братья-режиссёры
| |
Александр_Люлюшин | Дата: Среда, 10.11.2010, 13:34 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 3282
Статус: Offline
| Братья Жан-Пьер и Люк Дарденн
Братья Дарденн занимаются кинематографом с конца 1970-х, но международную славу приобрели лишь на рубеже столетий, когда в течение шести лет их фильмы «РОЗЕТТА» и «ДИТЯ» были удостоены главного приза Каннского международного кинофестиваля — премии «Золотая пальмовая ветвь».
Своё детство будущие бельгийские знаменитости провели в Льеже – крупном промышленном городе, где живут и работают до сих пор. Любимым занятием Жан-Пьера (1951) и Люка (1954) уже тогда было сочинять разные истории и разыгрывать их перед друзьями. Как только у них появилась собственная любительская кинокамера, они придумали игру в режиссеров: один из братьев командовал «Мотор! Начали!», а второй дурачился перед объективом. Потом они менялись ролями. И сегодня на традиционный вопрос, без которого не обходится ни одно интервью, «как вы работаете вместе?», у них давно заготовлен ответ, что у них нет четкого разделения ролей. Они вместе пишут сценарий, обсуждают все детали и попеременно командуют на съёмочной площадке.
Жан-Пьер и Люк Дарденн снимают малобюджетное и бесхитростное кино. По просторам их кинолент неспешно и почти бессобытийно передвигаются затерянные в пространстве и времени герои. В большинстве случаев это молодые люди. Данный факт братья объясняют тем, что молодёжь – это тот возраст, когда можно что-то изменить, а кино как раз рассказывает о том, как люди меняются и становятся более чувствительными к поднимаемым проблемам. На одной из пресс-конференций Жан-Пьер сказал: «Нас часто критикуют за то, что мы снимаем социальное кино, наши герои – это люди небогатые, испытывающие трудности. Просто наши герои – это обычные люди из окружающего нас мира. Нам интересно исследовать связь поколений, нам интересно понять, как можно стать человеком, не получив завещания, не переняв опыт старшего поколения».
Всю свою фантазию братья направляют на сам процесс съёмки – игру актёров, операторскую работу, выбор декораций. Низкие бюджеты их фильмов не ограничивают возможности кинопроцесса, а наоборот, провоцируют всё новые и новые открытия. Музыки в фильмах практически нет, потому что её нет в сюжетных ситуациях. Любые намеренные акценты излишни. В их кино практически отсутствуют диалоги. На вопрос, вызван ли этот речевой минимализм ощущением исчерпанности словесной культуры или чем-то ещё, братья отвечают, что их герои – это люди, которым говорить очень тяжело и иногда даже бесполезно. Они не видят, что происходит у них внутри, и не способны ни выразить этого, ни даже осознать. Они просто там, вот в этой ситуации.
Жан-Пьер и Люк Дарденн остаются верными принципам не развлекательного, но воспитывающего, человечного кино, рассматривающего проблемы сложного нравственного выбора. «Жизненные» истории этих замечательных бельгийских режиссёров относятся к лучшим явлениям современного мирового кинематографа, способного не оставлять равнодушным, одновременно отталкивая своей неспешностью, вызывая ненависть к ряду необъяснимых поступков непутёвых героев и восхищая их моральным просветлением как неожиданным хэппи-эндом далеко не сказочного мира.
Документальные фильмы
1978 — / Le Chant du rossignol 1979 — / Lorsque le bateau de Léon M. descendit la Meuse pour la première fois 1980 — / Pour que la guerre s’achève, les murs devaient s'écrouter 1981 — / R… ne répond plus 1982 — / Leçons d’une université volante 1983 — / Regard Jonathan/Jean Louvet, son oeuvre 1987 — / Il court… il court le monde 1997 — / Gigi, Monica… et Bianca
Игровые фильмы
1987 — Фальшь / Falsch 1992 — Я думаю о вас / Je pense à vous 1996 — Обещание / La promesse 1999 — Розетта / Rosetta 2002 — Сын / Le fils 2005 — Дитя / L’Enfant 2007 — У каждого своё кино / Chacun son cinéma — эпизод «Во мраке» 2008 — Молчание Лорны / Le Silence de Lorna 2011 — Мальчик с велосипедом / Le Gamin au vélo
|
|
| |
ИНТЕРНЕТ | Дата: Среда, 10.11.2010, 13:36 | Сообщение # 2 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Братья Дарденн как вирус варварского реализма Мало кто сразу, без предварительной подготовки и репетиции, способен отличить на лицо одного брата от другого. Казус легко обосновывается – Жан-Пьер и Люк, как сиамские близнецы, идут по жизни бок о бок уже много лет: вместе снимают, вместе пишут сценарии, дают интервью, фотографируются. Их давно воспринимают единой творческой натурой, совокупным автором, и еще вопрос - смогут ли они снять фильм порознь. Тем не менее, для акта идентификации отметим, что Жан-Пьер обладает более густой шевелюрой, а Люк более разговорчив и чаще улыбается. Для тех, кто следит за движением на фестивальной авансцене, Дарденны появились в одночасье – редкие знатоки франко-бельгийской кинопериферии знали об их существовании до участия Обещания в "Двухнедельнике режиссеров", одной из секций Каннского кинофестиваля. Обещание /1996/ получило тогда награду Международной конфедерации художественного и экспериментального кино (prix C.I.C.A.E), а через три года после сенсационной победы братьев в основном конкурсе о них узнает и весь остальной мир, не скупясь на публичное раздражение и теряясь в догадках о причинах выдвижения. Тогда удар на себя принял Дэвид Кроненберг - человек, от которого менее всего можно было ожидать страсти к прямолинейным и сухим конструкциям. Председатель каннского жюри-99 разделил симпатию между Розеттой (Золотая пальмовая ветвь) и Человечностью Брюно Дюмона (Большой приз жюри). Логика решения прослеживается, если не забывать, что Кроненберг всегда был открыт экстремальным жестам и бесповоротным провокациям. В то время у всех на устах была "Догма", и пресса без конца сетовала на вторичность эстетики бельгийцев, неготовая признать безыскусный стиль вновь провозглашенных победителей магистральным выходом для европейского кино рубежа веков, которому по ряду суровых оценок был предначертан первый приступ маразма. В 2005-м, когда Дарденны станут повторными лауреатами, про "Догму" забудут. Она останется лишь как набор клише и пример скороспелой массированной атаки на европейские бастионы киношколой одной отдельной взятой страны (правда, под чутким руководством действительного гения - полководца Ларса Фон Трира). Возвращаясь в 99-ый, подытожим, что Кроненберг частенько увязал в жанровом мясе и был склонен к презентации патологий, но это один из немногих режиссеров, который обладает пророческим видением ситуации. Талант Кроненберга не единожды подтверждали его фильмы (стоит вспомнить, что еще в середине 70-х он предсказал приход эры СПИДа). Получается так, что Кроненберг и выпустил из пробирки вирус Дарденнов, который с этого года стал гулять по свету, оседать в умах и перекраивать на свой лад мировую кинематографическую ментальность. "Надо делать фильмы. Хватит читать литературу о фильмах" (здесь и далее – реплики Люка Дарденна из дневника "Обратная сторона образов" - Искусство кино, №7-9, 2008) Они любят говорить, что пришли в кино случайно, однако история их более чем логична: Жан-Пьер был актером, а Люк - театральным режиссером. В счастливый для обоих момент они договорились объединить усилия и поставить пьесу, а позже, увидев ее на пленке, решили, что надо бы начать снимать самим. К 1975-му году, имея опыт сотрудничества с телевидением, братья созрели для первых киноопытов, начав дело с организации собственной фирмы – верного пути энтузиаста, пришедшего в кино всерьез и на правах хозяина. Ранних опытов дуэта никто не видел, а по самокритике первых двух игровых картин – Falsch /1987/ и Je pense à vous /1992/ - можно предположить, что братья сами не горят желанием их показывать. Дарденны снимают фильмы там, где родились - в пригородах и промзонах бельгийского Льежа. Как они делят полномочия в своей лаборатории, неизвестно. Биограф Жан-Пьер Лимузен силился выяснить кто какие роли выполняет в документальном фильме Домашнее кино братьев Дарденн /2006/. В интервью Лимузену, наблюдавшему процесс создания фильма Дитя, Люк радостно сообщал, что режиссеров на самом деле даже не двое, а трое. Третьим является "монитор" - незаменимый помощник и обязательный спутник одного из братьев, который отсматривает рабочие кадры, в то время как второй руководит производственной частью. Затем Жан-Пьер и Люк меняются местами – один усаживается перед экраном, второй рулит на съемочной площадке. Двойной контроль позволяет достичь предметной и психологической точности. Работу дуэта можно не принимать на уровне эстетики, но их нельзя поймать на враках: драматургия точна, коллизии увязаны, аутентичность достигнута. У них все натурально. Если надо, авторы усадят сопляка Жереми Ренье за руль несущегося микроавтобуса или обучат работе сварщика (Обещание), а дебютантку Эмили Декенн заставят выпекать вафли на продажу (Розетта). Авторы подходят к фильму, проверяя его действие на самих себе – неслучайно, режиссеры снимают эпизоды в их поступательной последовательности. Если в фильме Сын /2002/ должно быть отснято пять сцен в столярном цехе, то Дарденны пять раз будут начинать съемку в гараже, не довольствуясь возможностью отснять все сцены разом в единожды обустроенном павильоне. "Искусство не спасет ни мир, ни вообще никого" Про Дарденнов не скажешь однозначно, любят ли они своих героев. С одной стороны, авторы к ним беспощадны. С другой – дуэт создает мир не сам по себе, а вокруг подопытных кроликов, фигурирующих в названиях фильмов (Розетта и Лорна, "сынок" Франсис и "дитя" Брюно). Дарденновским протагонистам свойственна неистребимая жовиальность, они неимоверно живучи и подвижны. Персонажи постоянно осуществляют некий труд на экране, как бы неся трудовую повинность за извечную болтливость и праздность франкоязычного кино. Достаточно вспомнить несовершеннолетного героя Жереми Ренье из Обещания. Он работает в автосервисе, который служит ему прикрытием для участия в отцовском бизнесе по эксплуатации труда нелегальных иммигрантов: пацан раздает команды, распределяет работы, собирает дань, оформляет документы, укрывает гастарбайтеров от налетов инспекций и проверяющих. В свободное время, которого у него практически не бывает, парень собирает байк из запчастей и лома. Так нагружать деталями судьбу персонажа могут только неравнодушные авторы. Слегка подсадив зрителя на крючок детективной обманки (или поставив перед психологическим тупиком сюжета), авторы отказываются доводить зрителя до состояния кулинарной готовности. После суматошно-истеричной Розетты они выдают заторможенного Сына. В последнем стремление намекнуть на наличие остросюжетной трассы, а потом, в самый ответственный момент, свернуть на психологическую узкоколейку, видно особенно отчетливо. Сначала публика знакомится с нелюдимым и странным преподавателем плотницкого дела, который почему-то находится в смятении, и зритель гадает почему. В середине фильма, когда тайна неожиданно раскрывается (причем, походя и нарочито безыскусно), накаливается другая нить сюжета. Ты ждешь основательной нервотрепки (а то и кровавой развязки) между трудовиком и его учеником, но Дарденны, как всегда, собственными руками подрубают сук "сладкого финиша". В Сыне они отказываются от психологического финала, как за несколько лет до этого отказывались от лирического экстремума в "Розетте". С ледяным хладнокровием французской философии, препарирующей явления жизни таким образом и языком, что иначе прочитывать последовательность вещей уже невозможно, Дарденны методично изводят падкого до скорых зрелищ зрителя очередной дистиллированной повестью о маргиналах, и когда зритель уже кипит, бросают ему за пазуху холодную жабу. Если в финале Розетты или Дитя еще будут горькие слезы, то в Сыне не будет ни прощения, ни раскаяния. Кино Дарденнов в своей наступательной активности просто-таки вынуждает на ответный жест: оно так построено, что исключает равнодушие, провоцируя на яркие эмоции. Чувства восхищения и ненависти шагают впритирку. Кажется, будто фильм братьев Д. наступил тебе на ногу - удержаться от ответного тычка сложно: хочется вдарить и дурехе Розетте, предавшей единственного друга, и обормоту Брюно, продавшему своего ребенка (Дитя), и недобитку Франсису, пустившему под откос жизнь нескольких людей (Сын). Отталкиваясь от штампов, ранние фильмы братьев напрямую привязывали к традиции кино Кена Лоуча, чему авторы сами давали повод, специализируясь на социально-исторических сюжетах (о сопротивлении в годы Второй мировой или о всеобщей забастовке 1960-61 гг.). Однако можно предположить, что Дарденны иначе подходят к выбору тем, по-другому расставляют акценты, что связано, не с английским стремлением к индивидуализму ("свобода для себя, значит, для всех"), а с этикой французского просвещения ("свобода для другого, значит, для всех"). Режиссеры делают решительный шаг к реальности, выражая ее неразрешенность и непрозрачность выбором дистанции и необычным ритмом. Дарденны принципиально лишают игровое пространство благостной искусственности, отказываясь доводить его художественный образ до такой степени, при котором возникает желание полюбить фильм, т.е. пожелать замещения окружающей реальности экранной. Ломая композицию, экспериментируя с ритмом, тем самым Дарденны преломляют отношение к традиции "великой иллюзии" - они отказываются следовать ей напрямую. "Подвижность камеры стала необходимостью в силу нашего желания находиться внутри вещей" Все их фильмы снимал Ален Маркоэн – и львиная доля критики к Дарденнам начинается с претензий к работе оператора. Но именно в этом отрывке фразы ("находиться внутри вещей") кроется первопричина и творческое кредо авторов. Вещи не проявляются сами по себе, а дают себя знать через соседство и взаимоотношение с другими вещами. У братьев Дарденн состояние беспокойства, которое вызвано столкновением групп различных интересов – коренного жителя и иммигранта, работодателя и работника – доведено до максимума. Но авторы идут дальше и делают инъекцию "вируса беспокойства" тем отношениям, на которых зиждется представление об устойчивом положении мира , инфицируя отношения отца и сына (Обещание), матери и дочери (Розетта), родителей и ребенка (Дитя). Во всех случаях оператор неотступно следует за персонажами – где они, там и кино. Камера и гл.герой – словно сами бельгийцы - братья. Камера висит на плече персонажа, тащится за ним по бездорожью, путается в ногах и спотыкается, пинками подталкивает тело и облизывает лицо. Не поймешь, кто кому подрядился поводырем (оператор кажется еще слепее очкарика Оливье Гурме). Так кинематографический мир наперегонки соревнуется с инициировавшей его реальностью. Однако эта "братская" телесность кинематографа Дарденн имеет ту же природу, что и крупный план человеческого лица у Бергмана: момент искренности, часть аттракциона по созданию гипнотической ауры, распахнутые двери в мир фильма, через которые зритель проникает в экранную душу и пожирает ее (или наоборот). Операторская контактность осмыслена настолько, насколько тщательно прописан сценарий. Занятно, что никому еще не пришло в голову сделать римейк дарденновских фильмов. Ведь в период поворота Голливуда лицом к человеку, сюжеты бельгийцев помимо прокатных бонусов могли бы продемонстрировать (и поклонникам, и недоброжелателям) стройность конструкций и мелодраматический потенциал братьев-драматургов. Что может быть жалостливее судьбы Розетты, которая в поисках работы бьется как рыба об лед и на миг теряет человеческий облик, или девушки, несчастным уделом которой является защита собственного ребенка от посягательств урода-отца (Дитя /2005/). Надо сказать, что Дарденны-сценаристы не так просты: каждый их фильм начинается с уверенной драматической уловки, они не тратят времени на раскачку. На второй минуте фильма Обещание Игор в мгновение ока обворовывает пожилую автолюбительницу, вытаскивая из салона ее машины кошелек с только что полученной пенсией. Сын открывается эксцессом в плотницком цехе (в пилораме застряла доска и по общей суете стажеров и крикам столяра мы предполагаем, что кто-то мог пострадать). Розетта /1999/ начинается бурным выяснением отношений работницы с менеджером, известившем девушку, что с завершением испытательного срока та будет уволена (кажется, что в драке принимает участие даже оператор). Дарденны взяли колодку любительского кино (до Молчания Лорны /2008/ они снимали исключительно на 16мм камеру) и вложили в нее концентрат жизненного содержания. Сам операторский подход был тождественен замыслу и стремился передать через редукцию событий внешнего мира состояние замордованного неудачами горожанина. Это не пустые слова. Когда мы сами несемся на работу, не выспавшись, раздражаясь от лиц неприятных прохожих, грязи, бездорожья, толчеи и давки везде и всюду, мы видим мир именно таким - пасмурным облаком, затеняющим солнечную красоту мира. В фокус Дарденнов попадают чьи-то ноги или голова, кусок неинтересного ландшафта, отдельные предметы (фен для сушки волос, облегчающий желудочные боли Розетты, или груда 20-тикилограммовых мешков муки, которые девушка должна перетаскать к чану с кондитерской массой за рабочую смену). Камера проносится мимо, не задерживая взгляда; нет возможности остановиться и обозреть мизансцену – здесь нечем любоваться. Так и мы – как ломовые лошади - на автопилоте курсируем по единственному маршруту "работа"/"дом", уткнувшись в знакомый отрезок дороги или спину впереди идущего. "Чтобы изобрести что-то в искусстве, иногда бывает любопытно попытаться сделать нечто противоположное тому, что делает большинство" Показательно, что на сайте imdb.com личность одного из братьев характеризуется дурацкой фразой: "Мы не Спилберги. Спилберг успешен, мы - нет". Сайт, направленный на американизацию мирового кинематографа, не нашел ничего лучше для идентификации авторов, нежели оценить их позицию через связь с лидером мирового мейнстрима. И если уж на то пошло, можно сказать, что Дарденны своим присутствием решают глобальную культурологическую задачу - формирование актуального художественного отклика с заниженным порогом потребительского потенциала. Холодный французский рационализм вкупе с бельгийским хирургическим спокойствием рождает ту форму киноподачи, которую не каждый (даже профессиональный) зритель может переварить. Дарденны укрепили миф о том, что европейское киномышление в борьбе с нашествием "большого стиля", которому поддались даже Альмодовар, Линч и Джармуш (те самые каннские конкуренты Розетты), решительно делает ставку на концепцию сырого повествования, декларируя тем самым отчуждение по-раблезиански жирного и бутафорского постмодернизма. Кино Дарденнов характеризует еще одно отличительное свойство. Оно не нуждается в иронии - средстве, которое уже давно не является признаком профессиональной легкости и ловкости, а, скорее, спасительным лубрикатором, из которого выдавливается смазка на шершавую конструкцию сюжета, удобряемую для удовольствия прокатывающейся по сюжету зрительской задницы. Когда все стремятся к профессионализму, что означает наращивание объемов инвестиций и рейтинговых имен, бельгийцы стремятся к любительству. Но это любительство мнимое, как у дальних "родственников" Дарденнов, представителей "кинематографа обманчивой простоты" Кшиштофа Кесьлевского, Аббаса Киаростами, Кристиана Мунджу. Здесь события могут быть простыми и многозначными одновременно. Неравнодушный зритель оценит общественную критику и социокультурные предостережения, реалистическую густоту и философскую отстраненность, сермяжную приземленность и библейские параллели. "Вопрос не в том, понравится ли фильм зрителю, а в том, понравится ли зритель фильму?" Сегодня братья возглавляют гурт священных коров каннского фестиваля - в Дарденнах Канн нуждается больше, чем они в нем. И если для одних бельгийские реалисты стали синонимом актуальности, то для других – катастрофической ошибкой мировой кинозакулисы, спровоцировавшей поток социальной спекуляции и открывшей настежь ворота для эстетической бездарности. Дилетантизм в профессии теперь можно прикрывать не только интеллектуальным бредом, но и фамилией братьев, щедро обласканных современностью. Главным образом, режиссерам приходится нести ответственность и смывать плевки не столько за себя, сколько за легион эпигонов и двоечников, пытающихся въехать в рай на чужом горбу и считающих достоинством отказ от профессиональных кондиций ради сохранения "чистоты творческого я" (эту глупость можно произносить только в кавычках). За таким "достоинством" скрываются прогулы в киношколах, творческая дефективность и элементарная лень. Неумение выстроить мизансцену или грамотно поставить свет в дарденновскую эпоху стало достижением. К самим Дарденнам это не относится, кроме того, что если уж вознамерился идти в авангарде, будь любезен, пожинай плоды. Некогда критик С.Кудрявцев высказал пожелание, что за сегодняшнее изобилие компьютерной галиматьи следует кастрировать Жоржа Мельеса и Джорджа Лукаса. Мысль можно расширить, поскольку всякая заурядная и прискорбная утилитарность в своем начале идет от великого свершения. Точнее сказать, становящегося "великим" вследствие ядерного воздействия на ландшафт мира и диету его потребителей. Те, кому авторитет Дарденнов недостаточен, могут "перевести стрелки" на Брессона или Росселлини. Хотя и творчество Дарденнов вполне сойдет за детонацию нового взгляда на реализм для кинематографа, к концу 90-х оказавшегося на пороге дигитального марша и любительского бума. Но в отличие от большинства гиперактивной киномолодежи, с не обсохшим на губах молоком абы как ныряющей в философско-бытийное плавание, Дарденны вынашивали свои отношения с кинематографом в условиях махрового забвения двадцать долгих лет, усиленных преподаванием и неигровой практикой. Находясь в самом сердце благополучной Европы, тандем раз за разом высвечивает гнилую зону, "горячую точку", что является некоей защитной реакцией этой самой Европы, направленной, во-первых, на подтверждение сообщения с окружающим миром, поскольку рефлексирующее сознание способно удовлетвориться предложенной картиной лишь через обозрение проблем и прочувствование чужой боли как своей собственной. Во-вторых, искусство создания тревоги утверждает сохранность западноевропейских ценностей и указывает на здоровую функциональность кинематографа. Творческий облик братьев Дарденн удовлетворяет этим селекционным требованиям, поэтому их кино оказалось поднятым на щит кинокультуры цифровой эры. Тот факт, что дуэт не изменил социально-художественной концепции ни после первой "Золотой пальмовой ветви", ни после второй (не пошел на раздувание смет и подрыв своего авторитета как адептов локальной и низкобюджетной позиции) говорит о том, что выбор Жиля Жакоба был верен. За всей неудобовариваемостью эстетики (пора бы признать, что я и сам недолюбливаю их фильмы) надо согласиться, что кино Дарденнов носит насущный характер, являясь созвучным чувству растерянности перед враждебным миром. Это чувство тем острее, чем сильнее ты понимаешь адекватность и логику ситуации. От мира, населенного инфантилами, циниками и хамами, нельзя отвернуться, как невозможно отказаться от собственного отражения в зеркале. "Может быть, вот оно, зеркало искусства кинематографа. Позволить зрителю обознаться в себе самом. Не узнать себя, принять себя за другого, стать другим" Владислав Шувалов http://www.cinematheque.ru/post/139662
|
|
| |
ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 15.02.2014, 10:36 | Сообщение # 3 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Радиостанция «Эхо Москвы». Программа «Отдел кадров» Гости: Люк Дарденн и Жан-Пьер Дарденн Ведущие: Вита Рамм, Лев Гулько Воскресенье, 26.06.2005
В. РАММ – Итак. У нас в гостях (даже и не выговоришь) дважды лауреаты Каннского фестиваля. Они совершают большую поездку по миру и Москва – это в рамках этой поездки по миру, чтобы представлять свой новый фильм «Дитя». И сегодня в 21.30 вы сможете его посмотреть в кинотеатре «Ролан». Братья Дарденны у нас в гостях. Это великое событие, когда суперзвезда мирового кино у нас в Москве, в нашей студии.
Л. ГУЛЬКО – Здравствуйте.
В. РАММ – В мире несколько есть только режиссеров, которые обладают Каннской Золотой Пальмовой ветвью. Как в этой связи к вам относятся в Бельгии? Вы национальные герои, ужинаете с королевской семьей…
Л. ГУЛЬКО – Ездите на машине с мигалкой?
В. РАММ – Банки, фонды ждут очереди у ваших дверей? Что для вас, национальные герои Бельгии?
ЛЮК ДАРДЕНН – К сожалению, нет, потому что искусство – это не спорт. Команда футбольная или игроки большого тенниса – вот, это национальные герои. Я вообще езжу еще на автобусе или на поезде или вообще пешком хожу иногда.
Л. ГУЛЬКО – То есть жизнь, она такая тяжелая, что девушки на шею не вешаются, в ресторанах вас не узнают?
ЛЮК ДАРДЕНН – Нет, конечно, мы стали знаменитыми. Я считаю, что это хорошо, что мы режиссеры, а режиссеры всегда должны оставаться несколько в тени. Актеры – они в свете славы, а мы несколько в тени.
В. РАММ – В маленькой Бельгии сложно быть режиссером или легко, так как вы местные суперзнаменитости?
ЖАН-ПЬЕР ДАРДЕНН – Два в одном. У нас не так много денег в стране, чтобы делать кино, поэтому мы вынуждены искать партнеров за границей. И так как у нас индустрия кинематографа не очень хорошо развита, каждый кинодеятель может возделывать сам себе свою дорогу. А потом мы видим, бог, он своих узнает.
В. РАММ – Скажите, в Бельгии снимать в кино, когда рядом очень мощная киноструктура во Франции с большой государственной поддержкой, много фильмов снимается, в прокате голливудское кино, ваша философия кино, я понимаю, что можно ее понять по вашим фильмам, но, тем не менее, со своими студентами вы ее определяете, эту философию кино?
ЛЮК ДАРДЕНН – По отношению к Франции? Нет, не определяем.
В. РАММ – А что вы своим студентам объясняете, что надо бороться с Голливудом?
ЛЮК ДАРДЕНН – Нет, конечно, я их не учу, как надо бороться с американским кинематографом, у американцев очень хорошее кино и было, и есть, наоборот, я их призываю смотреть некоторые американские фильмы. Чему я их учу, потому что у меня уроки сценария, уроки письма, я их учу писать такие сценарии, которые были бы близки им, которые исходили как можно с наименьшим эффектом из их внутреннего мира.
В. РАММ – А то, что вы не используете спецэффектов или современных компьютерных разработок, это из-за того, что денег мало, и проходится искать себя в финансовых рамках, или это тоже принципиальная позиция? Дай вам 100 миллионов, на что бы вы их потратили?
ЛЮК ДАРДЕНН – Drink.
Л. ГУЛЬКО – Это понятно всем.
ЖАН-ПЬЕР ДАРДЕНН – В конце концов, мы делаем то, что мы умеем делать, для нас какие-то спецэффекты, это не принципиально, это не так важно для того кино, которое мы делаем. В какой-то степени мы пытаемся снять внутреннее движение наших героев. Есть другое кино, которое снимает другое, мы снимаем вот это.
Л. ГУЛЬКО – 12 часов почти 30 минут в Москве. Я слежу за временем. Сейчас мы послушаем самые свежие новости на волнах радиостанции «Эхо Москвы», а потом послушаем с нашими сегодняшними гостями, знаменитыми братьями Дарденн.
НОВОСТИ
Л. ГУЛЬКО – 12 часов 35 с половиной минут. Я напомню вам, что у нас в гостях знаменитые братья Дарденн. И, продолжая вопрос нашего кинообозревателя Виты Рамм, я бы хотел спросить у братьев вот, что. Как с вашей точки зрения, с точки зрения режиссеров, Москва и вообще Россия – это город, страна спецэффектов или это больше, так сказать, Голливуд? Я так понимаю, что вопрос поставил несколько в тупик наших гостей.
В. РАММ – Как вообще вам показалась Москва?
ЛЮК ДАРДЕНН – Большой город. С каким-то аспектом, который мне показался несколько тяжеловесным, как я думаю, связан с периодом советской эпохи, и с аспектом чего-то такого быстрого и легкого, как я думаю, что это связано с капитализмом, который быстр и проникает повсюду. И так же в городе Москве и в людях ему показалась, что есть некоторая щедрость, нет такого высокомерия, они хотят общаться, они хотят говорить, они не высокомерны.
В. РАММ – Я хочу добавить, что наши гости только из аэропорта, когда приехали в Москву, они увидели самое лучшее проявление москвичей, они поехали на митинг поддержать Музей кино, а в Музей кино у нас ходят замечательная публика. И то, что сейчас у Музея кино большие проблемы и то, что он под угрозой закрытия, режиссеры отдали свой голос в его поддержку. Конечно, они увидели москвичей светлых и таких организованных. Я права?
ЖАН ПЬЕР ДАРДЕНН – Конечно, когда даже мы в других каких-то странах побывали, мы видим только некоторую сторону вещей, мы не можем все видеть. Но я считаю, просвещенные люди, лучшая молодежь – это не только та, которая ходит в музей кино и интересуется кино, но есть и другие. Не надо никогда думать, что та частица, к которой мы принадлежим – самая лучшая. Тогда это будет катастрофа, если так начать думать.
Л. ГУЛЬКО – Если можно, я задам вопрос о политике или, может быть, о какой-то социальной жизни. То самое убийство Тео Ван Гога в Амстердаме показало, что Европа стоит перед такой серьезной проблемой, как политкорректность. Воспринимается собственно эта политкорректность как слабость и новые этнические поселения начинают диктовать какие-то свои условия. Как сохраниться при этом людьми, как не впасть, с одной стороны, в расизм, а, с другой стороны, сохранить какую-то свою самобытность, скажем так, европейские христианские ценности?
ЛЮК ДАРДЕНН – Я считаю, что люди, которые убили Тео Ван Гога (это страшное убийство), и надо этих людей заключить в тюрьму. Они принадлежат к группировке, которая, на мой взгляд, самая страшная сейчас группировка, это исламисты. Но также помимо исламистов есть другие люди, мусульмане, которые просто хотят путешествовать, смотреть на мир, делиться своими знаниями, получать другие знания. И я думаю, что в современном мире большая опасность того, что люди будут смешивать эти два понятия: мусульмане и исламисты. Я считаю, что мусульмане должны собраться. Если они соберутся все вместе и обсудят главные вопросы, это будет один шаг к миру, к миру на земле. Они, как мне кажется, должны собраться вместе, как это было с Ватиканом-2, и обсудить свое отношение, обсудить свои традиционные взгляды, свое отношение к женщине внутри религии и также отношение своей религии к другим религиям: к еврейству, к христианству, к остальным людям и дать больше свободы мусульманам верующим, больше свободы внутренней. Это будет один шаг к эволюции мира.
Л. ГУЛЬКО – Тогда следующий вопрос. Как может этому помочь такое искусство как кино?
ЖАН ПЬЕР ДАРДЕНН – Кино, оно повествует о человеке, который меняется, о чем-то, что меняется. Вся история кино, она в этом и заключается Посмотрите на Чарли Чаплина. Только такие фильмы могут остаться на долгие года в памяти и стать великими фильмами. И, может быть, таким образом кино заставит зрителя задуматься и измениться самого зрителя. Может быть.
В. РАММ – Ваш герой в фильме «Дитя» в финале плачет. По-разному мои коллеги отнеслись к этому плачу. Одни восприняли это как его очередную игру, другие поверили в его тоску, третии все-таки стали думать, что герой, пройдя какие-то испытания, повзрослел. Какая трактовка близка к вашей?
ЛЮК ДАРДЕНН – Это то, что Брино как раз меняется в этот момент, когда он плачет, и становится человеком, мужчиной, взрослеет. Он смотрит на Соню и, может быть, узнает, в первый раз осознает, что она его любит и первый раз за все время фильма, за все время с появления ребенка, он задает вопрос о ребенке: как Джимми, как он. Это осознание и ребенка тоже понимание того, что что-то изменилось.
В. РАММ – Ваши фильмы часто получают экуменические премии, награды. Считаете ли вы себя религиозными режиссерами? Я в одной рецензии даже читала, что вас сравнили с экранизаторами Евангелия. Особенно по фильму «Сын».
ЛЮК ДАРДЕНН – Мы конечно, совершаем чудеса, но мы вам не будем об этом рассказывать. Может быть, потому что также нас называют братья, братья Дарденны, а братья в католической религии – монахи. Может быть некоторые критики полагают, что нас называют братьями, потому что мы в какое-то время покидаем наш монастырь, приходим, отснимем кино и опять возвращаемся в наш монастырь. Когда главный герой Жеремье, когда был принят на роль, он сказал своим друзьям, что я ухожу сниматься, на 6 месяцев я ухожу в монастырь. Мы достаточно строги с нашими актерами и не оставляем им свободы в каких-то рамках, конечно. Помимо этого, по-серьезному, может быть, потому что наши фильмы повествуют о людях, о внутреннем движении, о движение души, а религия она тоже как-то говорит, призывает к внутреннему движению. У каждого из наших героев есть какой-то ритуал, который они совершают, который им помогает жить. Наверное, из всех наших героев больше всего ритуалов было у Розетты, наверное, потому что она была самая одинокая.
ЖАН-ПЬЕР ДАРДЕНН – Всегда герои, которые встречают других героев, которые одиноки: Розетта, Оливье, Брино. Но и в Ветхом завете больше чуть-чуть, но также и в Новом завете очень много разных глав, описывающих встречи двух людей. И у нас в фильмах тоже очень много встреч двух людей. Может быть, это из-за этого сравнение.
В. РАММ – Вы встретились в одной семье в детстве. Что должна была делать мама, что ваша встреча долго так продолжается? Как она вас воспитывала? Я знаю, что мальчики обычно настаивают, кто главнее.
ЖАН-ПЬЕР ДАРДЕНН – Она пела в деревне.
В. РАММ – И это успокаивало?
ЖАН-ПЬЕР ДАРДЕНН – Она пела на сценах (не на мировых), на сценах сел, деревенек, оперетты. Когда мы были маленькими, она сажала нас на диван и пела нам песни.
Л. ГУЛЬКО – И все же, кто в вашем дуэте главный?
В. РАММ – Кто говорит «мотор», кто говорит «снято»?
Л. ГУЛЬКО – Кто выбирает марку вина, например?
ЖАН-ПЬЕР ДАРДЕНН – Мы никогда не заказываем себе вина, мы всегда заказываем воду. А потом один из нас (либо один, либо другой) делает чудо, и вода превращается в вино. А когда мы в России делаем это чудо, нам говорят, что вода превращается в грузинское вино.
В. РАММ – И все-таки кто на площадке командует «мотор»? Кто ищет деньги? Или кто пишет, кто думает? Вы так синхронно думаете?
ЛЮК ДАРДЕНН – Мы все время работаем слаженно, все время работаем вместе. У нас на площадке есть камера, есть экран, который подсоединен к камере, один – у экрана, один – у камеры, мы все время взаимозаменяемы, нет у кого-то места точного. Все время обсуждаем фильм, все время вносим какие-то исправления, снимаем. Главного нет. Мы так много говорим о фильме заранее, так долго обсуждаем фильм, даже во время съемок, перед самими съемками у нас обязательно репетиции в актерами, которые длятся очень долго, по нескольку часов, так что в конце концов, это наш фильм, у нас общее видение. И в конце концов, будь у нас третий брат, это был бы и его фильм тоже в такой же степени.
Л. ГУЛЬКО – Может быть, третьего брата заменяет жена? Вопрос-то вот, в чем, советуются ли наши гости со своими родными, как творить при выборе темы?
ЖАН-ПЬЕР ДАРДЕНН – Нас двое близких и этого хватит, мы друг с другом советуемся. Как только нас становится трое, уже начинаются беспорядки.
В. РАММ – Какое кино вас вдохновляет? Вот, дома коллекция видео. Какое кино вы, когда устали, хотите посмотреть? Или вы по-другому восстанавливаете силы, не связанно с кино: концерты какие-нибудь?
ЛЮК ДАРДЕНН – Да, мы смотрим фильмы дома на DVD, на видео. Последние фильмы, которые я пересматривал, это были фильмы Кеслевского «Декалог» и «Человек с востока» (фильм 1962 года).
В. РАММ – А вы?
ЖАН ПЬЕР ДАРДЕНН – Я не смотрю фильмов. Под «Солнцем сатаны».
В. РАММ – Ваш фильм выходит у нас в прокат, что бы вы пожелали вашим дистрибьютерам, как лучше провести рекламную компанию этого фильма? Потому что к нему нельзя применять голливудские стандарты, такого плана, как «Звездные войны» рекламировали. Но мне бы хотелось, чтобы этот фильм посмотрели как можно больше людей.
ЖАН-ПЬЕР ДАРДЕНН – Мы тоже желаем, чтобы как можно больше людей посмотрели наши фильмы. Мы желаем нашему дистрибьютеру, чтобы у нетто тоже было как можно больше зрителей нашего фильма. И когда будут первые показы первых копий нашего фильма, чтобы как можно больше людей пришло и заинтересовалось фильмом и купили бы этот фильм, чтобы распространять его в другие города России. Наши фильмы, конечно, не как голливудские фильмы. Американские фильмы, их намного проще показывать, потому что уровень ниже и проще к восприятию, поэтому привлекает больше людей. Тем не менее, хотели, чтобы наши фильмы смотрели, приходили зрители. Мы поддерживаем нашего дистрибьютера, желаем всего хорошего, и будем думать вместе с ним и будем совершать чудеса.
В. РАММ – Дистрибьютер Сэм Клебанов, «Кино без границ».
ЖАН-ПЬЕР ДАРДЕНН – В фильме рассказывается о паре молодых, которые любят друг друга, но которые должны найти друг друга, которые потеряны несколько в этом мире, которые преодолевают препятствия вместе или порознь, и которые, в конце концов, находят или нет друг друга.
В. РАММ – У нас заканчивается эфирное время. Мне очень хочется спросить, легко ли поступить учиться у братьев Дарденн? Что нужно еще, кроме знания французского языка, например? Большие деньги ли это стоит? Могут ли русские парни и девочки из России приехать к вам в Бельгию и учиться у вас режиссерскому ремеслу? Возможно ли это?
ЖАН-ПЬЕР ДАРДЕНН – У нас нет школы как таковой.
В. РАММ – Просто устроиться к вам работать на фильм, я имею в виду. Зато две Пальмовые ветви! Ребята, подумайте! Цена!
ЛЮК ДАРДЕНН – Если пошутить, то надо прийти в монастырь и просто принять жизнь монастыря на 6 месяцев без всех удовольствий. Но если по-серьезному, это очень просто приехать и поучиться у Дарденнов, потому что это фильмы простые, которые повествуют о простых фильмах. Это просто улыбаться или плакать перед камерой, быть таким, какие вы есть перед камерой.
Л. ГУЛЬКО – Если вы пройдете все испытания, то и вы научитесь превращать воду в вино.
ЖАН ПЬЕР ДАРДЕНН – Совсем не обязательно приезжать в Бельгию и учиться, работать у Дарденнов. В России величайшее богатство литературы, и надо просто начать работать, что некоторые делают. Несомненно, самый великий писатель – этой русский писатель. А чтобы начать работать, больших денег не надо, надо просто одну камеру, один микрофон. И не отдаваться таким иллюзиям, миражам, что все остальное, кроме работы, кроме серьезности – это блаж. И то, что мы получили Пальмовую ветвь, доказывает лишний раз состоятельность Каннского фестиваля, который выбирает фильмы с таким бюджетом, и то, что с таким бюджетом можно сделать хорошие фильмы, которые будут выбраны Каннским кинофестивалем. Не надо никогда отдаваться иллюзии этой мишуры, которая блестит, которая радует глаз, но за которой стоит сатана, который может вас совратить.
Л. ГУЛЬКО – Мы говорим спасибо нашим сегодняшним гостям: режиссеру Жан Пьеру и Люку Дарденнам – дважды обладателям Золотой Пальмовой ветви Каннского фестиваля.
В. РАММ – Сегодня фильм в кинотеатре «Ролан» в 21.30.
Л. ГУЛЬКО – Спасибо и до встречи, надеюсь, в нашем эфире. А у нас новости.
http://www.echo.msk.ru/programs/department/37235/
|
|
| |
ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 15.02.2014, 10:48 | Сообщение # 4 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Сказки про темноту: Братья Дарденн разрушают мифы о Европе
На прошлой неделе в российском прокате стартовал «Мальчик с велосипедом» — новая картина главных звезд бельгийского авторского кино, братьев-режиссеров Жана-Пьера и Люка Дарденн. Представленный прошлой весной в Каннском конкурсе, откуда Дарденны последнюю дюжину лет регулярно увозят призы, «Мальчик» принес им очередной Гран-при фестиваля. Решение жюри было несложно предугадать. Дарденнов в Каннах давно любят за гуманизм, столь же упорный, как и характер мальчика с великом: все их фильмы складываются в идейно и стилистически цельное высказывание о проблемах людей из неблагополучных слоев общества.
Небольшая Бельгия, которую по привычке считают милой буржуазной страной, производящей на свет исключительно вафли, шоколад и вишневое пиво, на самом деле неустанно дает режиссерам материал для киноисследования социальных язв. Look At Me решил разобраться в главных темах творчества режиссеров и посмотреть, как они развенчивают мифы о благополучной Европе.
МИФЫ О ЕВРОПЕ, РАЗВЕНЧАННЫЕ ДАРДЕННАМИ
Европейская провинция — райское место
Основательные замки, аббатства, живописные холмы, реки, мощеные улочки средневековых городков и прочая благодать из туристических путеводителей — все это первым делом приходит на ум при словах «тихая европейская провинция». И это, пожалуй, один из главных стереотипов о Европе, подтверждения которому не найти ни в одном фильме Дарденнов. Уроженцы Валлонии, братья-режиссеры все картины снимают в родном Льеже и его окрестностях, которые, кроме исторических достопримечательностей, сейчас могут «похвастаться» одним из самых низких уровней жизни в стране. По некогда мощному индустриальному городу сильно ударил экономический кризис, и регион фактически выживает за счет богатой соседней Фландрии (к вящему недовольству ее обитателей, регулярно выступающих в духе «хватит кормить нищие регионы»). Льеж Дарденнов — бедные окраины, грязные улицы, неимущие обитатели трейлер-парка за чертой города, криминал, разруха и гопники. Даже в «Мальчике с велосипедом», их самом благостном и солнечном фильме, в кустах городского парка можно наткнуться на штаб уличной банды, а за углом симпатичной провинциальной парикмахерской подростки торгуют наркотиками.
Родители любят своих детей
Чем беднее слои общества, тем хуже у них обстоят дела дома: герои Дарденнов, как правило, из неполных семей либо их родители попросту самоустраняются из жизни своих отпрысков, решая собственные проблемы. Дарденны главным образом говорят о том, что вырваться из низов не так просто. Виной этому, конечно, дурные корни и порочный круг: воспитанные по законам улиц, подростки в итоге вырастают в таких же плохих родителей, как их собственные. Неслучайно несколько их картин постфактум выстроились в своего рода историю о преемственности поколений — в 1996 году они открыли 15-летнего актера Жереми Ренье, который с тех пор стал практически талисманом их фильмов и, по сути, везде у них играет одного и того же героя, попадающего под прицел камеры в разные этапы своей жизни. В «Обещании» он — подросток — занимается делами отца по нелегальному трудоустройству бедных иммигрантов; в «Дитя» — сам становится отцом и пытается продать новорожденного сына на черном рынке; в «Мальчике с велосипедом» все-таки отправляет сына-тинейджера в приют, обрекая того на повторение своей несчастливой судьбы. Печальный парадокс, по мнению режиссеров, в том, что совершенно чужие люди порой проявляют куда больше участия в жизни неблагополучных подростков, чем их безответственные родственники. К примеру, в «Сыне» плотник разрывается между чувством мести и почти отеческой заботой о несовершеннолетнем убийце собственного сына, в «Мальчике с велосипедом» добросердечная парикмахерша берет в дом сложного подростка, хотя это рушит ее личную жизнь.
Нет безработицы
В отличие от своих английских коллег-реалистов вроде Майка Ли или Кена Лоача, Дарденны снимают даже не о пролетариате. Героев многих их фильмов не назовешь рабочим классом — попросту потому, что с трудоустройством у них тоже неладно, и совсем не по причине лени или необразованности. В «Розетте», принесшей Дарденнам первую премию в Каннах, главная героиня согласна на любую неподъемную работу, лишь бы как-то обеспечить существование себе и спившейся матери. Но даже за самые непривлекательные рабочие места в провинции есть жестокая конкуренция. В первых же кадрах Розетту увольняют с фабрики, хотя она неплохо справлялась — просто начальству намного выгоднее менять работников как перчатки, выплачивая им только за испытательный срок. Устроившись в пекарню месить тесто и таскать тяжести, Розетта теряет и это место — и опять не по своей вине: хозяин пекарни пристраивает на ее место своего сына-лоботряса. «Розетта» сыграла роль не только в фестивальной карьере режиссеров, но и прямым образом повлияла на бельгийскую социальную систему. Предложений о работе, конечно, больше не появилось, но выход фильма разбудил общественность, и был принят закон, по которому работодателям запретили платить несовершеннолетним меньше минимального оклада для взрослых.
Хорошие условия для иммигрантов
У мультикультурной политики оказалось множество острых углов, а система соцподдержки не в состоянии справиться с нахлынувшим на Европу потоком иммигрантов. Далеко не все из них попадают туда легально, и многим приходится идти на ухищрения, чтобы остаться в стране зачастую на почти бесправном положении, не говоря уже о проблемах с заработком. В «Обещании» Дарденны разоблачают целую схему по эксплуатации приезжих, процветающую не без участия коррумпированных властей. Роже, бельгийский провинциал, благодаря своим криминальным и легальным связям помогает бывшим жителям бедных стран обустроиться в Европе, но на птичьих правах. Его подшефные живут в тесных каморках обветшалого особняка, где то и дело отключается отопление, шифруются от трудовой инспекции и «отстегивают» начальнику буквально за каждый свой шаг. Десять лет спустя ничего не изменилось, и Дарденны снова возвращаются к этой проблеме в «Молчании Лорны», взявшей в Каннах приз за лучший сценарий. Здесь герои также втянуты в махинации по получению вида на жительство: всей схемой заправляет мафия, и вырваться из ее лап почти невозможно. Один раз вступив в преступный сговор и нарушив иммиграционный закон, придется дальше играть по преступным правилам, и искать защиты будет неоткуда. Дарденны приподнимают завесу криминальной истории, чтобы разглядеть под ней человеческую драму: вглядеться в душу героя, связавшего себя беззаконными обязательствами. Это истории о бесправии и сломанных судьбах людей, так и не получивших шанса жить по самым простым законам европейского общества, куда они так стремились.
Социальная система защищает граждан
Судя по фильмам Дарденнов, бельгийские приюты для беспризорников и ночлежки по сравнению с нашими выглядят как дома отдыха, органы правопорядка не наводят на местных жителей ужас, а социальные работники готовы научить безработную мать пеленать младенца. Для отсидевших несовершеннолетних преступников, как в «Сыне», есть реабилитационные училища, где из них готовят трудоспособных членов общества. Но по сути система остается равнодушной: в «Обещании» трудовая инспекция приходит проверить нелегалов для проформы, ограничившись беглым осмотром (при неудачном исходе всегда может помочь взятка), в «Мальчике с велосипедом» воспитатели в детдоме дают позвонить отцу на давно отключенный мобильный, но не прикладывают никаких усилий, чтобы его найти. Героев Дарденнов спасает только «человеческий фактор», когда при виде их несчастий может дрогнуть сердце у отдельных людей, но это скорее исключение и счастливый шанс, который режиссеры, в отличие от реальности, почти всегда дают персонажам своих фильмов. Их картины, построенные по принципу «кому в Бельгии жить нехорошо», конечно же, не перечень пробелов в социальной программе государства, а почти что евангелические истории о милосердии, искуплении и всепрощении, побеждающих безденежье, немытую посуду и дурной круг общения.
29 марта 2012 http://www.lookatme.ru/mag....-evrope
|
|
| |
|