В начале мы узнаем кое-что из жизни скорпионов. Потом видим каких-то изможденных людей в лохмотьях и с оружием. Они ходят в горах и падают, умирая или засыпая. Люди в одеждах епископов сидят и читают молитвы, а потом у их костей и останков закладывают памятник. Какой-то чудак пытается изнасиловать женщину, бьет болонку ногой и раздавливает жука. Майорканцы. Кто они такие? Почему все их ждут? Унитаз, а что это там булькает на экране? Почему корова заходит в туалетную комнату? Смотрите сами и решайте сами. Сюжет и сценарий к этом черно-белому шедевру, первому художественному фильму Луиса Бунюэля, был написан им вместе с Сальвадором Дали. Шокирующий, мощный сюрреализм и образность картины производят впечатления и сейчас, спустя много лет. В течение десятилетий картина был запрещена как антирелигиозная. А во время первого и последнего показа правые агитаторы устроили погром.

М. Иванов
http://woodash.ru/?p=425

Интересные факты о фильме

• В связи с негативным и крайне агрессивным восприятием фильма публикой, в том числе фашистской Лигой патриотов, в 1934 году продюсеры изъяли фильм из кинопроката.
• Документальные кадры из жизни скорпионов, которыми открывается фильм, Бунюэль позаимствовал из ленты 1912 года.
• При записи звуковой дорожки Бунюэль использовал знаменитые "барабаны Каланды", столь сильно впечатлявшие его как в детстве, так и в зрелом возрасте.
• Среди снимавшихся в фильме немало поэтов и художников-сюрреалистов, друзей режиссёра: Макс Эрнст, Поль Элюар, Валентина Гюго, Жак Брюниюс, Роланд и Валентина Пенроуз и другие, наконец, сам Бунюэль.

Фабула в строгом понимании этого термина в фильме отсутствует, что вообще свойственно направлению сюрреализма. Лента представляет собой набор сцен, не связанных между собой сюжетно и как правило, абсурдных по содержанию, но объединённых определённым замыслом режиссёра.

Первые пять минут фильма — как бы «научно-документальный» показ жизни скорпионов. Зрителю рассказывают, как они устроены, какой ведут образ жизни, как друг от друга обороняются.

Затем следует титр: «Через несколько часов». В довольно пустынной местности обитают оборванцы. Все они вооружены. Они узнают, что в их края прибывают майорканцы. Главарь оборванцев (Макс Эрнст) решает обороняться. Однако бой не состоялся: оборванцы умирают по пути от слабости. Цивилизация восторжествовала. На этом месте будет основан новый город — имперский Рим. Сзади раздаётся женский вопль. Присутствующие оборачиваются — молодой человек насилует девушку. Его хватают. Маленькая собачка на поводке очень волнуется. Схваченный молодой человек отбрасывает от себя полицейского и пинает собачку.

Снова иная история. Действие происходит в богатом доме маркизы де Икс. Корову загоняют в одну из комнат дома. По дому проезжает повозка, запряжённая ослами. В доме возникает пожар. Главный герой-любовник — патологически жестокий человек. Главная героиня говорит в порыве чувств: «Какое счастье убить своего ребёнка!»

Последний эпизод — парафраз на «120 дней Содома» де Сада. Четверо епископов (один — ряженый под Христа), убив всех своих жертв, выходят из замка. Недобитый окровавленный человек выползает из дверей. Ряженый в Христа заботливо заводит раненого в дом. Раздается вопль. Конец фильма.

http://ru.wikipedia.org/wiki/Золотой_век_ (фильм,_1930)

После того, как 29-летний Луис Бунюэль снял на родительские деньги "Андалузского пса" и был принят в тесные ряды сюрреалистов, он решил сделать настоящий, большой, сюрреалистический фильм, — в угоду братьев по партии, так сказать. Деньги выделила презираемая сюрреалистами аристократическая чета Де Ноэйлей, пребывавшая в восторге от бунюэлевского дебюта.

Друг Бунюэля, Сальвадор Дали, с которым режиссер делал "Андалузского пса", в создании "Золотого века" практически не участвовал, хотя его фамилия и стоит в титрах. По мнению Бунюэля, это происки жены Сальвадора — Галы. Может быть, поэтому фильм получился более внятным. Или, как писал сам Бунюэль о "Золотом веке", "... более захватывающий, чем "Андалузский пёс", но менее иррациональный".

Главный герой картины — типичнейший сюрреалист. Здесь стоит заметить, что сюрреалисты не относились к творчеству серьезно. Их первоочередной задачей было поставить мир с ног на голову, разрушить все до основания, а затем сделать его лучше. То есть, это были в первую очередь революционеры, и лишь во вторую — живописцы и поэты. Их главным инструментом был скандал.

Итак, молодой человек, похожий на Дали, весь фильм будет пытаться оттрахать девушку из порядочной буржуазной, если не сказать — аристократической, семьи. Однако парочке будут мешать приглашенные на званый вечер гости, прохожие, люди, полицейские и т.д. и т.д. Закончится все тем, что девушка, утомленная и насосавшаяся мраморных пальцев статуи, стоящей в саду, предпочтет сюрреалисту дряхлого дирижера оркестра. Это единственный удар, который может пропустить настоящий сюрреалист, — поэтому главгер в отчаянии выкидывает из окна жирафа и мумию священника…

Фильм изобилует сценками и образами, создающими прекрасное "сюрреалистическое настроение". Вот главный герой с ненавистью пинает слепого. А вот он пинает комнатную собачку. Вот католические священники с какого-то хера превращаются в мумии. А вот охотник подстреливает маленького мальчика, который ударил его по руке и просыпал махорку. Убив мальчика, охотник делает контрольный выстрел ему в голову. А вот, в частности, сцена, у которой имеется документальная основа. Бунюэль как-то шел по улице и увидел разбитую витрину. Ему объяснили, что два сюрреалиста, приглашенные в салон какой-то популярной дамы, оскорбили хозяйку и ударили ее по лицу, после чего разразилась драка. Так Луис впервые узнал о деятельности сюрреалистов, и его эта деятельность безусловно привлекла. В фильме он воссоздал эту сцену: на званом вечере мать девушки предлагает главному герою рюмку, но по неосторожности проливает ее прямо ему на костюм. Главный герой вскакивает, ругается и отвешивает даме смачную пощечину.

Движущей силой фильма является сила страсти, любовное влечение. Это совершенно неудивительно, учитывая, что Бунюэль родился и провел детство и отрочество в Испании, пуританской стране, в провинциях которой средневековье сохранилось до начала ХХ века. Греховодство, по Бунюэлю, особенно сладостно, когда находится под строгим запретом. Впрочем, цинизм и развязность "Золотого века" впечатлили и просвещенных французов. Вульгарный и аморальный фильм требовали запретить, а продюсера фильма, Де Нойэля, вышвырнули из аристократического Жокейского клуба. Скандал удался.

Владимир Гордеев
http://www.ekranka.ru/?id=f1116

"Золотой век" - это, в некотором роде, контрабандная лоза, от которой спустя много лет буйно разросся фамильный виноградник Бунюэля. Даже не в том смысле, что режиссер использовал уже готовые ходы, приемы и образы в поздних фильмах, а в том, что вся его фильмография связана сложной системой побегов, листиков, почек, выросших от общего ствола "Золотого века". (Но есть и прямые прививки 60-70-х к духовно и технически незрелому фильму: "Ангел-истребитель", "Скромное обаяние буржуазии", "Призрак свободы".)

Особенному сюрреалистическому привкусу фильма способствовало, помимо прочего, еще и то, что над ним работало двое "гениев" - каждый со своим ценностным рядом, со своим темпераментом, со своими шизами, наконец. Такое впечатление, что половину фильма снимал один, потом, не сообщив, что уже конкретно снято, передал камеру другому и исчез.

В самом деле, Дали впоследствии настаивал, что хотел "развенчать прогнивший механизм современного общества", а Бунюэля интересовала "love story". Вот и получился некий гротеск на социальную тему, нежели образец рафинированного сюрреализма. (Именно на съемках "Золотого века" началось охлаждение в отношениях Бунюэля и Дали.)

Дополнительную двойственность работе придает и появление в кино того периода звука. Еще по привычке вставляют титры, но некоторые персонажи уже толкают весьма пространные речи - что вполне типично для лент первой половины 30-х.

Так вот. Первые пять минут фильма (из общих 60) - вполне самостоятельный научно-документальный фильм о скорпионах: как устроены, какой образ жизни ведут, как обороняются… Пять минут! Затем титр: "Через несколько часов" - и совсем другая история. Какие-то доходяги с ружьями узнают, что в их края прибывают "майорканцы" и решают дать бой. Под "майорканцами", как можно понять, подразумевается истеблишмент современного общества - так именуют и группу католических прелатов, и тусовку в смокингах. Но бой не состоялся - "партизаны" просто перемерли по пути от слабости. Цивилизация восторжествовала. (Предводителя доходяг, кстати, играл знаменитый художник-авангардист Макс Эрнст, что символично.)

Снова титр. И снова совсем другая история. Вот та самая бунюэлевская история любви, которой никак не дают реализоваться (вплоть до неожиданного звонка министра внутренних дел). Главный герой, он же влюбленный - патологически жестокий человек. (Я уже писал в "Андалузском псе" о нескрываемом садизме Бунюэля.) Он не может пройти мимо собаки, чтобы не пнуть ее, мимо насекомого, чтобы не растоптать, мимо слепого, чтобы не ударить. То ли он сублимирует, оторванный от возлюбленной, то ли тем самым подчеркивает фрейдовский тезис о разнонаправленности влечения - сказать трудно. Но жестокости в фильме хватает. Главная героиня от чувств-с даже выдыхает: "Какое счастье убить своего ребенка!" (Ср. У Маяковского: "Я люблю смотреть, как умирают дети.") Словом, все это напоминает писанину 19-20-летних юношей, мнящих себя гениями и первооткрывателями.

В конце - еще одна смена истории, парафраз на "120 дней Содома" де Сада. Четверо епископов (один - ряженый под Христа), перебив всех своих жертв, выходят из замка. А вот и не всех - кто-то окровавленный выползает. Ряженый (на его роль был приглашен актер, специализировавшийся на исполнении ролей Христа), заботливо заводит раненного в дом. Раздается вопль. Добил… Конец фильма.

Вскоре после премьеры мать спонсора, почтенная графиня, ездила на аудиенцию к самому Папе - дабы сына не отлучили от церкви.

А массовая публика впервые увидела "Золотой век" в Нью-Йорке в 1980 году. Во Франции запрет на его демонстрацию был снят годом позже. (А мы на советскую цензуру жаловались…)

Игорь Галкин
http://www.kino.orc.ru/js/elita/elita_golden.htm

- Наследие французского аристократа, писателя и философа Маркиза де Сада:
Создание приёмов шокирования потребителя художественной продукции, сильно повлиявших на развитие сюрреализма, экзистенциализма, массовой культуры.

Не мог ли Луис Бунюэль что-то взять у этого писателя?! Насколько я поняла, этот фильм не был создан по мотивам романа Маркиза де Сада. Возможно какие-нибудь идеи есть похожие... И что касается приёмов: насколько известно у Маркиза де Сада была склонность к садизму. И в фильме присутствуют некоторые сцены жестокости...

Свете:
Я, наверно, также не соглашусь с Женей – окровавленность героя может говорить не только о его открытости к чувству, но и последствиях, к-ые это чувство ему рано или поздно преподнесёт (чуть подробнее об этом ниже).
Смысл слов «Какое счастье убить своего ребёнка» описан для нас сценой, в к-ой отец спокойно выстреливает в своего сына. Какие могут следовать за этим объяснения? А какие объяснения мы можем дать всем остальным, как Оля выразилась, «несуразностям» этого самопожирающего общества, для к-го будущего нет?

Оле:
Соглашусь и, возможно, чуть разовью мысль о втором памятнике. Его проблема не в том, что кто-то этому святому подражает, а в том, что ему можно подражать – слишком невысоки его далеко не святые ценности!
В отношении третьего памятника подчеркну, что он, как, впрочем, и остальные может олицетворять не только вечность, но и окостенелость, оцепенелость, затвердевание чего-то. Если в этой сцене, о к-ой, откровенно говоря, я и сам хотел написать в первую очередь, речь идёт о чувствах (возвращаюсь к вопросу, затронутому в ответе Свете), то именно они здесь закаменели, потеряв всю свою естественность. Потому для переживающего некое состояние человека безразлично, к чему пылать страстью. Он не видит той, кому это чувство должно быть подарено, а занимается лишь самонаслаждением. Таким образом, можно предположить, что человек разбивается в кровь именно о камень или о свою очерствевшую душу.

А еще... мне этот мужчина-любовник напомнил Сальвадора Дали... усики, эксцентричность. Что-то есть, да?