Дэвид Линч, впервые заявивший о себе именно «Головой-ластиком» вот уже свыше тридцати лет назад, с тех пор считается жестоким циником, ниспровергателем консервативных моральных ценностей американского общества или же воспринимается в качестве язвительного шутника, несерьёзного постмодерниста, который просто забавляется детской «игрой в кубики». Но этот режиссёр, по меньшей мере, двойствен, как и многие его персонажи, начиная с некоего Хенри Спенсера, совершенно кафкианского типа с всклокоченной шевелюрой и полной сумятицей в голове. Жизнь и творчество самого Линча не укладываются в «прокрустово ложе» придуманных для простоты схем, которые избавляют ленивые умы и дремлющие души от необходимости понимания и прочувствования всего, что смущает своей необычностью, кажущейся аморальностью, внешней уродливостью или внутренней порочностью.

В его втором фильме «Человек-слон», который был снят в 1980 году и имел коммерческий успех в кинопрокате (впрочем, и дебют «Голова-ластик», который делался долгих четыре с половиной года, стоил всего лишь $100 тыс., а получил в итоге $7 млн.!), звучит программная для постановщика фраза: «Люди боятся того, чего не понимают». Представители рода человеческого резко отвергают недоступное их разуму и чувствам, объявляя это неприятным или же (в лучшем случае) просто скучным. Вряд ли кто-либо когда-нибудь решится сознаться в своей растерянности, неподготовленности, а то и вовсе в нежелании вдумываться в необъяснимое. И элементарная испорченность, греховная сущность персонажей оказывается куда завлекательнее для зрителей и читателей, нежели стремление автора обнаружить влияние некоего антимира на поведение людей в посюсторонней действительности.

Ранний интерес Дэвида Линча к внешнему уродству имеет, помимо литературных ассоциаций с произведениями Виктора Гюго («Собор Парижской Богоматери») и Гастона Леру («Призрак оперы»), ещё и несомненную связь с уникальным фильмом «Уроды», снятым в 1932 году американцем Тодом Браунингом. Скандально-эпатажное выставление напоказ, как в кунсткамере, проявлений анормальности, позже сменится (начиная с картины «Синий бархат») обострённым вниманием Линча к скрытой ущербности, трансформируется в своеобразный поиск пресловутых «скелетов в шкафу», утаиваемых интимных секретов. Но двойственный, «двойнический», оборотнический характер реальности закономерно связан в большинстве работ этого режиссёра с темой тотальной мистификации, грандиозного карнавала, переодевания и перелицовывания окружающего мира, когда изнанка становится его наружной стороной.

Абсолютно абсурдная и сюрреалистическая чёрно-белая стилистика «Головы-ластика», на самом-то деле, перекликается с повседневностью и почти привычностью странных и загадочных цветных кошмаров в «Синем бархате» и сериале «Твин Пикс». Между прочим, любители кинематографических изысканий могут обнаружить, что астральный карлик в «Твин Пиксе» танцует в потусторонней комнате, «декорированной под геометрический бордель» (по остроумному выражению одного американского критика), которая в точности похожа на интерьер в чёрно-юмористической эстрадной сцене в самой первой ленте постановщика. И вообще в «Голове-ластике» содержатся, словно вопреки названию, в нестёртом виде практически все линчевские мании и излюбленные образы, которые потом будут кочевать из фильма в фильм, поражая некой «вывихнутостью воображения». Но «сон о мрачных и беспокоящих вещах» (как сам Дэвид Линч определил суть собственного дебюта) не так уж кошмарен и безысходен, порой вызывая беспричинный приступ смеха, который, разумеется, проще всего назвать нервным.

Сергей Кудрявцев
http://www.kinopoisk.ru/level/3/review/860384/