Пятница
29.11.2024
10:12
 
Липецкий клуб любителей авторского кино «НОСТАЛЬГИЯ»
 
Приветствую Вас Гость | RSSГлавная | "МЕШОК БЕЗ ДНА" 2017 - Форум | Регистрация | Вход
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
"МЕШОК БЕЗ ДНА" 2017
Александр_ЛюлюшинДата: Четверг, 16.05.2019, 20:06 | Сообщение # 1
Группа: Администраторы
Сообщений: 3279
Статус: Offline
«МЕШОК БЕЗ ДНА» 2017, Россия, 101 минута
— полнометражный фильм Рустама Хамдамова по мотивам рассказа Рюноскэ Акутагавы «В чаще»


История происходит во время правления русского императора Александра II. Фрейлина княжеского дворца рассказывает князю сказку, которая происходит в XIII веке и повествует о мистическом убийстве царевича в лесу. Участники истории, свидетели этого преступления, рассказывают разные версии происшествия, которые отличаются от того, что произошло на самом деле.

Съёмочная группа

Сценарий — Рустам Хамдамов
Режиссёр-постановщик — Рустам Хамдамов
Режиссёр — Наталья Лященко
Операторы-постановщики — Пётр Духовской, Тимофей Лобов
Художник-постановщик — Ирина Очина
Художники по костюмам — Дмитрий Андреев и Владимир Никифоров
Художник по гриму — Валерия Никулина
Режиссёр монтажа — Марат Магамбетов
Продюсеры — Любовь Обминяная, Рустам Хамдамов, Тихон Пендюрин

В ролях

Светлана Немоляева — чтица
Сергей Колтаков — Великий князь
Анна Михалкова — женщина в доме князя
Елена Морозова — царевна
Андрей Кузичев — царевич
Кирилл Плетнёв — разбойник
Евгений Ткачук — страж
Алла Демидова — Баба-Яга
Феликс Антипов — лесной отшельник
Дмитрий Муляр — гриб
Анастасия Цой — горничная князя

Интересные факты

Фильм вышел после значительного перерыва, через семь лет после короткометражного фильма режиссёра «Бриллианты. Воровство», и имел рабочее название «Изумруды. Убийство» (затем — «Яхонты. Убийство»).

В 2010 году, после выхода фильма «Бриллианты. Воровство», сообщалось, что будет снята трилогия «Драгоценности», в которую войдут также новеллы «Изумруды. Убийство» и «Без цены». При этом во второй части должна была сниматься Анна Михалкова, а по сюжету фильм будет представлять собой «сказку о преступлении ради любви» и в нём «будет убийца».

Основой фильму послужила новелла Рюноскэ Акутагавы «В чаще». На этот сюжет режиссёр Акира Куросава снял фильм «Расёмон». Хамдамова привлекло в рассказе сочетание безыскусности и мистики, но более всего — множественность точек зрения на происходящее. Самурай превратился в русского царевича, которого вместе с царевной разбойник и заманивает в чащу.

В интервью 2017 года режиссёр так описывал начало работы над фильмом: «Картина получилась просто. Для Госкино нужно было написать сценарий фильма для детей. И я переписал под детскую сказку новеллу Акутагавы Рюноскэ». При этом фильм снимался более пяти лет, съёмочная группа постоянно испытывала финансовые затруднения; за время съёмок сменилось множество операторов и звукорежиссёров, двое актёров умерли, а исполнительница роли царевны Елена Морозова успела родить двоих детей. Кроме кинооператоров Петра Духовского и Тимофея Лобова участие в съёмках принимали Сергей Мокрицкий, Шандор Беркеши и фотограф Георгий Пинхасов). Дворцовые сцены снимались в Санкт-Петербурге, в заброшенном дворце в промышленной зоне. Название фильма восходит к названию сказки «Бездонный мешок» из цикла «Тысяча и одна ночь», которую в фильме рассказывают друг другу князь и чтица. По словам самого режиссёра, в названии фильма «слово „яхонты“ отошло, так как это напоминало ювелирный магазин… А мешок без дна звучит лучше, потому что героиня отвечает на множество вопросов, получается, что нет дна».

Награды и номинации

2017 — Московский международный кинофестиваль 2017, специальный приз жюри «Серебряный Георгий» — Рустам Хамдамов
2017 — Премия Азиатско-Тихоокеанской киноакадемии за лучшую кинооператорскую работу — Пётр Духовской, Тимофей Лобов
2017 — Премия «Белый слон» Гильдии киноведов и кинокритиков России:
премия за лучшую работу художника — Ирина Очина
номинация на премию за лучший фильм
номинация на премию за лучшую режиссуру — Рустам Хамдамов
номинация на премию за лучшую главную женскую роль — Светлана Немоляева
2018 — Премия «Золотой орёл» за лучшую женскую роль второго плана — Анна Михалкова (номинирована)

Смотрите трейлер и фильм

https://vk.com/video16654766_456239474
https://vk.com/video16654766_456239477
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:41 | Сообщение # 2
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«Мешок без дна» Рустама Хамдамова: лабиринт чужих фантазий
Самый ожидаемый фильм на ММКФ и первая работа легендарного режиссера за семь лет


Самая долгожданная премьера в конкурсе 39-го Московского международного кинофестиваля — картина «Мешок без дна» Рустама Хамдамова; это первая работа автора «Анны Карамазофф» и «Вокальных параллелей» за семь лет. На ММКФ фильм показывают 27 июня. О картине Хамдамова рассказывает Антон Долин.

Есть тезис, вроде бы не нуждающийся в доказательствах: любой художник всегда говорит о сегодняшнем дне и окружающем его мире. Если он художник, разумеется. Особенно бесспорным это кажется в отношении кино — искусства, теснейшим образом связанного с современностью. Будь фильм фантастическим или сказочным, костюмным или эротическим, он всегда говорит об актуальности — прямо или косвенно.

«Мешок без дна» Рустама Хамдамова блестяще опровергает эту аксиому. На экране нет ничего, кроме фантазий режиссера (а в том, что он — большой и настоящий художник, сомневаться невозможно). Они никак не привязаны к знакомой нам действительности, и даже связь образов и эпизодов друг с другом отдается на откуп зрителям — как минимум, внимательным, а желательно восторженным. Перед нами — очень зрелищный, эффектный, изысканный аттракцион «забудь о реальности». Эскапизм столь высокого полета, что до него далеко и «Хоббиту», и «Аватару».

Это особенно забавно с учетом того, что «Мешок без дна» поставлен по мотивам рассказа Рюноске Акутагавы «В чаще». Того самого, на котором основан «Расемон» Акиры Куросавы — главный, наверное, фильм в истории кино о том, что такое «правда» и «реальность». Куросаву в сюжете об убитом разбойником самурае и его изнасилованной жене интересовал именно этот аспект: что случилось на самом деле, а что придумано пристрастными участниками событий?

У Хамдамова в его картине, где Акутагава приправлен Роланом Бартом и Хорхе Луисом Борхесом, фабула если и не уничтожена, то превращена в сад расходящихся тропок, где понятие «истина» потеряло всякий смысл. Здесь случай с изнасилованной царевной и убитым царевичем — материал не для судебного разбирательства (оно тоже представлено на экране, но мимолетно), а для сказки. Сказку эту фрейлина княжеского двора (Светлана Немоляева с орденской лентой и в роскошном парике) рассказывает ленивому, облаченному в шлафрок «его сиятельству» и его свите. Причем разрешением детективной интриги, кажется, не озабочен никто — ни рассказчица, ни слушатели. Им бы время провести.

Проводит время и публика, любуясь эстетскими черно-белыми интерьерами и пейзажами, наслаждаясь светотенями операторских изысков (браво Петру Духовскому и Тимофею Лобову), разглядывая во всех деталях портьеры и драпировки, лепнину и бутылки, кринолины и корсеты, парчу и шелк, кокошники и кафтаны, люстры и эполеты, жемчуга и бриллианты. Сказка из прошлого погружает нас в эстетику даже не Васнецова, а Билибина — сплошные князья Гвидоны да цари Дадоны идут на ум, — а декадентская рамка из XIX века так же далека от умозрительного реализма, как видения героев, рассуждающих о ведьмах и домовых, русалках и водяных. Их, впрочем, Хамдамов на экран не допускает, его воображение богаче и причудливее фольклорных штампов. На этих неведомых дорожках вы встретите человека в костюме бурого медведя и шкуру медведя белого, говорящие и показывающие гимнастические упражнения грибы, а уж если Бабу-ягу, то в исполнении самой Аллы Демидовой. Эффектнее прочих образов кулек из старой газеты, приставленный к носу: этот атрибут словно превращает персонажей в неких мистических Буратино (вспоминается также мальчик-колдун из линчевского «Твин Пикса»), протыкающих дыру в старом холсте изъеденной мышами реальности.

Надо ли во всем этом разбираться или достаточно чистой радости от блуждания по лабиринту чужой фантазии, бог весть. Фильм культового режиссера, известного всего по нескольким картинам (главную из которых, «Анну Карамазофф», кажется, видели всего несколько человек на планете), с самого начала казался котом в мешке. Поймать черную кошку в бездонном мешке, как выясняется, еще сложнее, чем в темной комнате, где этой кошки вовсе нет. Смысл названия «Мешок без дна» проясняется не сразу: оказывается, речь о восточной притче про двух спорщиков, претендовавших на один закрытый мешок, и судью, пытавшегося их рассудить. Каждый утверждал, что знает содержимое мешка, и, увлекшись, наполнял его драгоценностями и деньгами, оружием и мехами, морями и лесами, пустынями и горами. Когда же мешок был открыт, внутри обнаружился один лишь лимон.

Так и этот фильм: одни скажут, что пустой и кислый, другие — что лечит от всех болезней и содержит витамин С. Возможно, чтобы избежать споров, проще вовсе не открывать мешок, а ограничиться мечтами о том, что внутри. Но зритель Хамдамова (и любого радикального арт-кино), разумеется, предпочтет рискнуть.

Антон Долин, 27 июня 2017
https://meduza.io/feature....antaziy
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:42 | Сообщение # 3
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
В ларце потерянного рая
Главное событие ММКФ — мировая премьера фильм Рустама Хамдамова «Мешок без дна»


Его полнометражного фильма ждали более десяти лет. Его называют гением неснятого кино. Потрясшая профессионалов и тут же запрещенная короткометражка «В горах мое сердце», убитые «Нечаянные радости» (незавершенный негатив был уничтожен по приказу руководства «Мосфильма», сохранились лишь фрагменты), на основе которых возникла михалковская «Раба любви». Арестованная французским продюсером горемычная «Анна Карамазофф».

Его фильмы-фантомы растасканы на цитаты, его работы в Третьяковской галерее, Эрмитаже и собраниях мира, его дамы в шляпах и туманах щедро развешаны на стенах домов московского и европейского бомонда. Гуэрра, Феллини, Висконти, Витторио де Сика коллекционировали рисунки художника. Муратова назвала среди своих главных учителей Параджанова и Хамдамова. Но реноме «проклятого поэта» преследует, превращаясь в сущность. Так же, как в поэзии Верлена и Рембо, в его странном кино «точность с зыбкостью слита», воздушный смех — с душевным оцепененьем.

И если кому-то охарактеризовать новую работу Хамдамова, то лучше всех это сделал автор. Точно уж — «Мешок без дна». Или автопортрет Рустама Хамдамова, который полвека снимает свой бесконечный магический фильм. Что ж удивляться тому, что картина перпендикулярна фестивальным тенденциям, остросоциальным темам.

В ней торжественная неспешность, волшебный мир и чистое искусство, хрупкость вечности и нагроможденность деталей, произвол хаоса и четкая композиционная стройность. И свет. В этой черно-белой с тысячью оттенков картине у света главная партия. Подобно Дебюсси автор рисует бликами, солнечный луч играет со шторами парадного дворца, дотрагивается до лиц сказочных персонажей, притягивает глаз к зеркальной поверхности колдовского озера, перебирает старинные драгоценности из украденной шкатулки и замирает на лепестках яичной скорлупы, выстраивая шедевральный натюрморт. У фильма много операторов, но, по свидетельству актеров, сам Хамдамов смотрел в глазок камеры, выстраивая каждый кадр. Не менее значительную роль играет звук. Его партия выписана тщательно, как и включенная в общую оркестровку авангардная музыка Курляндского: шелест платьев, печать шагов, цокот проходящей за окном лошади, шорох листвы, тишина озера.

Фильм снят по мотивам новеллы Рюноскэ Акутагавы «В чаще». На этот сюжет Куросава снял «Расёмон». Хамдамова привлекла в рассказе сочетание безыскусности и мистики, но более всего — множественность точек зрения на происходящее. Самурай превратился в русского царевича. Его вместе с царевной разбойник и заманит в чащу. Дальше начнутся вариации на тему, каждый герой поведает свою версию трагедии. Но Хамдамову и этой разноракурсности мало. Волшебный сюжет он спрячет в ларец другой истории. Завернет в другое время. В императорскую Россию во времена Александра Второго. Фрейлина императрицы (Светлана Немоляева) читает Великому князю (Сергей Колтаков) средневековую сказку о мистическом убийстве царевича в лесу.

Все начинается в молчаливом дворцовом зале с креслами, накрытыми белыми чехлами, словно бледные воспоминания об истаивающем прошлом с балами, праздниками. Весь фильм — попытка реинкарнации этого бесследно канувшего в воды забвения мира.

Хамдамов расшивает экран сложным ковровым узором, изнуряющей роскошью. Здесь не отличить главного от второстепенного. Князь, недавно похоронивший жену, горюет и тайно запивает горе крепкими напитками. Тут и возникает история старинных бутылок, спрятанных за энциклопедией (бутыли явно вдохновлены натюрмортами Джорджо Моранди). Сказочница обнаруживает их с помощью конусного «всевидящего» любопытного бумажного носа и разоблачает их «судьбы». Вот три пыльные, уставшие от жизни матовые стеклянные «девы», так и не выбравшиеся в Москву, о которой так в юности мечтали. А вот эта темная бутылка покрепче, стеклом потолще — Катерина, замершая над обрывом. Кому неизвестно: грезы милее чахлой действительности.

Чтица, утянутая в черное платье, ублажает слух князя даже не самой историей, но волшебством происходящего, предстающего перед нами воочию (подчас как немом кино — без звука). Здесь в берендеевом шишкинском лесу неведомыми дорожками мчат васнецовские царевич с царевной в дорогом хамдамовском убранстве, в чаще сверкает волшебное зеркальце, привязанного к дереву царевича пронзит стрела, как Святого Себастьяна. А над гладью билибинского озера на голове разбойника замрет меч, и сама вода выстроит симметрию этого неотвержимого предвестья преступления. Здесь люди-грибы с соломенными ранцами находят клад и не знают, что с ним делать. А Баба-Яга (Алла Демидова) колдует и перенаправляет действие.

В прологе сказочнице строго указано фрейлиной Анны Михалковой: не больше двух убийств! Вот она и ведет свое ветвистое повествование по краю жизни, правды и вымысла, не забывая главного вопроса: а существует ли рай? И находит ответ, где раю быть: в детстве мы бессмертны.

Но и в сказке смерти нет. В ней живая вода или, как у Хамдамова, сплошные перемены участи и реинкарнации: ладно бы в собаку из пролетарского района, а если в фонарь на мосту? «Мешок без дна», о котором говорит фрейлина Немоляевой, — сказка номер 295, которую Шехерезада рассказывала Шахрияру. Кто больше слов в мешок насыплет, тот и выиграет спор. Где князю с профессиональной сказочницей равняться. Она заговорит и мертвого: поместит в мешок и Самарканд, и Судный день, и лимон. Как и в фильме-мешке мистика, сюрреалистичность обретают форму высокого наива. Как ни любит князь выдумки и все чудесное, особенно грибы, даже целует их взасос, а проиграет. Все ж хоть и на время, но утешится. Потому что даже у самой страшной и меланхоличной сказки — терапевтический эффект. «Мне кажется, жизнь бесконечная. Иногда тюкает: тут умер, тут умер, этот ушел. И думаю: надо еще что-то сделать. А все полагают, что это будет вечно, как мешок без дна», — говорит Хамдамов. Это кино и о хрупкости человеческой жизни. Исчезающей в мгновенье. О хрупкости самого искусства, сегодня почти невостребованного. Князь и чтица будут долго спорить и болтать о мистике. И оплакивать смерть царевича.

«Мешок без дна» — произведение ювелирное, недаром его рабочими названиями были «Рубины» или «Яхонты» (но кто сегодня помнит про яхонты). И замышлялись «Яхонты» как вторая часть трилогии, начатой короткометражкой «Бриллианты» с Дианой Вишневой. Хотя кажется, что все драгоценные каменья в фильмах художника лишь отсвет переливов детского калейдоскопа.

Вообще, эта работа (кажется, и не стремящаяся ублажить, понравиться зрителю, и выходили из зала журналисты в некотором недоумении) — вещь в себе, и полностью проистекает из кинематографа Хамдамова. Царевна Елены Морозовой — в расшитом парчовом наряде, легкой фате и тяжелом кокошнике напомнит о костюмированных сестрах из «Нечаянных радостей», сыгранных Натальей Лебле и Еленой Соловей. И чтица надевает такой же бумажный нос, как Рената Литвинова в «Бриллиантах», и сует его во все тайные углы дворца, в люстру, в обои, в мышиную нору. А еще этот фильм — посвящение мировому киноискусству. В киноантологии Хамдамова мотивы и цитаты от «Понизовой вольницы» и фильмов Ханжонкова до «Гражданина Кейна» с его сказочным домом-коллекцией, от немых лент с Полой Негри до картин Висконти, от Антониони и Бунюэля до «Аталанты» Жана Виго и «Орфея» Кокто.

Наступит зима, и эксцентричная чтица (превосходная работа Светланы Немоляевой, пожалуй, лучшая в ее кинокарьере) покинет дворец. Офицеры поместят в ее саквояж-мешок легкий реквизит: накидки, лимон, бумажные носы… И на старинных лыжах она улетит из нафантазированного рая, где смерти нет. Из одной выдуманной реальности — в другую, как покажет время… менее гармоничную.

Лариса Малюкова, 27 июня 2017
https://www.novayagazeta.ru/article....go-raya
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:42 | Сообщение # 4
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
ЧТО НУЖНО ЗНАТЬ ПРО «МЕШОК БЕЗ ДНА» – САМЫЙ ОБСУЖДАЕМЫЙ ФИЛЬМ ММКФ

Рустам Хамдамов – уникальный художник. В его режиссерской фильмографии всего шесть названий – плюс один уничтоженный, но ставший легендой фильм. В том числе и совсем новый «Мешок без дна».

«Анна Карамазофф», в которой снималась Жанна Моро, участвовала в конкурсе Канн в 1991-м. Проката у картины не было, но кое-где (например, в одном из кабинетов ВГИКа) можно было найти видеокассету. Легендарную картину до сих пор мало кто видел.

«В горах мое сердце» (1967) – первый, запрещенный фильм Хамдамова по рассказу Уильяма Сарояна. В нем Хамдамов стал использовать эстетику немого кино, а одну из ролей сыграла Елена Соловей.

«Нечаянные радости» – незавершенный, погибший фильм Хамдамова по сценарию Фридриха Горенштейна и Андрея Кончаловского о звезде немого кино с Еленой Соловей в главной роли. Негатив по приказу директора «Мосфильма» Николая Сизова уничтожили. Сценарий отдали Никите Михалкову, который снял по нему «Рабу любви». А три сохранившиеся сцены из «Нечаянных радостей» Хамдамов включил в «Анну Карамазофф».

В «Мешке без дна» царевна, которую играет Елена Морозова, неслучайно похожа на Соловей в «Нечаянных радостях».

«Мешок без дна» – вольная интерпретация рассказа Акутагавы «В чаще», на нем же основан фильм Акиры Куросавы «Расемон».

Главную роль в «Мешке без дна» – фрейлины при дворе Александра II, рассказывающей князю странную русскую сказку, – играет неожиданная, и очень, очень красивая, Светлана Немоляева. Кажется, это лучшая работа в ее карьере.

Один из продюсеров «Мешка без дна» – Андрей Кончаловский. Это еще и первый полнометражный фильм Хамдамова за двенадцать лет.

Русская сказка вписана в рамки мира Серебряного века: это Россия, которую заново открывали миру художники объединения «Мир искусства», Иван Билибин, Лев Бакст. «Русские сезоны» Сергея Дягилева, с их сказочной азиатчиной, – параллель к вселенной «Мешка без дна».

«Мешок без дна» – черно-белый фильм, пронизанный светом. Свет в фильме – один из ключевых персонажей. Мешок без дна из названия фильма – из философской сказки номер 295, которую Шахерезада рассказывает царю Шахрияру. По словам спорящих в сказке купца и мошенника, в бездонный мешок помещается целый мир – на деле же в нем оказывается всего один лимон. В волшебном, расшитом драгоценными камнями мешке Хамдамова дна тоже нет и никогда не было: дно – это слишком скучно.

Елена Смолина, 27 июня 2017
https://www.gq.ru/entertainment/meshok-bez-dna
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:42 | Сообщение # 5
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Между нами тает мох
«МЕШОК БЕЗ ДНА» РУСТАМА ХАМДАМОВА — ЧТО В КУЛЬКЕ?


На закончившемся недавно Московском кинофестивале состоялся единственный показ нового фильма Рустама Хамдамова, режиссера, снимающего по полфильма в восемь лет. В своей второй за четверть века полнометражной работе Хамдамов вольно пересказывает сюжет «В чаще» Акутагавы на материале русского Серебряного века. Ярослав Забалуев («Газета.ру») — о том, куда ведут расходящиеся тропинки в этом сказочном лесу.

При упоминании имени Рустама Хамдамова в определенных кругах принято испытывать трепет. Объяснения такого культового статуса автора, один раз, в начале 90-х, удивительно точно вписавшегося в дух места и времени, а с тех пор существующего то ли в горних высях, то ли в потаенных пещерах — короче, параллельно любой актуальности, — давно уже никто не помнит. Да, художник, графика которого (странные портреты незнакомок в шляпках) куплена многими галереями мира и среди прочего хранится в Эрмитаже. Театральный постановщик. Дизайнер винных этикеток (и аксессуаров в том числе, вроде бы и для Hermès). С кино же все гораздо сложнее.

Всерьез говорить о Хамдамове-режиссере можно, основываясь на четырех фильмах. Дебютной короткометражке «В горах мое сердце» (которую в какой-то момент запретили). «Анне Карамазофф», также запретной (ее пленка вот уже четверть века томится в парижском сейфе, в киноманской среде фильм ходит фактически в списках — ископаемой VHS-копии). Были еще оперное фрик-ревю «Вокальные параллели» с безумным контратенором Эриком Курмангалиевым и короткие «Бриллианты» с Литвиновой (с ног до головы в Hermès), которые семь лет назад попали в венецианские «Горизонты». Все это — эскизы, намеки, потускневшие следы большого замысла, создававшие пространство для фантазий и допущений. Так что для тех, кому не посчастливилось попасть на единственный (французский) показ «Анны Карамазофф» в 1991 году (то есть для всех нас), премьера «Мешка без дна» на ММКФ — это первая возможность по-настоящему познакомиться с Хамдамовым, узнать, каким голосом на самом деле шептали все эти трагические женщины в громоздких шляпах и нервные господа с черными губами и, возможно даже, — о чем.

Фактически «Мешок без дна» — продолжение «Бриллиантов», вторая часть трилогии «Покушение на чужое». Изначально фильм назывался «Яхонты. Убийство», но, как говорит сам Хамдамов, все это было уже слишком похоже на ювелирный магазин. «Мешок без дна» — аллюзия на «Рассказ о мешке» из «Тысячи и одной ночи» (295-я ночь), в центре которого — двое, пытающиеся доказать право на владение этим самым мешком и сочиняющие перед кади все более и более невероятные версии того, что же лежит в нем. Примерно тем же, в общем (а в какой-то момент и буквально), занимаются и герои Хамдамова.

Как и все предыдущие фильмы режиссера, этот делался очень долго; зрители, видевшие картину на разных стадиях съемок и монтажа, вспоминают о принципиально разных произведениях, так что не исключено, что к тому моменту, когда «Мешок» все-таки выйдет в прокат, он снова изменится. Пока же это примерно вот что: ко двору Александра II прибывает новая чтица (Светлана Немоляева), призванная развлекать безутешного великого князя (Сергей Колтаков), у которого недавно умерла жена. Строгая женщина начинает рассказывать сказку про то, как разбойник выследил в лесу царевича, самого его убил, а невесту — изнасиловал. Или не убил. У Грибов (буквально — людей с грибными шляпками на головах), занимавшихся гимнастикой неподалеку от места происшествия, своя версия. У царевны — своя. В общем, вот вам русский «Расёмон» — с мхами, мехами и булатными мечами.

Куросава и Акутагава — разумеется, не единственная аллюзия, сокрытая в «Мешке». Язык Хамдамова сам по себе — калейдоскоп, в котором обломки антиквариата складываются в новые мозаичные полотна. «Анна Карамазофф», например, по авторскому признанию, вообще не содержала ни одной оригинальной реплики (наибольший восторг у немногочисленных зрителей вызывал вложенный в уста героини рецепт актерской игры, приписываемый Феллини: «Играть просто. Сжать жопу — разжать жопу»). В случае с «Мешком без дна» речь все-таки не идет о центоне, но для полноты картины неплохо бы иметь представление о художнике Джорджо Моранди — именно на его натюрморты намекает Хамдамов, пряча в библиотеке великого князя бутылки (персонажи «Мешка» сравнивают их с героинями Чехова и Островского). Причем сама по себе отсылка к Моранди — это еще и привет тому же Феллини (картина «Natura Morta» висела на стене в «Сладкой жизни»).

Обилие подобных витиеватых аллюзий заставляет критику с притворной горечью называть Хамдамова страшным словом «радикал», но «Мешок без дна» вполне доступен для восприятия всякого заинтересованного лица и совершенно не требует никакой невероятной предварительной подготовки. На Немоляеву и Колтакова смотреть приятно, сказочная реальность — интересная. Грибы удались. В конце концов, это просто очень красивое, умиротворяющее и по-хорошему, как абажур, старомодное кино. Собранное из невероятно скрупулезных статичных кадров-tableau, оно все пронизано каким-то старосветским сиянием. В нем нет ухищрений современного постпродакшена, скорее — живописные трюки, игра со светом. Собственно живопись, картины «мирискусников» типа Билибина — ключ к восприятию «Мешка без дна». Единственная сложность для зрителя тут заключается в запутанной хронологии фильма, который не складывается в стройную историю, а разворачивается в сюрреалистическую мистерию конца XIX века. Чисто исторически здесь многое непонятно. В каком году происходит действие? О каком великом князе идет речь — ни у кого из детей Николая I (то есть людей, носивших титул великого князя) жена до конца правления Александра II не умирала. Кроме самого императора, на которого герой Колтакова не похож. Хотя в художественном пространстве он и не обязан.

Тут велик соблазн, подобно героям, погрузиться в созерцание и с восторгом признать, что Хамдамов творит в отрыве от реальности, однако кое-что мешает записать режиссера «Мешка» в эскаписты. Разумеется, Хамдамов путает следы, но вспомним, что его первый несостоявшийся фильм был о революции («Раба любви»), второй («Анна Карамазофф») — о женщине, которая вернулась в 1949-м из концлагеря, а «Вокальные параллели» — реквием по советскому наследию. Хамдамов всегда снимал про слом эпох, и «Мешок без дна», конечно, не исключение. Наступающая в финале фильма зима рифмуется с беседами героев об утраченном рае, а сюжет рассказанной в фильме сказки о смерти царевича — с приближением героев к эпохе тотальной ликвидации и царевичей, и князей. В этом контексте скатывающаяся в абсурд («Я хочу выпить водки и лечь на медведя размышлять») болтовня чтицы и князя — тот же спор про бездонный мешок, попытки заболтать наступающую катастрофу, дым которой уже будто бы чувствуется в морозном воздухе. Ну и зря, что ли, фильм выходит на экран именно в 17-м году?

Ярослав Забалуев, 4 июля 2017
https://www.colta.ru/articles/cinema/15298-mezhdu-nami-taet-moh
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:43 | Сообщение # 6
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Светлана Немоляева - о новом фильме «Мешок без дна»: Приходилось перебарывать себя, переступать через некоторые вещи

Актриса рассказала "ВМ" о работе в фильме Рустама Хамдамова, который критики назвали самым ярким событием завершившегося ММКФ.

Элегантный и стильный фильм «Мешок без дна» режиссера Рустама Хамдамова стал настоящей «бомбой» завершившегося 39-го ММКФ и получил спецприз жюри «Серебряный Святой Георгий» и приз кинокритиков. Главную роль — фрейлины, рассказывающей сказки из «1001 ночи», сыграла Светлана Немоляева. Актриса сумела предстать перед зрителями в совершенно новом качестве и найти в своем арсенале краски, которых мы ранее в ее работах не видели.

— Светлана Владимировна, каково это — работать с режиссером, являющимся к тому же известным художником?

— Мне было чрезвычайно интересно. Вообще, моя работа — это заслуга Рустама Хамдамова. То, как он меня в этой роли увидел, то, что предлагал на площадке, и то, как он своего добивался, — подобного в моей практике еще не было. Тот путь, который я прошла с Рустамом Хамдамовым, — для меня это очень значимо. И значительно. Это — новое в моей жизни, новый взгляд на многое. И на самого режиссера, конечно же. У меня даже складывалось ощущение, что оператором картины был сам Рустам. Я ни разу не заметила, чтобы он не посмотрел в камеру. Он бесконечно направлял процесс, что-то менял, переустанавливал свет. Удивительно было и то, что, периодически жалуясь на головные боли, на нездоровье, он в творческом процессе становился невероятно вынослив. Вот что значит внутреннее горение.

— Ваша героиня идет по старинному парку на исторических лыжах, плывет по восхитительным залам дворца в роскошном кринолине. При всем желании невозможно догадаться, где все это снималось.

— Мы снимали в Петербурге, в заброшенном дворце, расположенном в промышленной зоне. Мне, москвичке, безумно любящей Петербург, хорошо изучившей его за годы гастролей, казалось, что я знаю его вдоль и поперек. Но художник Хамдамов привел нас туда, где мы никогда не были. Во дворце в царское время жил богатый кожевенник, выстроивший свои предприятия на берегу Невы. Построил он себе и вот такой неземной красоты дворец. К нашему приходу он был обшарпанным, обветшалым. Но надо знать Хамдамова! К концу съемок за нами в очередь уже стоял десяток групп, ожидавших, чтобы мы из него побыстрее выкатились.

— И как же художник Хамдамов его преобразил?

— Ну, например, когда я первый раз вошла в одну из зал, то увидела бесконечные окна, от потолка и до пола завешанные необыкновенной фактуры занавесями с шикарными подхватами. «Рустам, откуда вы такую красоту взяли? Что это?» Оказалось, что это — промасленная бумага для заворачивания деталей автомашин, и шторы Рустам сделал сам. И вот так — все...

— Я знаю, что ваш брат — кинооператор, работавший с Марком Захаровым на «Обыкновенном чуде» и с Михаилом Козаковым на «Покровских воротах», побывал на ваших съемках. Он был столь же щедр в оценках?

— Николай, когда увидел снятое Рустамом колдовское озеро — с погружающейся под воду и отражающейся в ней лодкой с героиней, — вообще не мог понять, как это сделано. А ведь он — человек опытный в секретах изображения.

— При работе с таким неординарным режиссером какие-то сложности возникали?

— Приходилось перебарывать себя, переступать через некоторые вещи, в какие-то моменты важно было правильно понять режиссера, иногда говорящего иносказательно. Ведь понятно, что, когда Рустам давал команду: «Тут надо проквакать лягушкой», актриса не должна произносить «кваква». Необходимо было найти правильную интонацию, понять, нужен ли ему сарказм или другая эмоция. Художники — с их ощущением мира, кадра — люди сложные, и работать с ними непросто, хотя это и настоящее наслаждение. Иногда Хамдамов напоминал мне Гончарова (Андрей Гончаров — главный режиссер и художественный руководитель театра им. Маяковского (1967–2001) — «ВМ»).

— Гончаров ведь на репетициях был очень жестким?

— Подчас он, правда, делал все очень жестко: живым от него было не уйти. Вот и Хамдамов не отпустит артиста, пока не добьется того, что ему от него нужно, не вытащит это наружу. Но ведь это и есть качество настоящего художника. Рустам, как и Гончаров, очень требовательный, но по-своему.

— Ваша героиня везде сует свой накладной длинный нос, словно вынюхивая сказку. Эту краску кто придумал?

— Тоже Рустам. Она сует нос в щели распоротой ткани обоев, ищет сказку внутри фонаря под потолком. Режиссер придумал, что благодаря своему носу героиня видит нечто и описывает то, что происходит. Отсюда ее пластика: она все время в движении, ходит, приглядывается... При этом Рустам заставлял меня быть жесткой, убрать из голоса всю «сладость».

Елена Булова, 5 июля 2017
https://vm.ru/news/395426.html
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:43 | Сообщение # 7
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Рустам Хамдамов: «Мешок без дна»

Опоздала на пресс-показ. На час. Осталось всего полчаса: пресс-зал был переполнен до отказа, соседний зал закрыт вообще. Совсем. Я пробилась сквозь сплошной стоящий лес и села на ступени, постелив тренч. Он покрылся снаружи несмываемыми пятнами… Будто мазутом …

Не суть. Плащ не жалко ни разу.

Экран дышал и шевелился. Он сокращался, пульсировал, он дышал. Он становился то широким и мягким, то узким и сухим. Как это получалось технически, не понятно. Но он точно был живым, ожившим организмом. У меня, конечно, сразу отнялись и руки, и ноги.

И вообще, все у меня сразу отключилось, ибо я ушла в экран, я в нем утонула. Как и многие близ стоящие и сидящие.

Шелестела листва. Она бликовала, сияла, сверкала, переливалась (хотя изображение было ч\б), стрекотали кузнечики и сверчки, пели щеглы, все двигалось, звучало, шумело в ушах, что-то там шепталось, шевелилось, от этой правдоподобности можно было сойти с ума.

На земле лежала царица. Девушка в парче , в золоте и жемчугах. По ней ползал некто типа лесного царя или сатира, он облизывал ее пальцы и губами стягивал в девушки кольца. Долго. Стягивал. Потом выплевывал изо рта эти кольца неслышно. И снова облизывал пальцы. Пальцев 10. На каждый палец – минуту-полторы(или мне казалось?), итого – 10 минут как минимум это длилось. С ума сойти. Мы ждали, вжавшись в кресла или в стены, чем это все кончится.

Ничем.

Выплюнул последнее кольцо, и потом уже девушка стягивала с его пальцев кольца.

Томящее все это.

Сводящее и бьющее по нервам.

Красивая Немоляева с точеной фигурой на лыжах, в мехах и бархате. Феликс Юсупов и Дмитрий Романов в корсетах и подтяжках. Шкура белого медведя и камин. Шторы из тафты (на самом деле – из бумаги). Дворец на берегу Невы. Елена Морозова в кокошнике, в лесу. И шумит листва, и прячет свои сокровища из жемчугов и рубинов лес, живой, дышащий и шумящий.

И так – весь фильм. Неважно, о чем. Молчат все.

Только шумит лес и звучит волшебная музыка.

И зритель медленно, но верно сходит с ума.

Ася Колодижнер (отборщик фильмов ля ММКФ), благодаря которой фильм и привезли из Италии на просмотр, представила меня потом Хамдамову.

Я очень просила.

Он сказал мне, что я пахну можжевельником(OYEDO, Boulevard St-Germain-des-Pres, 34). И что он устал разговаривать. Я обрадовалась. Можно, сказала я, просто молча постою. Рядом.

Собственно, вот и все оно, знакомство.

Потом у меня поднялась температура. Я заболела. Перестала ходить на кинофестиваль и смотреть другие фильмы. Мне стало неинтересно. Экран стал блеклым, звук – плоским. Ничего не шелестело, а тупо било в уши. Глаз не хотел видеть то, что неумело пытался представить экран.

На Хамдамове, собственно, мой кинофестиваль и закончился.

После полета ползать уже не хотелось.

На этом и позволю себе остановиться.

Хамдамов – это Любовь. Вот, собственно, и всё.

P.S. Потом, конечно же, он не приехал на закрытие кинофестиваля получать приз. Когда появились спонсоры и желающие вложиться в очередной шедевр, он пропал с радаров. Перестал отвечать на звонки и поднимать трубку телефона.

Это стильно. Красиво.

Так умеет только он.

Хамдамов.

P.S. Конечно, можно было бы прибавить про фильм, что он снят по мотивам японской новеллы Акутагава Рюноскэ "В чаще". Вспомнить про шедевр 1967 года "В горах мое сердце", где мечется юная Елена Соловей в гигантской белой шляпе, фильм, который вошел в список шедевров кино и изучается студентами всех киношкол мира; про фильм-мученик "Анна Карамазофф", чьи пленки хранятся в сейфе банка то ли Швейцарии, то ли в Ницце - знающие меня поправят, и как об этой истории рассказывал мне, дрожа от возмущения, С.А.Соловьев в отеле Regina напротив сада Тьюильри в Париже... И про картины. И про Тонино Гуэрра.

Но - не буду.

Не сейчас.

Лариса Штейнман, 21 июля 2017
https://snob.ru/profile/29325/blog/127192
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:44 | Сообщение # 8
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
То, чего не может быть
«МЕШОК БЕЗ ДНА» РУСТАМА ХАМДАМОВА КАК РУССКИЙ ТЯМБАРА


Через месяц, 18 января, в прокат чудесным образом выходит новая работа режиссера Хамдамова. Василий Корецкий — о том, на чем стоит эта странная хрустально-лубяная конструкция.

Как вам, должно быть, известно, новый (и, пожалуй, единственный, что можно посмотреть в кино, — остальные-то все где-то порастерялись) фильм Рустама Хамдамова — это русский пересказ «Расёмона». Ну то есть буквально — в обшарпанный (тут обои отошли, там трубы протекли) дом некоего великого князя, алкоголика и диванного философа, прибывает востроносая чтица и провидица (Светлана Немоляева), чтобы развлечь хозяина рассказом («Но только с одним убийством!» — строго предупреждает Немоляеву героиня Анны Михалковой, нервно теребящая цепочку медальона на черном платье). Убийство, разумеется, расчетверится: одну версию расскажут пейзане-грибы (соломенные шляпы-конусы средневековых японцев остроумно превратятся в широкополые ватные грибные шляпки), другую — плененный разбойник, третью поведает обесчещенная царица на исповеди лесному отшельнику, а четвертую — сам мертвый царевич Бабе-яге (Алла Демидова). Между главами повести будет происходить настоящее дефиле по дворцовым коридорам — в молчании нам будут продемонстрированы достижения художника по костюмам и разные виды аристократических походок.

Но самое важное начнется после, когда чтица углубится в свои рукописные листочки без картинок. Исходный материал Хамдамова, самурайский экшен — тямбара, вдруг оденется березовой корой и медведем на задних лапах двинется в русский лес. Играя с японской головоломкой, Хамдамов выдувает из ничего, из пустого мешка, целый жанр, который мог бы существовать в русском кино, пойди история совсем другим путем. Тямбара — поле битвы традиции и новаторства, коммерческого расчета, канона и нигилизма — был важнейшим явлением во время золотого века японского кино, в 60-х — 70-х. Среди туманов и в чащах, в бамбуковых рощах и на крышах деревянных замков тут производились головокружительные эксперименты с формой и идеологией. Такое могло бы быть и у нас — сказочный формализм росчерков тьмы, мир билибинских красавиц и молодцов, русская мшистая готика, модерн, ударившийся оземь и обернувшийся постмодерном... увы, в советском кино, неодобрительно относившемся ко всем жанрам, кроме производственного (ну еще, конечно, истерна Гражданской и хоррора из зарубежной жизни), все подобное было вытеснено на окраины детского и национального кинематографа. Сомовское барокко «Аленького цветочка» Поволоцкой или эстетский фолк фильмов Ильенко и Параджанова — это декоративное искусство могло бы стать прикладным, да не стало.

«Мешок без дна» — кстати, тоже появившийся из заявки на детское кино — словно бы заполняет этот разрыв между студией Ханжонкова и студией «Сётику» (удивительно, но даже весь тот торжественный антикварный китч, которым забиты покои великого князя, очень легко представить в японском кино начала 1970-х, времени, когда тяжелая европейская мебель, барочная опера и хрустальные люстры еще считались признаком особой, вызывающей роскоши). Поразительно, как тонко Хамдамов пересаживает на русскую землю (березовая роща, кстати, киногенична не менее бамбуковых зарослей) самое важное, что было в фильмах о самураях, — хореографию, пластику, движение. Стилизованная под старопрежнюю, 17 кадров в секунду, семенящая походка «грибов». Строевой шаг затянутых в атласные корсеты добрых молодцев из княжеских покоев. Угловатый хаос рукопашного боя на суше и на водах. Томные движения любовников — и помирающего царевича — в траве. Скрюченная ведьма с тачкой (привет самураю-волку, возившему в такой же тачке смертоносного младенца?). Тень веточки на торсе привязанного к дубу, пляшущая свой отдельный танец. Лес, наконец; зеркальное озеро. Хамдамов приносит нам богатство монохромных фактур, невозможное тут и в 60-х — за их функциональной, обтекаемой безбытностью, — и сейчас — в связи с общей слепотой.

Цифровые камеры тут работают как будто против своей природы, наполняя кадр не мертвой статикой резкого, как смерть от разбойничьей стрелы, изображения, но размазней солнечных бликов, журчанием лучей сквозь листву, шелестом теней и силуэтов. А весь этот смешной хамдамовский декаданс с лафитниками, резными интерьерами и загадочным бормотанием в бумажный кулек — что-то вроде рамы или оправы, не дающей сказке с ватными грибами и ряжеными медведями оборваться слишком резко, оцарапаться о грубый мир, обнажить технический шов по краю. Молодцы взмахивают венскими стульями, бутылки строятся по росту и размеру, служанка открывает книгу, которую никто и не собирается читать, — любое чудо, чтобы свершиться, требует соблюдения страннейших ритуалов.

Василий Корецкий, 15 декабря 2017
https://www.colta.ru/articles/cinema/16881-to-chego-ne-mozhet-byt
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:44 | Сообщение # 9
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
В чаще и во дворце

Рустам Хамдамов приступил к реализации замысла давно – вскоре после выхода короткометражного фильма «Бриллианты. Воровство» /2010/, задуманного как первая часть тематической трилогии. Работа продвигалась чрезвычайно медленно, даже невзирая на содействие Андрея Кончаловского (между прочим, ангажировавшего коллегу в качестве приглашённого художника на съёмки кинофантазии «Щелкунчик и Крысиный Король» /2010/), некоторое время исполнявшего функции продюсера. Так, ещё в 2012-м году режиссёр подробно рассказывал – в интервью, данному Петру Лезникову для журнала «Сеанс» – о выборе мест съёмок, о поисках подходящих актёров и актрис (1), о счастливой находке в запасниках «Мосфильма» нарядов, которые использовал ещё Сергей Эйзенштейн. Судя по всему, кинематографист не преувеличивает те трудности (финансового и организационного толка), какие пришлось стоически преодолевать, хотя в прессе и циркулировали слухи о материальной поддержке со стороны олигарха Алишера Усманова, а, скажем, на сайте Internet Movie Database указан вполне приличный по российским меркам производственный бюджет ленты – $2,5 млн. Мало того, закрадывается подозрение, что и в творческом отношении всё протекало не совсем гладко – но успех на 39-м Московском международном кинофестивале (специальный приз жюри и награда отечественных кинокритиков) стал заслуженной наградой Рустаму Усмановичу.

Хамдамов превратился в живую легенду чуть ли не сразу после того, как заявил о себе в профессиональных кругах (имеется в виду, конечно же, «В горах моё сердце» /1967/), причём вынужденные затяжные паузы между постановками не подрывали его «культовый» статус. Однако само по себе данное обстоятельство не служит достаточным основанием для объявления шедевром любого детища мастера. Те же «Бриллианты. Воровство» меня, признаться, не слишком впечатлили – при всех блестящих стилизаторских приёмах и небезынтересном философском подтексте. «Мешок без дна» (рабочими названиями на разных стадиях были варианты «Изумруды. Убийство», «Яхонты. Убийство» и просто «Рубины») в данном отношении видится несоизмеримо удачнее и, кстати, имеет больше шансов найти отклик у зрителя, пусть у зрителя нерядового: думающего, насмотренного и начитанного – способного улавливать неисчислимые культурные реминисценции. Режиссёр-сценарист отказался от свободного, прихотливо льющегося, построенного на зыбких аналогиях (так сказать, на вокальных и прочих параллелях) сюжета, оттолкнувшись от коллизий, памятных по гениальному рассказу «В чаще» Рюноскэ Акутагавы и по не менее гениальной экранизации. Правда, на сей раз обрамление основной части повествования представляется ещё изощрённее, чем у Акиры Куросавы в «Расёмоне» /1950/. Речь, быть может, идёт уже и не о подлинном инциденте из криминальной хроники, якобы произошедшем в XIII столетии где-то на необъятных просторах Руси (не в Японии). Но тогда о чём?

Фрейлина, согласившаяся выступить (за установленное вознаграждение в пятьдесят рублей) чтицей для Великого князя, предстаёт своеобразной последовательницей Шахерезады, тем более что загадочное название прямо отсылает к «Тысяче и одной ночи». В какой-то момент, прервав «детективное» предание, женщина предлагает благодарному слушателю воспроизвести вслух текст «Рассказа о мешке» (поведан Шахрияру в ночи с двести девяносто четвёртой по двести девяносто шестую включительно) – и тот с готовностью цитирует наизусть отрывки из этого памятника арабской и персидской литературы. А чуть позже всего-навсего вид изысканно расставленных бутылок с хмельными напитками породит неожиданные ассоциации с судьбами несчастных героинь пьес Антона Павловича Чехова и Александра Николаевича Островского… Приделав себе искусственный нос, гостья словно уподобляется непоседливому Буратино, оставленному в каморке папы Карло и, из любопытства проткнув старый холст, обнаружившему дверцу, скрывающую будоражащую воображение тайну. Она пришла не потешить побасёнкой знатного человека, но словно предложить ему вместе разобраться в дьявольски запутанных хитросплетениях истории, каждый участник которой норовит не выгородиться, а… повиниться, объяснив мотивы совершённого неблаговидного поступка.

Заявленная предпосылка (взгляд из Нового времени на события, отделяемые несколькими веками) позволила авторам не слишком заботиться об аутентичности предметов материальной культуры. Главное – чтобы, допустим, шлем на голове лесного Стражника сидел столь же убедительно, как и фантасмагорические шляпки на ходячих (а также бегающих, присваивающих драгоценности, занимающихся на опушке физическими упражнениями) Грибах. Это не реконструкция конкретной исторической эпохи, но и не фантазия в привычном для нас значении слова. У того же Куросавы факт наличия взаимоисключающих интерпретаций, данных поочерёдно сопричастниками, всё-таки не подводил к «естественному» выводу о принципиальной невозможности установления истины («Ты прав. И ты тоже прав», как говорил Ходжа Насреддин в известной притче). Это был, если угодно, художественный тест на приверженность гуманистическим идеалам – на способность поверить тому, кто на деле (не на словах) готов пожертвовать собой во благо другим людям. У Рустама Хамдамова – иное. В процессе недолгого общения с теми, кто посетил премьеру фильма (не в рамках ММКФ, а устроенную позже, в преддверии выпуска ленты в кинопрокат), режиссёр сокрушался по поводу плачевного состояния цивилизации, и в искренности слов художника, право, нет повода усомниться. Парадокс заключается в том, что в своём произведении он на редкость точно передаёт суть именно современного постмодернистского мировоззрения. Мировоззрения, сместившего фокус с постижения объективной реальности на её, этой гипотетически существующей объективной реальности, несчётные аспекты и варианты отражения – вплоть до отождествления мира с гигантским текстом, вне которого, по Жаку Деррида, нет ничего. Рассказчица не излагает версии, но на пару с Великим князем создаёт, вызывает из небытия, материализует событие. Получается, что теоретически – едва не каждый из нас обладает тем самым мешком без дна, в какой легко втискивается всё то, что не уместится «от Китая до дерева Умм Гайлан, и от стран персов до земли Судан, и от долины Намана до земли Хорасана», как восклицал возмущённый кади у Шахерезады. Трагедия человечества заключается, по мнению автора, в том, что грандиозные творческие способности, ниспосланные свыше и отшлифованные поколениями, используются не для решения крупных, титанических созидательных задач – размениваются на пустяки и пропадают ни за грош.
_________
1 – Любопытно, что роль, на которую изначально предполагалось занять Ренату Литвинову либо Илзе Лиепу, в итоге досталась Анне Михалковой.

Евгений Нефёдов, 16 декабря 2017
https://www.ivi.ru/watch/191276/reviews/48352
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:44 | Сообщение # 10
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«Мешок без дна» наполнился нечаянными радостями
В новом фильме Рустам Хамдамов путешествует по эпохам и стилям


В российский прокат выходит фильм Рустама Хамдамова «Мешок без дна». На первый взгляд у режиссера получился вольный ремейк классического «Расёмона» Акиры Куросавы (1950). В центре сюжета обеих картин — загадочное убийство в лесу. Чтобы узнать истину, зрителям предстоит прослушать три противоречащие друг другу версии произошедшего. Для Хамдамова, впрочем, это не детектив и даже не драма о всеобщей лжи, а эстетский постмодернистский клубок, где что ни кадр, то ожившая картина, что ни фраза, то аллюзия.

Убитый царевич (Андрей Кузичев) стоит, привязанный к дереву и пронзенный стрелами, как святой Себастьян. Царевна (Елена Морозова) в любовной сцене выглядит копией Марлен Дитрих. Три пустые бутылки у выпивохи-князя (Сергей Колтаков) выстраиваются в натюрморт Джорджо Моранди, а затем выясняется, что это аллегория чеховских трех сестер… Даже название фильма — отсылка к одной из сказок Шахерезады, где персонажи спорили, кому принадлежит мешок. Каждый рассказывал, какие сокровища в нем таятся. Но в итоге там оказался лишь лимон.

Вязь цитат формирует ассоциативную ткань фильма, где последовательность мизансцен рождена логикой художественного образа. Но главное — вся вселенная «Мешка без дна» кажется абсурдистской вариацией на лубочные киносказки Александра Роу. Вместо бамбуковой чащи Куросавы на экране возникает русский лес. Бродит Баба-яга, мишки лезут по упавшему дереву, грустная царевна отражается в зеркальной глади озера. А еще — парят загадочные черные шары. В прошлой киноработе Хамдамова — короткометражке «Бриллианты» (2010) — такой шар неотступно следовал за героиней-воровкой, олицетворяя ее нечистую совесть.

Самоцитат в «Мешке без дна» не меньше, чем аллюзий на классику живописи и кинематографа. В каком-то смысле фильм стал реинкарнацией «Нечаянных радостей» — легендарного проекта (1972–1974) Хамдамова про звезду немого кино Веру Холодную. Картина была закрыта руководством «Мосфильма» из-за несоответствия отснятого материала сценарию. Хамдамов действительно переписал исходный текст Андрея Кончаловского и Фридриха Горенштейна до неузнаваемости, наполнив его мистическими мотивами и «сюром».

В итоге сценарий и режиссерские наработки перешли к Никите Михалкову — так получилась «Раба любви» (1975). А Хамдамов позже включил фрагменты «Нечаянных радостей» в следующую картину — «Анна Карамазофф» (1991), но и у нее судьба оказалась трагической: после премьеры на Каннском фестивале лента с Жанной Моро в главной роли была изъята продюсером и до сих пор остается недоступной для зрителей и киноведов.

«Мешку без дна» повезло больше, хотя рождался он в муках. Достаточно сказать, что за годы работы сменилось восемь операторов — кажется, уникальный случай в истории кино. Но единый визуальный стиль при этом выдержан от первого до последнего кадра. Контрастное черно-белое изображение играет солнечными бликами и тенями — похожая картинка была и в «Нечаянных радостях», где воссоздавались образы немого кино.

Еще в юности вдохновленный эстетикой начала XX века Хамдамов остается верен ей и по сей день. Но новый фильм живет вне времени и исторического стиля. По отдельным фразам в диалогах мы понимаем, что действие вроде бы происходит в последней трети XIX века, однако офицеры решают задачки по высшей математике, а Светлана Немоляева в роли сказочницы надевает нос, как у Буратино в советском фильме. Сочетание несочетаемого — и в саундтреке: сладостные мелодии романтика Эдварда Элгара чередуются с авангардными «жужжаниями» нашего современника Дмитрия Курляндского.

Впервые лента была показана летом — на Московском кинофестивале, с которого создатели увезли второй по значимости приз: «Серебряного Георгия». Режиссер-перфекционист, однако, взялся доделывать картину и только теперь наконец раскрыл свой «Мешок без дна». А уж что искать в этом мешке — несметные сокровища или кислый лимон — зритель решит сам.

Андрей Туманов, 15 января 2018
https://iz.ru/694584....ostiami
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:46 | Сообщение # 11
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Шахерезада в лесу Аполлона

Каждый фильм Рустама Хамдамова имеет драматическую биографию. Новая его картина "Мешок без дна" участвовала в конкурсе Московского фестиваля и выходит в прокат 18 января.

Кинотеатр Рустама Хамдамова я бы сравнил с эхом – эхом Серебряного века. Несмотря на всячески подчеркиваемую центонность, а даже название нового фильма, позаимствованное из "Сказок тысячи и одной ночи", является метафорой неисчерпаемости мировой культуры, – кинематограф знаменитого художника наследует "Русским сезонам". "Мешок без дна" продолжает цикл "Драгоценности", начатый картиной о похитительнице бриллиантов с Дианой Вишневой в главной роли. Здесь надо вспомнить славный постскриптум дягилевских реприз – балетную трилогию Баланчина: балет "Рубины" он поставил на музыку Стравинского. Фильм Хамдамова тоже имеет скрытый подзаголовок "Рубины", а чудесные костюмы Царевича и Царевны намекают на русское направление в творчестве композитора ("Петрушка", "Жар-Птица"). Можно вспомнить и незавершенную оперу Пономарькова и Мих.Кузмина "Сестрица Аленушка и братец Иванушка", которую авторы писали в голодные годы военного коммунизма. Потому столь естественны маленькие чудеса в фильме: грибы-гимнасты, медведь в лунном лесу, дети, плывущие в гробике посуху, лесная ведьма (Алла Демидова), могущая оживить мертвеца. Символику же бездонного мешка усиливает батарея опустошенных бутылок, метафорически сравниваемых с тремя чеховскими сестрами и Катериной из "Грозы" (автор сообщает, что вычитал эту идею у Моранди).

О сущности этого в высшей степени художественного фильма можно сказать словами Евгения Харитонова, который сотрудничал с Хамдамовым в работе над погибшей картиной "Нечаянные радости" (1972): "На ковре ни за что пролилась кровь царя. И так узор говорит, ткачи потом разобрали: один раз на мне кровь, потом сто лет любви, кровь – любовь любовь любовь, кровь – любовь любовь любовь. Договор".

Обрамление сказочной истории "Мешка" создано в декорациях Российской империи, костяк которой вот-вот затрещит. Некую придворную даму (прекрасная роль Светланы Немоляевой), не чуждую оккультизму (намек на Вырубову), нанимает окружение одного из великих князей – вдовца, чью жену уничтожили революционеры. Возможно, перед зрителями травестийный вариант истории Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны, во всяком случае, повадки адъютантов выдуманного Романова намекают на пристрастия этого московского генерал-губернатора, при котором город стоял "на семи холмах и одном бугре". Великий князь впал в европейскую меланхолию и русский запой: дама приглашена, дабы развеять печаль плетением занимательных историй.

Героиня Немоляевой рассказывает сказку по канве Акутагавы, прежде поставленную прославленным Куросавой ("Расёмон"). В японской новелле расследуется загадочное преступление: убийство и изнасилование; автор предоставляет возможность изложить свою версию каждому участнику драмы: погибшему, его жене и разбойнику. В версии Хамдамова супружеская пара именуется Царевичем и Царевной; последнюю играет удивительно красивая в стилизованном русском платье Елена Морозова. Расследование, в общем, никому не нужное, проводит стражник-декадент в исполнении возможно лучшего актера поколения – Евгения Ткачука. Иконографически образ Царевича, привязанного к дереву и убитого стрелой, соотносится со св.Себастьяном. И тут снова стоит вспомнить историю "Русских сезонов" – постановку "Мученичества Святого Себастьяна", драмы Д`Аннунцио на музыку Дебюсси, поставленную Рубинштейн, Бакстом при участии Дягилева. Часть действия этой драмы происходит как раз в лесу – "священном лесу Аполлона".

Но связь двух сюжетных линий носит не только механический характер. Кажется, вольный пересказ новеллы Акутагавы символически предсказывает гибель русской монархии. Японский сюжет есть напоминание о проигранной русско-японской войне, а любовный треугольник Разбойника, Царевны и Царевича переносит в условные декорации роковые отношения последней императорской четы и Распутина. Более того, ближе к финалу картины Царевна становится едва ли не воплощением России. Рассказчица и слушатель увлеченно спорят, утопится или не утопится Царевна, и договариваются, что не утопится. И действительно, Царевна Россия не думает кончать с собой, но восклицает: "Ведите меня – куда хотите!"

Константин Львов, 17 января 2018
https://www.svoboda.org/a/28912393.html
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:47 | Сообщение # 12
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«МЕШОК БЕЗ ДНА»: ВЕЛИЧАЙШИЙ ШОУМЕН

Новую работу Рустама Хамдамова, который снимает приблизительно раз в эпоху, публика приняла неровно: на фестивальной премьере (ММКФ, что характерно) те же люди, что толкались, пытаясь пробиться в зал, к третьей трети показа толкались уже на выходе. Восторгов, впрочем, тоже было достаточно. В итоге «Мешок без дна» вышел экстраограниченным прокатом, но ничего трагичного в этом нет. Мало существует явлений более подходящих для определения «вещь в себе». Это кино ни в ком особенно не нуждается. И, тем не менее, оно призвано делать самое эмпатичное на свете дело — утешать.

На экране эволюция образов «Анны Карамазофф» и «Вокальных параллелей» — очередная магическая старушка неземной красоты с луной во лбу (Немоляева), царевна в кокошнике с газовыми крыльями (Морозова), лощёная офицерская челядь. Народ — типа грибы, на этот раз буквально. Но теперь действо заметно возвышается над прежними жанрами: эстетство более ничем не стеснено, нет тревоги житейских драм, нет игрушечности водевиля, оперы или немого кино. Теперь всё по-настоящему — в абсолютной реальности транслируемого сна, в идеальном жанре придворной сказки. Старушка-экстрасенс, она же поэт, она же шпион, маг и шарлатан, фрейлина и шут, выводит императора из затянувшегося запоя. У неё есть все средства: древнее предание с детективной закваской, афоризмы с житейской мудростью, предсказания, немного отрезвляющей критики. Как профессиональная Шахерезада, она знает, что с высокородным клиентом нужно блюсти баланс, не впадая ни в заискивание, ни в патронаж.

Мы же привыкли, что кино нас либо развлекает, как раб, либо поучает, как наставник. Тут другая цель, тут — утешение, и зрителя это может сбить с толку (что зачастую и происходит). Так же как императора, потерявшего мать и последнюю мотивацию жить, можно лишь отвлекать от реальности, слегка убаюкивать, немного удивлять, временно заживлять раны декоративными чудесами и ложными надеждами, так и зрителя Хамдамов предпочитает уводить из его «сегодня», заговаривая, завораживая, нагораживая всякую всячину из своего бездонного мешка. И всё это в утрированности черно-белого экрана, в безопасном двойном удалении: люди прошлого думают о прошлом. Если точнее — герои при дворе Александра II (материальный комфорт и террористическая тревожность эпохи нам близки) фантазируют на тему древнерусской тоски, завидной средневековой жизни, когда богатых людей было три человека на всю страну и каждое их движение превращалось или в героизм, или в трагедию.

Повседневность и её ужас в таких мощных фильтрах вымываются начисто, остаётся только извечный, непреходящий глянец: сливки высокой культуры, декоративные искусства, классовый снобизм, салонная музыка, концептуализм, национальные традиции, телесное совершенство, эстетизированные любовь и смерть, и жемчуга, жемчуга… В сцене, где Разбойник (Плетнёв) ртом снимает шесть-семь подозрительно однотипных колец с пальцев Царевны (Морозова), я всерьёз задумалась, а не реклама ли это всё какого-нибудь Pomellato?

В определённом смысле «Мешок без дна» это чистый фэшн. Фэшн никогда не ставит цели создать что-то новое. Он всегда inspired by. Он берёт все лучшее, созданное человечеством, от Врубеля до Триера, от Билибина до Кунса, от Островского до Акутагавы — и щедро посыпает бриллиантами. Можно сказать, что это буржуазно и пошло, а можно — что красиво. Можно сказать, что это вторично, а можно — что это форма уважения. В «Вокальных параллелях» сказано: «Нет ничего более естественного, чем питаться другими, в этом смысл искусства». Дальше, правда, говорится, что лев состоит из переваренной баранины, а кто тут лев и кто барашки — вопрос сложный. Да не суть. Главное, что как глянцевый журнал с фотографиями людей и вещей, которые вам не доступны, утешает после тяжёлого рабочего дня, так и «Мешок без дна» на время, если вы позволите себе расслабиться и перестать судить по гамбургскому счёту, непременно вас утешит. Душа нуждается в красоте, красота не нуждается ни в чём. Пусть в микродозах, пусть в микропрокатах, но такое кино просто необходимо, как необходимо лишнее. И когда выходишь с немного тяжелым чувством, мол, сказка кончилась и была лишь трюком, обманом, сворованным кольцом и перепёртой мелодией — нужно вспомнить, что это тот самый случай, когда никто ничего тебе не был должен. Утешение не продуктивно по своей природе. Оно просто делает так, чтобы на время полегчало — но это тоже благородная цель.

Забавно, что заходя в любой из трёх с половиной кинотеатров, где можно увидеть «Мешок без дна», неизбежно натыкаешься на плакат жиденького мюзикла «Величайший шоумен». Это название гораздо больше подходит Хамдамову — и в хорошем, и в плохом. Трудно представить автора, более увлечённого эффектностью, музыкальностью, узнаваемыми кодами, самим процессом действа, самой его жизнью. Но и полная неспособность порождать смыслы и выходить за рамки попурри, как и в любом нормальном шоу, — это тоже про него. И всё же, надеюсь, эпоха на его веку ещё поменяется, и будет ещё хотя бы одно, словами Хармони Корина, «лучшее на свете шоу в полупустом зале».

Оля Касьянова, 18.01.2018
http://kinochannel.ru/digest/meshok-bez-dna-velichajshij-shoumen/
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:47 | Сообщение # 13
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
«Фильм с глюками»: Что роднит «Мешок без дна» Хамдамова с Линчем и Миядзаки
Мария Кувшинова — об удачном черно-белом эксперименте автора «Анны Карамазофф»


Вчера в прокат вышел «Мешок без дна» Рустама Хамдамова — многоуровневый фильм, детективная история о мистическом убийстве царевича в лесу, рассказанная заскучавшему русскому князю во второй половине XIX века. По просьбе The Village Мария Кувшинова объясняет, как Хамдамов смог синтезировать европейские и ориенталистские мотивы и снять фильм, который, несмотря на свою экспериментальность, вряд ли даст зрителю заскучать и потянуться в карман за доступом к соцсетям.

Мы часто жалуемся, что кинематограф упрощается, что необычные проекты не могут найти финансирование и дорогу к зрителю. Но именно сейчас в полноценный прокат выходит черно-белый фильм Рустама Хамдамова, чья кинематографическая судьба представляет собой непрерывную катастрофу, длящуюся полвека (биография Хамдамова-художника, попавшего в коллекцию Эрмитажа, сложилась удачнее). Негатив его вгиковской короткометражки «В горах мое сердце» (1967) утрачен. Дебютная картина о Вере Холодной «Нечаянные радости» (1974) была остановлена и уничтожена, а потом заново снята Никитой Михалковым под названием «Раба любви». «Анна Карамазофф» (1991) после единственного показа на Каннском фестивале стала предметом затяжного конфликта между создателями и навсегда упокоилась в сейфе продюсера Сержа Зильбермана (ныне также покойного). Короткий бессюжетный фильм-концерт «Вокальные параллели» (2005) снимался десять лет и едва ли вышел за пределы фестивального контекста.

И вот — «Мешок без дна» (три сеанса в день только в петербургской «Родине»!), который, с одной стороны, разрушает миф о Хамдамове как о трагически непонятом и невозможном художнике, с другой — позволяет зрителю пережить опыт полноценного погружения в его мир, до того известный лишь по штрихам, обрывкам и цитатам, шляпкам Елены Соловей и образам молодой Ренаты Литвиновой.

Один из таких обрывков — короткометражка «Бриллианты. Воровство» (2010). Фильм про девушку, похищающую блестящие камни из нэпманского ювелирного магазина, был показан в экспериментальной секции Венецианского фестиваля, в которой исследовалась связь кинематографа и других визуальных искусств, — но, вырванный из любого времени, он выглядел абсолютно чужеродно на фоне глитч-арта и других радикальных опытов по деконструкции языка кинематографа. «Мешок без дна» — вторая часть предполагаемой трилогии «Драгоценности», и на ранних этапах фильм фигурировал под названием «Яхонты. Убийство».

Действие происходит в двух пространствах и в двух эпохах: в России второй половины XIX века, где проницательная и саркастичная чтица (Светлана Немоляева) развлекает страшными сказками сильно пьющего князя, и в заповедном лесу, в котором витязь встречает разбойника, недавно совершившего нападение на царевича и царевну. Чтица — очевидная отсылка к Шахерезаде; бездонный мешок, который в воображении хвастливых обладателей может вместить все предметы мира, позаимствован из «Тысячи и одной ночи» — как и возникающие в самых неожиданных местах призрачные россыпи драгоценностей («Грезы милее действительности», — замечает один из героев, и эти слова могли бы стать слоганом фильма). История разбойника навеяна рассказом Акутагавы Рюноскэ «В чаще», некогда послужившим материалом и для «Расёмона» Куросавы (с ним, как и с Хамдамовым, кстати, работал Серж Зильберман).

Засунув руку в «Мешок», можно вытащить оттуда цитату из Борхеса, Ролана Барта или Тонино Гуэрры, из итальянского художника Джорджо Моранди (которого ценил Феллини), из Врубеля или «Утра в сосновом лесу» — еще лет 15 назад этот набор образованного шестидесятника выглядел бы комичным и старомодным, но сегодня иерархии рухнули, зритель сделался всеядным, а устаревшее в любой момент может быть заново открыто и оказаться на пике моды.

Вряд ли сам Хамдамов думал об этом, но в восприятии публики «Мешок без дна» встает в один контекст с черно-белыми ностальгическими экспериментами Гая Мэддина, или фильмами Дэвида Линча, или лесными медитациями Апичатпонга Вирасетакуна, или непредсказуемыми фантазиями Миядзаки — и выглядит на их фоне достойно. Это изобретательный, загадочный, затягивающий в свое пространство, синтезирующий европейские и ориенталистские мотивы, местами остроумный фильм с глюками, во время просмотра которого вряд ли захочется доставать мобильный телефон. Отдельное удовольствие — узнавать в героях с бородами и кокошниками, с лицами, озаренными неземным свечением, актеров, хорошо знакомых по российскому индустриальному кинопрому: Анну Михалкову, Кирилла Плетнева, Евгения Ткачука, Андрея Кузичева (последний особенно хорош в образе привязанного к дереву святого Себастьяна).

Угадывание цитат — возможный, но не единственный способ просмотра этой картины: даже показывая свою образованность, она милосердно позволяет отключиться от поля мировой культуры и отвлечься на саму себя — на человека в костюме медведя, неуклюже перелезающего через бревно, на гимнастические упражнения людей-грибов, на черные шары, парящие в небе, на ультразвуковое жужжание насекомых в лесу, на черную фигурку Светланы Немоляевой — платье в пол, — уезжающую в снежную даль на деревянных лыжах.

Мария Кувшинова, 19 января 2018
https://www.the-village.ru/village....bez-dna
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:48 | Сообщение # 14
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Грибы не мы: кинокритики о том, как стоит понимать «Мешок без дна» Рустама Хамдамова

В избранных кинотеатрах идет первый за 13 лет большой фильм режиссера Рустама Хамдамова со Светланой Немоляевой, Аллой Демидовой и Анной Михалковой в главных ролях. Поход на это кино — особый опыт. «Афиша Daily» спросила кинокритиков, как стоит понимать Хамдамова?

Афиша Daily

Сказочный долгострой одного из самых загадочных российских режиссеров Рустама Хамдамова, с которым любят работать Рената Литвинова, Андрей Кончаловский и другие видные кинематографисты. Начиная с потери оригинала его студенческой работы «В горах мое сердце» на каждом его фильме всегда что-то идет не так: дебют по сценарию Кончаловского свернули и пересняли в виде «Рабы любви» Михалкова, «Анну Карамазофф» арестовал продюсер, «Вокальные параллели» снимали девять лет. «Мешок без дна» тоже долго и многострадально не могли довести до финальной версии. Между тем Хамдамов — наш хтонический Дэвид Линч — не режиссер, а скорее художник с мощным визуальным стилем, который вместо духов из Черного вигвама похожим образом работает с русским инфернальным пространством. Лента «Мешок без дна» (изначально называлась «Яхонты. Убийство») выглядит так, как если бы Дэвид Линч переснял сказку «Морозко»: дети-грибы, убийство цесаревича, зло в лесной чаще, сцены, вызывающие недоумение и трепет. Лучшего трипа в похмельный январский день и не придумаешь.

Василий Степанов, Шеф-редактор журнала «Сеанс»

«Мешок без дна» — удивительное приключение в кинозале, но я бы ни за что не стал называть его хтоническим, проводить по разряду Дэвида Линча. Или пытаться дать происходящему разгадку. Да и ключи от Линча давно выбросил.

Безусловно, в фильме Рустама Хамдамова присутствует ощущение чего-то загробного, но только в той мере, в какой каждый кинофильм — это загробный поход, меланхолия, данная нам в ощущениях: обещание рая на титрах, разочарование (или все-таки рай?) и финальное погружение в темноту зала.
Десятиголовый рассказ в рассказе обнажает магические свойства кино: путаются рассказчики, путаются звуковая и световая дорожки, путаются мысли. И в этой путанице рождается некая иллюзия смысла — сеанс. Кино не лыжня, на которую в финале встает героиня Светланы Немоляевой, а что-то почти неуловимое, не приспособленное для понимания (что там увидишь, засунув нос в люстру?) и в то же время предельно явное. Все фильмы-призраки Хамдамова свидетельствуют о существовании какого-то иного мира позади экрана, пытаются пропеть, прошептать — что же начинается там, где обрывается прихотливая, но четкая линия рисунка. Но мы не то что глуховаты, а слишком увлеклись наблюдением за грибами-гимнастами.

Юля Гулян, Автор glukk.com

Рустама Хамдамова за его пристрастие к ретро принято сравнивать с Раулем Руисом и Гаем Мэддином, а по-моему, Хамдамов — это современный Параджанов, бриколер до мозга костей — смело заимствует отовсюду (источники цитат не важны — понимай как хочешь). Притом все делает своими руками — от шляп для «Дворянского гнезда» Кончаловского до бумажных штор в «Мешке без дна» — и хулиганит: ну кто бы еще поставил Немоляеву на лыжи! Если в России есть кэмп, то это «Мешок без дна»: здесь стиль побеждает содержание, эстетика — над моралью. Фильм основан на рассказе Рюноске Акутагавы «В чаще леса» — это вторая часть «Расемона», и Хамдамов сделал все, чтобы отличаться от Куросавы. Теперь свидетели известных событий — грибы, Баба-яга (Алла Демидова), царевич и царевна. Дивы Золотого Голливуда в дворцовых анфиладах, мишки в сосновом бору, святой Себастьян и драгоценности везде: каждая сцена «Мешка без дна» — как отдельная сказка «Тысячи и одной ночи», которую рассказывает императору Александру II Шахерезада-фрейлина — потрясающая Светлана Немоляева в образе голливудской кинозвезды 1930-х. «Мешок без дна» — это барокко в первоначальном смысле слова: погружает зрителя в странный мир иллюзий, в непрестанное ожидание чуда. Здесь избыточные до фантасмагории образы диктуют события, сплетаются в абстрактные узоры — для кинематографа с его конкретикой фактуры это эффект уникальный. А вдруг это тот самый волшебный ковер из так и не завершенных «Нечаянных радостей» Хамдамова, который мало того что неземной красоты, так еще и может спасти нас всех от хаоса и упадка. А там, глядишь, и русское кино подтянется.

Ольга Касьянова, Автор журнала «Сеанс»

Наверное, сам вопрос, как понимать Хамдамова, возник, потому что зрительская аудитория привыкла, что кино нас или развлекает, или поучает. Когда задача другая, начинаются когнитивные проблемы. «Мешок без дна» открыто заявляет, что его цель — утешение. Красивые древние времена, животные страсти и загадочные убийства — все это на безопасном расстоянии сказки, рассказанной в безопасном пространстве позапрошлого века. Без всякой спешки, немного убаюкивая (но и без какого-то запредельного занудства и алогичности, которые фильму приписывают примерно те же люди, у кого на третьем сезоне «Твин Пикса» взорвалась голова), бабуля-экстрасенс, она же сказочница, маг, поэт, шут, шпион и шарлатан, утешает сильно пьющего князя, потерявшего мать и какой бы то ни было интерес к существованию. Когда пить больше нет сил и здоровья, ее сказки о былом — это необходимое бегство от реальности. Как и декоративное эстетство, и столоверчение, и афоризмы, и контролируемые сновидения. Столь же непродуктивно, как и алкоголизм, но значительно красивее. Хамдамов предлагает зрителю свое кино, чтобы выключиться из сегодня и хотя бы некоторое время побыть в состоянии миража и покоя. Все что нужно — немного расслабиться, расфокусироваться. И ничего не ждать, конечно. Представьте, что смотрите блистательный полнометражный рекламный ролик ювелирки, и получайте удовольствие.

Алиса Таежная, Кинокритик Wonderzine, The Village, «Афиши Daily»

Главное свойство «Мешка без дна» — этот фильм живет совершенно против законов и темпа нашего времени, отрицает топографию текущего кино, замирает, никуда не торопится и заговаривает с вечностью. В нем не хочется искать логику, нет большого смысла определять сюжет и ставить в смысловой ряд с чем-то похожим и напоминающим. Фильм, сделанный не для принятия и чужих поглаживаний, а просто существующий сам для себя, — этого в кино на русском языке ужасно не хватает: именно это свойство делает «Мешок» волшебным и бесконечным, нездешним. Посылкой из другой эпохи и типа мышления. Вкрадчивый фильм о конечности и поиске других измерений местами смотрится как царские главы «Ассы», местами как сказки Роу, пересказанные Константином Богомоловым, местами как фантазии Павла Пепперштейна — святого Себастьяна, прибитого стрелами к дереву в средней полосе, и людей-грибов, безусловно, надо было дождаться.

Алексей Артамонов, Кинокритик, редактор сайта syg.ma

В одном советском фильме-сказке, рассказывает Хамдамов, фигурировали мужчины-грибы, увидев которых Феллини воскликнул: «Чистый сюрреализм!» Спору нет. Но достаточно ли этого ярлыка из истории искусства, чтобы описать творчество самого Хамдамова и его «Мешок без дна», где грибы-гимнасты соседствуют с Шахерезадой, а эстетика Билибина с фабулой Рюноскэ Акутагавы, лежащей в основе еще одного фильма — классического «Расемона» Куросавы? Французский сюрреализм был визуальным воплощением работы бессознательного. Сюрреализм Хамдамова — штучная работа ювелира, способного превратить в драгоценность все, к чему он прикасается, будь то старая брошка, сказки «Тысячи и одной ночи» или бумага для автозапчастей, с его легкой руки становящаяся царской портьерой. Не логике, даже сновидений, подчинены его фильмы — в них царствует вкус, который он сам определяет как правильно дозированное соединение мощных архаизмов с вульгарной современностью. Однако есть в них одно неизменное ядро, вокруг которого вращаются его визионерские фантазии. Это смерть, которая неизбежна.

«Мешок без дна» — возможно, самый личный фильм Хамдамова. Его альтер эго там — конечно, фрейлина царского двора в исполнении Немоляевой. Она галлюцинирует странными образами и увлекает Великого князя сказками, получая плату за смерть в повествовании — одну за вечер. Рассказ, в который можно провалиться, как в бездонную пропасть, рождается из предощущения собственной гибели. Когда она придет, рассказывать о ней будет уже некому.

Сергей Дешин, Автор онлайн-журнала Cineticle

Хамдамов из тех священных советских авторов, которые со всем своим элитарным трепетом произносят слова «гений», «Тайная вечеря», «художник». Для них все эти внутренние думы вечного важнее насущного — они собирают репродукции (или уже оригиналы?) Пикассо и не замечают времени, в котором обитают: ни ГУЛАГа, ни перестройки и крушения Союза, ни прихода свинцовой олигархии, ни уже сегодня арестов своих коллег. Им, как и Михалковым, хорошо во все времена. Они ревнуют к заграничной славе Тарковского, фестивальным победам Сокурова и Звягинцева, но сами до гроба будут помнить депеши Висконти — Антониони — Феллини. И все время живут не в своем времени. Они, как правило, выше всего. Они говорят со звездами — только на уровне звезд. Но стоит приглядеться повнимательнее — шляпки для Кончаловского, сумочки для Жанны Моро и Ренаты Литвиновой, — в этом банальном фетишизме и есть весь гений Хамдамова.

В своем новом произведении — первом за 13 лет — Хамдамов со старческой верностью (она же детская наивность) вольно пересказывает сюжет «Расемона» (ведь со времен Куросавы и Пикассо современное искусство все ничтожнее?), смешивая с вольной фантазией о русской сказочной азиатчине, наполняет аллюзиями на Караваджо и прочим бэкграундным любого ленинградского интеллигента, который предпочитает не Горького, а Дягилева.

Уже полвека биографам Хамдамова остается вспоминать похвалы Антониони и Феллини его первой картине «В горах мое сердце». С тех пор никто из других коллег не присоединился к ценителям Хамдамова. Ни Зиберберг, ни Рауль Руис, ни Гай Мэддин, ни Дэвид Линч или Вирасетакун с Питером Гринуэем. Ни одного самобытного визионера второй половины XX века, которым, кстати, в отличие от Хамдамова ни время, ни история, ни какие другие трудности не мешали в итоге реализовывать то, чего им одним хотелось.

Сегодня не надо никакой смелости, чтобы сказать, что тот же Гринуэй или какой-нибудь Йос Стеллинг — это, простите, списанные режиссеры, которые не только от критиков, но и от своих давних поклонников давно получают только чувство жалости. Но написать в наше время про «ненужность» и «жалость» доморощенного гения Хамдамова — это ведь значит обидеть художника.

И ведь он настолько элитарен во всем, что неудобно просто быть рядом, просто указать в сторону — как современно, как умело тот же Линч в третьем сезоне своего великого сериала только и делает, что пересказывает с прямыми визуальными цитатами «Орфея» Кокто. Быть вне времени не значит оставаться при этом не современным. Сегодня, чтобы полюбить сюрреализм Хамдамова, надо самому будто стать на полвека или лучше на целый век старше, надеть консервативную маску Бретона.

А то, что этот художник премируется на домашнем ММКФ (впрочем, и тут Хамдамов выше того, что есть унижение для любого большого режиссера), не может всю свою жизнь завершить ни одного своего полного метра, — об этом факте всегда у нас говорят только в трагических и загадочных интонациях о роке художника. А попытаться выдвинуть догадку, что Хамдамов — мастер короткой формы? Что вся его творческая самобытность вольно дышит и магией, и киногенией именно в маленьких работах. В то время как любая большая картина становится свидетелем не трагического мифа, а его катастрофы в самом простом изводе как профессионала, как ремесленника, а значит, и как творца. Трагедия Хамдамова не в том, что он не понят, не в том, что он полностью не состоялся на целлулоиде, трагедия всей жизни — это когда ты занимаешься не своим делом. 15-минутные «Яхонты» (другое название «Рубины», из которых потом и родился новый фильм) не нуждались в этой безмерно нудной, по-настоящему графоманской и, в общем-то, образцовой пошлости, что веет от «Мешка без дна».

19 января 2018
https://daily.afisha.ru/cinema....mdamova
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:48 | Сообщение # 15
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
"Мешок без дна" Рустама Хамдамова: восточные грезы русских князей

Несмотря на то, что все овации на этой неделе бесспорно достанутся «Форме воды» Гильермо дель Торо, триумфатору прошлого Венецианского кинофестиваля, вышедшему в российский прокат, в кино есть повод выбраться как минимум еще раз: в прокат вышла изысканная черно-белая киносказка Рустама Хамдамова, одного из самых загадочных российских режиссеров. Он снимает кино с хладнокровной размеренностью – его фильмы выходят с разницей в годы, и фильмография насчитывает всего пять завершенных (но каких!) работ. Первая его короткометражка – «В горах мое сердце» – стала абсолютно показательной в своем чутье работой третьекурсника ВГИКа, и дальше – больше: «Анна Карамазофф» с Жанной Моро, «Вокальные параллели» и «Бриллианты» с Ренатой Литвиновой.

Каждый из этих фильмов ждала своя незавидная судьба на родине: запрет или долгое пребывание «на полке». Очевидно, само имя Хамдамова есть оппозиция кинематографу, который призван развлечь незамысловатой историей и удобоваримыми метафорами, но на единственном показе «Мешка без дна» на Московском кинофестивале за местами в зале стояла очередь, выходящая далеко за пределы кинотеатра «Октябрь».

«Мешок без дна», новая работа Хамдамова, являет собой весьма вольную интерпретацию рассказа Рюноскэ Акутагавы («Расемон» Акиры Куросавы был снят именно по нему). Впрочем, то, что мы видим на экране в затейливой подаче волшебника Хамдамова, на деле довольно далеко от оригинального текста и становится диковинным переплетением яви и сна, грез своих и нечаянно присвоенных – подсмотренных, подслушанных, случайно вычитанных между строк для посторонних глаз. Что касается сюжета, то формально мы -- во времени правления Александра II, следим за тем, как приглашенная издалека чтица (одна из самых изысканных ролей Светланы Немоляевой) развлекает князя-вдовца сказками из «Тысячи и одной ночи», рассказывает о далеком XIII веке, подсматривая детали историй в люстре при помощи бумажного колпачка. Сущая нелепица? Пожалуй. Да только от нее не оторвать взгляд.

Парадоксальным образом самым трезвым и одновременно отрезвляющим ходом оказывается не поиск глубинных смыслов и выслеживание поворотов сюжета, сравнение оригиналов и копий или выверка соответствий. Чего-то, хоть отдаленно напоминающего внятный сюжет, зритель так и не дождется. Но наслаждение самим визуальным образом, картинкой, намеренно не стыкующейся с языковым рядом, чистой литературщиной, которой с щедрой руки режиссера полон «Мешок без дна», становится благодатным занятием даже для неискушенных. Зритель будет сполна вознагражден чудесами, непроизвольно зажмуриваясь от света, льющегося через водную гладь, зеркала, драгоценные камни и винные бутылки, сошедшие с полотен Джорджо Моранди. Японские архетипы уже неотделимы от русских, и сколь поразительно это товарищество, пробивающееся одновременно сквозь шляпки грибов, мечи самураев и образ Бабы-Яги. Столь отличный от того, чего мы привыкли ждать от русского кино, вычурный, старомодный и помпезный, этим сочетанием не оставляющий ни единого шанса пройти мимо, «Мешок без дна» зачаровывает аллюзиями и двоякими прочтениями, которым на самом-то деле в определенный момент перестаешь придавать так много значения. Для рефлексии сновидения необходимо проснуться. Пока вы погружены в магию рассказываемой сказки, вам противопоказано рассуждать.

Ильина Ксения, 20 января 2018
https://sobesednik.ru/kultura....knyazej
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:49 | Сообщение # 16
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Рецензия на фильм «Мешок без дна»

Непривычное прочтение классического детективного сюжета, обрамленного в уникальную визуальную обложку, обретшего новую почву и сменившего время и эпоху.

Бредущий через лес витязь натыкается на следы странного преступления – в чаще убит царевич, шедшая с ним девушка изнасилована и избита, неподалеку разбойник подсчитывает барыши и зализывает раны. Богатырь пленит разбойника, но из его рассказа сложно понять, что же произошло на самом деле, нужно услышать версию девушки, с помощью бабки-ведуньи поговорить с мертвым царевичем, а затем сложить все полученные детали пазла в единую картинку. Этим и занимается скучающий Великий Князь, к которому с любопытной историей-загадкой заглянула таинственная рассказчица.

Не стоит тщетно морщить лоб в попытках вспомнить, что же так неуловимо напоминает сюжет «Мешка без дна» режиссера Рустама Хамдамова, автор настолько витиевато скрывает первоисточник своего вдохновения, что без специальной подготовки или своеобразного спойлера обнаружить его довольно сложно. А между тем «Мешок», ни много ни мало, является парафразом знаменитого «Расемона» Акиры Куросавы – обе картины за основу сценария взяли повесть «В чаще» Рюноскэ Акутагавы. А это значит, что зрителя нового российского фильма ждет удивительное погружение в мир грез, воспоминаний и даже лжи нескольких персонажей, рассказывающих одну и ту же историю с различных точек зрения.

Впрочем, «убийство в чаще» – лишь один из слоев повествования картины, сама история о витязе, разбойнике и мертвом царевиче является «фильмом в фильме», о загадочном преступлении заинтересованному слушателю рассказывает таинственная чтица, не то пересказывающая старинную притчу, не то черпающая вдохновение из воздуха, не то подглядывающая сюжет в параллельных мирах через удивительные приспособления и изобретения. И все это выполнено в завораживающей манере авторского черно-белого кино, переполненного деталями, молчаливыми второстепенными персонажами и внезапными переходами из одной новеллы в другую – зритель словно находится на грани сна и бодрствования, «Мешок без дна» напоминает дремоту, состояние, в котором разум создает особенно причудливые образы.

Особенной атмосферы ленте добавляет обращение к двум разным временным пластам – встреча старушки-рассказчицы и коронованной особы происходит в эпоху, напоминающую Россию Александра II, а детективный сюжет забрасывает зрителя в Древнюю Русь, – и оба течения исполнены по-своему очаровательно, простота избушек сталкивается с великолепием дворцов, непритязательные рубища – с пышными мундирами, аскетизм – с царской роскошью. «Мешок без дна» – это, в принципе, визуальное пиршество, временами удивляющее, временами ставящее в тупик, временами возбуждающее какие-то невидимые энергетические поля. В фильме то и дело угадываются нотки всего лучшего, что есть в русском искусстве и истории, – в нем то читаются интонации Киры Муратовой, то вдруг проскальзывает что-то чеховское, в образах угадываются то лики Веры Холодной, то рублевские образа. А увенчано это все загадочными людьми-грибами, отсылающими зрителя к Стране восходящего солнца, подарившей миру удивительный сюжет.

Не трудитесь подходить к фильму Хамдамова с привычными линейками рационального мышления, циркулями стандартов написания сценариев или транспортирами выстраивания кадра, «Мешок без дна» – кино, обращающееся к иным органам чувств или даже к душе напрямую, такой фильм либо моментально отторгается, либо затягивает в воронку своей червоточины так, что гравитация произведения не позволяет вырваться, сделать вдох или широко открыть глаза. Это несколько иное кино – авторское, фестивальное, визуальное, экспериментальное, но при этом однозначно одухотворенное, выстраданное и снятое на пределе эмоций. О том, что это не пустая трата пленки, легко догадаться даже по актерскому составу – ведущие роли в картине исполнили Светлана Немоляева, Алла Демидова, Кирилл Плетнев, Евгений Ткачук, такие люди понимают, за что берутся.

Но и в то, что вы досконально разберетесь с тем, что увидите на экране, верить не стоит – мы погружаемся во внутренний мир автора, который он и сам-то не в силах описать доступными средствами. Но, следуя логике основного сюжета повести «В чаще», только всестороннее рассмотрение дела, только изучение всех точек зрения, только привлечение сторонних наблюдателей может дать сколько-то объективный срез действительности. Вот этот срез и должны сделать зрители. Сделать и оценить труд сценариста и режиссера, чтобы напитать автора вдохновением для последующих творений.

Евгений Ухов, 21.01.2018
https://www.film.ru/articles/ubiystvo-v-sosnovom-boru
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:49 | Сообщение # 17
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Код в мешке
На экранах "Мешок без дна" Рустама Хамдамова


Его биография и творческий путь овеяны легендами. Рустам Хамдамов учился во ВГИКе у Григория Чухрая. Подавал большие надежды в качестве кинорежиссера, но состоялся в искусстве главным образом как художник. Живописные работы Хамдамова хранятся в Третьяковской галерее, Эрмитаже, в частных коллекциях по всему миру. Что касается кино, то с ним у Хамдамова сложился какой-то странный и мучительный роман. Принято говорить о гениальности Хадамова-режиссера, но очевидных доказательств тому не так уж много…

Его первая работа - студенческая картина "В горах мое сердце" -- не сохранилась, негатив оказался утерян. Фильм "Нечаянные радости" по сценарию Андрея Кончаловского не был закончен, пленку смыли, молодой Никита Михалков, спасая киностудию, переснял кино под названием "Раба любви".

Перестроечная картина Хамдамова "Анна Карамазофф" с Жанной Моро в главной роли была показана на Каннском кинофестивале, лавров не снискала, затем ее спрятал в сейфе французский продюсер, похоже, навсегда. Относительно недавние "Вокальные параллели" и "Бриллианты" были показаны на фестивалях, но в прокат не вышли.

По сути, "Мешок без дна", премированный на Московском кинофестивале (Спецприз жюри), - первая картина Хамдамова, которая прорвалась к зрителям. Предвижу, не столь уж многочисленным…

По замыслу Хамдамова, фильм является экранизацией новеллы японского классика Акутагавы "В чаще", уже однажды перенесенной на экран Акирой Куросавой (фильм "Расемон"). Сказать по совести, без специальных предуведомлений догадаться об этом трудно, а то и невозможно. Ни по содержанию, ни по стилистике "Мешок без дна" не имеет ничего общего с этими общепризнанными шедеврами.

Действие из Японии перенесено Хамдамовым на российскую почву, весьма, впрочем, условную. Вместо самурая и разбойника в фильме "Мешок без дна" появились, с одной стороны, персонажи русских народных сказок - царевна (Елена Морозова), царевич (Андрей Кузичев), Баба-Яга (Алла Демидова), с другой - персонажи сказок восточных. Так, после длинного и чрезвычайно живописного пролога фильм открывает некая фрейлина царского двора, выполняющая функции Шехерезады (Светлана Немоляева), которая на ночь рассказывает скучающему то ли императору, то ли Великому князю (Сергей Колтаков) страшные истории из прошлого.

Век XVIII и век XIII, царские апартаменты и лесная чаща прихотливо сменяют на экране друг друга, рождая в кадре всевозможные стилевые, жанровые контрасты. И вся эта чересполосица вдобавок приправлена звучащими цитатами из Хорхе Луиса Борхеса и Ролана Барта, визуальными цитатами из шедевров мирового кино от Жана Виго до Микеланжело Антониони, живописными аллюзиями от Васнецова до итальянца Джорджо Моранди, рисовавшего запыленные бутылки, которые "пылятся" и в кадре хамдамовского фильма. Причем и зачем здесь бутылки - бог весть. Но, наверное, так надо…

Человек феноменально образованный, Хамдамов изобильно, щедро, безоглядно, как из бездонного мешка, достает и выплескивает на экран бурный поток аллюзий, ассоциаций, зачастую понятных, похоже, только ему одному. В лучшем случае - еще и членам его команды. Пять операторов, задействованных на съемках фильма, работа над которым шла долгих пять лет, показывают на экране образцы какой-то фантастической, давно не виданной мною в кино красоты.

Неожиданные ракурсы, тонкая игра света и тени, эффекты сфумато…Это какое-то пластическое, визуальное пиршество, которым можно наслаждаться все полтора часа экранного времени, если, конечно, не делать попыток понять, что происходит на экране. Если не задумываться, что, к примеру, значат разгуливающие по экрану плюшевые медведи. Или люди-грибы, делающие в лесу гимнастические упражнения. Или уже упоминавшаяся фрейлина царского двора, зачем-то приделывающая себе длинный бумажный нос, как если бы она решила превратиться в Буратино…

Но, может, и не надо вникать в зигзаги практически отсутствующей драматургии, а тем паче искать в фильме скрытые смыслы, особенно если их там не окажется? Может, достаточно просто отдаться этому пленительному и вольному потоку художнического сознания, этому бездонному колодцу памяти, этим бессюжетным, волшебным черно-белым снам, которые приснились Рустаму Хамдамову? Иногда ведь случается, хотя и редко, что одни и те же сны снятся очень разным людям…

Леонид Павлючик, 22.01.2018
https://rg.ru/2018....va.html
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:49 | Сообщение # 18
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Бриллиантовая река
На экранах — «Мешок без дна» Рустама Хамдамова


«Мешок без дна» Рустама Хамдамова через полгода после мировой премьеры на ММКФ появился в российском прокате, диковинно смотрясь на фоне таких отечественных блокбастеров, как «Последний богатырь» и «Движение вверх». Историю вопроса рассказывает Андрей Плахов.

«Рассказать историю» — очевидный теглайн для этой картины, поскольку ее структуру формирует придворная фрейлина-чтица (стилизованная под голливудскую диву великолепная Светлана Немоляева), которая утешает потерявшего жену и тонущего в алкоголизме Великого Князя (эксцентричный в своем безумии Сергей Колтаков) занимательными историями с элементами хоррора. Эти истории ассоциируются со сказками Шехерезады из «Тысячи и одной ночи», в частности с одной из них, под номером 295: в ней фигурирует давший название фильму мешок без дна, который каждый рассказчик заполняет своими фантазиями.

С другой стороны, эта картина — вольная версия японского «Расёмона» Акиры Куросавы, который стал одним из главных киновпечатлений, сформировавших режиссерское поколение Хамдамова. Это уже десятая экранизация рассказа Акутагавы Рюноске «В чаще» и самая далекая от оригинала, от которого осталось только разбойное нападение в лесу с убийством и изнасилованием, данное в нескольких несовпадающих свидетельских версиях. Вместо японских самураев и их жен мы видим в «Мешке без дна» белокурого Царевича (Андрей Кузичев), пронзенного стрелами по подобию святого Себастьяна, Царевну в парчовом наряде, фате и кокошнике (Елена Морозова), Бабу-Ягу (Алла Демидова) и озерно-лесную «берендеевскую» популяцию, среди которой особенный наркотический эффект производят люди-грибы и мальчики-грибочки. Впрочем, радикальный переброс японского сюжета в мифологическое пространство русского фольклора, стилизованного под мирискусников, вполне отвечает методу Куросавы. Ведь это он экранизировал Достоевского и Горького, перенося действие в японскую среду и доводя до той степени художественного отстранения, которая позволяет добиться конгениальности.

Рустам Хамдамов вошел в кинематограф полвека назад легендарной вгиковской короткометражкой «В горах мое сердце», в которой он без преувеличения предвосхитил стилевую волну ретро не только в отечественном, но и в мировом кино. Основой хамдамовского стиля стал русский модерн, запечатленный в экранном искусстве салонными мелодрамами гения немого кино Евгения Бауэра. Именно этой эпохе и ее культовой героине Вере Холодной был посвящен проект, который Хамдамов начал реализовывать со своей подругой актрисой Еленой Соловей, но не довел до конца в экспериментальном хозрасчетном объединении «Мосфильма». Потом Никита Михалков, существенно трансформировав этот сюжет, снял «Рабу любви» с той же актрисой. К тому времени ретростиль стал уже общим местом, и особенная роль, принадлежащая в его образовании Хамдамову, размылась. Гораздо продуктивнее он оказался как художник: его рисунки можно встретить и в больших музеях, и, в изобилии, в частных домах Москвы, Рима и Парижа.

Когда в 1991 году в конкурсе Каннского фестиваля состоялась премьера следующей киноработы Хамдамова «Анна Карамазофф» с Жанной Моро в главной роли, барочную избыточность этой многострадальной ленты (точнее, ее рабочей версии, в спешке смонтированной по требованию фестиваля) было трудно воспринять публике и критике, уже пресыщенной постмодерном. Я сам был свидетелем этого единственного катастрофического просмотра; после него оригинал картины оказался в архивах французского продюсера, и его не удалось вызволить по сей день, несмотря на многочисленные попытки.

С тех пор травмированный этой историей Хамдамов еще больше, чем раньше, стал опасаться больших проектов, ограничиваясь фильмами-концертами типа «Вокальных параллелей» или серией экранных миниатюр о драгоценных камнях. Сначала были «Бриллианты» с Дианой Вишневой и Ренатой Литвиновой, потом возникли «Яхонты», и вот как раз из них вырос «Мешок без дна» — по сути, единственный и заверенный авторской печатью полнометражный фильм Хамдамова, доведенный не только до конца, но и до крайней точки присущего ему перфекционизма.

Конечно, это фильм-раритет, по сегодняшним меркам — предмет излишней роскоши. Черно-белое чудо, пронизанное волшебным светом и воскрешающее — как символ Серебряного века — эффект, который давало драгоценное серебро старой кинопленки. Привет от немого кинематографа: в его зазеркалье периодически проваливается картина Хамдамова, пока ее не вернет в современность характерный голос рассказчицы Немоляевой. Возбужденные критики принялись вставлять «Мешок без дна» во все возможные ряды режиссеров-визионеров — от Дэвида Линча до Рауля Руиса и Гая Мэддина, выискивать в нем сюрреализм и цитаты из Феллини. Все это, конечно, очень даже может быть, но по своему типу фильм скорее напоминает «В прошлом году в Мариенбаде» Алена Рене с его свободой внутренних взаимосвязей и настойчивостью, с которой движется камера по реке времени. Хотя действие происходит в лесу и у озера, течение фильма действительно подобно реке, несущей в своих глубинах и таящей в своих омутах утраченные драгоценности — бриллианты, смарагды, яхонты.

Андрей Плахов, 22 января 2018
https://www.kommersant.ru/doc/3526787
 
ИНТЕРНЕТДата: Понедельник, 20.05.2019, 20:50 | Сообщение # 19
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
Что рассказал дух покойного кинематографа?
О фильме «Мешок без дна» Руслана Хамдамова


По рассказу Акутогавы «В чаще» сняты уже не меньше десяти картин, разумеется, «Расёмон» Куросавы самая известная из них. Честно говоря, я, кроме неё, не видел остальных, как и большинство из вас. Но вот на экран выходит «Мешок без дна», фильм, который может показаться странным или нелепым, но определенно обладает магией. Можно спорить с тем, какое это кино и стоило ли его снимать… и кто его будет смотреть, но большинство творческих людей согласится, что перед нами удивительное, пусть и странное произведение экранного искусства. Именно экранного. Именно искусства. Это кино стоит смотреть на большом экране. Я крайне редко рекомендую кино для искателей чего-то нового. Здесь я с радостью это делаю.

Для меня это было вообще одно из самых сильных киновпечатлений. Как ни странно, наложившись на тоску и грусть, этот фильм развеселил меня и показался почти комедией настолько, что несколько раз я неприлично хохотал (почти один) среди серьёзных интеллектуальных зрителей в набитом битком крохотном зале кинотеатра так, что сидящая передо мной женщина попросила меня быть чуть сдержанней и воспитанней. Она была права. Конечно, это никоим образом не комедия, и смеяться здесь не очень принято, хотя толика заложенного авторского юмора в фильме очевидна. В игре с клише и образами «немого кино», и вообще, кажется, почти демонстративном пренебрежении массовым вкусом… Мало фильмов удаётся смотреть с таким любопытством. При почти полной невозможности предугадать логику создателя. В конце концов, в моём смехе был и смех над попытками сделать «другое кино», но это вызывало бесконечное уважение на фоне всего того, что снимается на конвейерах.

Вообще фильм проникнут намёками и полунамёками. В одной из сцен в монологе легко соединяются намёки на Чехова, Набокова, Островского в одной фразе… Разумеется, и перекличкой с «Расёмоном». Можно найти «отсылки» и к «Мишкам в лесу» Шишкина. Хоть к Вере Холодной. Друг мой, который смотрел через день кинохронику Москвы начала века, увидел в ней почти тот же финальный кадр из фильма. Женщина на лыжах. Где тут границы цитирования… В любом случае, это прекрасно.

Удивительная по атмосфере картина, которая втягивает в свой мир, чуть картинный, соответственно, даже не чуть, но очень сильно, но, как ни странно, сквозь это гадательное стекло мы начинаем разглядывать какую-то вещую правду про что-то, пусть и не очень понятно, что… Ритмы и пластика, полутени и шумы. Явное ощущение чего-то смутного. Метафизика повседневного. Клоунада мистического. Мировосприятие художника. Чистая визуальная кинопоэзия. Это загадочная вещь. В картине есть условный сюжет, как многое другое в фильме, импрессионистски размытый (фильм буквально пропитан в визуальном смысле бликами, мечущимися в удивительно выверенных композициях бликах и пятнах, цветах, дымках и навязчивой стилизации под немое кино, вообще ощущение картинной галереи не покидает на всё время просмотра). Место действия — какая-то условная, предреволюционная, императорская, почти «распутинская» Россия, где рассказчица историй рассказывает странные сказки, которые тут же воплощаются на экране с удивительным комизмом. Герои — то ли герои, то ли создатели. Но в сказке должна быть только одна смерть. Поскольку рассказчице платят по числу трупов. Какая горькая ирония, если вспомнить, каким количеством трупов обернулся XX век.

Тут же богатыри и царевны в веке этак XIII… Или это всего лишь вечные архетипы и образы искусства вообще? Постепенно всё это как-то «склеивается» через ассоциации вполне свободные. Скажем, великий князь, который любит грибы, и грибной народ, то есть люди, ходящие в шляпках на манер то ли японских (японская война, революция, да и сам Акутагава тоже), то ли вьетнамских, то ли просто нарочито игрушечно-детских… Как в детстве в песочнице под грибком. Конечно, здесь сплошь открытая условность, создатели буквально подсказывают текст своим героям, которые им вторят. А двигаются все почти как учил Мейерхольд. Ещё это и выставка костюмов и фактур. Платья шумят и волочатся по полу. Ветки качаются на ветру. Можно воспринимать это через близость к параллельному кино (с его «некрореализмом») или сюрреализму, или чему угодно ещё… Вплоть до Довженко. Многие образы настолько выразительны, настолько пластичны, что они почти побеждают любой возможный смысл, точнее, любую потребность в привычно организованном сюжете. Хотя, конечно, внутри фильма есть и притча про искусство, которое из лимона путника в пустом мешке может сделать целый мир, есть и авторское осмысления рассказа «В чаще». И образы любви и смерти. А где японцы, там и японская война и революция, и император в шахте… Тут уже и до смысла истории недалеко. А чего стоит один только образ девушки с крыльями? Насколько это проникновенно, насколько же и невыносимо неуместно в логике повседневности, в логике телевидения, Голливуда, рекламного клипа…

Местами звучат и философские мысли о природе фотографии. Короче говоря, для любителей артхауса здесь будет чем поживиться. Насколько это претенциозно? Каждый решает для себя сам. На мой вкус, это честное и интересное кино, для меня лично гораздо более близкое, чем подавляющее большинство фильмов, которые выходят на экран. Про телевизор я не говорю. Но я легко понимаю недоумение нескольких вышедших сегодня из зала зрителей. В самом деле. Фильм сталкивает нас со смутностью красоты, с обманом искусства, с иллюзорностью реальности (не про это ли в том числе и рассказ), с возмутительной наглостью художника из одного лимона в мешке сотворить целый мир, быть шутом, богом, поэтом… Не является ли любой художник чуть-чуть обманщиком, не скрывается ли за всем этим делом какая-то страшная авантюрная история…

Если под кино подразумевать сумрачное, но властное в свое визуальной власти искусство, то перед нами один из самых кинематографических фильмов последнего времени. Безусловно, рекомендуемый к просмотру всем, кому интересен поиск киноязыка. Местами гомерически смешной, местами неуклюжий, как ряженный медведь, который пытается забраться на дерево. Это тот редкий случай, когда хочется простить всё просто за величие замысла. И когда «недостатки» кажутся почти «достоинствами». Сумбурная нечёткая манера игры на грани манерности и самоиронии, постоянные переходы от одной реальности к другой, чрезмерно импрессионистская камера (которая граничит местами с гениальными попытками студента-первокурсника показать, что он может всё в одном операторском этюде). Фильм доказывает нам, что кино ещё живо и не превратилось окончательно в придаток реклам и американской драматургии. Впрочем, сходите и посмотрите. Хотя бы раз в жизни такое кино стоит смотреть. Может быть, будете ругаться, но никогда не забудете. То ли сказка, то ли анекдот, то ли сон, то ли такая былинная быль, что лучше бы и не знать этой правды про тайну жизни. С её спиритическими сеансами в тёмных кинотеатральных залах.

И святыми императорами в шахтах.

Дмитрий Тёткин, 2 февраля 2018
https://regnum.ru/news/2375831.html
 
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Copyright MyCorp © 2024
Бесплатный хостинг uCoz