http://klub-nostalgia.ucoz.com/publ....-1-0-15

Проходящий в Киеве 37-й международный кинофестиваль "Молодость" открылся выдвинутой на "Оскар" картиной "Душка" голландского классика Йоса Стеллинга, которая вскоре выходит и в московский прокат. Самоиронию организаторов "Молодости", выбравших для церемонии открытия картину, где с пугающей точностью описано подобное киевскому торжественное мероприятие, оценила ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.

Впрочем, эпизод открытия кинофестиваля в "Душке" — это скорее собирательный образ, напоминающий многие российские праздники кинематографа, а придуманное Стеллингом пародийное название "Фестиваль Фестивалей Фестивалей" отчетливо отсылает к международному фестивалю в Петербурге. Из судьбы некоторых петербургских кинематографистов как раз и позаимствована реальная история, лежащая в основе сценария, хотя на особую правду жизни "Душка" не претендует.

Начинается "Душка", как обстоятельная психологическая драма, с рождения заглавного героя: в автобусе, едущем по сельской местности, появляется на свет младенец, и характерного вида русские бабушки в платочках передают его из рук в руки, умиленно приговаривая: "Душка, душка!" Довольно странно звучит тут это словечко, никак не из лексикона деревенских старух, а скорее благородных девиц. И уж тем более вряд ли потом родители дали бы мальчику такое имя, а взрослый мужчина стал бы им пользоваться. Но все эти пошлые рассуждения не могли смутить режиссера, прельстившегося созвучием между "душкой" и "душой", и ведь действительно, если б персонажа Сергея Маковецкого звали заурядным Васей, наверное, не все бы сразу заметили, что это ходячее воплощение русской души.

Ходячее воплощение европейской культуры, вступающей в странные отношения с русской душой, играет в "Душке" наделенный благообразной внешностью интеллектуала и эстета бельгиец Жен Бервутц. Его герой, голландский кинокритик и сценарист, сам смахивает на персонажа книги: что-то смутно-набоковское отсвечивает в его походах в соседний кинотеатр, где его интересуют не столько новинки кинопроката, сколько юная кассирша (Сильвия Хукс). Однако не успевает кинокритик первый раз привести ее в гости, как тет-а-тет оказывается прерван появлением таинственного незнакомца с фибровым чемоданом. Личность его и цель визита остаются тайной: он произносит только слово "Душка", тыкая себя в грудь, и лучезарно улыбается, как может улыбаться только человек, который пришел навеки поселиться. Артист Маковецкий привнес от себя в образ Душки шапку-ушанку с трогательно торчащими в разные стороны ушами, как у бездомной дворняги,— деталь довольно точная, коль скоро "душка" больше похоже на собачью кличку, а не на человеческое имя. Общение между голландцем и уплотнившим его жилплощадь русским пришельцем складывается примерно так же, как между человеком и приблудным псом, который все понимает, но ничего сказать не может и которого жалко выгнать на улицу, хотя кроме неудобств он ничего не доставляет.

Йос Стеллинг не слишком долго мучит зрителя вопросом, откуда взялось существо в ушанке, то затягивающее песню "Что стоишь, качаясь...", то читающее стихи "Я вас любил...", и вскоре флешбэком отправляет своего кинокритика в Киев на пресловутый "Фестиваль Фестивалей Фестивалей". В тот до боли узнаваемый момент, когда гости и участники, отпихивая друг друга локтями, сметают тарталетки с фуршетных столов, режиссер "Душки" максимально сгущает сатирические краски, и казалось бы, последний налет хваленой славянской загадочности должен был улетучиться при виде этой беспорядочно жрущей толпы. Но с другой стороны, здесь тоже кроется загадка: почему русские, о которых принято думать как о широких натурах, теряют над собой контроль при виде халявы? Объясняется ли это вульгарной жадностью или это скорее наивная предусмотрительность не избалованного хорошей жизнью народа: если угощают, надо жрать, потому что следующий раз будет неизвестно когда.

Размягченный подобными культурологическими размышлениями европейский гость, испытывающий к хозяевам, должно быть, смешанное чувство сострадания и боязливости, выходит из фестивального дворца на свежий воздух и утыкается взглядом в блаженного мужичонку, который просит у него прикурить и представляется: "Душка". Угостив Душку сигаретой и окончательно расчувствовавшись, кинокритик неосторожно добавляет: "Будете у нас в Голландии — заходите", не подозревая, как эти непостижимые русские рады воспринимать подобные проявления европейской вежливости буквально — опять же не из корыстного расчета поживиться чужим гостеприимством, а из голубоглазого простодушия. Как европеец на самом деле относится к русскому, невольно разрушившему его личную жизнь, в "Душке" остается невыясненным: понятно только, что далекий незнакомый друг ему зачем-то нужен, однако потребность в нем обостряется тем больше, чем дальше он находится.

Газета «Коммерсантъ» № 196 (3772) от 25.10.2007
http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=818473

С первых же кадров "Душка" наносит удар под дых. Грязный автобус тащится по живописно цветущей и зеленеющей русской глуши; в автобусе — не по сезону одетые господа в тулупах, шерстяных платках и меховых шапках, иные лишены головного убора и довольствуются венком из ромашек. Толстая бабища с душераздирающими криками рожает ребенка, прочие пассажиры умиляются, вытаскивают свои гармошки и бодро затягивают "Что стоишь, качаясь...". Это, само собой, русские люди.

Возмущение закипает в душе. Йос, Йос, ну как вы могли? Ведь вы же сняли "Стрелочника" и "Иллюзиониста", ведь вы же талантливый человек, вы человек тонкий — и вот ведь какая пошлость, какая глупость, ей-богу!..

По счастью, все не так плохо. Вернее, все хорошо. Ужасное начало оказывается лишь фильмом внутри фильма — действие быстро перебрасывается из русской глубинки в Голландию. К пожилому интеллигентному голландцу Бобу (Джин Бервутс) заявляется Душка — русский человек без знания языка, без денег и без прошлого — и остается у него. Короче, заводится — как муха или таракан... Сергей Маковецкий сыграл одну из лучших своих ролей: лишь гениальному актеру под силу так нагло и непринужденно балансировать на тонкой грани между Спасителем, подставляющим другую щеку, и приживалом, приносящим хозяину кофе в постель.

Ну, а режиссер Стеллинг все-таки снял очередное талантливое кино. Возможно, лучшее свое кино вообще.

— Один русский знакомый сказал мне, что русские зрители обидятся на меня за этот фильм. Решат, что я выставил их дураками. Меня это очень тревожит. Вот вы как думаете — обидятся?

— Кто-то, может, и обидится.

— А вы тоже обиделись? Вам не понравился фильм?

Мы пьем кофе в маленьком светлом кафе в центре Утрехта. Все стены здесь увешаны киноафишами, расписаниями показов и постерами — в основном с изображением Маковецкого в шапке-ушанке. Через большие голые окна — от пола до потолка, как это принято в Голландии, — на нас без любопытства поглядывают клиенты, сидящие за столиками на улице. Кроме кафе в старинном здании имеется еще и кинотеатр — все вместе это называется "Луис Хартлупер Комплекс" и принадлежит Йосу Стеллингу. Владелец заведения, седой человек в очках, с утиным носом и детским выражением лица, действительно выглядит встревоженным.

— Мне понравился, — вполне искренне говорю я. — Даже очень.

— Но почему же тогда "кто-то обидится"?

— Потому что кому-то может не понравиться образ навязчивого русского гостя в ушанке, а также водка, народные песни и тост "На здоровье!", который мы, кстати, так не произносим.

— Но это же просто ирония! Голландец Боб тоже подан с иронией, но голландцы ведь на меня не обижаются.

— Да, но вы сами голландец.

— А, понятно... Русский может шутить по поводу России, а иностранец не может...

В Утрехте я всего второй день, но русская тема в этом уменьшенном Амстердаме, с черными каналами, вылизанными тротуарами, запахом марихуаны, хоббитскими домиками, мостиками, лодочками и велосипедами, определенно начинает становиться навязчивой. Даром что здесь, в отличие от Амстердама, практически нет соотечественников (а может, именно по этой причине), проклятые русские вопросы парадоксальным образом занимают самих хоббитов... простите, аборигенов. Вчера я совершенно случайно набрела на вечер русской поэзии в модном кафе "Ван Веген". Старушка-переводчица сосредоточенно и просветленно читала стихи Рыжего, Набокова и Мандельштама в голландском переводе; маленький очкастый человечек, оказавшийся певцом церковного хора, исполнял по-голландски Окуджаву; дородная поэтесса русского происхождения, основательно подзабывшая язык предков, декламировала стихи собственного сочинения, с большим чувством выкликая фразы вроде "Вы научитесь произношать" и "Сердце пульсует, как жарбы". В целом было очень трогательно.

— На меня не надо обижаться, я люблю русских! — гнет свою линию Стеллинг. — И, между прочим, голландец Боб как раз делает выбор в пользу России: он оставляет Западную Европу и едет к вам.

— Ага, и у нас его сразу грабят!

— Так вам, значит, не понравился фильм?

— Да нет, мне понравился. Хотя...

— Хотя?!

— Хотя когда я увидела начало — пришла в ужас.

— А что там такого ужасного в начале?

— Там то, что мы называем словом "клюква".

— Клюква?

— Русские едут в автобусе, играют на гармошках и рожают детей. Это называется "клюква". Очень развесистая...

— Но это же на окраине, в деревне.

— О боже, Йос! Вы что, действительно думаете, что люди в русской деревне играют на гармошках в автобусах?!

— Нет, конечно, не думаю. Но это же не сугубый реализм. Это намеренная игра со стереотипами. Душка — тоже стереотип. Обобщенный и утрированный русский человек. Хотя нет, обобщение куда шире его "русскости". Душка — это никто и ничто. Как смерть. Как ангел смерти, который однажды приходит в гости и остается. И когда Душка пропадает, а Боб едет за ним в Россию, метафорически это значит, что Боб ищет смерти. Вы все же обратите внимание: в финале Боб выбирает Россию! В финале все о'кей! Русские зрители не должны обижаться!

— Все о'кей? Русский олицетворяет ангела смерти, приезд в Россию для голландца является метафорой смерти — и это о'кей?!

— Ну да, это о'кей. Это нормально. Это катарсис.

— У вашего русского "ангела смерти" есть, говорят, какой-то вполне конкретный русский прототип.

— Да, мой приятель Юрий, журналист из Санкт-Петербурга. Он очень хороший человек. Когда я пришел к нему домой и увидел какую-то симпатичную безделушку, он тут же мне ее подарил. Я удивился, а он сказал: "У нас в России друзья всем делятся и помогают друг другу". Эта русская общинность — прекрасная национальная черта. Проблема в том, что, когда человек с такой психологией приезжает на Запад, где у него нет ничего, он продолжает исходить все из тех же общинных ценностей, а у нас они не работают. Даже мои русские знакомые, давно уже живущие в Голландии, жалуются на это свойство своих соотечественников: они, например, говорят, что русских друзей совершенно невозможно выпроводить из дома — те уверены, что, раз уж они пришли в гости, то останутся на ночь. В Голландии это не принято. Вы ведь узнаете то, о чем я говорю? У вас такое бывает? Ваши друзья или знакомые приходят к вам домой, едят вашу еду, торчат до самого вечера, потом остаются переночевать, потому что уже поздно, потом завтракают, раз уж все равно они проснулись у вас... Не бывает?

— Конечно бывает.

— Ну вот: типично русское явление. А голландцы — это полная противоположность. Мы очень закрытые люди.

— А как же ваши окна от пола до потолка, без всяких занавесок — заглядывай кто хочет.

— Нет, это совершенно другое. Мы показываем — но не впускаем. У нас крохотная страна, слишком крохотная для того количества людей, которые в ней живут. Человек за оконным стеклом как бы демонстрирует: смотри, я живу рядом с тобой, очень близко от тебя — но отдельно, в моей собственной выгородке, как крыса в коробочке... Душка этих ограждений не понимает.

— Ваш фильм — это ведь еще и метафора отношений между Россией и Западной Европой. Точнее, отношения Западной Европы к России, верно?

— Да, частично. Но эта метафора не главное, я вообще не люблю геополитику и политику. Меня, скорее, интересуют некие национальные свойства. Русские проживают каждый день как последний — завтра нет. А мы здесь живем днем завтрашним. В этом смысле мне гораздо ближе русское восприятие.

— И почему же, по-вашему, русские живут сегодняшним днем?

— Возможно, русская история приучила их к такому подходу. "Завтра" может принести с собой любые неожиданности. К тому же, когда ты пьешь, о завтрашнем дне редко думаешь. Ну а голландцы — крайне прагматичные люди. Они смотрят себе под ноги, а не на небо. Они не любят восхищаться, а любят, чтобы им было удобно и комфортно.

— А вы тоже такой голландец?

— Ну нет. Я нет. Голландец — он такой в очках, опрятный, сдержанный, он уверен в себе, он знает все лучше вас...

Я внимательно — вероятно, слишком внимательно — вглядываюсь в собеседника. Пока что особенных расхождений между ним и этим "эйдосом" голландца как-то не наблюдается.

— А еще голландец худой и длинный, — сообщает Стеллинг.

Сам он невысок и коренаст, так что да, теперь разница действительно налицо.

— А как давно у вас этот бизнес, Йос? — я обвожу глазами кафе.

— Четыре года. Но у меня есть еще одно кафе и кинотеатр — там, в конце канала, — уже тридцать лет.

— И что, легко совмещать бизнес и режиссуру?

— А что такого? Это нормальный баланс. На деньги от бизнеса я живу и снимаю кино: от государства я ведь не получаю финансирования.

— Неужели государство не поддерживает авторское кино?

— Нет, просто мне лично не нужна эта поддержка. Опасная штука. Поначалу хорошо, а потом можно потерять контроль над ситуацией, — Стеллинг ненадолго впадает в задумчивость, потом продолжает: — Русские тоже бывают практичными. Но совершенно иначе. Этот мой друг, Юрий, он всегда участвовал во всех фуршетах на кинофестивале в Петербурге, он все время ел, пил, пролезал, где можно и где нельзя, он явно владел каким-то тайным русским знанием: как попадать в места, куда вход воспрещен...

— Судя по тому, как в "Душке" показан российский кинофестиваль, у вас богатый опыт такого рода, — замечаю я.

Этот фрагмент меня действительно впечатлил — все-таки Стеллинг не только сдержанный и вежливо-приветливый голландец, но еще и очень ехидный и насмешливый наблюдатель. Так едко и метко, одним только чудовищным названием "Международный Фестиваль Фестивалей Фестивалей", попасть в самую больную точку — невероятную местечковую пошлость отечественных киносмотров, раздутую гордость и спесь недооцененного провинциала, — это надо уметь...

— Да, опыт есть. Что меня больше всего потрясает на ваших фестивалях, так это русский фуршет. Огромный стол красиво и обильно уставлен всякими яствами, люди мнутся у дверей, потом подается сигнал — и через пять минут все сметено. Еще мне нравится смотреть, как участники фестиваля выходят на сцену под звуки торжественного марша... А микрофоны! Да, русские микрофоны — с ними всегда проблемы! Ну и, конечно, русский перевод. Директор фестиваля произносит длинную речь — красивая девушка в короткой юбке переводит ее на английский пятью словами. Просто невероятно!.. И это что, не повод пошутить? Вот мой русский знакомый сказал мне, что я слишком издевательски показал "Фестиваль Фестивалей Фестивалей". Я не понимаю: это разве такая серьезная вещь, над которой нельзя посмеяться? К тому же у меня в фильме фестиваль из советских времен. Там даже бюст Ленина у входа стоит.

— Йос, вы, говорят, часто приезжаете в Россию.

— Да.

— И бываете на фестивалях.

— Да.

— И вы хотите сказать, то, что вы показали в "Душке", относится только к советским временам? Что сейчас не может быть таких фуршетов, таких переводчиц или даже бюста Ленина на входе?

— Вообще-то, может...

— Ну вот, а вы говорите — на что обидятся? На правду, в частности. Кому понравится смотреться в такое зеркало?

— Вы, русские, слишком много внимания придаете тому, что о вас думают западные европейцы, какой у вас имидж на Западе! Когда я говорю, что мне нравятся русские, русские мне не верят: как это мы можем тебе нравиться, если мы сами себе не нравимся?..

Стеллинг устремляет взгляд в огромное голландское окно и поджимает губы. Обиделся, что ли?

— Йос, вы живете в Утрехте всю жизнь?

— Да.

— И никогда не хотелось уехать? Город не казался вам слишком маленьким? Вы никогда не чувствовали себя...

— Жертвой города?

— Да, жертвой города.

— Нет, никогда. У человека должны быть три самых важных атрибута: душа, тело и место. Утрехт — это мое место, мне здесь хорошо и комфортно. К тому же Утрехт вовсе не какой-то медвежий угол. Это центр Голландии. Можно за 20 минут доехать до Амстердама, за 25 — до Роттердама, до Гааги. Утрехт — самый старый город в Голландии. Утрехт — студенческий город, здесь очень много молодежи. Этот город — он как аэропорт, очень живой, очень свободный.

— А кстати, насчет свободы, — подбрасываю я стандартный вопрос. — Вот у вас четверо детей. Вы, как родитель, спокойно себя чувствуете в стране, где наркотики продаются на каждом углу?

Получаю стандартный ответ:

— Есть законы государственные, а есть внутренние. Нужно воспитывать в детях восприимчивость к внутренним законам, и тогда все будет о'кей. Либеральный подход к продаже наркотиков страшен не для нас, а для приезжих, которые дорвались до того, что у них запрещено. К тому же трава — она не особенно вредная. Никотин и алкоголь гораздо вреднее.

— Йос, а с русской литературой XIX века вы знакомы? — еще один банальный вопрос. Но что делать — мне действительно интересно: слишком уж этот Душка смахивает на Мышкина...

На этот раз ответ довольно неожиданный.

— Я много чего читал. Особенно мне понравился маленький роман Пушкина, не помню названия... Это про двух землевладельцев. Один украл у другого землю, а тот решил из мести убить себя, чтобы тот, первый, почувствовал себя виноватым... Это такая смешная история!

Я чувствую, что волосы начинают шевелиться на моей голове.

— Йос, вы имеете в виду "Дубровского"?!

— Да, точно! "Дубровский". Для меня это самый яркий пример русского типа мышления. Совершить самоубийство, чтобы насолить соседям. Замечательно!..

Стеллинг подзывает официантку и заказывает еще кофе. Официантка кокетничает. Стеллинг смеется. Приятно, наверное, выпить чашку-другую кофе в собственном уютном кафе.

— Песня, песня для меня очень важна, — неожиданно говорит Стеллинг.

— Какая песня?

— Та, что в фильме, — про два дерева.

— "Что стоишь, качаясь..."?

— Да.

— А вы понимаете, что она значит для русского зрителя?

— Ну, это очень романтичная песня — о том, как сложно двоим дотянуться друг до друга, — Стеллинг вдруг настораживается и мрачнеет. — А что, на самом деле она значит что-то другое?

— В общем-то нет. Она значит именно это, — успокаиваю я. — Но она слишком затаскана, ее уже мало кто воспринимает непосредственно. Это один из символов "загадочной русской души", в одном ряду с водкой, матрешкой и "На здоровье!". Когда такую песню использует в фильме иностранец, получается "клюква".

— Ох, господи ты боже мой! — всплескивает руками Стеллинг. — Но это же просто очень красивая и грустная песня. Про одиночество. Ну ничего, скоро я буду в Москве, буду встречаться с русскими зрителями и журналистами. И я объясню, я им все объясню. Чтобы они не думали, что я хотел сделать из них дураков... Они меня поймут. Поймут? Правда ведь?

27.10.2007 Текст: Анна Старобинец, Фильм.Ру, "Русский репортер"
http://www.film.ru/article.asp?id=4949

«Специальный гость» нового московского кинофестиваля «Завтра», новый фильм Йоса Стеллинга с тем же успехом мог открывать Канны, Венецию и Берлин. Введя в сюжет «фестивальную» интермедию, Стеллинг как элементарный профи придал ей «совковый» колорит, поскольку его герой понимает только по-русски. Но, будь герой болгарином, фильм мог легко рассказать про Карловы Вары, а у эскимосов – про Торонто.

В нем не стоит национального вопроса, хотя трудно представить себе «Душку» без предварительного прочтения «Села Степанчикова и его обитателей» или «Жизни с идиотом». Только это – всего лишь щелчки, ризочки для «разговора по душам». Персонифицируя «душу», Стеллинг взял русского лишь потому, что в зубах уже навязло про наши национальные тайны. Но вообще-то фильм снят о себе, любимом, причем именно с любовью. Абсолютно самовлюбленный фильм.

Даже актер Жен Бервуц, играющий сценариста, пожилой, но высокий и стройный, спортивный и симпатичный – как бы улучшенная копия маленького и лысого Йоса Стеллинга. А проблемы у них обычные. Не хочется мыть посуду (ее будет очень много), не хочется заканчивать сценарий (незавершенность – как бы признак гениальности), хочется любить молоденьких (актриса Сильвия Хухс – действительно редкой красоты, глаз не оторвешь). Только вкупе такое «хочу-не хочу» и составляет личность, и на старости вовсе не девушки – главное, а проявление собственных отражений, откуда ни возьмись. То есть жизнь уже столь длинна, что никому ее всю не расскажешь, а замыкание на себе приводит к тому, что мир – зеркало, осколки зеркала, комната смеха, если хватит мозгов.

Трудно сказать, хватило ли мозгов Стеллингу. Сергею Маковецкому в роли Душки – это да, он снова порадовал. Когда его незваный гость поселяется у абстрактного, грубо говоря, «голландского хеера», срочно дать ему в темечко молотком хочется, верно, каждому, у кого хоть раз в жизни бывали незваные гости. Чаёк не тогда, когда ты привык пить кофе. Присутствие за плечом, когда тебе надо работать. Укладывание спать беззастенчиво на глазах у любимой девушки. В майке за шесть рублей. Полное игнорирование тонких намеков на право на личное пространство. Собачий взгляд, если поставить вопрос ребром. И разговоры, разговоры… Но по достоинству оценить все это наваждение «незваного гостя», достаточно реального, хотя под ним можно понимать хоть «фрейдистские комплексы», хоть банальный «творческий кризис», получается лишь после фильма, к глубочайшему сожалению.

Проработав над «Душкой» около шести лет, Стеллинг совершил чисто техническую режиссерскую ошибку. Ему-то давно понятно, про что он снимает, и стал велик соблазн оттянуть выяснение обстоятельств для публики как можно дальше. А в начале и середине углубиться в психологию. Он углубился и кайфовал, видимо, на съемках, зная, что дальше будет песня. Но, пока мы не понимаем, «кто и что», и «какого черта», нам-то совсем не до углублений. Слишком символичен сюжет, как в школе, и все время музыка про рябину с дубом, так мы ее слыхали в более естественном исполнении, и стихи про «Я вас любил..» в школе тоже звучали органичней, и все это как-то странно, и как в сумасшедшем доме.. Ну, жил себе человек. Ну, прибился к нему придурок. Ну, человек слабоват, чтобы не пустить придурка или выгнать, или убить. Ну, до свиданья, парень. А ты бейся, бейся в истерике.

Но «обстоятельства» на самом деле были, только вставлены позже, чем нужно. Вырезать бы вначале минут эдак 30-40… А так Стеллинг действительно – профи и знает причины со следствиями. Как в «Совке» вечно толкают машину с заглохшим мотором. Как жрут на фуршетах. Как любят халяву, что иногда делают это профессией (кто бы ни разу не оскорблялся невозможностью выгнать «их», потому что они «нас» роняют). Как рожают в автобусах, и про это еще снимают кино. Как грабят и как после этого могут помочь безвозмездно. Вся жуть плохого английского, пышных грудей, спотыканий Русланы Писанки и даже речей любого из совковых «фестивальщиков» подмечены моментально. Не говоря уж о партии и правительстве, и как они все давят на подсознание европейца, не говоря уж о том, как на него давят свои европейские крашеные старухи, заманивающие в номер… «Куда деться?» – этот вопрос к концу фильма облагораживает всю его тематику и создает наконец чисто киношную красоту.

К концу фильма в нем все сошлось, появилась экзистенция, которую можно щупать руками, стало смешно и грустно, даже ветхозаветный символизм оказался простителен, когда сад посажен, цветет, и мы в том саду гуляем. Но недаром Стеллинг приделал титр «эпилог». Он и сам, видимо, почувствовал, что зарапортовался. А вот если бы не было той изначальной ошибки, когда знакомство сценариста с Душкой отнесено невесть куда, если бы все шло без зауми, просто по хронологии, так фильм был бы песней от начала до конца. А вместо того чтобы рассказывать красавице «историю знакомства», сценарист, кстати, смело мог бы заняться с ней любовью, бурно, как европейцы умеют, и тогда Душка утром с подносом в дверях спальни – сок, кофе, бекон, круассаны – вообще перестал бы быть «русским». Он стал бы Душечкой навсегда.

Катя ТАРХАНОВА, 27.10.2007
http://www.interkino.ru/reviews/duska

Сегодня после церемонии закрытия кинофестиваля авторского кино «Завтра» (2 morrow) в кинотеатре «35 мм» состоится показ фильма культового голландского режиссера Йоса Стеллинга «Душка».

Йос Стеллинг — европейский киноклассик, исследует алхимию кино. Лаборатория мэтра — его фильмы. «Стрелочник», «Летучий голландец», «Иллюзионист» названы критиками ярчайшими картинами века.

«Душка», номинированная Нидерландами на «Оскар», российскому зрителю покажется особенно близкой. В главной роли — Сергей Маковецкий. На пороге квартиры голландского сценариста и кинокритика Боба (Жен Бервуц) внезапно появляется нечто. Вислоухая шапка, несуразный плащ, потрепанный чемодан, слеза в глазу. «Душка!» — тычет он себя в грудь. Собственно, это все, что может сказать иностранец. С трудом Боб вспоминает мимолетную встречу на кинофестивале в каком-то хлебосольном русском городе…

Бобу не до гостя, он без ума от юной кассирши из соседнего кинотеатра, у него творческий кризис. А тут этот недотепа. Мешает свиданию. Не дает сосредоточиться. Расхаживает в семейных трусах по квартире. Громко размешивает в чашечке шесть… нет, девять ложек сахара. Но как избавиться от преданного собачьего взгляда?

В чеховской оркестровке фильма все партии равнозначимы. И сплетение двух музыкальных тем: минималистской, Боба, и раздольно-протяжной «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина». И филигранно прописанный актерский дуэт — настоящая двухголосная фуга. Темы двух таких разных одиночеств сплетаются, прорастают друг в друга. В финале Боб будет искать Душку на необъятных и весьма опасных российских просторах. В некоей патриархальной чащобе ему даже послышится знакомый, когда-то раздражающий его призыв «Боб! Боб!»… Когда он придет на зов, увидит трясину с булькающей поверхностью: «боб-боб…». А был ли Душка? Или материализовался из тоски, а потом не опознанный, не востребованный, растворился в никуда…

Лучшая роль Сергея Маковецкого за последние годы. Актер дождался своего часа и своего режиссера (хотя только в нынешнем сезоне Маковецкий сверкает в бенефисных ролях в «12», «Русской игре», «Натурщице»). Но именно Стеллинг сумел включить полярные регистры дарования актера. Душка в его исполнении чудесный и отвратительный, хитрый и блаженный, наглый и сверхделикатный. И в глазах (знаменитые крупные планы Стеллинга) жар безоглядной преданности вдруг сменяется бесовским огнем. Но нет, показалось.

Журналисты пристрастно пытали Стеллинга: неужели его фильм про сложную любовь-ненависть буржуазной Европы и набивающейся к ней в дружбу компаньонки России? Стеллинг кривился: «Нельзя же все понимать буквально». Он снимал фильм не про политику — про людей. Его фильмы — всегда попытка сделать людей вокруг хоть немного лучше. А если те, что вокруг, лучше тебя, ты должен сделать чуть больше, чем ты способен. Но разница между нами — да, есть. «Мы, на Западе, драматично живущие люди. Мне кажется, представители Восточной Европы обладают умением и талантом использовать в своей жизни скрытые от современного сознания архаические пути, у них просто больше фантазии. Мне трудно объяснить словами, но я попытался передать фильмом свою любовь. Я знаю, русские любят подшутить над собой, но не любят, когда шутят над ними. Так вот, считайте, что я шучу над вами… как русский».

В ироническом взгляде на Россию (все ретросцены) — убогая фестивальная халява, до которой охочи оголодавшие журналисты, крупнобюстные фестивальные дивы и бюст Ленина, служащий подставкой для пепельницы, гудящий микрофон, страстная блондинка-переводчица.

Первая фраза звучит на седьмой минуте, и потом герои говорят лишь тогда, когда молчать не могут. «Я не люблю говорящие головы в фильмах. Кино ближе к музыке, чем к литературе, потому что если книги апеллируют к разуму, то музыка обращается к сердцу».

Историю «Душки» движет электрическое поле между актерами, свет, движение камеры, цветовые пятна (к примеру, красные от света рекламы лужи или желтые листья на пыльном компьютере сценариста). Для Стеллинга фильм — дерево, которое вырастает из корней режиссера, его привычек, друзей. Идеи, словно ветви, разрастаются на этом дереве во время съемок. Но крона фильма-дерева — публика. Стеллинг верит, что зритель настолько талантлив, что станет ему сотворцом…

Лариса Малюкова, 29.10.2007
http://www.novayagazeta.ru/data/2007/83/27.html

В прокат выходит соискатель "Оскара"-2008 (в номинации "Лучший иностранный фильм года") от Нидерландов - "Душка" Йоса Стеллинга, фильм открытия 37-го Киевского международного фестиваля "Молодость", он же фильм закрытия Первого фестиваля современного кино "Завтра" в Москве. Наша газета уже писала о замысле, на реализацию которого ушло долгих шесть лет, и съемках интернационального фильма не похожего ни на кого классика (см. № 11 от 22.03.2007 года). Голландско-российско-украинская копродукция отмечена участием фестиваля "Молодость" (его арт-директор Андрей Халпахчи - сопродюсер картины) при содействии Министерства культуры и туризма Украины. В Киеве и прошли частично натурные съемки этой полуабсурдистской, проникнутой, как всегда у Стеллинга ("Стрелочник", "Летучий голландец", "Иллюзионист", "Ни поездов, ни самолетов"), неизбывной иронией трагикомической истории.

Стеллинг не пишет бытовых сюжетов, его интересуют нюансы, детали, тончайшие движения человеческой души, которая приходит в мир одинокой, неизбежно страдает, будь то хоть в Амстердаме, хоть в Киеве, хоть в российской глубинке, и уходит в никуда. Как герой Сергея Маковецкого, чье странное имя вынесено в заглавие фильма. Сам актер на киевской премьере признавал, что Душка - "это и человек, и...не человек". Фантом отчасти, может сложиться и такое впечатление.

Впрочем, рождение героя в прологе фильма, где в раздолбанном автобусе в сельской местности мучается в потугах его бедная мать (украинская дива Руслана Писанка), настраивает на лирико-драматическое повествование. Младенец, здесь же нареченный Душкой (передают его из рук в руки под песню "Что стоишь, качаясь...", почти как знаменитого внебрачного ребенка Мэри - Л.Орловой из фильма "Цирк"), спустя годы неожиданно возникает в обличье Маковецкого в дождливом Амстердаме на пороге квартиры сценариста Боба (Жен Бервутц неоднократно работал со Стеллингом). Незваный гость в помятом костюме, в нелепой шапке-ушанке (по слухам, позаимствованной из "Армагеддона"), с потертым чемоданом в руках не скрывает намерений в духе "я к вам пришел навеки поселиться". При этом он улыбается так, как это умеет только артист Маковецкий, когда его герою требуется всего лишь походя очаровать кого-либо. Душка не владеет никакой иной речью, помимо русской, преданно обожает владельца квартиры, которому однажды дарит дождевик, и постепенно становится наваждением, кошмаром для голландского интеллектуала. А до избавления путь далек и тернист... И неоднозначно это избавление от то ли фантома, то ли совести, то ли второй половины своей собственной натуры, в которой у творческих людей типа Боба столько всего намешано. "В Голландии говорят, что этот Боб похож на меня", - признавал Йос Стеллинг, комментируя вопросы о предполагаемой автобиографичности фильма. Одновременно можно заметить, что и Душку также, вероятно, следует рассматривать как другую ипостась режиссера, для которого оба его героя являются alter ego.

Пожилой сценарист влюблен в юную билетершу (Сильвия Хукс) кинотеатра по соседству, та, разумеется, на его платонические порывы реагирует, забавляясь, а тут еще блаженный русский в качестве вечного сопровождающего. Стеллинга давно интересует российская ментальность, и в "Душке" он развернул впечатляющий диагноз этой безумной, непостижимой душе, от которой иностранцы впадают то в панический ужас, то в несколько брезгливую жалость. Вот ведь в Голландии, половина которой находится ниже уровня моря, "мы должны все время смотреть на землю, и из-за этого мы прагматики", - как говорил режиссер на пресс-конференции после фильма. Восток и Запад в его картине сталкиваются в одном из эпизодов в буквальном смысле слова, когда драйв достигает предельного напряжения и в фильме появляются нотки триллера. Любовь-ненависть, зависимость и непротивление злу насилием здесь отыграны почти пародийно, но чтобы в сухом остатке вычленить эти составляющие, нужно возлюбить даже такие диковатые причуды "чужих", как, например, "Фестиваль Фестиваль Фестивалей" (именно так, в дубле). В сценах с не названным конкретно географически кинофестивалем картина достигает почти сатирического градуса. За веселым названием параллели можно увидеть с одним питерским фестом либо с тем же киевским (Национальный дворец "Украина" весомо обозначен в кадре). Стеллинг достаточно бывал на подобных мероприятиях. И именно там настигло его Боба знакомство с этим ненормальным русским Душкой, что повлекло за собой такие последствия. К слову, подобная история (в целом без деталей) вполне могла приключиться на наших просторах. Где чего только нет, включая феерических, богато декольтированных фестивальных переводчиц с роскошными бюстами, не устающих сладко повторять о "the best of best".

Имя Боб согласно Стеллингу - даже не имя, скорее, звук, которым будет наполнен финал его причудливой картины, где абсурдность бытия растворяется в печальных кадрах умирания одного отдельно взятого сюжета, - по фильму сценарий, который пишет Боб, после читает его любимая. В отсутствие уже Боба в полуразрушенной квартирке, на старой печатной машинке, покрытой плесенью запустения. И кинотеатр, в котором работала девушка, снесли, и на его месте то же разрушение... Грустно, но все же не хотелось бы здесь видеть метафору о будущем кинематографа, в которое Йос Стеллинг однозначно верит. Хотя и признает, что, возможно, кинематограф займет место в музее. Каким он станет, этот музей грядущего, и какое место в нем займет кино, неизвестно.

Оксана ГАВРЮШЕНКО, Портал Культура № 43 (7604) 1 - 7 ноября 2007г.
http://www.kultura-portal.ru/tree_ne....=889918

Сначала на экране столь любимая фестивалями документальная "чернуха": в раздолбанном автобусе, трясущемся по нашему бездорожью, огромная бабища рожает прямо зрителям в лицо. Потом полчаса благообразный голландский сценарист ходит вокруг да около кассирши из соседней киношки. Сценарий не пишется. А если пишется, тогда в нем гладкая, как резиновая кукла, кассирша садится к автору в машину, бросив безликого бойфренда в мотоциклетном шлеме. Счастье было так близко, так возможно! Но в самый неподходящий момент звонят в дверь, и некто с блаженной улыбкой тычет себя в грудь: "Душка!" Это Сергей Маковецкий в одной из лучших своих ролей и в собственной ушанке, вывезенной, если не ошибаюсь, из Америки. Он играет существо, прилипающее к голландцу как пластырь и садящееся ему на шею, как законный иждивенец. Душка вводит свои коррективы в меню, распорядок дня и даже в личную жизнь сценариста. Его гонят в дверь, а он в окно. Избавиться от него невозможно - его можно только потерять. Что и делает негостеприимный хозяин, предварительно рассказав историю появления Душки в сюжете и своей жизни. Тут уж в ход идет ядреная смесь Муратовой с Рязановым: некий российский кинофестиваль, дурной английский грудастой переводчицы, базарный фуршет - и бессловесное существо, которое увязывается за давшим сигаретку иностранцем.

Ладно, мы готовы с усталой улыбкой поиронизировать над собой, покаянно кивнув головой: ну не находим мы с Европой общего языка - поэтому и фильм почти немой. Вот только запоздала карикатура лет на пятнадцать. Как и вся коллизия с добрым русским дебилом, преодолевшим границу без документов, с одной опрометчиво отданной визиткой, чтобы повернуть сухарю-голландцу глаза зрачками в душу. Да и был ли Душка? Не выдумка ли он буксующей фантазии сценариста, который лепит всех персонажей из самого себя? Ведь финал картины ясно говорит: потрешь чистенького голландца и обнаружишь русского бомжа. Как бы не отнекивался Йос Стеллинг, голландский режиссер с мировым именем, которого по большому счету знают только на родине и у нас, но фильм вышел с политическим подтекстом. Да, конечно, художник выясняет отношения только с собой. Однако живет он не в безвоздушном пространстве. И если Стеллинга от загадок голландской души ("Летучий голландец", "Стрелочник", "Иллюзионист") вдруг потянуло к русской "душке", значит, таков дух времени. Объединенной Европе необходимо зеркало, на которое нечего пенять, коли рожа крива. И с польским сантехником, и с румынским насильником приходится делиться своим благополучием. Вот тут-то, как спасительная соломинка, возникает загадочная русская душа - та часть европейской культурной традиции, половина которой коренится в Азии, поэтому от нее при случае можно и отмахнуться. Наверное, отсюда бешеный успех в Великобритании вампуки исследователя всяческих мутаций Дэвида Кроненберга, решившего воспеть в "Пороке на экспорт" нравы русских бандитов. Не случайно автор физиологической "Собачьей жары" Ульрих Зайдль в "Импорте-экспорте", а певец британского рабочего класса Кен Лоуч в "Этом свободном мире" взялись за украинских гастарбайтеров. Вот и Стеллинг попробовал на вкус развесистую клюкву - сладкая. Кстати, фильм выдвинут на "Оскар" от Нидерландов.

Ирина Любарская, «Итоги», №45, 03.11.2007
http://www.itogi.ru/archive/2007/45/12841.html

С 8 ноября в российских кинотеатрах появится фильм голландского режиссера Йоса Стеллинга "Душка". Заглавную роль в картине сыграл Сергей Маковецкий. Лента уже вышла в прокат в Нидерландах и даже представлена от королевства на премию "Оскар" за лучший иностранный фильм.

Российскому артисту иностранный язык по роли не понадобился: по сюжету потрепанного жизнью персонажа Маковецкого довел до благообразных Нидерландов словарный запас всего из двух имен собственных. Одно из них - его прозвище, Душка. Другое - Боб, имя его голландского знакомого, критика и сценариста, случайно встреченного на одном из кинофестивалей в России.

Режиссер Йос Стеллинг и сам неоднократно бывал в нашей стране на различных фестивалях, не далее как на прошлой неделе в Москве возглавлял жюри первого международного кинофорума "Завтра". Российским киноманам хорошо известны его картины, которые демонстрировались в Музее кино и выходили на видео и DVD: "Иллюзионист", "Стрелочник", "Ни поездов, ни самолетов" и другие. Стеллинг не просто наиболее известный голландский фильммейкер после Верховена, он едва ли не единственный из его западных коллег, кто может похвастаться тем, что худо-бедно постиг загадочную русскую душу. В начале 2000-х годов его фильмы отчасти восполнили российским любителям артхауса нехватку лент, где мало говорят, зато порядочно раздумывают о смысле жизни и превратностях судьбы. Теперь эти самые превратности материализовались в образе блаженного Душки и в располагающем к безграничному доверию лице артиста Маковецкого. Душка появляется на пороге дома голландского интеллигента Боба незваным гостем, в самое неподходящее время, навязчиво следует за голландцем повсюду, мешая тому работать над новым сценарием и встречаться с понравившейся девушкой - билетершей из кинотеатра. Зрителю, как и Бобу, не раз по ходу фильма захочется прибить Душку, но избавиться от него, видимо, невозможно даже насильственным путем. На российской премьере критики спорили, реален персонаж Сергея Маковецкого или же его правильнее считать плодом воображения, частью натуры сценариста Боба - точно так же, как сам Боб является альтер эго Йоса Стеллинга. Что ж, если в режиссере и впрямь сидит подобная типично славянская заноза, незнакомая с западным понятием "прайвеси", не знающая меры в дружеской заботе и считающая, что может без ограничений пользоваться чужой добротой, то голландцу остается лишь посочувствовать. Впрочем, из фильма ясно, что к наличию внутреннего Душки Стеллинг склонен относиться философски, то есть готов с ним примириться и, стало быть, в зрительской жалости никак не нуждается. Скорее публике будет полезен урок чисто западного гуманно-снисходительного отношения к особенностям национального гостеприимства. Хотя говорить о национальной принадлежности бесцеремонного Душки вряд ли правомерно - его можно встретить где угодно. Йос Стеллинг как-то обмолвился, что путешествовать из страны в страну, в Европе по крайней мере, становится неинтересно: везде все похоже, никакой экзотики. Не исключено, кстати, что, даже забравшись так далеко в российскую глубинку, как его герой, не найдешь ничего непредсказуемого.

Наиболее эффектный фрагмент картины - тот, что повествует о первой, российской встрече Душки и Боба на "Фестивале фестивале фестивалей". Название мероприятия у Стеллинга выглядит именно так, с сатирической чрезмерностью. Судя по всему, размах околокультурных торжеств и банкетов на постсоветском пространстве настолько поразил голландца еще в первый его приезд, что он не мог отказать себе в удовольствии уморительно спародировать хоть одну из светских "пьянок". Разумеется, Боб, зарубежная акула пера, был на мероприятие приглашен, тогда как Душка с бомжеватым видом терся в толпе возле парадного подъезда. Знакомство состоялось, когда бродяга ловко стрельнул у иностранца папироску и как ни в чем ни бывало сел вслед за гостем фестиваля в казенную машину.

Сергей Маковецкий прекрасно вписался в режиссерский замысел. В то же время, как признал на премьере Стеллинг, на площадке он был рад учиться у артиста, чей опыт в кино куда богаче, чем у постановщика. Однако съемки, которые прошли в атмосфере доверия, ничуть не помешали создателям сделать картину вовсе не о дружбе и взаимопонимании, а, наоборот, об одиночестве и разобщенности. Недаром лейтмотивом фильма звучит печальная песня про низко склонившуюся рябину, которой никак невозможно перебраться к дубу и придется век качаться одной.

ЕКАТЕРИНА ЧЕН, "Газета" №208 от 07.11.2007г.
http://www.gzt.ru/topnews....59.html

В основу своего нового фильма Йос Стеллинг положил анекдот. На голову потертому кинокритику Бобу, который скрашивает собственное житье сочинением сценария про любовь и безответным чувством к юной кассирше из соседнего мультиплекса, сваливается человек с пустым чемоданом и в ушанке. Приезжает, звонит в дверь, взбирается по лестнице и захватывает все невеликое пространство частной жизни тихого холостяка.

Незваный друг Душка желает только добра, но Бобу от этого не легче, и в течение полутора экранных часов он пытается от Душки избавиться — как оригинальными методами, так и теми, которые до него уже использовали другие кинематографические жертвы докучливых визитеров. А когда Душка наконец исчезает, Боб, к своему удивлению, обнаруживает, что тот ему необходим и что он, Боб, в своей нетерпимости был не прав.

Вот и весь несложный сюжет «Душки», похожего на прочие фильмы Стеллинга как внешне, так и внутренне. В частности, мотив вынужденного сосуществования двух одиночеств голландский режиссер уже разрабатывал в знаменитом «Стрелочнике». А с манерой вести рассказ с холодным носом, словно иллюстрируя измышленную, насквозь головную историю живыми картинками и следуя сомнительной формуле Рене Клера «мой фильм готов — его осталось только снять», Стеллинг почти никогда не расстается.

Однако у «Душки» есть важная особенность, и заключается она в русском происхождении главного героя, который ни на каком другом языке — ни звука. Душка — русский, и это должно многое объяснить. Случайное знакомство Боба с Душкой за некоторое время до описываемых голландских событий приключилось в наших краях, и только слепой не соединит прозвище сыгранного Сергеем Маковецким существа и важную национальную субстанцию, каковую нам, ее носителям, так хочется считать и называть загадочной. Умом с нами не совладать, и общий аршин для измерения нашей стати не годится, и путь у нас особый, третий.

Что ж, Стеллинг предложил свою версию этой особенности. На него можно обидеться, обратив внимание прежде всего на Душкину бесцеремонность, символ которой — бессчетное количество ложек сахара, которые Сергей Маковецкий презабавнейшим образом растворяет в стакане чая. А можно взглянуть на все под другим углом — и увидеть в этом странном русском не нагрянувшего милого хама, а носителя внутренней свободы, которой так недостает закомплексованному европейскому интеллектуалу. Ведь именно таким слабаком играет Боба голландец Гене Бервутс: тишайший поклонник молоденькой местной блондинки а-ля Оксана Акиньшина (в этой роли Сильвия Хукс), он только с появлением в его жизни Душки обнаруживает в себе нечто похожее на мужскую решительность.

Но к какой бы версии русского по Стеллингу мы ни склонились, озадачивает одно обстоятельство, на мой вкус, существенно обедняющее эту историю. Самое интересное в ней — как бедняга Боб, измученный присутствием Душки в его жизни, приложивший немало сил к тому, чтобы от него избавиться, и в итоге добившийся своего, постепенно обнаруживает, что несносный мучитель ему необходим, что жизнь без него пуста и никакая блондинка ее собой не заполнит. Именно постепенно, шаг за шагом, сам удивляясь этому парадоксу. Но ничего подобного в фильме нет. На месте увлекательной фазы отношений двух персонажей зияет дыра, внутреннее преображение Боба просто обозначено — зато львиная доля экранного времени с неуместной щедростью пожертвована довольно утомительной беготне одного мужчины средних лет от другого.

Душка нараспашку

Сценарий был написан Стеллингом под впечатлением от посещения петербургского «Фестиваля фестивалей». А главное — от его последствий: ответного визита журналиста Юрия Коненко, который и стал прототипом Душки.

Дмитрий Савельев Для Ведомостей 07.11.2007, 210 (1984)
http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/2007/11/07/135599

Новый фильм голландца Йоса Стеллинга, 8 ноября выходящий в отечественный прокат, — формула современных взаимоотношений Европы и России.

Нечасто случается, что для съемки крупного европейского фильма привлекается в качестве партнера российский кинопроизводитель. Вернее сказать, никогда не случается. Тем более удивительно, что отечественная компания "Твинди" поучаствовала в съемках фильма не абы кого, а самого Йоса Стеллинга — одного из основополагающих режиссеров европейского арт-хауса. Пусть даже и понятно, отчего это произошло: в фильме "Душка" одну из главных ролей играет Сергей Маковецкий, а действие отчасти происходит на территории бывшего СССР.

"Душка" — всего лишь девятый полнометражный фильм шестидесятилетнего голландца, который в 1984−м создал один из эталонов европейского независимого кино — страннейшего, давно уже ставшего классикой "Иллюзиониста", являвшего собой невероятный, невозможный — по всем привычным канонам — гибрид театра и кинематографа. Фильм был снят по мотивам спектакля исполнителя главной роли — Фреек Де Йонге; пожалуй, Стеллинг — единственный режиссер, сумевший гармонично объединить сценическую и экранную условность, а заодно — сюрреализм с необыкновенно естественной и выразительной человеческой пластикой. В "Иллюзионисте" диалогов не было вообще — что отнюдь не убивало интригу; в отсутствие человеческого языка до пределов совершенства дошел киноязык. Стеллинг и дальше сознательно отказывался от дара речи, исследуя возможности молчаливой жизни, бессловесного контакта и взаимопонимания — например, в последовавшем за "Иллюзионистом" "Стрелочнике", где отставшая от поезда путешественница и одинокий стрелочник преодолевали лингвистические барьеры, или же в искусной короткометражке "Зал ожидания", где невероятное эротическое напряжение создавалось исключительно с помощью взглядов. Похоже, что основополагающая для Тарковского метафора, использованная в прологе к "Зеркалу", — преодолевающий логопедические проблемы заика — для Стеллинга кощунственна: его герои двигаются в противоположную сторону, обретая значительно больше с помощью отказа от слов.

Чай? Кофе?

В "Душке" Стеллинг остался верен себе. Диалогов здесь поболее, чем в "Иллюзионисте", но в разы меньше, чем в среднестатистическом кино. Вновь перед нами одинокий, погруженный в свой мир герой, и вновь он сталкивается с человеком, прямая коммуникация с которым заведомо невозможна.

Боб — немолодой сценарист, чья бурная молодость нынче превратилась в галерею фотографий в спальне. Большую часть фильма он робко преследует свою старческую эротическую мечту — юную кассиршу в кинотеатре напротив, которую после работы увозит в неведомую молодую жизнь стремительный мотоциклист в черном. Боб смотрит фильм за фильмом, глазеет на деву, промокая под вечным дождем, в перерывах меланхолично пишет сценарий среди замусоренного следами привычного одиночества быта. Наконец кассирша по случайному капризу оказывается в квартире ошалевшего от такого подарка судьбы Боба; она пьет вино и ласково обсуждает со сценаристом его творчество, и кто знает, до чего бы дело дошло, если бы не явление нежданного гостя, пришельца из неведомых славянских земель в шапке-ушанке на голове.

"Боб", — радостно тычет он пальцем в сценариста, "Душка", — тычет он в себя. Дева с явным облегчением сбегает; гость с удобством поселяется в квартире Боба. В чемодане у него — горстка бессмысленного хлама; все, что он может сказать замученному собственным гостеприимством хозяину: "Чай, Боб? Кофе?" (лишь однажды мы слышим от него более связное высказывание — да и то в виде стихов Пушкина, которые он читает кассирше, отловив ее в темном коридоре).

Душка — услужливый, уютно-домашний, необыкновенно трогательный и необыкновенно противный персонаж (Маковецкий, похоже, прямо-таки рожден для таких ролей). Родом Душка то ли с Украины, то ли из России — для Стеллинга это неважно, да и действительно, какая в принципе разница. Душка на самом деле безымянен; имя его неизвестно, а прозвище придумал сам Боб, когда-то, еще в советское время, побывавший где-то в СССР на кинофестивале (в изображении которого Стеллинг неожиданно проявил редкий сатирический дар — более смешной пародии на отечественные творческие мероприятия свет еще не видывал). Там-то Душка, все в той же шапке-ушанке, и вылез из толпы фоторепортеров — жестами выражая желание покурить заграничных сигарет. Никакого Душки, возможно, и вовсе нет — настолько он фантомен; не случайно же сцену его рождения в сельском автобусе Боб видит на киноэкране. Душка — молчаливый гость, невероятно надоедливый, обременительный и заботливый. Боб его жалеет, ненавидит, пытается убить, но жить без него уже не может. Когда Душка наконец собирает чемодан и исчезает, Боб, заскучав, отправляется его искать — чтобы в результате очутиться, без денег и багажа, в аллегорическом идеальном пространстве восточноевропейской глубинки — то ли в кино, то ли в раю.

Враждебный двойник

В "Душке", конечно же, Стеллинг вновь занимается излюбленным делом — тщательным исследованием многомерной сути близких человеческих контактов, где матрешками друг в друга вложены любовь и отвращение, интерес и скука, удовольствие и ужас от бытовых взаимопересечений. Душка — прямой наследник прежних персонажей Стеллинга; более того, даже автобус, в котором он появился на свет, приехал из того же "Иллюзиониста" (по пути обзаведясь украинскими номерами), причем приехал по уже виденной в том же фильме, усаженной деревьями аллее. И однако же на этот раз перед нами не просто порождение причудливой фантазии голландца; Стеллинг впервые, похоже, выбрался из своего живописного герметичного мира, ухватив за хвост весьма современный и очень для нас немаловажный символ.

Одна из расшифровок этого символа лежит на поверхности: нелепый славянин приезжает с неизвестной целью в приличный европейский дом и принимается мучить своей бестолковой личностью толерантного хозяина — выгнать неудобно, а терпеть тоже невмочь; короче, проблемы иммиграции, интеграции и т. д. Видимо, присутствует в фильме и такой, мягко говоря, несложный смысл — однако, если б Стеллинг им и ограничился, вышло б у него черт знает что (не случайно, когда он изображает в качестве эпизодического персонажа хрестоматийного русского иммигранта — какого-то хлещущего водку художника, получается у него самая слабая сцена фильма). Стеллинг на самом деле говорит, как и положено одному из лучших нынешних европейских режиссеров, о большем. Недаром же с помощью того же необузданного художника Душка сообщает Бобу: я твой друг, я буду с тобой всегда, я тебя не брошу, пока не захочешь. И недаром Боб так страдает, лишившись в результате Душки, который ему, конечно же, не просто друг. Скорее брат, а то и даже вот такой вот мистический двойник — лишенный дара речи, раздражающий, с тараканьей маниакальностью засыпающий в стакан чая килограммы сахара, но при этом — невероятно родной. Душка — даже не персонаж; это оживленный волей художника механизм осознания внутричеловеческого родства. Это намеренно лишенный индивидуальных черт Другой — пришедший соскрести с европейского интеллигента коросту застывших воспоминаний и тоскливых, хоть и удобных, привычек. И самое интересное, что этим Другим оказывается пришелец именно из России.

Родной чужак

То, что Россия — подсознание Европы, давно уже расхожее место. Однако ж можно попытаться взглянуть на эту формулу — которая, как все банальности, одномерна — с неожиданной стороны. Под подсознанием обычно понимается место сосредоточения архетипов, снов и неосознанных инстинктов; но в данном случае интереснее другое. Подсознание — внеличная часть личности; являясь частью человека, оно целиком ему не принадлежит. Точно такие же неоднозначные взаимоотношения у России с Европой; мы вроде бы ее часть, но все же где-то в стороне. В зависимости от точки зрения — то сбоку, то снизу, то сверху. Каким-нибудь испанцам, например, не придет в голову отслеживать появление своих соотечественников в качестве персонажей иноязычных фильмов; мы это делаем постоянно. Отчасти, конечно, из-за комплекса ревнивого провинциала; но еще из-за стремления лучше разглядеть себя.

Это сложно было сделать, разглядывая генерала Грубозабойщикова из бондианы и монстрообразного Ивана Драгу — враждебных песьеглавцев из неведомой Гипербореи, порожденных голливудской фантазией инопланетных чужаков; не легче — любуясь на Арнольда Шварценеггера в образе советского милиционера-терминатора Данко из "Красной жары" (образ русского друга получался такой, что враг отдыхал); более человечно выглядел ловко орудующий кувалдой космонавт Андропов из "Армагеддона", и совсем узнаваемы — смешны, страшны и печальны — русские в западных фильмах 90−х и нулевых. Бессердечные жулики-эмигранты с потными подмышками из "Счастье" Тодда Солондза. Счастливые в своем первобытном, заимствованном у Кустурицы удальстве персонажи "И все осветилось" Лива Шрайбера. Трагическая, выброшенная на обочину жизни Лиля из "Лиля навсегда" Лукаса Мудиссона.

И вот теперь — просветленный в своей бессловесности Душка. Персонаж с очень точно выбранным именем — от него одновременно и душевно, и душно. Чужое, но родное существо, с которым жить мучительно трудно — но без него нельзя никак.

Похоже, это довольно точное изображение нынешних взаимоотношений Европы с Россией.

08.11.2007 Текст: Всеволод Бродский, "Эксперт"
http://www.film.ru/article.asp?id=4961

Новый фильм классика голландского кино Йоса Стеллинга "Душка" в этом году был выдвинут от Нидерландов на премию "Оскар" в категории "Лучший зарубежный фильм" и получил национальную кинопремию за лучшую женскую роль второго плана (Сильвия Хукс). Для нас этот фильм интересен тем, что Стеллинг снял его совместно с Россией и Украиной, а одну из двух главных ролей – собственно, Душки - сыграл Сергей Маковецкий.

Герой фильма – некий Боб (Жен Бервуц), то ли сценарист, то ли журналист, который изо дня в день агонизирует перед белым экраном монитора и ежевечерне просиживает перед белым экраном соседнего кинотеатра; вообще, неприятный тип. Героиня (Сильвия Хукс) – юная блондинка-кассирша с дружком-мотоциклистом, на которую заглядывается этот кинодеятель. Молчаливый тягучий недороман нарушает еще один герой, неожиданно появляющийся на пороге Бобовой квартиры, – украинский бомж (Сергей Маковецкий), который почему-то отзывается на имя Душка.

Итак, Душка появляется, и фильм так же тягуче-молчаливо тянется дальше. Как обычно у Стеллинга, кто-то непременно получает пощечину, и, как обычно, квартира постепенно зарастает паутиной, а Боб оказывается на украинской проселочной дороге, которую впервые увидел на киноэкране. "Душка" – фирменный стеллинговский абсурд, но то ли слишком понятный, то ли окончательно потерявшийся за гранью киноэкрана.

В Голландии все время идет дождь, под которым мокнет герой Маковецкого и от которого размягчается сердце Боба, в очередной раз выгнавшего надоедливого Душку из дома. С одной стороны – просто дождливая голландская осень, с другой – назойливая метафора, как и цветущая Украина, которую Боб увидел сквозь слезы умиления на киноэкране. И еще Украина, блестящая и карикатурная, – мир местечковых кинофестивалей, местечковых знаменитостей и неведомо как забредших на огонек иностранных журналистов, с блондинками-переводчицами, глохнущими мини-автобусами и гонками до банкетных столов. Для кого-то – гипертрофированная, но реальность, для кого-то – скетч в стиле "Аншлаг-Аншлаг", давно пережеванный этап. Именно эта карикатура – фон "фильма в фильме", где появляется Душка и который представляется Бобу какой-то высшей правдой, требующей разгадки.

Главная ценность фильма – работа Сергея Маковецкого, который наполняет пустой умозрительный образ Душки и жестокостью, и тупостью, и трогательностью; рабской подчиненностью и деспотизмом. Но "трагедия маленького человека" – не тема Стеллинга. Скорее, если продолжать языком школьных сочинений, это драма бездуховности европейского интеллигента.

"Душка" – это значит "Милый"!" – объявляют в фильме, но все его герои исключительно и намеренно неприятны. Душка – он же "душа", но мелковатая, душонка какая-то. "Душка" – про загадочную славянскую душу, которая оказывается прекрасным фантомом.

Душа похожа на назойливого гостя, который возникает нежданно-негаданно со своим скудным скарбом и оккупирует диван в гостиной. Гость кладет в чай семь ложек сахара и очень громко звенит ложкой о край чашки. Гость и не подозревает о причиняемых им неудобствах и наотрез отказывается убираться восвояси. И все же есть в нем что-то такое...

Фильм немногословен. Молчание у Стеллинга – одновременно и признак разрыва культур, миров, слоев, и знак взаимопонимания, когда вполне можно обойтись и без слов, – переход от одного к другому трудноуловим. Это Бобу важно понять Душку, важно что-то ему объяснить – хотя бы убедить убраться, наконец, долой. Душка-то убежден, что у них с Бобом полное взаимопонимание: "чай, кофе, вот так". Молчание многозначительно, за ним можно скрыть как смысл, так и отсутствие смысла – и Стеллинга подводят слова, которые звучат фальшиво, как на русском, так и на голландском. Сценарий "Душки" написан самим Стеллингом в соавторстве с Хансом Хейсеном и по личным впечатлениям. Есть, говорит режиссер, и у него такой Душка из Санкт-Петербурга, как прилепится – не отлепишь. Режиссер сам для себя как будто и разгадывает эту "душку" загадочную – но оказывается, что разгадывать нечего.

Наталья РЯБЧИКОВА, 08 ноября 2007
http://www.utro.ru/articles/2007/11/08/693117.shtml

Душа, душка, душечка -- голландец Йос Стеллинг не понимает в полной мере значения всех этих русских слов. И вряд ли ему придет в голову сравнивать «душку» и «душно, душить, задыхаться», а также препарировать слово «дышать»... Но все-таки недаром в России любят Стеллинга как нигде, кроме Голландии, что-то этот дедушка голландского кинематографа про нас чувствует, хотя и не понимает. Что не понимает -- ясно, взять хоть песню, которую он выбрал для своего фильма: «Что стоишь, качаясь...», выбрал, явно ориентируясь на ее содержание: прислониться, перебраться, соединить два одиночества, крепкое мужское и податливое женское... Ну и мелодия привлекла -- тягучая, сладкая, душевная. И невдомек Стеллингу, что нынче эта песня уже звучит как пародия, особенно когда ее запевают под гармошку какие-то ряженные в восточноевропейских крестьян пассажиры сельского автобуса, как это происходит в первой сцене его нового фильма «Душка».

Эта сцена вообще ошарашивает -- селяне выглядят как пародия на фильмы Кустурицы, к тому же одна молодайка с высоченной прической вдруг начинает задыхаться, а потом бухается между сидений и производит на свет уродливого младенца, которого пассажиры баюкают и передают друг другу, совсем как в кинофильме «Цирк», приговаривая: «Душка! Душка!»

Что означает эта сцена, мы узнаем только в середине фильма, а пока можно подумать, что так родился на свет главный герой, приличный голландский гуманитарий, чье прошлое быстро пролистывает перед нами режиссер, показывая фотографии: вот молодой журналист, вот он в компании знаменитых киноактеров, вот с красивыми женщинами. А вот и он сегодня -- чистенький, следящий за собой пожилой мужчина, чья холостяцкая квартира откровенно демонстрирует степень его заброшенности и невостребованности.

Долго-долго и без слов нам показывают его будни. Он ходит в кино и спит в зрительной зале, он бегает в парке, он сидит часами в кафе, он сочиняет какой-то никому не нужный сценарий и мечтает о молодой красотке из соседнего офиса, которую ежевечерне увозит затянутый в кожу мотоциклист. Но вот однажды красотка, поссорившись с бойфрендом, садится в машину к нашему герою, едет к нему домой, кокетничает, но тут в прихожей раздается звонок, и в дом вламывается, радостно размахивая потертым чемоданом, странный гость в ушанке, бросается на шею к хозяину и кричит указывая на него -- «Боб!» и на себя -- «Душка!»

Гость не знает ни одного слова ни на одном иностранном языке, цель его визита неизвестна, но зато ясно, что уходить он не собирается. Боб делает несколько попыток избавится от Душки -- выталкивает его из квартиры, дает деньги, изображает, что сам уходит. Но уйти ему некуда, а Душка безмолвно и преданно стоит под окнами, и в результате все-таки снова укладывается спать на маленьком диванчике, разложив свои носки, ботинки, пиджак, галстук. Объясниться с ним невозможно, но когда Боб все-таки находит переводчика, то слышит в ответ на свой вопрос «Когда он уедет?» обескураживающее: «Не бойся, Боб, Душка не оставит тебя!»

Роль Боба сыграл бельгиец Жен Бервутц, а Душку -- Сергей Маковецкий, и это лучшая его роль в кино за многие годы, да вообще лучшая мужская роль этого сезона. То, что Маковецкий не просто хороший, но и тонкий и очень глубокий актер, знают те, кто видел его в театре, например, в спектакле «Черный монах», который поставил Кама Гинкас. Всем актерам полезно работать с хорошими режиссерами, но талантливым особенно, тогда получаются незаурядные роли и незабываемые персонажи.

Иос Стеллинг, задумывая картину, ориентировался совсем на другого человека, даже не на актера, предполагая, что роль Душки сыграет один петербургский критик, но, встретив Маковецкого, режиссер многое пересмотрел в замысле и сценарии. Да, конечно, идея встречи Запада и Востока и интерес к их взаимодействиям никуда не делся, но в образе Душки появилось много дополнительных обертонов.

Приехав в Москву представлять фильм, Стеллинг был очень озабочен тем, чтобы на него не обиделись русские зрители, он даже пытался объяснить свой сюжет вовсе не метафорой восточного и западного, но рассказывал про две половинки души одного человека, себя самого: «Здесь, -- говорил он, -- только один глупец, это Боб, это я!». Но зритель тем не менее уже отметил, как точно и язвительно изобразил Стеллинг российские кинофестивали (на одном из которых и познакомился Боб с дурацким русским, обозвав его словом из только что просмотренного фильма -- Душка), с их провинциальным убожеством, грудастыми переводчицами, плохо говорящими по-английски, вечно испорченными микрофонами, неизвестного происхождения дамами в вульгарных нарядах и богатыми фуршетами, на которых вся еда сметается за пять минут... И тут никакие оправдания не помогут, Стеллинг вовсе не в восхищении ни от типично российских праздников, ни от типично российской манеры застревать в чужом доме, оставаться там с ночевкой и потом еще и завтракать, ни от неистребимой фамильярности, приправленной постоянным употреблением алкоголя. Впрочем, как раз эти смешные и точные зарисовки, западающие в память, -- все-таки вполне обычное кино, без особой глубины.

Зато сцены с Душкой не вполне поддаются однозначному и поверхностному прочтению. Как бы ни интерпретировал классик свой собственный фильм, речь в нем, конечно, идет о каких-то очень странных и сложных движениях человеческой души. Маковецкому удалось создать в этой роли образ одновременно и очень противного, и очень трогательного существа, с ним жить невыносимого, но и забыть его не возможно. Душка -- такой преданный, открытый, простодушный, но и невероятно нелепый, придурковатый, неловкий, торчит, как прыщ на подбородке, и ничего с ним не поделать, но когда он исчезает, Боб понимает, что пустоту эту ничем не заполнить. И то, что Душка был провокатором, вызывающим у него чувства, о существовании которых он мог бы и не узнать никогда. И Боб отправляется за Душкой, наглядно воплощая русскую пословицу, которую Стеллинг явно не знает: «Есть старики -- убил бы, нет стариков -- купил бы». Увы, там, в той стране, куда отправляется Боб, нет ни Душки, ни его самого, есть лишь автобус, везущий туда, откуда мы все пришли на свет. И нельзя словами определить то, что ищет Боб, и то, что дает ему Душка, хотя, конечно, можно все свалить на европейскую тоску по общинности, соборности и эмоциональной открытости, которых их души алчут, но тела не переносят... Однако в замечательном дуэте Бервутца и Маковецкого есть и много другого, и оно содержится во множестве точных деталей, маленьких нюансов, от которых современное, а особенно русское кино давно отвыкло. Это и насыщенность смыслами всей кинематографической фактуры, где каждый предмет знает свою роль, и умение не только жестом, но и неуловимым движением мышц лица передать не считываемое на уровне сознания состояние души, эмоцию, переменчивую, как рябь на воде, в общем, все то, что является результатом несуетных усилий серьезного художника, имеющего смелость снимать именно те истории, которые кажутся важными ему самому.

Алена СОЛНЦЕВА, 9 ноября 2007
http://www.vremya.ru/2007/205/10/191541.html

"Идея фильма пришла ко мне в Санкт-Петербурге, где я встретил человека, который был настоящим душкой. Но он не был артистом, и я стал искать подходящего исполнителя на эту роль. Так случилось, что в процессе подготовки картины я познакомился с Сергеем Маковецким - и чем ближе с ним сходился, тем больше убеждался, что он истинный душка", - рассказал Стеллинг в интервью РИА Новости. Режиссер отметил, что фильм "Душка", снимавшийся в Киеве, стал для него первым опытом работы с русским артистом.

Содержание: Во время кинофестиваля в провинциальном русском городе сценарист и кинокритик Боб встречает в толпе странного незнакомца по имени Душка и в шутку приглашает его в Амстердам. Когда много лет спустя Душка вдруг появляется на пороге его дома, Боб не сразу вспоминает, кто это. Он работает над сценарием, влюблен в юную кассиршу из кинотеатра, и пока даже представить себе не может, какую роль в его жизни сыграет этот нежданный гость...

Введя в сюжет «фестивальную» интермедию, Стеллинг как элементарный профи придал ей «совковый» колорит, поскольку его герой понимает только по-русски. Но, будь герой болгарином, фильм мог легко рассказать про Карловы Вары, а у эскимосов – про Торонто, пишет обозреватель сайта www.interkino.ru.

В нем не стоит национального вопроса, хотя трудно представить себе «Душку» без предварительного прочтения «Села Степанчикова и его обитателей» или «Жизни с идиотом». Только это – всего лишь щелчки, ризочки для «разговора по душам». Персонифицируя «душу», Стеллинг взял русского лишь потому, что в зубах уже навязло про наши национальные тайны. Но вообще-то фильм снят о себе, любимом, причем именно с любовью. Абсолютно самовлюбленный фильм.

Даже актер Жен Бервуц, играющий сценариста, пожилой, но высокий и стройный, спортивный и симпатичный – как бы улучшенная копия маленького и лысого Йоса Стеллинга. А проблемы у них обычные. Не хочется мыть посуду (ее будет очень много), не хочется заканчивать сценарий (незавершенность – как бы признак гениальности), хочется любить молоденьких (актриса Сильвия Хухс – действительно редкой красоты, глаз не оторвешь). Только вкупе такое
«хочу-не хочу» и составляет личность, и на старости вовсе не девушки – главное, а проявление собственных отражений, откуда ни возьмись. То есть жизнь уже столь длинна, что никому ее всю не расскажешь, а замыкание на себе приводит к тому, что мир – зеркало, осколки зеркала, комната смеха, если хватит мозгов.

Сергей Маковецкий (www.film.ru): " ... Душка появился на свет в автобусе, его мать не успела доехать до роддома. Увидев младенца, люди сказали: "ах, какой душка!" Так к нему прилепилось это слово, стало его именем.

...Душка — человек, который очень органично приходит туда, где его не ждут. Он всегда в ладу с самим собой и не замечает, что окружающие мечтают от него избавиться. Никакого бытового правдоподобия в фильме Йоса Стеллинга нет. Как Душка появляется у своего нового знакомого? Где же визы, паспорта, границы? Он просто возникает и все.

...Йос, когда посмотрел материал, сказал: главное, что тебе удалось — это обаяние, естественность, какая бывает у детей. И чувство опасности, которое возникает от внутренней безмятежности Душки. Вот такой он странный человек: приходит ниоткуда и исчезает в никуда".

Йос Стеллинг: "... Душка и Боб для меня — два сообщающихся сосуда. Можно сказать, что каждый из них — мое alter ego. Почему мне понадобился для этого именно русский герой? Когда я смотрю, как Душка Маковецкого всего лишь размешивает сахар в чашке чая, я ощущаю за ним какую-то странную дополнительную силу, что-то исключительное и поражающее меня. Он, конечно, редкий и очень тонкий актер, за которым кроется тайна, и взаимопонимание с ним возникло у меня на каком-то высшем уровне".

http://www.gazeta.spb.ru/9755-0/

На экраны вышел фильм «Душка» Йоса Стеллинга с Сергеем Маковецким, в котором наши зрители увидели русскую душу.

Где-то на полпути между Херсоном и Житомиром, а может быть – Тернополем и Мариуполем, у дородной крестьянки, стонавшей на заднем сиденье допотопного автобуса, родилась Душа (Маковецкий). Где-то в тех же областях в канун развала СССР голландский сценарист Боб (Бервутс) знакомится с пробравшимся на «кинофестиваль фестивалей» Душкой – нелепым человечком в шапке-ушанке и кургузом пиджаке. Душка стреляет у голландца сигареты, проявляет большой энтузиазм при виде шведского стола, роняет пирожное в чужой бокал c шампанским, а недремлющий секьюрити прогоняет Душку вон. Через много лет импозантно поседевший Боб, давно забывший про Душку, живет бобылем напротив арт-хаусного кинотеатра где-то между Роттердамом и Амстердамом, а может быть – Антверпеном и Утрехтом, пишет сценарий про любовь и крутит интрижку с молоденькой феей-билетершой (Хукс). В разгар первого свидания к нему домой заявляется Душка – все в той же ушанке и рваном пиджаке. Стреляет сигарету, ставит чемоданчик у дивана и начинает на этом диване жить.

Новый фильм Йоса Стеллинга, уже безоговорочного классика, снимающего пусть и редко, но с обязательным попаданием в учебники, угодил на этот раз и под раздачу нашего проката – не так, чтобы совсем широкого, но и не слишком ограниченного.

Решающим аргументом такой необычной щедрости стал, конечно же, не столько «их» Стеллинг, сколько «наш» Маковецкий в роли таинственной «русской душки». Маковецкий, который и так радует глаз почти всегда, у Стеллинга просто безупречен. Никто не знал до этого, что с такой бесподобной грацией можно клянчить сигареты и печенье. Также грациозно растворить целую сахарницу в единственной чашке кофе, сцене, без всякого сомнения, классической. Наш Душка бесконечно кроток и чудовищно навязчив одновременно, а когда его выгоняют в дверь – изображает под окном такую мировую скорбь, что в припадке гуманизма любой гражданин ЕС просто обязан выпасть вниз головой со второго этажа.

Понятно, что «Душку» так и будут у нас смотреть с обязательными реверансом аршину, которому запрещено быть общим, вздумай кто нашу душу измерять. От этого, понятное дело, никуда не денешься. Однако вопиющие расхождения с такой отечественной трактовкой начинаются уже с того момента, когда у автобуса, где родился Душка, оказываются, например, не российские, а украинские номера.

Сам же Душка развивается по ходу дела в художественное обобщение, которое слишком просторно и шикарно, чтобы поселять туда одного-единственного русского бомжа. Скорее уж – мировую душу, заявляющую о себе в самые неподходящие моменты.

И кто сказал, что она должна соблюдать диету и быть похожей на Николь Кидман?

Впрочем, для Йоса Стеллинга, разменявшего седьмой десяток, момент разобраться непосредственно с душой выбран, безусловно, правильный. Его «Душка» – аллегория такого разбирательства, виртуозно замаскированного под милый анекдот о европейском джентльмене, выгоняющем вон русского юродивого. К тому же, это еще и аллегория творчества как такового: неказистый «пазик», где родился Душка, тот, который сценарист видит на фестивальном киноэкране, и финальный момент истины, когда голландец уезжает на том же «пазике» по тополиной аллее за горизонт, соединяют кино с действительностью, жизнь со смертью, а Душку с душой в один, вообще-то говоря, маршрут.

Впрочем, даже если и трактовать «Душку» с точки зрения хрестоматийного аршина, о котором больше известно у нас, чем на бездуховном Западе, результаты получаются парадоксальные. Сам факт, что граждане энергетической сверхдержавы, которым негоже клянчить у западников на табачок, усмотрели в родном бомже родную душу, чрезвычайно примечателен. Надо, надо выделить для этого замечательного фильма отдельный кинотеатр и показывать там голландскую «Душку» круглый год.

ТЕКСТ: ИВАН КУЛИКОВ, 10 ноября 2007
http://gazeta.ru/culture/2007/11/10/a_2301700.shtml

Большим событием для российского кино этого года стал выход фильма всемирно известного голландского режиссера Йоса Стеллинга "Душка", главную роль в котором исполнил Сергей Маковецкий, а часть финансирования взяла на себя российская сторона. Сергей Сычев встретился с Йосом Стеллингом во время его приезда в Москву, куда Стеллинга пригласили быть председателем жюри кинофестиваля "Завтра".

вопрос: Почему между вашими фильмами дистанция в несколько лет?

ответ: Тому есть несколько причин. Во-первых, для таких фильмов, над которыми мне интересно работать, нужно много денег. Это вообще всегда сложно, когда речь идет не о жанровом кино. Во-вторых, мне очень нравится тот период, когда ты только думаешь о будущем фильме, представляешь его, и этот процесс никогда не кажется слишком долгим. В-третьих, если говорить о перерыве между последними двумя фильмами, я купил здание бывшего полицейского участка и перестроил его в культурно-развлекательный центр, не имея никакой поддержки со стороны государства. На это ушло много времени и сил.

в: Как вы находите деньги на свои фильмы?

о: Мир кино наполнен противоречиями. Каждый уверен, что только он знает, как все должно быть. Убедить кого-то участвовать в производстве авторского кино и в том, что кино должно быть разным, очень сложно. Потому что делать фильм - это всегда риск. Особенно если, как в моем случае, фильм строится не на сценарии, а на личности. Я собираю деньги по крохам. Немного частных средств, немного субсидий, в том числе, как в этот раз, из России, авансы от кинотеатральных прокатчиков, которые потом вернутся им от сборов.

в: С каким продюсером вам удобнее всего работать?

о: С самим собой. Раньше я всегда продюсировал свои фильмы сам. Кроме последнего фильма. Я не смог сработаться с голландским телевидением, и мне пришлось искать продюсера на стороне, чтобы он сам с ними договаривался. С нашими телевизионщиками договариваться всегда невыносимо тяжело. Нужно начать с того, что они терпеть не могут кино. Поэтому я с ними даже говорить не могу. Телевидение всегда противостоит кинематографу. А вообще, продюсер и режиссер в авторском кино - это что-то вроде семейной пары с очень странными взаимоотношениями. Скажем, у Алекса ван Вармердама продюсером может быть только его родной брат. Больше никто. Потому что это сложно.

в: Вы, пожалуй, единственный режиссер в современном игровом кино, который убедительно доказывает, что в кино можно обходиться без слов. Вы чувствуете, что совершаете насилие над собой, когда ваши герои начинают говорить?

о: Да, я не очень люблю болтовню. Ведь есть очень много способов показать человеческие чувства другими способами. Когда не нужно отвлекаться на диалоги, можно заметить столько прекрасных вещей! Кино - это музыка для глаз, для сердца, это язык души, а не язык ума. Хороший диалог всегда лжив, в нем всегда не хватает искренности.

в: В ваших фильмах часто основной является тема вторжения чужака, варвара в личное пространство цивилизованного героя. Почему это важно для вас?

о: Фильм - никогда не история об актерах, это работа с архетипами. Важны не персонажи, а пространство между ними. Это пространство я представляю зрителю. Самый главный герой - не на экране, а в зрительском кресле. Как в театре марионеток, важны отношения, возникающие между куклами. На этом я всегда стараюсь сконцентрироваться. Если речь идет о двух персонажах одного возраста или одного пола, то речь на самом деле об одном и том же человеке. Если у меня на экране находится человек, то мне нужен еще один для того, чтобы показать эго и альтер эго. Только так можно раскрыть характер. Например, в "Душке" главный герой, кинокритик, приближается к женщине, которая ему нравится, - и тут появляется Душка и своим существованием обнаруживает для Боба и для зрителя, что герой слишком стар для этой женщины. Душка - это ничто, символ одиночества. В каком-то смысле символ смерти. Он приходит как призрак смерти, который призван помочь человеку осознать некие жизненно важные вопросы. Это моя личная точка зрения, я не хотел бы навязывать ее зрителю, потому что каждый имеет право на свое понимание. Внешняя фабула, в том числе вопросы Востока и Запада, не имеет значения, когда речь идет об экзистенциальных вопросах.

в: Поэтому торжество плоти в ваших ранних фильмах постепенно сменяется аскетизмом?

о: Мои первые фильмы были, я бы сказал, приключенческими. Фильмы о Средневековье в Европе - это как вестерны для Запада. Там есть деление на плохое и хорошее и конфликт между ними. Это хороший способ обозначить ориентиры. Но постепенно я пришел к другому кино. Думаю, что единственное, что роднит все мои фильмы, - это одиночество.

в: А русские зрители вас чем-то удивили?

о: Русские более требовательны и больше стараются всматриваться в фильм. И они смеются там, где голландец остался бы серьезным, даже грустным, потому что он прагматик. Я даже специально привозил из Голландии своих друзей, чтобы они увидели, как надо смотреть кино. Они никак не могли поверить, пока сами не убедились: русские смеются и плачут там, где мы просто смотрим.

в: В чем специфика работы с русскими актерами?

о: Когда я работал в Киеве, меня очень удивляло, что меня все боятся. Особенно когда совершают какую-то ошибку во время съемок. Они так боятся, что пытаются ее скрыть. Когда я нахожусь на съемочной площадке, то главной своей целью считаю заставить людей чувствовать себя хорошо. Но я не могу работать с актером, который скрывает от меня свои ошибки! Вся команда - это друзья. Сделал ошибку - давай попробуем еще, ничего страшного. От Маковецкого и от некоторых других актеров я узнал, что русские режиссеры обычно ведут себя как диктаторы. Они якобы знают все. Маковецкий снялся в 66 фильмах, а я снял всего 12. Я сказал ему, что это мне нужно у него учиться, поэтому я хочу, чтобы он продемонстрировал все свои возможности. А я из них выберу самое лучшее. Молодые режиссеры стараются выразить фильмами свое существование, а те, кто постарше... нет, буду говорить только о себе: я стараюсь сделать жизнь лучше, сделать больше, чем я сам. Чтобы люди вокруг меня стали счастливее.

в: Ваше изображение российской глубинки настолько точно и саркастично, что на это не отважился бы ни один русский режиссер. Кто вас консультировал?

о: Никто. Я так много раз это сам видел, что никого не понадобилось. Тут, кстати, стоит упомянуть еще об одной русской черте. Только русские способны быть настолько самоироничными. Но при этом они позволяют шутить над собой только себе и очень тревожатся, когда это делает кто-то со стороны. Русских очень волнует, что о них думают в других странах. Однако мне столько раз говорили, что я совсем обрусел в душе, в характере, я подумал, что раз я русский, то имею право на самоиронию.

в: Русский актер в роли русского персонажа - это желание российских инвесторов?

о: Отчасти - да. Но это решение, которое было принято и по тысяче других причин, которые постепенно убеждали нас, что иначе и быть не может.

в: Не боитесь ли вы, что после этого интервью я найду ваш голландский адрес?

о: Есть немного. Но у меня, в отличие от главного героя, есть привычка смотреть в окно прежде, чем открыть дверь после звонка. Хотя я знаю, что русские умеют ждать долго.

Сергей Сычев, 14 ноября 2007
http://www.izvestia.ru/media/article3110260/

8 ноября на экраны России выходит новая картина живого классика голландского кинематографа Йоса Стеллинга («Стрелочник», «Иллюзионист») «Душка», рассказывающая о непростых взаимоотношениях между сценаристом и кинокритиком Бобом, живущим в одной из западных стран, и странным славянином по прозвищу Душка. Когда-то они встретились на кинофестивале в провинциальном российском городе. Несколько лет спустя Душка появляется на пороге дома кинематографиста. Боб не сразу вспоминает, кто этот незваный гость, явно намеревающийся надолго обосноваться в его скромном жилище. У европейца полно своих забот: новый сценарий, новая девушка… И он даже представить себе не может, какую роль в его жизни сыграет Душка.

Дистрибьюцию ленты в России осуществляет компания «Централ Партнершип». В производстве картины, заглавную роль в которой исполнил Сергей Маковецкий, приняла участие российская компания «ТВИНДИ». «Душка» стал фильмом закрытия I Международного фестиваля современного кино «Завтра», проходившего в Москве с 26 по 29 октября. Жюри этого кинофорума возглавил Йос Стеллинг.

В дни своего пребывания в российской столице знаменитый кинорежиссер любезно согласился дать интервью заместителю главного редактора журнала «Кинобизнес сегодня», в котором рассказал о создании картины «Душка» и о многом другом.

Сергей Некрасов. Вы один из трех голландских режиссеров, с чьими именами любители кино во всем мире отождествляют кинематограф Нидерландов. Испытываете ли вы в связи с этим особое чувство ответственности, когда приступаете к очередному проекту?

Йос Стеллинг. Нет, подобных чувств я не испытываю, поскольку не отношу себя к какой-то конкретной национальной киноиндустрии. Кино вообще — интернациональное искусство. Конечно, язык, на котором снят фильм, так или иначе загоняет картину в тесные этнические рамки, но это препятствие можно легко преодолеть, сведя диалоги к минимуму, а то и вовсе к нулю. Поэтому в моих работах герои обычно мало говорят. И в этом отношении фильм «Душка» не стал исключением.

- В мировой кинопрессе нередко утверждается, что за пределами Голландии ваши фильмы востребованы больше, чем в вашей родной стране. Соответствует ли это мнение действительности, и если да, то с чем, по-вашему, это связано?

- Да, подобные утверждения имеют под собой почву. По правде говоря, эта ситуация мне лично по душе. Я не ищу популярности у соотечественников. Русская или, скажем, итальянская публика мне гораздо симпатичнее, чем голландская. Как известно, большая часть территории Нидерландов расположена ниже уровня моря. Нашим предкам приходилось постоянно вести битву за землю с водной стихией. Наверное, поэтому люди в моей стране очень приземленные. Они прагматичны, и искусство для большинства из них — пустой звук. Особенно в том случае, когда фильм лишен привычной повествовательной структуры и нет в нем четких причинно-следственных связей. Этим и объясняется то, почему большинство моих зрителей живут за пределами Голландии. Хотя, конечно, и на моей родине есть настоящие синефилы, тонко чувствующие мои фильмы. Их мнением я очень дорожу.

- Когда началась работа над проектом «Душка»?

- Замысел «Душки» родился около пяти лет тому назад. Кстати сказать, в России я не впервые. Во время визитов в вашу страну я нередко встречал людей, во многом похожих на главного героя моего фильма. Когда, например, я приходил к одному своему русскому другу из Санкт-Петербурга, он готов был снять с себя последнюю рубашку, если бы только она мне потребовалась. Он так и говорил мне: «Йос, бери, что хочешь». Однако проблема была в том, что, приезжая ко мне, этот человек ожидал, что у меня в квартире он тоже может взять, что угодно. Особенности наших национальных культур и стали одним из элементов сюжета «Душки». Но в целом мой фильм не о различиях между Западом и Востоком, а о гораздо более тонких понятиях. О природе одиночества, например… Думаю, что чувство одиночества знакомо и голландцам, и русским, однако выразить его визуально очень непросто. Поэтому я и мой друг и коллега Ханс Хейсен довольно долго работали над сценарием: строчка за строчкой, мысль за мыслью, идея за идеей. Честно говоря, эта работа продолжалась даже во время съемок. Свою лепту в нее внесли и другие люди, в том числе и Сергей Маковецкий.

- А как проходил кастинг русских и украинских актеров? Вы с самого начала планировали работать с Сергеем Маковецким или выбрали его после того, как просмотрели других кандидатов на роль Душки?

- Когда я начинал работу над сценарием, то не писал его ни под Маковецкого, ни под какого-либо другого актера. У меня в голове просто существовал некий собирательный образ Душки. А потом я случайно познакомился с Сергеем (у нас оказались общие знакомые) и с тех пор не представлял никого другого в этой роли. О своем выборе я не пожалел ни разу, даже несмотря на то, что из-за съемочного графика Маковецкого у нас часто возникали трудности. Приходилось увязывать даты приездов Сергея в Амстердам и Киев с расписанием его спектаклей и съемок в других кинопроектах. Что же касается подбора украинских актеров, то здесь я положился на директоров по кастингу, и они оправдали мои ожидания. Так, например, одну из небольших ролей в «Душке» исполнила Руслана Писанка. Я был очень удовлетворен тем, насколько профессионально она отыграла свои эпизоды. О ее опыте работы на телевидении я узнал гораздо позже. Кстати, именно благодаря телевидению мы нашли Миколу Луценко, который сыграл у нас директора кинофестиваля. Мои помощники буквально сбились с ног, разыскивая кого-нибудь, кто мог бы исполнить эту роль, но ни одну из кандидатур я так и не утвердил. И вот, когда до съемок сцен с участием директора фестиваля оставался всего день, я далеко не в самом лучшем расположении духа сидел в гостиничном фойе, в котором был установлен большой телевизор. Шли какие-то местные новости. Я бросил взгляд на экран и увидел человека, полностью соответствовавшего моему видению этого героя. Он читал прогноз погоды. Мы немедленно связались с ним, он принял наше предложение и на «отлично» справился со своей ролью.

- Роль Боба в «Душке» исполнил голландский актер Жен Бервуц, в последнее время нередко снимающийся в ваших фильмах. Что привлекает вас в этом артисте?

- Жен — мой настоящий друг и отличный актер. Мы с полуслова понимаем друг друга. Анализировать же его манеру игры и другие профессиональные достоинства мне бы не хотелось. Скажу лишь, что для меня он значит не меньше, чем когда-то Макс фон Зюдов значил для Бергмана или Марчелло Мастроянни — для Феллини. Если хотите, считайте его моим alter ego. Так что вполне можно сказать, что Боб — это я.

- При желании в вашем фильме можно обнаружить немало стереотипов, часто встречающихся в западном кино, когда европейские или американские режиссеры пытаются рассказать о гражданах СНГ («душа нараспашку», неумеренное потребление алкоголя, хоровое пение и т. д.). Чем это объясяется? Вы действительно видите русских в таком свете, или в этой картине вам хотелось поиграть с этим набором кинематографических клише?

- В «Душке» я не показал ничего такого, чего не видел бы собственными глазами. А в России и в других странах СНГ я видел и пение хором во время алкогольных возлияний, и штурмующую фуршетные столы фестивальную публику, и много чего еще. Впрочем, я ничего не имею и против использования стереотипов в кино (почти все вестерны, например, именно на них и строятся). В конце концов, эти стереотипы делают фильмы доступными широкому кругу зрителей, для которых я и снимаю свои картины. А ведь именно покупающие билеты зрители — главные участники кинопроцесса. Я не из тех режиссеров, которые демонстративно работают «для себя» и горстки своих преданных поклонников. Мне хочется, чтобы мои картины увидели как можно больше людей в разных странах мира.

- Насколько я понимаю, на «Душке» вы впервые работали с российскими и украинскими продюсерами. Отличается ли их подход к кинопроизводству от методов западных коллег?

- Приступая к проекту, мы, конечно же, опасались, что наши партнеры с российской и украинской стороны могут оказаться безынициативными и что довольно много времени у нас будет уходить на различные согласования. Но на деле все оказалось вовсе не так страшно. Мы легко находили общий язык с продюсерами из СНГ, чьи методы работы мало чем отличались от практикуемых во всем мире, да и местные техническая команда и актерский коллектив подобрались у нас очень хорошие. Но вот о чем мне хочется сказать особо: когда российские и украинские члены съемочной группы делали что-нибудь не так, они как-то странно замирали, словно ожидая, что на них сейчас кто-то будет кричать. Ничего подобного на западноевропейских съемочных площадках вы не увидите, поверьте мне на слово.

- Довольно существенное место в вашей картине занимает проблема языкового барьера, осложняющего отношения между Бобом и Душкой. Не испытывали ли вы схожих трудностей, снимая часть фильма в чужой стране и на чужом языке?

- Поначалу проблемы с коммуникацией действительно иногда возникали. К счастью, нам помогали очень хорошие переводчики. А потом мы достигли такого уровня взаимопонимания, когда члены съемочной группы могли легко угадывать мои мысли по отдельным словам, жестам и даже по выражению лица. Словом, языковой барьер не стал для нас препятствием, чему в немалой степени способствовало и совсем небольшое количество русскоязычных диалогов.

- В связи с этим хотелось бы узнать, какую роль вы отводите в своих фильмах слову? Обладает ли оно для вас тем же значением, что и визуальный образ, или подчинено ему?

- Для меня кино — это прежде всего визуальное искусство. Для телесериалов обилие диалогов — в порядке вещей, но в кинематографе добиваться желаемого драматического эффекта следует с помощью изобразительных средств. Если же ты не можешь должным образом построить кадр, то никакие, даже самые правильные слова не помогут тебе это исправить. В моих фильмах слово по отношению к зримому образу несет не более чем вспомогательную функцию. Как сказал один из ваших поэтов, «Мысль изреченная есть ложь».

- 4 октября фильм «Душка» вышел в прокат в Голландии. Довольны ли вы кассовыми сборами этой картины на вашей родине?

- Не совсем. Впрочем, в голландских кинотеатрах «Душка» идет не хуже, чем любой другой фильм, снятый в схожей манере. Просто, как я говорил ранее, спрос на такие картины в моей стране совсем невелик, и с этим ничего не поделаешь. Видимо, сказывается наследие кальвинизма, выражающееся в том, что публика практически не может воспринимать видеоряд без диалогов. В уже упомянутой мной Италии или в России люди в гораздо большей степени готовы к восприятию зрительных образов; здесь, на мой взгляд, не обошлось без влияния католицизма и православия соответственно с их храмовой живописью. Скажем, в Амстердаме мой фильм «Стрелочник» шел три недели, а в Риме — три года. Хорошо, что не наоборот. Голландия все-таки очень маленькая страна. И кинозалов в ней всего около 400.

- И шесть из них принадлежат вам. Насколько успешно развивается ваш бизнес в сфере кинопоказа?

- Мне принадлежат два кинотеатра (один на два, другой на четыре зала) в моем родном Утрехте (один из них располагается в здании, где раньше находился полицейский участок). В основном в них демонстрируются европейские арт-хаусные картины и фильмы американских независимых студий. На недостаток посетителей мы не жалуемся. Дело в том, что Утрехт — университетский город, а арт-хаусным кино во всем мире чаще всего интересуются именно студенты (в Голландии, если быть до конца точным,— студентки). Впрочем, как и в обычном мультиплексе, существенная часть выручки формируется и за счет работы кафе и ресторанов, расположенных на территории моих площадок. Отказываться от этих доходов не будет ни один показчик. Бизнес есть бизнес.

- И последний вопрос: чего нам ждать в ближайшее время от Стеллинга-режиссера?

- Я всерьез планирую снять фильм в вашей стране. Скорее всего, это будет российско-голландская копродукция. Уже ведутся соответствующие переговоры, но обсуждать данный проект пока рано. Ясно одно: этой ленте нельзя будет дать четкого жанрового определения. В жанровом кино мне работать неинтересно, там и без меня рук хватает.

16.11.2007 г.
http://www.kinobusiness.com/index.p....emid=38

Так же как в «12» Михалкова, катализатором сюжета «Душки» является герой Сергея Маковецкого. Исполнение Маковецким одной из главных ролей подразумевает наличие в фильме темы русской души. Ее загадочного мерцания в мистических глубинах. Однако эпопея мучений кинокритика Боба с русским международным бомжем Душкой наводит на другие размышления.

Я к Вам пришел навеки поселится

«Из комедии положений фильм резко выруливает в метафизическую притчу»

За свою долгую режиссерскую карьеру культовый голландский режиссер Стеллинг хорошо изучил кинокритиков. Трусоватые, выпивающие, мнительные людишки, прячущие свои комплексы под покровом темноты кинозала.

Вся их жизнь сводится к постоянному просмотру кинофильмов и мечте выбиться в сценаристы. Таков и Боб, седеющий, хорошо сохранившийся бюргер. Тайком запал он на кассиршу из соседнего кинотеатра. Но нет решительности, и остается только наблюдать, как стройную красавицу увозит после работы на мотоцикле бойфренд.

Но как-то он кружит на машине по дождливому городу и случайно видит ссору девушки со своим кавалером. Кассирша, уже давно приметившая странного, но симпатичного воздыхателя, садится к нему в машину и вот они уже в гостях у Боба. В самый ответственный момент раздается звонок, и мы видим поднимающегося по лестнице широко улыбающегося типа в ушанке.

Это и есть тот самый Душка. Языков он не знает, кладет в чай по семь ложек сахара и таскает с собой всякое барахло. Душка располагается в квартире у Боба на правах переночевать, но съезжать не собирается.

Как верный мажордом, он готовит Бобу кофе и борщ, тоскливо стонет под окном при попытках выгнать, жалостливо улыбается, дарит цветы и обещает никогда не бросить друга.

Диалогов, как всегда у Стеллинга, в фильме не много, и актеры разыгрывают уморительные пантомимы, сталкиваются взглядами, выразительно используют мимику.

«Душка», по большому счету, комическая дуэль голландца и русского. Воспитанный европеец никак не может указать на дверь восточному гостю. Вспоминаются классический «Будю, спасенный из воды» (1932) Ренуара про бродягу, вселившегося в буржуазную семью, и недавнее блистательное «Отчуждение» (2002) Сейлана.

У Сейлана парень из провинции гостил у столичного фотографа, двоюродного брата. Всё не находил в себе сил устроится на работу и осложнял фотографу его личную жизнь.

Душка тоже сильно действует Бобу на нервы своей прилипчивостью. Вторжение совершенно чужого человека, с которым даже не пообщаться.

В разговоре с кассиршей Боб вспоминает, как познакомился с Душкой на постсоветском Фестивале фестивалей фестивалей. В ретроспективных киромуратовских сценах пародируется реально существующий Фестиваль фестивалей в Санкт-Петербурге, где фильмы Стеллинга не раз представлялись.

Душка стрелял сигареты и воровал еду на фуршете, пока не был выставлен охраной.

Типичный халявщик, Душка просто садится на шею Бобу. Но почему у того не хватает решимости изгнать назойливого и раздражающего постояльца? Собственно, об этом эмоциональном парадоксе и фильм.

Или право имею?

В лице кинокритика Душка находит идеальную жертву. Немолодой, закомплексованный одиночка, не способный противостоять психологическому давлению.

Попеременно бьющий на жалость и переступающий границы приличия русский настолько заморачивает хозяину голову, что идиотизм и ненормальность ситуации им уже не осознаются.

Боб не пытается даже просто обратится в полицию и намеревается совершить убийство по рецепту недавно отсмотренного кинофильма. Как будто образовалась некая нерушимая связь, разорвать которую можно крайними мерами.

Мягкотелость и идеалистические представления о человеколюбии играют дурную шутку с Бобом. Не складываются отношения с девушкой, жизнь превращается в невротический кошмар. Под конец он даже едет в Россию разыскивать исчезнувшего после скандала Душку.

Стеллинг рассказывает об очарованности психологическими фантомами, об их примитивности и паразитировании на наших недостатках. Достаточно кому-то жалобно поскулить, как открывается потайная дверца в душе и заползает туда душка, миляга.

Не случайно, что главный герой занимается исследованием визуальной культуры. Ведь он, по долгу службы знающий: «дети и собаки – это всегда так трогательно», должен холодным, проницательным взглядом оценить абсурдность ситуации, а не вестись на трогательные ужимки.

И вот уже в жизни Боба задувает экзистенциальный сквознячок бездарно потраченной жизни. И виноват в этом он сам и давно. Душка просто высветил ситуацию во всей красе.

В этом смысле «Душка» характерен для творчества Стеллинга. Во всех его фильмах ряд эпизодов преобразуется в моралистическую притчу. Поступки, ситуации складываются в картину, где человеческая жизнь приобретает глобальное измерение с пометкой «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».

То, что не замечаешь за текучкой, обыденностью, обычностью, разговорчиками под водочку, Стеллинг выводит на первый план. Всё ли делано в жизни правильно? Или всё профукано, пущено на ветер? Жизнь прошла зря? Очень жесткие, не сакраментальные выводы.

Освежающий, мудрый взгляд.

В ранних фильмах Стеллинга действие происходит в Средневековье, где человек человеку волк и брейгелевская манера повествования заставляет задуматься об основах и приоритетах человеческого существования.

Этому же подходу Стеллинг не изменяет и в фильмах о современности. Вот для того, чтобы выявить основы европейского мироощущения и его комплексы, потребовался загадочный русский. Россия, очаровывающая иностранцев протяжными песнями и фантасмагорическим гостеприимством, знакомым еще по фильму Мамина «Окно в Париж» (1993).

Конечно, «Душку» нельзя назвать удачей. Из комедии положений фильм резко выруливает в метафизическую притчу. Сам герой Душки скорее абстрактное воплощение примитивного зла, появляющегося в повседневной жизни. Мелкий бес, а не живой, понятный человек. Но масса сочных эпизодов и колоритные герои, без сомнения, доставят зрителям удовольствие.

Текст: Станислав Лукьянов, 13.12.2007
http://www.vz.ru/culture/2007/12/13/131427.html

Знаменитый голландский кинорежиссер Йос СТЕЛЛИНГ стал почетным гостем V Международного кинофестиваля "Золотой абрикос", а до того побывал в российском городе Иваново на фестивале имени Андрея Тарковского "Зеркало". В последнее время Стеллинг вообще активно осваивает просторы СНГ. Впечатление от санкт-петербургского "Фестиваля Фестивалей" и киевской "Молодости" перешли в его фильм "Душка", представленный в конкурсе "Золотого абрикоса". Размышления о том, что есть загадочная "русская душа", не утихают и по-прежнему интересуют иностранцев - в первую очередь, разумеется, людей творческих. Представляя свой фильм "Душка" (в котором главную роль сыграл Сергей Маковецкий), Йос Стеллинг рассказал о своем понимании русской ментальности и о вкладе России в мировой кинематограф.

- Голландия - очень маленькая страна, и невозможно пройти, условно говоря, не растолкав кого-нибудь. Люди постоянно соприкасаются друг с другом. Отсюда стремление к закрытости, к обособленности. А в России - посмотрите, какие просторы, какие размеры гигантские! Мы 8 часов ехали на машине, в Иваново. Я был поражен огромным горизонтом. Терпеть не могу разговоры о том, что, дескать, русские такие, а не такие. И среди русских, и среди голландцев встречаются разные люди. Есть, конечно, какие-то типичные особенности. Вот мы на Западе, например, все время думаем о завтрашнем дне, строим планы. Но ведь завтрашний день - это сегодняшний день для еще одного завтра. И так все время мы куда-то бежим в будущее. А вот русские, как мне кажется, живут сегодняшним днем, сегодняшним моментом. Когда мы ехали в машине, я пытался спросить: "А куда точно мы едем?" Мне отвечали: "Ну ты едешь в машине, чего тебе еще надо? Доедем. Когда надо, приедем". В этом, мне кажется, есть некоторая разница в отношении к жизни. Мне многое нравится в русских. В течение многих столетий вас угнетали - то цари, то иноземцы, и образовался у простых людей некий тайный код. Вы как-то так пытаетесь помогать друг другу, поддерживать ближнего. В Москве, конечно, все это несколько меняется, а вот в Санкт-Петербурге и в Иванове я до сих пор это наблюдаю. У меня есть в России друг. И "Душку" во многом я писал с него. Он - очень бедный журналист. И вот я пришел к нему в гости, мы пили чай, и, помню, у него что-то такое висело на стене, я поинтересовался. И он тут же снял и подарил мне эту вещицу. Я был поражен! Ведь если ко мне кто-то придет в Голландии и скажет про что-нибудь: "Какая замечательная штука!", - хрен я ему дам. Помню, мы пошли гулять ночью по городу. А надо сказать, что он не говорит ни по-английски, ни по-голландски, а я не говорю по-русски. Но несмотря на это, мы как-то неплохо друг друга понимали. И что поразительно: стоило ему сделать пару звонков, и за нами выстроилась целая кавалькада машин друзей. Кто-то принес мясо, кто-то - что-то еще, и мы быстренько соорудили пикник, все как-то в этом поучаствовали. В Голландии такое совершенно невозможно! Это напомнило мне времена хиппи, "детей цветов", 60-е годы, когда в Западной Европе и Америке у молодежи возникло такое чувство, как товарищество между различными людьми, чего сейчас, конечно, уже нет, но вот у вас это осталось. Даже сегодня, когда мы ехали, встречные водители мигали нам фарами, предупреждая, что где-то впереди затаился злой гаишник. В Западной Европе такого никогда не бывает.

- Ваши дальнейшие творческие планы после "Душки" будут связаны с Россией ?

- Да, мой следующий проект будет в России. Я собираюсь снимать здесь фильм, правда, еще точно не решил, где это буду делать. Хотелось бы в Одессе, но поскольку мне нужна смена времен года, может быть, буду снимать в Санкт-Петербурге, где эти природные изменения будут более выражены.

- И вновь в главной роли Сергей Маковецкий ?

- Да, безусловно, будет парочка русских актеров, наверняка Маковецкий, с которым мы стали большими друзьями. На три четверти фильм будет российский, на четверть голландский.

- Насколько сильно, на ваш взгляд, фильмы Андрея Тарковского повлияли на мировой кинематограф ?

- Да, безусловно, это влияние существенно. Потому что творения Тарковского принадлежат к авторскому кино. К тому кинематографу, который рождается не из сценария, скажем, и актерской подачи, а из личности самого творца. И поэтому Тарковский влиял и продолжает влиять на мировой кинематограф. И на мой - уж точно... Ничего, если я закурю?

- Да, конечно .

- Открою маленький секрет. Настоящий режиссер должен быть маленьким, курить, носить темный костюм и очечки. Когда я давал мастер-класс в Москве, где собралось много начинающих кинематографистов, я тоже им сказал, что настоящий режиссер должен быть маленького роста. И даже добавил: "Те, кто выше 170, пожалуйста, покиньте аудиторию". И - что вы думаете - они встали и ушли! Я попытался остановить: "Это шутка". А они все равно ушли... Почему маленьким? Казалось бы, настоящий режиссер должен быть большим человеком, который всем заправляет. Но, как мы знаем, большим человеком всегда хочет быть самый маленький человек.

- В фильме "Душка" герои практически не говорят ни слова. Вы специально так сделали, чтобы картина была понятна во всех странах мира без перевода ?

- Да вообще в моих фильмах герои мало говорят! Мне кажется, что текст, речь - что-то, направленное на сознание, на мозг человека. У кинематографа - иное. Если музыка предназначена для ушей, то кино - для глаз... Как-то в Русском музее в Санкт-Петербурге с одним человеком мы обсуждали иконы. Я спросил: "Почему на ваших иконах у святых фактически отсутствует выражение лица, нет чувств?" И этот человек ответил мне, что чувства должны быть в глазах людей, которые видят эти иконы. И это дало мне некий ключик к пониманию. Эти иконы не говорят, они воздействуют. Надеюсь, как и мои фильмы - на интуитивном уровне.

Владимир ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ, Портал Культура, № 28 (7641) 24 июля-30июля 2008г.
http://www.kultura-portal.ru/tree_ne....=965232

Эти выходные, 31 января – 1 февраля, голландский режиссер Йос Стеллинг проводит в Украине. В Киеве и Одессе открылась ретроспектива его картин, а в городе Николаеве – новый зал кинотеатра, названный именем голландца. Подобные события всегда сопровождаются пресс-конференцией, на которой можно узнать любопытные подробности из жизни и творчества известного человека. Корреспонденты eurosmi.ru не могли пропустить встречу с Йосом Стеллингом.

- Когда появилась идея снять «Душку» (фильм 2007 года)?

- Эта история началась со встречи с журналистом из Санкт-Петербурга. Я там был на международном фестивале искусств «Белые ночи». На одной из пресс-конференций журналист Юрий хотел задать мне вопрос, но, поскольку он не являлся членом союза журналистов, слова ему так и не дали. Я пообещал, что встречусь с ним позже. Встретился. После этого он от меня ни на шаг не отходил. Был на всех моих презентациях, пока я не улетел в Голландию. Тогда я и понял это Душка-чувство. Оно очень странное, сродни любви и ненависти.

Теперь анекдот. Через десять лет, прошлой весной, я снова оказался в Санкт-Петербурге. В фойе гостиницы я встретил его. Он ждал меня. Стоит добавить, что Юрий ни слова не говорил по-английски. Изъяснялся со мной жестами. При этой встрече он постоянно повторял слово «туннель» на невнятном английском. Он пригласил меня к себе в гости на чай. Мы шли к нему пешком. Около полутора часов.

Было холодно, шел снег. В какой-то момент Юрий сошел с дороги домой и направился в противоположную сторону. Еще через час мы подошли к некому подобию железнодорожного туннеля. «Туннель», - сказал он, указав на сооружение. В тот момент я почувствовал, что ненавижу его. В то же время я его полюбил, как человека.

Вот здесь и открывается суть отношений между западом и востоком, которые я пытаюсь показать в «Душке». Мы все же попали к Юрию домой. Когда я увидел красивую вещь на его стене и восхитился ею, он, не думая, подарил мне ее. Однако, приезжая на запад, такие как он, ожидают, что к ним будут относиться так же. А это не происходит.

- Почему в качестве названия фильма выбрано столь редко употребляемое в русском языке слово «душка»?

- Душка по-голландски звучит прекрасно (смеется – авт.). Я боюсь, что ответ на этот вопрос может занять очень много времени. Был еще один источник вдохновения, который находился в Сербии. Человека звали Душко. Если я начну рассказывать эту историю, мы проведем здесь весь вечер (смеется – авт.). В фильме ребенок рождается в автобусе. Все женщины вокруг повторяют: «душка, душка». И когда журналиста Боба спрашивают, как зовут его товарища, ему ничего не приходит в голову, кроме фразы из фильма «душка». Так что это не наш выбор, а выбор Боба.
В Голландии я всем говорю, что Боб играет меня. В фильме он ходит в кинотеатр, потому что влюбился в девушку-кассиршу. Честно говоря, у меня у самого был такой опыт. Но я был намного моложе, чем Боб сейчас.

- Что Вам больше всего запомнилось со съемок фильма «Душка»?

- У нас на съемках всегда проходит видеоконтроль. Смотреть на кадры, снятые после окончания каждого дубля – всегда праздник. Так и происходило во время съемок «Душки». Вот только «Душка» - актер Сергей Маковецкий - наблюдал за нами со стороны. Он не смотрел на экран, а постоянно находился в стороне. Хотя Сергей – очень популярный актер. Он снялся в 55 фильмах.

Я понял, что в России подобная практика просмотра актерами отснятого материала запрещена. Поэтому мы поставили большое кресло перед экраном специально для Сергея и попросили его давать нам советы, что и как лучше изменить. Эпизод, связанный с сахаром - это его идея (в фильме Душка, приехав в гости к сценаристу Бобу и попросив чашку чая, удивляет его тем, что кладет себе даже не три, а больше 10 ложек сахара). Изначально в сценарии все было прописано иначе.

Теперь в каждом сценарии я буду пытаться найти хоть маленькую, но роль для Маковецкого. Я очень хочу снова с ним поработать и взаимно обогатиться, обменяться советами. В этом заключается суть работы в команде.

- Расскажите, пожалуйста, о новом фильме «Девушка и смерть».

- Я действительно пытаюсь построить новый фильм. Его название - «Девушка и смерть». Это будет российско-немецко-голландская продукция. Я бы очень хотел надеяться, что Украина могла бы тоже принять участие в этом проекте. Это прекрасная история любви. Происходит она в 19 веке. В ней ощущается чеховская атмосфера. Это все, что я могу сказать о проекте. Мы планируем начать съемки весной 2010 года. Пока только идет работа над сценарием.

- В своих кинотеатрах в Утрехте Вы показываете свои фильмы?

- Нет (смеется).

***

Йос Стеллинг – известный голландский режиссер, продюсер, сценарист, актер из города Утрехт (Голландия) и владелец двух местных кинотеатров. Его первая картина «Марикен из Нюмегена» (1974 год) была положительно принята зрителями программы Каннского фестиваля. По оценкам кинокритиков, два фильма: «Стрелочник» (1986 год) и «Летучий голландец» (1995 год) - входят в сотню лучших фильмов прошлого века.

Трагикомедию «Душка» Стеллинг снял в 2007 году. Частично съемки проходили в Киеве (Украина). В фильме показаны отношения между Востоком и Западом. Сценарист Боб на одном из российских кинофестивалей знакомится с мужчиной по имени Душка и в шутку приглашает его в гости.

Через несколько лет, когда Боб уже и не помнит встречи с незнакомцем, Душка приезжает в Амстердам. Он всегда рядом, и от него никак не избавиться&hellip Роль в этой картине исполнил украинско-российский актер Сергей Маковецкий.

Текст: А. Горелова, 01.02.2009
http://www.eurosmi.ru/iyos_st....ve.html

Йоса Стеллинга, одного из самых оригинальных авторов мирового кино, недолюбливают на родине, зато высоко ценят в России. Результатом вояжей Стеллинга к нам стал фильм «Душка» с Сергеем Маковецким в главной роли, который на днях вышел в российский прокат. Проект вынашивался чуть ли не десятилетие, во время которого образ Душки претерпел существенные изменения: приятный во всех отношениях славянский разгильдяй, свалившийся на голову случайному знакомому из Голландии, приобрел некоторые зловещие черты. Кроме того, картина обогатилась пародийными персонажами, изображающими провинциальных функционеров от культуры. После премьеры в Киеве мне удалось поговорить с господином СТЕЛЛИНГОМ

- Мистер Стеллинг, мне кажется, ваше отношение к России менялось несколько раз. Лет семь назад ваш тон был исключительно восторженным, потом, после сочинского «Кинотавра» (где местные врачи едва не залечили до смерти, вытянув из него кучу денег. — «О»), тон слегка изменился. Да и Душка, который, как мне кажется, вначале должен был быть более лиричным, обрел со временем не слишком приятные черты…

- Я много раз говорил и вновь повторюсь, что в русских, в славянах меня привлекает одна замечательная черта — жить сегодняшним днем, а не завтрашним, как это делают голландцы. Ибо будущее, как известно, нам не принадлежит, и задумываться о том, что будет завтра, бессмысленно. Что касается сочинской драмы, мне, конечно, было тогда не слишком комфортно, даже страшно. Но нельзя же делать поспешные выводы из случайной цепи обстоятельств: в конце концов то же самое могло бы произойти в любой стране мира. Я не настолько поверхностный человек, чтобы связывать образ русского с мафиози или продажным политиком.

- Зато образ русского у вас — это ужасающий халявщик и разгильдяй, бессмысленный и бесцеремонный человек…

- Но что тогда мой Боб (голландский сценарист, к которому Душка заявился навеки поселиться. — «О»)? Тоже ничего хорошего. Ему самому кажется — как, кстати, почти всякому голландцу — что он все хорошо знает, как надо и как не надо. На самом деле ничего он не знает, одержим комплексами, фобиями и живет, собственно, вполноги, не по-настоящему. И еще: вам не приходит в голову, что Душка и Боб — это один и тот же человек, рацио и душа, голова и сердце? И поскольку голова с сердцем у многих не в ладу, Душка и Боб все время ссорятся…

- Примерно как Восток и Запад. Есть же суждение, что, дескать, планета — эдакий единый организм, где Запад является разумным началом, а Восток — варевом темных инстинктов. Условно говоря, Запад — голова, а Россия — чувства, и не всегда благородные.

- С одной стороны, так оно и есть… Но с другой — Россия слишком большая страна, чтобы быть однородным «скопищем демонов». Ведь даже и на Западе все очень разное. Менталитет французов и голландцев очень разнится. С другой стороны, без конца курсируя по Европе, мы стали очень похожи друг на друга. А вот Россия для меня стоит особняком, и искусство ваше — а оно здесь духовный концентрат жизни — как бы в оппозиции тому, что делается в Европе. Западное искусство рассматривает мир как бы извне, сторонним взглядом, а в России рассматривают глубинную сущность человека. И если взять лучшее отовсюду, можно привести к какому-то культурному балансу, расширить границы познания мира.

- Иногда это происходит. Знаете ли вы о том, что на протяжении многих лет являетесь культовой фигурой для российских интеллектуалов? А наш знаменитый ученый Юрий Лотман в качестве примера для фундаментального анализа взял всего два фильма из всего мирового кино — фильм Киры Муратовой и вашего «Стрелочника»?

- Вообще-то язык кино есть язык сердца, а не язык интеллекта и рацио. Как музыка. Поэтому странно, что именно для интеллектуалов. Я не настолько интеллектуален. А это исследование было опубликовано? Мне нужно непременно его прочитать!

- Как вам кажется, почему, несмотря на европейские достижения, весь мир тем не менее завоевало американское кино?

- Не забывайте, что Америки как таковой не существует, она есть результат соединения уже развившихся культур. И чтобы сделать фильм в американском духе, нужно ехать туда. Вообще мир кинематографа представляется мне таким кругом, в самой нижней части которого располагаются малопрофессиональные фильмы, потом некие типичные для этой страны, потом — Голливуд и на самом верху — авторское кино. Дальше, если идти по обратной стороне оси, — масса документального кино, среди которого тоже есть авторское и очень личное, и опять, к низу этого круга, — полупрофессиональное кино. А на обратной стороне этого круга сидит уже публика. Но все равно это круг, вы можете его раздвинуть, но без публики у вас ничего не получится. И в каком-то смысле американская киноиндустрия помогает этому. Тому, чтобы кино в целом не умерло. Но нижняя часть круга — самая тяжелая часть. Пусть она дает некоторое вдохновение и свободу от жестких американских принципов, но в целом мы не в силах отменить принципы кино как производства, где важен сам сюжет. То, что важно для американцев.

- А в Европе сюжет не важен?

- А в Европе, напротив, люди важнее сюжета. Конечно, вы можете рассказать свою историю ста разными способами, но когда вы ставите друг против друга два сильных характера, это уже никакая не «cтори» в американском понимании, это то, что м е ж д у. Однако юная часть публики, составляющая большинство во всем мире, предпочитает фильмы, сделанные на уровне простого сюжета. Кстати, и в этих фильмах, сделанных просто, вы тоже можете увидеть что-то интересное. Пусть 9 из 10 вам не понравятся, но десятый будет попаданием в десятку. Очень трудно высказываться против американского кино, ибо это есть какой-то конечный результат того, о чем мы во всем мире думаем, размышляем. Важно другое — вопрос уважения к публике. Кино может идти либо впереди публики, либо за ней. И американцы делают очень хорошие фильмы, такие, скажем, как «Магнолия» или «Красота по-американски». В Америке все возможно — именно потому, что это не страна, а результат развития других стран. И если вы хотите завоевать весь мир, сняв картину в американском духе, то, повторяю, сделать это можете только там. Другое дело, что американцы несчастны, в Голливуде все несчастны, ибо все неискренни, все врут...

- Не является ли американское «несчастье» результатом их чисто материальных приоритетов?

- Для них это нормально, наверное. Но для меня ужасно, поэтому я не люблю Америку. Но что у них хорошо, это толерантность и плюрализм. Там миллион мнений, и каждый может думать и говорить что угодно. И еще они всем интересуются. И русским кино тоже. Там проходят потрясающие дискуссии о творчестве Тарковского и Сокурова. Конечно, их знают в Америке далеко не все, но тот, кто знает, действительно этим увлечен.

- Если даже в Америке находятся те, кто боготворит Тарковского, вас, видимо, боготворят на родине как одного из последних представителей авторского кино?

- Напротив: моя публика живет за пределами моей страны, соотечественники, взаимно, тоже меня не слишком вдохновляют. Но художник — всегда очень занятой человек и многого не замечает, возможно, даже равнодушия публики. Это такой, знаете, фокус — жить отдельно, не зная ни хулы, ни похвалы. Вообще Голландия — страна приватного существования, и начиная с XVII века наши художники изображали какой-то частный, камерный мир — цветы, интерьеры. Одно время, правда, они пытались обратиться к глобальным проблемам, но потом вновь вернулись к нюансам и мелочам повседневности. Когда я со своими детьми был в таком, знаете, суперсовременном кинотеатре (экран подобен куполу планетария, и впечатление поэтому колоссальное, космическое), мы посмотрели там два фильма, один из них был о Вселенной, а другой — о путешествии внутри человеческого организма. Так вот, особых различий нет. Организм — такая же Вселенная. (Смеется.) Ты можешь сосредоточиваться на своем внутреннем мире, что дешевле и проще; а можешь на вселенском...

- У вас нет ощущения, что великая европейская культура, представленная в кино благодаря таким последним ее столпам, как Висконти и Гринуэй, закончилась?

- Это как с оперой: ощущение, что она кончилась, возникло еще в начале ХХ столетия. Но этого не случилось. И если даже сейчас, в начале XXI, кино в старинном понимании уже начинает исчезать, возможно, через десять лет мы будем смотреть кино исключительно по интернету. И этот процесс неостановим. Мне трудно понять, как это будет восприниматься в новых технологиях. Возможно, не менее живо. Но вообще лучший фильм, независимо от его объективных достоинств, вы можете посмотреть, когда вам лет четырнадцать. Когда вы сами открыты миру.

- Это, наверное, вообще проблема живого человека. Видимо, с возрастом живое дыхание жизни постепенно исчезает? Как вам удается сохранить в себе это непрерывное ощущение жизни?

- Это внутри, только внутри. Даже депрессия, например. Она тоже является необходимым элементом непрерывности бытия. Вообще создать что-то в мире, сделать — означает уйти от жестокости жизни, преодолеть ее. Если ты перестаешь существовать в каждую минуту бытия, открывая жизнь ежесекундно, ты очень скоро умираешь. И ты должен убежать от этого. Преодолеть. В религию, или к детям, или в непрерывность существования. Жить непрерывно необходимо, чтобы творить в том числе.

- Но ведь режиссура — очень сложная профессия. И многие, даже великие, величайшие, начинали повторять самих себя, буксовать, потеряв ощущение непрерывности, о которой вы говорите...

- Фильм — это такая вещь, которой надо отдать всего себя. Как-то один молодой режиссер спросил меня, как сделать хороший фильм. И я ему ответил, что нужно окружить себя людьми, которые лучше, талантливее тебя, и дать им направление, а они сделают это лучше, чем ты себе это представляешь. И тогда один плюс один, актер плюс оператор, например, получится не два, а три. И все скажут: как он умен, как талантлив! Если вчера писатель придумал одну идею, сегодня другую, то завтра, уже ничего не придумывая, он все равно получит три! Потому что эта третья появилась как результат первых двух и приложилась к ним. И эта третья — она не твоя, но она лучше первых двух. Это принцип производства и кино в целом. Вообще кино — это вопрос метафизики времени. Фильм вы делаете два года, а смотрят его полтора часа. И когда ты делаешь фильм с очень хорошими людьми, то ты делаешь больше того, что делаешь. В этом фильме заложено больше, чем реальных полтора часа.

- А это процесс не мучительный?

- Это процесс фантастический. Как в жизни — то вверх, то вниз. Система, которая как бы тебя защищает. Когда ты в депрессии, фильм может вытащить тебя — чувствуешь, как он понемногу поднимает тебя вверх, потихоньку вытаскивает из ямы. Когда я счастлив, я знаю, как идти вперед, и иду, иду вверх, мощно, непрерывно, стремительно иду. И когда дохожу до пика, тут же сваливаюсь вниз. Чтобы опять подняться наверх. Вот в чем штука-то...

- Тем не менее вы производите впечатление очень гармоничного человека....

- Ну я иногда играю, играю роль... такого гармоничного человека. А бесспорной правды не существует вообще-то. Можно чувствовать дисгармонию, выглядеть при этом гармоничным, но кто знает, если ты так выглядишь, может, и правда, в твоей дисгармонии заложена и гармония тоже? Так и в кино. Настоящий художник показывает нам не события, а то, что между ними, промежуточные состояния духа. Что-то посередине. Что-то между смертью и жизнью, между мужчиной и женщиной. Мы всегда живем где-то посередине. Впрочем, я не интеллектуал и не очень способен рассуждать о таких вещах.

Диляра ТАСБУЛАТОВА, кинокритик
http://www.ogoniok.com/5024/27/

Бюджет "Душки" едва превышает два миллиона евро, а доля российско-украинских сопродюсеров в этом проекте составляет 20%.

Несмотря на то, что даже по аскетичным меркам бенилюксовского кинопроизводства фильм Йоса Стеллинга можно считать низкобюджетным (для сравнения - "Черная книга" Пауля Верхувена стоила около 16 миллионов), деньги на свою картину классик голландского артхауса искал пять лет.

Голландские проблемы, российские деньги

Генеральный продюсер российской компании Tvindie Евгений Гиндилис вспоминает, что Стеллинг поделился с ним идеей нового фильма в 2002 году на кинофестивале в Киеве.

По мнению Гиндилиса, главной проблемой Стеллинга были поиски средств дома, в Голландии.

"Что касается нас, мы сразу же проявили интерес к проекту - прежде всего потому, что увидели в нем реальное пространство для участия, - рассказал в интервью BBCRussian.com Евгений Гиндилис. - Исполнителем главной роли должен был стать русский актер, и в течение нескольких лет мы с Йосом обсуждали возможные кандидатуры".

Российские партнеры вложили в "Душку" частные средства, а директор украинского фестиваля "Молодость" Андрей Халпахчи, дебютировавший в роли продюсера, получил от министерства культуры и туризма Украины государственные деньги на создание фильма.

Трагикомедия "Душка" рождается из гротескной, насыщенной алкогольными парами и сигаретным дымом, богемно-гламурной атмосферы кинофестивального мира.

Герои "Душки" - голландский писатель Боб (Джин Берфутс) и русский бездельник Душка (Сергей Маковецкий) - встречаются на кинофестивале в провинциальном русском городе (постсоветскую глубинку Стеллинг запечатлел в Киеве, где провел 10 съемочных дней).

Появление обаятельного и загадочного славянина вносит смуту в жизнь европейского интеллектуала: попытки найти общий язык оканчиваются плачевно или комично, тотальное непонимание доходит до абсурда.

Как Душко стал "Душкой"

Йос Стеллинг рассказывает, что у писателя Боба был прототип - венский кинокритик Отто Райтер, "прославившийся" тем, что, побывав на премьере картины, публиковал рецензии диаметрально противоположного содержания в престижных австрийских изданиях.

Рецензии пользовались успехом, ничего не подозревавшие редакторы щедро платили плуту, а он, по словам Стеллинга, обнаглел до такой степени, что даже писал сам себе письма от "восторженных читателей".

Отто Райтер не пропускал ни одной фестивальной тусовки и премьерного фуршета, напивался за чужой счет и был популярен в узком мирке европейских кинопрофессионалов. Возмездие пришло к австрийцу Райтеру в лице сербского беженца Душко.

Душко, покинувший Сараево во время балканской войны и оказавшийся в лагере для переселенцев под Веной, привязался к Отто Райтеру на какой-то вечеринке и вскоре переехал в его квартиру.

Это просто история человека, у которого есть его творчество и его муза. Но вот он встречается с бездельником. Это существо - архетип смерти, бездействия, пустоты, но в то же время это очень симпатичное, милое существо
Йос Стеллинг

"После окончания войны я встретил Отто Райтера на кинофестивале в Сараево, - вспоминает Йос Стеллинг. - Он сидел на террасе ресторана, выпивал и был безутешен. Он приехал в Сараево с Душко и надеялся, что его балканский друг, убедившись, что опасность миновала, захочет остаться в родном городе. Он и билет Душко купил только в одну сторону. Но накануне закрытия фестиваля Душко исчез - оказалось, он вернулся в Вену по авиабилету Райтера. Отто был в страшной депрессии и просил у меня денег на обратную дорогу в Вену!"

Вот из такого анекдота выросла история фильма о двух европейцах - восточном и западном. Сменив сербское имя на русское уменьшительно-ласкательное прозвище, послевоенный Сараево - на относительно благополучный Киев, и подмешав к саундтреку хор донских казаков с "Тонкой рябиной", Стеллинг превращает историю в притчу о современной европейской экзистенции.

Как всегда у Стеллинга, картина не нуждается в переводе: режиссеру достаточно универсального языка кинематографа, чтобы проследить, как мутирует устойчивая голландская психика под напором мощного чужеродного раздражителя.

"Душка" уже номинирована на "Оскара" от Нидерландов, а в прокат на территории России и Украины картина выходит через три недели после голландской премьеры.

"Йос Стеллинг входит в пантеон культуры европейского кинематографа, и мы надеемся, что прокат фильма на территории СНГ будет успешным, - говорит продюсер Евгений Гиндилис. - У прокатчика, CP Classics, большой опыт работы с таким нишевым кинопродуктом - они работали с картинами Вуди Аллена, Ларса Фон Триера, Дэвида Линча".

По словам Гиндилиса, в отличие от большинства артхаусных фильмов, которые, как недолговечные мотыльки, бесследно исчезают с российских экранов после двух недель проката, "Душка" будет демонстрироваться на нескольких экранах Москвы, Петербурга, Киева и Екатеринбурга в течение нескольких месяцев.

"Таким образом, все наши зрители, которые готовы к такого рода кино, смогут посмотреть его на большом экране!" - заключает Гиндилис.

Сам Йос Стеллинг предпочитает российскую аудиторию голландской. Накануне премьеры "Душки" на кинофестивале в его родном Утрехте режиссер встретился с корреспондентом BBCRussian.com.

Би-би-си: Йос, как же все-таки Душко превратился в "Душку"? Почему вы решили работать с русским материалом?

Йос Стеллинг: "Душка" по-русски означает "дорогуша", "милый друг", не так ли? У меня был приятель в Петербурге, Юрий Кохенко. Мы познакомились, когда я давал пресс-конференцию в Петербурге, и Юрий все время хотел задать вопрос, но другие журналисты ему не давали слова - потому что у него не было журналистского диплома. Оказывается, в России нужен диплом... Я не знал и сказал ему: давай поговорим после пресс-конференции. Так вот, он потом ходил за мной весь вечер и не отставал ни на секунду. Почти как Душко с Отто Райтером... Вот с этого и начинается мой фильм.

Би-би-си: "Душка" начинается с карикатуры на европейский кинофестиваль. Возможность при помощи фильма свести счеты со всей фестивальной братией показалась вам привлекательной?

Йос Стеллинг: Конечно, фестивальная история - это просто шутка. Чтобы выжить в кинобизнесе, необходима ирония! Иначе человек становится жертвой этой машины. И, по-моему, в мире кино существует только одна подлинная церемония награждения - это "Оскар". А все остальные просто пытаются ее имитировать, но делают это очень скверно. К примеру, когда вы получаете приз в Италии, вся публика кричит на вас и свистит. И в Восточной Европе, и в России на фестивалях все время происходят какие-то осечки - это очень смешно. Я всегда получаю большое удовольствия от поездок на эти фестивали!

Би-би-си: Между Душкой и Бобом - культурная, социальная, психологическая пропасть. Была ли тема конфликта Запада и Востока Европы главной для вас в этом фильме?

Русские живут только сегодняшним днем - здесь и сейчас. Когда они выпивают, они не думают о том, что с ними произойдет завтра. А голландцы, все западные европейцы, приучены думать о завтрашнем дне. А на самом деле, может быть, никакого завтра не существует!
Йос Стеллинг

Йос Стеллинг: Я обратил внимание, что русские всегда помогают друг другу. Даже после 600 лет царя и коммунизма - все равно существует поддержка между людьми. Мне очень нравится идея, что друзья должны всем делиться. Когда я был в гостях у Юрия Кохенко, если меня привлекала картинка на стене - он тут же снимал ее и дарил мне. И когда такой Юрий Кохенко приезжает на Запад, он ожидает подобного гостеприимства от меня. Мы же друзья! Но проблема в том, что у него нет ничего, а у меня есть все...

Би-би-си: Да, голландцам, воспитанным в протестантском духе бережливости и сдержанности, довольно трудно понять природу российского бессребренничества. Значит, это и есть суть конфликта?

Йос Стеллинг: Для меня главная тема фильма выходит за рамки конфликта Запада и Востока. Я пытался сделать что-то более экзистенциальное. Это просто история человека, у которого есть его творчество и его муза. Но вот он встречается с бездельником. Это существо - архетип смерти, бездействия, пустоты, но в то же время это очень симпатичное, милое существо. И именно выбор между любовью, творчеством и бездейственной смертью был для меня главным вопросом в этой картине. Все остальное - более поверхностные пласты.

Би-би-си: Расскажите, пожалуйста, о вашей работе с Сергеем Маковецким.

Йос Стеллинг: В Сергее Маковецком меня, прежде всего, привлек его огромный опыт работы в кино. Он снялся в 56 картинах! А для киноактера главное - опыт. Во-вторых, у него очень милое, почти детское выражение лица. В-третьих, продюсер Евгений Гиндилис очень рекомендовал эту кандидатуру. Ну а потом, когда мы начали снимать, и Сергей привык к моему методу работы - все прошло просто фантастически хорошо. Я считаю, что режиссер должен работать с людьми, которые талантливее и сильнее его. И Сергей начал предлагать свои идеи почти для каждого эпизода - это было прекрасно! Постепенно у нас исчезла необходимость в переводчике, потому что на площадке у Сергея возник свой способ общения с партнерами, который не требовал перевода.

Би-би-си: В последние годы многие крупные режиссеры работают с темой восточноевропейской экспансии в западную цивилизацию. Ульрих Зайдл снимает украинских гастарбайтеров в Австрии, а Дэвид Кроненберг только что представил в Сан-Себастьяне фильм о русской мафии в Лондоне. Кажется, что новейшие демографические катаклизмы становятся источником вдохновения для старых мастеров?

Йос Стеллинг: Да, конечно. Разница между нашими культурами не ограничивается только материальными ценностями. Все намного глубже. Русские живут только сегодняшним днем - здесь и сейчас. Когда они выпивают, они не думают о том, что с ними произойдет завтра. А голландцы, все западные европейцы, приучены думать о завтрашнем дне. А на самом деле, может быть, никакого завтра не существует! Каждый день - это новое завтра... Внутренне я больше склоняюсь к русскому мировосприятию, но я не могу отучить себя от привычки все планировать. На самом деле, истина, как всегда, где-то посередине.

Би-би-си: Вы, конечно, знаете, что "Душку" ждут в России и на Украине чуть ли не с большим интересом, чем в Голландии. Какой реакции вы ожидаете от аудитории?

Йос Стеллинг: Я с большим любопытством жду реакции зрителей в России. Российская публика - лучшая в мире! Это не комплимент, а чистая правда: голландские зрители сидят в зале, откинувшись на спинки кресел, а русские - всегда на самом краешке. Они сопереживают происходящему на экране. А как известно, фильм - только половина дела. Вторая половина - это публика. И только взаимодействие между этими двумя половинами может вызвать необходимую реакцию. Согласитесь, шансы на успех всегда выше, когда люди открыты и готовы к взаимодействию. А мне остается только ждать!

Мария Бейкер для BBCRussian.com, Утрехт
http://news.bbc.co.uk/hi....351.stm

Это история, рассказанная с любовью — той истинно вызревшей любовью, которая неотделима от ненависти, когда уже отчетливо видишь пороки и недостатки предмета, но и понимаешь, что все равно никуда от него не деться, и приходится принимать его таким, каков он есть, ибо он уже часть тебя. Йос Стеллинг не раз обнародовал историю замысла «Душки», но всегда чуть-чуть подправляя, видно, из опасения обидеть обожающую его российскую публику. То он вспоминал про знакомого кинокритика, к которому где-то на фестивальных орбитах привязался один русский, из дружеского расположения невзначай облегчивший карманы заграничного приятеля, то говорил, будто нечто подобное произошло с ним самим. Да и в самом замысле фильма за те шесть-семь лет, пока Стеллинг искал возможность его реализовать, естественным образом многое изменилось — на первое почти восторженное знакомство с Россией и ее обитателями наложились более трезвые впечатления, осложненные, в частности, внезапной болезнью, постигшей голландского гостя на «Кинотавре», и обстоятельствами лечения, порядком разочаровавшими пациента в мифах о прекраснодушном бескорыстии аборигенов.

Стеллинг не придумал для «Душки» никаких новых режиссерских ходов — это традиционная для него герметичная, интерьерная картина с минимумом диалогов, к чему располагает уже главная коллизия фильма — к голландцу (которого, кстати, играет постоянный актер Стеллинга бельгиец Жене Бервутц), не знающему ни слова по-русски, приезжает русский (а может, украинец, а может, и какой другой славянин), в свою очередь, не говорящий ни на каком иностранном языке. Название фильма Стеллинг, тоже не зная русского, нашел, вероятно, в художественной литературе — словечко «душка» принесла на Запад русская эмиграция первой волны (а может, оно стало известно и раньше, во время первой мировой — тогда в западноевропейских языках союзников возникла мода на имитацию русского).

И вообще «Душка» вся выстроена на банальностях разного уровня — от простейших, связанных с бытовыми представлениями о русском народе и его менталитете, до интеллектуальных клише.

Многозначно уже первое появление главного героя (Сергей Маковецкий) на экране: по деревянной лестнице дома, где живет европеец Боб, он поднимается в растиражированном узнаваемом облике — в потертой шапке-ушанке и с радостной улыбкой, символизируя не только известную расхристанную «душевность», но и пресловутое «подсознание Запада». Если восточноевропейский экземпляр выглядит ходячим штампом, то и Боба, свое альтер эго, Стеллинг не идеализирует и не наделяет особой индивидуальностью. Боб подчеркнуто типичен, все в нем эдакое среднеарифметическое: и возраст, и внешность, и квартира, и образ жизни — бег по утрам, дежурные сидения в кафе, дрема в кинозале, часы за компьютером и как награда себе — подглядывание за витрину супермаркета, где за кассовым аппаратом сидит типичная юная красотка, которую после работы встречает сверстник-мотоциклист в кожаных штанах, — украденная мечта стареющего одинокого сценариста, без особого вдохновения сочиняющего погонные метры материала для кино.

Холостяцкая берлога Боба выглядит, как грустная пародия на картины старых голландских мастеров: тесно заставленный интерьер с фотографиями на стенах, обязательным окном и вазой с цветами на обеденном столе.

Стеллинг почти навязчиво повторяет кадр с фронтальной проекцией гостиной, где все от века расставлено и разложено по своим местам и куда приезжий вносит сперва легкий беспорядок, потом практически хаос; в финале мы увидим ту же комнату в полном запустении. Что же касается незваного гостя, то его родной «интерьер» — набитый колоритными пассажирами раздолбанный автобус «доисторического материализма», в котором дебелая молодка (Руслана Писанка) в рекордный срок производит на свет сына. Морально и физически устаревшее транспортное средство, из последних сил исполняющее свое предназначение, кое-как передвигается, наверное, лишь благодаря прущей наружу коллективной человеческой энергии, не знающей, куда себя дельно приспособить. «Душка! Душка!» — приговаривают пассажиры, как в александровском «Цирке» передавая новорожденного из рук в руки, чтобы потом хором грянуть в неожиданном для нашего уха бравурном духе «Тонкую рябину». Стеллинг утверждает, что понятия не имеет, о чем эта песня, но в это трудно поверить — ведь в ней, в сущности, на поэтическом языке выражена вся категорично грустная мудрость фильма: нельзя рябине к дубу перебраться. Сей грустный факт изначально придает фильму неизъяснимую печаль, творимую, конечно, не только средствами популярной в отдельно взятой стране песней.

Йос Стеллинг прикипел душой к России, но этот факт не отменил в нем западного человека, который с пронзительной ясностью видит непереходимую пропасть, разделяющую наш евразийский мир и чистопородную Европу. Голландский режиссер рисует наших людей с симпатией и сочувствием, но все равно получается если не карикатура, то дружеский шарж. А как же иначе, если все самые благородные порывы доводятся в нашем исполнении до гротеска, который интересно понаблюдать со стороны, но с которым невозможно ужиться надолго, тем более — навсегда. Стеллинг испытал на себе удушающее гостеприимство «Кинотавра» и Московского фестиваля, воспроизвел свое воспоминание о них в этом фильме, где, кажется, узнаешь за карикатурно отвлеченными фигурами хорошо знакомых конкретных людей — грудастых референток, изображающих знание английского, вальяжных самодовольных толстяков в дорогих костюмах, окруженных оравой лизоблюдов-прилипал, толпу профессиональных тусовщиков, с жадностью набрасывающихся на банкетные столы, вмиг опустошая их, как ненасытная саранча.

Впрочем, Душка в исполнении Сергея Маковецкого не таков; он не способен пользоваться халявой — только исключительно дружеским расположением к себе или тем, что он за него принимает (как правило, обычную, но довольно экзотичную в наших краях вежливость). Случайное знакомство с иностранцем на кинофестивале этот средних лет мужчина с преданными щенячьими глазами воспринимает как начало взаимной дружбы, которой готов посвятить себя целиком, как бы попутно извлекая из нее мелкие для себя удобства. С его точки зрения, разве велика услуга поселить у себя постороннего гостя? Да, для того, кто привык к коммунальному житью, — это пустяк, ему в голову не приходит, как дорого для западного человека его личное пространство, обозначаемое никогда не слыханным Душкой словом «прайвеси». Надоедливый и бесконечно терпеливый, Душка лезет к незнакомому со своей постылой, ненужной дружбой, услужливо повторяя дурацкое «Чай? Кофе?», и клянется никогда не оставлять друга, вызывая в том — вместо ответной благодарности — глухую ярость. При всем при том бессловесный Душка с собачьими глазами так трогателен, искренен и бескорыстен, он так рвется услужить — не зная, как, — что обижаться на него грешно, хотя и не рассердиться невозможно. Кто ж не придет в ярость, когда незваный гость, пришедший поселиться навечно у тебя в доме, сыплет бессчетно сахар в стакан с чаем и размешивает его, нещадно расплескивая по полу, когда нельзя избавиться от него ни мелкими хитростями, ни намеками — а тем временем юная девушка, которую с таким трудом удалось к себе заманить, ускользает, воспользовавшись появлением третьего и явно лишнего...

Но вот парадокс: рассердившись, западный человек начинает мучаться тем жгучим стыдом, который русская классическая литература зарегистрировала как русский национальный бренд. И безупречного поведения интеллектуал вдруг совершает безрассудства, на которые вроде бы способны только бесшабашные русские, — внезапно покинув свой уютный дом, Боб вслед за изгнанным в минуту гнева Душкой отправляется в ту условно славянскую страну, из которой тот прибыл.

Обобщая, можно констатировать, что путешествие Боба есть акт выворачивания наружу его подсознания. Однако той условной страны, той, конкретно говоря, мифологической России на свете нет. Она исчезает, сыграв с пришельцем свой коронный трюк — заманив и обворовав, оставив в одиночестве на ведущей бог знает куда дороге, обсаженной райскими деревьями, где внезапно возникает увиденный на киноленте мечты автобус полувековой давности, из окон которого жизнеутверждающе рвется песня про дуб и рябину. Возможно, автобус везет навстречу Бобу друга Душку, но, скорее всего, никакого Душки тоже в реальности не было, а был фантом, порождение фантазии сценариста, будто увидевшего свое детище ожившим на киноэкране. (Можно также вообразить, что все это происходит уже по другую сторону реальности, в случае Стеллинга это вполне вероятная трактовка сюжета — достаточно вспомнить безвольного дурачка Жерара из фильма «Ни поездов, ни самолетов», собиравшегося в Италию, но с вокзального перепутья неизвестно куда девшегося, то ли в райское средиземноморское тепло, то ли в грязный сортир.)

Действительно, ведь иначе и быть не может: встреча темного смутного подсознания со стерильным рациональным эгоистичным эго — вещь практически недостижимая, как недостижимо объединение России с Евросоюзом.

А если такое случится, то Россия поглотит, пожрет бедную Европу и та растворится в ее немыслимых просторах, как растворился в них под рвущий душу напев «Тонкой рябины» голландский сценарист Боб. И вместо уютной, напоминающей картины старых мастеров квартирки останется символично запечатленный Стеллингом кадр — пустое захламленное жилище с засохшими цветами и распахнутым окном, в которое дует пронзительный восточный ветер.

Впрочем, такое случится, только если европейцев поразит массовое помешательство, как оно, возможно, поразило беднягу Боба, не вынесшего этой, извините за выражение, судьбоносной встречи.

http://kinoart.ru/2008/n1-article5.html