В четверг, 22 июля, в Барнауле состоялась пресс-конференция с актерами и режиссерами, приехавшими на Шукшинский кинофестиваль. В их числе был и Александр Панкратов-Черный. Во время встречи народный артист был весьма «красноречив» – несколько раз заявил журналистам, что ненавидит их, назвал «сволочами». А под конец разговора сделал сенсационное заявление о том, что Василий Шукшин умер не своей смертью.

- Несколько лет назад на горе Пикет я сказал об этом вслух. После этого на меня было совершено покушение, - рассказывает Александр Панкратов-Черный. - Позже встретил полковника КГБ и спросил: «Ну что ж вы меня до конца-то не добили?». А он ответил: «А мы за правду не убиваем». Нонна Мордюкова говорила, что Васька на съемках чувствовал себя нормально, не было у него никакой сердечной болезни. Тело Шукшина не вскрывали! Его прислали из Волгограда в цинковом гробу, с крашеными волосами, как он снимался.

По словам актера, об этом знали многие – и Сергей Бондарчук, и Георгий Бурков, и другие. Но все боятся говорить об этом вслух. Упомянул Панкратов-Черный и о своих догадках, почему убили Василия Макаровича.

- С Шукшиным хотели погубить русский дух. Боялись, что Васька собрался снимать фильм про Стеньку Разина. Ух, он бы так его сыграл, что мало не показалось бы! Вот и испугались, что он призовет народ к бунту.

http://www.kp.ru/daily/24330/522787/

http://www.youtube.com/watch?v=_Ozs67eeygk&feature=related
http://www.youtube.com/watch?v=yIBTcmQUmz4

Еще ни холодов, ни льдин.
Земля тепла. Красна калина.
А в землю лег еще один
На Новодевичьем мужчина.

"Должно быть, он примет не знал, -
Народец праздный суесловит, -
Смерть тех из нас всех прежде ловит,
Кто понарошку умирал."

Коль так, Макарыч, - не спеши,
Спусти колки, ослабь зажимы,
Пересними, перепиши,
Переиграй - останься живым.

Но в слезы мужиков вгоняя,
Он пулю в животе понес,
Припал к земле, как верный пес.
А рядом куст калины рос,
Калина - красная такая...

Смерть самых лучших намечает
И дергает по одному.
Такой наш брат ушел во тьму!...
Не буйствует и не скучает.

А был бы "Разин" в этот год.
Натура где - Онега, Нарочь?
Все печки-лавочки, Макарыч!
Такой твой парень не живет.

Вот после временной заминки,
Рок процедил через губу:
"Снять со скуластого табу
За то, что видел он в гробу
Все панихиды и поминки.

Того, с большой душою в теле
И с тяжким грузом на горбу,
Чтоб не испытывал судьбу,
Взять утром тепленьким с постели!"

И после непременной бани,
Чист перед богом и тверез,
Взял да и умер он всерьез,
Решительней, чем на экране.

1974
---------------------------------------
Примечание:

... Очень уважаю все, что сделал Шукшин. Знал его близко, встречался с ним часто, беседовал, спорил, и мне особенно обидно сегодня, что так и не удалось сняться ни в одном из его фильмов. Зато на всю жизнь останусь их самым постоянным зрителем. В данном случае это значит для меня больше, чем быть участником и исполнителем.

Я написал большие стихи по поводу Василия, которые должны быть напечатаны в "Авроре". Но опять они мне предложили оставить меньше, чем я написал, и я отказался печатать не полностью. Считаю, что ее хорошо читать глазами, эту балладу. Ее жалко петь, жалко. Я с ним очень дружил, и как-то... я спел раз, а потом подумал, что, наверное, больше не надо.

http://video.yandex.ru/users/johncoxon/view/64/

КОГДА в 1933-м пришли арестовывать отца, Васе было четыре года. В селе Сростки Бийского района Алтайского края Шукшины считались крепкими середняками. Особого богатства не водилось, но жили справно. И хотя в начале коллективизации Макар Леонтьевич Шукшин скрепя сердце вступил в колхоз, от репрессий не спасся.

В 22 года мать, Мария Сергеевна, осталась без кормильца с двумя малолетками на руках. Глухое отчаяние наводило на страшные мысли: отравить себя и детей. Помощи ждать было неоткуда. У сестер своих детей семеро по лавкам. Судьба уберегла от греха.

Отчима своего Павла Куксина Василий Шукшин позже вспоминал как человека редкой доброты. Женился он по любви. А как иначе? Ведь вдовую взял, да с двумя детьми. И только начала налаживаться жизнь, как грянула война народная. «Второй отец» Шукшина ушел на фронт, а через год принесли похоронку.

Так и стал тринадцатилетний Василий Макарович главным мужчиной и кормильцем в доме. Характер в связи с этим заимел строгий и основательный. Звать себя просил не Васькой, даже не Васей, а обязательно Василием. После семилетки поступил было в автотехникум, но не окончил. Чтобы кормить семью, работал слесарем-такелажником в Калуге и во Владимире, строил депо на Курской «железке». В положенный срок призвался во флот. После учебки радистов служил в Севастополе, где за нелюбовь к трепу получил кличку Молчальник.
Серьезным читателем и начинающим писателем Шукшин стал почти одновременно. В офицерской библиотеке для него готовили длинные списки «нужных книг», а товарищам по кубрику читал Шукшин свои первые рассказы. После того как по причине язвенной болезни комиссовался, сдал экстерном экзамены и одно время директорствовал в сельской школе, заодно преподавая русский и литературу. Но неодолимая жажда писательства погнала в Москву — поступать во ВГИК на сценарный факультет.

В общаге для абитуриентов места сразу не нашлось. Шукшин как был (тельняшка, гимнастерка, брюки в сапоги) пристроился ночевать на скамейке. Разбудил его незнакомый мужчина (Шукшин испугался — «Сторож!»). Привел к себе домой. И всю ночь пробеседовали под чаек. Много позже выяснилось, что ночевал Василий у знаменитого режиссера Ивана Пырьева.

Сильные глаза

В ПРИЕМНУЮ комиссию Шукшин притащил толстую амбарную тетрадь с рассказами. Девчонки с кафедры читать поленились, а яркого фактурного парня отфутболили на актерский. И уже там узнал Василий, что есть еще и режиссерский факультет. И понял, что режиссером-то он и хочет быть.

Об экзаменах своих вспоминал так: «Подготовка моя оставляла желать лучшего, эрудицией я не блистал и всем своим видом вызывал недоумение приемной комиссии… Спасла меня письменная работа на тему «Что делается во ВГИКе в эти дни». Отыгрался я в этой работе — все изложил подробно…» Это сочинение до сих пор хранится в архиве ВГИКа, как и наложенная на него резолюция: «Работа написана не на тему, условия не выполнены, но автор обнаружил режиссерское дарование и заслуживает отличной оценки».

Шукшинский максимализм взглядов и резкость суждений пугали многих педагогов, но режиссер Михаил Ильич Ромм рискнул и взял ершистого парня на свой курс. И это несмотря на то, что во время собеседования Шукшин буквально наорал на Ромма. Мастер попросил рассказать его о переживаниях Пьера Безухова при Бородине.

— А я «Войну и мир» не читал, больно книжка толстая, руки не доходят.

— Да какой же вы директор школы, вы же просто некультурный человек и режиссером быть вряд ли сможете! — возмутился Ромм.

И тут Василия понесло. Он кричал, что у директора школы голова болит не о чувствах Пьера, а об учебниках, партах и дровах на зиму, чтоб дети не померзли. А дрова еще выбей, привези, поколи, да все сам, все по грязи! Тут уж не до книжек… Вердикт Ромма был однозначен: взгляды нетрадиционные, но человек талантливый.

Несмотря на флотскую закалку и крестьянскую основательность, Шукшин был похож на уснувший вулкан, готовый в любой момент взорваться бешеным извержением. Эмоции хлестали через край, нервы пытались их унять. И эта неутихающая внутренняя борьба накладывала отпечаток и на характер, и на внешность. Сосед по больничной палате, где Шукшин лежал с обострением язвы, удивлялся: «Ты ведь моряк, крепкий парень, а сам как натянутая струна, тронь — лопнет». Еще точнее об этом сказал земляк Шукшина А. Ванин: «У него были сильные глаза».

Не трепись — делай!

ВЕРНЫЙ этому принципу и всегда охочий до работы, Шукшин начал сниматься, еще будучи студентом. Крохотный эпизод в «Тихом Доне» Сергея Герасимова дебютом назвать сложно. Настоящим началом актерской карьеры стал фильм Марлена Хуциева «Два Федора». Хуциев, пытаясь справиться с излишней сентиментальностью сценария, искал на главную роль тип «настоящего солдата». С Шукшиным он знаком не был, слышал только фамилию, но, встретив его на Одесской студии, почему-то сразу узнал и без проб утвердил на роль. Уж больно лицо актера, как потом говорил Сергей Бондарчук, выделялось своей подлинностью.

Продолжал Шукшин и писательские опыты. Эти «пробы пера» активно поощрялись мастером курса. «Пиши, — говорил Ромм, — в редакцию отсылать не торопись, а мне давай». И, не жалея своего времени, читал, правил, подсказывал. В конце четвертого курса мастер дал добро на публикацию. «Посылай во все редакции веером. Придут обратно — меняй местами и снова. Я так начинал». Пользуясь мудрой тактикой Ромма, Шукшин двинул свои рассказы в наступление. Первым сдался журнал «Смена». В 1958 году там был напечатан рассказ «Двое на телеге».

Не формальное окончание института, а первый снятый фильм делают студента режиссером. Дипломную картину Шукшина многие восприняли как неудачу. И правда. На фоне творческих поисков таких режиссеров, как Хуциев и Тарковский, Алов и Наумов, фильм «Из Лебяжьего сообщают» смотрелся «гадким утенком». Простоту сюжета и скупость выразительных средств многие восприняли как банальность и скучную архаику. Но уже в этой первой работе Шукшин нашел свой неповторимый стиль киноповествования — стиль неспешной доброй беседы. И, главное, нашел одного из своих героев. Безымянный персонаж из диплома — чуть заикающийся шофер-балагур в исполнении Леонида Куравлева — перекочевал в полнометражный фильм «Живет такой парень» под именем Пашки Колокольникова по прозвищу Пирамидон.

Он хотел дать нам волю

НА СЕРЕДИНУ 60-х приходится зарождение главного и заветного шукшинского замысла: фильма о Степане Разине. История и фигура мятежного казачьего атамана завладели Шукшиным без остатка. После того как в марте 1966-го была принята заявка на литературный сценарий «Конец Разина», Василий Макарович практически перестал сниматься, полностью сосредоточившись на этом проекте. Списки прочитанных книг о крестьянской войне и ее предводителе росли в геометрической прогрессии. Шукшин изучал обычаи того времени, воинские приемы и уклад жизни казаков. В поездках по Волге подбирал песни, присматривал натуру. Собранный материал был настолько обширен, что его с лихвой хватало и Шукшину-режиссеру, и Шукшину-писателю. Параллельно со сценарием о Разине рождался исторический роман «Я пришел дать вам волю».

Начало съемок было намечено на лето 1967 года, но вдруг настроение киноначальства резко изменилось. Неожиданно выяснилось, что исторический фильм в двух сериях — это дорого и неактуально. «Разина» заморозили до лучших дней. Для Шукшина это был жестокий удар. Представьте себе беременную женщину, которая 9 месяцев вынашивала дитя, мучилась, страдала, ждала. И вот в последний момент ей говорят: «А рожать-то вам, мамаша, не надо. Несвоевременно это. Давайте отложим».

Кстати, о женщинах. На личном фронте у Василия Макаровича было тоже, мягко говоря, напряженно. После громкого романа с Беллой Ахмадулиной Шукшин познакомился в ЦДЛ с Викторией Софроновой, которая в тот день пришла на обсуждение… новой повести писателя Шукшина. Примерно год они прожили вместе, на подходе был ребенок. Но летом 1964-го на съемках в Судаке Василий увидел молодую актрису Лидию Федосееву. По иронии судьбы Шукшин должен был сыграть бывшего уголовника, а знакомство будущих супругов произошло под песню «Калина красная». К тому моменту, когда Софронова родила дочь Катю, новый роман был в разгаре. Поставленный Викторией перед выбором, Василий какое-то время метался между ней и Лидией, как меж двух огней, причем обе с содроганием вспоминают злые и самоубийственные шукшинские запои тех дней.

И было от чего запить. После закрытия «Разина» Шукшин хотел поставить сатирический фильм-сказку «Точка кипения» (мол, вот вам современная тема, подавитесь!). Но на студии Горького зарубили и эту заявку. Причем на обсуждении друзья-коллеги выдвинули железный аргумент: в год славного юбилея Советской власти смех над трудностями и недостатками неуместен. В общем, кругом клин.

Лекарствами от депрессии были выпивка и редкие поездки в родное село. Возможно, к этому периоду относится запись в рабочих тетрадях Шукшина: «Ни разу в жизни я не позволил себе пожить расслабленно… Вечно напряжен и собран… Начинаю дергаться, сплю с зажатыми кулаками. Это может плохо кончиться, могу треснуть от напряжения…»

Запас прочности

ОБОШЛОСЬ. Вышел из штопора, руки на себя не наложил (хотя многие опасались). После того как однажды, выпивая с приятелями в кафе, чуть не потерял свою маленькую дочку, дал зарок: «Больше ни капли!» Слово держал твердо — даже будучи в гостях у Михаила Шолохова, к стопке не прикоснулся, чем сильно обидел писателя. После премьеры фильма «Печки-лавочки» стойко пережил кем-то организованную волну негативных «зрительских откликов» в прессе. Когда узнал, что многие возмущенные письма пришли с Алтая, его родины, обмолвился только: «Неожиданно это… и грустно».

Начиная снимать «Печки-лавочки», Шукшин пытался документально оформить обязательства студии Горького по продолжению подготовки к «Разину». Только на этих условиях он соглашался взяться за «современную тему». Но руководство студии продолжало «валять дурака». Не помогло даже письмо в ЦК, откуда Шукшин получил барственный и туманный ответ. Не находя поддержки ни у начальства, ни у студийных мэтров, Василий Макарович ушел на «Мосфильм». Приглашая Шукшина к себе, Сергей Бондарчук твердо обещал помочь с «разинским долгостроем». Но дело с мертвой точки так и не сдвинулось.

И все же именно на «Мосфильме» Шукшин снял тот фильм, о котором мечтает каждый режиссер. То произведение, после которого мастер понимает, что не зря пришел он в это дело, не напрасно учился ремеслу. Фильм «Калина красная» посмотрели больше 62 с половиной миллионов зрителей. И каждый из них нашел в истории завязавшего уголовника Егора Прокудина что-то важное для себя. Бондарчук вспоминал об одном из допремьерных просмотров. Долго не начинали, Шукшин страшно нервничал. Но спустя полтора часа, когда зрители аплодировали и плакали, был счастлив и все время повторял: «Ты видишь, им понравилось!» В те годы жюри Всесоюзных кинофестивалей, дабы не опускать планку качества и престиж, главный приз обычно не присуждало. Но на VII фестивале в Баку правило это было нарушено. «Калина красная» единогласно взяла Гран-при, причем с особой формулировкой, отмечавшей самобытный талант писателя, режиссера и актера Василия Шукшина.

Мало кто знал, что за успех «Калины красной» Шукшин заплатил изрядной долей своего здоровья. В конце съемок у него случилось обострение язвы. Поэтому, когда начался монтаж, сопровождавшийся придирками цензуры, он просто сбежал из больницы, чтобы самостоятельно вносить навязанные поправки и не дать загубить свой фильм. А потом пришла пора озвучки, и снова стало не до врачей. Во время переписи звука приступы случались у него каждые два-три часа. Лицо бледнело, дикая боль заставляла его сжиматься в комок. Помощники тушили в павильоне свет и выходили, Шукшин ложился животом на стул и терпел, терпел…

Смерть на взлете

В ПОСЛЕДНИЙ год своей жизни Шукшин, казалось, поймал удачу: триумф «Калины красной» совпал с выходом нового сборника «Характеры», в БДТ Товстоногов ставит его пьесу «Энергичные люди», семья получает новую квартиру. Даже в истории с многострадальным «Разиным» появились какие-то подвижки. Бондарчук опять начал хлопотать, а пока… предложил Шукшину сняться в своем фильме «Они сражались за Родину».

Съемки на Дону в станице Клетская проходили тяжело. График работы плотный и напряженный, много сложных батальных сцен. К концу сентября у Шукшина, игравшего роль бронебойщика Лопахина, оставался последний эпизод. Как-то он, Георгий Бурков и Юрий Никулин сидели в гримерной, и Шукшин на пачке сигарет нарисовал красной краской картинку.

— Чего нарисовал? — спросил Бурков.

— Да вот… небо, дождь… в общем, похороны.

На следующий день, первого октября, Шукшин позвонил с почты в Москву, поговорил с дочками. Потом вместе с Бурковым отправились в баню, а вечером допоздна смотрели хоккей. Часа в четыре утра Бурков вышел из каюты (артисты жили на теплоходе) и увидел Шукшина, держащегося за сердце. Врача в ту ночь на борту не было (уехал на свадьбу). Валидол не помогал. Тогда Бурков нашел у кого-то капли Зеленина. Шукшин выпил, ушел к себе.

Около девяти Василия Макаровича обнаружили мертвым. Из Клетской тело доставили в Волгоград, где было сделано вскрытие и поставлен диагноз — «острая сердечная недостаточность». В Москву цинковый гроб с телом Шукшина доставили на военном самолете, далее, как обычно, в морг Института Склифосовского. Там почему-то отказались делать повторное вскрытие.

Хоронить хотели на Введенском кладбище, но Бондарчук вытребовал у председателя Совмина СССР Косыгина место на Новодевичьем. Прощание должно было проходить в Доме кино. Ходили слухи, что московские таксисты собирались проехать колонной мимо здания на Васильевской, сигналя в знак траура. Но в Союзе кинематографистов какой-то ушлый чиновник стукнул об этом в КГБ, и все парки получили указание в день похорон задержать выезд машин на маршруты.

К концу панихиды гроб был весь в ветках калины. Почти каждый, пришедший проститься с Шукшиным, оставлял веточку с красными ягодами, а многие клали в гроб крестики и иконки.

Памятуя о юношеском увлечении боксом, Шукшин часто сравнивал жизнь с поединком: «Жизнь свою рассматриваю, как бой в три раунда: молодость, зрелость, старость. Два из них надо выиграть. А я один уже проиграл». Во втором раунде судьба отправила его в нокаут. Подняться Шукшин не смог. Но был ли удар честным?

Чего боялся Бурков?

КАК ОБЫЧНО после внезапной безвременной кончины известного человека, в народе поползли слухи — мол, дело нечисто… Выискивая причины, припоминали нелицеприятные высказывания Шукшина по поводу «геноцида русского народа» и слова Буркова, сказанные сразу после обнаружения тела: «Они все-таки убили его!»

К досужим сплетням можно было бы не прислушиваться, если бы не серьезные вопросы, которые следствие оставило без ответов. Почему не было повторного вскрытия в Москве? Почему всех удовлетворил диагноз, поставленный в Волгограде? Но Лидия Федосеева утверждала: обследование в цековской больнице, которое Василий Макарович проходил незадолго до смерти, никаких отклонений в области сердца не выявило. Разговоры на тему «выпивка сгубила» тоже несостоятельны — последние восемь лет Шукшин не пил и называл себя «кузнецом собственного тела».

Евгения Платонова, одна из понятых, вспоминает, что в каюте Шукшина все было перевернуто, а сам он лежал скорчившись. На фото в деле помещение прибрано и аккуратно лежащее тело прикрыто одеялом.

Может, все-таки были причины у Георгия Буркова отвечать отказом на любые просьбы рассказать о последней ночи Шукшина? Единственный раз обмолвился он в разговоре с Панкратовым-Черным о странном запахе корицы в каюте Шукшина (характерная примета «инфарктного газа»). Обмолвился и тут же взял с него слово никому ничего не рассказывать до своей смерти.

А может, и не было ничего криминального в кончине Шукшина. Может, просто не выдержала и лопнула та натянутая струна, которую чувствовали в Шукшине все окружающие. Неудивительно это для человека, который свою позицию в жизни и творчестве определял словами: «Угнетать себя до гения!»

http://www.yavlinsky.ru/news/index.phtml?id=1739

Золотые и серебряные монеты достоинством 50 квач – денежного средства африканского государства Малави – с изображением советского писателя Василия Шукшина выпущены Центробанком Малави по заказу Сбербанка РФ.

Как сообщает ИТАР-ТАСС, африканская монета выпущена к 80-летию со дня рождения писателя и, скорее всего, сразу станет коллекционной редкостью.

На аверсе квача отчеканена веточка калины и изображение памятника Шукшину работы Вячеслава Клыкова, который установлен на его малой родине в селе Сростки на горе Пикет. На реверсе монеты изначально планировалось разместить портрет английской королевы Елизаветы, но проект претерпел изменения и теперь там изображены лев и тигр.

Сбербанк не поясняет, почему для чеканки монеты была выбрана именно Малави, где Василий Шукшин никогда не бывал. Известно, что тираж монеты составил 5 тысяч штук и ее можно будет приобрести в отделениях Сбербанка.

http://gzt.ru/culture/251104.html

Есть неестественность и несопоставимость в соседстве этого имени с этой датой: Шукшин был и навсегда останется для нас молодым. И представить его в преклонном возрасте, как Шолохова или Леонова, невозможно. Тут на защиту его вечной и незыблемой молодости встанет всё, что его окружало и им было: и читательская привязанность, и образ его, оставшийся в памяти, и художественный почерк, и горячность и бескомпромиссность характера. Но есть и высшая, от наших представлений и чувств не зависящая, справедливость в этом соседстве: в 45 лет закончилась земная жизнь Шукшина, и уже тридцать пять лет, как она перешла в служение, в котором ничего изменить нельзя и которое происходит от духовной энергии, аккумулированной в его творчестве и даже в самом имени.

Вспомним: в 60-е годы миновавшего столетия Шукшин ворвался в «плотные слои атмосферы» советского искусства как метеор и своим появлением перевесил ту чашу весов, где собиралось воедино искусство русское. Феномен Василия Шукшина в том и заключался, что его не должно было быть, как, впрочем, не должно было быть всей почвеннической литературы, никто ему, как Ивану-дураку из сказки «До третьих петухов», не давал справки на деятельное существование. Не должно, но явился, обманув сапогами и простецким видом, за которым обнаружился вскоре такой талант, что нельзя его было понимать иначе как не личное приобретение, а дар народный, безошибочный вклад в избранника, способного распорядиться им как надо. Дар этот и дал возможность Шукшину ощутить, как свою собственную, больную душу народа, выпавшую из вековечного гнезда и в страдании ищущую торопливо, как в него, в это гнездо, вернуться.

С сегодняшнего расстояния невольно верится, что те десять – пятнадцать лет, в которые вместилось творчество Василия Макаровича, и были, вероятно, переломными, в них ещё таилось, истаивая, спасение, в них окончательное перерождение только подготовлялось. Можно было, ничего не меняя, обречённо дожидаться, чтобы оно произошло, как это в конце концов и случилось под затверженную аллилуйю, а можно было, спохватившись, взять да и управлять разумно, к пользе гражданина и государства, ходом дальнейших событий. Шукшинский «чудик», этот вышагнувший из общего ряда неспокойный характер, исступлённо добивающийся души и свободы, готов был к тому и другому – и чтобы менялось, и чтобы не менялось. Он жил в раздвоенности. Между государством и человеком к той поре близости, как это было в войну или первые послевоенные годы, уже не существовало; власть говорила окостеневшим языком, мужик слушал вполуха, природным чутьём прекрасно различая, где правда и где ложь, и старался жить сам по себе. На лжи настаивали, но и настаивали как-то без усердия, устало; правда, как неродная, звучала скорбно. Подобная «конфигурация» жизни не могла не калечить людей, «чудачество» героя Шукшина было в этом ряду «травмированных» самым невинным и симпатичным отклонением. Но и оно не могло оставаться долго безобидной «вещью в себе» и постепенно превращалось в надрыв и нелепое, а то и злое противостояние окружающим.

Прихоть Кости Валикова (рассказ «Алёша Бесконвойный») невелика: добился права в выходные не работать и топить по субботам баню. Взял, казалось бы, то, что полагается человеку. Другие не взяли, а он взял. И нашёл в этой победе утешение и радость, стал задумываться о смысле жизни. Моня Квасов (рассказ «Упорный») не верит, что нельзя создать вечный двигатель, и занят его сооружением. Ну и что? Кому плохо от его упрямства? Вроде никому. Но это только начало. Бывают и продолжения. Бригадир Шурыгин («Крепкий мужик») в своём диком упрямстве сваливает с помощью техники старинную красавицу церковь в родном селе. Гена Пройдисвет из одноимённого рассказа после драки с дядей, веру которого в Бога он принимает за притворство и ложь, кричит в неистовстве, представляя гору воздвигнутой перед ним лжи:

– Мы же так опрокинемся!

Генка попал в точку: опрокинулись. Ещё и потому, что перестали различать, где благо и где напасть, не верили ничему. А Николай Григорьевич Кузовников, годами приходивший на вокзал, так и не выбрал деревню на жительство и не сел в поезд, который увёз его из опостылевшего города. А оттуда, из деревни, бежит Иван (рассказ «В профиль и анфас»), заранее зная, что нигде ему не прижиться, потому что «нет в душе крепости».

Вот из-за такого-то «пустяка»: «нет в душе крепости» – и потеряло свою могучую силу государство. И когда этот итог стал окончательно предрешён, Шукшин ушёл.

Так это представляется порой в невесёлых раздумьях: ведь для чего-то он столь настойчиво и неустанно стучался в наши души и тревожил совесть, почему-то со слезами говорил о России и точно по отвесной стене лез, срываясь и теряя опору, но снова и снова карабкаясь вверх, чтобы взобраться наконец и увидеть, что там, по ту сторону…

Валентин РАСПУТИН
http://www.lgz.ru/article/9596/