|
"ДРЕВО ЖИЗНИ" 2011
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 12.07.2011, 12:09 | Сообщение # 51 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Дотянуться до Бога
В прокате «Древо жизни» – триумфатор Канн, которым Терренс Малик и Бред Питт пытаются объяснить нам смысл бытия
Режиссер Терренс Малик не дает интервью и не появляется на публике, меж тем ему, как выяснилось, есть что сказать – про Бога, про любовь, про медуз и лягушек. Ответом человеку-легенде стали высшая награда Каннского кинофестиваля и громкий хор, в котором причудливо слились аплодисменты и улюлюканье.
Есть у блогеров такая оценочная категория – «адок». Как и всякую оценочную категорию, завязанную на эстетике, в теории ее не объяснить, нужны примеры. Если Стас Михайлов в красной косоворотке выпьет чарку сбитня, занюхает оный белой березкой, станцует с медведем «камаринскую», а после их двоих собьет электричка Москва – Рязань с Рамзаном Кадыровым в кабине машиниста – это будет «адок», причем эталонный (как идею для клипа дарю, не жалко).
«Эпиграф взят из Книги Иова: «Где был ты, когда Я полагал основания земли?»
Проводя аналогию, «Древо жизни» Терренса Малика – это, наверное, «раёк». С точки зрения атеиста, тоже, в общем, ничего хорошего, – пусть без Михайлова и медведя (зато с Бредом Питтом и динозаврами), пусть с зашкаливающим уровнем прекрасного и просто стильного, но столь же претенциозный китч. Банальности, проговоренные высокопарным слогом. Блестящая упаковка без содержания. Фильм как бы «про всё», а на деле ни о чем. Пилюлька-плацебо со вкусом ладана. Тоскливая аллилуйка.
Но то – с точки зрения атеиста. В глазах агностика или верующего всё несколько сложнее. И в то же время проще.
Ну, по крайней мере, хотелось бы, чтобы проще. Каждая ветвь взрощенного Маликом «Древа» – аллюзия то на Библию, то на американскую ментальность, то на гарвардский курс философии. Пересчитывая все листья-образы и почки-метафоры, сойдешь с ума. А ведь есть еще детали биографии автора, которым тут тоже нашлось место. Есть ассоциации с работами коллег (десятки фамилий, и без Кубрика, Тарковского, Аронофски, Херцога и Гаспара Ноэ вообще никак). Есть, в конце концов, желание встроить «Древо» в систему из всех фильмов Малика, протянуть меж ними нитки-связи и обозначить таким образом жизненную философию режиссера-затворника, который обрел легендарный статус несмотря на то, что фильмов у него всего пять.
Выходит в итоге многовековой дуб-баобаб, и если всё-таки считать его листья-почки-образы, то врастешь под ним в землю дряхлым Болконским, насмешишь людей и ничего не добьешься, став в лучшем случае героем тоста «за кибернетику». К счастью, этого и не требуется: «Древо» не столько фильм-история, сколько фильм-настроение, его просмотр сродни медитации, когда нужно не концентрироваться на объекте, а полностью погружаться в него.
Жанр «Древа жизни» определить сложно. Ближе всего к философской притче, которой Малик пытается объять необъятное и разъяснить зрителю все законы мироздания
Начать с того, что сюжет условен, и раскладывать его на составляющие – все равно что раскладывать на ноты мелодию (сравнение с академической музыкой тут вообще напрашивается): для тех, кто консерватории не заканчивал, понятней не станет, а тем, кто заканчивал, всё равно результат послушать нужно. Живет на свете некий Джек О'Брайен (Шон Пенн). Взойдя по карьерной лестнице до верхних этажей бизнес-центра, он переживает кризис идентичности и приходит к выводу – с залитой солнцем лужайки у дома его детства до Бога было ближе, чем с крыши небоскреба.
На той лужайке росло Древо жизни, а значит, где-то рядом росло еще и Древо познания, плоды с которого Джек уплетает, взрослея. Над той лужайкой парила его мать (Джессика Честейн) – воздушная, как сама любовь. Ту лужайку заставлял пропалывать отец (Бред Питт) – практичный и расчетливый хозяин. «Отец и мать борются во мне», – констатирует голос за кадром. Он олицетворяет плоть и закон, она – благодать. Между плотью-природой и благодатью как бы предложен выбор, а на деле выбора нет: несмотря на частые конфликты, родители составляют единое целое – семью, и священное писание – это тоже единое целое, где жесткие предписания соседствуют с темой единства любви в творении Господа. Но если Бог есть любовь, то тогда Бог, наверное, все-таки в матери – в первичном, основном, важнейшем. Однако Бог еще и в отце, что устанавливает правила и спрашивает предельно строго. Подчас отец и Отец не соблюдают собственных правил: первый кладет на стол локти, запрещая тебе делать то же и наказывая за неподчинение, второй позволяет умереть невинному ребенку, хотя завещал всем нам милосердие. В возрасте трудном – переходном сие наблюдение перерастает в богоборчество и ненависть к отцу. Раз он (Он) таков, то мне не нужен: Его пытаешься убить в себе, его – убить физически, дернув за подвернувшийся домкрат.
Задолго до того, как подвернулся домкрат, Бог создал мир за семь дней. Хронике данного процесса Малик уделил минут двадцать, но намекнул, что в неделю Бога уложились миллионы лет человека, а человеку предшествовали бактерии, медузы, плезиозавры. Ковыряясь камерой в астероидах, лейкоцитах, пузырьках и клубах дыма, режиссер подбрасывает зрителю рифмы разной степени попсовости (от чрева беременной – планеты, где зарождается жизнь, до подводного дома, откуда выплывает ребенок, рождаясь на этот свет), но строго следит, чтобы было красиво. В этом ему помогает оператор Эммануэль Любецки, и трава на лужайке О'Брайенов, тени от рук семейства О'Брайенов, бабочки, что садятся на О'Брайенов, столь же эстетически совершенны, как и огненные потоки лавы вкупе с водоворотами мирового океана.
«Как прекрасен этот мир, посмотри», – и Джек О'Брайен посмотрел, увидел и что-то такое осознал, обернувшись на свое прошлое – на рай родной лужайки, из которого был изгнан как вкусивший познание, на смерть брата, ставшую поворотным моментом. Как известно, блаженны мертвые, умирающие в Господе; «ей, говорит Дух, они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними». Вслед за ними же Джек ступил на выжженную Апокалипсисом землю, и принял, и покаялся, и обнял, и возлюбил, и утешился, но многие этого уже не увидят – показ «Древа жизни» часто сопровождается хлопаньем кресел в зрительном зале. Люди мигрируют к выходу, и кто их за это упрекнет?
В Каннах фильм встретили улюлюканьем и свистом, но проводили Золотой пальмовой ветвью. В кинозалах попроще на одно опустевшее раньше времени кресло приходятся два-три, где плачут и обнимаются под титры. Раскол на хулящих и аплодирующих – резкий, для кино – редкий, и почти политический. Стороны не могут договориться даже о том, слишком просто это всё или слишком сложно, а главное – стоит ли раздавать при входе в зал наркотики или хотя бы очки для 3D, ведь красота-то какая, лепота.
С одной стороны, куда уж проще. Малику 67 лет, в этом возрасте растет богобоязнь, личные переживания кажутся общественно важными (дом с лужайкой, солнечный Техас, кончина брата – это всё о нем, о нем), а уж если твоя собственная «эпоха невинности» совпала с общеамериканской (так в США называют пятидесятые), пиши пропало. Дедушка будет проповедовать банальности про «любовь как смысл бытия», про «простить и принять», про красоту вокруг нас, про жизнь загробную, – и изволь слушать дедушку, дедушка мудр (по крайней мере, в его собственных глазах).
С другой, банальное с виду поле личной биографии на поверку оказывается злачной делянкой для образованщины. Бывший преподаватель философии Малик явно прошел путь от Хайдеггера до, например, Карла Ясперса, тут есть о чем поговорить, о чем поспорить, и, увы, уже никак не обойтись без слова «экзистенциализм», которое как бы многое объясняет, но в глазах большинства только нагоняет туману. Ну, извините, что поделать: мальчика можно вывести из Гарварда, а Гарвард из мальчика – нельзя.
Однако сочетание простого со сложным и архисложным способно радикально расколоть зрителя в анализе и выводах, но никак не в оценке качества картины. Корень разногласий, возможно, в другом: негодование ряда критиков напоминает обиду атеиста, который, доверившись уважаемому человеку, попал на мессу длиной в два с лишним часа. Атеисту при таких раскладах анализировать и прочувствовать нечего, ибо Бога нет. В том же, у кого вера находится хотя бы в латентной стадии, «Древо жизни» способно пробудить гамму интереснейших эмоций.
Причем неважно, какая вера, традиционным для философского кино экуменизмом режиссер не ограничивается. Образ, собственно, Древа жизни присутствует во всех основных монотеистических религиях. Ни Иисус, ни Моисей, ни Мухаммед в фильме не упоминаются, а кадры обнаруживают тотальный дефицит крестов и прочих предметов культа, и почему бы древу Малика не быть деревом Бодхи, под которым достиг просветления Будда. Наконец, объединяя христиан, иудеев, мусульман в своем высказывании о любви Творца и к Творцу, режиссер не забывает и про сторонников эволюции. Большой взрыв, амебы и динозавры не дадут соврать: по Малику выходит, что человек произошел от обезьяны, просто с божьей помощью.
Данным расколом на атеистов (то есть занимающих позицию активного отрицания) и тех, кто готов прислушаться и спроецировать услышанное на себя (минус скучающие, кому предложенные материи вообще до лампочки), объяснить все разногласия вокруг картины Малика, конечно, очень хочется. Тем более что особенно злобствовали как раз кинокритики, где богоборцев немало, тогда как большинство актеров (людей часто верующих) отнеслись к «Древу жизни» с восторгом (а председателем жюри Канн, напомню, был Роберт Де Ниро). Хочется, но нельзя: помимо всего эсхатологического, к фильму есть несколько вполне резонных вопросов, а равно и комплиментов.
Начнем с последних, забыв упомянуть слепящую красоту «Древа жизни» как нечто очевидное: Малика необходимо похвалить за смелость. Рискнув быть освистанным, он вызвался объяснить основы основ – суть мироздания, одновременно поучив и утешив, но это еще полдела, и не такую самонадеянность видали (поклон Никите Сергеевичу). Куда важнее, что Малик сделал это без страховки – без фиги в кармане, на которую в случае чего можно было сослаться, мол, я пошутил, дуализм, и всё такое. По нынешним меркам подобная искренность – редкость.
Малика нужно поздравить с тем, что, заявив о ценности воспоминаний из детства, он и свои до седой бороды донес, не расплескал. Содержащиеся в фильме образы узнаваемы и интернациональны: детьми-то были все, не исключая и атеистов. В ином возрасте не поспоришь: лишай – это интересно, бить стекла – это страшно, но весело, мама – это красиво, убивать лягушек – это нельзя, но очень хочется. Обойдись режиссер без темы эдипова комплекса, совсем бы было хорошо.
Что до резонных вопросов, действительно ли стоило артикулировать за кадром такое количество благоглупостей про любовь, веру и благодать, коли уж происходящее в кадре говорит само за себя? Нет ли в этом попытки ввести в транс совсем уж недалекого зрителя, и не оскорбляет ли это разжевывание остальных?
Это нормально, что режиссер, столь гармонично совмещающий в себе поэта и философа, как бы вдруг скатывается от величественной оды красоте к вполне есенинской пошлятине про неё же?
Наконец, есть ли уверенность, что золотая ветка досталась бы этому сплаву научно-популярного фильма с проповедью про изгнание из рая, если бы чуть раньше из Канн не изгнали фон Триера, обвинив в дьяволопоклонничестве?
Дай ответ – не дает ответа. Впрочем, большинство вопросов, заданных Маликом зрителю в рамках «Древа жизни», тоже были риторическими.
12 июня 2011, 18:45
http://vz.ru/culture/2011/6/12/498580.html
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 12.07.2011, 12:10 | Сообщение # 52 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Пальмовое "Древо"
ПЕРЕМЕЩЕННЫЕ ЦЕННОСТИ
В российский прокат вышло "Древо жизни" Терренса Малика. Фильм, получивший недавно Золотую пальмовую ветвь Каннского фестиваля, примечателен своей непримечательностью.
Малика невозможно привязать к какой-либо школе или традиции — он совершенно отдельный персонаж. Его сравнивают со Стэнли Кубриком, а также с Орсоном Уэллсом из-за перфекционизма и неуемной тяги к эксперименту. У него неистребимая, несколько старомодная ставка на шедевр. Поэтому фильм "Древо жизни" с самого начала был назначен главным событием Каннского фестиваля. Жюри под началом Роберта Де Ниро подтвердило это назначение, присудив картине Терренса Малика "Золотую пальмовую ветвь". В промежутке осталась "история полупровала" — неоднозначная реакция, которую вызвал фильм на пресс-показе и в дальнейших профессиональных и кулуарных обсуждениях. Между тем она, эта история, представляет не меньший интерес, чем сам фильм.
Напряженное ожидание новой работы и ажиотаж вокруг премьеры привели к тому, что неодобрительные крики "буууу..", раздавшиеся на финальных титрах и не заглушенные аплодисментами, жрецы культа Малика восприняли как святотатство. Вроде бы объективная картина кинопремьеры оказалась обставлена множеством интерпретаций и вопросов, на которые каждый имеет свои ответы, другими словами — мифологизирована, как и творчество и судьба самого Малика, автора пяти фильмов за 38 лет. Недаром на пресс-конференции, где режиссер блистательно отсутствовал "из-за своей знаменитой скромности", Брэду Питту пришлось отвечать на вопросы типа "А вообще этот человек реально существует? Например, на съемках он употребляет пищу?".
"Древо жизни" — глобальный кинопроект. Некоторые называют его симфонией, я скорее вижу и слышу визуальную кинопоэму, озвученную гигантским саудтреком от Баха до Гии Канчели. История интимная и эпическая одновременно: сюжет жизни одной техасской семьи вписан в глобальную космогонию. Ключевой фрагмент показывает процесс создания мира: он начинается с мутаций звездной пыли и продолжается коловращением магмы, наконец дело доходит до живых тварей, самой выразительной из которых оказывается вполне симпатичный символический динозаврик.
Следующим этапом природной эволюции становится уже Брэд Питт, то есть его герой, глава техасского семейства. Космогония временно отступает перед частной историей: муж и жена строят гнездо, борются с невзгодами, рожают, растят и теряют детей. Все это с удивительной виртуозностью и одухотворенностью снято оператором Эммануэлем Любецки. Хотя бытовые приметы американской провинции середины прошлого века воспроизведены, по свидетельствам современников героев, весьма точно, но сюжет, психология и отношения — не главное. Малик предпочитает диалогам и другим драматургическим средствам опять-таки визуально-музыкальную ткань, превращая фильм в почти что балет, в котором все символично: не быт, а бытие, не временное, а вечное.
Это решение можно было бы принять и даже восхититься им, если бы не два обстоятельства. Картина задумывалась давно, еще в 1980-е годы: на фоне тогдашнего наивного научпопа спецэффекты глобальных пантеистических сцен фильма наверняка бы впечатляли — тогда, но не сейчас. Во-вторых, она решительно испорчена пафосным финалом: из хайтековского ада мегаполиса мы попадаем в некое гиперпространство памяти, где под пронзительные хоралы встречаются живые и мертвые. Проводником в это пространство становится Шон Пенн, играющий взрослого сына Брэда Пита: сама идея породнить две столь разные галактики, столь несхожие масти кажется странной.
"Древо жизни" своими срывами то в научпоп, то в китч, то в гламур, то в философию для бедных напоминает не столько даже помпезный Голливуд, сколько худшие образцы советского "высокодуховного" пафоса. А последним обстоятельством, подорвавшим каннский триумф Малика, стал Ларс фон Триер, тоже избравший планетарный масштаб в своей "Меланхолии" и к тому же оттянувший значительную часть внимания скандалом на пресс-конференции. Так что Малик остался в истории Канна-2011 скорее формальным, чем безусловным победителем. Если "Древо жизни" и войдет в хрестоматии кино, то как фильм безумно амбициозный, но кризисный и несовершенный, не достигающий даже уровня ранних шедевров режиссера.
Андрей Плахов, Журнал "Коммерсантъ Власть", №23 (927), 13.06.2011
http://www.kommersant.ru/doc/1646641
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 12.07.2011, 12:10 | Сообщение # 53 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «Древо жизни»
Терренс Малик — пожалуй, самая загадочная фигура современного кинематографа. Первый свой полный метр, получивший название «Пустоши» (1973), он снял еще в семидесятые и сразу заслужил восторженные отзывы критиков, а заодно начал сеять трепетный ужас в сердцах голливудских продюсеров и актеров. «Пустоши» сейчас признаются едва ли не самым мощным дебютом в истории американского кинематографа. В 1978-м Малик снимает «Дни жатвы», который принесет ему приз за лучшую режиссуру в Каннах. В этом фильме Малик впервые освещает период, хронологически предшествующий его появлению на свет. Быть актуальным, не говоря про здесь и сейчас, — своего рода режиссерское кредо Терренса. Уже после этого фильма в достойном обществе говорить о Малике иначе, чем как о гении, становится дурным тоном.
Режиссер же берет продолжительную паузу и скрывается от глаз широкой публики, - в контракте на следующий фильм будет прописан даже запрет на распространение его фотографий. Малик перестает утруждать себя интервью и пресс-конференциями. Пройдет двадцать лет, прежде чем на экраны выйдет следующий фильм Терренса Малика «Тонкая красная линия» (1998) - экранизация романа Джеймса Джонса, победившая в конкурсе Берлинского кинофестиваля. В 2005-м Малик воплощает еще один свой проект — фильм «Новый Свет». Впервые за много лет режиссер даже появился на публике. Правда, о своих фильмах говорить он не хотел. Говорят, - стеснительный человек.
Терренс Малик окончил философский факультет Гарварда summa cum laude, то есть с красным дипломом на все «отлично». Он получил стипендию на дальнейшее обучение в самом престижном колледже Оксфорда, где собирался писать диссертацию. Насколько известно, тема ее звучала как: «Концепция мира по Кьеркегору, Хайдеггеру и Витгенштейну». И с Гилбертом Райлом, своим научным руководителем тему ему, естественно, согласовать не удалось. Зато Терренс имел возможность пообщаться с Хайдеггером лично и даже перевел один из его трудов. А что касается темы диссертации, если бы он задался целью объять необъятное, это едва ли изменило бы расклад сил, как не изменил Малика и его уход в кинематограф. Он всегда был философом, а в какой-то момент стал и режиссером. Так что новаторство Малика для меня, прежде всего, в том, что он - первый философ, который предпочел прозаическому тексту поэтическое изображение. От фильма к фильму оно попирало пространственно-временные границы кадра, пока в «Древе жизни» - на данный момент последнем фильме режиссера - не вырвалось в Космос.
Терренс Малик по своей масштабности сопоставим в текущем амплуа режиссера, пожалуй, лишь с Джеймсом Кэмероном. Шутка. Американский гений — его сравнивают с Сэлинджером. Ходили слухи, что Терренсу даже удалось добыть права на экранизацию его романа «Над пропастью во ржи». Малик – культурный феномен голливудской системы кинопроизводства: голливудские звезды выстраиваются в очередь, чтобы сыграть в его очередном фильме, который, как обычно, едва ли окупится, а сам Терренс, не стесняясь, выгоняет операторов и монтирует свои фильмы по паре лет, не говоря уже о том, с какой частотой он их выпускает.
Его пятый по счету фильм ждали в Каннах еще год назад, но дождались только в этот раз. В итоге, жюри присудило «Древу Жизни» Золотую Пальмовую Ветвь. Режиссер за ней не явился, чего, впрочем, можно было ожидать. Мнения при абсолютной полярности раздели-лись примерно поровну. Половина зала встретила фильм овацией, другая - предпочла апло-дисментам свист. Впрочем, пару лет назад Триеру с «Антихристом» доставалось и похлеще. В вину Малику ставили, по большей части, его амбициозность. Упрек, надо сказать, - на ред-кость удивительный. Неважно, куда целишься, важно, куда попадаешь. Слишком ли масштабный фильм снял Терренс Малик, или можно потерпеть, - каждый ответит для себя сам, и то, если задаст себе такой вопрос. Режиссер свои амбиции не скрывал никогда, все его фильмы — плод долгой и кропотливой работы, в ходе которой каждый кадр найдет свое ме-сто в картине или же не найдет его вовсе (в «Тонкой Красной Линии» места не нашлось даже не кадру, а Микки Рурку).
Маликом как кинематографистом можно восхищаться, особо не сдерживаясь, и вне зависимости от вашего отношения к содержательной стороне его работ, - он действительно гений. Как и Триер. Удивительно, что публика встречает «антихриста» и «нациста» Триера (всего-навсего прямое дополнение) зачастую с куда большим сочувствием, чем призывы Малика «любить» и «прощать». Что ж, фестивальная политика в этом году, видимо, тоже источала «амбициозность». Какой месседж нам отправил 64-й Каннский, конечно, - тема не для этой статьи, но анонсировать можно хотя бы следующее: Триер как символ каннского радикализма был отправлен с него восвояси, а Брюно Дюмон, на мой взгляд, даже более на эту роль подходящий, остался вне конкурса. Категория радикальности в современном кинематографе претерпевает серьезные изменения, а впереди планеты всей оказывается Терренс Малик. Так оставим фестивальные перипетии и попробуем на время перенестись в его необъятную кинематографическую реальность: туда, где раскинуло ветви то самое Древо, и Жизнь четвертой симфонией Брамса гремит на просторах Вселенной.
Посмотрев единожды, такой фильм не воспринять целиком, не разложить по полочкам и даже по шкафам не раскидать. Во взаимоотношения персонажей и систему их взаимодействия толком не вникнуть — векторы то и дело смещаются, роли меняются и переплетаются между собой. От символических нагромождений не спрятаться даже за дремучим невежеством, а от вихря библейских цитат и парафраз не спастись, кроме как бегством из зрительного зала. Большой взрыв и причуды эволюции под громы класических симфоний. Все это — создает потрясающую мозаику — чего? — пусть каждый решает сам, когда в голове уляжется эффект винегрета. История Вселенной за два с небольшим часа, рассказанная Терренсом Маликом, — предположительно, сложнее для восприятия, чем просто история Вселенной за два с небольшим часа.
Я, конечно, поддамся соблазну, но, с другой стороны, предостерегу себя от него в дальнейшем; в общем, сейчас будет цитата из Мартина Хайдеггера, который в своем «Проселке» упоминает «...великого мыслителя, которого пытался разгадать неловкий юный ум». Этим я и займусь.
Метафоричность образов грузом в тысячи лет заполняет сознание зрителя при просмотре. Кто удивится, что не так уж это и просто, — продираясь сквозь дебри нагромождений, проделать путь от рождения до смерти нога в ногу со Вселенной и с виду, кроме актерского состава, ничем не примечательной техасской семьей вслед за маяком, которым машет самый загадочный в мире кинорежиссер, притом машет, преимущественно у тебя перед носом. Пространство перетекает из одного агрегатного состояния в другое, время становится единым и неделимым. В памяти героя всплывают нечленораздельные воспоминания о детстве, которые сжимаются до спасительной квинтэссенции по мере, прежде чем взрыв не оставит от них, а заодно и всей Вселенной, ничего, кроме смутного следа в вечности. Все эти воспоминания носят, в той или иной степени, архетипический характер, - и многим такая подача материала кажется банальной. Но вспомним Хайдеггера: «Простота несложного сберегает внутри себя в ее истине загадку всего великого и непреходящего». Малик, исходя из сходных позиций, отряхивает пыль с великой идеи, а такой идее — и образы должны быть под стать.
Классическая музыка звучит «излишне пафосно», спецэффекты кажутся «комичными», но стоит прислушаться и вглядеться, - и величие проступает на экране поверх всего, что на нем ни есть. Ничего удивительного, что на таком фоне семья О' Брайан читается синекдохой человечеству. И не то, чтобы ввиду доходящей до архетипической условности события и персонажи воспринимались бы зрителем близко к сердцу, но масштаб они действительно задают нешуточный, если, конечно, вас не очень смущают динозавры на экране.
Библейской трактовки в случае с «Древом жизни» не избежать. Этот образ, конечно, и семейное древо, и древо как символ единства всего сущего, но, естественно, и ветхозаветное древо жизни, о котором Бытие повествует в следующем контексте: «И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла» (Бытие, 2:9). Древо жизни тесно связано с древом познания добра и зла, и мотив изгнания вследствие грехопадения, - у Малика нередко становится ведущим. И здесь беспечное детство, олицетворение невинности по Малику, падет под грузом окружающего мира. Естественно, внимание стоит уделить и оригинальному назначению дерева жизни, точнее, его плодов: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Бытие, 3:22). Итак, грехопадение уже произошло, человечеству остается только искупить его и вкусить плод вечной жизни.
Эпиграф кинокартины взят из Книги Иова, а Карл Густав Юнг посвятил свой «Ответ Иову» раздумьям над разрешением дилеммы героя.
В предисловии Юнг излагает следующую мысль: «...речь пойдет о достопочтенных предметах религиозной веры, и кто бы ни вел такую речь, подвержен опасности быть растерзанным на куски обеими партиями, оспаривающими друг у друга как раз эти самые предметы». Мысль эта имеет смысл и в разговоре о фильме Терренса Малика. Впрочем, в его случае специфика его кинематографического жанра ведет, с одной стороны, - к увеличению аудитории, с другой — к снижению среднего уровня понимания происходящего.
На мой взгляд, в этот шедевр заложен довольно эффективный страховочный механизм, и основан он на том, что в этот фильм потенциально заложены две ипостаси, и они способны оказывать как совместное, так и сепаратное воздействие. Для зрительного восприятия «Древо Жизни» - это новый «Аватар» - пиршество, аттракцион воссозданной модели мира, и это – с одной стороны. С другой, смыслообразующей, - «Древо жизни» - это духовный поиск человеком человечества, если позволите.
Путь по Библии пролегает через Книгу Иова, в которой Человек и Бог сталкиваются лицом к лицу, в котором проявится постулат о невозможности восприятия логики ветхозаветного Бога Человеком. Человеческая природа и божественная благодать — противостояние, заявленное открытым текстом, обрушивается на нас уже с эпиграфом: «Где ты был, когда я полагал основания земли?», - вспросит Господь с Иова, и этот вопрос обращен к зрителю, не иначе. Космическое обрамление картины — отчасти, иллюстрация вопросительного монолога, который произносит Бог как манифестацию своего превосходства. И эта иллюстрация вовлекает зрителя в процесс духовного поиска.
Книга Иова, скорее всего, относится к эре до Пятикнижия Моисеева, потому Иов, фактически, - праведник до существования правды. И, в итоге, за свою дерзость пойти против Бога там, где ведет его Дух, - он окажется вознагражден. Таким образом, Иова ведет благодать, даже когда ветхозаветный Бог отворачивается от него. Речь идет о столкновении божественного и человеческого, - конфликте, который требует разрешения в рамках каждой отдельно взятой личности.
История человечества в миниатюре техасской семьи — череда взаимосвязей и переплетений, клубок, который не распутать. При выраженном дуализме начал одно уравновешивает другое, но и питается от него. Дети играют на лужайке, над ними свои ветви простирает Древо Жизни, - и все, что произойдет дальше уже прописано листьями на этих ветвях. А путь, который суждено пройти человечеству, отдан на откуп одному персонажу — Джеку, и именно он поведет нас к разгадке. Сначала сквозь ветхозаветные дебри, где порок — часть бытия, насколько органичная, настолько и противоестественная. Мы сопроводим Джека в его ипостаси Иова, и, в этот момент, мужское и женское — природа и благодать — в, итоге, придут к компромиссу в состоянии вечной борьбы. Мужское начало - это Бог-Отец, - его жестокость необъяснима, но необходима. Женское начало - образ Богоматери, дарящей всепрощающую любовь. В семье не родится, но обретет себя сын человеческий.
У Малика от единства всего сущего полшага до идеи родственности, точнее, - братства как решения поставленной перед человечеством задачи. Только через братство, ощущение единства, сын человеческий превратится в себя самого, но только с двух больших букв.
Важно то, что Малик ничего ни за кого не решал, он решался. И вот решился, и в результате повел разговор на экране с вечностью, ввергнув в него ничего не подозревавшего зрителя. И уже взгляд сверлит жизнь через мрак и блеск веков к началу, где была положена граница между светом и тьмой, и где, в то же время, произошел большой взрыв, положивший начало жизни. А за этим проступает только неясный сгусток энергии, - сила, придавшая первоначальный импульс, и есть причина всего движения (см. доказательства Фомы Аквинского). А дальше идет в ход и опыт глобального человеческого самоопределения — креационизм и теория эволюции - сливаются в одно целое, Человек ищет Бога, а Бог забывает Человека и далее с вариациями.
Юнг пишет, что важно то, «...каким Путем христиански воспитанный и образованный человек наших дней разбирается с божественными безднами, раскрывающимися взгляду в книге об Иове». И Малик, на мой взгляд, берется за сходную задачу — формулирует свой «Ответ Иову».
А венчает произведение своеобразный Апокалипсис в миниатюре — так бы я это охарактеризовал. Мы видим конкретного героя, который воссоединяется со своей семьей, и это даже не конец, а именно возвращение. Возвращение Человека в рай, которое замыкает круг. Но мне, все-таки, кажется, что метонимия развивается последовательно — от одной семьи как всех жителей планеты до воссоединившегося родового древа этой семьи как всех живых и мертвых. А родовое древо — это лишь одна из тесно сплетенных ветвей Древа жизни, одно из отражений понятия, одна из возможных трактовок Оды Человечеству за авторством Терренса Малика.
Все, это почти конец. Режиссер попытался выразить самое главное, и в этом заложена личностная формулировка. Это обобщение, но сделано оно не из претензии на его универсальность, а чтобы отразить мироощущение на самом мистическом и, если угодно, самом банальном уровне. Все, как ни трактуй, очевидно. Подсолнухи, обращенные к Солнцу, - это человечество, в котором отразился Бог. Тот Бог, что на протяжении картины солнечными бликами настойчиво стучится в объектив камеры и находит свое отражение в искусстве. Кино все чаще и чаще стремится проникнуть в тайну человека и мироустройства, и, на мой взгляд, победа Малика на Каннском кинофестивале вслед за Апитчатпоном Вирасетакуном выглядит очень даже логично.
Время для параллелей наступит как-нибудь в другой раз, а пока скажу так. Терренс Малик оградил себя от мира, как мог, - никаких пресс-конференций, фотосъемок и интервью. Кстати, последнее «интервью» имело место в Риме в 2005, только журналисты не могли на нем вопросы задавать, зато он повеселил всех рассказом о своих любимых итальянских фильмах. В целом, Малик своим затворничеством достиг неимоверного эффекта — его повсеместно признают гением, и ему простится даже отсутствие при раздаче каннских призов и простится само по себе, потому что главное, чего он этим добился — это возможность ни в чем ни перед кем не извиняться. И хорошо, что не будет пресс-конференций, - это настоящая пытка для таких чувствительных людей. Страшно представить, - поведется Терренс Малик на провокацию, запутавшись в своих построениях, - да и ляпнет что-нибудь на манер: «О' кей. Я — бог».
Даниил Медведев, 13 июня 2011
http://www.kino-teatr.ru/kino/art/artkino/2135/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 12.07.2011, 12:10 | Сообщение # 54 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| И древо каплет соком бытия
Фильм Терренса Малика "Древо жизни" в российском прокате
Драматическая лента классика современного кинематографа Терренса Малика «Древо жизни», победив на Каннском кинофестивале в этом году, очень быстро добралась до наших киноэкранов. Причем, несмотря на выраженную художественную сложность, ее прокатная судьба не ограничилась культурным гетто двух столиц, афиши фильма можно увидеть и в других крупных городах России.
«Где был еси, егда основах землю? возвести ми, аще веси разум», – вопрошает ветхозаветным гласом фильм в прологе. И уже тогда кажется прямолинейным донельзя. И остается таковым. Казалось бы, нет ничего проще, чем резюмировать здешний сюжет. Успешный архитектор, стоя в прозрачном лифте огромного небоскреба, несется вверх, отсчитывает десятки этажей и озирает окрест. Взгляд цепляется за макушки одноликих зданий, их монотонный хоровод гипнотизирует и топит в море нахлынувших воспоминаний.
Памяти не свойственна жалость. Она не спросит, куда тебя отвести. Архитектор погружается в детство, возвращается в тихий, не отравленный суетой техасский городок 1950-х. Двухэтажные домики, согретые солнечным светом. Изумрудные лужайки в бликах росы. Редкие автомобили. Дерево, посаженное отцом. Ребяческие забавы. В них выведено познание жизни. За ребенком-героем и ты погружаешься в детство, забывшись ярким сном, в который Терренс Малик укутывает экран. Не думая о мзде, что взимается с каждого желающего повзрослеть. А тут бы вспомнить пролог и больше не обманываться простотой сюжета.
Сюжет гораздо сложнее. Он постепенно становится ветвью, малым ответвлением вселенского сценария. Замысел Малика поражает своей грандиозностью и отвагой. В плоскости киноэкрана он стремится воссоздать картину зарождения всего сущего на Земле, практически уходя в документальность, но в то же время оставаясь на позициях художника. И многое ему удается. Во всяком случае, тут явственно ощущается бесконечная текучесть материи, которая захватывает отдельные жизни, делая их ветвями единого древа.
Как ни смотри фильм Малика, какой стороной ни поверни, он постоянно оборачивается этим деревом с широко разросшейся кроной. Выходя за рамки своего сюжетного основания, картина пускает ростки в разные стороны. Проще всего найти здесь «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Фильм, по сути, и представляет собой роман воспитания, только на киноэкране. Углубившись, найдешь там еще одно произведение, гораздо более раннее. За главным героем встает образ из романа Томаса Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел: История погребенной жизни» – мальчик бредет по улицам в бесплотных попытках нагнать ускользающий призрак брата и повторяет: «Утрата! Утрата!» Или, доверившись безмятежной красоте фильма, вдруг начинаешь ощущать, что неприятно сосет под ложечкой, понимая – безмятежность обманчива, как у Трумена Капоте. Не ошибаешься, потому что приходится потом хлебнуть горестной ностальгии по «Потерянному раю». В конце концов герой Малика занимает свое место, свою ветвь на огромном дереве, собрав весь необходимый багаж, который до него накопила культура, сам являясь таким же деревом в миниатюре.
Замечательно, что и нам, видимо, уготована там своя ветвь. И если сценарий экранного детства покажется близким и не смутит суматошной путаницей воспоминаний, иногда совсем алогичных, как оно и бывает в реальности, то два с лишним часа не покажутся высокопарным желанием художника излить зрителю душу. Если же нет, и пересечений не произойдет, то ветка надломится или не приживется, как бывает с плохо привитым побегом.
2011-06-16 / Виталий Нуриев
http://www.ng.ru/cinematograph/2011-06-16/8_drevo.html
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 12.07.2011, 12:11 | Сообщение # 55 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Каннское «Древо жизни» на голливудской пилораме
С недельным опозданием в украинском прокате — «Древо жизни». Это уже титулованный фильм от голливудского «живого классика» Теренса Малика. Картина снискала «Золотую пальмовую ветвь» на недавнем Каннском фестивале. Но эта же лента и разделила зрителей… Как бензопила, которая расчленяет «древо жизни» на два равноценных бруска. Часть элитной кинопублики приняла этот фильм благожелательно, с учетом возраста мастера и общей околобиблейской проповеднической миссии создателя… Но многим рецензентам фильм не понравился категорически. Как раз за — «околобиблейскую проповедническую миссию».
…Хотите откровенно? Лучше вообще не ходите на фильм… На этом бы и остановиться. Но «законы жанра» требуют объяснений. И привычным «оружием» — иронией или стебом — в адрес Малика маститого не отделаешься. Даже любимый потребителями интеллектуального глума обозреватель московской «Афиши» Р.Волобуев на сей раз не стал распинать лауреата, а остановился на таком с виду равнодушном послании: мол, хотите — и смотрите, а не хотите — не смотрите…
И правда, какой тут сарказм, если режиссер, вставший в позу демиурга, предлагает свет и любовь, страдание и очищение… Вопросы? Нет. Вопросы не предлагает. Только ответы. Простые, банальные, известные человеку на уровне его микроскопического (для Вселенной) разума. Проще говоря — глупые. А общий знаменатель у глупости и непостижимой Вселенной, по мнению Эйнштейна, только бесконечность!
Уравнение всех трех известных плюс изнуряющий хронометраж (два с половиной часа) — такие нынче каннские лауреаты.
Ну а если ослушаетесь и пойдете на это кино, то и не удивляйтесь, что с вами будут разговаривать как с недалеким человеком, предлагая вместо работы мысли красивые картинки, благоговейное гламурное созерцание, эстетическую усладу… В которых и без того «давно живем», без всякой перспективы вырваться.
«Древо жизни» — баобаб, растущий корнями вверх. Это фреска мироздания, где пафосу и амбициям художника не зазорно лезть из всех щелей. Где авангард и 150 млн.бюджета — откровенно цинично рифмуются.
Ну, в мироздании, конечно, еще и не такие парадоксы встречаются… Малик пытается преломить кинематограф через поэзию. И для этого ему необходимы высококачественные компьютерные динозавры, голливудская звезда Брэд Питт — киномодель, подходящая Малику намного больше, чем психологические обертоны игры Шона Пенна. Последний — самый неуместный в этом фильме. Потому как Малика интересует только собственная «игра». Причем краплеными картами — цитатами из писания… Начиная с эпиграфа Книги Иова, они бесцеремонно «приклеиваются» зрителю на лоб (помните забаву в «Бесславных ублюдках»?) — «да, ты — человек!», «да — тебе нужен Бог», «нет — ты не перестанешь мучиться»…
Впрочем, поэзия (и симфония заодно, благодаря джентльменскому набору музыкальных классиков в миксе от Александра Деспла) у него действительно получается — это ладно подогнанный коллаж из жанров и стилей.
От символизма бегающих молекул до оды о сотворении мира (опять же динозавры: поверьте, «это» откровенное Discovery еще долго не выйдет у вас из головы).
От экзистенциальной патетики пойманной, как рыба в аквариуме, человеческой души (линия Пенна в стеклянных небоскребах) до пасторального романа… в стихах, разумеется.
Последнее — это условное подобие сюжета. Какая-то сверхрекламная красота семейной обыденности в одноэтажной Америке образца 50-х. Очевидно, для «шестидесятника» Малика — это время «до грехопадения»?
Но и в семейном раю есть свой суровый пастырь — отец (Питт) и божья благодать — мать («все зыбко, кроме материнской любви») с иконным ликом Джессики Честейн.
Естественно, фигуры матери и отца претендуют на метафорическое обобщение «инь и янь», а конфликт поколений и смерть — претендуют на законный ход жизни. Внеземная, казалось бы, картинка оператора Эммануэля Любецки — его сумасшедшие широкоугольники (глаз божий?) и бесконечный свет (освЯщение сущего — сама по себе призвана явить мудрость. Что бы там ни вещал закадровый лирический или патетический герой Малика.
Теренс Малик, профессор философии и одиозный затворник, для Америки — своего рода Тарковский. Предельно серьезный в творчестве, идущий (хотя бы на уровне мифа) вопреки местной киноидеологии, на самом деле только поддерживает ее своим исключительным статусом. Одного Малика — признанного гения, кинофилософа, чьи экранные медитации тянут на миллионные бюджеты, заокеанская системная «пилорама» готова щадить, терпеть, спонсировать… И держать за пазухой на случай очередного «ребрендинга» своей мощи. К слову, знаете, как называется национальный американский павильон этого года на арт-биеннале? Коротко и по существу — «Слава». Так что «Золотая Пальмовая ветвь» за двух с половиной часовую кинопроповедь о сущем — вполне в тренде. «Славу» сопровождают обожание и ненависть, а «Древо жизни» — свист и аплодисменты не самой глупой каннской публики, пережившей на своем веку не один «многомерный» фильм. Что ж, для Бога у человека тоже — либо все, либо ничего… А Малик — он посередине: в пустоте, в пресловутых «Пустошах», где его рай, где его вера... И как минимум — кинематограф.
Ольга Клингенберг «Зеркало недели. Украина» №22, 17 июня 2011, 19:25
http://zn.ua/articles/82945
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 12.07.2011, 12:12 | Сообщение # 56 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «Веди нас до конца времен…»
В российский прокат выходит призер Каннского фестиваля фильм Терренса Малика «Древо жизни». Мнениями о фильме делятся НИНА ЦЫРКУН и БОРИС ЛОКШИН
«Древо жизни» небожителя Терренса Малика - это дерево Эдемского сада, где произошло грехопадение, и дерево во дворе дома О’Брайенов из Техаса, где прошло детство главного героя и его братьев, которое и есть ни что иное, как растянутое во времени грехопадение – утрата невинности незнания. В отсутствие сюжета в его привычном понимании, набор вечных архетипов, которые иначе можно назвать штампами (включая контраст сурового отца (Брэд Питт) и нежной терпеливой матери (Джессика Честейн), эдипов мотив и разочарование как итог взросления; даже изображение начала времен) опылен фрагментарными и довольно узнаваемыми картинками-иллюстрациями, идеально представляющими конкретную эпоху конца 40-х - начала 50-х.
Это соотношение масштабов, как и совместное присутствие в фильме библейского и дарвиновского мироописания («пути благодати» и «пути природы»), а также контрастной оптики - макро- и микровсматривания и, наконец, «урывочное» повествование создают эффект головокружения, усиливающегося благодаря операторскому приему постоянно движущейся камеры, что редко встречается в таких медитативных по замыслу фильмах, как «Древо жизни». Но тем самым и достигается погружение зрителя в эту медитативную среду, включающую вчувствование вместо холодного умственного наблюдения. Активизации в-чувствования и со-сочувствия помогают романтично-элегические реминисценции литературной Южной школы, американских классиков-визионеров и, конечно, болезненные биографические мотивы из жизненной истории самого Малика, ставшие главными сюжетными скрепами фильма: смерть братьев повествователя Джека О’Брайана, которого в детстве – рука не поднимается написать «сыграл» - прожил Хантер МакКракен, а в зрелом возрасте – бессловесно изобразил как актер-макенен в духе Брессона Шон Пенн.
Ни один из пяти фильмов Терренса Малика не помещен в современность. Ясно дело: в эпоху, которую принято называть пост-христианской, сложно воспринимаются вопросы, обращенные напрямик к богу: «Почему я должен быть хорошим, если ты не такой?» и предшествующая вопрошанию цитата из Книги Иова от имени Господа. Для Малика же, безмерного в своей гордыне, только ради таких вопросов и на таком уровне письма стоит снимать кино; это не значит, что они должны быть именно в такой сверхсерьезной форме и сформулированы. Достаточно того, что для Малика одинаково важны лавовые вулканические извержения, динозавр, внезапно решивший не приканчивать свою жертву, и мяч, пущенный «на слабо» в окно чужого сарая; вечное и мимолетное. Ибо и время конечно с точки зрения вечности, а бог вездесущ, пути его неисповедимы, уповать больше не на кого, но когда-нибудь мы все обнимемся с теми, кого любили и не понимали.
Нина Цыркун
http://kinoart.ru/journal/tree-of-life.html
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Вторник, 12.07.2011, 12:12 | Сообщение # 57 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «Веди нас до конца времен…»
В российский прокат выходит призер Каннского фестиваля фильм Терренса Малика «Древо жизни». Мнениями о фильме делятся НИНА ЦЫРКУН и БОРИС ЛОКШИН
Малик похож на того партизана из анекдота, который через 40 лет после конца войны выходит из леса, чтобы подорвать поезд. Я не сомневаюсь, что за эти сорок лет он ни разу не видел телевизора, если вообще знает, что это такое. Именно по-этому, а вовсе не из каких-то высоких соображений, его уморительно мультяшные динозавры как будто залетели в фильм из детской научно-популярной передачи. Он просто сам никогда таких не видел, и изобрел их заново. Я даже подозреваю, что он не знаком ни с Кубриком, ни с Тарковским. Потому что в свое время Хайдеггер был ему гораздо интереснее.
А сейчас его окружающий мир вообще не занимает. То что критики называют искренностью, смелостью, дерзновением и прочими словами являются на самом деле солипсизмом в крайне острой форме. Какая на хрен смелость - он с Богом разговаривает. Он собственный мир придумал и отстроил заново, включая все эти зубодробительно банальные сентенции про любовь к каждому листику и лучику. Они для него совсем не банальные - он их ни откуда не взял, сам придумал.
Потому очень важно, что герой Шона Пена (авторское альтер эго) по профессии архитектор. Фома Аквинский называл Бога Великим Архитектором Вселенной. Трактовка Бога как Архитектора — краеугольный камень масонства. Но Бред Питт, Бог-Отец Малика, - вообще не творец, а только одна из частей архитектурной конструкции. Да и актер он, честно говоря, заурядный. С другой стороны, фильм бы без него не состоялся. Брет Пит — продюсер.
Вот Малик и хочет разрешить вопрос: кто же на самом деле более Великий Архитектор? И кто кого сборет: Шон Пен ли Бреда Питта, Бред Питт ли Шона Пена? И кто у кого в голове? Сердиться на него смешно, смеяться - стыдно. Тем более, что местами у него правда как-то так получается... Ну не знаю, не гениально, но как-то так. Попадает...
Тем не менее зрителю гарантированы вполне мучительные два с половиной часа. Особенно ближе к концу. Потому что он, зритель, из процесса вообще полностью исключен. И никому до него правда нет никакого дела. А зритель-бедняга так скверно устроен, что при любых обстоятельствах ожидает хоть какого-то к себе внимания. То есть можно конечно 8 часов подряд любоваться зданием Empire State (фильм Уорхола), но это когда все-таки знаешь, что оно для тебя тут раскачивается. Тебя, зрителя, хотят уморить, разозлить, удивить, обидеть. А если тебя здесь просто не стояло? И ни малейшей надежды, что когда-нибудь, ну хоть через два часа, через десять лет, через сто пятьдесят вечностей, кто-то наконец поднимет глаза и, может через силу, но все-таки спросит: "А сам-то ты как? На работе нормально? Дети учатся? Супруга не болеет?"
И так со всяким так называемым Диалогом с Богом. Все-таки это ведь очень интимная вещь. И если он не подразумевает зрителя, то у последнего возникает ощущение неловкости.. И вся эта механика кино, все что за ней стоит: киностудия, продюсер, оператор, компьютерная мультипликация, пафосный хор за кадром, Шон с Питтом наконец, вдруг ощущается как что-то отчаянно неприличное. Как будто нечаянно зашел не в ту комнату, и увидел что-то не для тебя предназначенное...
Борис Локшин
http://kinoart.ru/journal/tree-of-life.html
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Среда, 24.08.2011, 09:32 | Сообщение # 58 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Шон Пенн не знает, что он делал в «Древе жизни» Теренса Малика
В интервью газете «Фигаро» актер признался, что не нашел на экране тех эмоций, которые были в сценарии, и несколько разочарован фильмом.
«Это один из лучших сценариев, какие я когда-либо читал. Фильм выиграл бы от более традиционного и ясного повествования, не потеряв своей красоты и воздействия на зрителя. Честно говоря, я все еще пытаюсь понять, что я там делал и что я мог привнести в этот контекст! Да и сам Терри [Малик] не смог мне ничего ясно объяснить»
Впрочем, Пенн тут же оговорился, что все равно «Древо жизни» - фильм, который он бы рекомендовал посмотреть "при условии, если вы пойдете на него без каких-либо заранее заготовленных идей. Каждый должен сам найти личную, эмоциональную или духовную связь с картиной. Те, кому удается это сделать, обычно выходят из зала очень растроганными».
http://kinoart.ru/news/news190.html
|
| |
| |
| Тамара_Демидович | Дата: Понедельник, 28.11.2011, 19:32 | Сообщение # 59 |
Группа: Проверенные
Сообщений: 32
Статус: Offline
| Смирение - есть мать всех добродетелей. Поспорим?
Картины Терренса Малика всегда отличались особой эстетикой и красотой кадра, и Древо жизни в отсутствии этих черт не упрекнешь то же. Фильм очень немногословный. Большей частью свою мысль до зрителей режиссер пытается донести с помощью визуального ряда. Лишь время от времени сквозь масштабные съемки пробираются к зрителю разговоры с Богом.
Первым желанием после того как я посмотрела этот фильм было узнать, что заставило Малика снять подобную картину. Оказалось, что этот фильм вытек из давно задуманного проекта Q. И цель была показать жизнь на земле как бы сверху, давая возможность зрителю наблюдать за ее зарождением из одной клетки и дальнейшим развитием, последовательно пролистывая эпохи водорослей, динозавров, людей.. А жизнь одной семьи-это всего лишь часть этого огромного процесса, маленькая веточка большого древа жизни. А этот замысел, эта жизнь так грандиозны, что без Божьей воли тут просто не могло обойтись. И все что ни случается то правильно и нужно. Вот такова задумка автора была.
Я не увидела в этом ничего особенного. Не знаю как кому, а мне не нужно разжевывать ту мысль что человеческая жизнь-часть общепланетарной Жизни. Что все живое взаимосвязано. Я эту точку зрения и так разделяю. А вот отношения с Богом, поданные таким банальным образом, кажутся мне странными. Вообще когда смотришь Древо жизни не покидает ощущение, что это какой-то новый хитрый проект канала Дискавери совместный с каналом христианским, и нам под красивые картинки читают проповедь.
Терренс Малик конечно хочет показать, что путь отца мальчиков-путь естества никуда его не привел, как не привел никуда этот путь и одного из сыновей. И находясь в разладе с собой, мысленно возвращаясь в прошлое этот сын, сейчас успешный мужчина осознает, что путь матери-путь благодати был истинным.
Но меня в этом режиссер не убедил. Он выдает желаемое за действительное. Что получает вечно смиренная и терпеливая мать? Да в общем-то тоже, что и отец: потерю, горе. Разница лишь в том, что она следует принципу: если не можешь изменить обстоятельства, измени к ним отношения. Она в очередной раз смиряется. Предпочитает думать, что она отдает сына Богу, препоручает его заботам. Хорошо так думать, проще жить ей и не более того. Но факт остается фактом, сына нет.
Да не стало, — говорит нам Малик, но это естественный процесс в рамках всей планеты. В любой живой популяции кто-то умирает ежесекундно. Это нормально, рано или поздно неизбежно, поэтому смирение — есть самый правильный путь. Да, процесс естественный, тогда зачем рассказывать о том, что Бог оберегает каждую песчинку, каждого человечка? Ведь в рамках даже показанной картины это не так. В рамках увиденного можно сказать что Бог оберегает заведенный порядок вещей, определенный ход вещей и неуклонное развитие и жизнь одного взятого человечка тут мало что значит.
Актерам в этом фильме особенно играть-то и не пришлось. Они разбавляли собой изображение. Забавно было увидеть Шона Пенна сыном Бреда Питта.
Высоко можно оценить техническую сторону картины. И операторы, и монтажеры, и устроители спец эффектов поработали на славу.
В ходе просмотра вспоминается и другое дерево, то что в своем Фонтане взрастил когда-то Аронофски. Только там герои искали это Древо, дарующее жизнь, а у Малика герои и их судьбы-это жизненные соки планетарного Древа жизни, и выбора у них нет. А мне хотелось бы верить, что я что-то выбираю в своей жизни..
|
| |
| |
| Галина_Кастина | Дата: Суббота, 17.12.2011, 09:29 | Сообщение # 60 |
Группа: Проверенные
Сообщений: 15
Статус: Offline
| "Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?"
"Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом - звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас" Иммануил Кант
Терри Малик является зрителям как мимолётное видение, раз в десять, а то и двадцать лет, но его каждый фильм - событие в мире кино. Судите сами: Пустоши/Badlands (1973), его дебют, поэтичная и душу леденящая история, подобная Бонни и Клайду; Дни Неба/Days of Heaven (1978), считающийся одним из лучших американских фильмов 1970х. Работая над Днями Неба, Малик задумал Древо Жизни и написал сценарий, в котором он обращался к истокам зарождения жизни, под названием Q (Quisida)/Кью-на полном серьёзе (Кьюсида/), Попытка поставить фильм в конце 70х не удалась, и это было одной из причин, почему Малик ушёл из кино на 20 лет. Он триумфально вернулся в 1998 с военным фильмом, Тонкая Красная Линия, признанный многими одним из сильнейших фильмов-размышлений на эту тему. Следующим был The New World/Новый Мир (2005), романтическая драма из истории взаимоотношений первых поселенцев из Англии на Восточном побережье Атлантики, там, где сейчас расположен штат Вирджиния, и индейцев, живших нa тех землях тысячелетиями. И наконец, настало время Древа Жизни, долгожданного, выношенного, самого персонального творения Терренса Малика, к которому он шёл 30 лет. В мире кино сейчас очень мало художников, которые ставят фильмы-поиски ответов на вечные вопросы "Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?" Мастеров, подобных Малику, способных запечатлеть свои поиски и размышления в незабываемых образах, возможно единицы. У Габриеля Гарсиа Маркеса Маркеса в самом начале "Ста Лет Одиночества" есть чудесная фраза: "Мир был еще таким новым, что многие вещи не имели названия и на них приходилось показывать пальцем". Такой новый мир создал Терри Малик в своих фильмах. Для многих вещей в них просто нет пока названия.
Видение Малика глубоко и поэтично. Его сравнивают и с Тарковским и с Кубриком. Сравнение - более, чем заслуженное. Первые же фильмы, пришедшие на память во время просмотра Древа Жизни, это Космическая Одиссея: 2001 и Зеркало. Позволю заметить, что мне Древо Жизни кажется даже сильнее, чем фильм Кубрика, потому что, будучи таким же монументальным по масштабу охваченных тем и по великолепию художественного воплощения, фильм Малика - бесконечно и до боли человечен, что делает его гораздо ближе мне, чем вечное равнодушие тёмного безмолвия великолепного Кубриковского космо-эпического кино-пространства.
Я редко была так тронута и захвачена до глубины души происходящим на экране, как во время даже не просмотра, но, скорее, проживания или совместного движения с новым, очень "Маликовским", но гораздо более амбициозным и грандиозным (во всех смыслах этого слова), чем всё, что он когда-либо поставил, его творением. Я вполне понимаю, что этот фильм может оставить зрителя в недоумении, может обозлить, вызвать желание иронизировать над ним. Эти голоса, взывающие к Богу, и Бог, отвечающий Иову, это отсутствие, на первый взгляд, ясно обозначенного сюжета, действия, диалогов и событий вполне могут вызвать негативное восприятие. Фильм постоянно перемещается в бесконечно далёких друг от друга временных и пространственных категориях. И да, в нём есть сцены с динозаврами, чьё появление вызвало некую оторопь у части зрителей. Я же считаю что на схеме мироздания, созданной Маликом, динозавры играют такую же важную роль, как все остальные компоненты, включая и нас, живущих сейчас.
Малик, известный интроверт и затворник, поразительно искренен и открыт в Древе Жизни, самом его личном фильме. Он размышляет о вечных и древних, как сама вселенная вопросах, и не знает на них ответов, как и мы, но он обладает талантом воплотить свои размышления и поиски в видения нечеловеческой красоты и глубокой любви. Он всматривается в жизнь всего лишь одной семьи, которую поселил в провинциальный город своего детства в Техасе в 1950ые. Но история этой семьи, в которой радость невинности и открытия мира, тёмные затягивающие омуты взросления, никогда непрекращающаяся борьба Материнского и Отцовского начала в душе ребёнка, конфликты, потери, сожаления, поиски своего пути и осознание своего места в мире, и, наконец, понимание и прощение, повторяет в точности судьбы миллионы семей в любой точке земли. Может быть, поэтому, она стала близка мне.
Красота фильма светла и грустна. Мне кажется, зритель должен погрузиться в него, как в океанские воды и дать ему омыть себя. Не думать, не анализировать, не искать смысл в поразительных сценах Космогонии, но пропустить их сквозь себя. Я останавливала фильм несколько раз, потому что Древо Жизни - это чувственное со-переживание, которое переполняет до захвата дыхания. Он - исполнен света, воздуха, открыт всем ветрам (обратите внимание на белую лёгкую колышущуюся занавеску на окне в доме О'Брайен, к которой снова и снова возвращается камера Эмануэля Любецки), омыт водой - источником жизни, символом очищения и опасной, обманчивой стихией. Это фильм, подобно Древу из названия, прочно врос корнями в Землю, но устремлён ветвями и листвой к небу и как бы парит в воздухе. Может быть, поэтому, так пронзительно естественна левитация около дерева рыжеволосой Боттичеллевой Грации, воплотившейся в прекрасной Джессике Частейн?
Почему Лакримозой Моцарта сопровождаются сцены возникновения Вселенной? Почему оплакивание, а не Ода к Радости, к примеру? Не значит ли это, что в рождении уже заключена Смерть, и всё, что явилось, произошло, случилось, непременно и неотвратимо придёт к неизбежному концу - и всё живущее, и Время и Пространство? Создавая силой своего таланта поразительные по красоте сцены зарождения Мира, находя для них цвета оттенков и нюансов, которые я встречала только в одном месте на Земле - в Долине Смерти (Калифорния), Малик видит их сценами скорби, потому что всё и все пройдут бесследно. Мы все это знаем, но только редкие таланты способны выразить скорбь и мудрость в таком совершенном кинематографическом слиянии образов и звуков, что раз войдя в душу, они там и останутся.
Я уверена, что Древо Жизни - фильм для многократных пересмотров. На разных этапах жизни зрителя, он будет открываться разными гранями, но никогда не откроется до конца. Его трудно рекомендовать, но не рекомендовать его просто невозможно. Совершенен ли он? Не знаю. Но прекрасен до боли.
Сообщение отредактировал Галина_Кастина - Суббота, 17.12.2011, 09:32 |
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Пятница, 20.01.2012, 15:41 | Сообщение # 61 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Лучшие фильмы 2011 года: топ-25
KINOTE представляет традиционные итоги года. В список вошли тексты о двадцати пять лучших картинах 2011-го. Они следуют друг за другом в этом топе в произвольном порядке вне какой-либо иерархии. Для удобства навигации сначала приводится перечень, а затем следуют развернутые рецензии на каждый фильм.
Лучшее кино года по версии KINOTE:
«Древо жизни», Терренс Малик (Антон Свинаренко)
«У нас есть Папа», Нанни Моретти (Инна Кушнарева)
«Здравствуйте, господин Дерево», Цзе Хань (Ксения Рождественская)
«Дорога в никуда», Монте Хеллман (Борис Нелепо)
«Милдред Пирс», Тодд Хейнс (Василий Степанов)
«Тулуза» / «Попутного ветра, Клод Горетта!», Лионель Байер (Вадим Рутковский)
«Лиссабонские тайны», Рауль Руис (Владимир Лукин)
«Самая одинокая планета», Джулия Локтев (Ксения Рождественская)
«Печаль», Катсуя Томита (Борис Нелепо)
«Плотская любовь», Пиппо Дельбоно (Инна Кушнарева)
«Анна Каренина» / «2-АССА-2», Сергей Соловьев (Борис Нелепо)
«Аполлонида — Воспоминания закрытого дома», Бертран Бонелло (Вадим Рутковский)
«Марта Марси Мэй Марлен», Шон Дёркин (Антон Свинаренко)
«Вне Сатаны», Брюно Дюмон (Евгений Майзель)
«Драйлебен», Кристиан Петцольд, Доминик Граф, Кристоф Хоххойслер (Борис Нелепо)
«Девичник в Вегасе», Пол Фейг (Инна Кушнарева)
«День, когда он придет», Хон Сан Су (Павел Соболев)
«То лето страсти», Филипп Гаррель (Борис Нелепо)
«Это не фильм», Джафар Панахи, Моджтаба Миртахмасб (Станислав Битюцкий)
«Столетие рождений», Лав Диас (Вадим Рутковский)
«Девы в беде», Уит Стиллман (Борис Нелепо)
«Каприз Олмейера», Шанталь Акерман (Наталья Шарапова)
«Последний день на Земле», Абель Феррара (Вадим Рутковский)
«Последний сеанс», Лоран Ашар (Борис Нелепо)
«Нам домой возврата нет», Николас Рэй (Илья Миллер)
«ДРЕВО ЖИЗНИ» (THE TREE OF LIFE), ТЕРРЕНС МАЛИК (TERRENCE MALICK), США, 2011
Самый большой фильм года — настолько, насколько бывают большими каньоны; слишком большой для быстрого, без дистанции и нароста академических легенд, оценивания. Фильм-кара на голову злорадствующего мира. Фильм, который скорее защищают, чем превозносят.
За годы мучительно долгого монтажа и ручной работы над спецэффектами каждый успел сочинить свое «Древо жизни» самостоятельно, а прения духовных лидеров, слухи об IMAX-версии и апокрифические байки о мятежах у касс довершили ореол того самого избытка, неудовлетворенной претензии и неосуществимой амбиции; в это зыбучее поле скоро засосет и «Путешествие во времени» — якобы документальную прививку к «Древу», где слово дано Брэду Питту. Все мы, кажется, заранее поняли, за что высмеем или полюбим это кино: за религиозную дешевизну (нуминозность), за визуальный елей (лучезарную красоту), за патетику (а Большой каньон не слишком патетичен?). За то, что бабочка запархивает на кипенную ручку — и за то, что эта реликтовая тварь помнит первые газы Земли. За хвою, эквивалентную железобетону.
Воображая, как Малик сортирует километры своей пленки, принято видеть танцующего дервиша или гадателя по Книге Перемен, но, по свидетельствам монтажеров, он предпочитает молча слушать в плеере группу Green Day. «Древо» в схожем заземлении нуждается при пересказе — и, одновременно, являет его при просмотре: это очень естественный фильм, перед которым все образы, даже отнятые низовой поп-культурой, равны. И если удостоить его того доверия, какое принято беречь для киноэссеистики (в самом широком смысле — от «Зеркала» до Брэкиджа), то у «рекламных» младенцев можно заметить грязь под ногтями, в «идиллическом» техасском лете — клубы распыленного ДДТ и шелудивых собак, а за «долбежкой» Брамса и Сметаны — неизбежность классического сопровождения обедов в хороших семьях. Для того чтоб доказать чувствительность Малика к китчу, достаточно вспомнить сцену из «Тонкой красной линии», где солдат водил туземцев за щиколотки, как плуги, и представить эту же сцену, например, с товарищеским футболом. Шершавой, тканевой материальностью, которую несут прикосновения в «Древе жизни», не обладает никакой нью-эйдж; и свет здесь сложен из явственных фотонов, и камера, задуваемая в окно, пробуравливает действительные потоки воздуха. Живучая природа и самоотверженная благодать сплавляются не на отвлеченном, а на сугубо атомарном уровне, и полноту режиссерского описания, многих смутившую, корректней будет объяснить не желанием снять стомиллионную скрижаль, а кипением первичного бульона в отдельно взятом уме. Уме мальчика, для которого католичество сокращено до маминых напутствий и витражей, украшавших районную церковь, как соболезнования украшают траур; для которого дуб во дворе — это и райская куща, и эволюционная таблица, и одуванчик для вина; для которого динозавры вымрут только тогда, когда брат не вернется из Вьетнама. И всю эту уравниловку памяти, все начала начал, всё это месиво эпох и обыкновенный холизм Терренс Малик производит из одного дня — дня, когда ребенку впервые стало грустно.
Антон Свинаренко
http://kinote.info/articles/6224-luchshie-filmy-2011-goda-top-25
|
| |
| |
|
