Нетрадиционное для американского кино, оригинальное по манере, кинематографически изобретательное творчество братьев Коэн (36-летнего на тот момент Джоэла, сценариста и режиссёра, 32-летнего Итэна, сценариста и продюсера), помимо признания у мировой критики, было вознаграждено в 1991 году «Золотой пальмовой ветвью» на Каннском фестивале вслед за фильмами «секс, ложь и видео» Стивена Содерберга и «Шальные» Дэвида Линча. «Бартон Финк» также был отмечен за режиссуру, а актёр Джон Туртурро вдобавок получил приз за главную мужскую роль. В Европе по этому поводу возникли пересуды о чрезмерном восхвалении американцев в Канне, хотя жюри и дирекция знаменитого киноконкурса трижды подряд поддерживали явно европеизированные работы самобытных художников, диктующих современную моду на иронически-интеллектуальный кинематограф. В нём виртуозно, а порой забавно переосмыслены жанры и стили Голливуда, легенды и мифы американского киномира, высмеяны архетипы общества, его подспудные настроения на рубеже 80-х и 90-х годов.

Братья Коэн — в большей степени формалисты, редкостные киночудаки, которые играют с резвостью и безрассудством детей в своеобразные «кинематографические кубики», выстраивая причудливые фантазии на стыке реального и воображаемого, действительного и «киношного». Они — блестящие стилисты, облюбовавшие, в основном, «чёрные фильмы» 40-х годов в качестве насмешливого объекта для подражания, а ещё — искусные мастера кинонаходок, остроумного обыгрывания деталей, внешне странного использования кинематографических приёмов ради создания загадочной и одновременно невсамделишной атмосферы, которая таит подвох, весёлый розыгрыш. Экранный мир Коэнов страшен и смешон в один и тот же миг, всегда двойствен, подвержен оборотничеству, проявлению дурных примет, злых сторон всего сущего — и насквозь карнавализирован, шутовски вывернут наизнанку, балаганно несерьёзен.

Наивно было бы искать логическое объяснение всем сюжетным неувязкам в истории молодого драматурга Бартона Финка, который нежданно-негаданно получил в 1941 году восторженный приём на Бродвее благодаря спектаклю «Несущие покой» о простых людях Америки (здесь содержится язвительный намёк на Клиффорда Одетса и его драму «Большой нож»). Затем Финк куда более сказочно попал в Лос-Анджелес, чтобы писать сценарий «борцовской картины» для крупной голливудской кинокомпании, познакомился там с Уильямом П. Мейхью, жутко пьющим мэтром пера, превратившимся в творческого и прочего импотента (довольно едко подсказана аналогия с судьбой Уильяма Фолкнера на «фабрике грёз»). Муки слова захватывают начинающего сценариста, который вдруг обретает искомое вдохновение, ввязавшись в невероятно кровавую и патологическую авантюру со своим соседом по отелю, неким страховым агентом Чарли Мидоузом, якобы являющимся маньяком-убийцей Карлом Мундтом. Но существующее и кажущееся к этому мигу уже абсолютно перепутывается в сознании и главного героя, и зрителей: пейзаж с красивой девушкой у моря материализуется, а жизнь Бартона Финка и судьба написанного им сценария становятся призрачными и необъяснимыми. И нас вовсе не должен занимать вопрос о том, находится ли в коробке из-под шляпы отрезанная голова литсекретарши Одри Тайлер, поскольку сам случайный обладатель новоявленного «ящика Пандоры» отнюдь не желает знать всё до конца и выступать в роли пророка Даниила, который разгадывает страшные сны царя Навуходоносора.

Разбросав в виде приманки ложные символы и догадки на всём протяжении действия, авторы лишь потешаются над доверчивыми, жаждущими обманываться, дотошными искателями скрытых смыслов, которые не пожелали включиться в прихотливую игру воображения, чтобы оценить «художественные бирюльки» братьев Коэн. Для них библейские цитаты, кафкианские ситуации, сюрреалистические и чёрно-юмористические образы, сатирические экзерсисы о нравах и людях Голливуда, разнообразные кинематографические изыски и ухищрения — только прекрасная возможность для демонстрации собственного несомненного киноталанта. Ради чего? А кто его знает?! Пусть шляпная коробка, аналог шкатулки из «Дневной красавицы» Луиса Бунюэля, остаётся закрытой! Stop Making Sense — так программно называется лента Джонатана Демми, старшего соратника по постмодернизму, запечатлевшего концерт ансамбля Talking Heads.

Кстати, количество ценителей того, что якобы «лишено смысла», в обоих случаях оказалось примерно равным. А в соревновании с другими каннскими лауреатами тех лет (тем более — с последующим «Криминальным чтивом» Квентина Тарантино) «Бартон Финк» уступил по коммерческим показателям экранным работам Линча и Содерберга, удовлетворившись скромным результатом в размере $6,15 млн. Но каков культурный резонанс в разных странах мира!

Сергей Кудрявцев
http://www.kinopoisk.ru/level/3/review/840082/

В 1941 году левый драматург Бартон Финк (Туртурро) после успеха его утонченной пьесы из жизни простых людей приглашен в Голливуд. Запертый в инфернального вида отеле, он должен написать идиотский сценарий о борцах, но сроки поджимают, а работа не идет. Финк между тем знакомится с великим писателем-алкоголиком (Махони), за которого пишет секретарша (Дэвис); та вскорости погибает в его постели, а добродушный толстяк коммивояжер (Гудмен), занимающий соседний номер, оказывается Сатаной.

«Бартон Финк» («Золотая пальмовая ветвь», «Лучший режиссер», «Лучший актер» Каннского фестиваля), как и большинство фильмов братьев Коэн, ускользает от однозначных интерпретаций. То ли это история о беспомощности интеллектуалов, пекущихся о «реальной жизни». То ли издевательство над несимпатичной анатомией фабрики грез. То ли аллегория надвигающегося фашизма. То ли иронический взгляд на творческий процесс. Вероятно, все вместе — и еще много чего другого: отточив свой визуальный стиль до совершенства, Коэны сконструировали откровенно сюрреалистический мирок, где главное с успехом растворяется в деталях — в зловещих трещинах на стене, в багровых гостиничных коридорах, в картине с девушкой на фоне прибоя, тревожащей постояльца. Это самый ядовитый фильм Коэнов — но и самый нежный: не зря несчастный идеалист Бартон похож сразу на обоих братьев.

Станислав Зельвенский
http://www.afisha.ru/movie/170567/review/154665/

Это не просто сумасшедший дом, а сумасшедший дом со смыслом. Так, перефразируя известного персонажа, можно охарактеризовать лучший, по мнению большинства, фильм братьев Коэнов.

Тот, кто не знает их творческую манеру, рискует очень сильно обмануться началом "Бартона Финка". Фильм стартует неспешно и обстоятельно, перенося зрителя в любовно и добротно воссозданный мир 40-х. На авансцену выдвигается главный герой - нью-йоркский драматург Бартон Финк. На вопрос: "Как ты зарабатываешь себе на жизнь?" - он отвечает: "Наверное, пытаюсь что-то изменить". Есть у парня мечта - создать театр простого человека. О людях и для людей. И, в общем, даже такая жизненная установка не помешала ему достичь признания. Его пьеса имела в Нью-Йорке оглушительный успех. Но тут над его головой взмахнула крыльями золотая голливудская птичка. Другими словами, Финку предложили работать на одну из крупных киностудий. Сочинять для нее сценарии. И Финк согласился, хотя и не без внутреннего борения.

Смотришь это и устраиваешься на диванчике поудобнее, убежденный, что тебе предлагается классический "фильм карьеры", фильм о человеке, завоевавшем Голливуд. Но, стоит Финку окунуться в реальности киношного мира, как действительность для него начинается размываться, а жанр зрелища плавно смещается в сторону сюрреализма, здорового абсурда. И "черного юмора", который по традиции находят в каждом фильме братьев Коэнов. Джон Туртурро, сыгравший Бартона Финка (и получивший за эту роль приз Каннского фестиваля), оказался удивительно метким выбором для того, чтобы ввести зрителя в мир, где реальность и вымысел сожительствуют, словно Мадонна и Деннис Родман. Как и большинстве своих ролей, Туртурро хрестоматийно пришиблен и при этом продуктивно мечтателен. Все переживания отражаются на его нервной физиономии - так, что порой ему и слов не надо говорить, нам все понятно только по одной его мимике. По жизни он движется неуверенными шажками, и собственная популярность его не то, чтобы пугает, но заставляет насторожиться. Он неуверен, он ищет поддержки, находя ее в лице писателя, который относится к живым классикам, но одновременно и к величайшим алкоголикам современности (виски - это его "социальная смазка"). Характерно, что именно встреча этих двух творческих интеллектов и стала началом самого настоящего бреда, в котором оказался Бартон Финк, и в котором его сосед по номеру становится каким-то монстром, в шляпной коробке оказывается голова дамы, убитой неизвестно кем и за что, а стены отеля вдруг начинает облизывать живописное пламя. Жизненные отрезки Финка и мир его странных идей связывает висящая в его номере картина - девушка в купальнике. Ну, скажите на милость, может ли эта девушка, обладающая гипнотическим воздействием на героя, не материализоваться в финале?

Братья Коэны (они, как всегда, и режиссеры, и сценаристы, и монтажеры) изощряются от души, причем не только в смысловой плоскости. Создаваемый ими видеоряд напоминает картины Дали, в которых из головы аллигатора может вырастать, например, огромный конский член. Братья работают с кадром, как жонглер со своими шариками. Камера плавает в пространстве, как табачный дым. Герой убивает комара на руке партнерши, размазывая кровь по ее коже - и тут же из-под обнаженного женского тела начинает вытекать темно-красная лужа. Половой акт стыдливо дезавуируется, камера скромно отползает в сторону, лихорадочно ищет себе применения и, наконец, всасывается в отверстие раковины под характерные стоны и вздохи. И громадный коридор отеля, который показывают так часто, что начинаешь воспринимать его как дорогу куда-то в бесконечность. Например, в ад. Почему бы и нет?

Наверное, вы уже поняли, что, смотря "Бартона Финка", совершенно не стоит искать смысл, вложенный в него режиссерами. Если станете сильно напрягаться в этом направлении, мозги закипят и сварятся. А это жаль, потому что мозги вам пригодятся после того, как в повествовании о чудаковатом драматурге будет поставлена последняя точка. Потому что смысл этого фильма начинает доходить только потом, когда вы уже не смотрите на экран. Может, это следствие моего персонального тугодумия, но я вывел формулу «Бартон Финка» только часа через два. Но разъяснять свою формулу не стану. Во-первых, стыдно за ее примитивность, во-вторых - разве имеет это какое-то значение? Мир братьев Коэнов позволяет каждому находить в их творениях свой индивидуальный смысл.

Джон Сильвер
http://www.kino.orc.ru/js/review/barton_fink.shtml

Присуждение в порядке редчайшего исключения работе Джоэла Коэна сразу трёх значительных наград Каннского МКФ вызвало неодобрительный ропот, сводившийся к сомнению в том, что мы стали зрителями «лучшего фильма всех времён и народов». Особое неудовольствие выказал датчанин Ларс фон Триер, заявив, что его «Европа» /1990/, также участвовавшая в конкурсе1, – намного лучше. И всё же время позволяет оценить несомненную прозорливость устроителей и членов жюри киносмотра, сумевших преодолеть собственную американофобию и выделивших действительно ключевое произведение своего времени. В этом смысле весьма знаменательно название одной из кинофирм, участвовавших в создании ленты: Manifesto. «Бартон Финк» – воистину художественный манифест эпохи постмодернизма, вовсе не открытого, но доведённого до блеска братьями-кинематографистами. Его достаточно простая, почти примитивная фабула мгновенно приобретает многозначительность. А знание культурного контекста2, позволяющего реконструировать иносказательный смысл, в данном случае не просто желательно – является необходимой предпосылкой.

Но не достаточной! В целом «Бартон Финк» столь же далёк от традиций «эзопова языка», как и от критического реализма, разные стороны коего3 едко высмеяны авторами. Или, что то же самое, отвечает им в равной степени. Эбертовская4 трактовка мрачных экранных событий в качестве аллегории зарождения фашизма, благодатной почвой в 1941-м для которого и послужили метания и сомнения «интеллигентов левых взглядов» наподобие Бартона, – вполне имеет право на существование. Тем более с оговоркой, что «было бы ошибкой слишком много настаивать на данном аспекте фильма», снятого в манере Линча и Бунюэля! С таким же основанием, как и на противоположном – скажем, на интерпретации сюжета в духе фантасмагорического триллера с «простой, как кровь», развязкой. Мифологические мотивы, игра архетипами, сатира на «фабрику грёз», исповедальная интонация etc. – ничто на сей раз не должно объявляться истиной в последней инстанции.

Ибо Barton Fink. Название не случайно созвучно саркастичному Barton Thinks! Бартон. Думает. Всего лишь думает. Воображает. Сочиняет, преломляя различные стороны окружающей действительности, постулируемые постмодернистами как принципиально равноценные. И потому – заслуживающие одинаково подробного (причём синтетического) отображения…

__________
1 – Здесь впору усмотреть руку председателя жюри Романа Поланского, приверженца «чёрного юмора» и логики абсурда!
2 – Как минимум, судьбы автора «Большого ножа» Клиффорда Одетса, прототипа Бартона, и печальной участи мэтра Уильяма Фолкнера (Мейхью).
3 – От упоения «простой жизнью глубинки» до экзистенциалистского сюжета о борце, который пытается одолеть себя, а не соперника по рингу.
4 –См.:
http://rogerebert.suntimes.com/apps....3.
Рецензия не совсем заслуженно стала притчей во языцах – примером того, как не следует подходить к творчеству братьев Коэнов и родственных им художников.

© Евгений Нефёдов
http://www.world-art.ru/cinema/cinema.php?id=10981

Действия происходят предположительно в 40-м году. Бартон Финк - гениальный сценарист, чьи пьесы знамениты в Нью-Йорке, не обделив славой и его самого. Он мечтает о создании нового, живого театра для простых людей. Бартон фактически является поклонником простых людей. И вот, он уезжает в Голливуд, продолжить заниматься тем, что умеет лучше всего - писать сценарии, только теперь уже для кино.

Отель, куда Барт вселился проще назвать клоповником. Провисающие до пола матрасы, отклеивающиеся обои, постоянная влага, комары и просто дерьмовая шумоизоляция. Но главному герою это не помеха в работе. Ах, да, и, конечно, картина с полуодетой бабой на пляже, какая постоянно оказывается в центре внимания у Бартона.

Конечно, как и любому человеку, необходимо познакомиться со своим работодателем. И тут появляется Джек Липник, весельчак и владелец всего и вся в Capital Pictures, компании-заказчика сценария. Джек постоянно старается стебаться над всем окружающим, в том числе над Бартоном и особенно над своим помощником Лу. О, да, "чудик" верит лестным словам о своей значимости. Кстати, Лу реально больше походит на клоуна, живущего в счастливом в мире. Ярко виден стеб над владельцем студии от братьев Коэнов, интересно, на что это намек?

И вот, сидя в номере-клоповнике сценарист пытается начать работать, посматривая на ту самую картину с девушкой на пляже. Но не тут то было. Благодаря "отличной" шумоизоляции слышен толи плач, толи ржач из-за стены. Как и любой здравомыслящий человек, Бартон звонит портье и сообщает о странном шуме. И вот, на пороге возникает здоровяк, всем своим взглядом желающий оторвать что-то писателю-стукачу. Это Чарли Мэдоуз. Является соседом Бартона и одновременно маньяком-убийцей в розыске, о чем, конечно, Бартон не знает. Выпив, как и полагается, по стопятдесят, они разбредаются по своим комнатам.

На следующий день Бартон знакомится с продюсером фильма, для какого пишет сценарий, Беном Гайзлером. Он жалуется Бену на свою нелегкую жизнь, что не знает с чего начать. И вот, как по совету продюсера, в фильме появляется спившийся, но тем не менее известный писатель Бил Мейкью «простите за аромат». В тот же день Бартон знакомится с его секретаршей-любовницей. Стоит отметить, что главный герой постоянно испытывает творческий кризис, не зная, что писать. Тем не менее, ужины, встречи между Финком и компашкой Мейкью приводят к тому, что любовь всей жизни Била оказывается в постели у Бартона. Но не просто она оказывается в постели молодого писателя, она оказывается там мертвой. Чарли спешит на помощь, разбираясь с трупом женщины. Потом, конечно, он сваливает по работе в Нью-Йорк, оставляя Бартону небольшую коробку, по размерам подходящую под человеческую голову.

И вот, Бартон наконец-то пишет сценарий, и тут не обходится без картины с женщиной на пляже в кадре. Завершив писанину он случайно устраивает драку в кабаке между моряками и пехотинцами. Но на этом его приключения не заканчиваются. Вернувшись в гостиницу, он пересекается с двумя копами, от которых узнает, что его друг Чарли является маньяком-убийцей. Попытавшись надавить на Бартона, на экране начинается настоящий стеб от Коэнов. Возвращается Чарли, все в огне, толстяк с дробовиком убивает копов. Занавес.

На утро оказывается, что Бартон написал не историю про борцов, как от него требовал Лу, а какую-то лабуду про жизнь простого парня, борющегося со своей душой. Самое забавное то, что Финк до этого момента считал, что написал лучшее произведение и своей жизни. Ага. Лу его обламывает, объясняет ему, что он ничтожество, попутно обещая жалкую, никчемную жизнь по контракту.

Бартон идет с коробкой по пляжу, больше у него ничего нет, так как отель сгорел. И вот, садится на песок, и видит женщину и тут у него перед глазами появляется та самая картина, только в реальности. THE END.

После просмотра фильма, я еще не мало обдумывал увиденное. Все в стиле Коэнов. И небольшая затянутость сюжета, и скрытый смысл, причем не один, и немного стеба. Но что-то в этом фильме меня задело. Может, это как раз фильм о мечтах сбывающихся и проваленных… Картина с девушкой на пляже в конце концов стала реальностью. Но в то же время, Бартон не сможет стать знаменитым, как хотел, создав театр для людей, так как остался связанным по контракту, где Лу ему пообещал, что не будет больше ничего выпущено с упоминанием Финка. Но при чем тогда здесь толстяк Чарли? Может, просто для разнообразия, может для того, чтобы показать на сколько изменчивой бывает судьба.

В общем, это фильм из тех, что обязательно стоит посмотреть.

http://mdv.me/cinema/review/barton_fink