на вальс, но у незадачливого гражданина, оказывается, радикулит. Другой, видно пожалев ее, высказывает намерение стать ее партнером, но она уже одумалась, посерьезнела, печать все той же тоски уже легла на ее лицо. "Я пошутила", - говорит она, отступая от приглашающего, и вдруг начинает хихикать.

Она вообще чаще всего не смеется, а как-то застенчиво, по-девчоночьи, как бы извиняясь и самооправдываясь, хихикает. И в этой ущербной и надрывной реакции немолодой женщины слышится одичалая, почти патологическая усталость одинокой, неприкаянной души.

"Крылья" по жанру - монодрама, режиссер Лариса Шепитько и оператор Игорь Слабневич строят изобразительное решение в соответствии с тревожно-пульсирующим состоянием ума и сердца страдающей героини. Кадры ретроспекции возникают как воспоминания Петрухиной о молодости и любви, они словно бы высветлены и очищены памятью. При том что действие происходит на войне, авторы сумели найти ему выразительно-поэтическую форму, в особенности в сцене последнего прощания влюбленных, когда с экрана слышен зовущий голос юной Нади, а видны только самолеты в небе: падает вниз, как раненая птица, огромная его машина, а рядом вьется голубкой, словно пытаясь подставить свои крылышки, ее маленький самолетик...

Современные сцены даны в хроникально-будничном стиле, однако прозаическое на вид повествование наполнено множеством скрытых метафор. Самый наглядный пример - концерт художественнои самодеятельности воспитанников ПТУ, точнее, их номер с "матрешками". Ученики Петрухиной втискиваются в разукрашенные деревянные панцири, одной из исполнительниц нет на месте, и директор ПТУ сама влезает в огромную "старшую" матрешку, плывет, невидимая за куклой, резво размахивая платочком.

Развернутой сюжетной метафорой предстает сцена, в которой Петрухина, узнав адрес Быстрякова, идет к нему домой. Ребята в ПТУ взволнованы, парень исчез, и Надоеда Степановна намерена "навести справки". Дверь приоткрывает старушка - соседка Быстряковых. Она счастлива появлению нечаянной собеседницы, кротко улыбается, охотно отвечает на вопросы. Нет сомнений, что старушка одинока и ей тоскливо сидеть взаперти в четырех стенах. Напоследок она, попросив Петрухину подождать, приносит ей свежеиспеченный пирожок. Но дверь так и не распахивает, беседа происходит через узкую щель, через нее же просовывается гостье угощение. На вопрос Надежды Степановны, почему ее боятся впустить, старушка указывает на цепочку, накинутую изнутри на дверь. Цепочка словно бы отделилась от хозяйки и обрела самостоятельное право преграждать ей путь, заточение старушки выглядит, по ее же собственному полувнятному объяснению, не добровольным, а вынужденным.

Метафора эта многозначна. Она, конечно, намекает на предстоящую сиротливую старость самой Петрухиной, но еще больше это иносказание о ее сегодняшнем дне. О ее способности на душевный отклик и сопереживание, забронированную ее же стилем поведения.

Да, она резка, у нее акцентированная актрисой солдатская походка, а торт, принесенный в подарок Тане, она не режет, а рубцует, словно финкой орудует, крест-накрест и еще на куски. Но сущность ее, спрятавшаяся под этим панцирем, протестует против него же. Ее второе "я" приоткрывается в сцене, когда заходит к ней посумерничать Павел Васильевич. Она благодарна старому другу за поклонение и мркскую верность, хотя, полюбившая в юности единожды и навсегда своего Митю, ответить Паше не может. Они пьют чай с вареньем, после чего он собирается уходить. Она, будто проверяя, сохранилась ли ее женская магическая сила, тихо, одними губами, шепчет: "Паша!" И он тут же возвращается: "Ты меня звала?" Она отвечает ему - нужно видеть Майю Булгакову на экране - взглядом, наполненным нестерпимой болью вперемежку с нежностью.

Это она не его зовет, а Митю, своего единственного из небытия двадцать лет спустя выкликает. Неслышный зов ее в молодости был так силен, что Митя - это показано в ретроспекции, - покусывая травинку, вдруг задумчиво сообщает без выговоренных просьб с ее стороны, что хочет перевестись в ее часть, к ней поближе.

Тихая камерная сцена Надежды Степановны и Павла Васильевича, окутанная вечерним мягким светом, составляет рефрен к ретроспективной, где действие несет в себе знаки любви и интимной тайны.

Рефрен усиливает впечатление идеальной насыщенности первой встречи и томительной бессодержательности второй: становится окончательно ясным, что Надежда Степановна никогда не согласится на бескрылый семейный союз с Павлом Васильевичем.

К концу показанной на экране истории зритель должен прийти к выводу, что не в годы войны, когда Петрухина защищала Отечество, а душа ее к тому же была переполнена нежной любовью к Мите, а в прошумевшие после войны двадцать мирных лет натура ее зачерствела и огрубела. Чем шире была общественная деятельность Петрухиной, тем глубже, на самое дно, пряталась ее истинная человеческая сущность.

Но живая душа Надежды Степановны в конце концов заговорила, когда ее волевой нажим и прямолинейность встретили сопротивление у молодых. Когда исчезло удовлетворение от рьяно исполняемого долга и вдруг открылось: нет у нее никаких иных ценностей, способных принести радость, жизнь ее уже пуста, да и была без Мити пустой, и заполнить ее чем-то другим она не сможет.

Напоследок Петрухина идет искать утешения в родной аэроклуб. Здесь Надежде Степановне искренне рады, а ее, как магнитом, тянет к машине. И вот она у штурвала. Юные учлеты решают прокатить дорогую гостью с ветерком, разгоняют самолет вручную и с веселыми криками выводят на дорожку, ведущую... к ангару. Все ближе и ближе, символизируя участь героини, надвигается черная пасть ангара. Улыбка сошла с лица Надежды Степановны, в глазах ее - боль и слезы. Но что это? Самолет вдруг заурчал моторами, летчица Петрухина развернула машину и взмыла в небо. Туда, к Мите, в страну абсолюта

Приземлится ли она, окунется ли снова в жизнь, которая уже начала ее из себя выталкивать? Или предпочтет уйти из жизни в вечный полет? Об этом после выхода "Крыльев" на экраны много спорили. И сегодняшний зритель вправе по-своему истолковать "открытый финал" фильма Ларисы Шепитько.

http://www.russkoekino.ru/books/ruskino/ruskino-0070.shtml
 
ИНТЕРНЕТДата: Воскресенье, 30.04.2017, 20:16 | Сообщение # 7
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Крылья (1966)
Драма


Эта картина принадлежит к числу немногих отечественных кинопроизведений 60-х годов о современности, где есть метафорический выход к прошлому, к Истории. Как и Марлен Хуциев в параллельно снятом «Июльском дожде», Лариса Шепитько, тоже пользуясь доминировавшей тогда «эстетикой документальности», обращается к образу городской женщины — преодолевшей сорокалетний рубеж преподавательницы училища Надежды Петрухиной. Но именно эта героиня, которая воспринимается излишне сухой и жёсткой своими учениками, взрослой дочерью Таней или молодой журналисткой, берущей у неё интервью, оказывается в то же время непосредственной носительницей памяти о минувшей войне, будто бы «живым экспонатом» в местном музее ратных подвигов, потому что раньше была лётчицей и участвовала в боях. Однако парадокс нынешней судьбы Петрухиной заключается в том, что она, подобно более молодой по возрасту Лене из «Июльского дождя», тоже должна приобщиться к Истории, чтобы проверить, словно при помощи нравственного камертона, собственную жизнь.

И точно так же, как и в «Июльском дожде», название якобы повествовательного, прозаического фильма способно раскрыть метафорический смысл произведения, который находится в нём до этого всё-таки невыявленным. Заголовок «Крылья» усваивается в нужном ключе далеко не сразу, требует некоторого раздумья. Но его «недосказанность», к тому же подкреплённая рядом иносказательных, в конечном счёте, сцен, свидетельствует о скрытой поэтичности этой внешне обычной картины. Например, эпизод в музее метафорически говорит о том, что сама героиня может оказаться «вещью под стеклом». Да, действительно — прошлое и война были для Петрухиной лучшим временем её жизни, своеобразным взлётом в судьбе, духовным восхождением. Но всё же минувшее должно быть и в настоящем теми крыльями, которые поднимают в воздух и несут к будущему.

Поэтому финал ленты (когда Петрухина садится в учебный самолёт и взлетает вверх) в высшей степени знаменателен. Он становится метафорой обретения героиней утраченной гармонии с самой собой и с людьми. Важно всегда чувствовать за спиной крылья, ощущать себя рассекающим воздушное пространство на большой высоте и видеть над головой опрокинутое зеркало неба. Крылья, как дух, возносят человека над самим собой, позволяя ему увидеть себя таким, каким он должен быть всегда, каждое мгновение своей жизни.

А в творчестве всего лишь 28-летней Ларисы Шепитько (она погибнет в автокатастрофе через 13 лет) «Крылья», пожалуй, является самым лучшим фильмом, в котором мастерство постановщика не вступает в противоречие с человеческими принципами нравственности, как в более позднем «Восхождении», и героиня, блестяще сыгранная Майей Булгаковой, вызывает, прежде всего, подлинное и искреннее сочувствие и сопереживание.

Сергей Кудрявцев
http://www.kinopoisk.ru/level/3/review/880543/
 
Форум » Тестовый раздел » ЛАРИСА ШЕПИТЬКО » "КРЫЛЬЯ" 1966
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Copyright MyCorp © 2024
Бесплатный хостинг uCoz