|
Александр Алов и Владимир Наумов "МИР ВХОДЯЩЕМУ" 1961
| |
| Александр_Люлюшин | Дата: Вторник, 20.12.2022, 19:01 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 3279
Статус: Offline
| «Это вовсе не ещё одна советская картина о Великой Отечественной войне, героизме русских солдат и казённом патриотизме. Не прибегая к величественной монументальности пафосного повествования, сбросив ворох бездушных лозунгов, это произведение приобретает огромную глубину. На первый план выступает человек, трагическая непохожесть судеб людей, встретившихся в одно и то же время, имеющих одну и ту же цель. Потому что этот фильм о людях, а не о конкретном историческом событии. Взрывов и бомбардировок здесь нет, вы увидите их лишь в хронике. Алов и Наумов последовательно, чуть ли не в формате приключенческого фильма повествуют о подвиге наших солдат, доставивших беременную немку в госпиталь, однако каждый элемент, каждая мини-сцена этого 'приключения' – это философская притча о взаимоотношении людей и о людях на войне. История о великодушии, о снисхождении к врагу, и о битве до последней капли крови, ведь даже, когда война почти уже кончилась, гибнут люди…» (Семён Гольяновский).
«МИР ВХОДЯЩЕМУ» 1961, СССР, 85 минут
— военная драма Александра Алова и Владимира Наумова
Выпускник военного училища лейтенант Ивлев попадает на фронт уже в самом конце войны. Он мечтает о подвигах, о боях на передовой, а вместо этого получает «скучнейшее» задание: доставить в тыловой госпиталь раненого советского солдата и беременную немку. Однако события ближайших часов заставят Ивлева пережить такое, что он навсегда простится с мальчишескими представлениями о войне…
Съёмочная группа
Режиссёры: Александр Алов, Владимир Наумов
Сценарий: Александр Алов, Владимир Наумов, Леонид Зорин
Директор фильма: Илья Гурман
Оператор: Анатолий Кузнецов
Композитор: Николай Каретников
Художники: Евгений Черняев, Тамара Каспарова
Монтаж: Надежда Аникеева
В ролях
Виктор Авдюшко - Иван Ямщиков
Александр Демьяненко - Шура Ивлев
Станислав Хитров - Павел Васильевич Рукавицын
Лидия Шапоренко - немка Барбара
Вера Бокадоро - француженка
Николай Гринько - шофёр-американец
Николай Тимофеев - комбат
Изольда Извицкая - регулировщица Клава
Андрей Файт - серб
Александр Кузнецов - Слава (нет в титрах)
Степан Крылов - подполковник Черняев
Владимир Маренков - старшина
Эрвин Кнаусмюллер - немецкий офицер
Николай Хрящиков - раненый в Квикау (нет в титрах)
Режиссёр о фильме
«Идея снять фильм о войне давно мучила нас. Вернее, даже не о войне, а о той грани, которая отделяет войну от мира. Об этих нескольких днях, может быть, даже часах, когда ломается ход истории, разрываются сложившиеся и необходимые на данный период отношения и связи и душа человеческая обретает нравственную чистоту и покой. <…> Мы стремились сделать так, чтобы безусловное действие, безусловная правда в какой-то момент вдруг сгущались до плотности символа, оставаясь при этом правдой. <…> Нас упрекали в мрачности, в нетипичности ситуаций, в «затрапезности» показа войны, в том, что у нас все время идет дождь, а солдаты ходят в мокрых, грязных шинелях» (Владимир Наумов).
Интересные факты
Над созданием сценария ленты трудился известный советский драматург Леонид Зорин, а сняли по нему фильм Александр Алов и Владимир Наумов. Впервые режиссеры совместно работали над фильмом «Тарас Шевченко», вышедшем в 1951 году. «Мир входящему» — четвертая картина, поставленная творческим дуэтом Алова и Наумова. Всего же за тридцать лет ими было снято десять фильмов.
Александр Демьяненко, сыгравший лейтенанта Ивлева, уже не в первый раз снимался у Алова и Наумова. Он учился на третьем курсе ГИТИСа, когда режиссеры пригласили его на одну из главных ролей в свою картину «Ветер», которая вышла в 1959 году и завершила «комсомольскую трилогию», куда вошли также «Тревожная молодость» и «Павел Корчагин». В один год с лентой «Мир входящему» на экран вышли еще два фильма с Демьяненко в главных ролях — комедии «Карьера Димы Горина» и «Взрослые дети».
В карьере Виктора Авдюшко роль контуженого солдата Ивана Ямщикова стала самой крупной работой в кино. Авдюшко пришлось пользоваться при создании образа своего героя пользоваться очень ограниченным набором выразительных средств — практически, только жестами и взглядом, ведь у Ямщикова по сценарию нет ни одной реплики, но актер великолепно справился с поставленной перед ним задачей.
Роль Барбары исполнила Лидия Шапоренко, которая знакома зрителям по фильмам «Первое свидание» и «Хозяйка Медвежьей речки».
Водителя Пашу Рукавицына сыграл Станислав Хитров, актер, популярный в 60-е годы, слава к которому пришла после выхода на экраны фильма «Девчата».
Роль шофера-американца стала первой заметной работой на экране Николая Гринько. Рассказывают, что когда фильм «Мир входящему» демонстрировался на Венецианском кинофестивале, критики из США были сильно удивлены, откуда в русской картине взялся такой замечательный эксцентричный американский актер.
Путь картины к зрителю был непростым. Первый вариант был закончен в сентябре 1960 года. После широкого обсуждения в Министерстве культуры, на заседаниях худсовета «Мосфильма» и общественных просмотров в фильм были внесены некоторые исправления — пересняты отдельные эпизоды, внесены коррективы в монтаж, изменены отдельные места диалогов и дикторского текста. Но, даже несмотря на внесенные изменения, картина была раскритикована в прессе, а в прокат вышла ограниченным тиражом (370 копий).
Спустя годы критики по достоинству оценили ленту «Мир входящему», высокого мнения о ней придерживаются и коллеги ее авторов. Иван Дыховичный, например, называл ее лучшим произведением Алова и Наумова, построенном «на абсолютно правдивых событиях, на настоящих человеческих переживаниях» и сделанным «с той степенью человеческой правды и достоинства, которые искусству совершенно необходимы».
Награды
Специальный приз жюри за лучшую режиссёрскую работу и «Кубок Пазинетти» (приз итальянских кинокритиков за лучший иностранный фильм) на XXII МКФ в Венеции (Италия, 1961).
Актёру Николаю Гринько «За рекламу машины фирмы „Студебеккер“» присуждён легковой автомобиль «Студебеккер» (Гринько приз не получил).
Смотрите фильм
https://vk.com/video-36362131_456242281
|
| |
| |
| И_Н_Т_Е_Р_Н_Е_Т | Дата: Четверг, 22.12.2022, 18:36 | Сообщение # 2 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 196
Статус: Offline
| «МИР ВХОДЯЩЕМУ»
Военной весной на одном из бечисленных деревянных крестов, поставленных на солдатских могилах, неожиданно проросла зеленая ветка... С этого плакатного образа начинается фильм с вполне созвучным такому началу названием.
Лейтенант Ивлев, выпускник училища, опоздавший на войну, получает в самый последний ее день задание, которое считает для себя оскорбительным, — доставить в госпиталь, в немецкий городок Квикау молодую беременную немку. Попутчиком этой странной пары оказывается оглохший и онемевший от контузии солдат Иван Ямщиков, а везет их всех на своей полуторке шофер Паша, бывалый боец, балагур и жизнелюб. Целые сутки команда пробирается по чужой враждебной стране, сбивается с дороги, попадает под огонь недобитой фашистской группировки, хоронит шофера Пашу и после долгих блужданий наконец доставляет роженицу в Квикау, где в момент объявления о победе под грохот самодельного солдатского салюта появляется на свет новый человек.
Фильм с таким сюжетом, снятый в год сооружения Берлинской стены, можно было бы счесть пропагандиской акцией, кинематографическим парафразом к «Воину-освободителю» из Трептов-парка. К такому восприятию подталкивает изобразительный стиль Алова и Наумова, тяготеющий к статуарности, к картинной законченности кадра. Критика в свое время попыталась увести зрителей от подобных ассоциаций, отмечая смысловую и особенно формальную неординарность фильма, но все же ее аргументация выглядит сегодня неполной и недостаточной, и поэтому тень творения Вучетича, этой мелодрамы в камне, которая должна была заменить собой реальную трагедию, все еще лежит на фильме.
Лев Аннинский писал, что «Мир входящему» — это не просто картина о добре, как «Баллада о солдате», а об испытании добра злом: «Что Ямщикову эта беременная баба, которая родит еще одного немца, когда эти самые немцы у него, у Ямщикова, уничтожили семью!... Мальчишка из гитлерюгенда, обстрелявший машину, орет «хайль», думая, что его прикончат. Ямщиков порет его ремнем и отпускает. Это парадокс, но не только с точки зрения военной обстановки. Это парадокс человечности, которая действует в неблагодарном мире». (Аннинский Л. Шестидесятники и мы. М., 1991, с. 66-67). Все это звучит очень убедительно, но если беспристастно проследить за тем, как ведет свою роль Виктор Авдюшко, играющий Ямщикова, то неожиданно окажется, что в его «добрых поступках» нет доброты в обычном понимании этого слова.
Понять, что движет героем довольно трудно. Ведь он сам ничего не может сказать о мотивах своего поведения. Однако немота Ямщикова оказывается, в определенном смысле, красноречивее слов. И странно, что эта его особенность не получила никакой интерпретации в критике. Рассматривая «Мир входящему» как цепь символов, она почему-то обошла наиболее важный из них.
Первое, что несомненно, — молчанием и глухотой отгорожена Ямщикову особая высота, обозначена, пока только внешне, его избранность. И напротив, речь, слово выступают в фильме как знак заурядности и обесцененности. Ивлев, антипод Ямщикова, — весь в слове, и поэтому жалок, беспомощен и с шофером Пашей, которого он тщетно учит строевому уставу, и с беременной немкой, и когда пытается уговорить ни слова не понимающего по-русски американского солдата довезти их на своем «студебеккере» до Квикау. В этой сцене, которая чуть было не кончается дракой, недоверие к слову выражено уже комическими средствами. Тот же мотив очевиден и в эпизоде, когда Паша встречает «знакомого» генерала, которого он будто бы возил в начале войны. Они старательно вспоминают подробности совместной службы, а вернувшись в кабину к Ивлеву шофер признается, что обознался: генерал оказался не тот.
Слова утратили смысл и не имеют никакого отношения к реальности. Да и как может быть иначе в этом развороченном до самого нутра мире, где среди ночи, тумана и напоминающего о первозданном хаосе дождя, смешанного с неизвестно откуда летящим свинцом, бродят зараженные ненавистью, неприкаянные существа, не способные остановится и перестать жить по законам войны. И когда Ямщиков хватает обстрелявшего их машину юнца и вместо того, чтобы поставить его к стенке, начинает пороть, он тем самым своевольно и незаконно прекращает войну, раньше официального объявления о ее конце.
Здесь, на нескольких квадратных метрах шоссе, он восстанавливает нормальную жизнь и старательно выполняет свою первую мирную работу. Его ненависть, для которой у него больше оснований, чем у других, конечно же, не могла в одночасье переплавиться в доброту, но он оставил свои индивидуальные чувства там, за границей своего молчания, а сейчас им движет только сознательный выбор и воля.
Существо его выбора раскрыто еще в прологе с зеленой веткой на могильном кресте. Закадровый голос долго и в патетическом тоне говорит о возрождении жизни вопреки полному торжеству смерти. И только потом возникает герой, совсем не похожий на победителя, небритый, в мятой шинели, одиноко сидящий на пустой улице у разбитого снарядами магазина, среди изуродованных вещей, раздетых и покалеченных маникенов.
Нестерпимо смотреть, как они, притворяясь, будто ничего не случилось, продолжают разыгрывать сладкую витринную сказку об уютном и надежном мире. Но может быть еще хуже — этот выжженный взгляд того, кто еще кажется живым.
Почему именно ему, Ямщикову, адресуется благая весть природы? Очевидно, по той самой логике чуда, которая заявлена авторами: зеленый побег пробивается там, где это более всего невозможно и незаконно. Скрытое обещание и надежда есть уже в том, что никого и ничего не замечавший солдат вдруг очнулся, увидел как на улице появилась заблудившаяся лошадь и протянул ей кусок хлеба. Кажется, что немая природа и немой герой, оказавшийся по ту сторону абсурдного человеческого разделения, заключают какой-то, пока тайный союз.
Сейчас уже подзабыли, что годы на стыке 50-х и 60-х были полны особенно тревожными предчувствиями глобальной катастрофы и ненапрасными, как стало ясно во время Карибского кризиса. Тогда был очень популярен анекдот, начинавшийся с такого вопроса: «Что делать в случае атомной бомбардировки? — Завернуться в белую простыню и тихо ползти... на кладбище».
Заключенную здесь иронию не могут оценить те, кто избежал тогдашних тренировок со всеми этими простынями и светомаскировками: страна серьезно готовилась жить после... В этом контесте воспринимались и «Судьба человека», и «Баллада о солдате», но все-таки они в большей степени были картинами о прошлой войне, чем собственно антивоенными фильмами. Иное дело — «Мир входящему». Эпизод с американским солдатом указывает на это вполне отчетливо, хотя и слишком прямолинейно.
Антивоенный пафос укоренен в картине значительно глубже.
В ней май 45-го отмечен неким новым этапом сознательного отрицания войны, этапом, который можно назвать экологическим, хотя само это слово утвердится в нашем языке лишь десять лет спустя после выхода фильма. Ни Леонид Зорин, написавший сценарий, ни Алов с Наумовым скорее всего не знали об одном примечательном высказывании академика Вернадского, опубликованном намного позднее, но они почти буквально его экранизировали. Когда враг стоял под самой Москвой старого ученого спросили, почему он не уезжает. Он ответил, что фашисты не могут выиграть войну, потому что по его расчетам, это противоречило бы законам биосферы.
У Алова и Наумова природа, останавливая хаос, действует с такой же неумолимой логичностью. Она превращает кладбищенский крест в цветущее дерево, заставляет немку рожать, когда той еще хочется мстить. Крохотный посланец природы, едва явившись на свет, пускает струю на груду еще недавно «священного оружия». Победа приходит как природное явление. Ее суть — в восстановлении естественных начал жизни.
И это функция возродившегося, осознавшего свой истинный путь человека.
Шагающий как-то деревянно, на негнушихся ногах, худой, длинный Ямщиков, вцепившаяся в его рукав как в спасательный круг, Барбара и сзади потерявший весь свой строевой лоск, в расстегнутой, мятой шинели — Ивлев, катящий детскую коляску, в которой из пожитков немки виновато торчит ППШ — вот смешная, трогательная и возвышенная эмблема Победы.
https://u.to/1i_EHA
|
| |
| |
| Андрей_Шемякин | Дата: Четверг, 22.12.2022, 18:37 | Сообщение # 3 |
Группа: Проверенные
Сообщений: 182
Статус: Offline
| Давняя история относительно успеха картины на фестивале в Венеции, отчасти и в каком-то смысле проложившей дорогу "Иванову детству" (оказались готовы принять отчаяние немеряной силы), а до того - ставшая недавно известной во всех подробностях история внутреннего скандала в Министерстве культуры, когда Е.А.Фурцева стала объяснять режиссёрам, как должен выглядеть солдат Ямщиков (Виктор Авдюшко), чтобы не оскорблять вкуса советских зрителей. На что Александр Алов, прошедший фронт, и знавший цену всему, - и жизни, и смерти, ответил, что ему лучше знать, как нужно показывать фронтовика, да ещё контуженного, да ещё и оглохшего от горя. Победителей не судят, - было время, даже у нас не судили, но фильм, защищённый со всех сторон либеральной критикой хрущёвской Оттепели, оставил загадки. Не столько связанные с интерпретацией, сколько с символикой, достаточно лобовой, чтобы вызвать раздражение (в финальной сцене, когда новорожденный младенец мочится на оружие, Лев Аннинский увидел, - правда, в 1988-м, -"полную подмену внутреннего содержания"), но и достаточно вызывающей, чтобы напомнить о вечных ценностях (зелёная ветка, проросшая весной на одном из солдатских крестов, - этот кадр, открывший картину, Виталий Трояновский определил как "благая весть природы"). Сами по себе эти кадры и эти ценности стали вызовом в контексте начала 60-х. Потому что как раз от победителей можно было ожидать сострадания (и то с оговорками), но никак не "буржуазного пацифизма" (таков был вердикт идеологических противников-сталинистов скрытых и явных). В той накалённой атмосфере трудно было взвешивать "за" и "против" картины, однако взвешивали. И многое уточнили. Последняя на сегодняшний день обстоятельная работа о фильме, уже процитированная выше (В.Трояновский, "Благая весть природы", "Искусство кино", 1995, № 5) ставит точку в том, что касается религиозного подтекста: молчание и глухота Ямщикова, - это и его "избранность": (стр.18), и о символике чуда. Этот же автор приводит потрясающее высказывание академика Вернадского, которое, как пишет критик, "авторы не знали, но почти буквально экранизировали: "Когда враг стоял под самой Москвой, старого учёного спросили, почему он не уезжает в эвакуацию? Он ответил, что фашисты не могут выиграть войну, потому что, по его расчётам, это противоречило бы законам биосферы. У Алова и Наумова, пишет далее киновед, природа действует с такой же неумолимой логичностью, останавливая хаос. Она превращает кладбищенский крест в дерево, заставляет немку рожать (на путешествии беременной немки в Цвикау в компании советских солдат и строится сюжет ленты -А.Ш.), когда той ещё хочется мстить.Крохотный посланец природы, едва явившись на свет, пускает струю на груду ещё совсем недавно "священного" оружия. Победа приходит как природное явление. Её суть - в восстановлении природных начал жизни. И это функция нового, возродившегося, осознавшего свой истинный путь человека" (там же). Всё это совершенно верно, но отсюда начинается новый виток размышлений. Откуда представление об истинности, которую порядок Природы (большевикам долгое время казавшийся как раз хаосом, и он-то нуждался в упорядочивании, - правда, в первую очередь на уровне производства, но - лиха беда начало)несёт в себе? Откуда она берётся, если речь идёт о жизни, принципиально не управляемой человеческими законами, раз МЫ всё-таки победили? Вот это важно. Картина не только полемична сама по себе, она взывает к полемике, потому что обращена-то вовне, в контекст мирового кино, где у поляков, - прежде всего у Вайды, - уже была искомая символика и эмблематика, только в "перевёрнутом" виде, - и у итальянцев, - прежде всего у Антониони, - уже было отчуждение как таковое, поэтому "избранность" Ямщикова - это необходимость оправдать, в сущности, ту же самую ситуацию, только в исходном пункте: люди не хотят слышать друг друга, не верят в добро, которое им несёт советский солдат (кроме американца, но он изначально доброжелателен, как союзник, ему не до идей), и, следовательно, только в общем мире, если покончить со злом войны, возможна окончательная победа, для будущего, а уж оно-то когда-нибудь, да наступит. Более стремительного вторжения в европейский интеллектуально-эмоциональный (даже так, по-другому не скажешь) контекст наше кино не знало со времён 20-х годов. И - если говорить о "военной теме" - этот смысловой поворот не получил продолжения. Дело, конечно, не в "пацифизме" (дальше от категорического непротивления злу насилием Алов и Наумов - дальше, чем кто бы то ни было из наших шестидесятников, они мыслят мир в категориях победы и поражения). Дело в кино. Рефлексия, едва начавшись, дошла до смыслового предела. Потому что надо было сначала вернуться к трагедии, к той линии, которая была начата Калатозовым, Урусевским, Розовым, Самойловой и Баталовым в "Журавлях", а уж потом объяснять, почему только окончательный мир, а по-другому - никак. Этот тезис доказывается и от противного, - когда герои встречаются с освобождёнными лагерниками (вот когда начинается тема хуциевского шедевра "Был месяц май", и шедевра Вайды "Пейзаж после битвы"), и убеждая принципиальных союзников в том, что немецкий ребёнок больше не будет воевать никогда, слышат горький ответ (единственный, кстати, -от человека, который вступает в диалог, а не реагирует на жесты и команды): "Ребёнок вырастет...". Эта полемическая наивность (тогда её назвали "идеализмом") в соединении с опытом фронтовой искушённости в теме жизни и смерти, в нашем кино воистину уникальна. Больше - не повторялась. Либо помнить, не прощая, либо - забыть, но как?. И последнее. Выстрел врага, убивший шофёра, приходит из тьмы, пустоты, - словом, из ниоткуда. Это уже было в "Ветре", -предшествующей -приключенческой - картине соавторов. Останется отчаянный крик: "Кто стрелял"? Если не определить неприятеля, как понять, кого побеждаешь? И - кто на этот раз победитель? И - что именно победили?
|
| |
| |
|
