|
"ХИРОСИМА, МОЯ ЛЮБОВЬ" 1959
| |
| Александр_Люлюшин | Дата: Суббота, 10.04.2010, 17:58 | Сообщение # 1 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 3246
Статус: Offline
| Трагедия японского народа и всего человечества, приравненная к трагедии человека, потерявшего своего любимого! Война, начинающаяся всегда некстати! Города, дающие имена своим жителям! Боль, напоминающая о себе постоянно! Будущее, способное наступить только благодаря живой памяти! Ты и я, чувствующие друг друга и принимающие трагедию любимого! Великое Кино о великой Любви, созданное более полувека назад и остающееся как никогда актуальным! «Имя моей любви – Хиросима... Как можно было сомневаться, что этот город сшит по лекалам любви? Как можно было сомневаться в том, что ты сшит по размерам моего тела?»
«ХИРОСИМА, МОЯ ЛЮБОВЬ» (фр. «Hiroshima mon amour») 1959, Франция-Япония, 88 минут
— первый полнометражный фильм Алена Рене по сценарию Маргерит Дюрас
  
  
  
Сложный мир ощущений, основанный на сюжетной линии короткой любви французской киноактрисы и японского архитектора в послевоенной Хиросиме. На каждого из них давит груз прошлого, с которым приходится жить каждый час.
Съёмочная группа
Режиссёр: Ален Рене
Сценарий: Маргерит Дюрас
Продюсеры: Анатоль Доман, Сами Халфон
Операторы: Мичио Такахаши, Саша Вьерни
Композиторы: Жорж Дельрю, Джованни Фуско
Художники: Minoru Esaka, Антуан Майо, Петри, Lucilla Mussini, Герард Коллери
Монтаж: Жасмин Чэсни, Анри Кольпи, Энн Саррот
В ролях
Эмманюэль Рива
Эйдзи Окада
Стелла Дассас
Пьер Барбо
Бернар Фрессон
Награды
Оскар, 1961 год
Номинация: Лучший оригинальный сценарий
Британская академия, 1961 год
Победитель: Премия объединенных наций
Номинация: Лучший фильм
Номинация: Лучшая иностранная актриса (Эмманюэль Рива)
Каннский кинофестиваль, 1959 год
Номинация: Золотая пальмовая ветвь (фильм был исключён из официального отбора по просьбе Американского правительства, так как атомные бомбы были запрещённой темой)
Приз Французского синдиката критиков за лучший фильм — поровну с лентой «Четыреста ударов».
Интересные факты
На момент съёмок японский актёр Эйдзи Окада не знал французского языка, и поэтому был вынужден заучивать свои реплики на слух.
Смотрите трейлер и фильм
http://vk.com/video16654766_167839272
http://vk.com/video16654766_160189818
|
| |
| |
| Александр_Люлюшин | Дата: Воскресенье, 09.03.2014, 09:08 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 3246
Статус: Offline
| 14 марта 2014 года
Киноклуб «Ностальгия» представляет
фильм №7 (23; 346) сезона 2013-2014
«ХИРОСИМА, МОЯ ЛЮБОВЬ»
режиссёр Ален Рене, Франция-Япония
***
О фильме «ХИРОСИМА, МОЯ ЛЮБОВЬ» посетители сайта http://www.kinopoisk.ru/film/80754/
***
Этот фильм притча. С глубоким смыслом. Его стоит пересматривать через времена.
***
Немецкая писательница Криста Вольф сказала: «Люблю книги, которые нельзя пересказать… которые вообще ни к чему нельзя свести, кроме как к ним самим». Этот фильм можно свести только к этому фильму. Пересказывать — нельзя. Надо смотреть, смотреть, смотреть, смотреть.
***
Я знаю множество людей, которые бы не досмотрели этот фильм до конца. Его не нужно смотреть. В нем нужно утонуть. Нужно самому стать чёрно-белым. Нужно видеть красивых людей. Идти за музыкой, за образами. Надо заблудиться вместе с героями.
***
Это кино еще и яркий антивоенный крик. Оригинальный и глубокий. Конечно, эта тема уже перетерта, но все же скажу: не надо ядерных бомб, не надо войн. Уничтожение, горе, страдание. Не надо.
***
Она — актриса, а он — архитектор, и оба они пытаются восстановить, сымитировать то, что у них когда-то забрала судьба: сгоревшие чувства и разрушенные города. В них остался этот зияющий провал, затянутый бесчувственной кожей. И разбередить такие раны человек согласится только для другого человека, для любимого. Самое ценное, что мы можем подарить — это наши невысказанные боли и тайны, существования которых мы сами не желаем. Эти мужчина и женщина, называющие друг друга именами тех городов, которые стали свидетелями их бедствий, вызывают у меня страшное подозрение, что красоту человека составляют его печали. Время, как и полагается доктору, цинично здоровым цинизмом. И оно вылечивает самые страшные травмы. Хотя нет, оно скорее предпочитает ампутировать. То, что когда-то казалось мучительным, вызывало ярость и страдание, скоро или не скоро, уже не смогут разбудить выцветшие воспоминания. То, что пережить было бы святотатственно, а забыть было бы немыслимо, однажды перестанет сжимать горло чужой неумолимой рукой. А что тогда нам останется?
***
Ты меня разрушаешь… Ты принес мне радость.
У меня есть время. Идеальное. Один час тридцать минут. У меня осталось только время. Ты все разрушил. Ты принес мне радость. Черно-белый сон и море чувств.
Первое — это зависть. Покрытые мерцанием ночи — руки, спины — тела, шепчутся о сокровенном.
Второе — это сострадание. Люди-картины, живые страдальцы, а может, актеры?
Третье — это сожаление. Настало утро. И пришло время правды. Ночь не может длиться вечно. Я ненавижу утро. На рассвете расставания наши все…
Четвертое — это надежда. От нее невозможно избавиться. Как и от тебя. Ты повсюду. Я беру тебя за руку. Мы можем потеряться в океане людей, но мы, как две волны, бьемся друг о дружку, наши руки скреплены. Бежим. Бежим…
Пятое — это безумие. Самая тяжелая часть. Здесь лучше помолчать. Скажу одно, девочка никогда не увидит Баварию.
Шестое — это опустошение. Прочь из комнат, душных. В них бродят призраки ожившего прошлого. На улицу… Как красив этот город. Х и р о с и м а. Я дышу твоим воздухом в эту теплую летнюю ночь. Тихая музыка ведет меня мимо ярких огней твоего города. Вокруг — спокойно. Мы грустим, потому что…
Седьмое — это любовь. Ты — Невер, любовь моя. А ты — Хиросима, любовь моя. Это твое имя.
***
В жизни каждого из нас были события, которые за давностью лет не «ушли», а лишь «затаились» внутри нас. Живешь с ощущением, что все забыто, но в какой- то момент понимаешь — что все на самом деле не так. Психологи советуют — чтобы избавиться от боли, ставшей с годами навязчивой, нужно позволить себе (внутри себя) прожить все заново, проговорив (прокричав) эмоции. И через болевой шок — наконец — то обрести свободу.
Она приезжает в Хиросиму, чтобы участвовать в съемках фильмах. И в один из дней — точнее, ночей — оказывается в постели с японским мужчиной. Казалось бы, легкая ночная интрижка должна закончиться с первыми лучами солнца. Потому, что у каждого из них свой жизненный путь — привычный, устойчивый, надежный.
«Я мужчина, который счастлив со своей женой.
Я женщина, которая тоже счастлива со своим мужем» (с)
Но при свете солнца черты ночного любовника обретают реальные очертания той боли, которая долгие годы жила внутри героини. Японский архитектор (бывший солдат) своей теплотой и нежностью напомнил ей о том времени, когда она жила в Невере и была молодой, любимой и любящей. Хиросима — город и мужчина — напомнили ей о войне, которая убила ее возлюбленного; о прошлой жизни — где ее первая любовь была порочной связью с врагом, обесчестившей саму героиню и ее семью.
Город и мужчина — катализаторы боли, которую если не прокричать (не выпустить наружу), способной поглотить все живое, окончательное превратив душу в пепел.
Хиросима существует не только вне, как город. Хиросима существует внутри — как боль, память, смерть; как стремление к пробуждению новой жизни. Так росток травы пробивается сквозь пепел, который раньше когда то был плодородной почвой. Хиросима — не только город. Это человеческое сердце, разбитое горем, но продолжающее свой стук. Кто еще может склеить осколки, кроме хозяина сердца?
Переплетение кадров, звуков, диалогов, рук, тел. Переплетение событий, памяти, эмоций и чувств. Побег от себя или возвращение к себе? Невозможность уйти или остаться.
Любовь — как осколок старого разбитого зеркала. Любовь — как росток новой жизни.
Окончательное умирание или возрождение. Насколько герои близки или далеки друг от друга? Способна любовь возродиться в душе, которая не излечила свои раны? Способны ли чужие тепло и нежность излечить разбитое сердце?
Фильм «Хиросима, моя любовь» не дает никаких ответов. Фильм проводит нас по замкнутому кругу, возвращая в первоначальную точку. Потому, что герои испытали любовь, но так и не решили, что им делать дальше.
«Мы будем с тобой оплакивать день отъезда в добром здравии и трезвой памяти.
Нам нечем больше заняться.
Нечем, кроме как оплакивать день отъезда.
Время пройдет.
Только время.
А потом время вернется.
Время вернется, когда мы не сможет назвать то, что нас соединило» (с)
***
Раньше я терпеть не могла черно-белое кино, оказалось, что зря. Иногда ведь черно-белая лента куда лучше передает настроение фильма. В этот фильм я буквально влюбилась, он для меня всегда останется номером один в списке самых любимых. Я уже заучила все диалоги буквально наизусть, они меня, пожалуй, поразили больше всего. Каждая фраза здесь — это цитата, глубокая и красивая. Меня поразило как можно было создать нечто подобное, невероятно эстетичное, при этом совсем без вычурности. Визуальный ряд вроде бы и прост, но все равно каждый кадр — это картинка, которую хочется пометить в рамочку.
Эмоциональность картины буквально зашкаливает, лица и глаза актеров отлично передают все чувства героев. Это то кино, которое нужно действительно почувствовать, окунуться в него.
Еще мне кажется, что все впечатления не всегда можно выразить словами, потому что внутри у каждого из нас своя Хиросима.
10 из 10
и мне кажется, что этого слишком мало
***
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Пятница, 14.03.2014, 20:29 | Сообщение # 3 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Хиросима, любовь моя / Hiroshima mon amour
Молодая француженка-актриса (Рива) из города Невер, ославленная в конце войны "немецкой подстилкой", проводит в Хиросиме ночь с японским архитектором (Окада), хранящим память о ядерной катастрофе.
Обожженные любовным потом тела чередуются на экране с сожженными бомбой трупами. Заниматься любовью - удел выживших счастливцев, но и у любви - привкус пепла и крови. "Ты ничего не видела в Хиросиме", - так разговаривают любовники в постели в фильме Рене, археолога памяти, архивиста страданий. Сведенные судорогой оргазма пальцы разжимаются, высвобождая прошлое. Как снимать немыслимое, чтобы не впасть в порнографию смерти, не сойти с ума? Фильм дробен, как сама человеческая память, желающая и не способная забыть. Он разорван, как разорваны историей судьбы любовников и тела случайных прохожих. Тень человека на плитах Хиросимы, скорчившийся труп немецкого мальчика-солдата, убитого из засады по пути на свидание. Рубцы на телах японцев, рубцы на душе француженки, обритой наголо "шлюхи". Только пережив все это заново и вместе, безымянные герои обретают имена. При этом они перестают быть людьми. "Хи-ро-си-ма, это твое имя", - говорит Она. "Это мое имя, - соглашается Он. - А тебя зовут Невер".
Михаил Трофименков
http://www.afisha.ru/movie/167192/review/146647/
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Пятница, 14.03.2014, 20:29 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Хиросима, моя любовь / Hiroshima, Mon Amour
Действие разворачивается на протяжении двух суток в Хиросиме, куда французская актриса (её играет Эммануэль Рива) приехала сниматься в антивоенном фильме. Роман, возникший между француженкой и японским архитектором (артист Эйджи Окада), выталкивает на поверхность воспоминания о первой любви героини. Немецкий солдат, в которого она была влюблена во время войны, замещается в её сознании образом этого молодого японца (тоже во время войны солдата). Немецкий солдат погиб, его любовница, героиня фильма, была ошельмована и публично острижена горожанами, родители некоторое время прятали её в подвале своего дома в Невере, а потом снарядили и отправили в Париж.
«Фильм смонтирован из фрагментов трёх сюжетов - романа француженки и японца, разворачивающегося в современной Хиросиме, воспоминаний героини о том, что произошло с ней в Невере, и хроники последствий атомной бомбардировки Хиросимы. Ален Рене сознательно разрушает течение времени, накладывая диалог героев на кадры кинохроники и перемешивая вспышки воспоминаний с реальностью. Первые 15 минут фильма мы не видим даже лиц героев, только их руки, тела сквозь какой-то летящий пепел, мы слышим их диалог, переплетающийся с документальными кадрами - любовь и жуткая реальность мира, в котором живут герои, туго сплетены в одно целое» (Михаил ЛЕМХИН).
«Такие фильмы порождают желание делать кино. Мне тогда было двадцать лет, я его видел три раза подряд. Сегодняшнее французское кино по сравнению с тем только тихо рычит» (Бертран Блие).
«Один из первых фильмов, возвестивших о рождении французской «новой волны», игровой дебют великого документалиста, изъятый из конкурса Каннского фестиваля по дружному требованию правительств США и Франции. Тогда, в конце 1950-х, зрителей повергал в шок первый же эпизод фильма. Обнаженные, залитые любовным потом тела японца и француженки на гостиничных простынях чередовались с документальными кадрами ран и ожогов жертв Хиросимы. Пальцы, сведенные судорогой оргазма, разжимались, чтобы впустить в пространство экрана жуткие видения Второй мировой войны: скорчившееся на мостовой провинциального французского городка тело мальчишки, немецко-фашистского оккупанта, убитого из засады, когда он спешил на любовное свидание. Вместо привычного «Я тебя люблю» звучало: «Ты ничего не видела в Хиросиме». В Хиросиме встречались и переживали краткий, без всяких надежд и расчетов на будущее, такой современный и такой обыденный роман актриса-француженка и архитектор-японец. У них не было имен: Он и Она. Им обоим вспомнилось то, что они старались забыть, — как они позабудут друг друга уже через несколько месяцев или лет. Она в годы оккупации в городе Невере любила юного немца. Это по пути к ней его убили партизаны. А ее после освобождения обрили наголо как «фашистскую подстилку»: французским обывателям было куда проще демонстрировать свои патриотические чувства на беззащитных женщинах, чем драться в партизанских отрядах. Он, вернувшись после войны в родную Хиросиму, не нашел ни своего дома, ни семьи. Назавтра они обретут имена. Он будет звать ее Невер. Она его — Хиросима. С тех пор Ален Рене, которому недавно исполнилось 80 лет, будет снимать кино только на одну тему. Тему памяти, порой жестокой, порой забавной, но неизбывной и неотступной. А для сотен миллионов зрителей во всем мире навсегда останется автором фильма «Хиросима, любовь моя» (Михаил Трофименков. Газета «Коммерсантъ С-Петербург»)
http://www.inoekino.ru/prod.php?id=3324
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Пятница, 14.03.2014, 20:30 | Сообщение # 5 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| «ХИРОСИМА, ЛЮБОВЬ МОЯ» 1959, Франция-Япония, 88 мин.
Молодая француженка-актриса (Рива) из города Невер, ославленная в конце войны «немецкой подстилкой», проводит в Хиросиме ночь с японским архитектором (Окада), хранящим память о ядерной катастрофе.
Обожженные любовным потом тела чередуются на экране с сожженными бомбой трупами. Заниматься любовью - удел выживших счастливцев, но и у любви - привкус пепла и крови. "Ты ничего не видела в Хиросиме", - так разговаривают любовники в постели в фильме Рене, археолога памяти, архивиста страданий. Сведенные судорогой оргазма пальцы разжимаются, высвобождая прошлое. Как снимать немыслимое, чтобы не впасть в порнографию смерти, не сойти с ума? Фильм дробен, как сама человеческая память, желающая и не способная забыть. Он разорван, как разорваны историей судьбы любовников и тела случайных прохожих. Тень человека на плитах Хиросимы, скорчившийся труп немецкого мальчика-солдата, убитого из засады по пути на свидание. Рубцы на телах японцев, рубцы на душе француженки, обритой наголо «шлюхи». Только пережив все это заново и вместе, безымянные герои обретают имена. При этом они перестают быть людьми. «Хи-ро-си-ма, это твое имя», - говорит Она. «Это мое имя, - соглашается Он. - А тебя зовут Невер».
Этот дебютный игровой фильм Алена Рене - одно из самых совершенных творений мастера и одно из самых подлинных и трагических воплощений трагической любви в кинематографе. Картина погружает зрителя в сложный мир ощущений, основанный на сюжетной линии короткой любви французской киноактрисы и японского архитектора в послевоенной Хиросиме. Но в истерзанном войнами мире невозможно освободить свою душу от груза памяти о прошлых страданиях. Она была обвинена в связи с фашистами. Он пострадал от ядерного взрыва. Их судьбы - частичка боли, обрушившейся на людей и предостережение перед новыми, еще более ужасными и глобальными катастрофами.
Рене мастерски проникает в глубины времени и памяти. Готовясь к съемкам, он создал алгоритм будущего шедевра: «Я изложил Маргерит алгебраическую концепцию произведения. Если показать «Хиросиму» с помощью диаграммы, обнаружится близкая к муз. партитуре квартетная форма: темы, вариации на начальную тему, повторы, возвраты назад, которые могут показаться невыносимыми для тех, кто не принимает правила игры в этом фильме. На диаграмме было бы видно, что фильм сконструирован как треугольник, в форме воронки».
«Хиросима» не только стала яркой вехой в развитии мирового кино, но и оставила яркий след в сердцах кинематографистов, что бывает нечасто. Можно долго приводить цитаты знаменитостей, для которых «Хиросима» стала одним из главных творческих откровений. Например, Питер Гринуэй признался, что, только познакомившись с лентой Рене, осознал себя как режиссер. Жан-Люк Годар, увидев первые 10 минут фильма, заявил, что теперь считает бессмысленным занятием снимать постельные сцены. Андрей Кончаловский назвал ее среди трех кинопотрясений молодости, не забывшихся и сегодня. Петр Тодоровский рассказывает, что был потрясен профессионализмом Рене: «Точность - кадр в кадр, каждый шаг, каждый поворот. Совершенно удивительный режиссер».
Сценарий к фильму написала Маргерит Дюрас (04.04.1914 - 03.03.1996), одна из основоположниц «нового романа», обладательница Гонкуровской премии. Она также активно работала в режиссуре («Разрушать, говорит она», «Индийская песнь»), ставя крайне трудные для восприятия, но вызвавшие большой интерес критики фильмы. Главная тема ее творчества – бунт против бесцветности будничной жизни. Первые романы Дюрас выявили сильное влияние лаконичной манеры письма Э.Хемингуэя. Характерны в этом смысле «Плотина против Тихого океана» (Un Barrage contre le Pacifique, 1950) и «Моряк из Гибралтара» (Le Marin de Gibraltar). В Moderato Cantabile (1958) мотив невозможной, надуманной любви передан поэтичной, разорванной стилистикой, столь характерной для ее последующих произведений. Этим произведениям в большей степени присуща затемненность смысла, а порой и сильный элемент эротизма, как в «Смертельной болезни» (La Maladie de la mort, 1982). Во многом автобиографическая повесть «Любовник» (L'Amant, 1984, Гонкуровская премия) воссоздает Индокитай последних лет французской оккупации и распад обреченного семейства рассказчицы. Мемуарный характер носит и книга «Боль» (La Douleur, 1986), в которой основное место занимает описание пережитого автором в последние дни Второй мировой войны.
http://www.horosheekino.ru/hiroshima_mon_amour.htm
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Пятница, 14.03.2014, 20:30 | Сообщение # 6 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| Хиросима, любовь моя (Hiroshima mon amour)
За первые пятнадцать минут «Хиросимы, любовь моя» можно отдать жизнь. За остальные семьдесят пять – прожить эту жизнь еще раз. Первые пятнадцать минут дебютного полнометражного фильма Алене Рене – это, возможно, одни из самых волнующих мгновений, созданных посредством кино. Здесь восхитительно все: каждый кадр, каждое слово, каждый миг, каждый музыкальный такт. Все начинается с предельно крупных планов. Рука, обнимающая чье-то плечо. Сплетения рук, сжатых, словно звенья цепи. Ладонь, ласкающая предплечье. И первая фраза, разрушающая и одновременно дополняющая этот миг. Фраза, принадлежащая мужчине. «Ты ничего не видела в Хиросиме, ничего». И ответ женщины: «Я все видела, все». С умышленным повторением, с ударением на последнее слово, произнесенное уже скорее для себя, чем для того, кому оно изначально было предназначено.
А в это время, в этот самый момент, когда две еще чужеродные фразы лишь прорастают в диалог, на экране уже появляются кадры разрушенного города. Под звучащую на заднем плане нервную, скатывающуюся то к непонятному веселью, то сбивающуюся к анахронизму, музыкальную симфонию, появляются отрывки, сохранившие прошлое Хиросимы – белоснежные больницы, останки тел, обезображенные лица людей, страх, все те последствия восьми (!) секунд, унесших в одно мгновение сотни тысяч жизней.
И снова сплетения тел двух любовников. Снова приходящие им на смену кадры Хиросимы. И вот уже словам-отрицаниям на смену приходят фразы примирения, смирения перед случившимся и желанием жить дальше. «Я сражалась за свободу судьбы, каждый день против ужаса быть непонятым, – доносится до нас женский голос. – Я сражалась за право на память. Но как и ты, я забыла». И смех… Эти пятнадцать волнующих минут заканчиваются смехом. Женским. Сначала женским. А затем и мужским. Смехом, как инстинктивной защитой на ужасы прошлого, ставшего настоящим лишь при помощи слов.
Смех сбрасывает невидимые оковы кадра. И вот мы уже видим мужчину и женщину. Их лица, их тела. Как оказывается позже, она – французская актриса, приехавшая в Хиросиму на съемки фильма о мире («о чем как не о мире снимать в Хиросиме»). Он – японец, работающий теперь в Хиросиме. Ее преследует память прошлого. Он же, кажется, уже давно предал память забвению. Вместе они провели ночь, вместе поверили, что эта ночь – начало любви. Вопреки прошлому, наперекор изначальной невозможности этой любви.
И любовь, и память здесь сплетаются воедино. Невозможность первой, забвение второй. Это – две главные составляющие и фильма «Хиросима, любовь моя», и всех последующих фильмов Алена Рене. Прибегая к словам Маргарит Дюрас или Алена Роб-Грийе, опираясь на магическое изображение Саши Вернье или Арно Алекана, Ален Рене будет навсегда скован (или, возможно, наоборот, освобожден) потребностью поисков ответов на вопросы, рожденные этими двумя неизвестными. То умышленно удаляясь от них («Прошлым летом в Мариенбаде»), то приближаясь вплотную («Люблю тебя, люблю»).
И если на все это у Рене уйдут десятки лет, то его героям в «Хиросиме», имена которых, что весьма характерно, так и остаются вне истории, на это будут отведены лишь сутки. С неизменным рассветом после ночи любви, с солнечным полднем, томимым усталостью прошлого и неизбежной вечерней прохладой, когда все становится на свои места и когда настоящее преобладает над всем.
Наверное, символично, что за этим несколько неожиданно теряется развязка. Мужчина и женщина – будут ли они вместе? Возможно ли жить дальше, когда память еще хранит прошлое? Или когда прошлое и настоящее сливаются в единое целое, и память и чувство соединяются вместе. Ночная, освещенная неоновыми вывесками Хиросима. Монументальный предрассветный Невер. «Я буду звать тебя Хиросима. Я буду звать тебя Невер», – признаются друг другу мужчина и женщина. Бесчестие. Счастье (или все же наоборот?). Любовь и смерть. Именно в таком порядке. Образуя еще и смерть любви или любовь после смерти. И каждый раз, возвращаясь к «Хиросиме», к тем незабываемым минутам, пытаясь воплотить их в слова, пытаясь победить пороки памяти, приходится вновь и вновь констатировать одно: мы знаем о «Хиросиме» все, но мы и не знаем о «Хиросиме» ничего.
Автор: Георгий Ромм
http://www.cineticle.com/text/45--hiroshima-mon-amour.html
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Пятница, 14.03.2014, 20:30 | Сообщение # 7 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| ХИРОСИМА, ЛЮБОВЬ МОЯ
Французская актриса (Эммануэль Рива) приехала из Парижа в Хиросиму для участия в съёмках фильма о мире. Случайное знакомство с молодым японцем (Эйдзи Окада), работающим архитектором, становится поводом для чего-то большего, нежели — пошлый адюльтер. У него, воевавшего на далёких фронтах, от атомного взрыва погибла семья, и пришлось начинать жизнь сначала. Её подвергли жестокому остракизму за любовь к немцу, принудив покинуть родной Невер.
Что же заставило Алена Рене, получившего признание и широкую известность уже благодаря ранним работам, в частности, блистательной антифашистской картине «Ночи и туман» /1959/, отказаться от первоначального замысла – и снять не документальный, а игровой фильм о трагедии Хиросимы?! Возможно, здесь сказалась специфика материала, нуждавшегося в особом освещении, в новаторской форме, но не исключено, что к подобному решению подталкивала сама эволюция творчества выдающегося кинематографиста. «Хиросима, любовь моя» – одно из ярчайших свидетельств справедливости вывода, к которому после жаркой и длительной полемики пришли советские классики Сергей Эйзенштейн и Дзига Вертов: «По ту сторону игровой и неигровой». Хроникальные кадры обретают страстность и уникальность мучительного личного переживания, а воспоминания конкретных людей оборачиваются фиксацией глобального события, становятся частью общечеловеческой памяти. Да и где грань, разделяющая микрокосм и макрокосм, персональное и всеобщее1, сознание и подсознание?.. Рене использовал новаторский монтаж, дробя и причудливо вводя в ткань повествования ретроспекции, тем самым – заставляя почти физически ощутить, как настоящее грузнет в вязком прошлом…
В своё время режиссёру, а также автору сценария Маргарет Дюра, выдающейся писательнице, числящейся среди основоположников «нового романа»2, были предъявлены обвинения в сомнительности нравственного посыла произведения, и даже такой умный и проницательный критик, как Ромил Соболев счёл ленту оскорбительной для памяти жертв ядерной бомбы. Не разделяя эту точку зрения, я всё же не могу принять и доводов их оппонентов, настаивавших на равнозначности двух персональных трагедий, поскольку в плане субъективного восприятия инцидент в Невере являлся не менее мучительным и тяжким, нежели гибель сотен тысяч жителей Хиросимы. Рене и Дюра ничто не мешало взять не столь двусмысленный драматический эпизод из Второй мировой войны, обратившись, например, к истории французского Сопротивления. Однако выбор авторов носил принципиальный характер, и упоминание о том, что весть о бомбардировке настигла Её благодатным летним днём, в послужившем убежищем Париже, служит тому ещё одним доказательством – не говоря уже о символичном финальном обмене репликами3. Все мы4, даже искренне стараясь постичь произошедшее, поражаясь и ужасаясь фактам, тому, что многие солнца разом вспыхнули в городе и окрестные реки мгновенно пересохли, что землю накрыли тонны пепла и на них с неестественной скоростью расцвели цветы, что лучевая болезнь по-прежнему убивает людей, тем не менее остаёмся туристами, с любопытством взирающими на экспонаты в местном музее, или в лучшем случае – заезжими кинематографистами; заняты сиюминутным, воображая, что размышляем о вечном. Мы по-прежнему погружены в собственные мучительные переживания, даже не сознавая, насколько смешны и ничтожны они в сравнении с трагедией народа. Хиросима, любовь моя… Не ум, но сердце, не нуждающееся в доводах и открытое для безусловной любви, способно воспринять её, трагедию, во всей полноте и не позволить повториться ничему подобному.
__________
1 – Этот мотив наряду с отдельными стилистическими приёмами роднит картину с поисками молодых мастеров «новой волны», и Годар с Трюффо не случайно упомянут «Хиросиму, любовь мою» в шедевре «На последнем дыхании» /1960/.
2 – Следом Ален привлечёт к сотрудничеству её коллегу и единомышленника Алена Роб-Грийе («В прошлом году в Мариенбаде» /1961/).
3 – «Имя твоё – Хиросима»,– «А твоё имя – Невер».
4 – Подразумевается обращение режиссёра к соотечественникам и вообще людям Запада.
© Евгений Нефёдов, World Art
Авторская оценка: 10/10
http://www.world-art.ru/cinema/cinema.php?id=22155
|
| |
| |
| ИНТЕРНЕТ | Дата: Пятница, 14.03.2014, 20:31 | Сообщение # 8 |
|
Группа: Администраторы
Сообщений: 4190
Статус: Offline
| ХИРОСИМА, ЛЮБОВЬ МОЯ
Экзистенциальная драма
Ален Рене на ранней стадии своего пути в игровом кино хоть и причислялся к французской «новой волне», однако существенно отличался по стилю и внутренней сути собственных работ от художественной манеры и тематических поисков более молодых коллег — Франсуа Трюффо, Жан-Люка Годара, Луи Маля, Клода Шаброля. Уже на внешнем уровне нельзя не заметить, что движение в фильмах Рене становится плавным, замедленным. Монтажные фразы длинны, а переходы отнюдь не резки. По сравнению с «рваным монтажом» Годара, который создавал «атмосферу социальной и индивидуальной неустойчивости» (по точному выражению американского сценариста и киноведа Джона Хауарда Лосона), повествование у Алена Рене выглядит чересчур спокойным и уравновешенным, а нормальные по продолжительности картины — даже затянутыми.
В этом отношении представляется, что он гораздо ближе к Микеланджело Антониони. Правда, у итальянского режиссёра движение совершается вокруг одной точки, как бы концентрическими кругами. Начало его лент почти всегда интригует, но интрига оказывается чаще всего мнимой или же не имеет существенного значения. Антониони словно забывает в дальнейшем о том, что хотел рассказать, а сюжет всё заметнее удаляется куда-то в сторону.
«Для фильмов А. Рене характерен тревелинг — движение вдоль и движение вглубь», по верному замечанию российского критика Виктора Божовича. Движение в глубины человеческого сознания, памяти, подсознания — вот суть произведений Рене. При этом постановщик разрушает реальное пространство и время, чтобы воплотить на экране субъективное время-пространство человеческой памяти. Подобное движение может обмануть неискушённого зрителя, показаться зигзагообразным — ведь действие забегает вперёд, отстаёт или кружится на месте. Но по законам памяти, тщательно реконструируемым Аленом Рене, происходит движение именно вдоль и вглубь, что дополнительно подчёркнуто благодаря рефрену медленных проездов по улицам Хиросимы («Хиросима, моя любовь») или по замку («В прошлом году в Мариенбаде»).
Движение в картинах Рене совершается от настоящего к будущему через прошлое. Это связано с главной темой творчества этого режиссёра — темой памяти. Антитезой памяти всегда выступает забвение. «Борьба» памяти и забвения, словно борьба добра и зла, составляет основной конфликт. Человек, помнящий о своём прошлом, имеет право на будущее. А тот, кто предался забвению, может попасть в мир мёртвых. Эти две концепции соответствуют двум вышеназванным лентам. Важно отметить, что они как бы не существуют друг без друга и являются своеобразной дилогией, поэтому необходимо смотреть их и анализировать в хронологическом порядке. Обратная перестановка нарушает ход мыслей Алена Рене, а рассмотрение лишь одного из фильмов искажает их подлинную суть.
Ещё в документальной работе «Ночь и туман» прозвучали такие слова: «Есть среди нас те, кто притворяется, будто верит, что всё это случилось лишь однажды, в определённое время, в определённом месте… те, кто отказывается видеть, кто не слышит вопля, который будет звучать до скончания века». Память о «вопле», о трагедии Хиросимы определяет жизнь героини первой игровой картины Рене, которая называется «Хиросима, моя любовь». Но точнее был бы иной перевод: «Имя моей любви — Хиросима». Не Хиросима является любовью для неё, а любовь оказывается Хиросимой.
Всё начинается с метонимической детали: часть вместо целого. На экране — плечи обнявшихся мужчины и женщины, их руки. Для Алена Рене это — символ любви вообще. Не имеет значения, кто любит. Любовь носит вселенский характер. Есть мужчина. Есть женщина. Он и она. У них нет имён. Они любят друг друга. И в эту любовь врываются слова, которые тоже представляются всеобщими. Мужской голос произносит: «Ты ничего не видела в Хиросиме. Ничего!». Акцент делается на слове «ничего». Вместо Хиросимы, как чего-то всё-таки конкретного, могло быть совсем другое. Например: «Ты ничего не видела на свете». А женский голос отвечает: «Я видела всё. Всё!». Выделяется слово «всё». И только после этого речь приобретает более определённый характер. Женщина рассказывает о том, что произошло в Хиросиме: что было в первый день после атомного взрыва, во второй, в третий… Постановщик вводит документальные эпизоды разрушения Хиросимы. Женщина продолжает свой рассказ. Изображение возвращается к первоначальному кадру обнажённых плеч и рук. Снова вступает хроника: на экране — современная Хиросима. А потом впервые появляется лицо женщины (уже конкретной) и лицо мужчины, который оказывается японцем.
Рене идёт всё-таки от общего к единичному. Если бы он начал ленту с атомного гриба над Хиросимой (как предполагалось по сценарию известной писательницы Маргерит Дюрас), то исчезло бы ощущение всеобщности. Тогда действительно можно было бы поверить, что атомный взрыв случился в августе 1945 года в Хиросиме, и будет случаться всегда, если люди перестанут помнить о нём. А также режиссёр не мог сразу показать лица своих героев. Сначала идёт рассказ о «большой» Хиросиме — о той, которая уничтожила сотни тысяч людей. И уж потом — о «малой Хиросиме» молодой француженки. Она ничего не видела в настоящей Хиросиме. Мужчина был прав. Но права и женщина: она всё видела в Хиросиме. Потому что пережила личную трагедию, и это позволило ей почувствовать и принять, как собственную, трагедию других людей.
Ален Рене не сопоставляет эти трагедии как равноценные. Он настаивает на правильном соотношении обеих: «Мы, наоборот, противопоставляем колоссальную, фантастическую безмерность Хиросимы и маленькую историю в Невере». Забвение своей трагедии может избавить конкретного человека от страдания. Забвение Хиросимы — это новая Хиросима. Героиня предощущает это и сильнее страшится забыть то, что она «увидела» здесь, в Хиросиме, нежели там, в Невере. Если бы каждый помнил не о себе, а о «вопле»! Нет, даже не так, совсем не так. Если бы каждый помнил о личной трагедии — как о Хиросиме! Тогда люди не допустят её повторения.
Именно так помнит эта женщина. Вернее — начинает помнить. Через Хиросиму, в которую она приехала, чтобы сниматься в фильме о мире, через это кино, через любовь к японскому мужчине. Для Рене любовь — вторая по важности тема после темы памяти. Обычно они переплетаются между собой. Любовь рождает память. Память рождает любовь. «Хиросима, моя любовь» — это как раз первый случай. В тот момент, когда сплетаются руки и тела француженки и японца, соединяются две любви и две памяти. У неё была любовь в Невере к немецкому солдату. Первая — глупая и безрассудная — страсть. А сейчас — любовь к Хиросиме и японцу. Была память о том, как за «прóклятые» чувства подвергли остракизму. Маленькая трагедия, каких много. Ныне — память о том, что произошло в Хиросиме. Большая трагедия, каких мало. Сочленяется в сознании самое главное, самое трагическое: любовь в Невере и Хиросима. И рождается любовь по имени Хиросима.
Однако в ленте всё построено сложнее, чем только что было изложено. Прихотливая особенность памяти именно в том и заключаются, что она не поддаётся логическому объяснению. Подчас невероятнейшим способом память соединяет несоединимое. Вот и Ален Рене пытается воспроизвести на экране механизм действия человеческого сознания. Памяти достаточно лёгкого толчка — и поток образов прошлого захлёстывает человека внутренними переживаниями. Память проносится по всей минувшей жизни, проникая во все уголки сознания и, наконец, «выкапывает» то единственное, что так взбудоражило её.
В картине «Хиросима, моя любовь» подобным толчком служит возникшая любовь и — что очень существенно — Хиросима. Любовь в Хиросиме — что может быть противоестественнее?! Но она рождается между женатым японцем и замужней француженкой. Есть в их внезапном чувстве что-то запретное. Героиня смотрит на спящего возлюбленного. И постановщик вдруг делает резкий монтажный переход на мёртвого немца, лежащего на берегу реки в Невере. Кадры сопоставлены по контрасту. Темнота в номере отеля «взрывается» в ярко освещённом солнцем пейзаже. Спящий — вроде бы аналог мёртвого, но всё-таки не мёртвый. Вот и рождение любви — не её смерть.
Что же стало причиной возникновения ассоциации в памяти этой женщины? Схожесть двух ситуаций — в их запретности. Иначе — в «пограничности». Лишь немногие из критиков почувствовали это. Уже упомянутый Лосон пишет о героине Рене: «Будь её избранник участником французского Сопротивления, все моральные ценности сместились бы: любовь девушки не звучала бы как «чистый» бунт против окружающей реальности». У Жан-Поля Сартра есть точное определение: чтобы поймать переживание в его «сиюминутности», нужно «как бы застигнуть сознание на месте преступления». И как только сознание женщины из фильма «Хиросима, моя любовь» смыкает два времени и две ситуации, связанные с любовью, режиссёр вторгается в него и постепенно раскрывает перед зрителями «подводную часть» ассоциации. Точнее — выявляет то подсознательное, которого до сего момента ничем не сублимировалось, не выводилось на уровень «Я» и не было явным для сознания.
Развитие действия нарастает вплоть до сцены в чайной, когда переживания прошлого уже заглушают события настоящего. Более того — минувшее вытесняет нынешнее. Это — кульминация. Данный эпизод рифмуется с началом по подобию. Но не по равенству. Так подобны, но не равны Хиросима и Невер. Простое сопоставление японца и немецкого солдата переходит в их идентификацию в сознании героини. Она обращается к своему новому возлюбленному — как к давно умершему. И японец начинает говорить от его имени.
Можно сказать, что француженка разговаривает не с личностью (персоной) японца и даже не с иной ипостасью немецкого солдата, а с собственным «Я», с «запредельностью самой себя» (по терминологии Карла-Густава Юнга). Хотя мы видим лишь внешнюю сторону вещей. А суть остаётся сокрытой от нас. Если же проникнуть вглубь, то существует шанс понять, что женщина ведёт внутренний разговор с собой, со своей памятью, с той самой девушкой из Невера, которая любила немецкого солдата.
Возможно также и другое объяснение. Ален Рене отождествляет Невер с женщиной, а Хиросиму — с мужчиной. Поэтому лента называется «Хиросима, моя любовь». Если же перевернуть тождество, то получится следующее: женщина — это Невер, а мужчина — Хиросима. Беседа в чайной — это как будто разговор Невера и Хиросимы. Невер узнаёт себя в Хиросиме. И Хиросима есть «Я» для Невера. Вот почему прошлая любовь в Невере оказывается любовью по имени Хиросима.
Но прошлое «размывает» настоящее. После сцены в чайной всё движется к логическому концу. Любовь к японцу уже не кажется возможной. Поскольку память возродила забытые чувства к немецкому солдату. Мужчина умоляет женщину остаться. Он ходит за ней по ночным улицам сегодняшней Хиросимы, то исчезая, то возникая, как из тумана. Сами эти моменты призрачны и заранее напоминают по своему настроению последующую картину «В прошлом году в Мариенбаде». Разница только в том, что герой «Хиросимы» просит любви, а главный персонаж «Мариенбада» — памяти. Хотя им следовало бы просить иного: первому — памяти, второму — любви. Так как любовь не существует без памяти, а память без любви. Героиня говорит японцу: «Я и тебя забуду. Я уже начинаю тебя забывать». Всегда есть опасность забвения. Но забывает только персона. Зато «Я» продолжает помнить.
Рене всё-таки верит в то, что любовь сможет соединить распавшиеся времена. «Смерть разрушила равновесие времени», — сказал Поль Элюар. «Любовь восстановит это равновесие», — мог бы ответить Ален Рене. А вот его подлинные слова: «Хиросима, моя любовь» не приводит к ощущению невозможности жизни… То, что «Хиросима» показывает страдающих людей, не значит, будто это — пессимистический фильм. Жизнь не всегда радостна, но, по крайней мере, прожитые моими героями 48 часов стоят десяти лет видимого счастья, которое на самом деле — только летаргия. Самое страшное — небытие, а пустая жизнь хуже страданий». Сказано это в июне 1960 года — то есть уже тогда, когда режиссёр задумывал свою вторую игровую ленту «В прошлом году в Мариенбаде».
Сергей Кудрявцев
Оценка: 10 из 10
http://www.kinopoisk.ru/level/3/review/951007/
|
| |
| |
| Татьяна_Таянова | Дата: Пятница, 14.03.2014, 20:32 | Сообщение # 9 |
Группа: Проверенные
Сообщений: 41
Статус: Offline
| Темы войны и первой любви переплетали многие. Многие! И они всегда очень точно, ясно, надежно, грамотно свиваются. Ведь это пики жизни и смерти. Причем часто так близки пики эти, что кажутся одним целым – двойной вершиной. Или двойной бездной…
Помните «Летят журавли»? Трепет первого чувства и досадная нелепица юной смерти неразрывны там. Правда, Вероника в фильме Калатозова не умерла. Она жива в финале любовью других, памятью о счастье, радостью победы и мира, пониманием, что они общие. Она с людьми. Где ее вопль: «Я умерла вместе с ним»? Где ее смерть, где ее пепел, где пустыня памяти, выжженная зноем войны? Ее война закончена, вина смыта. А ведь формально Белка – предательница («подстилка», как тогда говорили, тыловой крысы, «шлюха» - так ее назвал Н. Хрущев)…
Героиня фильма Алана Рене тоже. Полоумная шлюха. Преступница. Падшая. Грязная. Непристойная. Лишняя. Чужая… Полюбила, преступила и тем обесчестила достойное имя родного города.
Невер. Мал настолько, что ребенок может обойти его. Всего 40 000 жителей. Сен-Сирский собор, церковь святого Стефана XI века, триумфальные ворота в память битвы при Фонтенуа, железоделательный завод, фабрика сельскохозяйственных орудий, фарфор, фаянс и другие местные изделия, публичная библиотека, музей, минералогическая коллекция, холодные минеральные источники, сходные со Спа, река Луара, аптека отца, семейный дом… Это все «взлетело на воздух и потом осыпалось пеплом» в ее душе, все взорвано и уничтожено любовью одного немца. С тех пор она живет в руинах единственного уцелевшего строения – подвала памяти, в адском одиночестве собственной – личной – войны.
Личная… Как это? С собой? Наверное, это та война, что проникла под кожу, въелась в нее виной, стыдом, болью, смертью, потерей… Такая никогда не кончится. Вопрос фильма: больше она или меньше войны общей, внешней, той, что с армиями и солдатами, бомбами и могилами?..
«Невер, я сжигала тебя день и ночь в то время, как мое тело сжигало мою память о тебе…».
Она – актриса, снимается в кино о мире, а сама никак не может отпустить войну, похоронить отнятое ею. И даже нежданная любовь – продолжение этой войны, ее выплеск, вспышка памяти о ней. (Чувство к незнакомому японцу столь же невозможно, неосуществимо, нездешне-иноземно, как к немцу когда-то. Они зарифмованы. Этот фильм весь сплошная рифма). Любовь, осыпанная мельчайшими, как однодневная пыльца, сверкающими, как вечное солнце, испепеленными минутами несбывшегося, отнятого навсегда и всегда единственного счастья.
«Хиросима, любовь моя» о том, как неуместна, как всегда некстати любовь в мире, где возможна война. Как больна, как сиротлива, как мучительно неправа, недовоплощена… О ее незаконнорожденности, дерзости, почти преступности (написала это и подумала: словно о «Ночном портье» говорю).
Видимо, неслучайно после премьеры некоторые критики обвинили картину Рене в «сомнительной морали», безнравственности и даже в оскорблении памяти жертв Хиросимы (к слову, фильм был исключен из официального каннского отбора). Да, наверное, трудно понять и принять, что в кино этом как две равновеликие трагедии рассматриваются горе неверской девчушки, пережившей смерть любовника, и бедствие японского города, накрытого множеством солнц ядерной волны. 200 000 погибли за 8 секунд и один за миг. Рубцы на теле города, планеты и шрамы на двух – всего-то! – душах и сердцах… Его и Ее. Соразмерно это?
Но Рене выбросил математику прочь, все подсчеты, все измерительные приборы, все пропорции и резоны – побоку.
Да, одно ранение души, у которой отнято счастье, одно сердце, переставшее жить, для него равносильны и национальной беде, и мировой, если не космической. Он уподобляет то, как кричит душа, брошенная в одиночество, и как вопиет город, брошенный в пекло. Эти звуки похожи. И именно потому Невер – звук Ее имени, а Его зовут Хиросима.
Они СРАЗУ заметили и узнали друг друга, сразу обняли и поцеловали. Сквозь пепел прошлого, сквозь боли и горести всех, кого обожгло непосильное время, кто стал его золой. Да, этот пепел, покрывающий не столько тела Мужчины и Женщины, сколько души, эстетски красив, как эстетски ажурны, буквально изузорены Ее захлебывающиеся повторами монологи. Но он же и страшен, как смыслы их безнадежных реплик, как Ее крик в финале. Крик таков, что кажется, будто Она никогда его не прекращала, с того самого момента, как увидела скрючившееся мальчишеское тело у реки и укрыла его собой. Просто долгие годы кричала про себя, и Он первый и единственный, кто услышал, узнал это. Но потому и услышал, потому и понял, потому и полюбил, что носил похожий крик в себе. «Я встретила тебя. Я помню тебя. Кто ты?..». О, узнать друг друга им было несложно:
Как и ты, я знаю, что значит забыть.
Как и ты, я способна вспоминать и поэтому знаю, что такое забыть.
Как и ты, я забыла.
Я тот мужчина, что счастлив со своей женой.
Я тоже. Я та жена, что счастлива жить со своим мужем.
Я тоже… Я как ты… Рефрены фильма. Не знаю, может, это магия кино и только, но на крупных планах казалось, что герои схожи. Для меня это еще один штрих к параллелям столь же странным, сколь очевидным:
Невер как Хиросима, Франция как Япония, Европа как Азия. Ты как я. Как мир… весь, каждым уголком, каждой клеткой, каждой порой переживший/впитавший войну. И нет места, где бы не было больно. И нет устройства, которое измерило б, кому больней, и все объяснило.
- Я тихо звала тебя.
- Но я уже был мертв.
- Я звала тебя даже мертвого. Я кричала твое имя…
- Кто ты?
- Хиросима – это твое имя.
- А твое имя – Невер.
|
| |
| |
| Влада_Арзамасцева | Дата: Среда, 07.05.2014, 19:10 | Сообщение # 10 |
Группа: Администраторы
Сообщений: 123
Статус: Offline
| Разве можно ощутить всю скорбь земли, пропитанной кровью её сыновей? Разве можно испытать боль народа, избитого, истерзанного и рыдающего на коленях у обломков своей отчизны? Казалось бы, познать весь ужас войны невозможно, не опалившись её огнем. Но находятся несчастные избранники судьбы, необожжённые, но все же сгорающие в пламени личной катастрофы. Эти мученики переживают войну в одиночку, неизменно проигрывая и сдаваясь в плен неизбежности рока. Боль их невыносима. Невыносима необратимостью потери, разрывающей душу на мелкие осколки, подобно гигантской атомной бомбе. Помощи страдальцам ждать неоткуда. Пройдут месяцы, годы, века, тысячелетия, прежде чем смогут они оправиться, отстроиться заново и впустить в свой все ещё ветхий мир,тусклый огонек постороннего тепла. Но забыть… Забыть они никогда не смогут. Раны так и будут кровоточить, заставляя искать в прохожих, хоть малейшее дуновение родного, так ласково льющееся на застарелые рубцы.
|
| |
| |
|
