Один из лучших фильмов нашего отечественного и мирового кино. На VI МКФ фильмов о свободе и революции в Сопоте (Югославия - 1977г.) - второй приз “Статуя свободы”. Приз за лучшее исполнение главной мужской роли - Б.Плотникову. На XXVII МКФ в Западном Берлине (1977г.) - приз “Золотой медведь”. Говорят, что Фассбиндер на этом фестивале назвал фильм профашистским. Премия ФИПРЕССИ. Премия ОСИК.

Зима 1942 года. Белоруссия. Двое партизан - старшина Рыбак (Гостюхин), человек бывалый, и артиллерист Сотников (Плотников), бывший учитель математики, получив задание найти продовольствие для оставшегося в лесу партизанского отряда, отправляются на хутор. Он оказывается сожженным, партизаны заходят в деревню к старосте, где разживаются бараном. На обратном пути в ночной перестрелке Сотникова, итак уже больного, ранили в ногу. Он хотел застрелиться, чтобы не попасть в плен, но промедлил. Рыбак не бросил товарища, вернулся, дотащил его на себе в избу, где жили трое детей с матерью. Там их и взяли в плен. Взяли и женщину, которая велела им прятаться на чердаке. Сотников, уже не жилец, будто перешагнувший порог жизни и смерти, находит силы вынести пытки. Он мужественно, почти с фанатичным блеском в глазах, напоминая чем-то Христа из “Евангелия от Матфея” Пазолини, ждет смерти. Он к ней готов. Рыбак же, здоровый мужчина в расцвете сил, страшно хочет жить и “из-за принципов кормить червей” не собирается. Он намерен “прикинуться”, даже пойти в полицаи, лишь бы выжить, сбежать и воевать дальше. На допросе Рыбак выгораживает старосту и женщину, попавших из-за них в беду, выкладывает всю информацию, зная, что проку от нее немцам будет мало, скрыв все, что могло иметь какое-то практическое значение. Сотников о такой тактике и слышать не хочет, даже не называет своей фамилии. В один подвал с ними кидают и старосту, и женщину, против своей воли спрятавшую их на чердаке, и еврейскую девочку. Старосте и женщине грозит виселица. Рыбак прямо говорит Сотникову о том, что если бы тот вовремя застрелился, он сейчас кормил бы бараном товарищей по отряду. После жуткой ночи в подвале всех ведут на казнь. Сотников кричит, что только он один виноват, что остальные должны быть отпущены, но его, естественно, никто не слушает. Ведет он себя героически. Рыбак в отчаянии, он согласен идти в полицаи, его освобождают. Во время казни он помог умереть плохо повешенному Сотникову, чем заработал похвалу одного из полицаев. Одна из женщин, когда он проходит мимо, называет его “Иудой”. Рыбаку очевиден кошмар его положения. Он пытается повеситься, но не получается…

Фильм заканчивается невыносимой душевной мукой Рыбака. Я помню, когда был маленьким, больше всего боялся, что, попав в плен к фашистам, не вынесу пыток и выдам, где штаб партизанского отряда. Авторы фильма не осуждают Рыбака, они просто строят крайне реалистичную, достоверную психологическую драму, рассказывая, как все было на самом деле. Предатели в этой картине предельно ясны - это Портнов, следователь в полиции, он допрашивал партизан - до войны закончил институт и работал лектором; бывший уголовник, а ныне веселый палач и полицай, который взял их в деревне. А вот Рыбак на предателя никак не похож… “Ничто не проходит бесследно, - говорит режиссер Л.Шепитько. - Одно оказывается примером для подражания, другое - жесточайшим уроком, который не забывается. С Портновым умрет все: и он сам, и его бесчеловечный мир. Сотников останется жить даже после смерти.”

http://www.kinobomba.net/news....01-1392

Интерес писателя Василя Быкова был обращён к сложным, запутанным человеческим судьбам. И ему оказывалась ближе, как художнику, история человека, который через малые компромиссы с собой оказывался предателем, нежели героический поступок другого («Сотников»). Кстати, Рыбака писатель осуждал, прежде всего, за измену себе, а не другим людям. Но хотя и самому Быкову, и нам, читателям, по-настоящему жаль Рыбака, мы вынуждены не ему, а Сотникову отдать своё человеческое одобрение. В повести «Сотников» Василь Быков решал неоднозначный конфликт на военном материале, и это вносило свои особенности. В современных условиях он практически неразрешим. Возможно, что сейчас не Сотников, а именно Рыбак стал бы героем — как человек, умеющий обходить опасности, не лезущий напролом. Но на войне конфликт мог быть решён только в пользу Сотникова.

А в фильме «Восхождение» Ларисы Шепитько любопытен пример превращения повести «Сотников» в притчу почти символического свойства. Литературное произведение являлось своего рода иносказательной параболой, где военная ситуация — как метафорический повод для исследования драмы человека, переступившего незримую черту между нравственным и безнравственным, духовным и бездуховным. Компромисс, вполне возможный в других условиях, оказывался непоправимой ошибкой, за которую уже нельзя было ничем расплатиться, даже собственной жизнью. Потеря «нравственного слуха» приводило человека к предательству. Но эту историю словно осветляла судьба Сотникова, способного поверять каждую жизненную ситуацию мерой духовности и потому остающегося стойким наперекор всему.

Однако в киноленте по сравнению с повестью, несомненно, смещены акценты. Прозрачные библейские аллюзии способствовали более определённой характеристике героев, разведению их на разные полюса человеческой нравственности. Частная история стала намекать на что-то большее, выходящее далеко за её пределы в пространство культурных и общечеловеческих архетипов. В результате получилась в какой-то степени абстрагированная притча о восхождении человека на высоты собственного Духа, о способности человека быть человеком в самых нечеловеческих условиях (без тавтологии здесь не обойтись).

И долго не давало покоя это принципиальное расхождение выдающейся повести с очень талантливой картиной, тем не менее, вызывавшей почти приступ ярости по отношению к фанатичному персонажу, который не только погиб сам, но и невинных потянул с собой на виселицу. А его навязчивое сравнение с Христом представлялось явно неоправданным — Иисус-то был распят в одиночку, Иуда же пострадал за настоящее предательство: выдачу своего учителя властям. Вот и Быков, называя повесть «Сотников» в соответствии с советской казуистикой, всё-таки главным героем считал Рыбака и описывал, по собственным словам, «трагедию человека, заплутавшего на войне», который пытался выжить во что бы то ни стало, но не заметил, как перешёл опасную грань.

Шепитько, напротив, сняла фильм об акте самопожертвования и передаче эстафеты будущему поколению, тому «мальчику в будёновке» (а кто бы ему позволил надеть её в условиях фашистской оккупации?!), который «со слезами на глазах» воспринимает героическую смерть Сотникова и тех, кто, к несчастью, оказался с ним в одном хуторском сарае. И трагическая музыка Альфреда Шнитке не может не вызвать зрительских слёз — но умом-то понимаешь, что эта сцена в «Восхождении» как раз и является, по сути, сомнительным примером эстетизации смерти, оскорбительного возвеличивания бессмысленных жертв ради одной слезинки мальчика в будёновке, которому якобы будет хорошо жить в его «завтра».

Лишь позже довелось узнать о том, что Райнер Вернер Фассбиндер, который сейчас стал запоздало модным в среде наших интеллектуалов, резко возражал против присуждения ленте Ларисы Шепитько главного приза на фестивале в Западном Берлине и даже грозился в знак протеста выйти из состава жюри. Вероятно, Фассбиндер смог со стороны гораздо сильнее почувствовать нравственную фальшь авторского посыла «Восхождения», где так и не было преодолено влияние общественной мифологии.

Ведь большинство героев советского кино стремилось умереть назло врагам, разорвав на теле последнюю рубашку (тельняшку). И государство, построенное на культе вхождения в рай по трупам (потрясающе точно всё это предсказал Андрей Платонов ещё в 1929 году в своём гениальном «Котловане»), изначально нежизнеспособно. Оно было мертво задолго до того, как издало последний вздох после мучительного умирания. Но всевозможные «мальчики в будёновках», которые продолжают появляться до сих пор, хотя коммунистическая империя уже рухнула, привыкли лицезреть на экране истории неоправданного героизма, халатного и преступного отношения к жизни каждого индивида. Советский классовый гуманизм был на деле одним из самых антигуманных, в том числе — по отношению к собственному народу. И именно он оказался абстрактным в отличие от западного, как раз обращённого к конкретному человеку.

Сергей Кудрявцев
http://www.kinopoisk.ru/level/3/review/854096/

Две тайны в жизни неразрывны – тайна рождения и тайна смерти. Прожить жизнь, только воспроизведя себя, – небольшое дело. А вот сможем ли мы что-то оставить после себя? Сможем ли доказать, что мы не просто биологический эксперимент? Если мы какую-то часть нашей энергии оставляем на благо людей, значит, мы уже не умерли, уже не напрасны.
Лариса Шепитько

Когда были они на пути, восходя в Иерусалим, Иисус шел впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе. Подозвав двенадцать, Он опять начал им говорить о том, что будет с Ним: вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам, и поругаются над Ним, и будут бить Его, и оплюют Его, и убьют Его; и в третий день воскреснет.
Евангелие от Марка

1976 год. Лариса Шепитько заканчивает «Восхождение» - фильм о войне, который неизбежно должен попасть на полку, потому что «вместо партизанской истории, - как считают контролирующие органы, - снята «религиозная притча с мистическим оттенком».

Картина на белорусском материале, по мотивам повести Василя Быкова «Сотников»… И муж Ларисы Ефимовны решается на отчаянный шаг. В обход «Мосфильма» он приглашает на специальный просмотр первого секретаря ЦК Белоруссии Машерова, по заказу которого он в это время сам снимает грандиозное военное полотно с апокалипсическим названием «Иди и смотри». Петр Миронович скептически смотрит на «бабью» режиссуру, но все же оказывает Климову такую любезность.

Плёнку привозят в Минск прямо из лаборатории, почти мокрую. Кое-как заряжают, и через двадцать минут уже ничто не может оторвать Машерова от просмотра. Где-то в середине фильма этот сильный человек, сам партизанивший, плачет, не стесняясь того, что в зале присутствует все руководство республики. По окончании он говорит минут сорок… Его речь взволнована, она одна из лучших, когда-либо слышанных Элемом Германовичем в адрес жены.

Через несколько дней «Восхождение» официально принято и без единой поправки. Лента имеет оглушительный успех и великолепную прокатную судьбу: в Риге она берет главный приз, на Берлинском фестивале – престижнейшую премию ФИНПРЕССИ; и в итоге закупается сорока странами мира.

После просмотров, там, где она представляет фильм сама, у себя ли на Родине, или за границей, к Шепитько подходят люди с заплаканными глазами и благодарят, благодарят…
- Таких партизан еще не было – говорят ей. Но Ларису волнует иное. Пытливо вглядываясь в глаза собеседнику, она обеспокоено спрашивает: "Но ведь это не совсем о войне. Вы поняли?"

Сотников: Я не предам. Есть вещи поважнее собственной шкуры...
Портнов: Где они? Ну что это? Из чего состоит?.. Это чушь! Мы же конечны. Со смертью для нас заканчивается все. Весь мир. Мы сами. Не стоит… Ради чего? Пример для потомков? Но героической смерти у вас тоже не будет. Вы не умрете, вы сдохнете как предатель. Не выдашь ты – выдаст другой, а спишем все на тебя; ясно?
Сотников: Мразь… Мразь человеческая.

Два партизана, бывший учитель Сотников и кадровый военный Рыбак, посланы за едой. В ночной перестрелке Сотникова ранят в ногу. Больной, измученный, из страха попасть в плен он собирается покончить с собой, и только в самое последнее мгновение Рыбак выбивает у него винтовку; потом тащит на себе, подбадривает. Но это лишнее: пережив слабость и потрясение, Борис понимает, что Кто-то свыше уберег его. «Не волнуйся, - говорит, - мне теперь уже ничего не страшно».

Наверное, восхождение Ларисы Ефимовны началось намного раньше, но со всей очевидностью – с фильма «Ты и я». Из воспоминаний Юрия Визбора. «1971 год. Съемки крупного эпизода в картине. Цирк заполнен тремя тысячами статистов. Нескончаемые недоразумения между работниками цирка и мосфильмовцами. Лошади, костюмы, реквизит… "Лариса Ефимовна, я смеюсь после жонглера?", "Лариса Ефимовна, тут силовой щиток выбило, нужно гнать лихтваген со студии", "Лариса Ефимовна, ведро с теплой водой или с холодной для Визбора?", "Лариса, посмотрите, у меня затылок в порядке? В смысле красоты?", "Лариса Ефимовна, а почему буфет не работает?", "Вам звонят со студии!», «Учтите, у нас кодака в обрез", "Пожарник запрещает съемку". В общем, начали снимать где-то часа в три дня. Лариса работала, как горновой у мартена. Ничего не получалось: то артисты подводили, то жонглер – не вовремя, то лошадь, то свет – хоть криком кричи.

Наконец, наступает момент, когда всё как-то складывается и остается только отснять сцену. И вот тут неожиданно гаснут мощные осветительные приборы: десять часов вечера – рабочие собираются по домам. Лариса выхватывает из сумки собственные деньги и бросается вверх на цирковую галерку. Мгновенно в огромном пространстве цирка воцаряется глубокая тишина. Все головы обращены к верху, туда, где идет диалог между осветителями и режиссером. Результат? «Нам дали полчаса. За полчаса мы должны отснять всю сцену от начала до конца», - сообщает Лариса съемочной группе. На часах – 22.05, ровно в 22.30 свет гаснет и уже окончательно, однако всё снято. Еще через полчаса Ларисе вызывают «скорую». Говорили, что у нее инфаркт, сама она отрицала это, посмеивалась. Но несколько последующих сцен снял Элем Климов, бросивший свои дела ради того, чтобы картина Ларисы не останавливалась».

Рыбак: Не может быть, выкрутимся! Слушай меня. Главное одинаково говорить… Сотников: Это бессмысленно… Рыбак: Надо выкручиваться… мне уж в полицию предложили… Чё ты так смотришь? Я же говорю, прикинуться. Я ж тоже не лыком шит. Сотников: Да ты что, Коль? Мы же солдаты. Не лезь в дерьмо – не отмоешься!

Сдача фильма «Ты и я» превращается в кошмар. Режут безжалостно. «Напрасно ты цепляешься за каждый эпизод, - успокаивает Ромм, - у тебя такая система драматургии, что ее можно считать в некотором роде образцово-показательной: сколько бы от картины не отсекали, она сохранится в своем качестве». Увы, Михаил Ильич ошибся: правка одного важного эпизода приводит к потере главной мысли. И хотя лента получает в Венеции «Золотого льва», для Ларисы она оборачивается новым ударом по сердцу. Ее так воспитали: к страшному концу идут путем маленьких компромиссов…

Рыбак: Значит в яму – червей кормить!? Так!? Сотников: Это не самое страшное.
Нет… Сейчас не об этом. Теперь я знаю. Знаю. Главное – по совести с самим собой…
Рыбак: Дурак ты, Сотников! Еще институт кончил… Я жить хочу! Бить их гадов! Солдат я! А ты – труп. Только упрямство в тебе осталось. Какие-то принципы!
Сотников: Тогда живи – без совести можно…

«После выхода «Ты и я» для меня наступило тяжелое время, четыре месяца я находилась в чудовищном психическом и физическом истощении. И все-таки наступил момент освобождения. Помню, что это было десятое апреля, я была тогда в сердечном санатории в Сочи, на берегу моря, вокруг ни одной души, шторм, я шла по молу и всё думала об этом и, ещё не дойдя до конца мола, вдруг поняла, что надо было сделать. В тот момент со стороны я выглядела идиоткой – кричала, прыгала; пришла в санаторий без голоса, потом долго болела, простудилась. Но вернулось ко мне какое-то гармоническое сочетание, вернулся образ, вернулось ощущение, что мои клетки способны плодоносить».

А потом происходит несчастье. Неудачное падение приводит к сотрясению мозга и серьезной травме позвоночника. На семь месяцев Лариса прикована к кровати; ей грозит неподвижность, но это – полбеды. Ситуация усугублена тем, что она готовиться стать матерью.

«Я чувственно охватила понятие жизни во всем объеме, потому что прекрасно понимала, что в каждый следующий день могу с жизнью расстаться. Я готовилась к этому. Готовила себя и как будто готовила ребенка, потому что могло и так случиться, что ребенок родится, а я погибну. Я обнаружила, что это путешествие в себя бесконечно интересно, что самый интересный собеседник для меня – это я сама. Это как стихи: «Мне голос был: войди в себя. И я вошел, меня там ждали...» Повесть Василя Быкова я прочла тогда, в том новом своем состоянии, и подумала, что именно это мое состояние смогу выразить, если буду ставить «Сотникова». Это, говорила я себе, вещь обо мне. О моих представлениях, что есть жизнь, что есть смерть, что есть бессмертие…» Малыша назвали Антоном.

Портнов: Гаманюк! – Слушаю… – Попроси… – Рыжего? – Да. – Айн момент. – Вот сейчас вы увидите, что такое мразь на самом деле. Не удивляйтесь, это буду не я, а вы сами. Вы обнаружите в себе такое! Куда денется ваша непреклонность, фанатический блеск глаз? В них откроется и все вытеснит страх. Да-да, обыкновенный человеческий страх – за эту самую «шкуру». И вы, наконец-то станете самим собой: простым человеческим ничтожеством, начиненным обыкновенным дерьмом. Безо всякой этой вашей фанаберии. Вот так. Вот где истина… Унести!

Большую часть Своего короткого служения Господь посвятил воспитанию учеников. Он выращивал в них веру, настоящую внутреннюю свободу и способную на самопожертвование любовь. При этом Он постоянно объяснял, что качества, делающие человека Человеком, не даются автоматически – их приобретает решимость, которая должна быть тем сильнее, чем выше цель. И когда речь идет о восхождении в бессмертие, то есть, по сути, о выполнении главной жизненной задачи, человек должен найти в себе силы взяться за крест, отречься от себя и пойти за Христом. Другой дороги в вечную жизнь нет.

Никто из апостолов, идущих с Иисусом в Иерусалим, этого не понимал. Господь говорил о страшном и близком Своем конце, а они просили о должностях и спорили, кто займет положение повыше. Но поколение Сотникова должно было помнить о том, какой путь ведет к Победе.

Сотников: Рыбак! Не дай умереть до утра. Не дай! Я всё возьму на себя. Я смогу…

«Мой крестный путь облегчался тем, что я никогда не писала двух заявок сразу». Когда Шепитько только заикнулась о «Восхождении», в ответ сразу заорали «нельзя!». Но время шло, новых предложений от нее не поступало, а между делом Ларисе Ефимовне уже дали «заслуженного деятеля»… В общем, начальство сдалось.

Из воспоминаний художника-постановщика картины Юрия Ракши. "Мы приступили к работе, и началось наше неповторимое существование вместе с персонажами. Могу сказать, что фильм выращивал и нас. Говоря о святых вещах, о категориях высокой духовности, мы неизбежно должны были и к себе применять высокие критерии. Нельзя было на площадке быть одним человеком, а в жизни – другим".

Идет съемка. Рыбак и Сотников, добыв овцу, возвращаются в лагерь. Рыбак спешит. Сотников задерживает его горячее дыхание. Открытое поле. Мороз тридцать пять. Ветер. Для пущей убедительности включают еще и ветродуй. Едва камера останавливается, Лариса бросается к Борису Плотникову, который очень легко одет, и накрывает его своим телом, чтобы согреть; их обоих тут же заносит снегом…

«Со времен Христа появляются люди, которые отдавали себя другим, но многому ли подвиг Христа научил человечество?» Это вопрос – один из главных в картине. Лариса Ефимовна говорила о нем не всем, но, кажется, все его понимали. Были случаи массового героизма: у людей, державших приборы, примерзали к ним руки, но они упорно продолжали их держать, пока не завершалась съемка. Потом руки отдирали с кровью. В массовке, среди простых жителей Мурома, где снимался фильм, случались обморожения, но не было ни единой жалобы!

Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах. Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него.
Евангелие от Иоанна

С невероятным достоинством, по-христиански испросив друг у друга прощения, идут на смерть как одна семья староста Пётр Сыч, безвинные Аксинья и еврейская девочка Бася, не выдавшая немцам человека, у которого она пряталась. Сотников уходит, улыбаясь…

Это увидел Портнов. И понял, что есть нечто неподвластное физическому уничтожению – духовное начало. Это единственная уникальная ценность человека. Мы в фильме постарались выкристаллизовать определяющее значение духовности человека. Кто обладает ею, тот остался. Рыбак ею не обладал. Он трагически осознал это – и завыл, как собака.
Лариса Шепитько

Гаманюк: Талантливый, падла! Ловко ты его вздернул – как кролика!
Рыбак: Кто? Я?
Бабушка: Иуда. Иуда!

Приступая к «Восхождению» Лариса говорила так: «История о том, как один предает другого, стара как мир и ассоциируется с библейской притчей. Во все времена были Рыбаки и Сотниковы, были Иуда и Христос. Я не религиозна, но, раз эта легенда вошла в людей, значит, она жива, значит, в каждом из нас это есть». После фильма – она стала верующей, и долго не понимала, что ей теперь снимать.

«На свою беду, - пишет Элем Германович, - я сам насоветовал ей. Она готовилась делать "Село Степанчиково". У них был готов сценарий, и они, можно сказать, были уже почти что в запуске. Но Лариса, видно, еще колебалась, окончательного решения не принимала. И вот сидим мы втроем на кухне, с нами наш сын, еще маленький совсем. И идет у нас такой вроде полушутливый разговор, игра такая. Лариса говорит Антону: "Спроси папу, какой фильм мне все-таки делать". Я отвечаю: "Передай маме, что "Село Степанчиково" ей делать не надо". Антоша ей докладывает: "Не надо "Село Степанчиково" делать".
- А ты спроси у папы, почему не надо?
- А потому не надо - скажи маме, - что для того, чтобы "Село Степанчиково" делать, надо иметь чувство юмора. А у нее – нету.
- А ты спроси, Антоша, что же тогда маме делать?
- Скажи маме, что ей надо делать "Прощание с Матерой". Если она хочет после "Восхождения" подняться куда-то еще выше, то это как раз для нее...

Эту историю по одноименной повести Валентина Распутина о затоплении деревни в связи со строительством ГЭС, повесть о вере и безверии, о победе веры, Климов будет доснимать сам, и оставит в заглавии только одно слово: «Прощание».

«Я не могу это объяснить, - рассказывал он, - но я увидел ее гибель во сне. Этот страшный сон я не могу забыть до сих пор. Я проснулся в ужасе, долго не мог успокоиться, ходил по квартире, курил. Как потом выяснилось, трагедия произошла именно в это время. На 187-м километре Ленинградского шоссе их "Волга" со съемочной группой по неустановленной причине вышла на полосу встречного движения и врезалась в мчавшийся навстречу грузовик».

Любая картина личная, но желание поставить «Восхождение» было потребностью почти физической. Если бы я не сняла эту картину, это было бы для меня крахом. Я не могла найти другого материала, в котором сумела бы так передать свои взгляды на жизнь, на смысл жизни.
Лариса Шепитько

http://www.neofit.ru/modules.php?name=bs&file=thumbnails&album=49