Сегодня на телеканале Культура состоится премьера фильма Анджея Вайды «Катынь». Знаменитый режиссёр говорит об этой картине как о главной работе своей жизни. В основе сюжета – история массовых расстрелов польских офицеров под Смоленском в 1940 году - одна из самых трагических страниц Второй мировой войны. Среди погибших был и отец режиссёра.

Премьера «Катыни» в Варшаве 17 сентября 2007 года стала событием национального масштаба. Огромный резонанс фильм вызвал и в мире – лента открывала Берлинский кинофестиваль и номинировалась на «Оскар». Сегодня «Катынь» увидят зрители телеканала «Культура». Российская премьера состоится в год 70-летия катынской трагедии. Создатели картины, и в их числе – прославленный композитор Кшиштоф Пендерецкий, уверены, что этот показ способен многое изменить в судьбе двух стран в XXI веке. Из Варшавы - «Новости культуры».

В Варшавскую филармонию не достать билетов: вот уже две недели там проходит главное событие в культурной жизни Польши - Пасхальный фестиваль Бетховена. Но сегодня в кулуарах там говорят не только о музыке немецкого классика, но и о фильме классика польского, о том, что «Катынь» Анджея Вайды покажут на российском телеканале «Культура».

Малгожата Юнчик-Жомецка, консул посольства Польши в США, говорит: «Я думаю, этот фильм важен не только для поляков, но и для русских. Русские люди, пострадавшие от сталинского режима, поэтому мы понимаем друг друга. Единственная проблема – говорить об истории. Только так может появиться чувство солидарности в страдании. Сегодня, когда русские люди увидят фильм, они лучше поймут нас, поляков. Как мы, я верю, лучше поймем русских».

«Я счастлив, что фильм покажут, - признается польский актер Войтек Пшоняк. - Тема трудная. Я надеюсь, этот фильм объединит российское и польское общества. Это самая трагичная тема в нашей истории».

«Я думаю, русские люди, не все знавшие о Катыни, посмотрев этот фильм, будут лучше понимать нас», - считает бывший заместитель министра культуры Польши, издатель Рафал Скомпски.

«Я надеюсь, что между нашими народами появится взаимопонимание. Мне с трудом верилось, что фильм покажут в Москве. Это большое событие», - говорит пожилой житель Варшавы.

«Катынь» для Анджея Вайды - очень личный фильм. В катынской, одной из самых страшных трагедий ХХ века, погиб его отец. Но в его фильме - история не только тех мужчин, кто не вернулся, но и женщин, которые могут так ждать! Каждый день, минуту понимая, что всё уже кончено, и все равно не верить в это. Так ждала его мать. Первый фильм о катынской трагедии, он признается, главный в его жизни, построенный на дневниках и записях фильм о жертвах режима.

«Когда мы работали над фильмом, - рассказывает Вайда, - вся наша группа думала об одном: когда еще на такой теме встретятся польские и русские актеры. Мы вместе хотели найти дорогу к общему понимаю того, что нужно отделять систему, режим от народа, отделять Сталина от наших друзей-москалей. Были такие стихи Адама Мицкевича "К друзьям-москалям". Уже тогда была проблема, как написать стихотворение к друзьям. Вот мы хотели, чтобы этот фильм тоже был обращен к друзьям с открытостью и надеждой на взаимное понимание».

Русский актер в фильме один - тот, кого Вайда называет человеком с большим сердцем. Советского военного, который спасает от ареста жену польского военного, играет Сергей Гармаш. Роль маленькая - всего лишь эпизод, но сниматься он согласился сразу, не раздумывая. Признается, что ту премьеру «Катыни» в Варшаве будет помнить всегда.

«Давным-давно ничего подобного не замечал. Даю вам честное слово, столько времени, сколько идут тиры, и после окончания титров еще минуты две в зале стояла гробовая тишина», - говорит народный артист России Сергей Гармаш.

Режиссер фильма «Катынь» Анджей Вайда говорит: «Этот фильм выступает только против одного – против системы, советской системы, которую воплощал Сталин. Почему мы должны обо всех советских людях, кто воевал, думать плохо. Вот, например, мой друг Григорий Чухрай и многие другие. Я знаю, что они во время войны делали все, чтобы сохранить человеческие отношения. Мой фильм – только против режима».

Композитор Кшиштоф Пендерецкий, написавший музыку к фильу, признается: «Я должен вам сказать, что был на первом показе фильма, когда его еще показывали без музыки. Я вышел с той премьеры, не мог досмотреть до конца. Но я решил, что музыка здесь не должна быть драматичной и трагичной. Она должна быть созидательной. Я очень рад, что стал частью этого большого произведения Анджея Вайды».

Новости культуры
http://www.tvkultura.ru/news.html?id=439570&cid=178
http://www.newstube.ru/tag/katyn'
http://www.newstube.ru/tag/andzhej-vajda

***

Золотая рыбка по имени Вайда ("Le Monde diplomatique", Франция)
Анджей Вайда - золотая рыбка, готовая выполнить кинопожелания любой власти, лишь бы всегда оставаться наверху

'Интеллигент в Польше - это всегда 'образованец', непокорный и неудобный для властей', - заявил в интервью журналу Film Анджей Вайда, величайший конформист польского кинематографа, золотая рыбка, готовая выполнить кинопожелания любой власти, лишь бы всегда оставаться наверху.

В те времена, когда это приветствовалось властями, Вайда был марксистом, свято верующим в то, что мир состоит не из народов и религий, а из социальных классов ('Земля обетованная'). Когда запахло сменой системы, Вайда начал изображать из себя оппозиционера, чтобы получше устроиться после возможного 'перелома' ('Человек из железа'). После реставрации капитализма в Польше Вайда полностью перестроился и заявил, что 'Земля обетованная', ранее воспринимавшаяся как самый марксистский фильм в истории польского кино, интерпретировалась ошибочно. По сути, она представляет собой похвалу капитализму как системе, которая позволяет свободно обогащаться самым проворным и эффективно решает проблемы (например, путем расстрела рабочих, которые не позволяют обогащаться достаточно быстро). Теперь пришло время Катыни: нужно показать, что система, взрастившая Вайду, на самом деле была хуже, чем фашизм. Ведь таково пожелание нынешних властей. Для исполнения всех желаний братьев Качиньских в этом фильме не хватает только деморализованного коммуниста-педераста, насилующего в полях невинных польских мальчиков.

Если к власти в Польше когда-нибудь придут маоисты, то Вайда будет тем отличником, который первым вскочит из-за парты с воплем: 'Я, я! Я первым экранизирую Красную книжечку!', а в интервью будет подчеркивать, что 'Катынь' - это на самом деле похвала коммунизму как системе, умеющей справляться даже с самыми закоренелыми и бесполыми врагами, которые не сопротивлялись, даже когда их вели на бойню. А 'Пан Тадеуш', несомненно, окажется закамуфлированным призывом к проведению в Польше 'культурной революции' по китайскому образцу (в нем представлены непростительные недостатки польских элит, этих распущенных и спившихся дармоедов, которых нужно, наконец, заставить работать).

Однако, если 'Земля обетованная' - это шедевр, пускай даже Вайда числился в марксистах лишь из конъюнктурных соображений, то 'Катынь' - это патриотический китч, за который становится стыдно. Его не смог выдержать даже Первый Антикоммунист польской критики Кшиштоф Клопотовский (Krzysztof Klopotowski). Во-первых, во времена 'Земли обетованной' у Вайды еще был талант, от которого за последние два десятилетия не осталось и следа. Во-вторых, у марксизма было то преимущество, что, невзирая на пропагандистское присвоение его некоторыми государствами, он является теорией подлинно универсальной, в отличие от психически нездорового национализма и антикоммунизма, плодом которого является новейшее 'творение'.

Где-то в районе 'Перстня с орлом в короне' [1993 г. - прим. пер.] Вайде пришло в голову компенсировать интеллектуальные недостатки своих все более слабых идей цитатами из самого себя, из эпохи былой славы. То же самое повторяется в 'Катыни'. Дерево с изломанным рисунком ветвей, которое видит в момент гибели один из героев, - это явная цитата из 'Пепла и алмаза'. Вайда пытается выдавить из себя символы и метафоры, которые когда-то были его фирменным знаком, а при этом ведет себя так, словно обращается к неграмотным. Мало того, что героиня Челецкой, которая хочет поставить брату надгробную плиту с настоящей датой смерти, прозрачно отсылает нас к Антигоне, так еще, чтобы кто случайно этого не прозевал, режиссер велит героине идти в театр и продать свою золотую косу на парик актрисе, которая играет именно эту роль, и пройти мимо плаката с названием греческой трагедии.

Вайда ставит знаки равенства между захватчиками. Немцы арестуют профессоров Ягеллонского университета, а русские - офицеров, представителей элиты (именно так: немцы и русские, а, может, даже 'швабы' и 'русаки'). Мир состоит из народов, а классовые и идеологические конфликты, которые для каждого здравомыслящего человека лежат у истоков Второй мировой войны, просто не существуют. Наихудшая форма реакции, фашизм - то же самое, что коммунизм, а приход русаков - это лишь замена одного оккупанта на другого. То, что нацисты хотели ликвидировать поляков вместе с остальными славянами, а Советы - изменить социальный строй, ускользает от внимания Вайды. Если бы этот 'советский' оккупант не пришел, то нас бы тут уже не было. Вайда не видит морального различия в том, что третий рейх шел убивать 'недочеловеков', а солдаты Красной Армии (независимо от того, как поступал сам Сталин) шли с верой в то, что никого нельзя считать недочеловеком, и за эту веру, за то, чтобы уже ни к кому и никогда не относились как к недочеловекам, они принесли самую большую в годы Второй мировой войны жертву - собственными жизнями.

Вайда, по сути, разделяет элитистское презрение, которое позволило нацистам создать идеологический конструкт Untermenschen. С нескрываемым отвращением он показывает послевоенное продвижение по социальной лестнице служанки, которая вследствие ереси коммуняк забыла, где ее Богом предназначенное место: подавать к столу генеральше. Солдат Красной Армии он показывает недотепами, глядя на мир глазами интеллигентской 'элиты', воротящей нос от русского варварства.

Польские коммунисты - как один коллаборационисты, лишенные морального хребта - ведь поляки не отличались друг от друга по взглядам, отличались они только от других народов. Согласно Вайде, польских коммунистов, на самом деле, никогда и не было. Ни один из них не верит ни в устанавливаемую политическую систему, ни в теорию Маркса. Они прибиваются к захватчику потому, что не имеют духовной силы, которая характеризует здоровые католические национальные элиты, воплощенные в Стэнке, Челецкой, Осташевской, Жмиевском и архипрекрасном Малашиньском. Кроме того, красавцев среди коммунистов, естественно, нет. Чем, кроме объекта, такой образ мышления отличается от антисемитизма?

'Катынь' встраивается в большой пропагандистский проект польских правых: создания комплексного, идеологически насыщенного видения Второй Речи Посполитой как лишенного внутренних антагонизмов края национального счастья, позже - жертвы 'красных', которые ее разграбили, похоронив национал-католическую систему ценностей благородных довоенных элит. В сентябре у нас была возможность посмотреть на канале TVP спектакль телетеатра 'Первое сентября' (режиссер Кшиштоф Ланг (Krzysztof Lang), а также низкопробное кинопроизведение Михала Квечиньского (Michal Kwiecinski) - кстати, продюсера 'Катыни' - под названием 'Завтра мы пойдем в кино'. Согласно этому видению, довоенная Польша состояла, собственно говоря, из элит, живших в красивых домах и огромных квартирах, полных антиквариата. Только откуда же прислуга, которая смахивает пыль с этого антиквариата? То, что это был один из наихудших периодов в жизни страны, что тогдашние элиты составляли лишь крошечную долю общества и могли позволить себе красивые дома, благодаря крайне несправедливым отношениям собственности, и что - как когда-то сказал Куля - вся страна из-за этих элит пала жертвой жуткой эксплуатации, главным образом, иностранным капиталом, в рамках этого видения полностью вытесняется и покрывается молчанием. Внутренних этнических и религиозных конфликтов нет - так же, как и классовых. В Катыни все 'наши' - католики, перебирают четки и шепчут молитвы. Нет ни одного еврея или православного - и это в такой многокультурной стране, как тогдашняя Польша!

В фильме вообще нет драматургии, связной сюжетной конструкции, подлинных драматических конфликтов. Единственный герой - Дело, а ходульные персонажи - лишь приложения к этому Делу. Нет ни одного живого, психологически или социологически достоверного человека. Жены офицеров - воплощение национальных добродетелей. Обладая классовым, религиозным и этническим превосходством, они не замараны сексуальностью. Потеряв мужа, ни одна из них больше ни разу не влюбилась. Героиня Осташевской, даже увидев мужа и попросив его вернуться в семью, попрекает его лишь тем, что ей он давал клятву перед Богом. Ни у одной из женщин, лишенных мужей, тоска не имеет сексуального измерения - это чисто патриотическое чувство. В лагере офицеры молятся и рассуждают лишь об Отчизне. Они не бегут, даже если нет стражи. Жмиевский только ходит, калякает в своей тетрадке и кашляет от холода. А ведь прижмись он от этого холода к другому заключенному - может, от одиночества и отчаяния они бы разговорились и эта тоска, по крайней мере, была бы разбавлена интересной сценой! Один из офицеров пускает себе пулю в лоб - терзаясь муками совести от того, что он выжил, а, особенно, от того, что коммунисты лгут о Катыни. Помилосердствуйте!

К сожалению, 'Катынь' в Польше обречена на кассовый успех. Вечером, когда люди ходят в кино по собственной воле, в залах пустые места, но утром и днем на рекордные 190 копий в кинотеатры загонят школы и армию. Однако это самый глупый из фильмов Вайды, и поэтому у него нет ни малейшего шанса дать о себе знать в мире. Решение о его выдвижении на 'Оскара' от Польши несерьезно.

Одно режиссеру удалось блестяще: это безошибочное, хотя, к сожалению, не ироничное и, скорее всего, бессознательное воспроизведение психологии польских интеллигентских 'элит' с их конъюнктурностью и презрением к другим социальным классам и народам. Вайда нарисовал мир таким, каким его видит он и люди его круга, которых по невыясненным причинам считают 'совестью нации'. Тем самым он непреднамеренно подтвердил правоту многих антиинтеллигентских пропагандистских лозунгов, которыми Сталин обосновывал уничтожение таких 'элит'.

http://www.inosmi.ru/world/20080228/239888.html

Почти 70 лет прошло с тех пор, но рана по-прежнему кровоточит. Катынь. Незавершенная трагедия. Имя нарицательное, за которым стоят чудовищное преступление и жестокая циничная ложь.

В Катынском лесу в Смоленской области весной 1940 года советские чекисты хладнокровно убили несколько тысяч польских офицеров, захваченных в плен Красной Армией на территории Польши, которую поделили между собой Гитлер и Сталин в 1939 году. По приказу Политбюро, без суда и следствия, без предъявления обвинения, без уведомления об уготованной им судьбе, польских военнопленных свозили на "черных воронах" в березовый лес, ставили на край рва и расстреливали выстрелами в затылок.

Всего жертвами расстрелов, проведенных органами НКВД в апреле - мае 1940 года в Катыни и других местах, стали почти 22 тысячи польских военнопленных и гражданских лиц. Среди них - кадровые офицеры и резервисты, юристы, инженеры, врачи, учителя, священники и прочие представители "буржуазии", объявленные сталинским режимом "заклятыми врагами советского строя" и на этом основании пущенные в расход. Два месяца в тюрьмах НКВД и в Катынском лесу продолжалось систематическое уничтожение польской элиты. Тела засыпали землей и сделали вид, что ничего и не было.

Почти три года страшная правда был покрыта непроницаемой завесой молчания. Но в 1943 году вермахт, бывший союзник, а теперь агрессор, обнаружил массовые захоронения в Катынском лесу. Нацистская пропаганда оповестила весь мир о "зверствах большевиков". Москва ответила циничным контрударом: поляков, дескать, расстреляли сами фашисты. И эта версия продержалась полвека. В нее никто не верил: ни Варшава, ни Лондон, ни Вашингтон. Но все согласно кивали победителю.

Незаживающая рана

Первым публично, хотя с опозданием и неохотно, признал страшную правду отец "перестройки и гласности" Михаил Горбачев. Но лишь в 1992 году было опубликовано постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года, которое отправило на смерть более 20 тысяч человек.

На месте Катынской трагедии установлен мемориал. Но историческая правда восторжествовала лишь отчасти. Поляки получили не все документы из российских архивов и тщетно ждут извинений или компенсаций. Более того, родственникам жертв массовых расстрелов польских пленных под Катынью пришлось обратиться в Европейский суд по правам человека, потому что Россия отказалась признать убитых жертвами политических репрессий.

Совсем недавно, по случаю 70-ой годовщины начала Второй мировой войны, бывший чекист Владимир Путин снова предложил полякам сделку: последние засекреченные документы по Катынскому делу в обмен на польские архивы по делу о пленных красноармейцах времен советско-польской войны начала двадцатых годов. Просить прощения сложнее всего - и в жизни, и в политике. Но это крайне необходимо, если истинная цель - примирение.

Рана от Катынских расстрелов прекратит кровоточить лишь тогда, когда души убитых поляков перестанут быть товаром на рынке циничной геополитики. Новый шанс для примирения представится скоро - через год исполняется 70 лет со дня трагических событий под Катынью. До тех пор единственным достоверным источником правды о Катыни останется, как это ни парадоксально, художественный фильм, снятый мэтром польского кинематографа Анджеем Вайдой.

"Печальный долг" заставил режиссера снять фильм о Катыни. Он не итоговый в кинематографической карьере 82-летнего летописца польской истории, но он самый личный. Его отец тоже погиб в Катынском лесу. Впрочем, Вайда рассказывает не драму о сыне, потерявшем отца, а драму нации, оказавшейся между молотом и наковальней.

Две стороны одной медали

Фильм открывается мощной метафорой. Грозовые тучи рассеиваются и сквозь туман проступают лица беженцев на мосту. Одни бегут с запада на восток от наступающего германского вермахта. Другие - с востока на запад - от солдат Красной Армии. Так было в 1939 году, когда Гитлер и Сталин поделили Польшу.

В середине фильма - снова две стороны одной медали. Пропагандистская хроника. Черно-белые документальные кадры. Вскрытые массовые захоронения в Катынском лесу. Черепа с пулевыми отверстиями. Голос за кадром: "вот так убивали большевики". Те же самые кадры и уже другой голос: "вот так убивали фашисты". И никому нет дела до тех, чья жизнь оборвалась от выстрела в затылок, и до тех, кто продолжал ждать с отчаянием и надеждой.

Фильм "Катынь", пафосный и шаблонный, возможно, не самый сильный в кинематографической карьере режиссера. Но и снимал его Вайда не ради голливудских наград и кассовых сборов. "Катынь" - это мемориал на киноэкране. Преклонение перед жертвами и напоминание для потомков. Противоядие от чудовищной лжи, которая и сегодня продолжает отравлять российско-польские отношения.

Автор: Элла Володина
Редактор: Ефим Шуман
http://www.dw-world.de/dw/article/0,,4700939,00.html

«Катынь» (Katyn) Польша 2007
По повести Анджея Мулярчика «Post mortem»
Авторы сценария Анджей Мулярчик, Владислав Пасиковский, Анджей Вайда
Режиссер Анджей Вайда
Оператор Павел Эдельман
Художник Магдалена Дипонт
Композитор Кшиштоф Пендерецкий
В ролях: Артур Змиевский, Майя Осташевска, Анджей Хира, Данута Стенка, Ян Энглерт, Магдалена Целецка, Майя Коморовска, Станислава Целиньска, Владислав Ковальский, Агнешка Глинска, Сергей Гармаш, Олег Савкин и другие

«...В 16.55 (14.55 по нашему польскому времени) мы покинули стены лагеря в Козельске... нас посадили в тюремные вагоны. Такие, каких я в жизни не видел... 9.4. 5 часов утра. С рассвета день начался необычно. Отъезд в тюремной машине, в маленьких клетках (страшно!), привезли куда-то в лес, что-то вроде дачной местности. Тут тщательный обыск. Забрали часы, на которых было 6.30/8.30, спрашивали про обручальное кольцо, которое... рубли, портупею, перочинный нож...» — на этом за несколько минут до расстрела обрывается записная книжка майора польской армии Адама Сольского, найденная в Катыни.

И этими же словами Анджей Вайда заканчивает свой фильм, посвященный одной из главных польских трагедий ХХ века.

«Катынь» вызвала споры — и в Польше, и у нас. Высказывались критические замечания по поводу прямолинейности и декларативности фильма (иногда не без некоторого злорадства писали, что великий режиссер уже не тот, что «Акела промахнулся»); что фигуры плоские, образы картонные, что сцена расстрела холодно и расчетливо поставлена в финал... Что фильм используется в политической борьбе партий, и для одних он слишком прорусский, а для других — слишком польский. Что Вайда — это икона польского кино и поэтому его нельзя по-настоящему критиковать, что, сняв этот фильм, он «закрыл тему» и после него уже трудно кому-нибудь будет снова взяться за нее.

У нас к тому же, не говоря уже о политических помоях «отрицания Катыни», которые густо полились с разных праворадикальных сайтов и блогов в связи с выходом фильма, вдруг снова за свою державу обиделись даже такие люди, как Дмитрий Быков или Антон Долин, зачем-то начали сравнивать Вайду с кичем «1612», вообще не имеющем никакого отношения к истории.

Да, в той задаче, которую ставит перед собой Вайда, он отсек все, что не имеет прямого отношения к Катыни, его мазки очень широки, в них нет многослойности и глубины его прежних фильмов. Но и в «Катыни» он художник по-настоящему исторический, и главная его цель по-прежнему историческая правда. «Катынь» — это и его ответ тем, кто говорит, что исторической правды нет и быть не может, есть только «правда историков». Как правило, это утверждают те, кто по разным причинам эту правду искажают.

Историческая правда заключается для Вайды в том, что память о Катыни, не смотря ни на что, не умирала многие десятилетия, что с ее стигматами жили сотни тысяч поляков, потому что само слово «Катынь» обозначало не только массовое убийство органами НКВД польской военной элиты, но тайну и политическую ложь, вплоть до конца 80-х сопровождавшую это убийство. Эта память питала польское сопротивление — и в 1956-м, и в 1970-м, и в 1980-м, она стала почвой для создания «Солидарности» и сыграла свою роль и в сломе коммунистической системы в 1989-м.

Именно правду о том, что называется Катынским преступлением, Вайда стремится воспроизвести в фильме с почти документальной точностью. Длинная сцена расстрела в финале — единственное нарушение выстроенных в хронологической последовательности эпизодов. Вайда обнажает прием — надписи на экране фиксируют место и время происходящего: Краков, 1939; Козельск, 1939; Краков, 1943; Краков, 1945; и наконец Гнездово под Смоленском, 1940. Кстати, и основное место действия — Краков, а не Варшава — выбрано им не случайно, для того, чтобы ограничить сюжет, исключив из него тему Варшавского восстания и восстания в гетто, не вмещавшихся в фильм.

Сценарий, написанный по повести Анджея Мулярчика «Post mortem», действительно опирается на документальные источники. Почти все его эпизоды есть в мемуарной литературе уцелевших — даже история со свитером, отданным в лагере тому, кому суждено погибнуть, даже кажущаяся придуманной история с русским капитаном, спасающим от ареста жену польского ротмистра. Не случайно для подтверждения этой документальности одновременно с фильмом вышла книга «Катынь», где опубликованы материалы, использовавшиеся в ходе подготовки фильма: документы, фотографии, в том числе и родителей самого Вайды, отец которого, Якуб Вайда, был расстрелян в апреле 1940-го под Харьковом, одном из трех расстрельных мест «Катыни». Наконец, Вайда включает в свой фильм большие куски немецкой и советской кинохроники, где показана эксгумация катынской могилы — сначала немцами, а потом для фальсификации — русскими. (Дикторский голос при этом произносится хоть и на разных языках, но с одинаковой пропагандистской интонацией.)

Начальная сцена фильма — это сентябрь 1939-го, «когда... массы людей убегали с востока на запад в немецкую оккупацию. Такие же массы двигались с запада на восток, от немцев. Крах государства был ознаменован таким хаосом, какой может случиться, пожалуй, только в двадцатом веке», — так писал Чеслав Милош об этом сентябре. В эти дни Польша, разорванная на две части Сталиным и Гитлером, была стерта с карты Европы, «Тогда казалось, что, быть может, на ближайшую тысячу лет», — с безнадежной иронией звучит диалог двух пленных офицеров о дружбе Советов с нацистской Германией. «Империалистической, лоскутной реакционной ... Польше пришел исторический конец», — торжествующе писал автор главы о Польше в томе БСЭ, вышедшем в 1940 году.

Будущее спасение Польши после этой катастрофы Вайда видит прежде всего в вере и верности поляков. Символ Катыни играет тут ключевую роль, объединяя пять новелл фильма.

Главная тема возникает уже в первых сценах, когда ротмистр польской армии Анджей (Артур Змиевский) попадает в советский плен, делая выбор между любовью к семье и верностью военной присяге. Эта верность приводит к гибели 14 тысяч польских офицеров, вместе с ним оказавшихся в плену. Верность долгу и родине демонстрирует профессор, отец ротмистра, в следующем эпизоде (Краков 1939-го), когда немцы депортируют его в Заксенхаузен вместе со всеми преподавателями Краковского университета. Эту верность олицетворяют и другие образы фильма: жена ротмистра и жена генерала, сестра летчика, сын одного из казненных — близкие тех, кому предстоит погибнуть в Катынском лесу.

Образы этих людей в «Катыни» — некие портреты, с прекрасными, иногда, как у Майи Коморовской, очень узнаваемыми лицами — даны фактически без предысторий (или их можно лишь угадывать). Все они существуют только под знаком Катыни. Поэтому у Вайды в его эпическом полотне нет места тем психологическим сложностям и трагическим противоречиям, которые раздирали героев его прежних фильмов. Выбор, перед которым поставлены эти фигуры в «Катыни», экзистенциален, и он зависит лишь от степени их веры и верности. Поэтому даже во имя спасения себя и дочери Анна (Майя Осташевска), жена ротмистра, не может принять предложение капитана Попова (Сергей Гармаш) выйти за него замуж. Даже под угрозой отправки в Освенцим не может пойти на сговор с немцами жена генерала, когда после раскрытия в 1943-м Катынской могилы ее принуждают выступить по радио от имени тех, чьи близкие погибли. И вышедший «из леса» юный аковец (лишь слабыми контурами напоминающий знаменитого Мачека — Цыбульского из «Пепла и алмаза») не может отказаться от своего отца и от самого себя, когда срывает с афишной тумбы издевательский плакат «АК — заплеванный карлик реакции» и гибнет, убегая от погони.

И, конечно же, главный образ верности — участница Варшавского восстания Агнешка (Магдалена Целецка), эта польская Антигона. Для нее, как и для героини Софокла, не может быть выбора между законами власти и законом божественным. В фильме эта параллель достаточно прямолинейна: девушка отдает свои волосы на театральный парик для роли Антигоны, чтобы на эти деньги заказать надгробную плиту брату, который погиб в Катыни, и платит за это своей свободой, а может быть, и жизнью. Нарушение принципов верности приводит к самоубийству поручика Ежи (Анджей Хира), который хоть и не по своей воле пришел в Польшу с теми, на чьей ответственности убийство его однополчан, — с советскими частями. И, наконец, отказ от этой верности приводит к разлому в польском послевоенном обществе, к приспособленчеству и лжи. Эту линию в фильме поддерживает история другой сестры летчика, декларирующей необходимость примирения с властью и забвения памяти жертв.

И образы польских офицеров в лагере для военнопленных также одномерны и иллюстративны, это даже не портреты — только штрихи. По замыслу Вайды погибшие в советском плену должны стать главным символом той непомерной жертвы, которую приносят поляки. Именно поэтому связанные с ними сцены наполнены присущей многим фильмам Вайды религиозной символикой. Иконка Христа, снятого с распятия, спрятанная под шинелью ротмистра Анджея в одной из первых сцен фильма. Католическое рождество 1940 года в лагере для военнопленных, размещенных в Козельске, в монастыре, над которым восходит первая звезда. Четки, которые сжимает летчик — брат Агнешки перед расстрелом. Реликвии, которые близкие получают из могил: жена — дневник, сестра — четки, и наконец открытие Катынской могилы в пасхальные дни 1943 года. И, конечно же, — молитва, с которой каждый из героев встречает свою гибель.

В фильме Вайды с подчеркнутой точностью обозначены время и место действия, но в последней сцене, когда звучат строки из дневника, найденного в катынской могиле, назван и час: время местное и «наше польское». Это расхождение во времени символично, потому что до сих пор трагическим образом не совпадают часы нашей исторической памяти, которые должны были бы совпасть именно в узловой точке — «Катынь». И Вайда это прекрасно понимает.

Ведь Катынь — прямое доказательство того, что до сих пор не хочет принять российское сознание: вторая мировая началась для СССР не в 41-м, а в 39-м, когда Сталин вместе с Гитлером делил Польшу. Катынь — это совместные с немцами комиссии и парады в тот момент, когда гибла польская армия и начались расстрелы евреев на оккупированных немцами польских территориях. Что эта первая осуществленная органами НКВД на аннексированных землях в таком масштабе практика репрессий и зачисток (когда были арестованы и депортированы в Казахстан и Сибирь более 300 тысяч польских граждан), стала образцом для того, что проделывалось в оккупированных позднее странах Балтии.

Катынь — это и наша память о массовых репрессиях и о Большом терроре, потому что расстрел польских офицеров был прямым продолжением массовых репрессий 1937-1938 годов, начавшихся с так называемой «польской операции», в рамках которой всего за 2 года до Катыни было репрессировано 140 тысяч поляков, живших в СССР. Польских офицеров в 1940-м расстреливали «как неисправимых врагов советской власти», а не как военнопленных или граждан другого государства, потому что считали, что с этим государством покончено навсегда. Это подтверждает циничный ответ Сталина на вопрос выпущенного из внутренней тюрьмы на Лубянке генерала Андерса в 1941 году о судьбе исчезнувших польских офицеров: «Они удрали в Маньчжурию», что попросту означало: исчезли с лица земли.

И Катынь — это не только принятые советским руководством преступные решения, это еще и многие сотни безликих исполнителей, без участия которых не крутилась бы с такой отлаженностью огромная машина террора. Это пример самой циничной советской пропагандистской лжи и попытки превратить Нюрнбергский процесс в фарс. Это уничтожение реальных свидетелей и скрытая на десятилетия правда. Катынь — это до сих пор нерассекреченные архивы и юридическое непризнание расстрелянных поляков жертвами политических репрессий.
Все фильмы Вайды на протяжении многих лет были для нас ключом к памяти поляков.

Что бы мы знали о Варшавском восстании, о трагедии Армии Крайовой, о польском пейзаже после битвы 1945-го, о людях «из мрамора» и «из железа» коммунистической Польши без его кино? «Мои фильмы почти полвека сопровождали польский народ в его истории», — писал Вайда. И было бы странно, если бы в этом его огромном историческом полотне не нашлось места для одной из самых болевых точек истории.

Но, сняв фильм о Катыни, Вайда сделал прямой шаг и в нашу сторону, а это была задача очень тяжелая — подвести черту под польско-русской историей XX века, надеясь сдвинуть «Бирнамский лес» и нашей памяти. Но, как это ни горько сознавать, этот наш лес едва ли сегодня можно сдвинуть. Что-то не слышно, чтобы кто-нибудь собирался приобрести «Катынь» для широкого проката, и не верится, что дело объясняется опасениями, что зритель не пойдет и будут финансовые потери. Дело, скорее всего, в том., что за этим лесом скрывается прежде всего нежелание признать свою историческую ответственность за прошлое.

Ирина Щербакова
http://www.kinoart.ru/magazine/03-2008/repertoire/katin0803/

«О Катыни несколько десятков лет нельзя было говорить даже эзоповым языком. Я задумал фильм давно и всегда мечтал, чтобы эта картина была русско-польской. Ведь в Катынском лесу лежат останки не только поляков, но и русских, украинцев, евреев, белорусов. И я не верю, что в России фильм отвергнет зритель», - признался Анджей Вайда перед премьерой «Катыни» на Берлинском кинофестивале

7 февраля открывается 58-й Берлинский кинофестиваль. Одним из его значимых событий станет мировая премьера фильма Анджея Вайды «Катынь». В Польше картину посмотрели более четырех миллионов зрителей, Американская киноакадемия выдвинула ее на «Оскара», а вот в России у фильма прокатчика пока не нашлось. Хотя «Катынь» рассказывает о нашей общей истории - об одной из горьких ее страниц, долгие годы хранившейся под грифом «секретно». Речь идет о расстреле в 1940 году в местечке Катынь под Смоленском тысяч пленных польских офицеров и резервистов, содержавшихся в лагерях НКВД. Тема для Анджея Вайды - очень личная, в ходе этой чудовищной акции погиб его отец. Режиссер очень долго подступался к фильму, искал точный ракурс. И нашел, рассказав о трагедии с точки зрения женщин - жен, сестер и дочерей погибших офицеров.

- Пан Анджей, понимаю, почему в СССР тема Катыни была под запретом. Но отчего в Польше столько лет молчали о ней?

- Потому что была дружба на тысячу лет между Польшей и Советским Союзом. А тут получается, что дружба замешана на крови: за спиной у друзей были уничтожены несколько тысяч лучших представителей нации, цвет интеллигенции.

- Как вы думаете, не утрачена еще возможность продолжения этой тысячелетней дружбы? Отношения поляков и русских точно описывает афоризм про англичан и американцев: это один народ, разделенный общим языком. Мы крепко связаны общей историей, но она, к сожалению, нас не объединяет, а разъединяет.

- Боже мой, даже спрашивать не надо: возможна, конечно, дружба. И она имеет своих парламентеров - я такой парламентер и был им всегда. На своих друзей, Андрея Тарковского, Гришу Чухрая, я никогда не смотрел как на представителей «большого брата», который угнетает мою страну. И я никогда не мерялся с ними своими проблемами, понимая, что творческое существование в той системе было гораздо более сложным. Даже не могу себе представить, что мог бы так же смело бороться за свои принципы - не такой я отважный.

- Стоп, приехали. В России ваше имя так же известно, как имя Тарковского. Вы были и остаетесь символом свободы творчества.

- Не буду скрывать, я понимаю, что долго был для вас важной фигурой. Хотя мою свободу вы ценили так высоко, исходя из ваших кошмарных цензурных запретов, из того прессинга, под которым творили мои коллеги в СССР. Да-да, милая, я же не старый маразматик, чтобы поддакивать комплиментам. Но сейчас - с этим приходится мириться - от России до Америки куда ближе, чем от Москвы до Варшавы. Я в чем-то должен быть благодарен коммунистическому режиму, потому что мы вместе с русскими были за железным занавесом, и мое культурное влияние на Россию было от этого сильнее. Сегодня открыто все. Может, потому все стало выглядеть мельче. Но что касается дружбы, то я уверен, что надо отбросить и преданья старины глубокой, и недавнюю боль, чтобы продолжать вести диалог наших очень близких культур. В конце концов, политики приходят и уходят, а народы и произведения искусства остаются. Если бы я знал, к кому обратиться, то поехал бы и переговорил с нужными людьми, чтобы наладить наши отношения. Мне кажется, любой ценой надо разрушить преграды. И это возможно. Преграды между Польшей и Германией были даже выше, чем между Россией и Польшей. Однако взаимное прощение помогло снести эту стену. Смотрите - немец после Войтылы стал Папой. Это же не случайно.

- Вы шутите?

- А вы как думаете?

- Я думаю, что в любом случае после немца на папский престол нельзя посадить русского. Может, есть смысл обнулить наши отношения, чтобы вытряхнуть из них пыль? Это ведь касается не только Польши и России - весь мир занят тем, что расчесывает старые болячки, отдавая свои эмоции прошлому, а не настоящему.

- Обнулить? Но ведь помимо разногласий, лжи и обид мы в прошлом имеем такой неоценимый подарок, как русская литература. Ее я не хочу обнулять. Это лучший инструмент, благодаря которому можно понять другого человека или разобраться в самом себе. Впрочем, из России, по моему ощущению, всегда идет духовная подпитка. Я недавно смотрел картину молодого Ивана Вырыпаева «Эйфория» - фантастически красивый, выразительный, эмоционально глубокий фильм. Я был счастлив, когда в мою киношколу приехал Сокуров давать мастер-класс. Это человек такой высокой духовности, я уж думал, что таких на свете больше не осталось. Вот в чем могла бы быть наша роль - роль Польши как посредника между Россией и Западом. Мне очень жаль, что в моей киношколе, которая помогает дебютантам начать съемки первого фильма, нет студентов из России.

- Почему?

- У ваших нет денег.

- А у мальчишек из Швейцарии или Германии они откуда?

- Да в Европе полно фондов, которые поддерживают молодежь, новое искусство и т. п.

- О чем хотят снимать кино молодые люди из Европы?

- К сожалению, только про себя. А это так ну-удно...

- Разве раньше было по-другому?

- Раньше кино было миссией. Мы верили, что оно должно вырастать из каких-то озарений, из страданий - да, из страданий, без них никуда. Кино хотело что-то изменить в мире, предложить путь усовершенствования. А сейчас - это развлечение. Главное - сделать интересно. А что может быть для молодого человека интереснее, чем он сам?

- Считается, любой художник снимает о себе.

- Это так. И я тоже. Но надо же уметь посмотреть на себя через другого. Вот я бы мог сделать кино о том, как в концлагерь меня не угнали, во время Варшавского восстания не убили, потом в Сибирь не отправили и т. п. Одна жизнь - один фильм. Ведь так получается? И в принципе я следовал этому плану: мой первый фильм «Поколение» был о варшавских подпольщиках, «Канал» - о поражении Варшавского восстания, «Лётна» - про начало войны, «Пепел и алмаз» - о разгромленном антикоммунистическом подполье, «Самсон» - о варшавском гетто и так далее, вплоть до «Катыни». Только героем этих картин я не был, меня интересовали другие.

- «Катынь» широким прокатом прошла только в Польше. Но у фильма уже есть шлейф из разных оценок: его назвали антирусским, стариковским и политически ангажированным. В каком-то из этих определений есть горькая правда?

- Во всех есть горькая неправда. Начну с конца: если там и идет речь о политике, то полувековой давности. Мне его никто не заказывал. При чем тут ангажированность? Действительно, можно было бы сделать кино историко-политическое - о том, как Катынью манипулировали во время войны, как союзники бросили поляков после войны, нарушив все обещания, и как они принимали решение замолчать эту тему, как трус Гомулка отказался от предложения Хрущева открыть документы по Катыни и т. п. Может быть, я даже хотел бы увидеть такой фильм. Но - снятый не мною. Для меня лично было очень важно снять табу с этой темы так, чтобы не возникали новые конфронтации и новая ложь.

- То есть вы хотели открыть и закрыть тему?

- Да, именно так. И понимал, как я рискую, - ведь речь идет о событии, которого, в сущности, никто не видел. Даже палачи были позже ликвидированы или умерли. О Катыни несколько десятков лет нельзя было говорить даже эзоповым языком. А теперь это все, как говорится, быльем поросло. Одновременно это моя личная тема, горе моей семьи, моя тоска по отцу, несбывшаяся надежда моей матери, что он рано или поздно вернется. Отец, как я предполагаю, был расстрелян в другом лагере, в Старобельском, но в рамках той же акции НКВД. Поверьте, у меня холодок шел по спине, когда я думал: а вдруг это мой последний фильм? В конце концов, мне действительно очень много лет. Но я сделал все возможное, чтобы эта картина не была стариковской. У меня молодые герои. Пленка прошла самый современный процесс цифровой обработки, чтобы изображение не смотрелось архаичным. Что же касается стиля - это стиль Вайды. Так что претензии к нему, а не к его возрасту. Однако особенно горькая неправда - слово «антирусский». Я задумал фильм давно и всегда мечтал, чтобы эта картина была русско-польской. Потому что речь в ней идет о трагедии наших народов, которые попали в жернова тоталитарной системы. Ведь в Катынском лесу лежат останки не только поляков, но и русских, украинцев, евреев, белорусов. И я не верю, что в России фильм отвергнет зритель. Вот вы же его видели: вас что-то там задело?

- Конечно, многое и задело, и удивило, и было не совсем понятным. Но все это не имеет никакого отношения к вульгарным разговорам о том, что поляки просто русских не любят.

- Интересно, а что было непонятным?

- Прежде всего иррациональность самой акции уничтожения. Но это вопрос не к вам, естественно. А вот образ советского капитана, которого сыграл Сергей Гармаш, показался несколько искусственным - обреченный герой, который искупает вину системы.

- Вы знаете, у меня на каждую человеческую историю, рассказанную в фильме, есть документы. Я же борюсь этим фильмом с давнишней ложью, поэтому для меня так важна правда. Образ капитана сделан из двух реальных историй. Одна - про советского офицера, который спас семью расстрелянного польского офицера так, как показано в фильме: он убедил НКВД, что в квартире живет один и никаких поляков в доме нет. Другая - про офицера, который предложил катынской вдове фиктивный брак, чтобы прикрыть своей русской фамилией ее с дочкой от грядущих репрессий, а сам ушел на финскую войну и погиб. Знаете, я вовсе не старался угодить кому-то этим персонажем. Просто без него мой фильм был бы неполным. Мне было очень важно, чтобы капитана сыграл Гармаш - мы с ним работали в «Современнике» над спектаклем «Бесы», где он играл Лебядкина...

- Тоже капитан, между прочим.

- Но совсем другой капитан! Я уже тогда увидел в нем актера, которому у нас поверят безоговорочно. Это вообще свойство русской актерской школы - заставлять зрителя верить герою. Недаром я так люблю работать с вашими театрами. Жаль, это редко удается. Вот уже года два мы ведем переговоры с Львом Додиным о моей постановке с его актерами - фантастическая труппа!

- Это снова будет Достоевский?

- Нет. Для театра Додина я ищу современную польскую пьесу. Но, увы, не нахожу ничего близкого к той драматургии, с которой я всегда работал, - все как-то поверхностно, необязательно, лишено психологии. Впрочем, может, это я стал брюзгой...

- Ну, рядом с Достоевским, к которому вы все время возвращаетесь, многое мелким кажется.

- Это правда. Я считаю его самым великим писателем на все времена. Думаю, что самое важное о людях, о себе, о мире я узнал, работая над Достоевским. Узнал больше, чем за всю мою долгую жизнь, общаясь с реальными людьми, представляете? Особенно важен для меня контакт с Достоевским в театре - в кино совсем другое дело. Ставя спектакль, ты так глубоко уходишь в его текст, что перед тобой открывается космос, какое-то божественное откровение о сути человека. Но при этом он умеет и в самых незначительных происшествиях увидеть далекую социальную перспективу. Например, то, как процесс над Нечаевым он превратил в гениальный роман «Бесы», где показан источник терроризма - как ничтожные люди, замешав на крови свои комплексы и амбиции, порождают тот ужас, который парализует сегодняшний мир. Я ставил этот роман несколько раз и всегда готов к нему возвращаться.

- Но своим фильмом по «Бесам» вы вроде остались недовольны.

- Честно говоря, я не люблю вспоминать об этой неудаче. Кино не подходит для Достоевского, наверное. Впрочем, у меня был интересный опыт в Японии, когда я убедил великого актера театра Кабуки... Ох, память меня подводит, такое непростое имя. О, Тамасабуро Бандо! Он всю жизнь играет только женские роли, это особый класс, ему буквально поклоняются. Я увидел его в «Даме с камелиями» и был убежден, что это настоящая женщина. Когда мне предложили в Японии поставить «Идиота», то я понял, что мне крайне необходимо, чтобы именно он играл сразу и Мышкина, и Настасью Филипповну. Мы переписывались об этом целых три года. Представляете, он боялся играть мужчину, хотя в реальной жизни - мужчина как мужчина, немолодой уже. Добившись его согласия, я написал ему на радостях: вы женщина, которую я ждал дольше всех в жизни. Моя жена Кристина, она художник, одела его в прекрасный белый костюм. И вот он выходит во время первой репетиции на сцену и говорит: знаете, мне кажется, я совершенно по-дурацки выгляжу. Очень сложно адаптировался к мужской роли на сцене. А перевоплощался в Настасью Филипповну за миг: отворачивался, надевал парик, клипсы - и появлялась ослепительная женщина. Вот ведь, мужской и женский характер Бог раздает, как ему нравится. Я сделал фильм из тех записей, что у меня остались. Это, конечно, не кино - что-то на грани. Ха-ха! Только Достоевский мог такое написать, и только Вайда мог такое придумать. Знаете, мне так сейчас не хватает нового Достоевского: я читаю сценарии, но кажется, что их пишут не писатели, а социологи или менеджеры. Литературу больше не интересует психология, увы.

- О чем вы хотели бы снять следующий фильм?

- Хотел бы снять психологически глубокую мелодраму из 50-60-х годов с Кристиной Яндой в главной роли. Это актриса невероятного уровня - женщина из железа. Я же на самом деле вовсе не политический режиссер. Даже самые политически ориентированные фильмы я снимал, размышляя не о политике, а о людях, которые зависят от политики.

- Вы продолжаете общаться с вашим «человеком из железа» Лехом Валенсой?

- Нет. Жизнь свела и развела нас. Но этот человек сыграл огромную роль и в истории Польши, и в моей жизни. Знаете, сейчас уже можно сказать: Валенса был нашей выдумкой, героем романа, фильма. Польские интеллектуалы и рабочие в этот момент оказались вместе - чудо, абсолютно идеалистическая ситуация стала реальностью. Я счастлив, что пережил этот интереснейший период в истории моей страны не сторонним наблюдателем и снял актуальный и важный на тот момент фильм. Если бы удалось продлить еще года на три ту ситуацию, то Польша была бы совсем другой сегодня. Знаете, тяжело оставаться художником, если ты не веришь в свое общество. А у нас в Польше в него так трудно верить!

- Значит, остается вера в Бога. С этим у Польши всегда все было в порядке.

- Да, пока Бог живет в сердце. А вот если государство объединится с костелом, то тут я точно знаю - Бога будет меньше.

Ирина Любарская
http://www.itogi.ru/iskus/2008/6/3374.html

Всю жизнь Анджей Вайда был честным и страстным летописцем польской истории. Изучал сложный национальный характер, уничтожал белые пятна в национальной памяти, искренне старался быть объективным. Его потрясающие фильмы смотрели во всем мире. В минувшую пятницу фильм "Катынь" показало российское телевидение. С паном Анджеем встретилась писатель Ксения Авдеева и взяла интервью специально для "Известий".

Девять лет назад на территории варшавской киностудии Анджей Вайда создал Высшую режиссерскую школу. Сейчас его любимое детище привлекает молодых творцов со всей Европы. В этом году Вайда ведет группу, состоящую из поляков, румын, немцев, датчан, швейцарцев. Войдя в мастерскую, по радостным лицам молодых сотрудников я сразу понимаю, что с паном Анджеем все в порядке. Через минуту появляется он сам, стильный, подтянутый, в мягком вельветовом пиджаке. Веселые, синие, абсолютно молодые глаза отметают всякие мысли о нездоровье. Душевный аккумулятор работает отлично. Анджей Вайда открыт для общения.

Немногие знают Вайду в роли Учителя. Но и в ней он великолепен. Молодые режиссеры, сделавшие свой первый фильм у Вайды, не боятся идти в большое кино. В любых ситуациях Вайда внимателен и деликатен. Если режиссеру не нравится чей-то этюд, он не высказывается публично, а пишет неудачнику подробное дружеское письмо. Это большое счастье получать письма от Мастера. Их можно перечитывать всю жизнь.

Вайда - профессиональный живописец, в конце 1940-х годов он учился в Краковской академии изящных искусств. На занятиях в мастерской он часто рисует своих учеников и делает это замечательно.

...За свою долгую творческую жизнь Анджей Вайда получил практически все существующие в мире кино награды: "Оскара" в Голливуде, "Золотых львов" в Гданьске и Венеции, "Золотого медведя" в Берлине, "Золотую пальмовую ветвь" в Канне, французского "Сезара". В девяносто седьмом году сидел он во Французской киноакадемии в кресле великого Федерико Феллини. Но ученики считают его скромнейшим человеком. А каким видит сам Анджей Вайда это новое поколение режиссеров и какие уроки дает будущим мастерам?

Анджей Вайда: У старых мастеров есть два способа научить режиссуре. Первый - просто рассказывать во всех деталях молодым режиссерам, как ты снимал свои фильмы. Но мы иначе понимаем творческий процесс. Наши учителя соревнуются с молодыми в их собственных проектах. Мы предоставляем им полную свободу и не осуждаем их взгляды, даже если они не имеют ничего общего с нашими. Никакой дидактики, консерватизма и деспотизма. Вместе с учениками мы ищем лучший способ достучаться до зрителя. Мы учим молодых критическому подходу к себе, отучаем от самолюбования и предостерегаем от тщеславия, самого опасного в нашей профессии. Мы понимаем, что имеем дело с совершенно другими людьми, говорящими на своем языке.

Моему поколению всегда сопутствовала литература, высокая, независимая, неконъюнктурная литература. Сценарий заказывается, пишется под конкретного режиссера или актера, и невольно становится "прокрустовым ложем". А литература свободна от всех этих обязательств. Поэтому я и делал свои фильмы по произведениям большой литературы.

Мои сверстники мыслили литературными образами. Это был способ нашего восприятия мира и искусства. Молодые режиссеры книг почти не читают. Им трудно насытить фильм подлинным драматизмом. Они отвернулись от общественных проблем и занялись собой. Они постоянно смотрят или в телевизор, или в компьютер, погружаются в совсем иные миры. "Картинки" - их способ самовыражения. Иногда я чувствую себя с ними одиноким как с инопланетянами. Не слабым, консервативным или старым, а именно - одиноким.

Время требовало от моего поколения четких ответов на очень важные вопросы: кто твой герой, что он любит, куда он стремится, для чего живет? Режиссеры "новой волны" об этих вопросах часто забывают. А может, просто не могут на них ответить. Им не хватает профессиональных сценаристов. Я осознал это особенно остро, когда снимал "Катынь". Лучшие польские сценаристы постепенно перемещаются на телевидение. Потому что имеют там большие деньги и постоянную работу.

известия: Вы являетесь непоколебимым авторитетом. После выхода на экраны фильма "Катынь" кинокритики писали, что тема военного кино для польских режиссеров закрыта на долгие годы. После "Катыни" снимать его просто невозможно. Но это замечание словно подстегнуло польских режиссеров и повернуло к военной тематике. Ни престижных наград, ни кассовых сборов их батальные ленты не принесли.

Почти одновременно появились на польских экранах погибший в авиакатастрофе в 1943 году генерал Сикорский, повешенный коммунистами генерал Фельдорф и мятежный ксендз Ежи Попелюшко, главный духовник профсоюза "Солидарность", убитый агентами польской службы безопасности. Молодой режиссер Анна Ядовская в "Покушении на Гибралтаре" рассказывала об обстоятельствах внезапной смерти генерала Сикорского, погибшего в июле 1943 года в авиакатастрофе. По ее версии, глава эмиграционного польского правительства в Лондоне Владислав Сикорский стал жертвой британско-советского заговора и приказ о его устранении отдал якобы лично Уинстон Черчилль по просьбе Сталина. А непосредственными убийцами генерала стали польские диверсанты, находящиеся на службе у британской разведки. Однако не только историки, но и судебные медики доказали, что фильм Ядовской стопроцентно противоречит исторической правде. Допустимо ли, с вашей точки зрения, появление на экране таких жестоких и бессовестных киносказок?

Вайда: Это очень серьезная тема. Увы, история всегда была для большинства режиссеров только объектом игры. И никогда не оставалась вне политики.

Мне кажется, что в этом вина не только режиссеров, но в большей мере их продюсеров, являющихся некими бездушными моторами конъюнктурных фильмов. В польском кино давно победила коммерция. Но свободными от политики и плохих зрительских вкусов режиссеры не стали. Им хочется зарабатывать большие деньги, получать награды. Но главное, иметь массового зрителя.

Есть режиссеры, которые хотят делать фильмы, которые раньше снять было просто невозможно. Я тоже в свое время думал, что сразу после 1989 года, когда Польша простилась с социализмом и цензура перестала существовать, быстро сниму несколько фильмов, о которых до этого нельзя было и мечтать. В том числе и "Страстную неделю" Анджеевского.

Я всегда был против исторической неправды и против ложной героизации. А тенденция такая в нашем современном кинематографе есть. Есть стремление показать события нашей истории с лучшей стороны, чем это делалось до сих пор. Вот, к примеру, собираются снять героический фильм о Варшавском восстании 1944 года. Никто не спорит с тем, что во время восстания героически сражались тысячи молодых поляков. Но разве мы это восстание выиграли? Почему командование Армии крайовой отдало приказ начать восстание, если оно было не подготовлено? На что оно рассчитывало? Вот на какие трудные вопросы мы должны честно отвечать в своих фильмах. В фильме "Канал", посвященном Варшавскому восстанию, я показываю героизм повстанцев, но к самому событию подхожу критически...

...В большинстве своем новые политические и исторические фильмы расходятся с аудиторией. Зритель сейчас совершенно иной, а молодые режиссеры его не знают. Билет в кино стоит дорого. И поход в кино становится событием, простой человек ждет от него многого - отдыха, развлечения, но только не проблем.

Печально, что для современного зрителя многие события нашей прежней истории находятся на втором плане. Политические фильмы массовую аудиторию уже не захватывают. Моя "Катынь" стала абсолютным исключением. Но этот фильм выстрадан всей моей жизнью и действительно был произведением искусства. Поэтому его и посмотрели за год почти три миллиона зрителей.

Пора признать, что есть в истории вечные темы, а есть незначительные конъюнктурные политические события, время которых уже прошло. Но для многих режиссеров история - это просто объект игры. Нужны вкус, чутье, интуиция и опыт, чтобы это различать. Режиссер должен знать своего героя, верить в него и этой верой увлекать зрителя. Этого нам тоже не хватает.

Среди немногих польских режиссеров, способных снимать серьезное историческое кино, первый - Ежи Гофман. Думаю, что именно он мог бы снять серьезную ленту о трагических событиях на Волыни и в Галиции, когда украинские националисты уничтожили десятки тысяч этнических поляков. Такой фильм очень важен именно сейчас, когда на Украине произошла безумная героизация военного преступника Степана Бандеры. Никогда не думал, что доживу до такого позорного события.

и: Вы, пан Анджей, некогда поверили в простого электрика Гданьской судоверфи имени Ленина Леха Валенсу. А Валенса, в свою очередь, увидел в вас не только лучшего режиссера Речи Посполитой, но и последнего рыцаря Польши, который ради идеи способен пожертвовать собой.

Вайда: Мы познакомились с Валенсой 30 августа 1980 года, когда я приехал в Гданьск на бастующую судоверфь. Знакомство и разговор с Лехом Валенсой убедили меня в том, что это мужественный, исключительно сильный человек. Я тогда подумал, что он лучше всех смог бы сыграть роль пана Володыевского.

Валенса - абсолютный феномен. Я искренне считаю его героем нашего времени. И хочу показать уникальный процесс становления личности, не имеющий прецедента в мире. Показать, как простой рабочий в считанные годы превратился в общенационального лидера, а затем стал президентом страны. Все это я видел своими собственными глазами и должен показать без всякой конъюнктуры. Я хочу проследить формирование этого удивительного характера с первого дня существования "Солидарности". В прессе сообщают, что сценаристом фильма о Валенсе будет Агнешка Холланд, написавшая в свое время замечательные сценарии для двух моих фильмов - "Без наркоза" и "Корчака", но я пока не принял такого решения. Как только найдется достойный сценарист, я тут же реализую свою идею.

и: Известно, что ваш отец - капитан польской армии Якуб Вайда, попавший осенью 1939 года в советский плен, бесследно исчез. Считается, что он стал одной из жертв НКВД и был расстрелян вместе с другими польскими офицерами под Харьковом. Стали бы вы снимать фильм "Катынь", если бы судьба вашего отца сложилась по-другому?

Вайда: Судьба моего отца не была решающим мотивом для того, чтобы я снял фильм о катынском расстреле. Лента о Катыни непременно должна была появиться в той масштабной панораме польской истории, которую я снимал в течение всей своей жизни. Первым в ней был "Пепел" - фильм о польских легионах Домбровского, сражавшихся под знаменами Наполеона в Италии. Я продолжал раскрывать эту историю в "Канале", в "Человеке из мрамора" и "Человеке из железа", в "Пейзаже после битвы", "Земле обетованной" и в ленте "Без наркоза".

Я долго шел к этому фильму. Трагедия Катыни почти 70 лет ждала своего фильма.

Создавалась "Катынь" долго и трудно. Я отказался от шести вариантов сценария и в конце концов сам стал собирать свидетельства людей, судьбы которых так или иначе были связаны с Катынью. Потом сложил все эти истории вместе и снял фильм. Я хотел быть максимально объективным и ни на минуту не ставил целью оскорбить россиян, среди которых были добрые и порядочные люди. Это подтверждают собранные мною истории.

Одна из них - об офицере Красной Армии, который квартировал в доме, где жила семья польского офицера, погибшего в Катыни. И когда за его ни в чем не повинной женой приезжают агенты НКВД, советский офицер прячет ее и, рискуя своей жизнью, говорит агентам, что полька с ребенком уже уехала. Ваш офицер поступил так, как подсказала ему совесть. Я посчитал, что этот подлинный факт обязательно должен быть показан в моем фильме. Именно эти реальные, очень разные истории, противоречивые и трагичные, сделали мой фильм живым и настоящим.

и: К сожалению, история катынской трагедии полна противоречий, недоговоренности, нестыковок, злостного замалчивания фактов, да и просто откровенной лжи. Нет до сих пор полной ясности и в том, что случилось с вашим отцом. Расходится информация и о том, сколько писем получила от отца ваша семья. Польские журналисты сообщают, что Якуб Вайда прислал родным два письма из Козельска, которые передал вашей маме солдат, освобожденный из советского плена. Значит, конкретики нет?

Вайда: Известие о том, что отец находится в плену, пришло от него самого в конце 1939 года. Совершенно неожиданно в декабре этого года польским военнопленным вдруг разрешили написать своим родным. И отец прислал нам телеграмму, в которой сообщил, что вместе с другими польскими военнопленными находится не в Козельске, а в Старобельском лагере. Затем долгое время вообще не было никакой информации, а в 1943 году немцы откопали могилы польских офицеров и сообщили, что в них находятся все польские офицеры, бывшие в советском плену.

Немцы тогда еще сами не знали, что польские военнопленные находились в трех различных лагерях. К тому времени в Польшу уже начала просачиваться информация, что в СССР "потерялись" тысячи польских офицеров, взятых в плен осенью 1939 года. После начала Второй мировой войны генерал Андерс начал формировать в СССР свою армию, и тысячи профессиональных польских офицеров стали бы для него бесценным сокровищем. По его приказу их поисками занялся ротмистр Юзеф Чарский, известный художник, прекрасно говоривший по-русски, интеллектуал, получивший блестящее образование в Пажеском корпусе в Санкт-Петербурге. Но и он не смог получить никакой информации о судьбе польских офицеров.

Когда немцы нашли в Катыни могилы расстрелянных польских офицеров, в них обнаружили множество личных вещей и настоящих документов. Часть их была отправлена фашистами в Краков, где тогда находилась ставка созданного немцами Генерал-губернаторства. Немцы даже искали какое-то время родственников расстрелянных и отдавали им личные вещи убитых.

и: Уже в апреле 1943 года выходящая под контролем гитлеровцев газета "Новый курьер варшавский" безапелляционно утверждала, что во рвах Катыни лежат польские офицеры, расстрелянные НКВД. Да еще и приводили "точные списки" расстрелянных. Не похоже ли это на одну из умелых провокаций Геббельса? Трудно поверить, чтобы у каждого из тысяч трупов в кармане лежал подлинный документ.

Вайда: Действительно, о трагической находке в Катыни впервые написала германская пресса. Но ведь в Катыни сразу же побывала и международная комиссия, состоявшая не только из людей Геббельса. В нее входили и польские офицеры, которых немцы привезли в Катынь из разных концлагерей. Вот что мне рассказал один из знакомых, сидевших в то время в лагере в Ольденбурге. Сам он в Катыни не был, но слышал этот рассказ от своих товарищей-офицеров. Один из них - военный медик - стоял прямо над раскопанным рвом с телами. А с другой стороны рва стоял немецкий полковник, который спросил поляка, сколько времени, по его мнению, тела пролежали в земле. Поляк ответил с точностью до месяца. Немецкий полковник с удивлением спросил: "Почему вы, капитан, утверждаете это с такой точностью?" А тот ответил: "Потому что вы, господин полковник, были моим профессором судебной медицины в Берлине".

Еще мне рассказывали, что земля у раскопанных могил была завалена советскими газетами. Польские офицеры мерзли и прятали в карманы шинелей эти газеты, чтобы согреться.

При жизни Сталина ни об одном из его преступлений в Советском Союзе известно не было. Никаких могил тогда никто не раскапывал, и даже представить себе такое было невозможно.

и: Душа человека не может долго питаться ненавистью и болью. Это смертельная пища. Нам, христианам, заповедано прощать своего ближнего. Хотя, конечно, нет ничего на свете труднее такого прощения. А как быть с нашей молодежью, с теми русскими и польскими ребятами, которые появились на свет спустя десятилетия после войны и катынских событий? Надо ли перекладывать на их плечи груз своей больной памяти?

Вайда: Думаю, что нам не надо этого делать. Молодым не надо возвращаться к прошлому. Мы уже сделали это за них и за себя. И нам надо простить, но помнить. Помнить, что в Катыни лежат не только польские офицеры. В той земле гораздо больше российских костей. И надо смириться с фактом, что преступление было совершено и против российского, и против польского народа.

...Долгие годы Анджей Вайда был честным и страстным летописцем польской истории. Его потрясающие фильмы смотрели во всем мире. И по сей день режиссер Вайда верит в то, что кино "может быть чем-то большим, чем удовольствие, развлечение, и даже большим, чем искусство и человеческое сознание". А значит, оно способно изменять мир, делать его терпимее и добрее.

http://www.izvestia.ru/culture/article3140496/

Известному польскому режиссеру Анджею Вайде присуждают Государственную премию России за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности. Как сообщили родные режиссера, 12 июня, в День России, Вайда прилетит в Москву на вручение премии.

Решение о присуждении высшей награды России 84-летнему Анджею Вайде было принято после того, как его фильм «Катынь» показали в эфире российского государственного телеканала, поясняет польское издание Polityka. Попасть на экраны в России этот фильм смог только спустя три года после своего создания. На ситуацию также повлияла трагедия под Смоленском, после которой российское правительство предприняло много беспрецедентных шагов в сторону улучшения отношений с Польшей, пишет издание.

Государственная премия России

Присуждается с 1992 года президентом РФ в трех категориях: за вклад в области науки и технологий, в области литературы и искусства и за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности. Лауреаты премии получают почетный знак c изображением двуглавого орла и денежную премию в размере $200 тыс. В числе лауреатов премии за выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности, которую присуждают Анджею Вайде,— бывший президент Франции Жак Ширак (2007 год), Александр Солженицын (2006 год) и патриарх Алексий II (2005 год).

Фильм «Катынь», поставленный на основе повести Анджея Мулярчика «Post Mortem. Катыньская повесть», вышел на экраны в 2007 году. Фильм рассказывает о событиях, связанных с Катыньским расстрелом, на примерах историй четырех польских офицеров. Отметим, что отец Анджея Вайды Якуб был офицером польской конной артиллерии, попавшим в советский плен в 1939 году и расстрелянным в Катыни.

В 2008 году «Катынь» попала в число номинантов на премию «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке». Однако в России этот фильм в прокат не попал, его показывали лишь для узкой аудитории (например, в Доме кино). Сам Вайда в разговоре с [GZT.RU](http://www.gzt.ru) в апреле 2010 года признавался, что не понимает, почему его фильм так долго не показывали в России.

«Катынь» была показана в эфире телеканала «Культура» 2 апреля 2010 года, в преддверии 70-летия начала массовых казней пленных польских офицеров. Спустя пять дней, 7 апреля, Вайда присутствовал на траурной церемонии в Катыни, в ходе которой главы правительств России и Польши Владимир Путин и Дональд Туск преклонили свои колени перед мемориалом погибших. А спустя еще три дня под Смоленском разбился Ту-154, на котором летел президент Польши Лех Качиньский, жесткий критик российских властей, впервые согласившийся приехать в Катынь на траурные мероприятия.

Анджей Вайда

Известный польский режиссер. Родился 6 марта 1926 года в городе Сувалки на севере Польши. Четыре работы Вайды в разные года номинировались на премию «Оскар» (в том числе и фильм «Катынь»), но «Оскар» ему вручили за выдающиеся заслуги и вклад в искусство кино (2000 год). Вайда был первым режиссером, экранизировавшим роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» (фильм вышел в 1971 году под названием «Пилат»).

Камень Вайды в здании российско-польской дружбы

Вайда— один из крупнейших режиссеров второй половины XX века, режиссер, который всегда был сам по себе и никогда не был официозным, отметил в беседе с GZT.RU тележурналист Николай Сванидзе, член Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. «Катынь»— далеко не первый его фильм, который играет огромную роль в развитии мирового кино. По словам Сванидзе, у Вайды вообще нет «слабых» работ, начиная с фильма «Пепел и алмаз» о сопротивлении подпольной Армии Крайовой советскому вторжению после освобождения Польши от нацистов.

Поэтому присуждение российской государственной премии Анджею Вайде, по мнению Сванидзе, факт абсолютно адекватный. Странно, скорее, то, что «Катынь» три года не показывали в России.

«Фильм „Катынь“, который создал Анджей Вайда, в значительной степени перевернул представления россиян о том, что происходило между Советским Союзом и Польшей в 1940 году. Вайда прежде всего польский патриот, но этот фильм очень важен не только для поляков, но и для нас,— рассказал Николай Сванидзе.— А его не показывали, межевались, думали, что зрители не так поймут, что это очерняет нашу историю. А нашу историю может очернить только ложь. И чем больше лжи о собственной истории, в том числе пафосной лжи, тем больше она очерняет историю. Вручение Вайде госпремии РФ— это довольно существенный камень в здание наших отношений с Польшей. Это морально-психологический фактор, но, несомненно, очень важный».

«Катынь» Анджея Вайды— это гениальный фильм, посвященный одной из самых тяжелейших страниц в истории российско-польских отношений, рассказала GZT.RU ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН, специалист по Катыни Наталья Лебедева.

«Страницы, которая сейчас, к счастью, открыта полностью,— добавил она.— Присуждение премии Вайде— свидетельство того, что катыньское преступление осуждается и что вклад Вайды в освещение этой темы признается на самом высоком уровне в России».

Наталья Лебедева помогала Вайде с материалами в работе над «Катынью». По ее словам, фильм произвел на нее колоссальное впечатление, несмотря на то, что она знает буквально по дням, что происходило в Катыни в то время.

«Я смотрела этот фильм уже пять раз, и все пять раз он меня глубоко потрясал,— рассказала Лебедева.— Это фильм, где художественная сторона не уступает по правдивости документальной. Казалось бы, в нем затронуты очень сложные вопросы— совершенно чудовищное злодеяние сталинского режима. Но величайший гений Вайды смог донести это так, чтобы после просмотра оставалась не тяжесть, а просветление, просветление через тяжесть».

Это фильм, продолжила эксперт, рассказывает об одной из самых тяжелый страниц в истории Польши, когда была уничтожена значительная часть ее элиты, абсолютно безвинные люди были уничтожены только за то, что служили своей стране. Лебедева рассказала, что историки просили показать этот фильм давно, но безуспешно. «Было желание отойти от этих тяжелых страниц, казалось, что это ухудшает наши отношения с Польшей, но это нет так— правда всегда способствует улучшению отношений, а не ухудшению»,— объяснила она.

Присуждение Анджею Вайде премии, по словам Натальи Лебедевой, – это еще один шаг к признанию катыньского преступления, и он скажется на улучшении отношений России и Польши.

«Безусловно, это имеет отношение и к трагедии под Смоленском, поскольку сочувствие россиян к полякам после этого резко усилилось,— отметила она.— Если раньше о страшных катыньских событиях знали отдельные интеллектуалы, историки и какая-то часть общественности, то после авиакатастрофы об этом стали знать все без исключения россияне. Перелом в отношении к катыньской теме начался еще до авиакатастрофы, когда во время визита Путина и Туска в Катынь были сказаны очень важные слова с осуждением этого преступления. Трагедия 10 апреля сделала этот перелом необратимым».

По мнению Лебедевой, Катынь более важна для россиян, чем для поляков. «Ведь для поляков это— прошлое и память, а для нас— выбор будущего,— пояснила она.— Такого, в котором никогда, ни при каких условиях, не будет возможна подобная трагедия. И фильм Вайды оказывает очень большое влияние на выбор этого будущего, на то, чтобы россияне осознали, насколько страшен может быть режим, чтобы понимали, что твердая рука руководства может стать рукой диктатора. Катыньская тема и фильм „Катынь“ делают этот выбор гораздо более определенным, в сторону демократии, в сторону недопущения тоталитарного режима в нашем будущем».

http://www.gzt.ru/topnews....22.html