Санкт-петербургский кинофестиваль короткого метра под открытым небом Open Cinema в этом году посвящен режиссеру Сергею Параджанову, в честь 85-летия со дня его рождения. Организаторы задумали сделать «Цвет граната» символом и темой пятого, юбилейного Open Cinema. Как прихотливо сказано в пресс-релизе, «девять дней августа по числу созданных фильмов режиссера наполнятся параджановским красным». За время фестиваля петербуржцы смогут увидеть все фильмы, созданные Сергеем Параджановым: от первого, получившего многочисленные международные премии («Тени забытых предков»), до последних короткометражек, которые не шли в широком прокате. А начался фестиваль с выставки Сергея Параджанова в Инженерном доме Петропавловки. Выставку открыл директор ереванского музея Параджанова Завен САРКИСЯН, которому наш корреспондент Наталья ШКУРЕНОК задала несколько вопросов.

-- Как сейчас существует ваш музей?

-- Наш музей очень востребован, у нас в Ереване он из самых посещаемых музеев. Кроме того, мы сделали более 60 выставок по всему миру. Самая большая была в 2007 году в Париже, мы привезли туда 72 работы. Только в прошлом году мы были в Италии, Германии, на фестивале в Риге. Два месяца назад у нас была выставка в Магнитогорске, мэр очень нас просил, хотя это было трудно -- на нас в России уже смотрят как на иностранцев. В Петербург привезли 43 фотографии экспонатов из музея, потому что сами коллажи очень трудно перевозить.

-- Это те самые коллажи, которые режиссер называл «спрессованные фильмы»?

-- Да, Параджанов ведь дважды сидел в тюрьме, потом ему не давали делать фильмы, вот он и начал делать эти коллажи. Он вообще нигде не оставался без творчества, даже в лагерях. В одном из таких лагерей мне удалось побывать в прошлом году -- в Луганской области есть город Коммунарск, город металлургов, и я видел этот гигантский цех, где Параджанов работал дворником, там ничего до сих пор не изменилось. А у нас в музее сохранились его творения из тюремного карцера -- он подобрал алюминиевые крышки от молока и выдавил на них ногтем рельефы, называл их «талеры». Сегодня в музее собраны фотографии, коллажи, куклы, шляпы, рисунки. Жаль, что он не дожил года до открытия музея, который был создан в очень тяжелое время для Армении -- в 1991 году, когда мы были в состоянии войны с Азербайджаном. Но музей не переставал работать ни на один день.

-- Вы привезли и фильмы?

-- Да, мы покажем и фильмы самого Параджанова, и фильмы о нем. За последние годы о нем снято более 25 фильмов -- в Европе, в России, в Америке. Очень нежный фильм сделал Роман Балаян -- называется «Ночь в музее Параджанова». В общем, люди, которые любят Параджанова, смогут познакомиться со всеми гранями его творчества.

-- Чем вы могли бы объяснить интерес к Параджанову в мире?

-- Тарковский, Пазолини, Феллини, Параджанов -- по творчеству этих мастеров мир узнал об их странах, о характерах их народов, об их самобытной культуре. Ведь Параджанов сделал один из лучших украинских фильмов -- «Тени забытых предков», он сделал лучший армянский фильм -- «Саяд-Нова», или «Цвет граната», как он шел в советском прокате, в слегка перемонтированном и усеченном варианте. У него был дар понимать душу народа и показывать ее. Представляете, недавно украинцы выпустили книгу «Сто великих украинцев» и включили туда имя Параджанова! Каждый считает его своим, а он сам говорил, что у него три родины: родился в Грузии, жил на Украине, умер в Армении. А еще он говорил: я армянин, рожденный в Грузии, сижу в русской тюрьме за украинский национализм. И это тоже была правда.

-- Как вы для себя объясняете, почему советская власть так расправилась с этим выдающимся мастером?

-- Сейчас начинают говорить, что советская власть была не такая уж плохая, вот, например, нищих на улицах не было. Может, и не было в последние годы, а я так хорошо помню, как еще в 60-е годы голодала деревня. Параджанов был свободным человеком, он не считался с идеологиями, а этого советская власть не прощала. Его даже боялись, потому что непонятно было, о чем думают его герои -- там не было классовой борьбы, там не было красных и белых. Он, например, хотел снять большой фильм о защите Киева во время Великой Отечественной войны -- об огромных потерях, о гибели людей, о смерти и крови, которая проливалась и с одной, и с другой стороны, о бессмысленной гибели солдат с обеих сторон. Но фильм был закрыт на том основании, что режиссер видит войну и как трагедию немецкого народа. То есть он тогда видел то, что только сейчас начинают понимать люди, а чиновники, наверное, вообще не поймут никогда.

http://www.vremya.ru/2009/142/10/234890.html

С февраля по май в Британии проходит фестиваль фильмов Сергея Параджанова, ставший важным культурным событием Лондона и Бристоля. Британский кинокритик Йен Кристи чествует уникального режиссера в журнале Sight & Sound.

"В храме кино есть изображение, свет и реальность. Сергей Параджанов был мастером и хозяином этого храма".
Жан-Люк Годар

В кино сегодня — возможно, к счастью — всего несколько мучеников. Хотя есть китайские и иранские режиссёры, которых могут заставить замолчать нетолерантные режимы, в основном современная цензура не переходит за экономические рамки. Но в эпоху Советского Союза съёмка фильма могла быть занятием, опасным для жизни, и никто не продемонстрировал это на своём примере яснее, чем Сергей Параджанов. Его заключение под стражу вызвало много шума и привлекло внимание мировой общественности 1970-х и начале 80-х годов. Ретроспектива его опальных режиссёрских работ — это приглашение вновь ощутить тот странный период времени, завершившийся каких-то 20 лет назад, когда создавать отклоняющиеся от нормы образцов "самого важного искусства" Советского Союза и приобщаться к ним - было все равно, что участвовать в настоящей шпионской истории.

Согласно правилам игры, были киноленты, которые можно посмотреть на территории страны, но нельзя за границей. Как-то раз, на переговорах в Москве о показе некоторых фильмов в Британии, мой переводчик посоветовал мне попросить одну из "запрещённых" картин во время ланча с премьер-министром. Возможно, ему будет стыдно отказать при всех, а если он даст согласие, то мы сможем цитировать его при дальнейших спорах. К концу 80-х, когда первая волна горбачёвской "гласности" выплеснулась за пределы замкнутого бюрократического круга СССР, всё стало проще. Режиссёры вроде Элема Климова и ранее неизвестного Александра Аскольдова (его запрещённый фильм 1967 года "Комиссар" был триумфально реабилитирован) стали привычными выразителями новых преобразований. И в 1988, всего за два года до смерти, Параджанов смог впервые выехать за рубеж, чтобы его встретили как героя на Роттердамском кинофестивале.

В отличие от большинства режиссёров, открытых в это бурное время, Параджанов был довольно известен. На самом деле, еще в 1964-м году его фильм "Тени забытых предков" позволил запустить идею о "Советской Новой волне" в кинематографе, наступая на пятки взрывоподобному дебюту Тарковского — фильму "Иваново детство", заставившего Параджанова сменить курс после ряда его ранних, более традиционных работ. Но пока Тарковский вдыхал новую жизнь в одеревеневший от шаблонов жанр кино о героизме во Второй Мировой войне и наполнял последние дни своего маленького героя мечтами и тяжёлыми предчувствиями, Параджанов снимал своих деревенских Ромео и Джульетту в удалённом Карпатском регионе Украины, до краёв наполняя картину фольклорной музыкой, танцами, костюмами, а также диким актом возмездия. "Тени забытых предков" возвращаются к табуированным в кинематографе Советского Союза темам: силе древней традиции и магии в крестьянской жизни, а также вновь пробуждают весь спектр националистических настроений на территории Советской империи, которые Сталин (родившийся, как и Параджанов, в Грузии) безжалостно подавил.

Вне зависимости от выбора темы, и Тарковский, и Параджанов сигнализировали о новой визуальной экспрессивности в Советском кино. Для иностранной аудитории они перекликались с запоздалым открытием первого, необычайно буйного фильма Эйзенштейна "Стачка", снятого в 1925 году, но не показанного на широком экране вплоть до 1950-х, и с последним его шедевром — второй частью "Ивана Грозного" с цветными вставками, релиз которого был также отложен. При Хрущёве "оттепель" в советской культуре обещала вроде бы новые свободы, но серия судебных процессов и преследований ознаменовала расправу, учинённую его преемниками. Обращение Тарковского к средневековому русскому художнику Андрею Рублёву привело к тому, что картина пала ранней жертвой этих событий — работа над фильмом закончилась в 1966 году, но он не выходил на экраны до 1971. А кинолента Параджанова "Цвет граната" — о другом народном герое далёкого прошлого, на сей раз об армянском трубадуре XVIII века, — пролежала на полке десять лет после того, как была закончена в 1969 году.

В это время имя Параджанова обрастало не только мифами, но и скандалами. Его арест и заключение в тюрьму в 1973 по обвинению в целом коктейле злодеяний, среди которых были гомосексуализм, порнография, контрабанда предметов искусства, валютные спекуляции и "попытка самоубийства", привели к протестам многих ведущих французских и итальянских режиссёров и обращениям на высшем уровне к советскому правительству. Но выступавшие в его защиту тем не менее испытывали вполне понятное замешательство. Кем же он был — украинцем, грузином или армянином? Действительно ли он пострадал за свою гомосексуальную ориентацию или пал жертвой советской клеветы? И насколько "Цвет граната", наконец выпущенный на экраны в 1982 году, подвергся цензуре и "адаптации"? Вопрос о национальности или этнической принадлежности Параджанова действительно был не ясен для иностранцев, так как он родился в Тбилиси, начал карьеру на Украине и снял "Тени" на малораспространенном украинском диалекте, но при этом в "Гранате" его персонажи говорили на армянском. Имя его также имело многочисленные варианты, и сумятицы тут добавили немецкие и французские обычаи транслитерации. Параджанов позже с иронией провозгласил: "Я армянин, рождённый в Тбилиси и заключённый в российскую тюрьму за то, что был украинским националистом".

Он родился в 1924 году в армянской семье, и в самом деле вырос в Советской Грузии, а позже учился в московской киношколе у украинца Игоря Савченко, снявшего один из самых весёлых советских мюзиклов — "Гармонь". Возможно, именно это знакомство привело к тому, что Параджанов начал работать на самой большой региональной студии в Киеве, названной в честь другого беспокойного артиста предыдущего поколения — Александра Довженко. Если у Параджанова и был выразительный предшественник, то, наверное, им был этот странный человек, один из основателей советского кинематографа, чья любовь к пейзажу и поэтическому размыванию прошлого и настоящего, как в "Звенигоре" (1928) и "Земле" (1930), отличала его от откровенно пропагандистских пионеров кино Пудовкина, Эйзенштейна и Вертова.

Дабы ещё больше всё усложнить, Параджанов снял два фильма — "Легенду о Сурамской крепости" (1984) в Грузии и "Ашик-Кериба" (1988) в Азербайджане. С падением Советского Союза "национальный вопрос", который Сталин и его последователи пытались подавить, вернулся с прежней силой и предстал во всей сложности — таким, каким мир увидел его на границах Грузии в 2008 году. Армяне сильнее всех заявили свои культурные права на Параджанова: по их мнению, "Цвет граната" — его самый заслуживающий внимания фильм, даже несмотря на то, что он по-прежнему известен в мире только в своей отредактированной и переименованной версии, сделанной советским ветераном Сергееем Юткевичем, в прошлом одного из представителей пост-революционного авангарда. Мне довелось встречаться с Юткевичем в 1980-х, и после совместного просмотра малоизвестного грузинского фильма я спросил у него, почему он взялся править фильм Параджанова. Ответ Юткевича был обезоруживающим — несмотря на то, что он восхищался кинолентой, он также считал, что в оригинальном виде её было невозможно выпускать на экраны, и хотел помочь показать её зрителям.

Говоря о Параджанове, можно, конечно, вспомнить ещё много о чём, помимо запутанной истории бед режиссёра, которые продолжались даже после того, как его освободили в 1977, но самое важное — подчеркнуть абсолютнейшую оригинальность "Цвета граната". Вместо кружащейся камеры и фольклора "Теней забытых предков", Параджанов нашёл новый стиль живописной картины, где показал поэта Саят-Нову, позже провозглашённого "королём песни" ("Саят-Нова" — оригинальное название "Цвета граната"), в серии стилизованных, ярких глав, составляющих хронику его жизни. Многое остаётся расплывчатым, но напряжение фильма, живописная палитра и поразительные, сюрреалистические картины — как, например, одежда, оживающая в танце человеческих страстей, или крыша, выложенная книгами, чьи страницы треплет ветер, — кажутся главным достоинством киноленты. Это фильм о чувствах и их прославлении в изображении, музыке и слове, пусть в то же время это и панегирик армянской национальной культуре. Параллели с "Андреем Рублёвым" Тарковского сложно отрицать, хотя по стилю фильмы совершенно разные. Сторонники творчества Параджанова в 1980-х сразу же связывали его с Пазолини и Кеннетом Энгером, а Стивен Диллон указывал на фигуру мальчика-ангела, появляющуюся и в конце "Цвета граната", и — без сомнения, как дань уважения — в "Караваджо" (1986) Дерека Джармена.

Когда было объявлено о съёмках нового фильма в 1985 году, многие сомневались, способен ли ещё Параджанов продемонстрировать свою магию после 15 лет вдали от занятий искусством и, тем более, после короткого тюремного заключения. Однако "Легенда Сурамской крепости" стала настоящим даром стране, в которой он родился: традиционная патриотическая грузинская народная сказка о поисках героя, который защитит родину, приходит в своей кульминации к ужасающему образу башни, построенной из человеческой плоти и крови, способной в одиночку сможет защитить город от атаки врага. Эйзенштейн думал сделать фильм об ирригации советского Дальнего Востока, с исторической отсылкой к монгольскому завоевателю Тимуру, или Тамерлану, и его "человеческой башне", так что в каком-то смысле в картине Параджанова можно увидеть воплощение мифопоэтического замысла Эйзенштейна. Последний фильм режиссёра, снятый в Азербайджане, ознаменовал возращение к одному раннему проекту — экранизации мрачной эпической поэмы М.Ю. Лермонтова "Демон". Но вместо этого Параджанов выбрал одну из кавказских сказок поэта: "Ашик-Кериб", о бедном певце на свадьбе, ашике, который должен доказать, на что способен, чтобы жениться на дочери богатого человека. К этому моменту стиль живописного полотна вошел в норму, и первые рецензии были полны уважения и разочарования. Полный юмора, азербайджанских костюмов и музыки, "Ашик-Кериб", конечно же, по тону намного легче "Сурамской крепости". Он знаменует возвращение к арабским ночам "Цвета граната".

В последние годы жизни, а также после смерти, талант Параджанова постоянно находился в опасности быть либо недо- либо переоценённым. Его увлечение антиквариатом и китчем, возможно, было реакцией на поддельную простоту соцреализма, но дало возможность обвинять режиссера в популизме и примитивности. Каждый зрелый фильм режиссёра можно толковать с позиций украинского и транскавказского национализма, хотя его собственные смешанные корни и жизненный опыт свидетельствуют о его более широком взгляде на "народную" культуру. Может быть, главный ключ к творческой идентификации Параджанова заключается в его преклонении перед художником-примитивистом Нико Пиросмани (грузинским эквивалентом Анри Руссо), о котором он снял короткометражный фильм в 1985 году — "Арабески на тему Пиросмани". Как и Пиросмани, умерший в нищете, Параджанов создавал свои шедевры с размахом, наивно, волшебно.

Источник: Йен Кристи, Sight & Sound, 01.03.2010
http://www.arthouse.ru/news.asp?id=12392

Биография

Сергей Иосифович Параджанов родился в Тбилиси 9 января 1924 года в армянской семье Иосифа (Овсепа) Параджанова и Сиран Бежановой. В 1942—1945 годах он учился на вокальном отделении Тбилисской консерватории и на строительном факультете Тбилисского института инженеров железнодорожного транспорта. В 1949 году он устроился ассистентом режиссёра на Киевскую киностудию имени Довженко, где и проработал до 1960 года; затем был режиссёром на студиях «Арменфильм» и «Грузия-фильм».

В 1952 году Сергей Параджанов окончил режиссёрский факультет ВГИКа, где учился в мастерской И. Савченко; его дипломной работой стал фильм «Молдавская сказка». Дебютом режиссёра в кино стал фильм «Андриеш», затем, помимо нескольких художественных картин, он снял ряд документальных и научно-популярных картин — «Наталия Ужвий», «Думка», «Золотые руки».

В 1965 году по мотивам произведений Михаила Коцюбинского Сергей Параджанов поставил фильм «Тени забытых предков» о жизни гуцула Ивана. Эта картина поражает накалом народных страстей и изобразительной выразительностью. На нескольких международных кинофестивалях фильм удостоился премий, и имя Параджанова приобрело немалую известность.

Ещё более новаторской с точки зрения изобразительного ряда стала другая работа режиссёра и сценариста — «Цвет граната». В фильме, состоящем из нескольких миниатюр, он воссоздал биографию тбилисского армянского поэта Саят-Новы на колоритном историческом фоне средневекового Кавказа.

В 1984 году Сергей Параджанов поставил по грузинской народной легенде фильм «Легенда о Сурамской крепости», а в 1988 году вышла его последняя законченная картина — «Ашик-кериб», снятая по мотивам одноименной поэмы М. Ю. Лермонтова.

Преследование и аресты

В 1965—1968 годах Параджанов вместе с другими известными деятелями украинской науки и культуры, протестуя против массовых политических арестов в Украинской ССР, обращался в высшие партийные и государственные органы с требованием разъяснить причины преследований украинских интеллектуалов и выступал за проведение открытых судебных процессов, которое должно было бы обеспечить справедливость рассмотрения дел. В 1968 г. его подпись под Письмом 139 интеллектуалов против незаконных политических процессов стояла первой. Неоднократно высказывался за соблюдение свободы слова в печати. Испытав преследования и, пытаясь избежать ареста, был вынужден выехать в Армянскую ССР.

В 1971 году вернулся в Киев. 17 декабря 1973 года кинорежиссёр был арестован по обвинению в мужеложстве с применением насилия (статья 122 Уголовного Кодекса Украинской ССР, части 1, 2). В итоге Параджанов был приговорен к пяти годам заключения. Содержался в Лукьяновской тюрьме. Согласно материалам дела, сам Параджанов не скрывал своей ориентации от окружающих.

Благодаря международной кампании протеста (обращения подписали Франсуа Трюффо, Жан-Люк Годар, Федерико Феллини, Лукино Висконти, Роберто Росселлини, Микеланджело Антониони) Сергей Параджанов был освобождён 30 декабря 1977 года. Ввиду запрета жить на Украине Параджанов поселился в Тбилиси. За гражданскую позицию и за преследования, которым он за неё подвергался, Параджанова называли «армянином, родившимся в Грузии и сидевшим в русской тюрьме за украинский национализм».

Из-за идеологической цензуры не вышли фильмы «Intermezzo» (по М. Коцюбинскому), «Киевские фрески», «Икар», «Исповедь».

Сергей Параджанов также писал сценарии и был художником - он создал огромное количество рисунков и коллажей.

Скончался Сергей Параджанов от рака лёгкого 21 июля 1990 года в Ереване.

В 1992 году знаменитому документальному фильму «Параджанов: Последняя весна», в котором сохраняется оригинальный негатив последнего, незаконченного фильма Параджанова «Исповедь», была вручена премия «Ника».

http://ru.wikipedia.org/wiki/Параджанов

Однажды в кинематограф явился властитель и поднял великое воинство... Помните, у Александра Дюма в «Путешествии на Кавказ»: шамхал* Тарковский, потомок могущественного персидского шаха Аббаса, стоит, одинокий, на вершине горы и взирает на то, что происходит в долине, внизу. И так – изо дня в день, из года в год, вечно... Абсолютно сновидческая картина. Русский потомок шамхала стал гением сновидческого кино.

Сергей Параджанов – самый доблестный и самый великий из всех его воинов. Возможно, все было по-другому, но так гласит легенда: почти сорокалетним увидел Параджанов «Иваново детство» юного Андрея Тарковского и вдруг разом понял, что он сам должен делать в кино.

Ученик двинулся дальше своего учителя. Если Тарковский говорит с нами языком снов, оставаясь совершенно серьезным, то Параджанов, подобно другому сновидцу – Сальвадору Дали, упиваясь сновидческой формой, эту образность еще эпатирует. Если Тарковский уже родился сновидческим режиссером, то Параджанов им стал, сделав до этого аж целых семь никому не нужных картин, крайне невнятных с точки зрения жанра и формы. Однако важнейшее открытие Параджанова как режиссера состоит в том, что он первым в мировом кино (не считая все того же Дали как кинематографиста) понял, что подлинный фильм всегда ни о чем. Я не оговорился – ни о чем. Шедевр кино – это всегда сон, который можно описать, но который понять до конца невозможно.

Мы, выпускники архитектурного факультета, побывали у Сергея Иосифовича осенью 1984 года. Его тбилисская квартира на улице Котэ Месхи, в старом районе Мтацминда, была открыта для всех. После двух тюремных отсидок и четырнадцатилетнего простоя сделавший к тому времени новый и, на мой взгляд, самый свой совершенный фильм «Легенда о Сурамской крепости», Параджанов стал частью городского тбилисского бытия, частью городского фольклора, живой достопримечательностью. Мы поднялись к Параджанову по железной лестнице, прошагав прежде по загадочному мощению просторного двора. Всюду, начиная с чугунных ворот, заканчивая обычным водопроводным краном в середине двора, коснулась рука художника. Стеклянную дверь с занавесками нам открыл невысокий пузатый старик с растрепанной бородой, одетый в ярко-желтую безрукавку, какие носят дворники. Увидев в дверях дворника, я подумал, что тот, вероятно, наведался к Параджанову попросить спичек или одолжить денег, либо выпить стаканчик-второй, что вполне было в духе обитателей Старого Тбилиси. Мы вошли. Один из нас, тот, кто бывал здесь раньше, учтиво поздоровался с бородатым дворником: «Гамарджобад, батоно Серго!» Дворник оказался... Параджановым! Я не мог никому в этом признаться, но мое изумление умножал тайный личный курьез, состоявший в том, что за Параджанова я долгое время принимал другого человека, который, степенно прохаживаясь по проспекту Руставели, о чем-то все время думал, покуривая массивную трубку. Внешность думающего человека с трубкой была настолько значительна и внушала такой трепет и благоговение, что я для себя решил почему-то, что это и есть человек-легенда режиссер Параджанов, и твердо в это поверил. Вся «чудесность» моего заблуждения состояла в том, что человек с трубкой был тоже легендой, но только другой – философом Мерабом Мамардашвили... Параджанов мгновенно уловил нашу реакцию на его внешний вид и тут же сказал нам о желтой безрукавке: – Этот жилетик я за 5 рублей купил сегодня у дворника Або. Какой изумительный цвет, не правда ли? ...Уже очень скоро мое недоумение по поводу внешнего вида великого режиссера рассеялось, ибо нечто необыкновенное сразу стало выдавать исключительность Параджанова – его глаза. Кажется, Пикассо заметил, что чем гениальнее человек, тем шире поставлены у него глаза. Широко поставленные глаза Параджанова наполняло все сразу – надежда и грусть, счастье и безысходность, мудрость и безумие, лукавство и покаяние, высокомерие и покорность. Я стал понимать, кто передо мной...

Сергей Параджанов родился и вырос в семье тифлисского антиквара. Надо полагать, так он и стал певцом той забавной и причудливой городской субкультуры, которую подарило Грузии столетие ее умиротворенной жизни под сенью русского престола. Но в силу сверхчеловеческой мощи своего таланта Параджанов придал ей вселенское значение, олицетворив собой некое Вавилонское столпотворение искусств. Соединяя несоединимое, он словно пытался путем искусства преодолеть последствия вавилонского греха, в буквальном смысле воссоединить Восток и Запад, примирить созерцательность с деятельностью, покой – с бурей и натиском. По крови и характеру армянин, по месту рождения грузин, по вере православный, по языку русский, по родству украинец, по пластике своего искусства перс, голландец, француз, испанец, японец и индус одновременно – Параджанов вместил в себе все, что смешалось в Тифлисе XIX века, смешалось зримо и осязаемо в многочисленных антикварных лавках, которыми был полон когда-то старинный город. Торжество невозможного в форме – вот удел Параджанова.

Об этом традиционно упоминается в рассуждениях о Параджанове, но нельзя не вспомнить еще раз, что, подобно герою «Цвета граната» ашугу Саят-Нове, сочинявшему песни на трех языках – армянском, грузинском, азербайджанском, – и сам он, режиссер Параджанов, создал три фильма на трех языках: «Цвет граната» на армянском, «Легенду о Сурамской крепости» на грузинском, «Ашик-Кериб» по сказке Лермонтова на азербайджанском. И в каждом фильме Параджанов предстает полноправным носителем этих национальных культур, их неотъемлемой частью. Остается только гадать, какими бы получились фильмы «Дремлющий дворец» по мотивам пушкинского «Бахчисарайского фонтана», или «Чудо в Оденсе» по мотивам сказок Андерсена, или «Intermezzo» по мотивам новеллы столь милого сердцу Параджанова украинского писателя Коцюбинского. Любовь Параджанова к самым разным культурам, их народным корням, переплавленная в неповторимую параджановскую поэтику, открылась бы в этих несозданных фильмах новыми красками его безграничного таланта...

Измученный тюрьмами, каторгой и творческим простоем, позорно оболганный, истерзанный людской ненавистью и завистью, больной сахарным диабетом старик, он едва сдерживал слезы в своих последних интервью. Голос старого человека пронимала дрожь, великого режиссера душили слезы – слезы от той страшной, хуже каторги, мысли, что большая часть из задуманного уже никогда не увидит свет...

В 1996 году я поехал в Ереван, чтобы сделать фильм «Этюды на тему Параджанова». Мой получасовой фильм мы делали вместе с выдающимся кинооператором Альбертом Явуряном, снявшим последний фильм Параджанова «Ашик-Кериб» и начавшим неоконченную «Исповедь». Но только сейчас, спустя семь лет после работы над фильмом, я начинаю понимать, почему во время съемок, пытаясь сначала сам сняться в роли Художника, не сделав и пары дублей, я провалился в трехметровую черную яму, до кости разбив себе лицо. Я упал туда, чтобы понять сразу и с физической достоверностью, куда, в какой ад необходимо сойти, чтобы обрести право и силу делать в искусстве подобное Параджанову. Но сколько же счастья и детского ликования в этих бесчисленных работах, точно творя их, Параджанов следовал слову, молитвенно услышанному в сердце своем преподобным Силуаном Афонским: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». О да, художник, как и святой подвижник, умом должен сойти в ад, погрузиться в темную бездну своей души, чтобы оттуда, из беспросветного мрака, победив страх и отчаяние, исполниться верой и творческим порывом воззвать о спасении к Богу...

Теперь они снова рядом, шамхал мирового кино и его самый великий воин. Они стоят на вершине и смотрят на несказанной красоты долину. Имя этой долине – Вечность.

Георгий Давиташвили
http://www.nukri.org/index.php?name=News&file=article&sid=375

1. Иосиф Параджанов, отец Сергея, был одним из самых богатых людей в дореволюционном Тбилиси. Свое состояние он нажил, занимаясь антиквариатом, а также не совсем пристойным бизнесом. Семья Параджановых -- Иосиф и Сиран -- содержали бордель под названием "Семейный уголок", девушек для которого поставляли прямо из Франции.

2. Когда Сергею не было и шести лет, его отца арестовали. После революции состояние Параджановых конфисковали, а бизнес Иосифа посчитали подсудным. Параджанов-старший частенко сиживал в тюрьме, не решаясь завязать с антикварным бизнесом.

3. Среднюю школу Сергей Параджанов закончил с двумя "пятерками" -- по естествознанию и рисованию. Технические предметы "тянули" на "тройку", и тем не менее Сергей решил поступать в Институт железнодорожного транспорта, где проучился ровно год. Иосиф Параджанов так и не смог простить сыну, что тот, не став антикваром, изменил семейной традиции. Но Сергей бросил железнодорожный институт и два года учился сразу в двух вузах -- в Тбилисской консерватории на вокальном факультете и в хореографическом училище. Понимая, что центр культуры находится в Москве, он перевелся в Московскую консерваторию, а затем поступил на режиссерский факультет ВГИКа (мастерская И.Савченко).

4. Именно во ВГИКе Сергей Параджанов встретил свою первую любовь, которая и стала его первой женой. Красавицу-татарку Нигяр он увидел случайно в парфюмерном отделе ЦУМа и сразу в нее влюбился. Через несколько месяцев они поженились. Родственники Нигяр, узнав о браке, по традициям своего народа потребовали у мужа огромный выкуп. Денег у Сергея не было. Тогда братья Нигяр решили, что она должна бросить нищего мужа. Та отказалась, и братья поступили с ней самым чудовищным образом -- бросили Нигяр под электричку. В 1955 году Сергей Параджанов, глубоко переживший личную трагедию, снял на Киностудии имени А. Довженко фильм "Андриеш" в память о первой жене.

5. Перебравшись на работу в Киев, Сергей Параджанов познакомился с потрясающей блондинкой Светланой Щербатюк, которая и стала его второй женой. У них родился сын Сурен, белокурый мальчик, которого отец просто обожал. Но семейное счастье Параджанова длилось недолго. Не вынеся весьма оригинального образа жизни мужа, Светлана, взяв с собой маленького Сурена, ушла от Сергея. Тем не менее спустя годы бывшие супруги поддерживали добрые отношения.

6. Говорят, Сергей Параджанов мог наповал сразить человека своими причудами. Например, котлеты на тарелке должны были быть разложены только определенным образом, чашку на стол тоже надо было ставить не как обычно. Свою фантазию мастер из нереальной жизни кино, рисунков переносил в реальную жизнь. Он мог приводить домой несколько дней подряд по 40 человек гостей. Рассказывают, что однажды он прокутил пару ночей в привокзальном ресторане, доставая деньги из женских колготок. Параджанов засыпал своих друзей шикарными подарками, правда, на другой день мог их забрать и подарить кому-то другому.

7. Как-то Параджанов подарил жене режиссера Леонида Осыки Светлане Князевой пятьдесят кружевных салфеток, ворох каких-то вещей и национальный грузинский костюм. И все приговаривал: "Эх, хороша ты, Светлана!" Бывало, Параджанов знакомил своего сына Сурена с якобы очередной мачехой, но место его жены так больше никто и не занял. Одно время говорили о его бурном романе с возлюбленной Владимира Маяковского Лилей Брик, который, впрочем, не имел продолжения.

8. Всемирная слава пришла к Сергею Параджанову в 1964 году, после фильма "Тени забытых предков". До этого ни один серьезный специалист не рассматривал Параджанова, как яркий талант. После триумфа у Сергея Иосифовича появилась масса почитателей и завистников.

9. В декабре 1973 года, когда Параджанов работал над фильмом "Чудо в Оденсе", его арестовали и приговорили к пяти годам лишения свободы, обвинив в гомосексуализме. Однажды в интервью некой датской газете Параджанов заявил, что его благосклонности добивались десятка два членов ЦК КПСС. Параджанов шутил, но в Кремле шуток не понимали, и была дана команда его посадить. Говорят, один из свидетелей по делу Параджанова после беседы со следователем перерезал себе вены.

10. Параджанов сидел в зоне под Винницей. Работал уборщиком в цехе. У него было больное сердце, мучал диабет, он харкал кровью, и ему сделали операцию на легком. Однажды на крышке от кефира он гвоздем выдавил портрет Пушкина. Спустя десять лет это "произведение" попало в руки режиссера Фредерико Феллини, который отлил по его образцу серебряную медаль. Отныне ею награждают за лучший фильм на фестивале в Римини. Своей поклоннице Лиле Брик (а было ей под 80 лет) к 8 Марта Параджанов послал букет из колючей проволоки и собственных носков. Правда, "цветы" пришлось в вазе обильно полить одеколоном "Мустанг".

11. Параджанова выпустили из тюрьмы за год до окончания срока. И то только благодаря стараниям Лили Брик, которая упросила французского писателя Луи Арагона замолвить слово за Параджанова перед самим Леонидом Брежневым.

12. Выйдя из тюрьмы, Параджанов, хотя ему не давали снимать, написал около 20 сценариев. Он часто навещал своего сына Сурена в Киеве. Мальчик учился в архитектурном институте и подфарцовывал. Из-за этого у него были постоянные стычки с отцом.

13. Совершенно сломленный бездействием, Серегей Параджанов приехал в Москву на премьеру спектакля Юрия Любимова "Владимир Высоцкий" в Театре на Таганке. Выйдя после спектакля на сцену, он разразился речью, в которой назвал советскую власть фашистской и признался, что якобы живет от продажи алмазов, которые ему посылает сам Папа Римский. Власти не могли этого спустить ему с рук и потребовали от грузинских властей разобраться. На Параджанова было заведено новое дело, он обвинялся в даче взятки. На самом деле он действительно подарил председателю приемной комиссии Тбилисского театрального института, куда хотел поступить его племянник, фамильное кольцо с бриллиантом. Дело закончилось пятью годами лишения свободы условно.

14. Рассказывают, что, впервые попав за границу, в Голландию, Параджанов накупил на барахолке кучу всевозможных вещей -- от картин до подсвечников. Все это "богатство", с трудом уместившееся в двух лифтах, он привез сначала в Москву, а затем намеревался отвезти в Тбилиси. Но, увозя свои вещи, прихватил некоторые дорогие раритеты у хозяев квартиры. Тогда стали поговаривать, что слава явно испортила Параджанова, который решил, что ему дозволено все.

15. Огромной трагедией для Параджанова стала смерть его сестры Анны. Он собственноручно сделал необыкновенно красивое убранство для гроба. А спустя несколько месяцев у самого Параджанова обнаружили рак легкого. В Москве, в "Пироговке", ему сделали операцию по удалению легкого, но состояние Сергея Иосифовича не улучшилось. 17 июля 1990 года он приехал в Ереван, где через три дня и скончался. Параджанова похоронили 25 июля в Пантеоне гениев армянского духа рядом с Арамом Хачатуряном.

16. По стопам Сергея Параджанова пошел только один из его родственников -- его племянник Георгий Хачатуров-Параджанов. Он снял короткометражный фильм "Все ушли...", который был отмечен тем самым медальоном Параджанова на фестивале в Римини.

17. К сожалению, в родном городе режиссера, Тбилиси, не осталось почти ничего, что бы напоминало о пребывании там Сергея Параджанова. Его дом был продан "новому русскому" за 5 тысяч долларов. А самая большая коллекция вещей, картин, графических работ и знаменитых шляп Мастера теперь находится в Доме-музее Сергея Параджанова в Ереване.

http://www.pseudology.org/people/Paradjanov.htm

«Армянин, родившийся в Грузии и сидевший в русской тюрьме за украинский национализм». Эта правдивая и горькая формулировка связана с именем выдающегося кинорежиссера 20-го века Сергея Параджанова, творчеству которого посвящен масштабный фестиваль в Лондоне и Бристоле (22 февраля-2 мая).

Самым свободным человеком в искусстве называл Сергея Параджанова его друг, легендарный режиссер Андрей Тарковский. И действительно, вряд ли среди его современников в Советском Союзе можно было найти более независимого человека, мыслящего парадоксально и вместе с тем поэтично. Человека, умеющего не только кино снимать, но и своими руками буквально из мусора создавать произведения изобразительного искусства. Его фантастические картины и коллажи собраны сейчас в музее в столице Армении - Ереване. Может быть, благодаря этой врожденной внутренней свободе мастер и мог проникнуться духом любой национальной культуры и воплотить ее на экране. Армянин по национальности, он учился в Москве, работал на Украине, в Армении, Грузии. Его фильм-легенда «Тени забытых предков» о светлой и трагической любви положила начало так называемому украинскому поэтическому, метафорическому кинематографу. А экранизацию турецкой сказки «Ашик-Кериб», стихотворное переложение которой сделал русский поэт-классик Михаил Лермонтов, буквально вырывали друг у друга Венецианский кинофестиваль и Кинопремия «Оскар». И не зря, убежден известный российский киновед Наум Клейман.

«Параджанов, можно сказать, транскавказский режиссер, потому что в его фильмах отразились и грузинские, и армянские, и азербайджанские мотивы, и иранские влияния, и очень интересные турецкие отзвуки, он - и замечательный художник украинского кино. Кроме того, он воспитанник московской киношколы. Он, конечно, явление интернациональное, понятное абсолютно в любом месте земного шара, как всякий крупный художник», - уверен Наум Клейман.

Недаром цвет мирового кинематографа - Годар, Трюффо, Феллини, Висконти подняли мощную кампанию протеста, когда Параджанова по обвинению в гомосексуализме в 70-е годы посадили в тюрьму. На самом деле власти Советского Союза не простили режиссеру открытой поддержки украинских интеллектуалов, выступающих против коммунистической идеологии. И после фильма «Цвет граната» в творчестве Параджанова наступил большой перерыв. Но эти годы понадобились зрителю для того, чтобы осознать, какой удивительный новаторский прорыв был сделан этим фильмом. Ведь по сути - это произведение видео-арта, о котором в те годы мало кто слышал. Впрочем, «Цвет граната», где в чередовании статичных, но удивительно изысканных картинок воспроизводились сюжеты из жизни великого армянского поэта Саят-Новы, - это еще и воплощение эстетики древних армянских миниатюр. «Он оказал огромное влияние на мировой кинематограф, соединив принципы современной культуры с фольклором», - говорит о Параджанове Наум Клейман.

«Параджанов вернул кинематографу композицию, сродни поэтической восточной импровизации, сродни армянским миниатюрам, которые, наоборот, были каноничны. Он обновил один из очень важных приемов искусства, которые есть во фресках, в народном искусстве. Именно благодаря ему армянское кино стало явлением общемировым», - сказал Наум Клейман.

Лондон и Бристоль смогут увидеть полную ретроспективу фильмов Параджанова, экспозицию из его Ереванского музея и многое другое, связанное с именем выдающегося мастера.

http://rus.ruvr.ru/2010/02/22/4742437.html

Близкие и знакомые называли его гением сумасбродных выходок. Сюрреалистический режиссер Сергей Иосифович Параджанов и за пределами киноплощадки легко отдавался своим фантазиям, вытворяя все, что взбредет в голову. «Папа римский мне посылает алмазы, а я их продаю и на эти деньги живу», – с ходу сочинял Параджанов, когда вдруг становилось грустно или скучно. Мгновение, и в голове его с бешеной скоростью начинали роиться фантазии, сюжеты, картины, причудливые краски, феерические костюмы… – словом, прорывалась лавина творческого сознания и захлестывала все вокруг.

Творчество для маэстро не являлось лишь составляющей жизни, какой-то её частью. Оно скорее было самим способом существования и познания мира. Да, именно так! С.И. Параджанов не был книгочеем, а любимой книгой называл «Мойдодыра», хранящегося в его библиотеке. Все остальное он постигал интуитивно, в своей работе.

Однажды его пригласили в качестве актера в один советский идеологический фильм, на роль не абы кого, а самого Карла Маркса. Впрочем, у будущего великого режиссера это предложения не вызвало бурю восторгов (его мечта была – сыграть Лермонтова). На съемочной площадке новоявленный отец марксизма – Параджанов – свыкаясь с обличьем, долго теребил знаменитую бороду. Со стороны от кого-то последовал недоуменный вопрос: «Что ты делаешь?» На что ироничный актер тут же ответил: «Как, что? Блох ловлю!»

Этими насекомыми в бороде Маркса и закончилась его карьера артиста. Не оценили юмор правительственные круги. Испугались. Вольнолюбивый Параджанов всегда вызывал у них приступы страха и трусливые конвульсии. Отчего так часто правительству хотелось упрятать его за решетку, чтоб поменьше говорил и потише себя вел, чтобы своей свободой не будоражил вокруг стоячее болото. И не раз им это удавалось.

Европа восхищалась творениями великого режиссера, а он тем временем отбывал свое заключение за решеткой ГУЛАГа. Сегодня это кажется абсурдным. Но нет ничего удивительного, ведь «мы рождены, чтобы Кафку сделать былью». И в СССР Кафку сделали былью, насадив повсюду страшный абсурд. Так, награжденный бесчисленными премиями режиссер С.И. Параджанов был на пятнадцать лет отстранен от кино и, обвиненный в «мужеложестве», пять из них отсидел в тюрьме, пока Франсуа Трюффо, Жан-Люк Годар, Федерико Феллини, Лукино Висконти, Роберто Росселлини и Микеланджело Антониони не потребовали его освобождения.

А виноват он был только в одном – в собственной свободе. Он чувствовал себя свободным, несмотря ни на что, и возводил эту внутреннюю свободу в абсолют. Свобода открывала новые горизонты в творчестве и уничтожала страх сделать что-то неправильно. Для С.И. Параджанова попросту не существовало канонов, норм, принципов: «Ну и что из того, что мусульмане носят одну серьгу, а я повешу вторую и возьму шестнадцать международных премий за красоту». И брал! Не только премии, но и людские сердца с ходу, без осады и длительного штурма. Вспомнить хотя бы его очаровательных Ивана и Маричку («Тени забытых предков», 1965). Разве эта трогательная история любви и безраздельное царство поэзии может кого-то оставить равнодушным?

Ой, тебя, Маричка, забыть я не могу,
Ой, не быть нам парою, пока я не умру.

А какая бескрайняя свобода и обжигающая эротика в его «Цвете граната»! «Как защитить мои восковые замки любви от испепеляющего жара твоего пламени?» – голос за кадром, а в кадре кружевная ленточка струится по морской раковине-витушке… Впрочем, будет кощунством описывать фильмы Сергея Параджанова.

Они созданы единственно для того, чтобы их чувствовали. Как царство беспредельно свободного гения, создавшего свой мир вопреки существующему.

http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-26981/

О Параджанове говорят все — от Майи Плисецкой до следователя Макашова, который и после смерти режиссёра считал: «Такого человека надо изолировать от общества».

«Коллаж на фоне автопортрета» с подзаголовком «Жизнь — игра» — плод многолетнего труда Коры Церетели, редактора, друга и, как говаривали в старину, соратника Сергея Параджанова, режиссёра, который уже не нуждается в представлении: когда-то гонимый, он давным-давно вошёл в пантеон мировой классики.

Однако книга Коры Церетели не является очередным академическим панегириком «величайшему из величайших». Это скорее продолжение игры, которую ещё при жизни затеял сам Параджанов.

След в след
…Интересно, что сама личность Коры Давидовны — первой красавицы Грузии, умницы и аристократки — вполне вписывается в параджановский эстетический «кодекс».

Невозможно представить себе, чтобы он выбрал себе другого редактора — какую-нибудь там зануду в очках, Эккермана в юбке, записывающего за ним каждый вздох и каждый шаг.

Параджанов — кстати, и сам красавец в молодости — был маниакальным эстетом, в его окружении должны были быть красивые люди, вещи, пейзажи, дома.

Жизнь — несмотря на советскую скудость быта — должна была, по его замыслу, кипеть и пениться, расцветать и поражать воображение…

Приверженность Параджанова Красоте — будь то старинная персидская шаль или, как в нашем случае, благородная стать его «редакторши» — была чуть ли не главным смыслом жизни, его бытования.

Причём это «бытование» — роскошные хеппенинги, искусно накрытые столы, подарки, драгоценности (часто фальшивые) — тут же превращалось в искусство, в визуальную среду фильмов. Отмеченных такой головокружительной изобразительной щедростью и изощрённостью, что не снилась порой столпам европейской культуры — от Висконти до Гринуэя.

Иранский alter ego Параджанова, великий режиссёр Мохсен Махмалбаф, до сих восхищается именно предметным миром картин Параджанова, и в особенности тем, что создана эта красота из ничего, порой из случайно подвернувшегося старья.

Когда я посетовала, увидев у Коры дома кусок итальянского расшитого стразами шёлка, что, дескать, как жаль, что Сергей умер так рано, не вкусив сегодняшнего изобилия, она лишь пожала плечами.

Мол, Сергею — Серёже, как любовно называет она Параджанова, — хватало и тех обрывков, чтобы создать из них царское великолепие.

Вещи, как заколдованные, так и шли к нему в руки, стекаясь со всех концов света. Однако и этого ему было мало, многим из них он придумывал биографию сам: про сшитый тбилисской соседкой халат он говорил, что тот «касался тела Надир-шаха», простые стекляшки объявлял редким изумрудами… И так далее и тому подобное.

Эдакий вечный карнавал, где Параджанов был и вдохновителем, и церемониймейстером, и участником, и клоуном…

Дело Параджанова
Книга Коры Церетели построена тоже как карнавал: стихия игры чувствуется даже в макете, в том, как книга сделана и как построена. Кстати, художественное оформление принадлежит тоже ей, отражая двойную природу личности и судьбы Параджанова: трагическую и карнавальную.

Собственно, это рассказы современников и свидетелей, близко знавших Параджанова и едва с ним знакомых, знаменитых и никому не известных. От Майи Плисецкой до следователя Макашова, который и после смерти Параджанова утверждал, что «такого человека надо изолировать от общества».

Кстати, это одно из самых сильных мест книги: читая интервью Аллы Боссарт с этим самым Макашовым, начинаешь понимать, что мы живём в обществе, где интеллигенция никогда не найдёт взаимопонимания ни с властью, ни с так называемым народом.

Особенно странно, что товарищ Макашов, расследовавший «дело Параджанова», осмеливается судить о его фильмах: решительно и строго, на манер тогдашних чиновников от Госкино.

И вот ещё что. В предисловии к книге Кора Церетели, предупреждая об опасности «оглупления» личности Параджанова, пишет о том, что его самоирония, его природный талант рассказчика, где чрезвычайно важны обертона, в грубом пересказе приобретают черты обыденного комикования. Прибавляя, что его «корабль», продолжая своё плавание по странам и континентам уже без самого «капитана», всё больше и больше обрастает рыбами-прилипалами.

Ракушками и водорослями назойливых новых мифов и вариаций на тему, где от истинного облика Параджанова остаётся лишь наносное, поверхностное…

Книга Коры — одна из немногих, что может прояснить смысл и значение этой грандиозной фигуры. И не только потому, что написана живым свидетелем параджановского карнавала, но и потому, что свидетели, как известно, тоже бывают разными.

На мемуары другой Коры, вдовы Ландау, видевшей своего мужа исключительно с точки зрения донжуана и сексуального экспериментатора (как будто он исчерпывался этим!), «Коллаж на фоне автопортрета» абсолютно не похож.

Как говорит сама Кора, что бы она ни делала, Сергей как будто направляет её, подсказывает ей, как поступить. Когда в 2001 году под её редакцией наконец вышла «Исповедь» — сборник параджановских новелл, сценариев, писем из зоны, — он как будто помогал ей пройти через ад долгих и нудных переговоров, через издательские препоны и рогатки.

Возможно, и в эту книгу — «лоскутное одеяло», коллаж, как сама Кора её называет, — Сергей тоже «вмешался», помогая довести дело до конца, найти издателя, сохранить неповторимый её стиль.

Диляра Тасбулатова, вторник, 18 января 2011 года, 09.00
http://www.chaskor.ru/article....ti_3499