|
"ФРАНКОФОНИЯ" 2015
| |
| Александр_Люлюшин | Дата: Суббота, 30.07.2016, 14:10 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 3246
Статус: Offline
| «Фильм не получается», – признаётся Александр Сокуров в самом начале «Франкофонии». Действительно, руководство Лувра, посмотревшее «Русский ковчег», наверняка, давало совсем иной заказ. Получилось в итоге не «кино про музей», а увлечённое и при этом по традиции витиеватое размышление Художника, трепетно относящегося к мировому искусству и рассуждающего на не очень удобные темы. Смешивая воедино прошлое и настоящее, документальное и игровое, героев выдуманных и когда-то существовавших, режиссёр говорит о том, о чём вообще не принято говорить. Европейские сёстры-государства, создавая общее культурное пространство, следуют политике двойных стандартов и исключают из своего круга Россию – далеко не любимую и совсем не родную сестру. Но такому кораблю угрожает реальная опасность. И не укажут ему спасительного маршрута ни нелепо повторяющая слова «свобода, равенство, братство» Марианна – символ французской революции, ни надменный Наполеон, видящий во всём исключительно собственное «я», ни даже почившие вечным сном Толстой и Чехов. Потому и звучит в финале картины гимн Советского Союза, к-ый, усугубляя трагическую ситуацию, воспринимается не иначе как похоронный марш.
«ФРАНКОФОНИЯ» (фр. Francofonia) 2015, Франция-Германия-Нидерланды
— французский документально-игровой фильм Александра Сокурова
  
  
  
Судьба уникальной коллекции произведений искусства и исторических реликвий Лувра во время фашистской оккупации.
Съёмочная группа
Режиссёр: Александр Сокуров
Сценарий: Александр Сокуров
Продюсеры: Эльс Вандеворст, Пьер Оливье Барде, Оливье Пере
Оператор: Брюно Дельбоннель
Композитор: Мурат Кабардоков
Художник: Colombe Lauriot Prevost
Монтаж: Хансйорг Вайссбрих
В ролях
Луис-До де Ленскесаинг
Венсан Немет
Беньямин Утцерат
Джоанна Кортальс Альтс
Награды
Венецианский кинофестиваль, 2015 год
Победитель: Премия фонда Миммо Ротелла
Победитель: Премия Федерации европейских и средиземноморских кинокритиков за лучший евро-средиземноморский фильм
Номинация: Золотой лев
Номинация: Приз Green Drop Award
Зарубежная пресса о «Франкофонии»
Один из подлинных культурных гигантов европейского кино, Александр Сокуров — возможно, единственный современный режиссер, который может собрать полный зал на фильм о музее. После «Русского ковчега», снятого в Эрмитаже сокуровского tour de force, пришла очередь Лувра попасть под его интеллектуальное увеличительное стекло. Сюжет «Франкофонии» — искусство во время войны, и главный пример — то время, когда Лувр (названный в фильме «столицей мира») оказался под контролем нацистов. Едва намекая на уничтожение исторических памятников в Сирии руками ИГИЛ, Сокуров напоминает зрителю, насколько уместными, к сожалению, сегодня остаются эти темы. <…> Техническая работа, как всегда — на высшем уровне: элегантная работа оператора Брюно Дельбоннеля воссоздает атмосферу военного Парижа, не столько имитируя, сколько дополняя многочисленные архивные кадры (Дебора Янг, The Hollywood Reporter).
«Франкофония» — смелая и уверенная в себе картина, чей звенящий закадровый голос очень отличается от приглушенного внутреннего монолога, вокруг которого построены многие работы Сокурова.
<…>
Картина воспроизводит историю Лувра от Возрождения до наших дней при помощи нескольких ироничных сцен, в которых слово дается историческим и мифическим фигурам, гуляющим по коридорам дворца. Марианна, символ Французской республики, восклицает: «Свобода, равенство, братство!»; в какой-то момент она оказывается рядом с Наполеоном на скамейке перед «Моной Лизой». Какая роскошь разглядывать ее без толп туристов!
Но центральное историческое событие во «Франкофонии» — катастрофа 1940 года, вторжение нацистов в Париж. Немецкий аппаратчик, граф Франц Вольфф-Меттерних <…> поначалу выглядит самодовольным офицером, резко требующим сотрудничества у вежливого, но сухого директора музея Жака Жожара, который остался одним из немногих чиновников, не покинувших город. Посреди палимпсеста из сцен, набросков, изображений и мыслей Сокуров рисует увлекательный, едва заметный поединок этих двоих мужчин, который затем перерастает во взаимное понимание и даже дружбу (Питер Брэдшоу, The Guardian).
«Франкофония» — не припозднившийся сиквел «Русского ковчега», а скорее ответ на него. <…> Фильм почти невозможно отнести к какой-либо категории — он занимает место где-то между документальным кино, эссе и видеоинсталляцией, — и Сокуров смешивает разнообразные аудиовизуальные формы, включая архивные хроники, настоящие и поддельные, фотографии, живопись и закадровый голос, а также ожидаемые проезды через залы с портретами и скульптурами (Робби Колин, The Telegraph).
Смотреть вдумчивую «Франкофонию» Александра Сокурова сразу после «Апокалипсиса якудза» Такаси Миике кажется странным, ведь они представляют собой полные противоположности — но российский постановщик так же непредсказуем, как Миике. После своей пышной и мрачной версии «Фауста» режиссер возвращается к лакированным полам и высоким потолкам музейных залов, а именно в парижский Лувр, предстающий хранилищем и храмом мировой истории и культуры. Мы видим фигуру самого режиссера силуэтом возле компьютера, беседующего с капитаном корабля, который сравнивает мореходов с художниками: те и другие плывут над бездной, разговаривая сами с собой. Тема фильма — двадцатый век, не больше, ни меньше, но Сокуров избегает напыщенности, представляя его чем-то вроде грезы. <…> «Русский ковчег» был кадром, снятым на Steadicam, настаивающем на единстве действия, «Франкофония» — головокружительный монтаж, подчеркивающий разнообразие цивилизации (Фернандо Кроче, Mubi).
Сокуров в «Франкофонии» больше, чем обычно, сомневается и колеблется. Фильм отражает настроение своего создателя и переходит от одной мысли к следующей, возвращается назад, смешивает их — как делаем все мы, когда ходим по музею. <…> Его не покидает образ пустого музея: вынутое из рамы, произведение искусства становится осязаемым, незащищенным, настоящим. <…> Поскольку это Сокуров, фильму нельзя позволить завести себя в абстракцию и релятивизм. Режиссер остается собой: задает зрителю вопросы, заставляет нас по-настоящему подумать над ответами, усаживает Жожара и Вольфф-Меттерниха перед собой, как двух школьников, чтобы рассказать им, что ждет их в будущем. Он застает врасплох, вдруг развернув свой курс в другую сторону: прекрасно, что эти два человека нашли общий язык, но что насчет тех, кто выбрал борьбу и заплатил за это невыразимую цену? Что насчет Ленинграда и Эрмитажа? Здесь постоянно присутствует конфликт, и Сокуров добирается до самой сердцевины вопроса о том, что значит быть европейцем (Томмазо Точчи, The Film Stage).
Несмотря на размышления от первого лица за кадром и ассоциативный монтаж изображений, первая половина «Франкофонии» нисколько не похожа на поздние видео Годара: метод и настроение остаются ясными даже когда предмет фильма становится высоколобым. Интонация бесконечно далека и от Годара («Истории(й) кино», например), и от апатичных видеоработ самого Сокурова.
<…>
Снятую такой фигурой, как Сокуров, чьи политические взгляды часто кажутся его современникам неудобными, если не попросту сомнительными, «Франкофонию» можно считать самым ясным высказыванием о его позиции, на которое можно рассчитывать: все в конечном счете идут на компромиссы, и всё, что в наших силах, — это договариваться на тех условиях, которые возможны в каждой данной ситуации (Майкл Сичински, Cinema Scope).
«Франкофония» движется по волнам мысли, которая выходит за пределы основного исторического сюжета, — о судьбе цивилизаций и жестокости Истории. Призрак Наполеона напоминает о том, что прежде, чем быть хранителем культуры, Европа была хищником. Мы смотрим на то, как корабль плывет через бурю: пожертвует ли он шедеврами, которые везет, чтобы спасти людей на борту? (Мари-Ноэль Траншан, Le Figaro).
Режиссер ни на секунду не забывает о своих русских корнях. В какой-то момент он пытается разбудить духов Чехова и Толстого, а позже отмечает, что Эрмитаж, русский ответ Лувру, избежал нацистского бедствия ценой миллиона жизней. В это рассуждение в качестве личного комментария к истории Сокуров монтирует изображение добродушно улыбающегося Сталина (Screen Daily).
Это не масштабный фильм, как ожидалось, а объект меньшего калибра, центром которого является не история или искусство, а сам автор (Жозуэ Морель, Critikat).
Через превратности времени само искусство смотрит в ответ с прямотой: ассирийские крылатые быки и портреты работы Клуэ становились разменной монетой в чужих играх, и история, как бурное море, иногда тянет их ко дну, на свое безымянное кладбище. Музеи — это бастионы на пути этих атак, и Сокуров использует метафору корабля в своих вымышленных разговорах по скайпу с капитаном, чей бесценный груз из произведений искусства рискует пойти на дно или вместе с кораблем, терпящим крушение, либо как балласт, чтобы спасти судно. Насколько такая метафора сработает в фильме, который полнится связанными между собой темами и сюжетами, зависит от того, насколько зрители поймут взгляд режиссера (Джей Вайссберг, Variety).
Искусство — высшее выражение человеческой души — часто становилось объектом не только ненависти, но и желания воинов и диктаторов в прошлом веке, от одной мировой войны к другой, когда немцы практиковали то, что они называют Kunstschutz. Необходимость сохранить культурное наследие привела Франциска Вольфф-Меттерниха к тому, чтобы заключить союз с Жаком Жожаром, на тот момент директором Лувра. Отдавая дань уважения этим двум людям, Сокуров накладывает друг на друга разные изображения, символы (как в сцене, где [символ Франции] Марианна бежит по галерее между картин), страницы истории (как Наполеоновские войны и их трофеи — наследие давно ушедших культур), текстуры, пиксели, архивные изображения и виды с высоты птичьего полета, на которых Париж, как всегда величественный, окрашивается в голубоватые краски прошлого. <…> Все постепенно исчезает, если посмотреть на него с высоты. Этот человек, который тихо говорит сам с собой, окруженный книгами, опасающийся, что его картина не получится, предлагает нам размышление о красоте. После нее — лишь шум и ярость, или тишина (Бенедикт Про, Cineuropa).
Смотрите трейлер и фильм
https://vk.com/video16654766_456239053
https://vk.com/video-69148350_456240736
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 30.07.2016, 14:15 | Сообщение # 2 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Венеция-2015 «Франкофония» Александра Сокурова: кораблекрушение
Антон Долин наблюдает на Венецианском кинофестивале за тем, как выдающийся русский режиссер продолжает свое путешествие по музеям. После Эрмитажа — Лувр.
«Мне кажется, фильм не получился». Этой репликой — голос автора узнается безошибочно — вы обезоружены сразу, на первых же кадрах «Франкофонии». Самокопание? Кокетство? Лукавство? Не только. Новая картина Александра Сокурова очень несовершенна; странное то ли вещество, то ли существо — но уникальное и увлекательное. Теперь и неловко вспоминать о расхожей точке зрения, будто смотреть Сокурова скучно. Если предшественник «Франкофонии», визитная карточка режиссера — «Русский ковчег», поражал своей безмонтажной цельностью, то нынешний впечатляет противоположным: свободой и эклектикой. Здесь нашлось место хронике и постановке, сценарию и импровизации, авторской эссеистике и тщательной драматургии, политике и искусству, фактографии и вольной фантазии с призраками. Анахронизмы, юмор, даже хулиганство. Всего понемногу. Прямо как в хорошем музее.
Не получилось прежде всего гармонии между заказчиком — Лувром, самым посещаемым музеем в мире, — и Сокуровым. По собственному признанию режиссера, дирекции Лувра не понравился ни сценарий, ни финальный результат. Тема — Франция в годы немецкой оккупации — по-прежнему щекотлива и болезненна, и это (опять же со слов автора) стало причиной, из-за которой «Франкофонию» не показали на Каннском фестивале. Зато в Венецию, где хватает собственных исторических демонов и даже главные здания фестиваля на острове Лидо остались от времен Муссолини, картину с удовольствием взяли. Смотрел переполненный зал. В конце была долгая почтительная овация.
Что до гармонии, то ведь эта картина вовсе не про нее. Она о неизбежности компромисса, без которого не способно выжить искусство. А еще о том, что культура вне власти и политики — недосягаемая утопия. Центральная канва фильма — негласный союз между директором Лувра 1940-х Жаком Жожаром и представителем оккупационных властей графом Францем Вольффом-Меттернихом, совместными усилиями которых уникальная коллекция музея не была разграблена и сохранилась в неприкосновенности до конца войны. Идиллическое взаимопонимание между двумя хранителями из противоположных лагерей — по Сокурову — все равно было достигнуто дорогой ценой, пусть платили ее и не французы. В те же дни музеи Восточной Европы и особенно большевистской России были подвергнуты беспощадному разгрому, в котором спасти удалось далеко не все шедевры. К сюжету это прямо не относится, но для Сокурова параллель оккупированного «Парижа, открытого города» с блокадным Ленинградом — едва ли не важнейшая в фильме.
Это лишь одна из многих параллелей с «Русским ковчегом». Там Эрмитаж в последних кадрах представал гигантским кораблем — то ли монументальным судном Ноя, то ли все-таки «Титаником», — а здесь, невзирая на внешне благополучную судьбу Лувра, с самого начала заявлен лейтмотив кораблекрушения. Английский подзаголовок «Франкофонии» — «Элегия Европы», что отсылает нас не только к серии документально-эссеистических картин Сокурова, но и к конкретной «Элегии дороги», своеобразному предшественнику двух «музейных» лент. Там бесконечно долгий медитативный путь через весь мир приводил лирического героя в картинную галерею Роттердама, где он останавливался у еще одного зримого образа крушения: «Вавилонской башни» Питера Брейгеля Старшего. В «Франкофонии» режиссер возвращается на ту самую дорогу, соотнося ее с Большой галереей Лувра. А пока он размышляет над этим, его единственный собеседник — таинственный капитан Дирк — везет на своем корабле контейнеры с драгоценным грузом, музейной коллекцией, через бушующий океан. Везет именно из Роттердама. Погода ужасная, шторм все сильнее, и уверенность в катастрофе нарастает.
Надо понимать так, что Европа, сама того не замечая, идет на дно. Да, Сокуров внимательно исследует многие шедевры Лувра, но раньше и внимательнее других — величайшую в истории картину о кораблекрушении, «Плот «Медузы» Теодора Жерико. Ну и показанный во всех деталях вывоз Ники Самофракийской из здания Лувра в эвакуацию — что, как не прозрачный и злой намек на капитуляцию Франции перед противником? Здесь — весь комплекс чувств русского интеллигента, ученика и наследника Европы по отношению к отторгающему его как чужого чопорному Старому Свету. И восхищение, и вина, и горечь, и упрек.
Можно сколько угодно обвинять Сокурова в тенденциозности, удивляться его смелым параллелям и оппозициям, критиковать попытки сравнить Эрмитаж и Лувр — но нельзя не признать очевидного: мы имеем дело с очень крупным и своевольным художником, который не может обойтись одним лишь почтением к своему материалу. Чем сомнительнее и неожиданнее его методы, тем сильнее их воздействие. Захочет полетать над Парижем на бомбардировщике, а потом вдруг задержится у ассирийских крылатых быков — а ты послушно следи за его траекторией, жди новых сюрпризов.
К примеру, Сокуров внезапно вводит в действие откровенно карикатурные призраки — воплощение Французской республики, деву Марианну в непременном фригийском колпаке, и самого именитого из собирателей коллекции Лувра, императора Наполеона: на нем, сами понимаете, треугольная шляпа и серый походный сюртук. Без ложного смущения режиссер заходит на поле поп-просветительства, почти как в американской детской комедии «Ночь в музее» (естественно, духи бродят по Лувру именно ночью). Потом оба фантома замирают перед «Джокондой», и каждый бубнит собственную мантру, видя в шедевре Леонардо свое отражение. Для Марианны в улыбке Моны Лизы — обещание свободы, равенства и братства (иных слов в ее лексиконе нет), для Наполеона — похвала ему, тирану, лучшему куратору искусств. Не так же ли все мы своими проекциями превращаем любое произведение, даже самое сложное и необъяснимое, в свидетеля своих взглядов и невольного союзника?
Присвоенный трактователем шедевр в момент может стать плоской картинкой из учебника. Для многих, но не для Сокурова. Напротив, он безо всякого 3D добивается эффекта поразительной трехмерности, с такой любовью и задумчивым вниманием камера удивительного оператора Брюно Дельбоннеля скользит по каждому квадратному сантиметру выбранной картины или скульптуры. Они выше понимания или анализа кинематографа. Осознание этого автором странным образом придает «Франкофонии» иррациональное благородство сиюминутного, отступающего в присутствии вечного. Созданные средствами кино портреты двух мужчин, давно ушедших в небытие, но когда-то сохранивших для вечности коллекции Лувра, обретают ту глубину и загадочность, которой авторы фильма любуются на лучших полотнах музея — тех лицах и фигурах из прошлого, которые, по мысли Сокурова, и содержат ДНК классической европейской культуры.
Сам он здесь — усталый после долгой дороги путешественник, которому трудно искать общий язык с вежливыми хозяевами. Русский, чужой. Фильм о Франции, в продюсерах — немцы, голландцы и французы; а все равно закадровый текст — на русском, в первых же кадрах Толстой с Чеховым. Даже старинная французская песенка, звучащая за кадром, придумана Чайковским (в финале вдруг услышится и вовсе мелодия гимна СССР, умелой аранжировкой превращенная в похоронный марш). Таким — пришельцем — Сокурова видит Европа. Для нас все иначе: отсюда, из России, Сокуров сегодня кажется главным нашим европейцем. И фильм его — хоть сейчас в музей. Если не в Лувр, то точно в Эрмитаж.
4 сентября 2015
https://daily.afisha.ru/archive....ushenie
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 30.07.2016, 14:15 | Сообщение # 3 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Венеция-2015: «Франкофония». Мы, европейцы
В конкурсе Венецианского фестиваля показали «Франкофонию», европейский проект Александра Сокурова, рассказывающий о Лувре в период немецкой оккупации Парижа — и много о чем еще. Из Венеции — Мария Кувшинова.
Лувр, которому посвящен новый фильм Александра Сокурова — не русский, но все же ковчег; метафору музея как убежища, искусства как убежища усиливает сквозной диалог режиссера-рассказчика с голландским капитаном, везущим через февральское море контейнеры с картинами и лишь изредка выходящим на связь. По Сокурову, задача цивилизации (и человека в цивилизации) — протащить через шторм собственное наследие, но стоит ли ради этого рисковать жизнями моряков? Вторая мировая, в ходе которой встречаются представитель оккупационного немецкого командования Вольф-Меттерних и директор Лувра Жак Жожар, — как раз один из таких штормов, и в предчувствии его картины из музея были эвакуированы и рассредоточены по многочисленным замкам Франции.
Музейная лихорадка — последняя страсть европейской цивилизации, утверждает Сокуров; он в этом фильме, вообще, много утверждает, рассказывает, замечает, подсказывает, загадывает загадки, спрашивает, в том числе и напрямую у зрителя: «Вам еще не надоело меня слушать?». Новое русское кино так и не научилось разговаривать, все, что длиннее междометия, кажется на экране фальшивым, но Сокуров имеет право говорить и говорит за всех (и в жизни, и в кино); «Франкофония» оставляет впечатление словесной и визуальной импровизации. Это фильм-размышление, фильм-монолог, в котором иллюстрацией для закадрового текста может оказаться что угодно: довоенная и военная хроника, пролет камеры над Парижем, документальные кадры из сегодняшнего дня или драматизация — сцены, разыгранные актерами. В последнем случае режиссер демонстративно обнажает прием: Вольф-Меттерних и Жожар то оказываются в толпе современных детей, то у них перед глазами мелькает хлопушка, то непрерывная вертикальная помеха загоняет их в середину экрана, недвусмысленно указывая: перед нами условность, постановка, кино. Сокуров за кадром разговаривает не только с собой, с нами, он говорит и с героями, предсказывая их будущее, как говорил в «Русском ковчеге» с Незнакомцем-Кюстином, посетившим Эрмитаж. «Вы, европейцы», — говорил тогда режиссер герою. «Мы, европейцы», — говорит он сегодня, ожидаемо, но все равно внезапно стягивая Европу за полюса и перенося действие в блокадный Ленинград, за которым, закрыв глаза, наблюдает улыбающийся Сталин. И в Эрмитаже, где делали гробы, и в Лувре, который миновала подобная участь, солдатам показывали пустые рамы; очень разной ценой, но обе коллекции оказались спасены. Ковчег был один и другого не будет.
Мария Кувшинова, 4 сентября 2015
http://seance.ru/blog/reviews/francofonia/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 30.07.2016, 14:16 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| "Франкофония" и сон разума
Александр Сокуров представил в Венеции фильм, на который Россия не дала ни копейки
Москва. 4 сентября. INTERFAX.RU - Сегодня снимать сумасшедшее гуманитарное кино в России настолько не в тренде, что даже пытаться просить на него деньги бессмысленно. Отношение властей к культуре и кино в частности – что к девушке по вызову: мы тебе деньги – ты исполняешь все наши капризы. Ну а капризов у тех, кто распределяет "культурные" деньги, два на выбор: патриотизм (куда автоматом входит повышенный уровень православия) вроде "Сталинграда" или надвигающихся "28 панфиловцев", или веселящий продукт вроде "Того самого Карлосона". Не хочется лишний раз напоминать, что Александр Сокуров ни к тому, ни к другому отношения не имеет. Поэтому его новый фильм "Франкофония" в конкурсе 72-го Венецианского кинофестиваля значится как французско-германо-голландский. В соответствии с вложенными средствами.
А голос за кадром говорит по-русски. Это голос Сокурова, который на протяжении полутора часов пытается сложными, подчас малодоступными зрителю способами объяснить простую вещь: что искусство выше политики и даже выше любой мировой войны.
Снятый в неописуемой документально-игровой манере фильм "Франкофония" поначалу кажется розыгрышем маститого режиссера, с возрастом почувствовавшего вкус к юмору (справедливости ради – раньше Александр Николаевич чувством юмора не особо грешил). Вот появляется выморочная Марианна, символ Французской республики. Она бродит по Лувру, бормоча безостановочно: "Свобода. Равенство. Братство". Вот откуда ни возьмись материализуется Наполеон – надменный и страдающий. "Это я", - тычет он пальцем в картину, где запечатлена его коронация. Он бродит по залам за полубезумной Марианной, домогаясь хоть ее внимания, раз уж живой мир его забыл. "Он еще здесь? Прогоните же его наконец", - советует Марианне сокуровский голос.
Закадровый голос в этом фильме – хозяин. Именно он произносит проповеди-вердикты, он ставит точки над "i" в проблемах мировой истории, он ведет зрителя по этой истории, как по собственному замку. Мировая история в фильме – его, сокуровская, и только его. Он играет с ней, расставляя исторические фигуры в том порядке, в каком они кажутся ему удобными. Этот голос пытается разбудить Толстого и Чехова. "Как же не вовремя вы умерли, ну проснитесь же!", - причитает он над их фотографиями в гробу. Этот голос объясняет, что вообще-то ничего страшного в оккупации Германией Франции не было. "В Европе везде Европа", - резюмирует голос, иллюстрируя довольно сомнительную мысль о том, что Европа давно едина, а значит, оккупация – лишь перемещение людей туда-сюда по велению правителей. Рассказывая немецкому полковнику Меттерниху, назначенному опекать Лувр, его будущую судьбу и заметив, как изумленно вскинулись брови офицера вермахта при упоминании о скором поражении Германии, Сокуров ерничает: "Вы удивлены, что Германия проиграла войну? А когда она выигрывала?" И зал катится от смеха. Даже немцы.
В какой-то момент закадровый голос достигает кульминации близости к зрителю. "Я вам еще не надоел? Ну потерпите немного", - смущенно обещает голос. И зал опять смеется – каждый зритель в зале благодаря этой интимности чувствует себя немножко участником этого далекого и таинственного процесса – сохранения богатств Лувра, о которых так витиевато и увлеченно пытается рассказать Сокуров. А ведь история была и правда героическая. Накануне Второй мировой войны директор Национальных музеев страны Жак Жожар (ставший вместе с полковником Меттернихом, Марианной, Наполеоном и самим Сокуровым главным действующим лицом "Франкофонии"), поняв, что войны не избежать, вывез шедевры Лувра из Парижа, спрятав их в разных замках, аббатствах и маленьких провинциальных музеях Франции. Всего из Лувра было вывезено 5 446 контейнеров с произведениями искусства, запрятанных впоследствии в 83 тайных местах.
Надо сказать, что немцам после оккупации Франции не составило труда выяснить местонахождение шедевров. Но шедеврам повезло – во-первых, тот самый Меттерних, с которым беседует в фильме Сокуров и который был ответствен за сохранение культурных ценностей вермахта, все-таки был человек культурный и понимал, что грабить музеи – не дело такой высокообразованной нации, как были немцы. Поэтому он всеми силами противился вывозу произведений из тайников, умудрившись сохранить большую их часть. Во-вторых, Гитлер намеревался создать самый большой музей изобразительных искусств в городе его детства Линце, свезя туда сокровища всех крупных музеев Европы, а потом – и мира. Но пока музея не было, и Гитлер готов был подождать. Ну а потом ему вообще стало не до этого.
Извилистыми дорожками пробирается автор к простой мысли: искусство – оно над всем. Над государствами, над историей, не говоря уж о такой малости, как сиюминутная политика. Правда, в какой-то момент автор настолько увлекается собственным "открытием", настолько вгрызается в тему превосходства искусства над презренной прозой жизни, что не замечает, как тема начинает заслонять здравый смысл. Вот, например, он увлеченно рассказывает о том, как во врем Второй мировой войны удалось спасти шедевры Эрмитажа. Превосходные степени через слово, восхищение отвагой ленинградских служителей искусства – и это на фоне страшной ленинградской хроники тех лет, когда прохожие спотыкались о трупы на улицах и не замечали этого, потому что уже привыкли. Ни слова о тех трупах. Ни слова о людях. Ни слова о почти миллионе погибших, умерших от голода и болезней во время блокады. Только – восторг: "Эрмитаж спасли!"
Радость от себя самого, постигшего величие искусства, как всякая излишняя радость, грозит некоторой душевной слепотой. Как и получилось в случае "Франкофонии". Это примерно как "За мир порву любого".
Иностранная публика, встретившая "Франкофонию" необычайно тепло, все-таки осталась слегка раздраженной менторскими порывами Александра Николаевича и той интонацией проповеди, с какой сделан фильм. Мы в России-то к нему привыкли, а зарубежные наблюдатели не всегда понимают, когда с ними говорят таким тоном. "Я пытался своим фильмом вложить вам что-то в души. К вашему разуму обращаться бессмысленно – он давно спит", - провещал Сокуров на пресс-конференции после показа фильма журналистам. Зарубежные журналисты да критики довольно кисло усмехнулись.
Впрочем, справедливости ради признаемся: это мелочь. Не мелочь – то, что даже на российских просторах остались режиссеры, пытающиеся осмыслить мировой гуманитарный опыт, отдающие себе отчет в приближении "сна разума" и средствами искусства воюющие за то, чтобы как можно дальше отодвинуть эту катастрофу. И совсем уже не мелочь – то, что один из лучших российских режиссеров, признанный классик мирового кино, обладатель "Золотого льва" и сотен международных престижных наград представляет на крупнейшем фестивале три европейских страны, среди которых Россия не значится. Это – не мелочь. Это принцип. Принцип "культурной" политики государства, не признающей тех, кто не хочет разменивать талант на сиюминутный сомнительный псевдопатриотизм, кто не хочет потакать вкусам так называемого "простого зрителя" и соглашаться рассматривать кино как аттракцион, вбивающий в зрителя нужную идеологи и выбивающий из него деньги. И это – проблема уже не Сокурова.
Екатерина Барабаш, 4 сентября 2015
http://www.interfax.ru/culture/464770
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 30.07.2016, 14:16 | Сообщение # 5 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Одиссея капитана Дирка
"Франкофония" Александра Сокурова в Венеции вышла в лидеры
Едва вступив в конкурс Венеции, "Франкофония" Александра Сокурова сразу заняла особые позиции: фактически документальная картина вырвалась в лидеры всех здешних рейтингов.
Назвав Сокурова одним из немногих культурных гигантов европейского кино, The Hollywood Reporter замечает, что он единственный из режиссеров, кто способен собрать переполненный зал на фильм о музее.
Премьера прошла в фестивальной Зала Гранде при ритуальной овации: публика стоя приветствовала режиссера и его актеров, и это продолжалось бы значительно дольше, если бы сам Сокуров не прервал восторги, поклонившись зрителям и решительно направившись к выходу.
Нет пророка в отечестве своем. В России Сокуров никогда не получал столько искренней благодарности переполненных залов. Его боль за Россию там отчего-то не слышали, ей пренебрегали, ее не разделяли. Теперь он снял фильм в парижском Лувре и о Лувре, но все равно - о России. О том, почему ей до сих пор не удалось войти в семью европейцев равноправной.
Это - как бы побочная, возникающая как лирическое отступление, а на самом деле - главная, самая взрывная, самая волнующая режиссера тема.
"Франкофония" - прямое авторское высказывание Сокурова. В ней он вплотную приблизился к своему идеалу - литературе, которой он всегда укорял кинематографу как труднодостижимым образцом. В литературе можно напрямую обратиться к читателю. Литература дала практически всех пророков человеческой истории - не случайно первые же вопросы, которыми задается автор, адресованы Толстому и Чехову. Но гении смежили очи, все разрешено, и в последствиях надо разбираться уже самим. Фильм представляет собой единый монолог-размышление. Этому монологу, его свободной композиции следуют все остальные компоненты. Интонация монолога - спокойная, даже чуть стеснительная: Сокуров не собирается становиться вровень с титанами, не хочет умничать и иногда кажется простодушным. Но это простодушие мудреца, способного почти детским вопросом сокрушить все интеллектуальные построения оппонентов.
"Франкофонию" уже сравнили с потоками сознания позднего Годара, но прежде всего она напомнит "Обыкновенный фашизм" Михаила Ромма. Почти целиком состоящий из хроники, монтажный ряд продиктован логикой размышлений Сокурова.
Круг размышлений может распространяться как угодно далеко и потом будет продолжаться в головах зрителей, рождая лавину все новых ассоциаций. Но есть неизменный ракурс: искусство как свидетель и хранитель человеческой истории. Сокуров считает его выше и важнее идеологий и политических конструкций, которыми тешится мир. Оно постоянно подвергается набегам варваров, оно разрушается войнами, оно хрупко. Фильм начинается диалогом Сокурова по скайпу с неким капитаном Дирком, который сквозь бури ведет судно с мировыми шедеврами, и каждый миг оно грозит пойти ко дну. Метафора тактична, голос Дирка тает в штормовом эфире, но образ европейской цивилизации, шатающейся под смертоносными ударами века, читается ясно.
Лувр здесь - как цитадель, пока сумевшая устоять. Его коллекции собирались в ходе все тех же войн и завоеваний, и Наполеон лично курировал создание крупнейшего музея Европы. Никакой монарх не способен отдавать себе отчет в отдаленных последствиях своих дел, и Сокуров много и симпатично иронизирует над человеком в треуголке, самодовольно мечущимся по залам, тыча пальцем то в монарха на осле, то в Мону Лизу и самодовольно восклицающего: "Это - я!". Настоящее испытание для Лувра наступит в 1942-м, когда гитлеровцы оккупируют Париж, и немецкий офицер Франц Вольфф-Меттерних с директором Лувра Жаком Жожаром, вопреки политической конъюнктуре, объединят усилия, чтобы сохранить принадлежащие цивилизации сокровища: "Чем бы мы были без музеев! Без Лувра нет Франции, как без Эрмитажа нет России!" - утверждает автор фильма.
Эти немногие игровые новеллы с очень тактичным участием отличных актеров никак не констрастируют с хроникой, не смотрятся самостоятельно: оператор Брюно Дельбоннель, продолжив эстетику "Фауста", поразительно сумел вписать их в общий изобразительный ряд живописных полотен и документальных кинокадров, придав всему общий приглушенный колорит, когда и фигуры живых людей уподоблены теням из прошлого (Как известно, для съемок своих фильмов Сокуров создал целую оптическую лабораторию, где изобретены специальные линзы, дающие этот эффект старой, выцветшей, с пятнами, хроники). Чтобы окончательно снять вопросы требовательных зрителей, по краю многих кадров "Франкофонии" змеится оптическая фонограмма - как на вышедшей в тираж кинопленке.
Монолог не иллюстрируется этими разнородными и разновременными кадрами - он в них продолжается. У него логика свободно развивающейся мысли, способной перенестись от метафоры к историческому персонажу, из наполеоновских времен в блокадный Ленинград и опустевший, превращенный в госпиталь Эрмитаж. Из факта сотрудничества гитлеровского офицера и директора Лувра вырастает тема глубинного братства европейских наций как носителей единого культурного кода - но из этого круга исключены Восточная Европа и Россия, и сокровища Ленинграда для тех же европейцев уже не входили в реестр первых ценностей. Я уже отмечал определенное - и даже культивируемое, принципиальное - простодушие многих ходов картины; так вот, именно здесь голос Сокурова звучит нескрываемой обидой. Тем более горестной, что и его родная Россия сейчас культивирует эту свою абсурдную отдельность и тоже хочет возвести ее в абсолют.
Тех, кто не воспринимают музыку всего только фоном, легко считают те же темы в очень изобретательном саундреке. То вдруг зазвучит наивная "Старинная французская песенка", придуманная русским Чайковским. То, в финале, на пустом багровеющем полотнище экрана зазвучит голосом проржавевшего металла гимн Советского Союза, тоже пробившийся сквозь призрачную толщу времени. Голоса с окраины Европы, которую то и дело пытаются отгородить частоколом, обрывая кровеносные сосуды самой жизни.
"Европа всегда представлялась мне родом сплоченной семьи - древней, с традициями, - говорит Сокуров. - Ее базис - культура. Европейские страны создали культуру грандиозную, прославленную, где музыка, изобразительные искусства и литература гомогенны. У меня твердое убеждение, что Франция и Германия - как сестры. У каждой свой характер, они иногда спорят, часто их отношения сложны. Нас в фильме интересует успешная сторона их отношений. В годы военного конфликта наши два героя смогли прийти к взаимопониманию…".
Здесь он оборвал свой монолог. И в аннотации и в фильме. Без слов ясно: не будет взаимопонимания - не будет ничего. И все звонкие политические формулы останутся только сотрясением воздуха. Как тот угасший гимн об идиллическом союзе нерушимом республик свободных. Как лунатически повторяемая в фильме, великолепная по сути триада: свобода - равенство - братство.
Один из самых лирических, тихих, проникновенных и наповал сражающих моментов фильма - под самый занавес: Сокуров приглашает своих героев, Жожара и Меттерниха, к себе в кабинет для прямого разговора. Они недоуменно сядут у стенки, чтобы послушать о своем будущем, которое поведает им умудренный временем автор картины. Это невероятно пронзительная в своей простоте сцена: вдруг, озарением, становится ясно, как мало уготовано нам свершить за свою жизнь, и каким значением вдруг проникается каждое ее действие, и как подобно песочному замку выстраиваются даже самые успешные судьбы. Чтобы, рассыпавшись, снова обратиться в песок. А Лувр, а Эрмитаж будут стоять назло всем временам. Пока их не сметет с лица земли какой-нибудь безумец.
Кстати
О возможности победы фильма Сокурова в венецианском конкурсе тут же принялись гадать международные обозреватели. Ясно, что пока он здесь высится как одинокий утес над равниной. С другой стороны, отмечают пифии, Сокуров всего три года назад увез Золотого льва за свою экранизацию "Фауста", и вряд ли жюри под водительством Альфонсо Куарона отважится увенчать высшей наградой Венеции одного и того же режиссера дважды. Но при таких рассуждениях все построения насчет объективности фестивалей тоже рассыпаются в песок. И искусство уступает место очередному политиканству. Не в первый раз, однако.
Валерий Кичин, 5 сентября 2015
https://rg.ru/2015/09/05/sakurov-site.html
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 30.07.2016, 14:16 | Сообщение # 6 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Франкофония
Александр Николаевич Сокуров преподает урок занимательного музееведения «своим маленьким зрителям».
Александр Николаевич Сокуров, российский режиссер, но по статусу и размаху мышления, безусловно, гражданин мира, бродит по своей просторной ленинградской квартире. Звонит по скайпу какому-то капитану дальнего плавания, попавшему в бурю, хотя связь все время пропадает. Перебирает бумаги. Наконец, склоняется над слайдами. На слайдах — пред- и послевоенный Париж, Лувр, его многочисленные шедевры. Сокуров (фильм озвучен его собственным закадровым голосом) мудро вздохнет и отправится прямо туда. Чтобы слившись с камерой, промчаться по главному музею мира и его богатой истории — и встретить там оживших призраков Марианны и Наполеона, а главное, пары куда менее известных персонажей, директора Лувра времен оккупации и немецкого музейщика-интенданта. Именно этим двоим удалось в годы Второй мировой сохранить в целости сокровища музейного собрания.
«Ну что, вы, наверное, устали. Потерпите, осталось недолго», — когда примерно в середине «Франкофонии» Сокуров обратится напрямую не только к своим героям, но и к зрителю, по залу гарантированно пробежит нервный смешок. Не хватает только обращения «мои маленькие зрители». Александр Николаевич и правда, похоже, отчаялся надеяться на нашу сознательность и способность расшифровывать метафоры и считывать смыслы — так что выступает уже в формате урока истории и музееведения. Сокуров смешивает техники рассказа, показывает слайды, инсценирует важные для себя сцены, самолично проговаривает вслух все, что нужно понять по его фильму — от иронии автора к Наполеону до обиды за пострадавший в войну куда сильнее Эрмитаж и Ленинград. Главное же здесь чувство — конечно, трепет перед искусством как таковым, перед великой непрерывной метафорой бытия, для которой куда важнее маленькие фигуры музейщиков, хранителей и энтузиастов, чем будто бы великие тираны и правители. Себя режиссер безусловно относит к первой категории — что ж, тем лучше для нас: если уж и оказался вдруг на уроке музееведения, то следует порадоваться, что ведет его именно Сокуров.
26 января 2016, Денис Рузаев
http://www.timeout.ru/msk/artwork/357346#review
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 30.07.2016, 14:17 | Сообщение # 7 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «Франкофония» Сокурова: Европейские ценности
В воскресенье в кинотеатре «Аврора» премьерой «Франкофонии» завершится ретроспектива фильмов Александра Сокурова. А уже с 17 марта фильм начнет идти в прокате — и это тот случай, когда картину пропускать никак нельзя. Даже не потому, что Сокуров — самый значительный из ныне живущих русских режиссеров. Просто «Франкофония» – может, самое важное для сегодняшнего дня высказывание.
Сокуров снял кино про Лувр. Ясно-понятно, «Русский ковчег-2». Камера будет кататься по залам, за кадром режиссер будет рассуждать о духовности, а перед камерой будут разбегаться Наполеоны, Сартры и Вольтеры. Чего-то подобного ждали немногочисленные зрители (книга для всех и ни для кого — этот принцип Ницше германофил Сокуров усвоил твердо) и, похоже, сами, так сказать, заказчики – главный музей Европы. Получилось другое.
«Франкофонию» смотреть трудно даже по сокуровским меркам. Она далека от повествовательности «тетралогии о власти» ("Молох", "Телец", "Солнце" и "Фауст" ) и духовности «Ковчега». Ближе — к документальным лентам, серии «элегий». Не совсем фильм — скорее, аудиовизуальная инсталляция. Режиссер Сокуров сидит у себя дома и пытается созвониться с капитаном судна, перевозящего через океан сокровища европейской культуры. Связь теряется, интернет барахлит, корабль попадает в шторм. Между сеансами связи Сокуров не столько рассказывает, сколько пытается рассуждать о Лувре. Вернее, о том, что такое этот музей для европейской культуры, и почему он для каждого рожденного на этом континенте столько значит. К рассуждениям привлекает, в первую очередь, спасителей музея — его директора времен немецкой оккупации Жака Жожара и Вольфа Меттерниха, работавшего во Франции офицера вермахта. А еще — Наполеона, символ Французской республики – Марианну, Льва Толстого, Антона Чехова, хронику блокады Ленинграда.
На третьей минуте голос за кадром замечает: нет, кажется, фильм не получается. Действительно, не получается — в том смысле, что здесь нету стройного повествования, линейного действия, ответов на вопросы. Наконец, не получается гимн Лувру и вообще формат «кино про музей». Если что и получается — то задать вопрос: а стоит ли этот Париж мессы? Ради чего спасали Меттерних и Жожар сокровищницу европейской культурности? В чем они, пресловутые «европейские ценности», которые нам навязывают, да как-то все навязать толком не могут?
Как в любом хорошем эссе, здесь ответов нет. Связь теряется, волны вот-вот перевернут корабль, навьюченный искусством. Коробки с культурными ценностями топят суденышко, но капитан от них не избавляется. Культурные сокровища никого не могут спасти. Французская богиня только бубнит свое — либерте, эгалите, фратерните. Наполеон, носитель традиции правителя-суперзвезды, знай тычет в каждую картину: C'est moi! Это я!
И ничего нового нам гейропские ценности не говорят, ничем они не разговорчивее гоголевской Руси (которая «дай ответ»). Никого от катастроф «Джоконда» не спасает. «Брак в Кане Галилейской» Веронезе не предотвратила блокаду. Рафаэлева «Прекрасная садовница» не помешала Холокосту. Сокуров выступает со своеобразным ответом известной сентенции из нобелевской речи Бродского – «для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительнее, чем для человека, Диккенса не читавшего». Эстетика, по «Франкофонии», первична, но с этикой никакой связи не имеет. Искусство бессмысленно и никому не нужно. Но без него мы не были бы людьми. Оно не способно спасать жизни, но вполне может отпустить грехи: поэтому Сокуров здесь устраивает отдельный сеанс психотерапии для Меттерниха и Жожара. Одному за Лувр простили членство в НСДАП (а он, между тем, пытался спасти не только парижский музей, но и все ценности, оказавшиеся в зоне оккупации немецкими войсками — то есть и Петергоф, и Павловск, и Царское Село, и Новгород). Другому извинили (что бывало, кажется, нечасто) коллаборационизм и сотрудничество с оккупационными войсками. То, что они спасли искусство, подарило им спокойную жизнь после катастрофы.
«Франкофонии», конечно, повезло со временем выхода — осенью прошлого года еще жива была память о «Шарли Эбдо», теперь к ним добавились парижский театр«Батаклан», захваченный террористами в ноябре и новогодние погромы в Кёльне. Казалось бы, вовсе утерянная европейская идентичность вдруг стала очевидной и заметной. Оказывается, мы ценим возможность смеяться — и это европейская ценность, то, что нас объединяет. Мы не боимся выстрелов, мы способны объединяться — и это тоже ценность континента, единая для француза, немца, итальянца, поляка и русского. Мы способны давать приют тем, кто потерял кров, чей дом разрушен, чья страна терпит бедствие — и непотребное поведение некоторых их соотечественников нас не должно заставлять отказываться от своих ценностей. Сокуров бесстрашно — по меркам сегодняшнего дня — ставит рядом «русский мир» и Европу, уравнивает французскую и русскую катастрофу Второй Мировой, оккупацию и блокаду, Толстого с Чеховым и Наполеона. Контекст дня сегодняшнего придает отвлеченным рассуждениям о европейской культуре отчетливость и злободневность: это не про духовность, а про то, как выжить в этом чертовом мире, где все вверх дном. Как не отказаться от преимуществ цивилизованного человека, когда тебя к этому принуждают условия свинской жизни.
Ответа на вопрос, ради чего спасали Лувр, чем для нас является европейская культура, конечно, нет и быть не может. Но есть кое-что более важное: проговоренная вслух боль. Придавать мыслям и переживаниям — рефлексиям по поводу блокады, современных катастроф, истории культуры — вид визуальных образов в этом мире умеют единицы. Снимать философские эссе, снимать как писать — еще меньше. Может, суховатый artist Гринуэй. Однозначно, авантюрист Херцог. Сокуров — один из этих немногих. И это — отличный повод для гордости, что рядом с нами живет и ходит важный европейский мыслитель современности.
Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру», 25 февраля 2016
http://calendar.fontanka.ru/articles/3449/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 30.07.2016, 14:17 | Сообщение # 8 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Музей военных действий
Анна Сотникова о «Франкофонии» Александра Сокурова
В широкий прокат наконец выходит "Франкофония" — фильм-размышление Александра Сокурова о Лувре и его искусстве во времена оккупации Франции нацистами.
Лувр — предмет исследования и главный герой нового фильма Александра Сокурова. Лувр — не наш, но европейский, но мы европейцы, значит, получается, тоже отчасти наш. Лувр — это убежище, искусство — последнее пристанище, корабль в штормовом море истории. Сокуров разговаривает по скайпу с капитаном корабля, попавшего в шторм, и это только усиливает метафору: корабль везет на борту произведения искусства, он обречен на погибель. "Зачем вы все это повезли с собой? Выбросили бы эти коробки",— говорит Сокуров. Стоит ли культурное наследие жизней моряков?
У "Франкофонии" нет сюжета как такового, есть только формальный — история Лувра во время оккупации Франции во время Второй мировой. В предчувствии войны основные произведения были вывезены из музея и рассредоточены по замкам Франции. Есть и формальные герои — директор Лувра Жак Жожар и представитель оккупационного немецкого командования Вольф-Меттерних, отчаянно заступающийся за искусство, тянущий как можно дольше с исполнением приказа доставить спрятанные произведения искусства в Германию, на потеху Гитлеру и его правительству. "Франкофония" — это нарезка архивных кадров, фотографий, кадров из Лувра и псевдоигровых вставок под аккомпанемент проникновенного голоса Сокурова. Он размышляет, замечает, рассказывает, загадывает, общается как с героями в кадре, так и напрямую со зрителем. "Вам еще не надоело меня слушать?" "Потерпите, рассказывать осталось недолго". Ему мерещатся призраки — женщины, которая только и повторяет "Свобода, равенство, братство" ("Не смеши, мы же серьезно разговариваем",— говорит он ей), и Наполеона, императора-мегаломана, утверждающего, что Лувр своей обширной коллекцией обязан в первую очередь ему. Сокуров обращается к мертвым русским писателям — Чехову и Толстому, пытаясь их разбудить, чтобы хоть они объяснили, что со всем этим делать. Нет, не просыпаются. Он до последнего наблюдает за Жожаром и Вольфом-Меттернихом, чтобы сначала поместить их в толпу современных детей, а в конце и вовсе перебить и предсказать их будущее. "Что за бред",— ответят они. Он обращается к людям с военных фотографий, предлагает вглядеться в их лица, ведь невозможно эти лица, эти взгляды, все это забыть. "Фильм не получается",— говорит он в самом начале.
Фильм как раз получается — точнее, получается экспериментальное высказывание, визуальная импровизация, размышление, монолог, который то и дело перебивается приемами, доказывающими, что все это на самом деле игра, постановка, кино. Стираются грани между игровым и документальным, а сбоку цифрового кадра маячат белые полосы — запись звуковых помех, технология, позаимствованная из 1940-х и быстро забывшаяся. Сокуров воскрешает ее на цифровом изображении, предлагая, видимо, оценить заново — как великие произведения искусства. Он то и дело сбивается на размышления об искусстве, или на рассказ о своем любимом архитекторе, построившем Лувр, или на историю дворца; говоря сразу за всех, он показывает, что музеи — последняя страсть европейской цивилизации. А то вдруг берет и переносит действие в блокадный Ленинград, где стоит родной брат Лувра — Эрмитаж, чью коллекцию также благоразумно вывезли в самом начале войны. Его, однако, ждала более страшная участь — в пустых залах, по которым водили солдат, были мастерские по сколачиванию гробов. За всем этим наблюдает улыбающийся Сталин. Лувр такая участь миновала.
Урок "Франкофонии" разворачивается в прошлом, а драма — в настоящем. В фильмах Сокурова всегда есть загадка и есть надежда — доплывет ли корабль с ценным грузом до гавани? Куда он вообще плывет? Что он везет? Быть может, ему повезет, так же как Лувру или Эрмитажу, чьи коллекции были благополучно возвращены домой? История как нелинейный процесс, настоящее — как то, что способно разрушить прошлое, украсть что-то у него. "Ведь ты теперь Франции не помощник",— говорит Сокуров Наполеону, который разошелся и утверждает, что искусство принадлежит всем, а то, где оно окажется,— зависит всего лишь от успеха военных действий. В Лувре и Эрмитаже все осталось по-прежнему. А все остальное под громогласную музыку рассыплется на пиксели цифрового изображения, как сеанс связи с капитаном,— красные, синие, зеленые. Тайна настоящего отступит в прошлом.
Журнал "Коммерсантъ Weekend" №7 от 11.03.2016,
http://www.kommersant.ru/doc/2928416
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 30.07.2016, 14:17 | Сообщение # 9 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Лично и лирично
Эрмитаж и Лувр как сакральные пространства в творчестве Александра Сокурова
Сравнение «Франкофонии» с «Русским ковчегом», само собой, напрашивается. Тот фильм был посвящен Эрмитажу, этот — Лувру. Эрмитаж возникал как сакральное пространство, в котором зритель путешествовал по эпохам России, а во «Франкофонии» режиссер говорит о спасении ценностей Лувра в период гитлеровской оккупации, позволяя увидеть музей как мировую дарохранительницу.
Рассказ о том, как действовали директор Лувра Жак Жожар (Луи-До де Ланкесэ) и подданный рейха граф Меттерних (Беньямин Утцерат), периодически прерывается разговором по скайпу: сам Сокуров, сидя в домашнем кабинете, поддерживает диалог с другом, неким капитаном Дерком. Капитан ведет корабль, нагруженный произведениями искусства, через бушующее море, и это, конечно, понимается метафорически. Можно ли в стремлении сохранить вечные ценности культуры рисковать жизнью человеческой?
Но если полуторачасовой «Русский ковчег» был снят без единого монтажного разрыва, войдя в историю кино уже за это, то во «Франкофонии» применена техника коллажа. Режиссер пускает в ход игровые и документальные кадры, а также игровые, замаскированные под документальные; а еще — фотографии, карты, анимированные графики, нарочито неряшливую скайп-запись.
Удивительно, как кино без напряженного внешнего сюжета может удерживать внимание зрителя полтора часа. Удивительно, сколько добродушного юмора и чувства легкости может быть в фильме, затрагивающем столь серьезные проблемы.
Находясь в «святая святых» Франции, Сокуров с помощью Брюно Дельбоннеля (оператор с мировым именем, неоднократный номинант на «Оскар») едко монтирует бегающего по луврским залам самовлюбленного Наполеона (Венсан Немет) с его помпезными изображениями на полотнах. Рядом с императором — сама Марианна (Джоанна Кортальс Альтс), символ Франции, сухопарая дама, со смешной настойчивостью повторяющая: «Свобода, равенство, братство».
Историк по первому образованию, Сокуров как бы не претендует на строгий анализ и объективность. «Франкофония» — высказывание подчеркнуто субъективное, очень личное, лиричное и доверительное.
Евгений Авраменко, 16 марта 2016
http://izvestia.ru/news/606554
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 30.07.2016, 14:18 | Сообщение # 10 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Призраки Лувра
В прокате «Франкофония» Александра Сокурова
В прокате «Франкофония» Александра Сокурова — прогулка по французскому музею в компании Наполеона, крайне своевременная и самая доступная работа российского киноклассика.
«Фильм не получается», — Александр Николаевич Сокуров, русский режиссер, тревожно слоняется по коридорам и комнатам своей петербургской квартиры. Время от времени он созванивается с каким-то голландцем, который сквозь шторм везет груз художественных полотен из Роттердама. Ну а когда становится поспокойнее, Сокуров уносится мыслями в свой любимый Лувр, гуляет по его коридорам с Наполеоном и вспоминает, как в годы фашистской оккупации коллекцию спасли немецкий офицер Вольфф-Меттерних и директор Лувра Жожар.
«Франкофония» стала возможна благодаря тому, что нынешнее руководство Лувра посмотрело «Русский ковчег» и попросило Александра Николаевича сделать в главном французском музее нечто подобное.
Сценарий и собственно завершенная картина, по словам режиссера, заказчикам не понравились, но давать заднюю уже, по-видимому, было поздно. Мировая премьера «Франкофонии» состоялась на Венецианском кинофестивале в прошлом году — в Берлин Сокуров не успел, в Канны картину не взяли по каким-то туманным соображениям. Публика, собравшаяся на первый показ в фестивальном дворце на острове Лидо, десять минут рукоплескала живому русскому киноклассику, а когда пришло время раздавать призы, Сокурову не досталось ничего.
Причин у такого отношения множество. Очевидно, например, что фестивальная публика готова запросто смотреть и награждать фильмы о жизни в концлагере («Сын Саула»), но с видимой неохотой говорит на действительно неудобные темы, вроде коллаборационизма сдавших Париж французов. С другой стороны, ключевой причиной ненаграждения Сокурова, видимо, стало все-таки то, что «Франкофония», как и предыдущие работы автора, нуждается в тщательном и спокойном осмыслении, ее трудно переварить за неделю, да еще и в комплекте с остальной конкурсной программой. Предыдущий сокуровский «Фауст», премированный здесь же «Золотым львом», хотя бы апеллировал к понятному европейскому мифу, в то время как «Франкофония» решена как авторский монолог. При этом фильм запросто ускользает от интерпретаций, которые услужливо предлагает инертное зрительское сознание. Для науч-попа здесь слишком много метафизики, для документального кино — перебор игровых вставок (а для игрового — документальных).
Вроде бы очень простой и непривычно короткий (меньше полутора часов) фильм Сокурова категорически отказывается адекватно сократиться до краткого ответа на простой вопрос «про что кино?».
Сложности восприятия тут связаны не с нехваткой интеллектуального багажа у потенциального зрителя (школьного курса «Мировой художественной культуры» вполне достаточно), а с тем, что режиссер тихим голосом из-за кадра говорит о том, о чем говорить не принято. О том, что именно искусство делает человека человеком, как тест Роршаха, проявляя в нем главное (в фильме это показано на примере Наполеона), но никого не способно спасти: фашисты, как известно, отлично разбирались в живописи и музыке Вагнера. В какой-то момент Сокуров монтирует вывоз коллекции с Лувра с кадрами из промерзшего блокадного Ленинграда, где в те же дни тоже спасали фонд Эрмитажа.
На первый взгляд, может показаться, что режиссер снял кино про Лувр, чтобы сбежать от ужасающей реальности, но на деле «Франкофония» не про эскапизм, а совсем наоборот.
Ощущение, будто большой художник действительно решил сбивчиво поговорить со своим зрителем о наболевшем, разумеется, обманчиво. Сокуров здесь сам себя делает персонажем, чтобы экранизировать сложнейший процесс — изживание исторической травмы. Это картина как раз о том, как разобраться с беспокойными призраками прошлого — если не прогнать их восвояси, как фашистов, то хотя бы примириться. В общем, о том, чего, если разобраться, сегодня не хватает больше всего. И особенно важно, что «Франкофония», при всей идейной сложности, оказалась едва ли не самым простым фильмом Сокурова — режиссера, которого все знают, но фильмы которого считаются достоянием горстки интеллектуалов. Новая картина — отличный повод побороть это предубеждение.
Ярослав Забалуев 21.03.2016
http://www.gazeta.ru/culture/2016/03/21/a_8134217.shtml
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Суббота, 30.07.2016, 14:19 | Сообщение # 11 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Война до музейного конца
Новый фильм Александра Сокурова
"Франкофония" Александра Сокурова посвящена судьбе Лувра в годы оккупации. Самым интересным в этом франко-немецко-голландском проекте русского режиссера АНДРЕЙ ПЛАХОВ считает поиски жанра, приводящие автора в непосредственную близость к стихии комедийного.
В свое время я собирался написать для сборника, посвященного режиссеру, статью "Сокуров и юмор". Расхолодили коллеги, считавшие, что эти два понятия несовместны. Между тем, хотя Сокуров выглядит серьезным, даже сумрачным художником, мне всегда казалось, что своеобразный юмор, не говоря про иронию, ему не чужд — как не чужд он любимым им немецким романтикам. Немало смешного и в "Скорбном бесчувствии", и в "Тельце", и в "Солнце", где можно даже найти чаплиновские нотки. Да и в "Фаусте" есть чему улыбнуться, хоть и несколько нервной улыбкой. И вот теперь — во "Франкофонии".
Эта работа перекликается с ранним сокуровским фильмом "Союзники", где уже проявились навыки режиссера-историка и склонность к экспериментальной форме, не укладывающейся в привычный шаблон документалистики. История, какой она предстает во "Франкофонии", движима прежде всего культурными процессами, мало того, история — это, по сути, и есть история культуры, а не полководцев, армий и вождей. Последние годятся главным образом для того, чтобы стать объектами карикатуры: таковы Наполеон и Гитлер; Сталин, показанный мельком, еще, похоже, ждет своей очереди. В этой концепции нет места материализму, вернее, он выведен за скобки истории как неизбежное зло. Цементирующую роль приобретает музей — сакральное хранилище, которое живет своей особенной мистической жизнью. Музеи становятся главными героями фильмов Сокурова "Русский ковчег" и "Элегия дороги"; теперь вслед за Эрмитажем и роттердамским Музеем Бойманса--Ван Бенингена таким героем оказывается Лувр.
Фильм наполнен остроумной игрой с жанрами, форматами и технологиями. Есть в нем придуманный капитан Дерк, с которым Автор общается по скайпу: он перевозит на корабле музейные сокровища сквозь бушующую морскую стихию, многие из них тонут, но что-то остается. Морская стихия — метафора исторической, в которой, комментирует Сокуров, "нет ни смысла, ни совести". Ни Толстой, ни Чехов, к духам которых, почти ерничая, взывает режиссер, не способны указать кораблю спасительный маршрут в будущее. Как не способна и символическая француженка Марианна. Она носится по Лувру во фригийском колпаке, но вся какая-то неприбранная, и заученно твердит: "Свобода, равенство, братство". Опять карикатура — почти в духе "Шарли Эбдо". Главные идеи цивилизации дают явный сбой, а то, что свято для европейцев (скажем, искусство классического портрета), отвергается мусульманской традицией, и это противоречие нарастает.
Тем не менее Европа переживала и худшие времена — не там ли искать спасительный рецепт? Самый драматический момент настает для Лувра, когда нацисты захватывают Париж и существование музея оказывается под вопросом. Сохранить сокровище совместными усилиями отведено двум персонажам, которые по всему должны бы быть антагонистами. Но их связывает нечто большее, чем разделяет,— француза и немца, демократа и аристократа, директора Лувра Жака Жожара и графа Вольфа Меттерниха, отвечавшего в нацистской армии за судьбу культурных ценностей на оккупированных территориях. Сокуров инсталлирует в документальную ткань игровой мини-фильм (обоих персонажей изображают актеры). При этом сам Автор ни на миг не покидает "сцены", присутствуя больше, чем даже закадровым текстом. Знакомый прием, но вместо обычной сокуровской назидательности мы чувствуем не вполне безобидную усмешку в адрес французов, которые "купили мир" (контрастом идут документальные кадры ленинградской блокады). Что касается немцев, и те изображены без негодующего пафоса, его заменяет насмешка. Когда выясняется, что Меттерних был удивлен поражению Германии в войне, Сокуров парирует: "А когда она ее выигрывала?"
История предстает в виде спиралевидного абсурдистского фарса. В центре его — отношения двух вволю повоевавших сестер, Франции и Германии. Неявной, однако неизбежной героиней сюжета оказывается и третья сестра — Россия. Эта сестра в европейской семье сегодня нелюбима и не кажется родной. Однако в художественном мире Сокурова нет актуальной политики. Ценность, которая важнее сиюминутных интересов и способна скрепить недружное человеческое семейство,— это культура. Только она одна.
Я совершенно не удивился, когда наткнулся на сообщение о новых планах Сокурова. Он опять собирается снять фильм о Второй мировой, причем, по его словам, скорее всего, комедию. И это глубоко оправданно. После массовых истреблений, социальных и этнических чисток ХХ века само понятие трагического обесценилось. А новейшие акцентировки истории, которые предлагаются сегодня, строятся на старых конфронтационных стереотипах типа пресловутой русофобии. Сокуров помнит о том, что "против нацистской Германии не все страны воевали так самоотверженно, как Россия". Но вместо франкофобии или германофобии предлагает посмотреть на исторический процесс с точки зрения человека культуры. И тогда все попытки наживать на прошлом моральный капитал обнаруживают свою комическую ущербность.
Газета "Коммерсантъ" №44 от 17.03.2016,
http://www.kommersant.ru/doc/2938989
|
| |
| |
|
