|
"УСКОЛЬЗАЮЩАЯ КРАСОТА" 1996
| |
| Александр_Люлюшин | Дата: Четверг, 08.04.2010, 17:43 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 3246
Статус: Offline
| «УСКОЛЬЗАЮЩАЯ КРАСОТА» (англ. Stealing Beauty) 1996, Франция-Великобритания-Италия, 118 мин.
— красивая экзистенциальная мелодрама Бернардо Бертолуччи
  
  
  
В переводе с итальянского название этого фильма звучит иначе — «Я танцую сама по себе». Прекрасная юная американка (Лив Тайлер) после самоубийства матери, известной поэтессы и топ-модели, отправляется в Италию. Ей предстоит провести лето на вилле давних друзей семьи, расположенной на фоне живописных тосканских холмов. Там же героиня встречает мужчину, который подарил ей четыре года назад первый в ее жизни поцелуй. Другой мотив ее путешествия кроется в стремлении понять загадочную запись в дневнике матери, смысл которой может открыться только в Италии.
Съёмочная группа
Режиссёр: Бернардо Бертолуччи
Сценарий: Бернардо Бертолуччи, Сьюзен Мино
Продюсеры: Джереми Томас, Ив Аттал, Крис Оти
Оператор: Дариус Хонджи
Композитор: Ричард Хартли
Художники: Джанни Сильвестри, Доменико Сика, Луиз Стьернсворд, Синтия Слейтер
Монтаж: Пьетро Скалия
В ролях
Лив Тайлер — Люси
Джереми Айронс
Джозеф Файнс
Шинед Кьюсак
Рэйчел Вайс
Стефания Сандрелли
Жан Маре
Награды
Каннский кинофестиваль, 1996 год
Номинация: Золотая пальмовая ветвь
Смотрите трейлер и фильм
https://vk.com/video16654766_456239038
https://vk.com/video16654766_160816384
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 18.09.2011, 10:22 | Сообщение # 2 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| УСКОЛЬЗАЮЩАЯ КРАСОТА (КРАСОТКА-ВОРОВКА) /STEALING BEAUTY/
Чрезвычайно чувственная и тревожная картина Бертолуччи снята в живописнейшей Тоскане, и визуальный ряд - пейзажи (оператор Пьетро Скалиа), скульптуры Мэттью Спендера, сад, разбитый Метка Козак, и костюмы от Джорджо Армани - сразу определяет ассоциативность восприятия происходящего. Бертолуччи каждым кадром, словно мазками, создает мощное полотно, на которое можно смотреть и смотреть, постоянно открывая для себя что-то новое и глубоко личное, как бы говоря себе: "А, вот и я так думал". Но ни слова из того, что вам послышится, в тексте не произносится. Юная девственница Люси (действительно очень красивая и сексуальная Тайлер) приезжает из Америки в богемно-космополитичный дом-поместье скульптора, где, по ее расчетам, она была зачата в 1975 году ее покойной матерью-поэтессой, чтобы узнать, кто был ее отцом. Она также надеется увидеться с молодым человеком, с которым целовалась там в 15 лет. О всех персонажах мы, казалось бы, ничего не знаем - что можно узнать из обрывков повседневных фраз и поступков в течение трех дней? Никто не присаживается у огонька и не рассказывает, покусывая губы, историю своей жизни. Однако, уверяю Вас, к концу фильма Вы узнаете об этих столь разных людях гораздо больше, чем прочитав толстый роман. По сюжету, придуманному самим режиссером, Люси не узнает, кто был ее отцом, и лишается девственности со сверстником, тоже девственником, написавшим ей одно из писем вместо друга, целовавшегося с ней в 15 лет, но с тех пор набравшегося опыта по женской части. Но, повторюсь, сюжет всего лишь полотно, а играют на нем сочетания красок, которые трудно описать словами. Когда я смотрел фильм, то невольно вспоминал "Под сенью небес" - очень удачный перевод названия. А вот эту картину перевести еще труднее - Володарский явно поторопился, обозвав "Красоткой-воровкой". To steal a kiss - украсть поцелуй. Есть значения "захватывающая", "ускользающая", "обкрадывающая", "подкрадывающаяся" "украдываемая" и даже "воруя". Слава Богу на показе в киноцентре картине уже дали подходящее название - "Ускользающая красота". Единственный персонаж, нашедший свою гавань и защиту против этой "страшной силы", - скульптор, запечатлевающий это явление в своих работах. Хотя, с другой стороны, я, помнится, писал в одном из своих стихотворений: "То, что ты ловишь, не ловят рукой". Так вот Бертолуччи - поймал.
Иванов М.
http://www.videoguide.ru/card_film.asp?idFilm=19281
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 18.09.2011, 10:22 | Сообщение # 3 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Ускользающая красота
Stealing Beauty
19-летняя американка Люси Хармон (Тайлер) прибывает на тосканскую виллу друзей ее покончившей с собой матери с тайной мыслью найти никогда не виденного отца и потерять девственность.
Название подразумевает две красоты, грозящие ускользанием: Тоскану, растворяющуюся в перламутр под взором камеры (впервые для зрелого Бертолуччи за камерой не Витторио Стораро, а Дариус Хонджи, оператор «Семи» и «Деликатесов»), и Люси, ждущую, когда же ее похитят. Сюжет фильма, полный неловких соблазнений, недопонятых недомолвок и полувоображенных воспоминаний, рассказывает о ее похищении. Но сам фильм не об этом. Он о том, как настоящее становится прошлым — с каждым мгновением, с каждым взглядом. Тосканская открыточная красота и невинность девушки — лишь знаки того, что есть и чему больше никогда не бывать, по крайней мере в том виде, в каком мы ими только что восхищались. Пролог, в котором безликий незнакомец (скорее всего, сам режиссер) снимает Люси на видеокамеру, роняет кассету на шпалы и навсегда уносится с уходящим поездом, с самого начала придает фильму горько-сладкий привкус утраты, который не унимается до финальной любовной сцены — первой для Люси, последней для нас, — где она обретает переживания женщины, но теряет столько всего другого, включая интерес режиссера. Тут становится очевидно, что на самом деле Бертолуччи экранизировал не книгу американки Сьюзен Мино, а высказывание Поля Сезанна, так любимое в свое время Рильке: «Вещи исчезают; если хочешь увидеть что-нибудь, следует торопиться».
Михаил Брашинский
http://www.afisha.ru/movie/166920/review/154920/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 18.09.2011, 10:22 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Ускользающая красота (Stealing Beauty)
Лив Тайлер лишь в шестнадцать лет узнала о том, что длинноволосый страшила, поющий в группе "Аэросмит" - ее родной отец. Ей, наверное, было легко играть героиню "Ускользающей красоты" - Люси, англичанку, приехавшую в Тоскану, чтобы найти своего отца, а заодно (почему бы и нет?) потерять девственность. Причем не с кем попало. Партнера она должна была выбрать сама, исходя из параметров, смутно ею самою осознаваемых. Наверное, в голове ее витал какой-то образ идеального мужчины.
В свое время мама Люси писала прекрасные стихи, от которых души общавшихся с ней мужчин сворачивались в серпантин, а в паху возникало некоторое жжение. Кроме того, она была модельером. На момент съемок фильма ее уже не было в живых. Некому было открыть секрет рождения Люси. Бедной девочке пришлось самой проводить расследование, для чего она направилась в Тоскану. Это - такой район в Италии, где вокруг сплошная зелень и весна, и где в уединенном месте живет странная компания творческих личностей, всеми силами стараясь поддержать иллюзию полнокровия своего существования. Здесь мама героини любила бывать, здесь крутила амуры, здесь была зачата Люси. Случилось это в беспутные семидесятые, когда еще никто не ведал о СПИДе и люди трахались легко, как собаки. По крайней мере, так говорят сейчас.
Что мы видим в образе Люси? Мы видим, господа, печальные последствия сексуальной распущенности, причем последствия не только сугубо физические (длинноногая американская красотка), но и философские (необходимость поиска, так сказать, истоков). Знатоки фильмов Бертолуччи обращают внимание на то, что в его творениях все ищут первопричин. Зачем - порой непонятно, потому что поиски эти приводят к постижению совсем не тех истин, какие мнятся ищущему. Вот, скажем, идет человек по пустыне, уверенный, что если будет по-настоящему упорным, то рано или поздно выйдет к воде. И на исходе сил видит, как опостылевшая бурая гладь сменилась чем-то светлым. "Вот оно!" - думает настойчивый путник. Но не тут-то было: место, к которому он добрался - всего лишь высохшее озеро.
Фильмы Бертолуччи, даже если непонятны идейно, почти всегда безупречны эстетически. Мир, создаваемый ими, полон красок, медоточив, сказочно-поэтичен. Отсутствие динамики восполняется избытком стилистики. Лежа смотреть "Ускользающую красоту" нельзя - можно ненароком заснуть, поддавшись усыпляющему ритму мастера. Этот кот Баюн совсем не ставит себе задачей увлечь зрителя - по крайней мере, этого не чувствуется. Он погружает зрителя в свой мир, и дальше создателю все равно, что с тобой будет. Почти всегда при соприкосновении с мирами Бертолуччи возникает легкий дурман, который может оказаться приятным, а может вызвать головную боль, но, так или иначе, на психику действует. После фильма Бертолуччи ты - уже немного не тот, каким был до него. Ты смотришь на жизнь немного иначе, подмечая в ней детали, которые наполняли твою повседневность, но ты о них никогда не задумывался.
Бертолуччи признался, что в "Ускользающей красоте" он отправился внутрь самого себя. Далеко не каждый смог составить ему в этом компанию. Тот, кому это удалось, может чувствовать себя счастливым. Или, по крайней мере, причастившимся.
Джон Сильвер
http://www.kino.orc.ru/js/review/stealing_beauty.shtml
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 18.09.2011, 10:23 | Сообщение # 5 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| УСКОЛЬЗАЮЩАЯ КРАСОТА (Stealing Beauty)
Эта лента не так однозначна и легко прочитывается, как это может показаться сначала. Бертолуччи невольно породил загадку для тех, кто попытается перевести англоязычное название их истории о девятнадцатилетней красивой американки Люси, которая приезжает на лето в итальянскую провинцию Тоскана — для того, чтобы найти своего настоящего отца и того идеального мужчину, кто лишит ее невинности. Ускользающе умная и исподволь трогательная лента может восприняться как соблазнительный рассказ немолодого постановщика, любующегося, словно эстет-порнократ, прелестями девственницы — Лолиты 90-х годов из Америки. Но поиронизировав над «Последним танцем в Тоскане» (хотя вновь, как всегда у Бертолуччи, сцена танца, на этот раз в одном из старых итальянских замков, относится к самым ключевым в фильме), тонко чувствующий зритель, настроенный на камертон автора, может вдруг уловить, что возвращение итальянского режиссера на родину после отсутствия в течение 15 лет не является ни случайным, ни таким уж бесхитростно наивным. А его исповедальное высказывание по поводу того, что в новой ленте он отправился внутрь самого себя, не выглядит таким уж дежурным. Казалось бы, сам режиссер посмеивается над Италией, «нацией, которая может произносить лишь длинные монологи» и вообще над стремящейся к объединению Европой (симптоматично, что разговоры ведутся сразу на нескольких языках — английском, итальянском, французском, немецком), которая проводит время в пустопорожних псевдоинтеллектуальных беседах и в усталых забавах людей, еще пытающихся не утратить хоть какую-либо радость жизни. «Вырождающийся рай», давно позабытое величие Римской империи (как и потерянный «золотой век» античности), существование, лишенное не только мифологического, но и целесообразного плана, медленное умирание культуры и цивилизации от неважно какой болезни (прежде всего это относится к Алексу, одному из гипотетических отцов Люси, которому все же важнее ее присутствие в качестве напоминания о бурной молодости и временах Lucy in the Sky with the Diamonds — намек должен читаться не только любителями LSD и поклонниками The Beatles).. Такова «сладкая жизнь» в конце 20 века разнородных обитателей поэтичных тосканских земель, на которые неумолимо вторгаются чужеродные силы, как, например, телеретрансляторы, противостоящие скульптурам Иэна, еще одного возможного родителя Люси, в свою очередь как бы повторяющей судьбу матери-американки, модельерши и поэтессы в одном лице, в августе 1975 года переспавшей с кем-то из едва знакомых мужчин. И не имеет значения, с кем именно — представительница нового «поколения Х» может быть дочерью любого из тех, кто жил в уныло-трагическую эпоху «после революции», когда на смену бунтарским настроениям шестидесятых пришли разброд и шатания семидесятых.
http://www.kinopoint.ru/film/index_490.html
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 18.09.2011, 10:23 | Сообщение # 6 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «УСКОЛЬЗАЮЩАЯ КРАСОТА» ВЕЛИКОБРИТАНИЯ-ФРАНЦИЯ-ИТАЛИЯ, 1995, 118 мин.
Экзистенциальная мелодрама
Несмотря на распространённое мнение, что итальянский киноклассик Бернардо Бертолуччи давно уже устал и не может создать нечто достойное своего великого имени, эта лента не так однозначна и будто бы легко прочитывается, как это многим показалось на первых просмотрах в фестивальной суете в Канне или Сочи. Причём «Ускользающая красота» (таково российское прокатное название) появилась на пиратском видео под вроде бы глупым названием «Красотка-воровка». Однако в этом просторечном обороте переводчика неожиданно обнаружился особый смысл.
Конечно, автор сюжета Бернардо Бертолуччи и сценаристка Сюзан Мино невольно породили загадку для тех, кто попытается перевести англоязычное название поведанной ими истории. Она рассказывает о девятнадцатилетней красивой американке Люси, которая приезжает на лето в итальянскую провинцию Тоскана — чтобы найти своего настоящего отца, а также того идеального мужчину, кто лишит её невинности. Знаменательно, что выбранная режиссёром на главную роль после долгих поисков восемнадцатилетняя американка Лив Тайлер тоже лишь в подростковом возрасте узнала, что является дочерью Стивена Тайлера, лидера рок-группы Aerosmith.
Рекламируемая даже в качестве эротической мелодрамы, эта картина гениального автора «Последнего танго в Париже» кое-кем действительно воспринимается как соблазнительный рассказ всё-таки немолодого постановщика (ему было уже 55 лет во время съёмок), любующегося, словно эстет-порнократ, прелестями девственницы — Лолиты 90-х годов из Америки. Забавно, что английский актёр Джереми Айронс сразу после участия в Stealing Beauty был приглашён Эдрианом Лайном на роль Гумберта-Гумберта в новой версии «Лолиты», а на каннской пресс-конференции журналисты стремились оскорбить Бертолуччи, заявляя, что он якобы тоже попытался косвенно экранизировать роман Владимира Набокова. Поэтому и версии переводов названия были зазывающими — «Покоряющая красота», «Подкупающая красота», «Украденная красота» и т. п.
Возможно, поскучав в течение первого часа и даже поиронизировав над «Последним танцем в Тоскане» (хотя вновь, как и всегда у Бертолуччи, сцена танца, на этот раз в одном из старых итальянских замков, относится к самым ключевым в фильме), внимательный, а главное — тонко чувствующий зритель, настроенный на камертон автора, может вдруг уловить, что возвращение итальянского режиссёра на родину после 15-летнего отсутствия не является ни случайным, ни таким уж бесхитростно наивным. А его исповедальное высказывание по поводу того, что в данной ленте он отправился внутрь самого себя, не выглядит таким уж дежурным.
Казалось бы, сам постановщик посмеивается над Италией, «нацией, которая может произносить лишь длинные монологи», и вообще над стремящейся к объединению Европой (симптоматично, что разговоры ведутся сразу на нескольких языках — английском, итальянском, французском, немецком). Время проходит в пустопорожних псевдоинтеллектуальных беседах и в усталых забавах людей, которые ещё пытаются не утратить хоть какую-либо радость жизни. «Вырождающийся рай», давно позабытое величие Римской империи (как и потерянный «золотой век» Древней Греции), существование, которое лишено не только мифологического, но и телеологического (то есть целесообразного) плана, медленное умирание культуры и цивилизации от неважно какой болезни… Прежде всего, это относится к Алексу, одному из гипотетических отцов Люси, которому всё-таки важнее её присутствие в качестве напоминания о бурной молодости и временах Lucy in the Sky with the Diamonds — намёк должен читаться не только любителями LSD и поклонниками The Beatles.
Такова «сладкая жизнь» в конце XX века разнородных обитателей поэтичных тосканских земель, куда неумолимо вторгаются чужеродные силы, как, например, телеретрансляторы, противостоящие скульптурам Иэна, ещё одного возможного родителя Люси. А она, в свою очередь, как бы повторяет судьбу матери-американки, модельерши и поэтессы в одном лице, которая во время поездки по Италии в августе 1975 года переспала с кем-то из едва знакомых мужчин. И не имеет значения, с кем именно — представительница нового «поколения Х» может быть дочерью любого из тех, кто жил в уныло-трагическую эпоху «после революции», когда на смену бунтарским настроениям шестидесятых пришли разброд и шатания семидесятых.
Бернардо Бертолуччи стремился вынести приговор тем временам ещё в своей самой неудачной, пожалуй, картине со знаменательным названием «Трагедия смешного человека» об отце-промышленнике, который вынужден расплачиваться за ниспровергательские грехи родного сына. Кстати, именно после съёмок этого фильма 1981 года режиссёр практически покинул Италию, поселившись в Лондоне, а за поисками новой духовности отправился на Дальний и Ближний Восток, сняв свою «ориентальную трилогию» — «Последний император», «Под покровом небес» (лишь мимоходом надо отметить перекличку данной ленты с «Ускользающей красотой» благодаря мотиву «губительной силы большой и красивой любви») и «Маленький Будда».
Но немаловажно и то, что в промежутке между эпической фреской «Двадцатый век» (там автор в середине 70-х годов пытался прорваться от камерной монологичной драмы к романной диалогичной структуре) и упомянутой «Трагедией смешного человека» Бертолуччи снял наиболее психоаналитичную работу в собственном творчестве — «Луна» (1979). Она тоже стала своеобразной жертвой непонимания со стороны критиков и зрителей, не пожелавших не увидеть ничего, кроме темы скандального инцеста между оперной певицей-американкой и её пятнадцатилетним наркотизирующимся сыном, который тяжело переживает смерть отца, а в финале узнаёт, что появился на свет от интимной связи матери с итальянским учителем. Кстати, мотив идентификации отца, словно «эдипов комплекс», попутно связанный и с идеей поисков дома и вообще своего не столько географического, сколько духовно понятого отечества, присутствует не только в «Луне», но почти в каждой ленте Бернардо Бертолуччи, по-новому отозвавшись в Stealing Beauty.
Люси родилась в мае 1976 года (забавно, но это дата премьеры «Двадцатого века» на фестивале в Канне), то есть она — Телец и Дракон. И внезапно возникшая во время просмотра «Красотки-воровки» (или же не так упрощённо — «Обкрадывающей красоты») аналогия со знаменитым живописным полотном «Похищение Европы» на античный сюжет о Зевсе в облике быка, который украл одно из исконно хтонических божеств, связанных одновременно с производительной силой земли или воды и умерщвляющей потенцией преисподней, отнюдь не парадоксальна.
Конечно, и саму «широкоглазую» (эпитет луны) девушку, которая испытывает странное томление в момент полнолуния, можно принять за страдательную фигуру — аналог похищаемой богини Европы, нередко отождествляемой с Луной. Но согласно «Мифологическому словарю», Европа является также коррелятом (то есть соотнесённой персоной) древнего Зевса Евриопа («широкогласного»), восходящего к догреческим культам Северной Греции и Малой Азии. В этом смысле ритуал похищения Европы Зевсом начинает напоминать обряд самособлазнения, автоэротики, чем, собственно говоря, и занята юная Люси, выбирая себе сексуального партнёра как жертву для собственной же инициации, самопожертвованного расставания с невинностью.
А странный персонаж в исполнении очень старого и седого Жана Маре (не только романтического кумира публики, героя костюмно-приключенческих фильмов, но и исполнителя роли Орфея у Жана Кокто) бубнит по-французски о том, что теперь никто уже не помнит о Дьяволе. И ангелоподобная девушка Люси — почти как искушающий всю буржуазную семью незнакомец (то ли Агнец Божий, то ли Ангел Тьмы) в шедевре «Теорема» Пьера Паоло Пазолини, пророчески появившемся в критический для европейского самосознания 1968 год.
Бертолуччи как непосредственный ученик и творческий наследник Пазолини создал спустя 28 лет свою трагическую притчу о Зловещении (в противовес Благовещению), явлении персонифицированного соблазняющего начала (интересно, что и двойное грехопадение Люси и Освальдо, словно Евы и Адама, происходит под величественным древом) в тот анемичный и растерянный мир современной Европы, которая готова и к тонкому искушению, и к грубому похищению. Финальные кадры с видами городов Италии с птичьего полёта тоже как бы рифмуются со снятыми чуть сверху сценами в пустыне из «Теоремы», куда удалился владелец фабрики, по-библейски познав загадочного посланника.
«Теорема» успела получить премию экуменического жюри в Венеции-68 и удостоиться анафемы римского папы. А ныне метафизическим богохульством никого не удивишь и не возмутишь. Тем не менее, обидно, что в Канне-96 жюри во главе с Фрэнсисом Фордом Копполой отметило скучно-бытовую картину «Тайны и ложь», провинциально-кровавый «Фарго», дерзко провокационную «Автокатастрофу» и даже «Рассекая волны» мыслящего как бы «по касательной» датчанина Ларса фон Трира, другого певца «заката Европы». А вот ускользающе («как в зеркале, гадательно, а не лицом к лицу») умное и исподволь трогательное творение Бернардо Бертолуччи вообще осталось без наград. Впрочем, на кинофестивалях он их никогда и не имел!
Сергей Кудрявцев
http://www.kinopoisk.ru/level/3/review/949601/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Воскресенье, 18.09.2011, 10:23 | Сообщение # 7 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| БЕРНАРДО БЕРТОЛУЧЧИ. Путешествие.
Искусство кино, 1997, №2
Беседу ведет Анна Вяземская
Анна Вяземская. Твой последний итальянский фильм «Трагедия смешного человека» датируется 1981 годом. Затем были «Последний император», «Раскаленное небо» и «Маленький Будда». А в 1996-м ты вновь делаешь итальянский, причем неожиданный фильм — «Украденная красота».
Бернардо Бертолуччи. Во-первых, никто не думал, что я вернусь в Италию. Я и сам этого не ожидал. Но на сей раз я возвратился, чтобы осмотреться. «Украденная красота» не тот фильм, который можно было ждать от меня: он не о возрождении правых сил, не о Берлускони, не о современной итальянской действительности… Однако в этом фильме я вновь шагаю по Италии. И тут у меня мгновенно возникает ассоциация с фильмом «Жить своей жизнью», где философ Брис Парен вспоминал Портоса из книги «Двадцать лет спустя»: тот подложил динамит, чтобы взорвать башню, но когда зажег фитиль, вдруг призадумался: идти — значит ставить одну ногу перед другой. Он стал размышлять о смысле ходьбы и шел так медленно, что забыл о взрыве и подорвался вместе с башней.
Анна Вяземская. Но здесь не тот случай…
Бернардо Бертолуччи. Да, но я опять учусь ходить по Италии и вполне отдаю себе отчет в том, что у меня есть проблемы в передвижении… Возможно, это происходит от самовнушения, оттого, что иду я по земле, которую в 80-е годы считал враждебной. Теперь я здесь для повторного изучения. Итак, что я делаю? Выкраиваю для себя небольшой холм в Тоскане, где происходит действие фильма и где пейзаж концентрирует всю красоту Тосканы. Но эта подлинная красота, скорее, является декорацией, нежели диалектической составляющей фильма. Это своего рода счастливый (или несчастный) остров, но остров, расположенный за пределами того, что происходит в Италии. Я думаю, в фильме есть всего несколько моментов, когда сюда проникает итальянская реальность. В одном из них два военных самолета направляются в Боснию, в другом телевизионная антенна портит пейзаж на холме. Еще там есть две проститутки из Нигерии и одна русская, все очень красивые — их много в Тоскане. И вдруг возникает легкая дрожь. Мы видим виноградники, глухонемых крестьян, они составляют, скажем, часть декорации — словно на картине XVII века. Что еще? Мир, претендующий быть космополитичным, культурным, эстетическим — прежде всего эстетическим. Мир, погруженный в сегодняшний день, но стремящийся от него отгородиться. Как говорит один из персонажей: «Вы смогли создать планету для себя. Вскоре понадобится паспорт для того, чтобы попасть сюда».
Я хочу только сказать, что после десяти лет очень дальних странствий я считаю более итальянской картиной «Последнего императора», снятого в Китае (но сделанного как вердиевская мелодрама), чем «Украденную красоту»…
Анна Вяземская. Как возникла идея этого фильма?
Бернардо Бертолуччи. Внезапно. После «Маленького Будды» я сказал: «Все, хватит, мне не нужен больше оркестр из ста пятидесяти тысяч музыкантов для того, чтобы забыть о неприятностях, которые я переживал в 80-е годы в Италии». Мне было необходимо, чтобы спрятаться, создать вокруг себя абсолютно ориенталистские декорации. После восточной трилогии, и особенно «Маленького Будды», я пережил как бы реинкарнацию. Я тебе говорю об этом с юмором, но все же говорю…
Анна Вяземская. Эта реинкарнация обрела черты девушки?
Бернардо Бертолуччи. Да, но, как всегда, и других персонажей. Я ведь стремлюсь идентифицироваться со всеми героями. Именно поэтому никогда не создаю абсолютно отрицательных, ведь даже в самых гадких есть нечто от меня, и им я хочу дать — специально употреблю католическое слово — искупление. Я говорю об искуплении, так как у меня было впечатление, что я вернулся в Италию из другой жизни. Мне было даже трудно — и это забавно — в первый день съемок говорить по-итальянски. Я объяснял это тем, что итальянский перестал быть языком, на котором можно говорить в кино или в театре. Это язык литературный, на нем можно только читать.
Анна Вяземская. Потому что для тебя языком кино является английский?
Бернардо Бертолуччи. Да. И вовсе не по прозаическим экономическим причинам — прокат фильмов и все прочее, но потому, что у меня всегда были огромные трудности с итальянским. Хотя, я вспоминаю, в фильме «Костлявая кума» этого не было, потому что мы использовали римские диалекты, «по происхождению» пазолиниевские. Но когда я пересматриваю фильм «Перед революцией», то краснею от смущения, потому что итальянский во всех итальянских фильмах — даже в самых лучших, как у Антониони, — язык неудобный. Это настолько литературный язык, что он не способен быть точным, не способен передать непосредственность, которая доступна английскому. Французский язык тоже литературный, но он прошел через театральный фильтр, через Мольера, Корнеля, Расина и т. д. Что позволило наслаждаться именно его литературностью. Итак, это счастливый литературный язык, с ним можно быть свободным, и он может стать четким, как язык американских фильмов. В сущности, только французы смогли воспроизвести в своем языке точность английского и, в особенности, американского.
Анна Вяземская. Возможно, не последнюю роль здесь сыграла «новая волна»?
Бернардо Бертолуччи. Все это произошло благодаря «новой волне», глаза которой были обращены на Францию, а сердце принадлежало Америке.
Анна Вяземская. И ты до сих пор чувствуешь скованность, когда слышишь итальянский?
Бернардо Бертолуччи. Да. В первый съемочный день это было непереносимо. И я спросил себя: «Как можно играть по-итальянски?» Потом ответил, что это связано с неизбежностью реинкарнации. Я ощущал себя так, словно приземлился на этот тосканский холм, где оказался чужаком, на парашюте. Но реинкарнации доступна память, она оживляет уже виденное, некогда услышанное. Извлекая отголоски языка, которые во мне еще остались, я сумел преодолеть отчаяние и, наконец, начать манипулировать с этим языком. И остался доволен. Ведь в тех эпизодах фильма, где появлялись молодые герои (а они настолько далеки от моего прежнего культурного опыта), они так отчуждены от моей реальной прошлой жизни, что я словно прислушивался к какому-то племени — может быть, из Африки. Как только я это понял, язык стал возрождаться.
Анна Вяземская. Потому что по-итальянски в твоем фильме говорят молодые. И Стефания Сандрелли, которая всегда где-то рядом.
Бернардо Бертолуччи. Да, Стефания — с молодежью. Для меня это было как бы пуповиной с моим прежним итальянским кино. Стефания привнесла то, что всегда в ней было и что она до сих пор не утратила: свою природную грацию, такую неповторимую. Что бы она ни делала, она всегда изящна. В этом возвращении мне было очень важно чуть-чуть опереться на ее присутствие. В фильме у нее незначительная роль, но в ее короткой истории любви есть такая, как бы это сказать, «моцартианская» легкость.
Анна Вяземская. Эта легкость в твоем фильме повсюду.
Бернардо Бертолуччи. После «тяжеловесности» моих фильмов об императорах и восточных философах я хотел понять, смогу ли я вновь обрести легкость. Я вспоминал, что случилось со мной лет пятнадцать назад в одном доме, похожем на тот, что и в этом фильме. Там были англичане, итальянцы, американки, двадцатилетняя китаянка, которая тяготилась своей девственностью. И запрограммировала взросление. Тогда я решил: «Я должен измениться, понять, есть ли у меня хоть какой-то шанс почувствовать себя молодым». Это было пари. И я не был уверен, что выиграю его. Я хотел общаться с молодыми людьми, но трусил. Молодежь в Италии за последние два года стала силой, давшей импульс итальянскому неофашизму. Но кто они, эти молодые? Я очень боялся к ним приближаться.
Анна Вяземская. У меня не создалось впечатления, что я посмотрела фильм о молодежи или о девушке, которая захотела потерять невинность. Это своего рода прогулка… инициация…
Бернардо Бертолуччи. Но таков мой всегдашний способ делать кино, будь то китайская суперпродукция или более интимный фильм. Я постоянно ищу возможность для воссоединения кино как правды жизни и кино как вымысла. Следить за персонажами — а в этом фильме это еще прозрачнее выражает наблюдатель, появляющийся в самом начале, — оставляя возможность вещам непредсказуемым… скажем, порыву ветра, который уносит юбку Люси. А еще я хотел вернуться к тому, что было в таких фильмах, как «Стратегия паука» и даже в «Костлявой кукле». Речь идет о том, чтобы остановиться на чем-то и разглядеть… Вот кустарник, он вдруг начинает трепетать. Такой кустарник может быть очень важным в истории. Или хлопающая дверь, как в этом фильме. И как в моем детстве в окрестностях Пармы или в поэзии моего отца.
Анна Вяземская. В твоем фильме чувствуется непрерывность, долгое дыхание.
Бернардо Бертолуччи. Хотя это и так, «Украденная красота» — мой самый короткий фильм.
Анна Вяземская. Эти пейзажи действительно очень красивы. Но ты ни в едином кадре не злоупотребляешь красотой, хотя, мне кажется, мог бы.
Бернардо Бертолуччи. Да, когда я, например, снимал Сахару, которая объективно очень, очень красива, меня отчасти шантажировала метафизика дюн! Слава Богу, Тоскана не имеет метафизической силы, поскольку была «разорена» художниками Сиены. Тоскана — это красота, которую разворовывали в течение веков, это украденная красота. У меня была идея (когда мы начали писать сценарий с Сьюзен Мино) показать, что же остается от красоты, которая была репродуцирована на стены монастырей, на живописные полотна, воспроизведена в скульптуре? Тоскана все еще остается прекрасной, но уже как пейзаж в жанровом смысле, как пейзаж после эстетической битвы. Именно поэтому я хотел поначалу включить в фильм много выдающейся живописи. Но потом предпочел только одну репродукцию художника — Маэстро дель Оссерванца, которую мы видим на двери комнаты в очень коротком плане. Здесь тоже я искал ненавязчивость… В этом фильме много легковесности, но она неразрывно связана с глубиной персонажей. Это как с инициацией девушки, которая уже вначале наполовину «украденная красота», потому что ее снимают видеокамерой. И мы видим героиню сквозь взгляд и видоискатель этого наблюдателя. Кстати, ты поняла, кто это?
Анна Вяземская. Сосед, который кажется ей привлекательным?
Бернардо Бертолуччи. Да, это сосед, военный корреспондент, любовник ее матери.
Анна Вяземская. Я думала, что он распахнет дверь в главную историю фильма, но случилось иначе. Вообще довольно трудно смотреть на все эти закрытые двери, которые ты в конце концов так и не открываешь. Именно поэтому этот фильм не похож на твое прежнее кино.
Бернардо Бертолуччи. Кое-что привнесла моя сценаристка. Когда я с ней познакомился, я чувствовал родство с Ренуаром и был очень далек от твоего отца, минималиста Робера Брессона, при том, что обожаю его. Сьюзен — писательница-минималистка, и я хотел испытать себя в этом направлении. Поначалу, когда я читал сценарий, мне казалось, что в нем ничего не происходит. А я очень люблю героев, перенасыщенность… Но, работая с Сьюзен, я понял обаяние ограничений. Брессон — это экономия, а Ренуар — изобилие.
Анна Вяземская. Смотря фильм, я порой думала о Брессоне. Он, на мой взгляд, принадлежит к тем режиссерам, кто лучше всех снимает девушек и их тайну. У тебя это тоже есть.
Бернардо Бертолуччи. Я говорил вчера, и тебя это позабавило: «Мадам Бовари — это я!» Я себя идентифицирую с Люси. И Лив Тайлер очень помогла мне, потому что обладает редчайшим качеством — особым присутствием перед камерой: она не нуждается в школе «действенной игры». У нее, как и у Стефании, никогда не чувствуешь усилий.
Анна Вяземская. Не потому ли ты посмеиваешься над Актерской студией Ли Страсберга?
Бернардо Бертолуччи. Да, хотя я любил эту студию. Вся работа с Марлоном Брандо в «Последнем танго в Париже» состояла в том, чтобы снять с него маску ученика этой школы. И он принял мои правила игры, после чего не разговаривал со мной двадцать лет. Когда вышел фильм, он чувствовал себя совершенно голым, разоблаченным, что ему не понравилось. Но сегодня об этом опять говорят. Он великолепен.
Анна Вяземская. Тебе кажется, что ты и эту девушку разоблачил?
Бернардо Бертолуччи. Нет. В ней меня волнует то, что зарождается и должно расцвести. Здесь нет прошлого, которое надо открыть. В Лив Тайлер столько «порыва» — это невозможно объяснить. У нее врожденное чувство кино, которое я находил только у великих актеров, у Боба Де Ниро или Депардье. Экстраординарность Де Ниро дается огромным трудом. Депардье — абсолютно естествен. Теперь он стал более рациональным, но когда снимался у меня в «Двадцатом веке», в нем была чистая натуральность. У Лив это проявляется в ее чувстве камеры, в том, как она с ней флиртует, как забывает о ней, как поворачивается спиной или подставляет лицо. Ты знаешь это, ведь сама была актрисой. Ты понимаешь эту игру обольщения и равнодушия.
Анна Вяземская. Когда я вчера смотрела фильм, то подумала: кино делается для очень молодых…
Бернардо Бертолуччи. Я бы не сказал… Хотя… Кино находится в рабской зависимости от реальности… Те, кто стоит за камерой, добьются успеха только в том случае, если упрячут свое «эго», сделают его невидимым. Посмотрев «Украденную красоту», мой брат сказал: «Впервые ты не торчишь перед камерой со своими трюками»… В фильме «Перед революцией» я пытался примирить молодых и старых, отцов и детей. В «Украденной красоте» тоже есть эта тема, потому что таков отчасти лейтмотив всех моих фильмов: терять отца, находить его или убивать.
Анна Вяземская. Откуда у тебя эти проблемы?
Бернардо Бертолуччи. Я столько раз безуспешно «убивал» своего отца, что теперь решил показать эту тему с новой точки зрения. Мое первоначальное изучение фрейдизма связано с двумя фильмами: «Стратегией паука» и «Конформистом». Именно тогда я позволил себе поддаться этому побуждению «убить отца». Сегодня очень странно вспоминать «Стратегию паука», где молодой человек отправляется в таинственную, фантасмагорическую, выдуманную страну, которая называется Тара, чтобы найти убийцу своего отца. Он находит предполагаемых убийц, но ему ни разу не приходит в голову, что он сам его убивает. Но в «Стратегии…» была необходимость в примирении, и я в конце концов понял, что это комплекс Эдипа наоборот. После многочисленных попыток убийства отца во всех своих фильмах я признался: внимание, при таком повторении это уже он меня убивает.
А здесь девушка хочет потерять невинность, ставшую для нее обременительной, — ведь она уже большая, чтобы быть девственницей. В какой-то момент Алекс (Джереми Айронс) говорит: «Твоя мать умерла, все застопорилось, и ты не можешь расти». А она отвечает: «Нет, это не так». Но не говорит, что же произошло…
Анна Вяземская. Когда она понимает, кто ее отец, — это такая прекрасная сцена, очень спокойная.
Бернардо Бертолуччи. Здесь очень важно было играть на безмолвии, в трепетном молчании. Это единственный способ лишить сцену мелодраматизма. «Украденная красота» — единственный из моих фильмов, где почти нет мелодрамы.
Анна Вяземская. Расскажи о своей встрече с Ренуаром.
Бернардо Бертолуччи. Я искал актеров на фильм «Двадцатый век». Сначала это должен был быть, так сказать, мост между Советским Союзом и США — исторический компромисс, обеспечивающий встречу американцев с русскими.
Анна Вяземская. Как это далеко от скромной интонации твоего последнего фильма!
Бернардо Бертолуччи. Но тогда я увлекался мегаломанией. К сожалению, бюрократические проволочки русских меня утомили. В поисках молодого актера я поехал в Америку. Нашел Де Ниро, и кто-то сказал, что Ренуар видел «Конформиста» и хотел со мной встретиться. Так мы с Клер, моей женой, оказались в Беверли-Хиллз. Вошли в громадную гостиную с пальмой. Ренуар сидел на стуле, ноги укрыты пледом. Поразило меня то, что рядом с ним стоял маленький бюст четырехлетнего Ренуара, сделанный его отцом, Огюстом. У старика и ребенка была одинаковая улыбка. У скульптурного Ренуара не было волос, и старый Ренуар был лысый, хотя в его глазах светилась детская улыбка. Мы разговорились. Он обладал невероятным даром всеохватного мышления. Он говорил обо всем, что слышал от Годара или Трюффо, вспоминал все, о чем они спорили, убежденные, что не только открывают нечто новое, но изобретают небывалое. Ренуар занимался тем же самым лет тридцать-сорок — и всегда с неизменным юмором. Передо мной был XIX век, который с легкостью становился веком XX. Немыслимо! Мы говорили обо всем: о звуке, о движении камеры… Вдруг он сказал: «Когда снимаешь, дверь надо всегда держать открытой, потому что кто-то может неожиданно вернуться, а это и есть кино!» Через полтора часа Ренуар встал: «Могу я обнять вас?» Я прильнул к нему и почувствовал запах лысины моего деда. Мы вышли с Клер — на глазах у нас были слезы. Я нашел того, кто получал радость от кино! У Жан-Люка, Трюффо и других, на кого я смотрел, как на старших братьев, я никогда не видел такого удовольствия. Идея, которая владела нами в 60-е (возможно, по причине нашей политизированной «натуры»), состояла в том, что мы отсекали от себя наслаждение. Мы были такими моралистами, пуританами… Но при этом обожали кино Ренуара, в котором был переизбыток радости. Мы не разрешали себе такое поведение, потому что делали так называемое выразительное кино, а Ренуар снимал кино коммуникативное. Вот почему в какой-то момент у меня возникло желание общаться, желание переживать радость не в одиночестве, а разделять ее с другими.
Анна Вяземская. Ты стал настоящим сыном Ренуара…
Бернардо Бертолуччи. Было бы хорошо… Знаешь, в моем фильме была сцена охоты — как в «Правилах игры», — но я ее вырезал. Мы видим Люси в первой части фильма, когда еще неизвестно, что произойдет, о чем будет фильм… Сцена с двумя девочками, Люси и Дейзи.
Они смотрят на красивое озеро и вдруг слышат крики: промчался кабан, за ним охотники. Испуганные девочки прячутся сначала в зарослях, потом перебегают под мост. Вокруг них без конца стреляют. Появляется Алекс, ругает охотников. Я все это уничтожил.
Анна Вяземская. Забавно услышать эту историю про девушку и кабана. Когда мне было восемнадцать, я отправилась с друзьями готовиться к экзамену по филологии в домик на опушке леса в Фонтенбло. Вышла прокатиться на мопеде — и тут облава на кабана. Он преградил мне дорогу и стал толкать переднее колесо. Я попала в переделку — у меня сохранились шрамы. А мои друзья до сих пор говорят: «Признайся, ведь ты выдумала эту историю с кабаном, ведь ты просто-напросто упала». Единственный, кто мне поверил, был мой дедушка, Франсуа Мориак. Он сказал: «Кабан для девушки — это Купидон».
Бернардо Бертолуччи. В фильме произошло то же самое. Но оставь я эту сцену, потерялась бы легкость и вместо нее появилась бы метафорическая значительность.
Анна Вяземская. И правильно сделал. В твоем фильме нет никаких метафор, что и придает ему моцартианскую грацию.
Бернардо Бертолуччи. Надеюсь, изящество, о котором ты говоришь, есть повсюду. Даже в длинном эпизоде праздника, где не обошлось без налета мелодраматизма. И после него, когда все безумно возбуждены. Люси приводит мальчика, показывает его всем, и это смешно, потому что она собирается с ним лечь, а он совершенно пьян и ничего особенного с ней сделать не может. Я обожаю реакцию Алекса, его ревность, его взволнованность. Такое впечатление, будто он что-то ищет. Я очень люблю эту сцену и то, как играет здесь Джереми Айронс. При этом ясно, что с ней ничего не случится. Все занимаются любовью, кроме нее.
Анна Вяземская. Да, прелестно наблюдать это всеобщее роковое совокупление. И еще я была заинтригована листочками бумаги, которые Люси оставляет повсюду. Откуда эта прекрасная идея?
Бернардо Бертолуччи. Она принадлежит моему отцу. Когда ему было десять лет, он учился в Парме, писал стихи и подбрасывал их в комнату своего преподавателя — как будто это ветер их туда принес. Так что это — воспоминание… Люси не доверяет себе. Первое стихотворение она сожгла, второе положила на скамейку, третье — в книгу, а книгу — под подушку Джереми в качестве магического талисмана, чтобы спасти его от ужасной боли.
Анна Вяземская. Я прочла в одном интервью, что ты используешь в своих фильмах личные воспоминания для того, чтобы избавиться от них.
Бернардо Бертолуччи. Да, в том смысле, что кино — это очищение. Цель, собственно, и состоит в том, чтобы освободиться, чтобы не перегружать себя воспоминаниями. Ведь всегда труднее забыть, нежели вспоминать.
Анна Вяземская. А как быть с кинематографическими воспоминаниями? Ты общаешься с режиссерами нового поколения?
Бернардо Бертолуччи. Я хотел бы общаться намного больше… С Квентином Тарантино, например. Не так давно я с ним обедал, и мы говорили о Годаре, кумире Тарантино. Я сказал: «Вот ты видел и то, и се, но не можешь представить, что было, когда вышла „Отдельная банда“, что значило увидеть этот танец Анны Карина и Клода Брассера. Новоиспеченный фильм Годара родился из пены того времени. Жан-Люк ставил три или четыре фильма в год, и каждый из них можно точно датировать. Ты же смотришь это как старое кино». Я ему объяснял, чтобы вызвать ревность, чтобы сказать: это была невероятная эпоха, в ней все смешалось: кино и то, что мы вычитывали у Ролана Барта, и то, о чем читали в журнале Elle. И это было самым выдающимся в те годы, разве нет?
Анна Вяземская. Говорят, что ты избавился от множества вещей, что у тебя уже нет проблем с материалом, с твоими воспоминаниями, что все это изжито с императорами и философами. А куда ты теперь направляешься?
Бернардо Бертолуччи. Куда иду? Мой последний фильм — это скорее точка отправления, чем пункт прибытия. Я хочу сделать фильм о 1968-м. Но не об исторических событиях как таковых, а о конфронтации той эпохи с нашей. Только в этом смысле данный проект мне интересен. Иначе — возобновление «старого балета»… Я чувствую вдохновение, хотя боялся, что его утратил или даже забыл о нем… Знаешь, что я еще сказал Тарантино? «Ты заметил, старина Квентин, что теперь Жан-Люк стал для нас драгоценностью, точнее, бриллиантом, который плывет по воздуху словно забытый образ из фильма „2001: Космическая одиссея“ и который, сверкая своим собственным светом, не нуждается ни в солнечном, ни в том, что излучает вселенная. Он только дает, ничего не вбирает». Это хорошо, хотя и ужасно тоже. А что ты об этом думаешь?
La Nouvelle Revue Francaise, 1996, Mai, № 520
Перевод с французского Зары Абдуллаевой
http://kinoart.ru/1997/n2-article12.html
|
| |
| |
| Влада_Арзамасцева | Дата: Вторник, 11.03.2014, 19:31 | Сообщение # 8 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 123
Статус: Offline
| О, юность! Волшебная счастливая пора. Время поиска себя, время первой любви. Никогда уже не посмотришь на мир как в 17 лет, никогда не увидишь тех ярчайших красок, не услышишь сладчайших запахов и не ощутишь таких пронзающих чувств. Вот и тянутся люди к любому оплоту юности, завороженные её красотой, в надежде снова вернуться в те чудесные годы. Но забывают они, что красота эта - хрупкая, ускользающая, наслаждаться ею нужно поодаль, ведь, приблизившись вплотную, захлебнешься её чистотой и непременно возжелаешь получить её снова, вырвать силой или хотя бы очернить, чтобы не заставляла ныть уже сгнившее сердце. Так и погибает юность, рассыпается от зависти и злобы, черствеет и тускнеет. Это – неизбежность. Но та колдовская красота не исчезает: она приходит снова и снова с каждой весной, возрождаясь из пепла людской злобы в уже новых обличьях. А миру остается лишь вдыхать аромат её свежести мелкими глотками, боясь вздохнуть слишком сильно и унести дыханием еле слышные ноты.
|
| |
| |
|
