Воскресенье
24.11.2024
20:56
 
Липецкий клуб любителей авторского кино «НОСТАЛЬГИЯ»
 
Приветствую Вас Гость | RSSГлавная | "ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ" 1966 - Форум | Регистрация | Вход
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
"ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ" 1966
Александр_ЛюлюшинДата: Суббота, 12.06.2010, 06:10 | Сообщение # 1
Группа: Администраторы
Сообщений: 3279
Статус: Offline
«ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ» 1966-67, СССР, 109 минут — художественный фильм Марлена Хуциева







Сюжет

Главная героиня фильма: Лена, инженер на типографской фабрике. Её жених Володя — перспективный учёный. По ироничному определению приятеля, «антимагнитен, морозоустойчив, водонепроницаем, антикоррозиен, тугоплавок… не сгорает в плотных слоях атмосферы». Им около тридцати. Фильм рассказывает об их жизни на протяжении нескольких месяцев: от июльского дождя до поздней осени. Встречи с друзьями, среди них: Алик, душа компании, ловелас, бард, участник Великой Отечественной войны, о которой он вспоминает с немного циничным юмором; Владик, кладезь сведений обо всём на свете, но одинокий и неустроенный. История с научным докладом Володи, который присвоил себе его начальник-профессор. Неожиданная смерть отца Лены…

Отношения, начинающиеся как идеальные, заканчиваются разрывом, когда Лена, разочарованная, пересмотревшая взгляды на жизнь, отказывается выходить за Володю замуж.

Финальная сцена фильма: встреча фронтовиков у Большого театра.

В ролях

Евгения Уралова — Лена
Александр Белявский — Володя
Юрий Визбор — Алик
Евгения Козырева — мать Лены
Александр Митта — Владик
Илья Былинкин — Женя
Юрий Ильчук — Лёва
Алла Покровская — Лёля Курихина
Борис Белоусов — Шаповалов
Валерия Бескова — жена Шаповалова
Валентина Шарыкина — Люся
Виталий Беляков — спортивный мужчина

Съёмочная группа

Режиссёр: Марлен Хуциев
Авторы сценария: Анатолий Гребнев, Марлен Хуциев
Оператор: Герман Лавров
Художник: Георгий Колганов
Авторы песен: Юрий Визбор, Булат Окуджава

История создания

Сюжет фильма родился у режиссёра ещё на съёмках «Весны на Заречной улице», в Одессе. Он вбежал в телефонную будку во время дождя и представил, что там же прячется девушка, а он накидывает ей пиджак. Примерно такой же сценой начинается «Июльский дождь».

Проблематика. Критика

29 августа 1967 года в газете «Советская культура» появилось открытое письмо Хуциеву, в котором «Июльский дождь» обвинялся в слабой драматургии, претенциозной режиссуре, затянутости, эстетизме, во вторичности по отношению к предыдущему фильму. По мнению М. Черненко, в письме можно «увидеть, как последовательно и непринужденно, без заранее обдуманных намерений, без интриги… официальная критика шестидесятых годов выпрямляла судьбу отечественного кинематографа».

Фильм вышел в самом конце «оттепели», примерно тогда же были положены на полку фильмы Андрея Кончаловского, Андрея Тарковского, Киры Муратовой, Александра Алова и Владимира Наумова. В «Июльском дожде» режиссёр и сценарист отразили настроение конца эпохи, хотя в нём не было публицистичности. Герои фильма — это, по сути, повзрослевшие герои предыдущего фильма «Застава Ильича», лишившиеся романтических ожиданий.

Кинокритик Александр Генис обнаружил в картине Хуциева общие черты с кинематографом «Французской новой волны» и так отозвался о фильме: «Эти длинные планы, положенные как было модно в то время для значительности, на музыку Баха […], обладают некоей кинематографической магией, которая, впрочем, пропадает всякий раз, когда герои открывают рот. «Июльский дождь» не похож на обычный рассказ, скорее это зарисовки, очерки, наброски. Здесь нет ничего обязательного, ничего необходимого. Камера легко отвлекается от истории ради введения посторонних линий, ради интересного лица или интерьера. Такая композиция, по касательной, соотносит «Июльский дождь» с фильмами новой волны, родившейся в начале 60-х годов во французском кинематографе».

Музыка

В фильме звучат песни в исполнении Юрия Визбора: «Песенка о пехоте» (слова и музыка Булата Окуджавы), «Спокойно, товарищ, спокойно…» (слова и музыка Юрия Визбора).

Смотрите фильм

https://vk.com/video16654766_159918936
 
Аня_ОсокинаДата: Суббота, 12.06.2010, 15:47 | Сообщение # 2
Группа: Друзья
Сообщений: 65
Статус: Offline
для меня "Июльский Дождь" - фильм-атмосфера. Атмосфера, в которую очень хочется окунуться с головой, которая пробуждает какие-то неясные, щемящие воспоминания, чувства, очень светлые. Невероятно утончённо-красивый фильм, в котором красивые, интересные, интеллигентные люди живут красивой, правильной, упорядоченной жизнью. Для меня было открытием, что такой фильм о такой жизни можно было снять в советские годы. Мне, представителю совершенно иного поколения казалось, что ничего подобного - изящного и лёгкого в те годы сотворить нельзя было. Да и признаться, я не думала, что тогда возможно было быть настолько открыто ТАКИМИ - не кондовыми и системными товарищами, а живыми, гибкими людьми, страдать от любви и разочарований, а не болеть партийными идеями. Я обязательно буду пересматривать "Июльский Дождь", потому что он как и "Любовное настроение" - так и манит погрузиться в его притягательность ещё и ещё раз. Безусловно, в этом огромная заслуга оператора. Актёры мощные...у меня в некоторые моменты складывалось впечатление, что это и есть их жизнь, а не их роли. Главной героиней невозможно не любоваться - ничего лишнего, стремительная, цельная девушка. Вообще, сложно описывать свои ощущения от фильма-атмосферы - слова всегда будут звучать неказисто. У меня реакция была на уровне ассоциаций, ощущений, слова о фильме не рождались во время просмотра.

Ну и, конечно же, фильм зацепил. Зацепил разочарованием героев. Потому как близок их возраст, их переживания и душевные ломки....Здравствуй, грусть! и да здравствует Марлен Хуциев с его пронзительно-нежным и душевным "Июльским Дождём"!

Сообщение отредактировал Аня - Суббота, 12.06.2010, 15:50
 
Александр_ЛюлюшинДата: Суббота, 12.06.2010, 16:46 | Сообщение # 3
Группа: Администраторы
Сообщений: 3279
Статус: Offline
А для меня ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ – любовь с первого взгляда, к-ая случилась лет десять назад и продолжается до сих пор! Там всё родное – от решаемых тем и проблем до избранного киноязыка, аккумулирующего в себе Антониони, Кесьлевского, Стеллинга и всё лучшее, созданное в разные годы в нашей стране! Гармоничный симбиоз между звуком и зрительным рядом, умные и простые, душевные и очень интимные тексты разговоров, изобилие метафор и всегда красивые люди в кадре! Фильм для интеллигентов и интеллектуалов! Фильм для переживающих и страдающих! Фильм для теряющих и находящих! Фильм для тех, кто любит тёплый дождь, милые разговоры по телефону, песни под гитару и вкусные яблоки! Для тех, кто может просто улыбнуться жизни и продолжать искать свой единственный путь! Для всех тех, кто чувствует себя молодым! И кому просто хочется БЫТЬ Хорошим Человеком!!!

К слову о возрасте … 4 октября 2010 года Марлену Мартыновичу Хуциеву исполнится 85 лет! Я надеюсь продолжить традицию, начатую, пожалуй, только в минувшем сезоне, согласно к-ой мы в каждом втором семестре будем отдавать должное всем юбилярам текущего (учебного) года (если не забыли, то совсем недавно мы таким образом «отпраздновали» Куросаву, Бунюэля, Феллини и Бертолуччи)! Уверен, такому искреннему, честному и мудрому Художнику как Хуциев, место в программе должно найтись обязательно! Тем не менее, ещё раз посоветую всем-всем-всем, любящим НАСТОЯЩЕЕ КИНО, не дожидаться следующего сезона и не пропустить ближайший показ фильма «Июльский дождь» на канале Культура 20 июня в 21-30! Приятного просмотра!

 
Аня_ОсокинаДата: Воскресенье, 13.06.2010, 00:43 | Сообщение # 4
Группа: Друзья
Сообщений: 65
Статус: Offline
Quote (Александр_Анатольевич)
Фильм для теряющих и находящих!

вот это больше всего и зацепило...светлая печаль - когда теряя, ты понимаешь, что обретёшь совершенно иное. и именно от этого в таком возрасте появляется ощущение жизни. печаль светла, как тот июльский дождь. "первый ливень по городу лупит, тарахтит в водосточной трубе. ах, никто меня в мире не любит - врёт девчонка самой же себе". Сорри за пунктуацию и возможные неточности - вспомнилось чудесное стихотворение с отрывного календаря у бабушки дома, текст не уточняла, на память, опять ассоциации. и опять щемящие воспоминания...как здорово, что этот фильм покажут именно летом, когда погода так неустойчива - и мощный ливень может пойти в любой момент. и в любой момент можешь потерять и обрести... советую смотреть его наедине с экраном - слёзы, светлые и облегчающие могут хлынуть также неожиданно, как и июльский дождь.
 
Александр_ЛюлюшинДата: Воскресенье, 13.06.2010, 08:15 | Сообщение # 5
Группа: Администраторы
Сообщений: 3279
Статус: Offline
Quote (Аня)
появляется ощущение жизни

Вот-вот! меня часто спрашивают, а что можно посмотреть, чтобы жить снова захотелось, чтобы финал светлый был, чтобы кино одновременно и мощное, и просто трогательно-ненавязчивое … вот оно, пожалуйста! ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ – то самое отгрустнение, просветление и прозрение, когда хочется попасть под очищающий дождик и начать жить сначала, не отвергая всего ранее случившегося, а лишь меняя к нему своё отношение!

 
Ольга_ПодопригораДата: Среда, 28.07.2010, 12:35 | Сообщение # 6
Группа: Администраторы
Сообщений: 824
Статус: Offline
Какой же все-таки прекрасный фильм!!!!!!!!!! От него веет теплым ветерком и влагой, не душной, давящей, а приятной...

Наверное, я тоже мечтаю, чтобы мне было о чем поговорить и помолчать по телефону, чтобы мне было о чем погрустить, когда все веселятся или же наоборот улыбаться, когда никто этого не может. Хочется, чтобы не было 400 знакомых, а было несколько друзей, но таких, которые могут позвонить из Свердловска.

Жаль, что главный герой так никогда и не поймет, почему имея столько положительных качеств.... он не герой ее романа, даже когда делает предложение так "торжественно и во фраке". Нет... он из слишком современного металла, который не сгорает в слоях атмосферы... А она... она - тот самый июльский дождь! Потому что она: теплая, сильная, упорная и непокорная. Она сама говорила, что хочет остаться свободной, несвязанной. Потому что мало кто способен ее удержать. Если только трубка телефона... с другом на том конце.

Чудесный фильм! И великолепная атмосфера... когда всегда есть куда пойти... когда есть тот дом, где каждый день - день чьего-нибудь рождения, куда не надо звонить, где тебе всегда рады и не дадут грустить!

 
Ирина_ДмитриеваДата: Вторник, 24.08.2010, 12:49 | Сообщение # 7
Группа: Проверенные
Сообщений: 40
Статус: Offline
Посмотрела "Июльский дождь" и тоже хочу поделиться впечатлениями. Для меня это фильм-прозрение, глубокий, ставящий массу важнейших вопросов. Не могу сказать, что ощущала необыкновенную лёгкость при просмотре, скорее наоборот, бОльшую часть фильма я "загружалась" вместе с героиней тем, что её так волнует, т.к. выбор, стоящий перед ней, непрост, и в какой-то момент становится "по-настоящему страшно" за будущее... (цитирую её слова).

Лена и Володя для меня - своего рода "лёд и пламя". Он с его избыточным РАЦИОНАЛИЗМОМ, человек, "коллекционирующий друзей", со слишком трезвым взглядом на мир. А ведь это мир, в котором "над землёю БУШУЕТ весна" - слова, неоднократно звучащие в одной из песен фильма, неслучайны! Он слишком сдержан и скуп на эмоции, слишком холоден! Даже заболеть или заплакать - для него слишком непозволительная роскошь! А к словам "сделанный из современных материалов" и "морозоустойчивый" ещё хочется добавить "мутный", несмотря на все его так называемые прекрасные качества. И Лене с её порывистостью и отсутствием чёткой спланированности и рассудительности нужен совсем другой мир, лишённый этого рационализиа и наполненный "ЖИВОЙ ДУШОЙ"! Ей хочется "жить, не засоряясь впредь". Неслучайно в её жизни появляется Женя. Он будто олицетворяет её собственный внутренний голос! Всё то, что она сама чувствует и подсознательно ощущает, Женя прямо и откровенно озвучивает в их телефонных разговорах. Он НАСТОЯЩИЙ! А это так важно для неё! Меня безумно взволновали его слова: "... говорить с тобой и не думать при этом, как это будет выглядеть, смешно или наивно ... хочу, чтобы всё было НАСТОЯЩЕЕ!" В тот момент фильма, когда она кладёт трубку после этого разговора, у меня сами собой хлынули слёзы ...

Да, Женя, также как и Лена, способен на ХОРОШЕЕ БЕЗРАССУДСТВО. И это здорово!!! А с Володей всё не так. Они слишком далеки друг от друга. И особенно отчётливо это ощущается в сцене фильма, когда умирает отец Лены. Они словно чужие, и так необходимой ей в этот момент поддежки она от него, увы, не получает. А ещё более жутко звучит его предложение руки и сердца, когда он предлагает посетить "учреждение, где делают людей счастливыми"...

А Лене нужно совсем другое, то, что её удивит, взволнует и заставит забыть обо всём на свете и не спать ночами... Этот июльский дождь оказывается ЗНАКОВЫМ и поворотным в её судьбе, заставляющим "прозреть" и бежать по жизни дальше со счастливой улыбкой на лице. Для меня это классное, будоражащее и, подчеркну, оооочень современное кино!

 
Александр_ЛюлюшинДата: Воскресенье, 22.05.2011, 15:07 | Сообщение # 8
Группа: Администраторы
Сообщений: 3279
Статус: Offline
О фильме «ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ» посетители сайта http://www.ruskino.ru

***

Испытываю к этому фильму самые нежные чувства. Становится печально от грустной мысли, что такое кино больше не снимают. Психологически тонкий, философский по мысли, деликатный по настроению. Теоретически такое трудно перевести на язык кино, но Хуциев справился со своей задачей с блеском.

***

Фильм чудесный, один из тех старых фильмов, которые время от времени, устав от механичности и жлобства современности, пересматриваешь и отдыхаешь душой ...

***

Нет сомнений, что Марлен Хуциев видел трилогию Антониони об одиночестве человека в буржуазном обществе. Вероятно, под воздействием Антониони он и решился на постановку этого фильма. И у Хуциева и у Антониони несколько усталые люди, исчезновение взаимопонимания и утрата ими самого ощущения реальной жизни. Только там буржуазия, а в дожде наше РОДНОЕ советское общество. В фильмах Антониони инициатива в отношениях с мужчиной всегда предоставлена женщине, она и инициатор разрыва. То же самое и у Хуциева. Но есть все-таки большое отличие. Там Моника Витти, а у Хуциева настоящая ДЖОКОНДА - ЕВГЕНИЯ УРАЛОВА !!!

***

Уралова в роли Лены не просто выразила дух шестидесятых - это один из лучших женских образов в нашем кино. Умная, красивая, самодостаточная - но ни в коем случае не самодовольная, а наоборот, отторгающая самоудовлетворенность, самолюбование. Это человек, душа которого постоянно трудится - и этим она будет современна и интересна в любое время.

***

Великолепный образец удивительной эстетики недолгого период "оттепели". Ничего подобного не было ни до, ни после, и этот феномен затмевает собственно достоинства и недостатки фильма. Это просто иллюстрация эпохи, которую я самым краешком застала в детстве и тоской по которой страдала всю юность, так что для меня этого достаточно. А вот насколько этот фильм хорош или плох вне такого восприятия, мне сказать трудно.

***

Фильм для меня интересен, прежде всего, своей тонкой эстетикой, так хорошо выразившей дух середины шестидесятых. Это Москва, которой больше нет; это люди, которых мы потеряли. Когда смотришь этот фильм, становится больно за то, что происходит с нашей страной сегодня.

Красивый, мелодичный, тонкий, изящный фильм.

***

Хуциев - печальный лирик и звонкий глашатай шестидесятых. Фильмов немного, но все они, Июльский дождь в том числе, мне по душе. Мне двадцать семь и мое мнение разделяют тысячи. С днем рождения дядюшка Марлен! Молодые с вами!

***

О фильме «ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ» посетители сайта http://www.kinopoisk.ru

***

Чтобы полностью осмыслить все то глубокое, что дарит нам этот фильм, его однозначно нужно посмотреть не раз. И даже не два. Это только на первый взгляд он показывает послесталинскую эпоху и людей, живущих в ней. Сейчас нам уже сложно понять и половину тех чувств, которые испытывали граждане Советского Союза. Мы никогда не пройдемся по той Москве, не проникнемся духом того Дня победы, когда однополчане — еще молодые мужчины и женщины — помнят войну и боль, а потому острее ценят жизнь. Ведь они понимают, как она коротка. Как июльский дождь. Но есть в фильме моменты, которые, я думаю, не потеряют актуальности никогда. Одиночество, непонятость близкими, разочарование, переосмысление жизни и преодоление себя. Причем переосмысление именно в тот момент, когда уже есть жизненный опыт, но также еще есть время что-то исправить и изменить.

«Июльский дождь» — это еще и великолепная операторская работа. Мы как будто вышли на улицы старой Москвы и огляделись. Мимо нас бегут люди, едут машины, город живет своей жизнью. А мы за ней подглядываем. А если посмотреть на все глазами современника, как будто заглянули в прошлое и остро почувствовали дуновение того времени. Финальные кадры — глаза молодых людей, долго смотрящие в камеру. Новое поколение, пока еще юных, не набивших шишек, совсем незрелых. В последствие они стали нашили мамами и папами… И также, как и Лена, прошли тот этап взросления, с которым суждено столкнутся каждому.

***

Даже не верится, что я только сейчас посмотрел этот фильм целиком, от начала до конца, не отрываясь.

Каким-то непостижимым образом Марлену Хуциеву удалось передать дух времени, эпохи, страны… И одновременно рассказать историю пересечения нескольких судеб, неуловимых прикосновений, меняющих ход жизни.

Весь фильм снят как бы не специально, глазами человека созерцающего жизнь. События проистекают медленными толчками, как биение сердца, как ровный пульс живого человека. Вроде бы на протяжении фильма происходит лишь одно сильное событие, но мне кажется, что не оно меняет героев. А ведь они изменились, что-то сместилось, неуловимо, но бесповоротно. Как это произошло? В какой момент? Я так и не заметил, не могу ответить…

В фильме очень интересная манера построения кадра и съемки, камера движется в ритме фильма, повинуясь его дыханию и не смея торопить.

Очень редкое и душевное кино. Рекомендую к просмотру.

***

Какой русский не любит и не помнит замечательных советских комедий и заученных почти наизусть диалогов и цитат героев! «Июльский дождь», конечно, не комедия, но наполнен фразами, которые могут «пойти в народ», повторяться в разговорах с друзьями «за жизнь» или когда надо разрядить тяжелую обстановку. Например:

- Друзей у него много.
- Значит со всеми одинаковый…
- А это серьезно может принести вам проблемы?
- А как же!.. Сегодня как-то даже без проблем и нельзя.
- Сейчас почему-то не веду дневников, а то бы написала, что день прошел, как обычно.
- Мой отец, он никогда не жаловался и не завидовал — это, в общем, одно и то же…

Фильм определенно хочется смотреть еще!

***

О фильме «ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ» посетители сайта http://www.kinoexpert.ru

***

Сорок лет без воздуха, сорок лет под пятою Саурона, чьё всевидящее око со Спасской башни выжигало серые пепельные пустыни моей Родины, сорок лет беспросветного платоновского чевенгура, сорок лет поедания лебеды и паровозных обтирочных концов вместо хлеба - и вдруг, как солнечный луч, как глоток свежего воздуха - просыпающееся великое искусство жизни, искусство СЕБЯ. Великое солнечное искусство, о котором Ницше сказал: "Живи так, как если бы было утро". Гигиена себя, рождение женщины современного типа - ухоженной, разборчивой, иронической. Коллекционирование друзей и знакомых. Возрождение культуры загородного пикника. Тонкие чувства. Тонкие мысли. Фильм великий, фильм гениальный, фильм знаковый. Это мой любимый фильм.

***

Потрясающий фильм. Шедевр мирового кино. Абсолютно не устарел. Гениальные находки режиссера. Блестящая игра актеров, великолепная работа оператора. Буду пересматривать не раз. Когда же современное российское кино хотя бы приблизится к такому уровню?

***

Этот фильм – абсолютное откровение гения. Лучший фильм из всех замечательных фильмов Марлена Мартыновича Хуциева. Чистое искусство. Для меня – одна из вершин кинематографа. Это кино, киноязык, свой, особенный, настоящий, свойственный только этому виду искусства. Трудно подобрать превосходные слова, которые бы точно описывали значимость этого фильма.

***
 
Ольга_ПодопригораДата: Воскресенье, 22.05.2011, 21:27 | Сообщение # 9
Группа: Администраторы
Сообщений: 824
Статус: Offline
Очень жду пятницу (какой бы она не была грустной с определенной стороны)! Этот фильм, безусловно, подходит для завершения семестра, он теплый, добрый, трогательный, грустный, но внушающий надежду. Он врывается вихрем в нашу жизнь... но рушит только плохое и уносит это далеко за горизонт.

Для меня лично просмотр "Июльского дождя" сравни пятнице в Киноклубе, когда я испытываю особые и самые лучшие чувства!

 
Ира_КарасельниковаДата: Четверг, 26.05.2011, 19:13 | Сообщение # 10
Группа: Проверенные
Сообщений: 2
Статус: Offline
А я уже посмотрела "Июльский дождь". Фильм мне понравился, очень понравился. На первый взгляд, он привлекает своей простотой (в самом лучшем смысле этого слова), лёгкостью. Очень красивая картина, вызывает очень много положительных эмоций. ПЕСНИ! - это то, что мне открыл этот фильм... Я не сильно увлекалась бардовой музыкой, теперь буду слушать!

А теперь самое главное - сама тема, задумка, о такой своеобразной переоценке ценностей - это то, что покорило полностью. Я считаю, что люди меняются... всегда меняются, а когда меняются люди, меняются и взгляды на жизнь, требования к тем людям, которые должны окружать... И это правильно, такая вот динамичная у нас жизнь. Почему эта тема "зацепила" меня? Просто потому, что я в какой-то степени соотнесла эту картину с собственной жизнью: меняются интересы, цели, приоритеты. Меняется круг общения: те люди, на которых когда-то не обращала внимания, становятся важнее тех, с кем провела уже несколько лет. Старые друзья не стали хуже, никто ни с кем не ругался, просто постепенно какие-то разночтения в интересах, во мнениях перерастают в большую пропасть, и ты думаешь: "Что меня связывало с этим человеком? Как мы раньше часами разговаривали, когда сейчас не можем найти тему, чтоб заполнить короткую паузу?"

Лена и Володя… Между ними не было никакой любви, они были такой "идеальной" парой. У них всё было так, как должно было быть "по стандарту". Но это только на первый взгляд. На самом деле Лена человек романтичный, эмоциональный, способный к большим чувствам и переживаниям. Владик говорит о ней: "Вы замкнуты и сдержаны, никто не знает, о чём вы думаете, понять вас трудно, многие считают вас человеком самоуверенным, но это лишь обманчивая видимость вашей души". Она не предназначена для такой жизни, которая вполне устраивала Володю, жизни, своеобразный механизм которой отточен и просчитан до мелочей. Самое точное описание ему даёт Алик: "А вот наш друг Володя, он выполнен из современных материалов. Он антимагнитен, морозоустойчив, водонепроницаем, антикоррозиен. Это тугоплавкий металл, его можно запустить в космос и он не сгорит в плотных слоях атмосферы. Вот почему я за него спокоен". Другими словами, Лена и Володя слишком разные, чтобы он понял её. К счастью, она это поняла и выбрала совсем иной, свой путь…
 
ИНТЕРНЕТДата: Суббота, 28.05.2011, 00:39 | Сообщение # 11
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Р.Юренев. Если говорить откровенно.
«Июльский дождь» Mapлена Хуциева
Открытое письмо кинорежиссеру М. Хуциеву.


Уважаемый Марлен Мартынович!
Избрать для рецензии на Ваш фильм эту несколько претенциозную форму письма позволила мне уверенность, что Вы знаете, как глубоко я уважаю Ваше творчество, как искренне симпатизирую Вам лично и как озабочен я состоянием советского киноискусства, в котором Ваши фильмы играли видную и прогрессивную роль. Форма прямого обращения к Вам дает мне право говорить без обиняков, откровенно и, может быть, ожидать ответа.

Я смотрел «Июльский дождь» дважды и перечитывал сценарий, стараясь изменить тягостное чувство неудовлетворенности и даже обиды за Ваш талант, Ваш подлинный и обаятельный талант, так ярко проявившийся в фильмах «Весна на Заречной улице» и «Мне двадцать лет». Ведь Ваше драгоценное умение видеть людей и события свежо и непредвзято, Ваше свободное и изящное владение всеми тонкостями современного киноязыка — все это обязывало Вас говорить со зрителями ответственно и серьезно. Но такого разговора я не услышал.

Я понял, что Вы хотели говорить о пошлости, карьеризме и соглашательстве, которые отравляют души внешне порядочных и благополучных людей.

Я понял, что Вы отказались от явного конфликта, от прямых драматических столкновений героев, потому что в жизни моральные расхождения, этические конфликты часто происходят скрыто, в глубине человеческого сознания.

Я понял, что Вы хотели показать, как исподволь созревают в душе героини требовательность к любви и протест против холодной приспособляемости героя. Все это могло бы быть существенно и интересно, если бы мысли Ваши обрели пусть тонкую, пусть прихотливую, но идейно отчетливую форму. Но фильм Ваш, растянутый и суетливый, такой формы не обрел.

Вы провели нас по этапам любовных взаимоотношений двадцатисемилетней Лены и тридцатилетнего Володи от нежной игривости первых встреч до усталой горечи разочарования. Вы познакомили нас с несколькими их приятелями и сослуживцами, а также дали услышать в телефонных разговорах, как влюбляется в Лену некий Женя, случайно встреченный ею во время июльского дождя.

Допустим, что все это интересно. Мнимая любовь с частыми встречами, близостью, общими друзьями, совместной поездкой на юг, а рядом подлинная, настоящая любовь проходит стороной, в нелепых, несмелых телефонных разговорах. Да, так бывает. Но, чтобы сделать это объектом искусства, нужно, чтобы участники этой истории были бы духовно значительны, привлекательны или хотя бы типичны. Типичность героев позволила бы сделать из этой ситуации поучительную притчу. Понимаю, что не к этому Вы стремились. Но если Вы хотели навести зрителя на размышления, затронуть струны его совести, любви к людям,, сокровенных дум о человеческом достоинстве и чистоте, Вы должны были увлечь зрителя духовными качествами своих героев. Ну, если не увлечь, то хотя бы заинтересовать.

Но убогие страсти, вялые томления героев фильма вызывают у меня не интерес, а уныние.

Лена поначалу заинтересовывает, потому что актриса Евгения Уралова хороша собой, стройна, имеет выразительные глаза и низкий тревожащий голос. Играет Уралова естественно, хотя и монотонно. Но что актрисе играть? Характер Лены шутливо исследован с помощью анкеты на вечеринке. Оказывается, она замкнута, сдержанна, показная самоуверенность — лишь обманчивая внешность ее души. Но подлинную сущность своей души Лена обнаружить не может — до конца фильма, содержащего ее отказ выйти замуж, она не свершает ни одного поступка, ее текст не содержит даже ни одной сколько-нибудь отчетливой мысли. Томясь, она ходит за Володей в гости, в ресторан, на пикник; не испытывает нигде ни радости, ни возмущения; вяло сопротивляется попыткам матери проникнуть в ее сердечные и служебные дела; односложно отвечает Жене по телефону и к середине фильма становится настолько безразлична мне, что я теряю даже следы интереса к ее судьбе, к ее ленивым стремлениям, к ее повседневному прозябанию.

Володя поначалу заинтересовывает, потому что актер Александр Белявский хорош собой, строен, имеет мужественное лицо и атлетическую мускулатуру. Играет он естественно, хотя и монотонно. Но что актеру играть? Характер Володи словесно объяснен нам неоднократно. Сначала шутливо: он «антимагнитен, морозоустойчив, водонепроницаем, антикоррозиен, тугоплавок... не сгорает в плотных слоях атмосферы». Из этого мы можем заподозрить, что он приспособленец и эгоист. И верно: слишком хорошие у него отношения с преуспевающим начальником, слишком устало отвечает он сослуживцам, слишком презрительно говорит с пьяным в ресторане. Да и потом, в нежном любовном бормотании Лены выясняется, что он никогда не болеет и не плачет. Я добавил бы: и не свершает никаких поступков, и не высказывает никаких мыслей. И поэтому к середине фильма становится мне настолько безразличен, что окончательная характеристика Лены: «добрый, непьющий, не бабник, не трус»—могла бы быть заменена противоположной: злой, пьющий, бабник, трус. Все равно — фильм уже кончается. А судьба и психология Володи меня нисколько не задели.

Вам удалось отступить от схемы «положительная героиня — отрицательный герой», но ценой того, что оба Ваши героя — скучные.

Так чем же заполнен этот так долго тянувшийся фильм, если его основные герои ни сделать ничего не сумели, ни даже выяснить своих отношений не смогли?

Фильм заполнен проходами и проездами по Москве, двумя скучнейшими вечеринками и нуднейшим пикником, участники которых, по-видимому, презирали друг друга, но почему-то пытались веселиться, танцевать, флиртовать, слушать песенки и играть в «города» и в «знаменитостей», но не слышали, не ощущали друг друга.

Ага! Некоммуникабельность! Неспособность людей к общению! Сладкая жизнь! Суета сует и томление духа!

Но у Бергмана и Антониони некоммуникабельность буржуазных интеллигентов имеет глубокие социальные причины. Суета сладкой жизни разоблачается Феллини с позиций неприятия буржуазного общества. Однако я уверен, Марлен Мартынович, что Вы не считаете людей имманентно замкнутыми в себе, непознаваемыми и неконтактными, что Вы не считаете, что наше общество парализует попытки индивидуумов к общению. И получается, что томление Ваше — без искренней горечи Антониони, без религиозного пафоса Бергмана, без социальной остроты Феллини.

С какими людьми столкнули Вы меня в своем фильме? Как Вы сами относитесь к ним? Люди в Вашем фильме безлики. Некоторых — эпизодических — персонажей играют у Вас люди модные, знаменитые. Но ни песенник Ю. Визбор, ни режиссер А. Митта определенности и глубины в оценке своих персонажей не добились. Играют они настолько свободно и легко, что никакого следа в сознании не оставляют. Впрочем, а что им играть?

Алик внешне циничен. Меняет подружек. Говорит светские пошлости. И только раз, задетый колкостью Лены, он томно рассказывает, как лежал в кустах сирени среди вражеских танков и минных полей. Но так красиво храбрые люди о себе не рассказывают. Здесь — поза.

Владик — болтун, непрерывно источает поверхностные сведения о разном. Но, к сожалению, его болтовня не занимательна. Смешной рассказ про тещу отдает рубрикой «Иностранный юмор» в автомобильном журнале.

Вы и Ваш соавтор по сценарию кинодраматург А. Гребнев драматургически фильм не выстроили. Сюжетная расслабленность и неопределенность человеческих характеров сегодня в моде, они могут быть признаны за намеренную стилистическую манеру, но эта манера затрудняет восприятие зрителем мысли.

Слабость и, я сказал бы, мелочность драматургии сценария Вы пытались скрыть режиссерскими изысками. Но Ваши приемы или перепевают Вас же, или грешат ложной многозначительностью, манерностью.

Вступительная панорама эффектна. Но почему стремительное скольжение аппарата по Петровке, Свердловской площади, Сто-лешникову переулку, делающее толпу Ваших современников безликой, Вы прерываете крупными планами суровых и вдохновенных людей Ренессанса? Почему несколько позднее бесцельное блуждание аппарата по московским улицам Вы сопровождаете мелодией Баха? Противопоставление прошлого настоящему? Или противопоставление искусства гуманистического и гармоничного — искусству приблизительному, расслабленному? Зачем же Вы так жестоки к себе?

Панорамами пустынной предутренней Москвы мы восхищались в предыдущем Вашем фильме. Там они были исполнены высокого волнения. Влюбленные искали встречи, и мигающие светофоры, светлеющие улицы, троллейбусные провода указывали им путь друг к другу. А здесь блуждание по улицам не наполнено чувством.

Перегруженная, издерганная фонограмма угнетает. Чего только не услышали мы — и увертюру «Кармен», и песенку из «Трехгрошовой оперы», и клочки футбольного репортажа, и какие-то вышедшие из моды немецкие танго. А потом и шахматные позиции, и чеховский спектакль, и чтения о Циолковском... Вы хотели сказать, что все это одуряет сознание героев, не задевая их чувств. Но то же происходит и с Вашим зрителем.

В решении вечеринки — снова перепев предыдущего фильма. В заключительной сцене — перепев демонстрации из «Мне двадцать лет».

Может быть, Вы так много хотели сказать в своем предыдущем фильме, что вынуждены договаривать недосказанное? Может быть, то прискорбное обстоятельство, что Вас неверно поняли, заставляет Вас возвращаться к недосказанным мыслям, к нерешенным задачам?

Но тогда остановимся на заключительной, самой лучшей сцене фильма. Перед Большим театром в День Победы встречаются фронтовики. Радостные крики, объятия, звон орденов на штатских пиджаках, развеселая песенка Утесова. И — лучшая деталь фильма! — немолодая, некрасивая женщина, увешанная военными наградами, видимо, не встретив никого из знакомых, смущенно и устало присела у колонн. На шумное ликование пожилых отвоевавших людей смотрит молодежь. Вместе с Вами я внимательно вглядывался в молодые лица. Они разные — красивые и уродливые, умные и глупые. Но в большинстве этих лиц — холодное равнодушие, отчужденность, скука. И, чтобы подчеркнуть отсутствие каких-либо связей между поколениями, Вы уводите панораму от фронтовиков куда-то вверх, по колоннам Большого театра, а крупные планы молодых, снятые в другом месте, в другой тональности, подклеиваете к этой ушедшей ввысь панораме, что дает ощущение не слитности, не одновременности, не связи двух изобразительных рядов, а их разорванности, разобщенности. Резкая смена музыки подчеркивает отсутствие связи. Эйзенштейн учил, что монтаж — это не только соединение, но и столкновение, конфликт. Режиссерски Вы блестяще доказали это. Но мысль, столь искусно выраженная Вами, глубоко неверна.

В «Мне двадцать лет» между героем и его отцом, убитым в 1941-м, была неразрывная духовная связь. Почему же теперь Вы считаете эту связь оборвавшейся между живыми? Через фильм «Мне двадцать лет» проходили революционные патрули. Они несли эстафету верности и ответственности от поколения к поколению. Неужели Ваши томящиеся бездуховностью тридцатилетние герои разорвали связь между людьми, победившими в Великой войне, и людьми, вступающими в жизнь?

Претенциозность режиссуры, бесформенность драматургии и неотчетливость мысли странно сочетаются в «Июльском дожде». Вот, например, одна из лучших сцен — после похорон отца Лены. Вы просто, даже строго, с чувством и наблюдательностью решили ее. Но драматизм сцены пропадает, так как зрители ничего об умершем не знают. Невнятные сведения о его трудовой самоотверженности мы узнаем потом, когда нам уже некогда горевать об умершем.

Привлекательны своей лирической иронией, своим добродушным юмором сценки у избирателей. Но поставлены они в конце фильма, когда взаимоотношения Лены и Володи должны стремиться к разрешению, и наблюдательность режиссера, устремленная не на героев, а от «них» на побочные детали, отвлекает зрителя от основного конфликта, а следовательно, от основных мыслей фильма.

Простите мне запальчивость, не сердитесь на резкости, Мар-лен Мартынович! Они объяснимы любовью моей к Вашему таланту и озабоченностью современным состоянием кино. Помните, Ваши герои встречаются у щитов с киноплакатами? Я пригляделся к названиям картин, которые рекламируются на щитах. Все серые, малоудачные фильмы. И «Июльский дождь» не нарушил этой печальной серости.

Простите мне запальчивость, не сердитесь на резкости, Мар-лен Мартынович! Они объяснимы любовью моей к Вашему таланту и озабоченностью современным состоянием кино. Помните, Ваши герои встречаются у щитов с киноплакатами? Я пригляделся к названиям картин, которые рекламируются на щитах. Все серые, малоудачные фильмы. И «Июльский дождь» не нарушил этой печальной серости.

Разрешите от всего сердца пожелать Вам успеха в Вашей дальнейшей работе. Я буду ждать от Вас фильма по хорошему сценарию, строгого и ясного, освещенного мыслью, достойной Вашего таланта.

1967 г.
 
ИНТЕРНЕТДата: Суббота, 28.05.2011, 00:40 | Сообщение # 12
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ» СССР, МОСФИЛЬМ, 1966, ч/б, 11 ч., 2995 м., ш/э, 109 мин.

«ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ» — в этом названии, размытом, ускользающем, не формульном, схвачена ведущая интонация фильма. Манера и тон повествования в нем лишены определенности, аморфны, анемичны. Ни четкого внешнего действия, ни резкого драматизма, ни значительных событии. На первый взгляд иллюзорно написаны в сценарии М. Хуциева и А. Гребнева их персонажи. Для режиссера они новы. Ведь начиная с дебюта «Весны на Заречной улице» и кончая «Заставой Ильича», его герои были выходцами из рабочей среды. И вот теперь городская техническая интеллигенция. Тридцатилетние, как определил режиссер, вступающие во «вторую зрелость»

В центре, как всегда, — женщина. Лена — инженер в московской типографии. Не модно, но стильно одетая, подстриженная, спортивная. Легко растворяется среди похожих лиц в уличной толпе, но почему то не чувствует себя в ней органично. Идя по улице, то и дело оборачивается, то ли беспокойно, то ли в ожидании чего-то. Полгода ее жизни, от июльского дождя до первых январских холодов — время фильма. Не лучшее, немного лета и много осени и ранней слякотной зимы. Правда есть еще одно майское утро в эпилоге.

Актриса Евгения Уралова ведет роль в таком легком рисунке, что ее сначала принимаешь за типаж. Но постепенно, не увеличивая ни характерности, ни открытых эмоций, она выводит роль в подлинную драму. А внешне — разрыв с женихом, уход в одиночество. Для женщины это поступок. Может быть, именно поэтому Хуциеву в этот раз понадобилась именно героиня, чтобы вывести драму на камерный уровень, что бы погрузить в личностную глубину.

Круг общения Лены та же техническая интеллигенция, сотрудники московских НИИ. Ее жених Володя один из них. Видимо преуспевающий, приближенный к начальству, делающий карьеру. Он из молчаливых, закрытых, лишнего о себе не скажет. Но его умный, ироничный приятель дает исчерпывающую характеристику: «антикоррозиен», «морозоустойчив», «тугоплавок», «не сгорит в высоких слоях атмосферы». Актер Александр Белявский уверенно набросал контур такого человеческого типа. И портрет готов, да не одного Володи, целой популяции, бурно расцветшей в 70—80-е годы.

Двое молодых, красивых, современных, близких людей. А на экране, мастерски срежиссированный и сыгранный антидуэт. Его контуры легко растворяются в многолюдных сценах бесконечных гостеваний, вечеринок, кухонных поседелок с гитарой. И может быть, именно в них особенно ощутимо одиночество людей, точно разделенных невидимым, непроницаемым стеклом. Запоминаются два-три лица. Лялька, вездесущий, всезнающий персонаж А. Митты. Алик, с его военным прошлым, песнями, берущими за душу, постоянно меняющимися спутницами. Юрий Визбор — драматург, поэт, исполнитель авторских песен, любимец технической интеллигенции дебютировал этой ролью как актер. А все вместе — великолепный антиансамбль.

Наверное, самая знаменитая, по кадрикам рассмотренная и расписанная, сцена пикника в осеннем простуженном лесу. Сцена полного отчуждения, абсолютной некоммуникабельности, публичного одиночества. И как противовес ей вспоминается сцена в доме Лены после похорон отца. Почти безмолвная, построенная на взглядах, касаниях, внутреннем общении. Вдохновенная режиссура здесь не столько от мастерства, сколько от человечности, душевности. Деликатный отказ от нечестных в таком случае слов, подтверждает подлинность чувств. А бесконечное словоизвержение, попросту треп, в других сценах как раз свидетельствует о девальвации всего, что поверхностно, не личностно, не индивидуально. Совсем как те, тиражированные типографской машиной, потерявшие свою неповторимость шедевры итальянского Возрождения.

Но и в слове может осуществиться человеческое общение. В фильме развивается настоящий телефонный роман Лены с молодых человеком, давшим ей куртку, укрыться от июльского дождя. Того самого, который, может быть, как существенное событие внутренней жизни этих двоих, упомянут в названии фильма. Здесь еще раз Марлен Хуциев продемонстрировал редкое умение выбирать типы и лица не характерные, которые не удержишь в памяти. Десятки раз смотря этот, из любимейших, даешь себе команду, запомнить парня с курткой. Смотришь, видишь, забываешь. Просто режиссеру необходимо, чтобы в телефонной трубке жил бесплотный голос, как чистое воплощение души. Общение двух душ, или внутренний исповедальный монолог одной из них... И летят издалека два голоса навстречу, день и ночь над Москвой.

А она совсем не похожа на Москву «Заставы Ильича». Безлюдная пасмурная, запруженная автомобилями и суетливой, обезличенной толпой. Город, в котором уже нет места половодью стихийной первомайской демонстрации. Правда, теперь наконец разрешили 9 мая встречаться ветеранам Великой Отечественной войны, к счастью, не в каком-то официальном месте, а в сердце ее культуры и красоты, у Большого театра.

Съемки 1965 запечатлели первую такую встречу через 20 лет после Победы. Лена смотрит на этих людей, сейчас по-настоящему счастливых, видит среди них Алика, наверное, вспоминает отца, мать. Смотрят на ветеранов и совсем молодые, подростки. Что в их глазах — растерянность, интерес, равнодушие? Марленом Хуциевом владеют лишь горечь утраченных иллюзий. 20-летние герои «Заставы Ильича», разделявшие со своим автором определенные нравственные и социальные ценности, возвращали ему надежду, уверенность, чувство гармоничности бытия. Прошло 5 лет, и автор увидел, что у 30-летних ни ценностей, ни идеалов, ни идей. И тогда Хуциев сделал фильм, историю болезни общества, скатывающегося к застою и закату.

И это было начало его нового кино.

Ирина Гращенкова
http://mega.km.ru/Cinema/Encyclop.asp?Topic=lvn_flm_2063
 
ИНТЕРНЕТДата: Суббота, 28.05.2011, 00:40 | Сообщение # 13
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Хуциев. Июльский дождь. Художественный смысл.
Не близко он, идеал Хуциева. Ой, как не близко.
“Ты ждёшь другого”.


Ну, я имею в виду те самые 60-е годы… Вот сегодня у нас по телевизору каждый день показывают так называемые ретрофильмы, всем как-то хочется окунуться именно в это время, и там в этом времени поискать настоящих героев.
К. Ларина. Радиостанция “Эхо Москвы”. 27.02.2005


Так случилось, что я недавно на полгода погрузился в атмосферу 60-х годов прошлого столетия.

Я был молодой и счастливо-несчастный. И в общественной жизни, и в личной. Да. В общественной. Я был тем исчезающим экземпляром, кто ещё ею пытался заниматься самодеятельно. Более того, так случилось, что и моя счастливо-несчастная любимая ею занималась самодеятельно. И это тянуло нас друг к другу не просто, а особенно. Я-то думал, что невзрачен и не притягиваю её обычно, физически. И вдруг читаю (тогда) фразу в недавно купленной книге: “Любопытно, что даже и среди действующих (говорящих, сюжетно выделенных) лиц фильма нет людей с резко отличной, броской, запоминающейся внешностью. Исключения – Юрий Визбор (Алик с гитарой)…” А любимая мне, тёмному провинциалу, только что открыла мир авторской песни, с Визбором в том числе, и… И я завёл себе… усы. И они оказались белого цвета. Почти невидимые. (А я не блондин.) Отпад, какая оригинальность. Фильм же был - “Июльский дождь” (1966). А критик – Лев Аннинский. Он разбирал три фильма. И в концовке опуса (1969 года), напечатанного через единственную в статье пробельную строку, первые курсивом выделенные слова были такие: “по мере построения коммунизма”. Коммунизм же тогда для меня, её и Аннинского не был пустым словом. Но я-то и она уже стыдились его произносить. Мы с самого начала знали, что Хрущёв загнул насчёт построения коммунизма к 80-му году. Слишком всё вокруг не к нему текло. Но я и она хотели бы идти против течения, если нам не под силу повернуть течение. И нам, наверно, нравился фильм Хуциева, тревожившегося, по Аннинскому, пойдёт ли против течения и большинство.

А сейчас, - в связи с упомянутой выше погружённостью в 60-е, - посмотрев этот фильм ещё раз, я не вспомнил, КАК я к нему отнёсся, когда смотрел (если смотрел вообще до чтения статьи). Её же - нет в живых, чтоб спросить, как она. И я про неё теперь только до последней глубины понял, что она в тот 1969 (и 70-й) год подсознательно считала дело проигранным, и потому мечтала на всю жизнь спрятаться в сибирской или полярной глуши, куда безнравственность ещё-де не добралась, и так – жизнью своей и обстановкой – воспитать своих детей в коммунистическом духе, для будущего. (Кстати, сборник, где напечатан разбор Аннинского, назывался “Искусство нравственное и безнравственное”…) И она хотела со мною (всё же идеалист) туда, на Север или Восток, спрятаться. Я же обманул эту её надежду на меня и – тоже подсознательно – пошёл как бы по стопам Аннинского: тихо драться за коммунизм, не уезжая из средней полосы европейской части Союза. И даже дошёл – лет через 20 - до такой степени, что один деятель, не только читавший и почитавший, но и лично знавший Аннинского, счёл мои писания на его вещи похожими.

И в результате, посмотрев теперь фильм, я должен себе признаться, что я его не понимаю. Просто верю Аннинскому. Больше того, если в фильме минор насчёт построения коммунизма выражен скучностью для смотрения, то Хуциев даже и не художник, по моим, выработавшимся за 40 лет с тех пор, экстремистским меркам. Ибо “в лоб” негативное выразил негативом.

В общем, я очень и очень субъективен. И дай мне Бог это побороть и вообще фильм понять. То есть, чтоб кто-то простецкий, видевший “Июльский дождь”, прочёл мой результат и Хуциева похвалил от себя, а не потому, что все хвалят. И тогда, - если б был тот свет и я с любимой встретился бы там, - она б тогда признала, что мой путь был вернее, чем мечтаемый её, пусть я на моём и не снискал её любви и её не осчастливил. Но… Пусть, - переиначив стихи её любимого поэта, - нам общим памятником будет в каком-то будущем построенный - и нашими мечтами - коммунизм.

Фильм снят в стиле французской новой волны 50-60-х годов. Там, у французов, “был отказ от устоявшегося и уже исчерпавшего себя стиля съёмки и от предсказуемости повествования”. Ручная камера, длинные планы (будто реальную жизнь снимают, а не профессиональная павильонная искусственность развлекаловки там). “Наиболее важным изобретением был метафорический монтаж. Он заключался во внезапных вставках в ту или иную сцену, нарушавших плавный ход действия, напоминая тем самым зрителю, что он видит игровой фильм, а не реальную жизнь”. Поворот к серьёзности с “негативным отношением к традиционной морали и миру старших”, предвестие эгоистического бунта молодёжи 60-х на Западе против эры организаций…

Для Хуциева же, по Аннинскому, у нас, не на Западе, наоборот: опасение, что усыпают души от негативного отношения к миру старших. Начиналась (в 1964-м Брежнев к власти пришёл) эпоха так называемого застоя. Так вот съёмка “как реальная жизнь” как раз в противоречии находится с мертвечиной, по Аннинскому, во внутренней жизни человека.

Ещё противоречие (в титрах): долгие видеопланы и рваный звуковой фон. Жизнь кипит. Москва строится. Люди спешат. Всё очень бодро и живо. Но это ничем не связанная друг с другом толпа. Как ничем не связаны радиостанции – скачут из чьего-то транзисторного радиоприёмника куски радиопередач – кто-то крутит ручку, ища, что бы заинтересовало. И – ничего не интересует: дальше, дальше крутит… Вернулся к потрясающей увертюре к опере Бизе “Кармен”, с которой началась звуковая дорожка. И там уже Хозе сейчас убьёт Кармен. Страшно. Не будет ли и здесь трагедия?

Но пока кинокамера очень благожелательна.

Бывает всё на свете хорошо,-
В чём дело, сразу не поймешь,-
А просто летний дождь прошел,
Нормальный летний дождь.

На эту песню меня навёл Аннинский: “Там… Здесь – мирный дождик на обыкновенных московских улицах. Нормальный, летний, июльский дождь” (С. 154).)

Три года прошло после выхода в свет кино “Я шагаю по Москве”. (Песня оттуда. По ассоциации с ней, может, и название фильму дано.) А уж то кино безусловно оптимистическое, хоть ушла там девушка от своего парня (как и тут).

Ну а тут?

Даже когда долго-долго снимает камера монотонную работу швейцара, открывающего и закрывающего дверцы дипломатических автомобилей, то звуковая дорожка одаривает зрителя (и в кино, и – так снято - в жизни):

“Из громкоговорителя: Машина военного атташе Франции, к подъезду! Машина военного атташе Болгарии, к подъезду! Машина посла Швеции, к подъезду!”.

Шик-карно. На слух.

Манящая и для большинства недоступная заграница? Подспудная тоска от железного занавеса?

Но это поверхность.

А глубь, по Аннинскому, в том, КАК оглядывается на камеру девушка из толпы:

“Молодые парни из фильма [Хуциева же] “Мне 20 лет” [1965] не оглядывались, они были полны внутренней жизнью, они шли и читали Пушкина, не замечая окружающего. А эта оглядывается среди деловитой толпы, снятой скрытой камерой. Оглядывается, словно боится этого устремлённого ей вслед взгляда” (С. 156).

Так я поспорю. У меня запись фильма, и я могу себе позволить спор. “Эта” там не первая, кто оглядывается. Камера не очень, видно, скрыта. К началу 3-й минуты другая девушка смотрит в камеру, потом ещё одна, потом мужчина. Но всё мелкие. К концу 3-й минуты попадают в кадр глядящими в неё сразу две женщины и один мужчина. Причём крупно уже показаны. Отчуждённо глядят. И правильно. Вообще-то вашего разрешения спрашивать надо, если вас хотят потом показать на экране. Так же и – главная героиня, Лена. Её смотрение в камеру просто больше проакцентировано. Смотрит дольше, чаще и лицо всё крупнее. И недовольнее.

Чужое оно людям – средство это массовой информации – телевидение. Ну что ж ещё может появиться на улице, как не телевидение? Кино ж в павильонах снимают. Хуциев “Первым вышел из павильона на улицу, первым смешал актеров с уличной толпой” (http://www.echo.msk.ru/programs/department/34825/). Так что телесъёмкой люди считают направленную на них камеру. А на экране ж – одно, в жизни – другое…

И фильм – получается - о фальши и её преодолении.

И ещё - о ценностях, которых большинство даже и не знает: первый же кадр – стационарный – какая-то знаменитая старинная картина, вроде виденная где-то когда-то. Потом длинные планы с толпой ещё несколько раз перебьются стационарными кадрами с ещё какими-то шедеврами живописи (нас в школе не учили смотрению картин). Но они странно знакомы. Наверно, благодаря типографиям (в одной из них работает героиня)… Мы потом увидим подобные репродукции лезущими сквозь печатную машину. Массово. Как люди на московских улицах. И репродукции – чёрт его знает? – хорошо ли, когда видишь их в таком большом количестве. Но то позже.

А пока камера ластится: как всё хорошо! А в звуковой дорожке утверждается (тема Хозе) трагедия.

- Ну? И как доказать, что угроза глобальна? И что об этом фильм?

- А противоречием. Дальше фильм погружает в частную жизнь. Там, внизу, должно вырасти новое. Самодеятельность. Гражданское общество. И если там глухо, то всё: амба. А там – глухо.

“Когда в 1859 году был сформулирован “план 6 книг”, где “Капитал” был первой четвертью первой книги - планировалось еще написание книги “Наёмный труд”, где, видимо, и предполагалось разобраться с самодвижением профессионального бытия и сознания пролетариата, а также его экономической борьбы - как относительно независимой от самодвижения капитала “переменной”… Предполагалось и написание тома “Мировой рынок и кризисы”, где неизбежно пришлось бы дать более научную и реалистическую версию капитализма… чем это было сделано в “Манифесте коммунистической партии”… Однако…Том “Наемный труд”, на мой взгляд, не был написан потому (и вообще подробное изучение проблем бытия и сознания рабочего класса оказались в “слепом пятне” учения научного социализма зрелого и позднего периода), что серьезная научная работа над данной темой неизбежно и быстро разрушала миф об “исторической миссии пролетариата”. В самом лучшем случае зрелость материальных предпосылок капитализма для создания основ коммунистического производства и распределения отодвигалась в отдаленное будущее…Как продемонстрировал в своих работах А. Шубин, реально только квалифицированный рабочий с ремесленно-мануфактурным “прошлым” (“по жизни” ориентировавшийся на Прудона, а потом Бакунина) был революционен и склонен к самоуправлению и на производстве, и по месту жительства; такой рабочий преобладал тогда во Франции и концентрировался в Париже до разгрома Коммуны…

В ситуации, когда мировой рабочий класс был небольшим “пассионарным меньшинством” везде (кроме Англии), а соединение социализма с рабочим движением с 80-х годов ХIХ века реально произошло во всех развитых странах мира (за исключением США и Великобритании, где социалистические настроения не проникли широко в сознание изначально тред-юнионистски настроенной основной массы класса), подобный “заём у будущего” [исторической миссии пролетариата], как говорил М. Лифшиц, имел полное право на существование. Реально (сначала в Германии, а потом и в других странах) идеология Второго Интернационала, как показал А. Шубин, оказалась “склейкой” марксизма в теории-идеологии социального государства лассальянства на практике. Однако в целом это был действительно период, когда мировой рабочий класс существовал как международная социально-политическая реальность, а идеи “исторической миссии” по созданию социалистического общества и интернациональной солидарности пролетариата играли роль практически полезных иллюзий для его интеллектуального и культурного “возвышения”…” (http://situation.ru/app/news_s_3053_op_6.htm).

Много “пассионарного меньшинства” и “возвышения” образовалось и в 1917 году в России. Уничтожать пришлось массовыми репрессиями ради утверждения политаризма (политаризм, по Семёнову, это строй с общей собственностью эксплуататоров: начальников, номенклатуры). Победу в Великой Отечественной войне тоже народная вспышка пассионарности обеспечила (так по хуциевскому фильму получается, вспомните: “Брянская улица по городу ведёт. Значит, нам туда дорога”; ориентируемся не по командирским картам). Да ещё шестидесятники в хрущёвскую оттепель шевельнулись было.

И вот закат шестидесятничества в “Июльском дожде”.

Сам Визбор в кадре! Играет и поёт. Козырь в колоде. И, получается практически… Использует такую чистоту – авторскую песню – для того, чтоб девки первого парня на деревне любили. Одна. Другая.

Думаете зря главная героиня его, в результате, просит: “Вы могли бы сегодня не петь?”

А что он пел?

Окуджаву. (Слушать, - приглушив звук, а то я не умею записывать: гудит, - тут)

Простите пехоте, что так неразумна бывает она:
Всегда мы уходим, когда над землёю бушует весна.
И шагом неверным по лестничке шаткой, спасения нет...
Лишь белые вербы, как белые сёстры глядят тебе вслед.
Лишь белые вербы, как белые сёстры глядят тебе вслед.

Не верьте погоде, когда затяжные дожди она льёт,
Не верьте пехоте, когда она бравые песни поёт,
Не верьте, не верьте, когда по садам закричат соловьи.
У жизни со смертью еще не окончены счёты свои.
У жизни со смертью еще не окончены счёты свои.

Нас время учило, живи по привальному, дверь отворя.
Товарищ мужчина, как всё же заманчива должность твоя,
Всегда ты в походе, и только одно отрывает от сна -
Куда ж мы уходим, когда за спиною бушует весна?..
Куда ж мы уходим, когда за спиною бушует весна?..
1961

Думаете, Окуджава про войну так печально сочинил? – Печаль у него потому, что в его время склонность “к самоуправлению” кончилась с войной. Как горько шутили в мирной жизни? – Инициатива наказуема.

Может, не зря и со второго куплета начиная поёт эту песню Алик (Визбор). Может, не зря мычит (будто забыл слова) вместо слов “Всегда ты в походе”.

Ведь содержание песни темно входит в сознание. Тем более в таком комплексном искусстве, как кино. И режиссёру нужно, чтоб мы не верили, как хорошо кругом: на улицах, в компании вот. – Вот мы и слышим: “не верьте”. Четырежды.

Не поверите – коммунизм-самоуправление всё-таки наступит.

Но это ж – только в песне. В звуке. А на деле предал Алик дело коммунизма-самоуправления. И имя ему автор дал соответствующее – несерьёзное: Алик. И любовницы… Неинтеллигентные. Мастер спорта по водным лыжам с выдающимся неприличием ржёт за столом. Вторая – пустая-препустая балаболка продавщица. И вводится Алик как?

“(Лена, с вечной улыбкой, танцует танго с кем-то ноказушно галантным. Преследуя её, подвергает её шутливому тестированию Владик.)

Владик (деловито читая список вопросов): Тверды ли вы в своих решениях?

Лена (шутливо-твёрдо): Да.

Владик: Делаете ли вы сбережения?

Лена (с грустинкой): Именно этим я занимаюсь всю свою жизнь.

Владик: Я пишу: нет. Знакомо ли вам чувство ревности?

Лена: Надо подумать.

(И партнёр очень кстати поворачивает её спиной к Владику. И, ускользая от настырного интервьюера, Лена показывает ему язык.

Настигнута им идущей после танца. Вроде, к Володе.)

Владик: Как вы относитесь к человеческим слабостям? Склонны ли вы прощать?

Лена: Слабости? Смотря какие.

(Но Володя, чуть задержавшись возле неё в кадре, проходит.)

Владик (за идущей дальше Леной): Не-ет. Надо отвечать да или нет. Так мы выясняем ваш характер.

Лена (с радостью кого-то увидев и протягивая руку): Ну тогда нет.

Здравствуйте, Алик. Рада вас видеть.

Алик (с поклоном, целуя руку): Здравствуйте, Леночка. Взаимно.

[Лена не станет прощать Алику его слабость бабника.]

Через секунду. Куря с Володей. Стоя за креслом, в котором блаженствует Лена.

Алик (шутливо): Как дела за отчётный период?

Володя (отстранённо): В трудах.

Алик (отстранённо): Для денег? Для души?

Володя (озабочено): С деньгами, честно говоря… Ковыряюсь тут с одним докладом. Кстати, ты меня не выручишь?

Алик (с готовностью, мол, запросто [наверно не раз друг друга выручали]): Ради бога. А что за доклад?

Володя: Проблема пресной воды.

Алик (с пониманием шутки, улыбаясь): М-м.

Володя: Нет, кроме шуток, Алик, серьёзное дело. Потрясение основ.

Алик (давя сигарету в пепельнице, разговор, мол, окончен, и переходя на серьёз [помогать, понимай, не будет]): За это денег не платят.

Спустя секунды. Когда Лену снова пригласил горе-галантный.

Володя: Ты один?

Алик (показывая глазами): Моя женщина танцует. Её зовут (иронически выражая необычность) Регина. Она мастер спорта по водным лыжам.

[Тоже ж необычность.]

Володя: За кого ты себя выдал?

[У ловеласов принято себя выдавать за кого-то. Чтоб, когда её бросишь, она не могла б тебя найти.]

Алик (желая насмешить, говорит серьёзно): За жокея. А потом сознался, что я священник”.

Шутки шутками, а какой-то нехороший человек. И Лена, при всей шуточности теста и ответов, на него отвечала ж серьёзно. И человеческие слабости склонна не прощать. И она тут главный герой. И Алик это всё-таки Визбор. И у того, наверно, тоже человеческие слабости есть. И за кого автор?

Вот где противоречие! Кого – Визбора – взять, чтоб играл предателя тех ценностей, о которых он поёт. (Это – как потом – Борман, ласковый гестаповец.)

Тамада этот Алик в застолье, видите ли… “Всего хорошего!” Больше, чем на двусмысленность в своём презрении к окружающим мещанам он-де уже не способен. Главную героиню аж мутит от этого. И она ещё раз чуть ли не в камеру глядит. Крупным планом.

А глядеть в объектив – это ж разрушить условность. Ибо я уже не зритель, а по жизни участник. И передо мною суд вершится. Над Визбором, над его песнями, а не над Аликом!

Глядение в камеру вначале фильма было инерцией мол-документальности. И, получалось, по жизни тележурналист приглашал девушку согласиться, как бывает всё на свете хорошо. А она не соглашалась…

И тут вот ей тошно.

Это в середине кино.

А перед этим – тоже ж… После исполнения Аликом первой, шуточной песни она шепчет своему любимому:

“Володя. Поедем куда-нибудь ненадолго. Чтоб были только ты и я”.

Понимай, глаза б мои не глядели на эту загнивающую интеллигенцию.

Шуточная-то песня, вообще-то, лишь с поверхности – шутка. (Слушать тут)

Ого-го-го! На остановке
Я сам себя баюкаю:
“Хорошенький ты мой
Не всё ж тебе с наукою,
Шагал бы ты домой
Ого-го-го! с одной из этих”.
Но с этой не получится,
А дома ждёт обед.
Но дома нет попутчицы,
А здесь обеда нет.
Ого-го-го! как надоело.
Ох! Пришёл троллейбус.

Это Клячкин. 1963-й. (А не киношный Брусникин. И не знаю, почему фамилии Клячкина нет в титрах.) И сам Клячкин песню подавал с убийственным объяснением: “Обеденный перерыв. Песня написана о работниках регулярного рабочего дня, которые живут так близко от работы, что не знают, куда себя деть в обед: то ли пойти домой пообедать, то ли тут же в пинг-понг поиграть. Короче, у них есть возможность выбора, и это обстоятельство их сильно мучает...”.

Издевательство над масштабом переживаний такое, что требует иного – действий гражданина. Ещё 63-й…

А здесь…

Из-за всё того же тёмного вхождения в сознание слов песни, здесь она, балагурство, представляется вполне на месте. Из осы выдернули жало. И главная героиня не переносит.

А чего она ждала? Она ж сама спровоцировала Алика петь. Может, она надеялась с помощью пронзительных песен встряхнуть публику? Ведь о чём хочешь идёт разговор, только не о главном: как приложить себя в стране, идущей не туда, где ВСЕ ЛЮДИ БРАТЬЯ. (Ассоциация ж: “Свобода, Равенство и Братство!” - с лозунгом Великой Французской революции, замахивавшейся больше, чем на свержение феодализма…)

Почти с этими словами Лена протягивает – ого как! - добытую гитару Алику:

“- Всё очень просто. Я пошла к соседям через площадку. Там не оказалось. Пошла вниз, там говорят: просите наверху. Я говорю: товарищи, выручайте. Я должна спеть одному человеку. Может быть, тогда он обратит на меня внимание. Соседка пошла по квартирам. И… Все люди - братья”.

http://art-otkrytie.narod.ru/huciev.htm
 
ИНТЕРНЕТДата: Суббота, 28.05.2011, 00:41 | Сообщение # 14
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Хуциев. Июльский дождь. Художественный смысл.
Не близко он, идеал Хуциева. Ой, как не близко.
“Ты ждёшь другого”.
(окончание)


И это ж феноменально! Тут, в нескольких секундах говорения сколько дела. А началась же магнитофонная эра. И не зря сделано, что у этой интеллипупции, хозяев и ближайшего их знакомого, ультраразговорчивого Владика, не работает магнитофон. В таком фильме, как “Июльский дождь”, всё не зря. И главный герой, Володя, как введён? - Диктуется текст о грядущем катастрофическом для человечества дефиците питьевой воды, а в кадре из чайника нарочито избыточно поливаются цветы на подоконнике. Так если ты, молодой учёный, знаешь назревающую проблему, так начни кампанию по экономии её не только статьёй, организуй что-то типа Гринпис. Сам начни экономить. Или - только болтать пустяки?..

Всю эту компанию, собравшуюся провести вечер, ничто глубокое не связывает. Как давешнюю толпу на улице, с которой начался фильм. А ведь тогда кухонная гласность процветала. Могли б… Тут, в фильме…

Или они все в оцепенении от общего по ним всем удара? По глубокому… Мировоззренческому. На что наводит песня Окуджавы, человека на самом деле воевавшего. Даже в исполнении изменника Алика (Алик тоже воевал) наводит.

На его мычании “забытых” слов Хуциев сделал монтаж. И под продолжающееся утихающее пение об уходящем мужчине-по-должности цокают каблуки Лены. Это обнимающиеся Лена и Володя, понимай, под грустным впечатлением от песни (всё же во время ЕЁ исполнения произведён монтаж), испытывают молчаливый прилив нежности друг к другу, уйдя - уже под утро – из нехорошей компании.

Мы, тоже в прострации от колоссальной песни, внимаем и смотрим… И только потом, пересматривая видеозапись и обдумывая, осознаём микрокатарсис, раньше, при первом смотрении, охвативший нас от столкновения массы противоречий, учинённых тут режиссёром. Такая песня – и такой Алик. Бабник. Из меркантильных интересов отказался помочь Володе с докладом. Или: с одной стороны, такой Окуджава, у которого мужчину - ото сна, самодеятельно - отрывало, было, легендарное Время, высокие идеалы, тогда как сегодня… с другой стороны, - мужчина-по-должности Алик уходит от одной, другой женщины. Оттого что идейные крылья идеала его опустились?

Что по уходе из нехорошей квартиры бросило в объятья друг к другу Лену и Володю? Противоположное, счастливое будущее? Они спрячутся в семейную жизнь от безыдеалья? (Семья – это ж тоже идеал, хоть и другой…) Они понимают друг друга и потому – от счастья – молчат? Обнимаются, целуются и молчат под слова песни об уходе мужчины, и под неслова (гитарные аккорды) об этом уходе…

Почему они молчат?

Личная ассоциация: я был ещё очень молод, первая любовь прошла в тайне и от предмета обожания и ото всех (я считал себя недостойным)… А второй не получалось. И вот стоял я вечером раз, помню, - в Москве - перед бассейном “Москва” (на месте которого сейчас храм Христа Спасителя) и любовался видом. Рядом со мной остановилась парочка. Я думал – тоже полюбоваться. – Нет. Они остановились смотреть друг на друга, потому что вдруг задохнулись от счастья. И взялись за руки. И молчали. И я подумал: вот бы мне так!..

Я почему-то думаю, что “тайна брачныя постели” была у них впереди. Или очень свежа.

У Лены и Володи она, по фильму, позади. И далеко позади. Слишком далеко. И возможна другая причина молчания любовной пары – им… не о чём говорить! Не сошлись мировоззрениями (точный жизненный пример из точно того времени тут, из-за него я и занимаюсь “Июльским дождём”). И ПОТОМУ цокают каблуки Лены под песню об уходящем мужчине, что ОНА уйдёт от него. Хоть он, наконец, и сделает ей предложение.

Но это – последействие катарсиса: осознание. А пока смотришь кино – одна непонятная грусть.

В толпе, под музыку Бизе, было её предвестие. Теперь – весть: плохо!

И этот долгий-предолгий план одинаковых, одинаковых, одинаковых троллейбусов, выходящих на маршрут ранним утром, при всей прелести, может, аналог одинаковых, в общем, женщин Алика (Визбора)… Любого, у кого их много… У кого нет гармонии телесного и духовного. Личного и общественного.

Плохо.

- Хорошо, - как бы вмешивается автор. – Там, на улице, были незнакомые, в квартире - мало знакомые. А давайте посмотрим компанию хорошо знакомых – сослуживцев.

Перед нами пробегают две другие компании: сослуживцы в кафе и близкие друзья на кухне. У Володи крупная неприятность по работе. Все сочувствуют. Но нельзя понять, что это за неприятность. А ведь ясно, что итоговая реакция Володи на неприятность эту была главной и пред-предпоследней каплей терпения Лены в истории их близости (предпоследней было его лёгкое отношение к разноске приглашений на выборы, а последней каплей стала, на черноморском пляже, его нечуткость к её желанию поесть).

И Хуциев поступил бы плохо, если б сделал понятным охлаждение: то, что мы ПРЕДАЁМ коммунизм, тоже было нам, большинству, не понятно до поры до времени. (Некоторые до сих пор это не поняли и винят иностранную закулису.) И если Хуциев хотел нас повернуть, то - скорее к подсознанию, чем к сознанию нашему, нужно было обращаться. Что он и исполнил блестяще. Он сделал так, чтоб мы в разговор сотрудников не вникли. Для этого он разговор сделал действительно разговором. Тот отличается от письменной речи. Партнёры ж знают, о чём говорят. Это мы не знаем. А какое им дело до нас. Они себе тараторят. Скорость проговаривания тоже имеет значение. За 5 минут и 25 секунд сказано 130 предложений по делу! Шестью или более персонажами. В шуме улицы, под громкую музыку в кафе. Хуциев в одной фразе даже звуковую дорожку оборвал на произнесении предложения. Он хотел добиться от нас впечатления, что не нужно брать всерьёз волнение сослуживцев. – Болтовня. Как – введено специально! – непонятная речь приблудившегося пьяного, путающего Володю с кем-то другим. И в тон ответы ему Володи.

И когда мы утвердились в таком отношении, Лена опять не выдержала, не выдержала уже и эту компанию, и попросилась у Володи: “Уйдём”.

Чтоб не лишить вас, читатель, свежести восприятия фильма совсем, если вы это читаете до смотрения его, я помещу словами со слуха переписанный разговор сослуживцев тут.

Мы же с вами задумаемся, зачем показ перехода к следующей компании, к узкому кругу друзей, собравшихся - обсуждать шаповаловское намерение украсть - на кухне у Володи, Хуциев сделал незаметным. (Можно даже подумать, что они собрались у Алика. Только по появлению в кадре Алика лично я понял, что тут уже не кафе.) – А затем незаметным переход сделал Хуциев, что такая же безнадёга, как сослуживцы – и компания друзей Володи. Володя и тут, прав Аннинский, не являет Лене свою настоящесть. Дипломатничает. Всюду и везде. Даже потом, в кровати с Леной.

Ведь как они удрали от сослуживцев? Первой тихонько поднялась из-за стола и ушла Лена. На освободившийся стул бухнулся пьяненький, принимающий Володю за кого-то другого. Володя сперва дипломатничает. А потом, впервые в фильме, грубо говорит тому:

“- Слушай, друг. А иди-ка ты знаешь куда?

- М?

- Вот именно туда. Всё. Привет”.

А Лены ж нет. Она не слышит.

А вот их разговор на подушке, когда гости ушли:

“- Слушай, чем всё это кончится?

- Что?

- Ну все эти неприятности.

- Посмотрим.

- Так они за тебя все переживают.

- А это им нравится за всех переживать. Это возвышает их в собственных глазах. Давайте, ребята, смелей, не бойтесь. А мы вам будем аплодировать. Потихоньку, конечно, чтобы никто не видел.

У Лены, начавшей всматриваться в Володю, улыбка.

Володя: Что?

- Ничего. Могу я на тебя смотреть?

- Можешь.

Спустя секунды:

- Всё это муть, Лена. Ни черта я не верю в себя. Надо выкарабкиваться. Надо обретать независимость. Всё это ерунда. Ведь никто не знает, что люди думают по ночам. Когда они одни”.

Вот! Он даже с Леной наедине, ночью – один. Непробиваемый.

И на оскорбление Алика, - как, впрочем, и Лёва с Лёлей, - не прореагировал…

А Алик, наконец, на высоте. Врезал им всем, что они такое. И словами, и песней. Наконец, своей. (Слушать тут)

Спокойно, товарищ, спокойно,
У нас ещё всё впереди.
Пусть шпилем ночной колокольни
Беда ковыряет в груди –
Не путай конец и кончину:
Рассветы, как прежде, трубят.
Кручина твоя не причина,
А только ступень для тебя.

Скрипят под ногами ступени,
Мол, прожил – и всё стороной.
Скрипят под ногами ступени,
И годы висят за спиной.
И куришь ты всё беспокойно,
И тень под глазами лежит,
И зябнет походная койка,
И чёрная птица кружит.

Спокойно, дружище, спокойно.
И пить нам, и весело петь.
Ещё в предстоящие войны
Тебе предстоит уцелеть.
Уже и рассветы проснулись,
Что к жизни тебя возвратят.
Уже изготовлены пули,
Что мимо тебя просвистят.

Вот где парадокс! Песня - вальс – пощёчина дипломату по жизни (ТОТ только может гарантировано уцелеть на войне), а воспринимается, как похоронный марш по идеалу. Коммунизма, конечно. По какому ж ещё может быть в 1966 году идеалу? – Шпилем ночной аж колокольни… Сооружением монументальным. В смысле – к религии отношение имеет, к вере, к мировоззрению.

Я попросил одну женщину, тонко чувствующую музыку, послушать, как поёт Визбор и как пою я. Она сказала: противоречие. Визбор поёт мягче вас, что – из-за слов – заставляет вас петь так похоронно. Я же подумал: а чёрт меня знает, как я это пел в 1971 году – из-за того же противоречия. Где ж правда?

Моя вышеупоминавшаяся любимая, когда я увёз её женою к себе в город (не убив её надежду, что мы завербуемся на работу в Мурманск или Норильск), - когда я оторвал её от восполняющего недавнее несчастье туризма, - она захватила с собой рукописный песенник, составленный ею в том же, упоминавшемся, 1969 году. И в нём первой песней Визбора записана именно вот эта. Только с другим вторым куплетом.
По этим истёртым ступеням,

По горю, разлукам, слезам
Идём, схоронив нетерпенье,
В промытых ветрами глазах.
Видения, дали ночные
На паперти северных гор:
Качали нас звёзды лесные
На чёрных глазницах озёр.

Там автор совсем не дипломатическую гибкость предлагал в виду угрозы мировоззрению, а эскапизм. Переждать уходом от цивилизации и так сохранить себя в войне идеалов, раз угроза твоему идеалу непомерно велика.

Там нет противоречия.

А тут, в фильме, есть: “зябнет походная койка” - и ушёл в поход, в горы, на Север, а не спится: сбежал от драки и висит над тобой угроза сковырнуться (если это разговор с собой); если же с Володей, то тот не сковырнётся – закономерно пули мимо него пролетят - тот неубиваемый, ибо эгоист. Знаем мы, что тот думает, когда он один.

Но тут и робкий оптимизм: раз Володе ненастоящестью надо от окружающих отгораживаться, значит, окружающие – настоящие?

И потому следующая в сюжете кино компания – родственники? Родственники-де друг к другу – настоящие ж…

Да. Настоящие. Да и сосед: эпизод с яблоком. Так некстати… У Лены отец в командировке умер, а сосед – из сострадания: “Здравствуй, Лена. Хочешь яблоко?”.

Так за настоящесть – этот переход к новому кругу людей? Или за то, почему он, круг, образовался? За то, кем был умерший?

“Зря, конечно. Зря он поехал. Мог вполне не ездить. Он неважно себя чувствовал в последнее время. Там у них кто-то отказался. Нашлась причина. Отец упёрся. Надо ехать. Обязательно. И поехал”.

Надо, как моя любимая, - пусть и подсознательно, - судьбу на кон ставить, жизнь, как отец Лены, самодеятельно - тогда только будет построен коммунизм. Скучностью фильма Хуциев хотел в нас зародить протест против обстоятельств, которые, мол, сильнее нас. Вон, что сделала его героиня: отказала Володе - за приспособленчество. А шанс у коммунизма есть: случайному ж встречному рассказывает Лена про отца, парню, который когда-то в самом начале фильма – даже не взглянув кому - отдал ей, чужой, куртку, чтоб она не промокла, раз так спешит, что готова под дождём побежать. И ведь какой душевный оказался парень. Пунктиром, через весь фильм, - всё недосуг ему забрать куртку, - звонит он Лене.

Пронзительно об этом написал Аннинский:

“О чём говорят эти двое, которые так и не видят друг друга?

О том, что на душе. Эти сбивчивые, необязательные диалоги (сценарист Ан. Гребнев) с той неожиданной искренностью, которая бывает с незнакомыми людьми, - как просвет в стене, как нить, протянувшаяся к тебе, именно к тебе как к человеку, а не как к инженеру-технологу, или пассажиру троллейбуса, или “невесте Володи”. Эта словесная связь призрачна, эфемерна; Женя так и не появляется более в кадре. Чисто хуциевское решение: призрачная эта ниточка не должна стать реальной, тогда всё испортится, отяжелеет, погаснет. А так, перезвоном звонков, неясной мечтой притягивает душу” (С. 159-160).

Я из-за этого абзаца подумал, что для Хуциева в сверхбудущем находится его идеал, идеал коммунизма.

Нет, - возражаю. - Ближе. Он ещё поборется. По-своему. По-тихому. Через подсознание. Потому ему и нужна непонятность фильма.

Лена уходит от Володи – для нас буквально – туда, где к празднику собираются на встречу ветераны войны. Где Алик.

И те авансы, что она ему выдавала и которые он понял… И прореагировал (согласием не петь на пикнике у Шаповалова и при этой дурочке, его очередной даме сердца, Люсе). И то, что он почти без Люси последнюю песню пел… (Он-то её привёл, когда собирались у Володи. Но лицо её не показано. Мельком говорит Алик: “…люди сделаны из различных материалов. Правда, солнышко? – Правда [отвечает почти детский голосок, который нам так надоест на пикнике]”. То есть уже там началось их сближение – Алика и Лены. И прилюдно издевается Алик над Володей не зря. И там, на кухне, и на пикнике у Шаповалова.) Всё в подсознание падает. Всё всплывает, лишь если имеешь запись с возможностью остановить и опять посмотреть.

Но я-то тем и занимаюсь, что узнаю, что хотел сказать автор.

И анализ – противное это дело для иных – показывает, что автор очень, очень встревожен, но намерен ещё побороться.

Потому и интересны россиянам ретрофильмы. Потому что идеал Справедливости ещё у них не умер в душах. Даже теперь, через 18 лет после реставрации капитализма. Потому что больно уж страшен, и не только в России, капитализм. И потому чем-то он да сменится.

А фильм – глубокий. Очень. И понял я эту глубину благодаря Аннинскому.

Мне, конечно, не сравниться с ним. Он-то так не политизировал 40 лет назад. И совсем не из-за цензуры. А… Надо дать простор читателю самому развернуться, когда он зритель.

Вот я – зритель же? - и развернулся. Во всю. Нет. Немножко оставил. Полфильма.

*

Так я окончил статью и досмотрел оставленные полфильма. Ну, кроме мальчиков в самом конце. И не почувствовал протеста против обстоятельств.

Тяжёлый фильм.

Лена не влюбилась в Алика. У них был свой разговор на пикнике.

“- Правда, забавная девчонка?

- Она, что: тоже мастер спорта?

- На этот раз нет.

- У вас меняются вкусы. А где ваша гитара? Надеюсь, вы ей ещё верны?

- Гитара в машине. Она не моя. Машина, впрочем, тоже.

- Что ж тогда своё, Алик?

- Зачем вы ко мне придираетесь, Леночка? Может быть, за этим вы хотите скрыть своё хорошее отношение ко мне”.

Это понимать надо иносказательно:

- Использовать такие песни как приворотное - разве это не предательство того идеала, за который вы воевали?

Это главный смысл. Не исключая, конечно и тени женской солидарности с брошенными, и обиды таки на такое его поведение женщины, сколько-то влюблённой в талантливого и обаятельного человека, в которого нельзя хоть немного да не влюбиться.

А он, зная, что она, по большому счёту, права, и мучаясь от этого (поэтому он и язвит сплошь да рядом), притворяется, что не понимает подтекста, и кадрит её. В том числе, и унижая соперника:

“Появляется из-за дерева Володя, до того невидимый нам и, понимай, им тоже, и шутит:

- Ну вот. Я так и знал. Теперь один выход – стреляться, дуэль.

- Дуэль – это несовременно. В наше время принято… Что принято в наше время? (Надо спросить у Владика.) В наше время принято, когда один человек сотворил другому подлость… Противники встречаются вновь: “Ну, как дела, старик?” - “Ничего. А у тебя как?” - “И у меня всё в порядке”. – “Ну я тебя поздравляю”. Эпоха мирного сосуществования.

И Володя смолчал второй раз. И Алик в тишине уходит.

Лена: Хорошо”.

И это “хорошо” не только к тишине относится, не только к скачком усилившейся влюблённости в Алика, заметившего, наконец, зарождённое им чувство, но и к удовольствию, что приспособленец Володя опять пришпилен, а главное, ей, - скрыто политизированной, - всё более ясен Володя (приехать на пикник с Шаповаловым, который собирается или уже украл его с Лёвой доклад!). Она среди врагов и из-за Алика, может, только и приехала.

Но за Алика она не уверена, что тот понял политический подтекст её придирок. И хотя бы уже потому она должна с ним ещё поговорить. А тот продолжает язвить. Над своей Люсей, над местным царьком Шаповаловым (“Вы забыли главный шашлык – шашлык по-шаповаловски”), над всеми сразу (своим двусмысленным тостом)… А вокруг махровая пошлость…

И она не только пошлость не выдерживает, но, по принципу антитезы, во время постыдной для взрослых игры в города, признаётся Алику в его в ней, женщине, завоеваниях, и переходит в наступление на морально-политическом фронте:

“- Алик, я действительно к вам хорошо отношусь. Хотите сделать мне приятное?

- Всё, что прикажете.

- Вы могли бы сегодня не петь?

- Не пить?

- Не петь?

- Хорошо”.

Ей это нужно не только, чтоб приворотить его своей глубиной и чтоб он ответил на таком же уровне ради возможных будущих глубоких чувств, но нужно это ей и самой идеи коммунизма ради. Вернуть его к более достойной жизни, чем жизнь ловеласа.

Он согласился, но ей неясно почему: потому что понял политический подтекст или из простой вежливости или непростой, а – продолжая кадрить.

Поэтому, а не из-за косвенного оскорбления (что она не жена Володе, а временная дама сердца, как и Люся Алику; что Володя с Шаповаловым и его женой, возможно, втроём когда-то жили, если не до сих пор так живут), она опять нападает на Алика, косвенно называя его трусом (ей страшно от происходящего, а Алику – хоть бы хны):

“- А вы когда-нибудь прививали себе яд курары?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

[Она прерывает сильного и мужественного человека, бывшего в Камбодже, чтоб он со своей серьёзностью на счёт несерьёзного не позорился перед этими ничтожествами.]

- А вы когда-нибудь прививали себе яд курары? Вы, Алик?

[Она себя чувствует, водя компанию с этими, прививающей себе яд курары. Среда ж засасывает!]

- Я нет. Я не прививал себе яд курары. Мне приходилось иметь дело с более приятными вещами. Например, с сиренью. Однажды я пролежал четыре дня в кустах сирени. Было только одно маленькое неудобство. Вокруг были их танки, а впереди наше минное поле”.

Я, дескать, понял всё, Лена. Но пойми и ты. Вокруг вот эти подлипалы с царьком (и в более широком горизонте – то же), а впереди – своя, но опасная ты, толкающая меня на действия, от которых я подорвусь. Такова Система.

Она поняла. Ей стало нечего тут делать.

Она потерпела поражение.

Там, кроме победы над эфемерным идеалистом Женей, до конца невесёлые дела. – Всё победы: будущие - блока коммунистов и беспартийных – в предстоящих выборах, прошлые – ветеранов… ПРОТИВОРЕЧИЯ… (В том и искусство!) Ведь и веселье ветеранов – пир во время чумы. Чего стоят их сборы по праздникам, по большому счёту? Хорошая мина при плохой игре. Только мальчики – нейтральны. Будущее… И - страшный вопрос: куда они пойдут? А достижим ли вообще коммунизм?

Но Лена выбрала, куда идти. И Женя. И Лёва. И Аннинский прав. Не близко он, идеал Хуциева. Ой, как не близко.

http://art-otkrytie.narod.ru/huciev.htm
 
ИНТЕРНЕТДата: Суббота, 28.05.2011, 00:41 | Сообщение # 15
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ (1967)

Фильм «Июльский дождь» снят по сценарию Анатолия Гребнева и режиссера-постановщика Марлена Хуциева. Эта работа несколько неожиданна: ведь Хуциев собирался ставить картину о Пушкине. Но планы всегда могут измениться.

Тема «Июльского дождя» родилась еще во время съемок «Весны на Заречной улице». Шел Хуциев под утро после съемок по Французскому бульвару в Одессе. Спрятался в телефонной будке от настигшего дождя и, окруженный этой водной стеной, стал фантазировать.

Парень и девушка. Стоят под дождем, не знакомы. Девушке надо куда-то бежать, и парень одалживает ей свою куртку, берет у нее телефон. Начинает звонить, но куртку забирать не торопится. Чтобы был повод позвонить еще. Такой вот телефонный роман… Потом возникла идея пойти обратным путем: не рассказывать историю от знакомства до свадебного пира, а напротив, проследить, как незаметно отношения расстраиваются…

Марлен Хуциев поведал о своем замысле Анатолию Гребневу. Вместе написали заявку. Предложили писательскому объединению «Мосфильма», заключили договор. Отправились в Болшево сочинять сценарий.

Год спустя Марлен Хуциев говорил в интервью, что «Июльский дождь» — вторая часть задуманной им трилогии. Если первая называлась «Мне двадцать лет» (название под которым «Застава Ильича» вышла в прокат), то вторую с успехом можно было назвать «Мне тридцать лет».

В другом интервью по поводу «Июльского дождя», отвечая на вопрос, о чем картина, Марлен Мартынович сказал, что поймет это тогда, когда закончит ее. И это было правдой. Хуциев и Гребнев, сочинив сцену, придумывали следующую, почти ничего не зная наперед. Так в «Июльском дожде» появились целые роли, например седого Алика, которого играет Визбор, или Владика (Митта).

Александр Митта, ныне известный режиссер, исполнил роль всезнайки Владика. Его герой — душа компании, не умолкающий ни на минуту, имеющий здравое суждение по любой проблеме мироздания: «Метод изометрической гимнастики! Японские рыбы фугу! Ядом кураре индейцы обмазывают наконечники своих стрел!»

«Июльский дождь» — это история любви, точнее, ее постепенного угасания. Вот как определял основную идею фильма Анатолий Гребнев: «Персонажи нашей картины стремятся определить свое отношение к себе в жизни, они — в поисках нравственного идеала. Часто бывает так, что, достигнув определенного возраста, человек меняет взгляды, которые до того его устраивали, которые он считал верными. Это можно назвать второй зрелостью. Героям фильма — примерно тридцать. Очень часто именно в это время у людей наступает период пересмотра уже выработанных ранее позиций. К такому пересмотру и приходит Лена, героиня "Июльского дождя". Ей много надо обдумывать заново. Она начинает понимать, что прежние оценки поверхностны, все предстает перед ней в другом, более ясном и резком свете. Это иной раз связано с потерями. Лена теряет бывшего ей самым близким человека, который становится чужим и далеким».

Авторы «Июльского дождя» хотели, чтобы их героиня была человеком сложным, личностью — с серьезными требованиями и запросами к себе и другим. Они долго искали актрису, которая бы отвечала их представлениям. В результате на роль Лены была утверждена Евгения Уралова, только что принятая в труппу Театра имени Ермоловой. Она окончила актерский факультет Ленинградского института театра, музыки и кинематографии, училась в классе Федора Михайловича Никитина.

Евгении Ураловой было 24. Ее героине — 27. Природные данные актрисы соответствовали режиссерской концепции Хуциева. «Почему Хуциев взял на эту роль Евгению Уралову? — писал критик Л. Аннинский. — Вглядитесь в ее подвижное, острое, нервное лицо — как легко оно вписывается в тип современной городской женщины, как искусно тормозятся в этом лице вспышки чувств, как быстро нервность прячется за искусную ленивость речи, — эта женщина легко входит в толпу, принимает ее ритм, подыгрывает ее незначащей игре, но она же в любой момент выходит из толпы. Режиссер резко приближает к нам ее лицо, и там, за небрежной прядью волос, мы видим страшную тоску в глазах».

Полгода жизни в «Июльском дожде» — решающие для Лены, инженера в типографии — небогаты внешними событиями; все внимание авторов обращено к внутреннему миру героев.

Любопытно, что среди действующих лиц фильма нет людей с резко отличной, броской, запоминающейся внешностью. Исключения — Юрий Визбор (Алик с гитарой) и Евгения Козырева в роли матери Лены.

Предложение Хуциева сниматься в фильме «Июльский дождь» Юрий Визбор воспринял как розыгрыш. Затем друзья все-таки привели его на студию. Позже Визбор считал роль Алика самой удачной, самой дорогой. Конечно, помогло то, что он отчасти играет самого себя — современного интеллигентного человека с гитарой. Видимо, этим и объяснялся выбор режиссера.

Алик в интриге не участвует. Главные герои время от времени встречаются с ним на вечерниках. Этакий широкоплечий певец, посматривающий на окружающих с нескрываемой иронией. Девица у него всякий раз новая.

Главный герой Володя (А. Белявский) — положительная личность, углублен в науку, где ему удалось достичь кое-каких успехов. Он любит девушку Лену, намерен на ней жениться.

Лена и Володя расстаются, мирятся, расстаются по причинам, так и не проясненным, скорее ощущаемым, и это дает другой объем всей истории. На вопрос «почему» нет прямого ответа. Все вместе. «Мне страшно, Володя… Я, наверное, никогда никому не сумею объяснить, почему, несмотря на все твои прекрасные качества, я не пойду за тебя замуж», — говорит ему Лена.

На съемках «Июльского дождя» Евгения Уралова переживала бурный роман с Юрием Визбором (в то время она была женой Всеволода Шиловского). С красавцем Белявским ее ничего не связывало, и в фильме ощущается эта холодность друг к другу, нет страсти и чувственности любовников, — и здесь это кстати, тут свой, может быть, дополнительный смысл. Гребнев пишет: «В сцене последнего объяснения оба они стоят в белом, неподвижно, скрестив руки на груди, на фоне белой стены и окна с белым туманом, и эта холодная стерильная белизна и замороженность, счастливо угаданная режиссером, а вместе с ним и оператором Германом Лавровым, придают сцене какое-то надбытовое значение».

Сцена снималась на осеннем пляже в Туапсе. Собственно говоря, специально за этим ездили, жили в экспедиции. Но уже в Москве, как всегда, в последний момент Хуциев решил переснять сцену в павильоне, оставив от экспедиции лишь кусочки, почти без слов, — и оказался прав, интуиция не подводит.

«Июльский дождь» приняли довольно прохладно. Интеллектуальная публика не скрывала своего разочарования: ожидали чего-то другого, какой-то крамолы для посвященных. «Ничего такого» в фильме не было.

Картину упрекали в излишнем эстетстве. В газете «Советская культура» публикуется «Открытое письмо кинорежиссеру М. Хуциеву» известного критика Р. Юренева… Марлен Хуциев надолго уходит из большого кинематографа.

«Июльский дождь» не запрещали. Но сделали всего 150 копий — это одна десятая обычного тиража. По тем же техническим причинам фильм не пустили на фестиваль в Венецию. Получилось даже забавно: Гребнев отправился туда по туристической путевке. Хуциев с фильмом должен был приехать «официально» — и не приехал. Итальянцам в последний момент объяснили, что не готова копия.

Зато почти ничего не вырезали. Только одну сцену пришлось отдать — пенсионера-энкаведешника, который свихнулся и перепутал времена. Гребнев потом сетовал: «А "сумасшедшего" все-таки жаль. Его уморительно сыграл Георгий Жженов. Сцена выглядела отчасти вставной, даже эстрадной. Но как раз в этом качестве она была бы, наверное, украшением фильма. Обидно — не догадались сохранить негатив, вернули бы ее сейчас. Но кто же думал, что настанет другая эпоха…»

Образ Лены также вызвал споры. Кому-то он казался монотонным и невыразительным, кого-то не удовлетворяло отсутствие в героине активности. В то же время, когда журнал «Советский экран» опросил мнения критиков о лучшей роли года, в числе лучших исполнительниц была названа и Уралова. Ее искусство определялось как интеллектуальное.

http://100filmov.info/index/iyulskiy-dozhd-1967/
 
ИНТЕРНЕТДата: Четверг, 20.08.2015, 09:43 | Сообщение # 16
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
ИЮЛЬСКИЙ ДОЖДЬ
Экзистенциальная драма


Что ни говорите, у ряда наших киноборзописцев, обрушивавшихся в прежние годы со всей силой на вроде бы камерные фильмы, далёкие от политики и идеологии, был исключительный нюх на подспудный, мало кем угадываемый «воздух времени», который непонятно где содержится, в неком пространстве между кадрами или же в том, как они сменяют друг друга в своём беге по полотну экрана. «Июльский дождь» — одна из таких внешне обычных лент (пусть и обвиняли Марлена Хуциева по привычке в некритическом восприятии западного «кинематографа отчуждения», прежде всего — работ Микеланджело Антониони, что делали потом и в отношении Геннадия Шпаликова и Киры Муратовой), но она непостижимо загадочна и словно похожа на какую-то из мелькающих в прологе живописных картин эпохи Возрождения. Хотя многие склонны были видеть в данной монтажной фразе, как и в прерываемых или заглушаемых классических мелодиях в фонограмме, явный упрёк режиссёра относительно растиражированности и заштампованности всех сфер человеческого сознания в эпоху торжества маклюэновской «Гуттенберговой галактики» (а до нынешней видео-компьютерно-виртуальной реальности ещё было далеко!).

Фильм Хуциева прекрасно укладывался и в другое «прокрустово ложе» критиков — уже в своего рода стихотворение в прозе о той поре взросления и наступления зрелости в жизни молодых людей, когда они должны понять, что многое надо переоценить в себе, других и в окружающей жизни. Причём на первом плане неожиданно оказалась тема «современная женщина в городе» (сравните с параллельными работами — помимо «Красной пустыни» Антониони, это «Мужское-женское» и «Две или три вещи, которые я знаю о ней» Жан-Люка Годара, «Любовь блондинки» Милоша Формана, «Прощание с прошлым» Александра Клуге), что было особенно внове для отечественного кино.

А все долгие проезды по улицам и площадям, одухотворённое и очеловеченное восприятие города в любое время суток (вот парадокс — ещё один грузин, помимо Георгия Данелии, снял при содействии оператора Германа Лаврова замечательную и искренне влюблённую картину о Москве), песни под гитару на загородном пикнике, шумные и порой бестолковые сборища московских интеллигентов — это лишь приметы романтизма, идеализма и бесплодного инфантилизма типичных «шестидесятников». Они никак не могут выйти из молодого возраста героев «Мне 20 лет» (всё-таки это название лучше, чем «Застава Ильича») и «Я шагаю по Москве», даже в чём-то похожи на удивлённых подростков у колонн Большого театра, которые взирают на радостных совершенно по-иному (более умудрённо-выстраданно), счастливых фронтовиков, собравшихся на ежегодную встречу в День Победы.

Но сквозь необязательные отступления в стиле обожаемого постановщиком Пушкина, через якобы застигнутые врасплох кадры (на самом деле, Марлен Хуциев работает сверхусердно и дотошно, являясь редкостным перфекционистом) сквозит иной смысл. Не только поэтически, но и в какой-то степени трагически (теперь это ещё очевиднее, чем прежде) возвышающий всю эту прозу жизни, данный конкретный период исторического времени, что скрупулёзно подчёркнуто в деталях (допустим, в упоминании имени де Голля — вот вам ещё один пример «французского следа»!). Название вышедшей уже в августе 1967 года ленты «Июльский дождь» — чем не точная метафора середины 60-х, а именно: зафиксированного на плёнке лета 1966 года, когда прошло всего несколько месяцев после XXIII съезда КПСС, где именно произошло закрепление процесса медленного отката назад после тихого «дворцового переворота» октября 1964 года. И даже не кажется случайным, что первый контрреволюционный выпад нового режима произошёл тоже в августе, когда танки войск Варшавского договора в 1968-м вторглись в Прагу. «Ленин, проснись! Брежнев сошёл с ума», — писали на стенах по-прежнему верящие в идеалы пражане-шестидесятники.

И ещё раз в августе, уже в 1991 году, гусеницы впервые избороздили мокрый московский асфальт. В октябре 1993-го тоже шёл нескончаемый мелкий дождь. Тогда же бесконечная «эпоха осени» (разве не осенними воспринимаются две поздние, подчас с комплексом усталости и изнеможения, работы Хуциева — «Послесловие» и «Бесконечность»?!) закончилась, перейдя в период относительной «зимней спячки», когда многие, включая президента Ельцина, напоминали сонных мух, если не зомби. Но стоит лишь воскликнуть, как в «Мне 20 лет» (а снята картина, между прочим, в 1961 году), от отчаяния: «Надоела зима со страшной силой!» — и буквально в следующем кадре потечёт весенняя капель.

В 1965 году, когда вышел фильм «Мне 20 лет», получив в начале сентября престижный специальный приз жюри на кинофестивале в Венеции, Марлен Хуциев вместе с Анатолием Гребневым написал сценарий «Июльского дождя». Середина 60-х годов — время некоторой стабилизации общества, как в экономическом, так и в социальном и психологическом плане, когда жизнь людей уже не определяется историческими катаклизмами, которые всегда требуют полного подчинения судьбы каждого человека, лишая его возможности собственного выбора. Но как ни странно, именно в переломные моменты можно ощутить себя по-настоящему свободным. Перед человеком тогда не стоит вопрос «быть или не быть». Выбор может быть только один — тот, который совпадает с необходимостью времени. А вот в «обыкновенное время» человек предоставлен самому себе. Он должен единолично выбирать и решать. Никто ему в этом не поможет. Между тем, в обманчивом спокойствии будничной жизни намного труднее разобраться. В переломные эпохи всё ясно. История разводит людей к двум полюсам. Одни правы, другие виноваты. Третьего не дано. Герой или предатель определяются по совершённому действию. А то, о чём размышляет этот человек, что толкает его на поступок — никого не интересует. Важно не «почему», но «что».

В современной жизни всё, что представляется видимым, явленным в мир — то есть действия, поступки, слова, жесты, выражение лица — чаще всего не отражают человека. Его сущность остаётся скрытой. Поэтому почти невозможно провести границу между злом и добром. В этом проявляется своего рода «нравственный релятивизм» жизни. Какое-либо из явлений несводимо к чёткому нравственному понятию. Видимо, следует говорить о нравственности или безнравственности только отдельного поступка человека, но не заключать из этого, что данный человек вообще соответствует или же не соответствует нормам морали. Искусство в этом случае должно исследовать не действие, а момент перед действием, когда герой, согласно своим предшествующим размышлениям, делает выбор. Становится важным не «что», но «почему».

К счастью, никому не пришло в голову рассматривать с точки зрения морали поступки шекспировского Гамлета. Нас волнует его смятение души, трагическое положение человека, который выше своего времени. «Быть или не быть — вот в чём вопрос». Гамлет решает вопрос не о том, убивать ли Клавдия. Перед ним стоит проблема философского выбора: быть или казаться? Он выбирает «быть» — быть Гамлетом, которого ждёт неизбежная смерть, нежели не быть им. Но человек чуть ли не в каждую минуту своей жизни решает тот же мучительный вопрос: быть или не быть? Казалось бы, что может быть проще: оставаться самим собой всю жизнь. Но вновь и вновь приходится сожалеть, что лишь к а ж е ш ь с я собой, живёшь кажущейся жизнью, и всё вокруг — м н и м о е, а не подлинное.

Наверно, любое истинное произведение искусства рассказывает о том, как человек становится самим собой, находит себя, обретает своё бытие. Об этом — и центральный (в том числе — по хронологии творчества) фильм Марлена Хуциева «Июльский дождь». Он — о настоящей и кажущейся жизни, подлинных и мнимых ценностях, истинном человеческом общении и лишь его видимости. Все эти мотивы проигрываются на разных уровнях, но наиболее точно они воплощены, как всегда у Хуциева, во «внесюжетных» эпизодах.

Достаточно обратить внимание на название, которое вроде бы не имеет особого значения для понимания смысла происходящего. Оно нейтрально. В «Весне на Заречной улице» всё-таки есть конкретность. Можно догадаться, что речь пойдёт о наших обыкновенных современниках и их жизни. «Июльский дождь» — название вневременное. Его можно дать даже произведению, которое будет повествовать о любви пастуха и пастушки, живущих в средневековье. Если же говорить серьёзно, название часто является ключом. Первоначально лента «Мне 20 лет» называлась «Заставой Ильича». Хотя, как и в «Весне на Заречной улице», наличествовала привязка к местности (район в Москве), заглавие звучало символически и патетически. А «Мне 20 лет» говорит о раздумье молодого человека, вступающего в жизнь. Название в каком-то смысле точнее, но ему не хватает обобщённости: всё-таки «М н е 20 лет».

«Июльский дождь» стоит в одном ряду с названиями таких глубоких картин, как «Листопад» Отара Иоселиани, его же «Пастораль». Заголовок сначала обманывает, настраивает на спокойный, умиротворённый лад — но потом, после просмотра, как бы высвечивает самое главное. В аннотации из монтажного листа даже сочли нужным пояснить название. О беседах по телефону Лены и её случайного знакомого Жени, встреченного как раз под июльским дождём, сказано: «остаётся твёрдая уверенность существования чего-то настоящего, радостного и освежающего, как июльский дождь». Более точен был Семён Фрейлих, считавший, что в «Июльском дожде» герой показан в «момент очищения».

Но эта работа Марлена Хуциева — не просто об очищении души. Возраст, когда человек решает «словесный сор из сердца вытрясть // И жить, не засоряясь впредь», можно назвать именно порой очищения, которая должна располагаться в жизни где-то между становлением и зрелостью. Герои «Июльского дождя» несколько старше персонажей «Мне 20 лет», но на самом-то деле являются их ровесниками. Потому что тем, кому было в 1961 году по 22—23 года, в 1966-м (время действия «Июльского дождя») — уже 27—28 лет. Лене как раз двадцать семь. Хуциев будто продолжает исследовать избранное им поколение тех, кто родился перед самой войной.

Кроме того, это продолжение анализа состояния общества 60-х годов через частные судьбы людей. Опять разговор идёт об очищении жизни от всего наносного и ненужного при помощи косвенного обращения к прошлому. Постановщик не скрывает сходства этих двух фильмов и говорит об этом так: «Вообще мне кажется, что «Июльский дождь» более точная картина, чем «Мне 20 лет», хотя в первой половине там надо было кое-что дочистить и поджать. Мне приходилось слышать обвинения, что картина эта — самоповтор, но я не могу с этим согласиться. Здесь есть сознательное развитие некоторых близких мотивов, и поэтому картины в чём-то смыкаются».

Если в ленте «Мне 20 лет» приобщение героев к Истории было несколько декларативным, выглядело, скорее, надеждой на будущую связь, только что приобретённой мерой ценности, то в «Июльском дожде» Лена, более зрело смотря на жизнь, спокойно принимая решения и сознательно делая свой выбор, закономерно приходит к внутреннему осознанию зависимости собственной жизни от фронтовиков, собравшихся у Большого театра, и от тех, кто не вернулся с войны. Она постигает необходимость естественного очищения через краткое мгновение духовного единения с этими людьми и укрепления своей веры в настоящие человеческие ценности, которые Время сделало ещё важнее для человечества, потому что по мере продвижения вперёд всё новые и новые трудности встают у него на пути. Ведь и для общества также существует возможность превращения в нечто кажущееся. Оно может остаться собой благодаря тому же очищению через веру в незыблемое и вечное. И нужно, чтобы каждый член этого общества хранил в себе самом незримую «связь времён».

В «Июльском дожде» это выражено при сопоставлении радостных, улыбающихся лиц фронтовиков (среди них мы видим и Алика, напрасно казавшегося нам лишь «богемным бардом») и сосредоточенных, неожиданно серьёзных лиц молодых парней и девушек: они наблюдают за встречей людей, которые вынесли свою дружбу-родство из окопов минувшей войны и остались верны этому — как самому дорогому и необходимому в жизни. Лица солдат Великой Отечественной и тех, кто родился уже после войны, воспринимаются как л и к и двух поколений, двух времён — прошлого и будущего. И где-то в толпе мы видим Лену, которая принадлежит к поколению родившихся ещё до войны и представляет настоящее.

Возможно, что для людей из грядущего эти запечатлённой камерой лица будут казаться портретами, достойными быть в одном ряду с полотнами художников Возрождения. И они станут вглядываться в лица живших когда-то соотечественников, пытаясь понять, что владело их душами, как они жили. Мы же ещё считаем их современниками, обыкновенными людьми, которых сами совсем не хуже, поэтому не хотим увидеть в них неповторимых личностей. Так бы и прошли они мимо нашего внимания, если бы не магия художника, который остановил мгновение и дал возможность уже сейчас внимательно всмотреться в эти лица — как в зеркало, и ощутить сопричастность с ними, судьбами и жизнью людей второй половины XX столетия, последнего века второго тысячелетия.

Мы забыли, кто есть на самом деле. И уже не замечаем, что вместо нас по шумным улицам Москвы бегут, словно милые двойники, похожие на нас, как две капли воды, но всё же другие. Мы отличаемся от своих двойников, как «Мадонна Литта» Леонардо Да Винчи — от репродукций, напечатанных в типографии. Мы пребываем в мире копий — и природа выбрасывает одну за другой партии новых homo sapiens. Наши иронические разговоры, короткие, ничего не значащие встречи, торопливые прощания — вся жизнь на бегу. И некогда остановиться и понять, что мы — уже не те, кем должны быть. Предпочитаем походить друг на друга во всём — от одежды до мыслей, не считаем нужным открывать в себе самих себя, индивидуальных и своеобразных, а не типичных и правильных. Мы не вдаёмся в размышления над тем, куда плывём по жизни, что ждёт впереди. Но всё же случается так, что рано или поздно осознаём, что живём мнимой жизнью, что мы — не мы, и тогда пытаемся стать собой, оставив позади, как ненужную шелуху, существование, от которого избавились. И теперь судим себя и других по истинным принципам. И меряем всё на свете подлинными ценностями. Это и называется очищением.

Спеша в толпе людей, мы не обращаем внимания на лица встречных. Но если бы задумались над тем, что и на нас в это время никто не смотрит, возможно, обиделись бы. Каждый считает себя личностью, поэтому ждёт повышенного к себе интереса. Слово «толпа» для нас означает большое количество не отличающихся друг от друга людей. Между тем, любой в этой толпе — неповторимая индивидуальность, и его портрет действительно можно сравнивать с портретом человека Возрождения, если, конечно, абстрагироваться, что во втором случае картина написана великим художником. Два лица — два человека разных времён. Оба загадочны и непонятны. Исполнены тайного света. Но чем больше вглядываешься в них, тем глубже проникаешь в мысли и чувства этих людей, в то, что скрыто за их лицами.

Есть удивительный документальный фильм «Взгляните на лицо» Павла Когана и Петра Мостового по сценарию тогда ещё вгиковского студента Сергея Соловьёва. Снят, между прочим, как и «Июльский дождь», в том же 1966 году. Мы видим на экране лица людей, смотрящих в Эрмитаже на «Мадонну Литту». Лица самые разные. Но одно запоминается навсегда — лицо маленькой девочки, молитвенно сложившей руки на груди, лицо доброе, светлое, чистое, по-детски открытое. Есть такая фраза в сценарии этой ленты: «Лица сменяются, люди подходят, а экскурсоводы — тоже разные люди — всё говорят, пытаясь объяснить, переложить на слова чудо, которое не знаешь, как и назвать, то ли чудом природы, то ли чудом искусства, а вернее всего, вероятно, великим чудом бессмертия человека».

Именно это всегда волновало ум и сердце художников всех времён — и они стремились воплотить «чудо бессмертия» в своём искусстве. Эпиграфом к искусству всех эпох можно поставить название «Взгляните на лицо». Так уж устроен мир: человечество привыкло смотреть на себя в зеркало искусства, когда как само искусство изо всех сил хочет понять тайну реального человека, живущего незаметно среди других. Людям лица их ближних представляются обыкновенными. Искусство наполняет эти лица светом поэзии, раскрывает, делает явным то, что недоступно глазу в обыденной жизни. Так рождаются шедевры, которые потом безуспешно пытается веками разгадать человечество. Можно сказать, что это «разгадке жизни равносильно».

И уже другие художники ищут в своих современниках черты неуловимого сходства с возвеличенными искусством лицами. А сходство есть. Оно — в непостижимой тайне бессмертной души человека, который уже давным-давно не существует, но осталось его лицо, запечатлённое художником. Даже если ничего неизвестно нам о людях какой-либо из ушедших эпох, всё равно остаётся бессмертным их вклад в движение человеческого общества вперёд. Они были звеньями в общей цепи. И поэтому о них — конечно, не о каждом в отдельности, но обо всех сразу — человечество помнит.

Марлен Хуциев в «Июльском дожде» как раз пытается разгадать тайну нашего с вами современника. Он предлагает взглянуть на лицо этого человека с таким же вниманием и сосредоточенностью, как мы стали бы смотреть на лицо человека минувшей эпохи, например, на лик той женщины в образе мадонны, которая мелькает на мгновение в начале фильма. Между прочим, первый кадр — это фрагмент картины «Святое семейство». В лицах простых людей давним художником увидены лики персонажей Евангелия. Впрочем, само Евангелие не является ли плодом творческой фантазии людей, раскрывших божественное начало в обыкновенной истории Иисуса, сына плотника из Назарета?!

Хуциев начинает свою ленту с того, что ставит зрителя на место прохожего, идущего по многолюдной, залитой солнцем Петровке. Камера движется прямо в толпе. Этот долгий проход перебивается фрагментами полотен художников Возрождения. А за кадром музыку Бизе из оперы «Кармен» сменяет голос диктора, который читает последние известия, потом врывается оглушительный рёв стадиона и голос комментатора, ведущего репортаж с чемпионата мира по футболу — будто кто-то, от нечего делать, настраивает шкалу радиоприёмника. И в это же время на экране идут титры. Эпизод, казалось бы, перенасыщен информацией. Зритель должен смотреть, читать, слушать и одновременно думать над тем, при чём же здесь картины художников Возрождения? Но разве не в таком состоянии мы находимся всю жизнь? Мы не успеваем переработать всё то, что получаем по различным каналам. Человеку некогда спокойно вглядеться в мир, который его окружает.

И героиня появляется на экране неожиданно — забежав вперёд, Лена оборачивается на ходу, а потом ещё раз, улыбнувшись. Мы увидели её лицо в толпе и поняли, что именно она будет главной в фильме. Она словно приглашает последовать за собой и узнать её ближе. На месте Лены мог бы оказаться кто-то другой, такой же человек из толпы. Затем внезапный ливень (как бывает, наверно, только в Москве) обрушивается на опалённый солнцем город. Лена вынуждена укрыться под каким-то навесом, где уже столпились люди. Камера внимательно рассматривает их лица, отделённые от нас пеленой дождя. И обыденный факт поднимается вдруг до высот поэзии. Словно Ноев ковчег, затерян среди дождя этот островок с людьми. И вовсю хлещет июльский ливень, всё очищающий. А уже в финале, после лёгкого майского дождика, Лена окажется у Большого театра (то есть по соседству с Петровкой из пролога) — и растворится в толпе, откуда она и появилась, но теперь совсем не та, что прежде, ныне обновлённая и духовно повзрослевшая. Время очищения окончилось.

Сергей Кудрявцев
Оценка: 10/10
http://www.kinopoisk.ru/level/3/review/871996/
 
Андрей_ШемякинДата: Вторник, 25.08.2015, 20:38 | Сообщение # 17
Группа: Проверенные
Сообщений: 182
Статус: Offline
19 июня 2015 года исполнилось 75 лет Евгении Владимировне УРАЛОВОЙ. Даже если бы она ничего больше не сыграла, кроме Лены в "Июльском дожде" (1966) - это уже был бы патент на благородство. Роль - на сломе эпох, роль - судьба. Ведь это люди 60-х были убеждены, что - всё, конец, вернее, замкнутый круг. А получилось наоборот. Случай (в лице сценариста Анатолия Гребнева и режиссёра Марлена Хуциева) дал героине - и нам вместе с нею, - время на размышление, - то есть на то, чтобы, заговорив с незнакомцем, а потом, услышав его прерывистый монолог об удушье, свернуть с колеи, и отказаться разменивать традиционную, добровольно-принудительную советскую жизнь, вступившую в фазу унылого благоденствия, на внутреннюю свободу. Это был первый поступок ОТДЕЛЬНОГО ЧЕЛОВЕКА в нашем кино после огромного перерыва в 40 лет, прошедшего со времени выхода "Третьей Мещанской" (1927) Абрама Роома, Поступок, не опирающийся ни на что, кроме русской (и в какой-то мере итальянской, как у антониониевской Моники Витти) уклончивости, - когда - разумеется, женщина! - в ответ на пустые ритуальные жесты уходит в социальную нишу, щель, укром (тончайшее наблюдение Мирона Черненко), нарушая при этом, как оказалось впоследствии, совсем принудительную гармонию вечной советской борьбы с окружающим миром за что-нибудь. А потом появилась Надя (Нина Русланова) из "Коротких встреч" (1967) Киры Муратовой, которая тоже - ушла из санкционированного советским романтизмом любовного треугольника, и много кто ещё - странный. Но точка отсчёта в разговоре о возможности самостоятельного, внегосударственного поступка, именно в этом качестве существующего у нас в кино - здесь, в "Июльском дожде". Приветствую замечательную актрису, героиня которой вошла в открытый финал великого и ошельмованного тогдашней партийной критикой фильма, с молчаливым вопросом к реальности, вместо готовых и, главное, зубодробительно-надёжных ответов предшествующей - тоталитарной - культуры. Итог Оттепели, но и начало собственной - а значит, во многом теперешней нашей жизни, здесь и сейчас. Из муравейника - в люди. "Ещё ничего не решено". Ура. С юбилеем!
 
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Copyright MyCorp © 2024
Бесплатный хостинг uCoz